ПРИНЦИПАТ В АНТИЧНОЙ ИСТОРИОГРАФИИ

⇐ ПредыдущаяСтр 19 из 32Следующая ⇒

До нас не дошло целиком ни одно историческое произведение времен Августа, в котором говорилось бы о последних веках республики и о переходе к принципату. На основании сведений, имеющихся в нашем распоряжении, мы можем лишь сказать, что в историографии того времени были сильны публицистические тенденции и наряду с официальной историографией существовала историография оппозиционная, восхвалявшая последних республиканцев. Но дошедшие до нас отрывки из этих произведений настолько незначительны, что не могут пролить свет на историю эпохи Августа.

Близкой по времени и по тенденции к «Res gestae» является «Сокращенная история» Веллея Патеркула. Это единственный источник, где проведен такой же официальный взгляд, как и у самого Августа. После рассказа о возвращении Августа Веллей Патеркул характеризует положение государства таким образом: «Окончились гражданские войны, продолжавшиеся 20 лет, прекращены войны внешние, возвращен мир, повсюду исчез страх битв, восстановлена сила законов, авторитет суда, величие сената, власть магистратов приобрела прежнее значение... была возвращена первоначальная и старинная форма государства. Снова обрабатываются поля, почитаются святыни, к людям вернулось спокойствие, каждый владеет своим имуществом»65.

Многие выражения Веллея Патеркула повторяют «Res gestae».

Как приходилось уже говорить в другой связи, Веллей Патеркул иногда повторял дословно свои источники. Таким образом, в качестве дополнения к «Res gestae» как официальному документу мы имеем официозный источник, автор которого вышел из военных, был близок ко двору Тиберия, разделял официальную идеологию и трактовал деятельность Августа как восстановление древней формы римского государства. Из фактических сведений, приводимых Веллеем, особенное значение имеют данные о войнах. Они важны как свидетельство современника и участника походов.

Из последующих писателей, произведения которых сохранились до наших дней, Августа часто упоминает Сенека Младший (философ). Сенека не историк и не юрист, он принимал участие в политической жизни своего времени, был близок ко [с. 331] двору, а в конце жизни к оппозиционным кругам римской аристократии, но это сравнительно мало отражено в его произведениях. В них он моралист и философ в первую очередь. Деятельность Августа интересует его с точки зрения морали. Сенека приводит немало примеров из его деятельности, для того чтобы иллюстрировать то или иное положение своих морализующих рассуждений. Август для Сенеки прежде всего «добрый принцепс» — «princeps bonus», сдерживающий свой гнев, проявляющий великодушие и пр.

Самое понятие «princeps» приобретает у Сенеки иное значение, чем во времена Августа. Сенека употребляет его как синоним слову «rex»: «Principes regesque et quocumque alio nomine sunt tutores status publici»66.

Цари и принцепсы (reges и principes) различаются только по названию. Задача их — быть «опекунами» государства. Император (цезарь) как бы слился с государством, вошел в него: «Olim enim ita se induit rei publicae Caesar ut seduci alterum non posset sine utriusque pernicie»67.

Остатки республиканского строя, сохранившиеся при Августе, постепенно стирались при его преемниках, но исторические произведения писались главным образом представителями сенаторской оппозиции, для которой были характерны идеализация республики и преклонение перед последними республиканскими героями. Соответствующим образом рисовалась и деятельность Августа. Наиболее ярко это направление представлено в историографии Корнелием Тацитом, этим последним представителем «патрицианского образа мыслей», как называл его Энгельс68. Тацит писал в начале II в., и его исторический труд «Анналы» посвящен истории преемников Августа до конца правления Нерона. Второе произведение, написанное ранее «Анналов», — «Истории» — касается событий 68—70 гг. Таким образом, у Тацита мы не находим специальной главы, посвященной самому Августу, но основатель принципата им неоднократно упоминается.

По происхождению Тацит не принадлежал к аристократии, но ему лучше, чем кому-либо другому, удалось отразить мировоззрение вымирающей римской аристократии. Прошло более ста лет с того времени, как пала республика, но тема эта осталась живой. Переход к монархии для Тацита — это не только [с. 332] изменение в области политических отношений, это изменение всего уклада жизни. С падением республики исчезают старинные доблести, вымирают и истинные представители римского духа. Идеал Тацита лежит в прошлом. Законы двенадцати таблиц были для него последним выражением справедливого права; почти все постановления, которые принимались после этого, являлись результатом несогласия сословий, проводились силой и преследовали несправедливые цели. Государство клонилось к упадку, происходили гражданские войны. Только Августу удалось установить мир, но мир этот достался римлянам ценой потери свободы69. Тацит не сомневался в том, что порядок, установленный Августом, был единодержавием. «После Акциума, — говорит он, — дело мира потребовало, чтобы вся власть была передана одному лицу»70. Но каким образом Август достиг этого? У Тацита не исключается возможность иррационального объяснения этого успеха: «Счастье, — говорит он, — постоянно помогало Августу в делах государственных»71. Но вместе с тем Тацит приводит и целый ряд исторических условий, содействовавших успеху политики Августа. Он привлек войско на свою сторону подарками, народ — раздачей хлеба, а всех — сладостью мира. Наиболее пылкие республиканцы погибли в боях, а представители сенаторской знати предпочитали пользоваться подарками или раболепствовать, нежели бороться за возвращение к прошлому. Провинции же, по мнению Тацита, определенно выиграли при новом режиме. Постепенно Август сосредоточивал в своих руках полномочия, принадлежавшие сенату и магистратам. Никто ему не оказывал, да и не мог оказывать сопротивления72.

Оценка Августа у Тацита противоречива. Он передает различные мнения, которые высказывались во времена похорон Августа, и тем самым раскрывает нам свои колебания. Одни находили, что Август вынужден был начать гражданскую войну, чтобы мстить за отца, и должен был вернуть порядок государству. Они указывали, что по отношению к гражданам он руководился правом, к союзникам — умеренностью; он дал государству устройство не с царской властью, не с диктатурой, а с титулом принцепса. Он продвинул и обеспечил от нападений границы римского государства, Рим при нем был украшен великолепными зданиями. Лишь в немногих случаях применялось насилие для общего блага и спокойствия73. [с. 333] Другие же говорили, что месть за отца и забота о государстве были лишь предлогами. Август стремился к захвату власти и достиг этого ценой жестокости и коварства. Его обвиняли в смерти Гирция и Пансы, в организации проскрипций, в обмане своих коллег по триумвирату. Августу ставили в вину, что «он не оставил ничего для почестей богов, желая, чтобы его почитали храмами и божественными изображениями»74. Август действительно установил мир, но это был мир кровавый. К теме о замирении Тацит возвращается неоднократно, и сам он, видимо, склонен был судить так, как те противники Августа, о которых он говорил. Несомненной иронией звучит его суждение о результатах деятельности Августа в разговоре об ораторах, когда «продолжительное спокойствие, непрерывное бездействие народа, постоянная тишина в сенате и всего более строгие порядки умиротворяли и самое красноречие, как и все остальное»75. Pacauerat, производное от pax, лозунга эпохи Августа, употреблено здесь с оттенком иронии.

Вопрос об организации власти Августом Тацита интересует мало. Он говорит, что Август сделал себя консулом и старался показать, что он довольствуется правами трибуна. В другом месте Тацит также подчеркивает значение трибунской власти. «Это название (tribunicia potestas) Август придумал для того, чтобы не принимать титула царя и тем не менее каким-либо наименованием превосходить всякую другую власть»76. Таким образом, титулы Августа лишь формальность, прикрывающая его единодержавие.

В суждениях Тацита есть доля истины, но вместе с тем они возникли под влиянием тех отношений, которые сложились в эпоху Тацита, когда титулатура времен Августа сохранялась, но потеряла уже всякое значение.

Политический строй, созданный Августом, у его преемников превращается в тиранию, произвол, беззаконие. Тацит отрицательно относится ко всем представителям династии Юлиев-Клавдиев, и это отношение распространяется в известной степени и на Августа, родоначальника династии. Лишь императорам династии Антонинов — Нерве и Траяну удалось соединить свободу и принципат.

Тацит вскрывает тайну императорской власти (arcana imperii): она базируется на войске. Это стало особенно ясно после смерти Нерона, когда, опираясь на войско, можно было сделаться императором не только в Риме, но и в другом месте77.

[с. 334] Это важное наблюдение вошло в историографию и сохраняет свое значение до наших дней. Значение Тацита заключается в том, что он передал взгляды на Августа определенной части римского общества. Наконец, им было указано, что политику Августа нельзя отрывать от политики его преемников.

Младший современник Тацита — Светоний в биографии Августа приводит немало любопытных сведений. Светоний (бывший секретарь императора Адриана) использовал большое количество источников, но отнесся к ним некритически, ценность его данных в биографии Августа неодинакова. В оценке личности Августа Светоний непоследователен. До победы над своими противниками Август у Светония выступает как человек кровожадный, алчный, вероломный, неискренний и развратный. После же захвата власти — это правитель щедрый, справедливый и милостивый, человек скромный и постоянный. Эта непоследовательность Светония объясняется, вероятно, теми документами, которыми он располагал; документы, относящиеся к периоду до 27 г., исходили из лагеря аристократии, от противников Августа, а источники, относящиеся к последующим временам, были близки к официальным и официозным документам. Недаром у Светония мы находим немало выражений, общих с «Res gestae diui Augusti»78.

В то время как Тацит важен для нас своими выводами и наблюдениями, характеристиками общественных настроений, Светоний ценен фактическими данными, при использовании которых следует учитывать, что наряду с источниками документальными и достоверными Светоний пользовался слухами и анекдотами, распространенными и до его дней в придворной среде. Но в передаче использованных им первоисточников Светоний точен, и его биография Августа является, несомненно, одним из наших главных источников.

Но основным источником по истории принципата Августа является «Римская история» Диона Кассия. Грек по происхождению, Дион Кассий принадлежал к тому слою сенаторской знати, который появился во времена Антонинов, когда стало широко практиковаться включение в состав сената уроженцев эллинизированных городов Востока. Отец Диона был сенатором и управлял провинцией, сам Дион Кассий родился в Никее, получил риторское образование, достиг сенаторского звания, близко стоял ко двору Александра Севера, был консулом и управлял провинциями. В его истории содержатся [с. 335] наиболее подробные сведения об интересующем нас времени. Это касается и внутреннего положения империи и событий внешней истории. У Диона Кассия мы находим «историю власти Августа»: он отмечает, когда ему присвоены были те или иные полномочия.

Вопрос о достоверности сведений Диона Кассия является одним из спорных в современной историографии. Трудно решить вопрос об его источниках. Вероятно, он имел в своем распоряжении недошедшие до нас книги Тита Ливия, но изложение последнего обрывалось на 9 г. до н. э., и, судя по сохранившимся эпитомам, Тит Ливий уделял главное внимание внешнеполитической истории; можно назвать других авторов (Ауфидия Басса, Кремуция Корда, греческого историка Тимогена), но поскольку нам известна в лучшем случае лишь тенденция их произведений, мы не можем сделать заключение, которое, основываясь на анализе первоисточника Диона, касалось бы достоверности тех или иных частей его «Истории»79. Несомненно, что Дион Кассий обращался иногда и к документальным материалам. Так, он использовал, видимо, извлечения из сенатских постановлений, касающихся наделения Августа различными полномочиями80. Давали ему материал и разные риторические сборники, откуда он если и не брал целиком речи тех или иных исторических деятелей, то пользовался ими как материалами.

У Диона Кассия в его суждениях о принципате Августа вопрос о падении республики и утверждении монархии также играет большую роль.

В оценке Августа Дион Кассий исходит из политической теории, которая господствовала во времена Александра Севера среди сенаторской аристократии. Идеалом автора является такой политический порядок, при котором по милости императора сенат и его члены занимают в государстве почетное положение. Дион Кассий характеризует политический строй, установленный Августом как единодержавие, при котором члены сената пользовались влиянием. По Диону, единовластие Августа не является, как у Тацита, результатом узурпации, а имеет известные основания (передача Августу сенатом власти над государством на определенные сроки). Наиболее полно выражены взгляды Диона Кассия в 52-й книге, где приводится беседа Агриппы, Мецената и Октавиана. Дион Кассий отразил здесь противоречия между монархией и [с. 336] демократией, под которой Дион разумеет республиканское устройство. В речи, приводимой Дионом, Агриппа советует Октавиану восстановить республику. Меценат же предлагает установить монархический образ правления. Можно считать доказанным, что речь Мецената отражает взгляды самого Диона Кассия. В ней встречается немало анахронизмов, имеются черты, свойственные скорее времени Антонинов, чем эпохе Августа (например, система алиментаций, отношение к посольствам городов, организация войск и т. д.)81. Речи Мецената и Агриппы нельзя брать изолированно от всего текста Диона. Автор не только рассказывает историю Августа, он рассуждает о ней. Та же тема, которая развивается в речи Мецената, затрагивается в приводимом в другом месте разговоре между Ливией и Августом, а также и в других речах и рассуждениях самого Диона. Порядок, установленный Августом, является для него до известной степени образцом; в связи с этим и строится история Августа. Дион Кассий находился под влиянием греческих и эллинистических теорий, не только ранних, относящихся к IV в., но и близких к его времени; оказал на него влияние и его родственник Дион Хрисостом. Следует добавить к этому неточность и неясность многих выражений Диона Кассия. Такой неясностью отличаются сведения о полномочиях, полученных Августом в январе 27 г. Сообщив о том, что Октавиан отказался от власти, Дион Кассий говорит о впечатлении, которое произвел этот отказ на сенаторов. Они убеждают Октавиана взять на себя власть, и тот после долгих уговоров соглашается на это. Об этом сказано так: β ο υ λ η θ ὲ ι ς δ ὲ δ ὴ κ α ὶ ὣ ς δ η μ ο τ ι κ ό ς τ ι ς ε ἶ ν α ι δ ό ξ α ι, τ ὴ ν μ ὲ ν φ ρ ο ν τ ί δ α τ ή ν τ ε π ρ ο σ τ α σ ί α ν τ ῶ ν κ ο ι ν ῶ ν π ᾶ σ α ν ὡ ς κ α ὶ ἐ π ι μ ε λ ε ί α ς τ ι ν ὸ ς δ ε ο μ έ ν ω ν ὑ π ε δ έ ξ α τ ο («Поскольку он хотел казаться человеком демократическим, близким к народу, он взял на себя заботу и наблюдение над всеми делами»)82. Далее говорится, что власть над провинциями он разделил с сенатом. Важное значение приобретает выражение φ ρ ο ν τ ὶ ς κ α ὶ [с. 337] π ρ ο σ τ α σ ί α τ ῶ ν κ ο ι ν ῶ ν π ᾶ σ α. Для решения вопроса о характере полномочий Августа необходимо установить, являются ли эти слова дословным переводом определенной формулы римского публичного права или же заимствованы из словаря позднегреческих политических теорий. Подобная же неопределенность наблюдается и в других тождественных случаях.

Композиция труда Диона Кассия является, несомненно, сложной. Он пользуется анналистическим приемом расположения материала (по годам), но пытается объединить его систематическим изложением. В результате хронология его не всегда надежна.

Бльшим преимуществом его труда является то, что он передает сенатские постановления; но Дион Кассий не учитывал, что иногда эти постановления не утверждались, отменялись, ограничивались. Нет уверенности, что он излагал эти постановления всегда точно и удачно находил греческие выражения для соответствующих латинских терминов. Наконец, изложение Диона, не всегда ясное и точное, представляет собой конструкцию, подтверждающую его философско-политический тезис. К такого рода конструкциям относятся, видимо, сообщения, касающиеся политического положения Августа в 29 и 27 гг. Нет оснований поэтому смотреть на труд Диона Кассия, как на своего рода подлинный политический документ83, хотя в целом он является надежным источником.

Ряд данных содержится у историков-компиляторов императорского времени: Юстина, Флора, Евтропия, Аврелия Виктора. Наибольший интерес представляет произведение Юстина, давшего сокращение исторического произведения галльского уроженца Помпея Трога, который писал во времена Августа и который отрицательно относился к установленному римлянами господству над миром. Менее интересны другие писатели84. Отметим, что личность Августа привлекла внимание Юлиана Отступника, давшего ему яркую характеристику, в которой Август называется хамелеоном.

Не будем останавливаться на отношении к Августу христианских писателей кнца античного мира и эпохи средних веков. В центре всякого рода легенд, которые создавались вокруг имени Августа, лежало предание, что в правление Августа родился основатель христианской религии85. Легенды, созданные в эпоху раннего христианства и в средние века, больше относятся к средневековому эпосу, чем к римской истории.

ПРИМЕЧАНИЯ

1. Suet., Aug., 101..

2. Cass. Dio-Xiphil., 56, 33..

3. «Comptes rendus de l’Acad. des inscr. et belles-lettres», 1928, p. 283..

4. «Explorations arché ologiques de la Galatie et de la Bithynie», Paris, 1872, I; 1872, II, p. 25..

5. История археологических открытий, касающихся RgdA, см. J. Gagé, Res gestae divi Augusti, Paris 1935, p. 4; H. Volkmann, Res gestae divi Augusti, «Jahresbericht ü ber die Fortschritte der klassischen Altertumswissenschaften», hrsg. v. Bursian, B. 279 u. 280, S. 4 ff..

6. J. Gagé, Res gestae divi Augusti ex monumentis Ancyrano et Antiocheno latinis, Ancyrano et Apolloniensi graecis, Paris 1935. Более поздние издания: C. Barini, Res gestae divi Augusti et Monumentis Ancyrano, Antiocheno, Apolloniensi, Roma 1937; E. Malcovati, Res gestae divi Augusti. Testo traduzione e commente, Roma 1937. Мы даем текст по изданию Гаже. Части, дошедшие в надписях и восстановленные, обозначаются лишь в тех случаях, когда это требуется контекстом..

7. Близок к такому взгляду Моммзен в своих комментариях «Res gestae»..

8. Willamowitz-Mö llendorf, Res gestae divi Augusti, «Hermes», 1886, S. 620 ff..

9. E. Kornemann, Mausoleum und Tatenbericht des Augustus, Berl.—Lpz. 1921; Monumentum Ancyranum, PWRE, XVI, X, 211—231. Эту теорию с известными ограничениями принимают Вилькен и Гаже (U. Wilcken, Zur Entstehung des Mon. Ancyr., «Hermes», 1903, 38, S. 618; Zur Genesis der Res gestae divi Augusti, «Sitzungsber. der Preuss. Akad. d. Wiss»., Berlin 1932, S. 225—246; R. Laqueur, Komposition und Entstehung der Res gestae divi Augusti, «Vergangenheit und Gegenwart», XXIII, 1933, S. 388 ff.; H. Dessau, Geschichte der rö mischen Kaiserzeit, I, 1924, S. 479 ff.; J. Gagé, RgdA, p. 21; обзор других работ, развивающих подобные взгляды, см. Volkmann, RgdA, S. 64..

10. Ibid, S. 65 ff.; Gagé, RgdA, p. 21; Premerstein, Gliederung und Aufstellung des Res gestae divi Augusti in Rom und in Pisid-Antioch., «Klio», 1932, XXV, p. 197 ff.; Vom Werden und Wesen des Prinz., Mü nch. 1937; W. Weber, Princeps, Berlin 1935.

11. Nissen, Italische Landeskunde, I, 1883, S. 31; E. Bormann, Bemerkungen zum schriftlichen Nachlass des Kaiser Augustus, Progr., Marb. 1884; Besnier, «Mé langes Cagnat», 1912, p. 119..

12. Th. Mommsen, Hist. Zeitschr., 1887, 57, S. 385 ff. (Ges. Schr., IV, 1906, S. 274).

13. Wö fflin, Epigr. Beiträ ge, I, «Sitzungsberichte der bayer. Akademie der Wiss.», Mü nch., S. 253 ff..

14. O. Hirschfeld, Wiener Studien, 1881, S. 252..

15. E. Staedler, Ü ber Rechtsnatur und Rechtsinhalt der Augustischen Res gestae, «Z. Sav. St. Rom.», Abt. 61, 1941, S. 77 ff..

16. U. Wilcken, Zur Genesis der Res gestae. «Sitzungsber.», 56, Berl. Ad. 1932; A. Fridrichsen, Peristatenkatalog und Res gestae, Symb. Osloen., VIII, 1929, S. 78; J. Gagé, RgdA, p. 32, 33..

17. Willamowitz-Mö llendorf, «Hermes», 1886, S. 673; W. Weber, Princeps, 1935..

18. E. Kornemann, Mausoleum, S. 90; PWRE, XVI, 1..

19. Gagé, RgdA, p. 29. Надпись Дуилия (CIL, I, 22, 25): «rem naubeos marid consol primos c[eset copiasque c]lasesque nauales primos ornavet... [primos qu]oque naualed praedad poplom [donauit primosque]. Cartacinie[ns]is [ince]nuos duxit in triumpod...». Из надписи Попилия (CIL, I, 22, 638): «primus feci ut de agro poplico aratoribus cederent pastores». Ср. RgdA, c. 16; «id primus et solus omnium qui deduxerunt colonias militum in Italia aut in prouincias». Нельзя поэтому сводить выражение «id primus et solus omnium» к надписи Нексума из Эфиопии: Ditt. Or. gr., I, 199: π ά ν τ α δ ὲ τ α ῦ τ α τ ὰ ἔ θ ν η π ρ ῶ τ ο ς κ α ὶ μ ό ν ο ς β α σ ι λ έ ω ν τ ῶ ν π ρ ὸ ἐ μ ο ῦ ὑ π έ τ α ξ α. Совпадение это не может иметь значения..

20. RgdA, c. 20: «Capitolium et Pompeium theatrum utrumque opus impensa grandi refeci sine ulla inscriptione nominis mei»..

21. RgdA, c. 1..

22. RgdA, c. 26..

23. Ibid..

24. Cass. Dio, 51, 19..

25. RgdA, c. 24..

26. RgdA, c. 25..

27. RgdA, c. 10..

28. RgdA, c. 25..

29. RgdA, c. 27..

30. Обзор новых взглядов на стиль RgdA см. Volkmann, RgdA, S. 55..

31. Suet., Aug., 86..

32. RgdA, c. 27..

33. Cic., Phil., III, 2, 3..

34. Ibid., 2, 5..

35. Kaerst, Scipio Aemilianus, die Stoa und der Prinzipat, «Neue Jahrb. f. Wiss. und Jugendbildung, 1929, V, S. 653..

36. RgdA, c. 1..

37. Caes., B. C., I, 22..

38. Cic., Phil., I, 6, 13..

39. «Римское частное право», под ред. И. Б. Новицкого и И. С. Перетерского, М., 1948, стр. 212.

40. См. табл. IV, 11. Mattingly, Coins, I, p. 112, n. 69..

41. RgdA, c. 1. Так восстанавливаются недостающие части большинством исследователей и это соответствует греческому тексту: Π ε ρ ὶ τ ὰ δ η μ ό σ ι α π ρ ά γ μ α τ α μ ή τ ι β λ α β ῆ ι..

42. Cic., De imp. Cn. Pompeii, 15, 44..

43. RgdA, c. 34..

44. CIL, VI, 1527, I, 25..

45. Fasti Praen., J. Gagé, RgdA, p. 144..

46. RgdA, c. 34..

47. CIL, VI, 876; IX, 5811..

48. J. Gagé, RgdA, p. 37..

49. RgdA, c. 34..

50. RgdA, c. 5..

51. RgdA, c. 6..

52. RgdA, c. 34..

53. RgdA, c. 30, 32..

54. Reitzenstein, «Nachr. von d. Kö nigl. Gesell, d. Wiss. v. Gö tt., Phil.-Hist. Kl.», 1916; «Hermes», 1924..

55. Характеристики их см. J. Gagé, RgdA, p. 101..

56. Menwese, De rerum gestarum divi Augusti vers. graeca, Dresd. Amst. 1920, «Mnemos», 1926, 54, S. 224..

57. Обзор дискуссии см. U. Schanz, Gesch. d. rö m. Literatur, II, S. 15; J. Gagé, RgdA, p. 12; Volkmann, RgdA, S. 54 ff..

58. Markowski, De Galliis Hispaniis Germania in indice rerum Gestarum g. d. A. laudatis, «Eos», 34, 1932—1933, p. 424..

59. RgdA, c. 7..

60. W. Weber, Princeps, Stutt. 1936..

61. R. Syme, Rom. Rev., p. 523..

62. Е. М. Придик, Римские монеты, СПб., 1908. Важные данные содержатся в статье А. Н. Зографа «Распространение находок античных монет на Кавказе». Гос. Эрмитаж. Труды отдела нумизматики, т. I, Л., 1945, стр. 29 и сл.; Е. А. Пахомов, Монетные клады Азербайджана и других республик, краев и областей Кавказа, т. III, Баку, 1940. Перечень монет эпохи Августа с введением, касающимся различных нумизматических вопросов, дается в издании H. Mattingly, Coins of the Roman Empire in the British Museum, I, 1923; специальные монографии по нумизматике времен Августа: J. Newby, A numismatic commentary on the Res gestae of Augustus, Jowa, 1938; M. Grant, From imperium to auctoritas, Cambr. 1946 (в обеих книгах библиографические указания)..

63. Перевод, комм. см. Н. А. Машкин, Эдикты Августа из Киренаики, ВДИ, 1938, № 3..

64. До начала XX в. наиболее подробно представлены у Гардтгаузена (Gardthausen, Augustus u. s. Zeit, II)..

65. Vell. Pat., II, 89..

66. Sen., De clem., I, 4..

67. Ibid., I, 4, 3..

68. К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. XV, стр. 606. О Таците см. И. М. Гревс, Тацит, М.—Л., 1946; там же библиография. Специальная литература: H. Wilrich, Augustus bei Tacitus, «Hermes», 1927, S. 54 ff.; M. Lenchantin, Augusto e Tacito, «Rivista di filologia e d’istoria classica», 1938, p. 337 sq..

69. Tac., Ann., I, 10, 28..

70. Tac., Hist., I, 1..

71. Tac., Ann., III, 24. Vt ualida diuo Augusto in rem publicam fortuna....

72. Ibid., I, 2..

73. Ibid., I, 9..

74. Tac., Ann., I, 10..

75. Tac., De or., 38: ...ipsam quoque eloquentiam, sicut omnia, alia, pacauerat..

76. Tac., Ann., III, 56..

77. Ibid., 1, 4..

78. Указания на совпадения отдельных мест из Светония и RgdA см. J. Gagé, RgdA, p. 39; Вехов, Об источниках Светония в биографии XII цезарей, Варшава, 1888; M. A. Levi, Dopo Azio — Appunti sulle fonti Augustei, «Rivista di filologia classica», 1937, p. 1..

79. Об источниках Диона Кассия см. Schwarz, Cassius Dio, PWRE, v. F. A. Marx, «Klio», XXVI, 1933, S. 323; XXIX, 1936, S. 94..

80. H. A. Andersen, Cassius Dio und die Begrü ndung des Principates, B. 1938..

81. См. P. Meyer, Maecenatis orationis a Dione ficta, Berl. 1891. В последнее время с защитой подлинности речи Мецената или, вернее, близости ее к подлинной речи выступил Хаммонд (M. Hammond, The significance of the Speech of Maecenas in Dio, 1932, p. 63, 88). Подлинность речи защищал В. С. Сергеев («Очерки по истории древнего Рима», т. II, стр. 16). Однако доводы в защиту подлинности нельзя считать основательными. Анахронизмы в речи Мецената настолько определенны, что вряд ли можно сомневаться в том, что вся речь Мецената — свободная конструкция, отражающая взгляды самого Диона. Г. Д. Златковская («Идеология сенаторской знати эпохи Северов», рукопись) доказала это, сопоставляя Диона Кассия с биографией Александра Севера из цикла «Scriptores Historiae Augustae»..

82. Cass. Dio, 53, 12..

83. Так поступает, например, Премерштейн (A. Premerstein, Vom Werden und Wesen des Prinzipats)..

84. К. К. Зельин. Основные черты исторической концепции Помпея Трога, ВДИ, 1948, № 4, стр. 208 сл..

85. Эти легенды собраны у L. Homo, Auguste, Paris, 1935..

⇐ Предыдущая 14 15 16 17 181920 21 22 23 Следующая ⇒