Теоретические подходы к исследованию политической культуры

⇐ ПредыдущаяСтр 24 из 46Следующая ⇒

Интерес к политической культуре обусловлен не только теоретическими поисками. Одной из причин резко усилившегося интереса к политической культуре стали собственно политические проблемы, возникавшие на протяжении всего XX в.

Можно выделить 3 периода наибольшего интереса к политической культуре: 20 — 30 гг., когда ведущей была тема достижения социальной стабильности; 60-е гг., поставившие в повестку дня реформу политической системы в соответствии с произошедшей социальной перестройкой; конец 80-х гг. — начало 90-х — распад СССР и «бархатные революции» в Восточной и Центральной Европе.

Первый этап развития концепции политической культуры связан с поиском путей предотвращения социальных катаклизмов и стабильного и бесконфликтного развития. Исследование политических систем не давало нужных результатов, и политологи обратились к исследованию психологических и социологических аспектов политического поведения. Одним из первых по этому пути пошел американский ученый Ч. Мерриам. В 1928 - 1938 гг. он провел серию сравнительных исследований политической культуры и социализации в различных странах под общим названием «Формирование граждан».

Вторая волна интереса к политической культуре была вызвана процессами деколониализации и ростом демократических настроений в странах третьего мира в 50 — 60-е годы нашего столетия. Вопрос тогда стоял примерно так же, как сейчас в отношении проблемы демократизации в России и других пост-коммунистических странах: что необходимо сделать, чтобы закрепить процессы модернизации и создать почву для устойчивых политических процессов? Политическая культура оказалась в числе наиболее популярных инструментов анализа.

Наконец, начиная с середины-конца 80-х пристальное внимание ученых было сосредоточено на процессах демократизации в странах Восточной Европы, и в особенности в странах бывшего Советского Союза. Пробуксовка реформ, многие из которых были скопированы с развитых стран Запада, позволяет предположить, что одни и те же политические институты дают разные результаты в условиях иных культур с их уникальными наборами ценностей и установок.

Необходимо отметить и то, что интерес к процессам социальных изменений и в развитых странах Запада вновь побуждает обратиться к проблематике политической культуры, так как и там происходят важные процессы, не укладывающиеся в рамки институционального объяснения, появляются новые формы политики, требующие по-новому определять природу демократии и гражданской культуры в индустриально развитых странах*. Для этого периода было характерно внимание к проблеме культуры в контексте власти и к роли культуры в процессе политических изменений**. Изучение политической культуры привело также к пониманию того, что она включает такой феномен, как стиль жизни. Так, А. Вильдавски*** предложил выделить четыре стиля жизни, основанные на общественных отношениях и ценностях, характерных для данной политической культуры. Правда, уже в середине 90-х годов наступило определенное разочарование в концепции политической культуры. Так, один из ведущих немецких политологов Макс Каазе, проводивший многочисленные исследования политической культуры в европейских странах, признался, что использовать понятие политической культуры, — занятие столь же бесплодное, как попытка приколотить к стене гвоздями желе: оно расплывается и растекается****. В самые последние годы, однако, появились некоторые признаки возрождения интереса политологов к политической культуре. Об этом свидетельствуют, например, наиболее удачные работы Р. Инглхарта*****, который использует понятие политической культуры для своих сравнительных исследований, и Р. Патнэма, который сравнивает субкультуры в рамках одной национальной политической культуры******. Тот факт, что Р. Далтон в главе, посвященной сравнительной демократизации во влиятельной книге «Политическая наука: новые направления»******* в центр своего анализа ставит понятие политической культуры, также показывает, что необходимость связать «мягкий» неинституциональный анализ с политическими институтами по-прежнему стоит на повестке дня.

* Гражданская культура в современной России. Научные доклады под ред. Е.Б. Шестопал. — М.: Московский общественно-научный фонд, 1999. Вып. 83.

** Eckstein H. Political Culture and Political Change // American Political Science Review, 1990, Vol. 84. P. 253 - 258.

*** Wildavsky A. Choosing Preferences by Constructing Institutions // American Political Science Review, 1987. Vol. 81. P. 3 - 23.

**** Kaase M. Sinn oder Unsinn des Koncepts «Politische Kultur» fur die vergleichende Politilforschung // Wahlen und politisches System / Ed. By M. Kaase, H.-D. Klingemann. Opladen» Westdeutscher Verlag, 1983. S. 144- 172.

***** Modernization and Postmodernization. Cultural, Economic and Political Change in 43 Societies. — Princeton: Princeton University Press, 1997.

****** Putnam R. Making Democracy Work. — Princeton: Princeton University Press, 1993.

*******Политическая наука: новые направления. — М.: Вече, 1999. Гл. 13.

Термин «политическая культура» начали систематически употреблять в 50-х годах нашего века. Этот относительно новый термин был использован политологами для обозначения весьма привычного явления. Понятие культуры, духа, настроения или набора ценностей, влияющих на проведение политики нации, государства или правящей клики, используется, наверное, столько же, сколько существует сама политика. Аристотель писал о «состоянии ума», которое порождает стабильность или революцию. Э. Берк славил «сладость привычки», которая заставляет работать политические институты. А. Токвиль, А. Дисей, У. Бэджгот использовали в своих теориях понятия «ценностей» и «чувств» для объяснения как стабильности, так и изменения в политических процессах. До последнего времени историки и антропологи писали о национальном характере или традиции как о факторах, определяющих политические события.

Именно «национальный характер» стал непосредственным предшественником термина «политическая культура». Вообще о национальном характере написано громадное количество исследований и психологами, и антропологами, и писателями. Главной задачей выявления национальных особенностей всегда был поиск различий в поведении, традициях, культурных стереотипах представителей разных народов.

В новейшее время и антропологи, и психологи стали определять задачу изучения национального характера несколько более четко, хотя само понятие сохранило изрядную расплывчатость. Исследования этого феномена в 40 — 50-е гг. были нацелены уже на такой объект, как ценностные ориентации и установки разных народов, которые в сумме и должны были дать психологический портрет нации*. Идея «национального характера» трактовалась как комплекс нравственных, культурных, политических и иных представлений, свойственных определенной нации и закрепленных в ее традициях.

* Pye L. Political Culture and National Character// Social Psychology and Political Behaviour. Columbus, Ohio, 1971.

Первые эмпирические исследования национального характера проводились американскими психологами в конце второй мировой войны. Их объектом были «враги» — немцы и японцы. Задачей исследователей был поиск связей между особенностями национальной психологии, в частности, авторитаризмом, и распространением фашизма. В тот же период была создана специальная комиссия по «денацификации» Германии. В ее состав входили английские и американские психологи и психиатры. Комиссия должна была дать рекомендации по подбору возможных кандидатур для будущего немецкого руководства. Рекомендации основывались на анализе (преимущественно психоаналитически ориентированном) политической социализации немцев*.

* R.E. Money-Kyrle. Psychoanalysis and Politics. — L., 1951.

В годы «холодной войны» объектом изучения стал «русский характер». Ставшие классикой политической психологии тех лет работы Дж. Горера, Г. Дикса, Н. Лейтеса* были посвящены интерпретации феномена большевизма как порождения русского характера. Сам же русский национальный характер эти авторы трактуют как покорный, пассивный, склонный к безропотному подчинению элите. Происхождение указанных качеств русской нации выводились ими из факта тугого пеленания младенцев традиционного для России. Г. Дике приходит к выводу о том, что русским в целом свойственна «оральная культура», проявляющаяся в неумеренной склонности к еде, питью и пению**. Элита же, согласно этому автору, не является русской по своему происхождению и психологии (речь шла о дореволюционной России). Благодаря иностранному влиянию, она принимала иные культурные нормы и характеризовалась сильной волей, умением контролировать свои эмоции.

* N. Leites. Operational Code of Politburo. - N.Y.: The Free Press, 1951.

** Dicks H. Observations on Contemporary Russian Behaviour. Human Relations, 1952. №5. P. 111-175.

Конечно, уже следующее поколение исследователей отказалось и от примитивной методологии ранних политико-психологических работ, выводивших сложные политико-культурные явления непосредственно из способов вскармливания младенцев, и от откровенной идеологической ангажированности. Но тот факт, что книгу Н. Лейтеса об особенностях политического мышления коммунистов, американцы раздавали своим дипломатам в годы корейской и вьетнамской войн, что военных инструктировали эксперты по проблемам «национального характера», дискредитировал это направление исследователей в глазах широкой общественности. Критики из числа политологов видели причину неудач с «национальным характером» не только в моральных изъянах исследований, но и в том, что они не справились с проблемой измерения национального характера (Л. Пай), в незнании сферы политики (С. Верба), в политической конъюнктуренции и недостатке реализма (С. Уайт).

В 60-е годы, когда неудовлетворенность исследованиями национального характера стала очевидной, возникла потребность в новом инструментарии для понимания политики, который позволил бы ответить на вопрос: почему модели политических реформ, модели модернизации, разработанные в одних странах, не удается эффективно применить в других. Именно тогда в центре внимания политологов оказался культурный контекст предпринимаемых политических изменений.

Основные концептуальные представления о политической культуре были разработаны американскими политологами С. Вербой, Л. Паем, Г. Алмондом, Р. Такером, С. Липсетом, и другими теоретиками, принадлежавшими по преимуществу к функционалистскому направлению. Политическую культуру эти авторы представляют себе как определенный набор ценностей, внутри которого действует политическая система, что-то вроде историко-психологического фона, на котором разворачиваются политические события, он же — дух, он же — культура. В своем первом исследовании Г. Алмонд определил ее как особый тип ориентации на политические объекты, в число которых включена и политическая система*. Его соратники Л. Пай и С. Верба добавили к этому определению, трактовку политической культуры как «субъективного потока политики, который наделяет значением политические решения, упорядочивает институты и придает социальный смысл индивидуальным действиям»**. Работы начала 60-х, подводили читателя к главному выводу: политические институты демократии должны соответствовать политической культуре данной нации. Используя инструменты социологии и психологии в политологическом анализе, исследователи прежде всего вели поиск специфичных для каждой политической культуры норм и ценностей, выступавших в качестве независимых переменных в их анализе.

* Almond G. Comparative Political System //Journal of Politics, 1956. Vol. 18.№3.

** Almond G., Verba S. The Civil Culture. Political Attitudes and Democracy in Five Nations. — Princeton, 1963. P. 14.

Понятие политической культуры оказалось очень привлекательным в силу многозначности и многогранности его значений. Так, с одной стороны, оно представляется результатом личного опыта человека. С другой — в нем отражается история политической системы, которая уходит корнями в общественные события. Было очень заманчиво перебросить мостик от психологического исследования поведения индивида к макрополитическим и историческим исследованиям. Следует добавить, что уже первые работы по изучению политической культуры сформировали новые подходы к пониманию политики в целом как области, которая не сводится к институционализированным формам. Интерес к трудноуловимым культурным оболочкам политики проявился в поиске глубинных психологических составляющих политики. Их обнаруживали в произведениях литературы и кино, в слухах и юморе, поп-музыке и фольклоре*. Использовались такие методы изучения, которые позволили зафиксировать качественные характеристики культуры, ее уникальность и неповторимость в индивидуальном проявлении и в массовых стереотипах, переходящих из поколения в поколение: глубинные интервью, фокус-группы, контент-анализ мемуаров, изучение политического дискурса и др.

* Большой интерес для самостоятельного изучения проблемы политической культуры представляет хрестоматия под редакцией А.Л. Доброхотова, изданная в МГУ, «Белый царь. Метафизика власти в русской мысли». — М.: МАКС Пресс, 2001, где собраны тексты русских философов, религиозных деятелей и деятелей культуры. В которых прослеживается развитие российской политической культуры на протяжении веков.

Классическое определение политической культуры, данное Алмондом и Вербой, сводит ее к определенному образу ориентации, системе ценностей, символам, верованиям, установкам на политическое действие: «Когда мы говорим о политической культуре общества, мы имеем в виду политическую систему, интернализованную в знании, чувствах и оценках его членов»*. Л. Пай также подчеркивает, что политическая культура — это психологическое измерение политики, выраженное в обобщенной форме. Для психоаналитика Л. Пая понятие политической культуры необходимо для того, чтобы уйти от вопроса о том, что первично — личность или ролевая структура политики. Для него политическая культура — это двуликий Янус. Подобно тому, как в социологии культура и личность рассматриваются как две стороны одной медали, так и политическая культура помогает увидеть индивидуальное и коллективное политическое поведение как проявление общего феномена. Конечно, в идеале следует стремиться к учету и социологических и психологических переменных. На практике же акцент делается на психологии**.

* Pie L, Verba S. (eds.). Political Culture and Political Development — Princeton 1965. P. 7.

** Pye L. Political Culture and National Character // Social Psychology and Political Behaviour. Columbus, Ohio, 1971. P. 86.

Другая сторона политической культуры касается не столько механизмов ее передачи, сколько собственно политического содержимого ценностей и ориентации. Действительно, каждый народ вправе выдвигать свои идеалы политического устройства и считать их для себя наиболее приемлемыми. Наш недавний опыт, как и опыт ряда других стран, ищущих пути политической модернизации, показывает, что усвоение самых лучших мировых образцов не бывает эффективным, если оно не учитывает национальных особенностей своей политической культуры. В таких случаях возникает отторжение заимствованных образцов, ведущее к дискредитации таких понятий, как демократия, прогресс и пр. Этот феномен зафиксирован опросами общественного мнения россиян в 1993 – 1994 гг.*

* Левинсон А.Г. Значимые имена // Экономические и социальные перемены: мониторинг общественного мнения. — М., ВЦИОМ, 1995. № 2. С. 26 — 29.

Таблица 8.1

СОГЛАСНЫ ЛИ ВЫ С ТЕМ, ЧТО ПРИНЦИПЫ ЗАПАДНОЙ ДЕМОКРАТИИ НЕСОВМЕСТИМЫ

С РОССИЙСКИМИ ТРАДИЦИЯМИ?

(В % к числу опрошенных. Каждый раз опрашивалось по 1600 человек)

Варианты ответов	Июль 1993 г.	Октябрь 1994 г.
Вполне согласен
Скорее, согласен
Скорее, не согласен
Совершенно не согласен
Затрудняюсь ответить
«Удельный вес» (соотношение согласных и несогласных)	45: 29	48: 27

В 1995 г. по данным ВЦИОМ, соотношение тех, кто считает западную демократию единственно приемлемым для России путем составляло 27% против 37% тех, кто так не думает. Как видно из приведенных данных, соотношение согласных и несогласных с тем, что России не подходят принципы западной демократии, за полтора года российской истории, наполненных серьезными политическими сдвигами, изменилось не значительно. Как полагают авторы исследования, это не мимолетное настроение, а более глубокая установка, традиционная по своему происхождению. Правда, объяснение происхождения этой установки традиционным «советским» изоляционизмом и соответствующим комплексом неполноценности выглядит не слишком убедительным. Традиция эта насчитывает явно больше 70 лет и входит существенной своей частью в набор установок российской политической культуры, о которых мы поговорим подробнее чуть позже.

Другая опасность кроится в том, чтобы трактовать политическую культуру в оценочном ключе. Она возникает тогда, когда эти оценки относятся к уровню усвоения национальной культуры или ее частей отдельным индивидом. Еще в 70-е годы западные исследователи политической культуры и политической социализации дискутировали по вопросу о том, кого можно считать зрелым гражданином. Тогда господствовала точка зрения, что гражданином можно считать лишь того, кто усвоил доминирующие ценности существующей политической культуры. Следовательно, всех тех граждан, которые не согласны с официальными политическими целями или находятся в оппозиции, — следует отнести к маргиналам и они должны пройти дальнейшую социализацию.

Не вызывает сомнения, что любая политическая система заинтересована в трансляции своих базовых ценностей и идей от старших поколений к младшим. Вопрос лишь в том, кто имеет право судить о мере их усвоения и какими политическими последствиями обернется для «недосоциализированных» их политическая незрелость? Вопрос не только в формах реакции системы на этот дефект: будут ли это полицейские, разгоняющие движения протеста, психиатрические лечебницы и тюрьмы для «перевоспитания» инакомыслящих или «мягкие» формы — дискриминация при приеме на работу. Объективный исследователь политической культуры не вправе в принципе, выносить приговор тем, кто «вписался» и кто не «вписался» в доминирующую политическую культуру.

Для политолога в отличие от политика все разновидности политической культуры, равно как и индивиды, усвоившие или не впитавшие их, не могут быть объектом оценки, но лишь объектом изучения. На этом сегодня настаивает и устав Международной ассоциации политических наук. Международное сообщество политологов, столкнувшись со сложными этическими проблемами, выработал строгие принципы, среди которых важное место занимает отказ от оценочных суждений по изучаемым вопросам.

Подводя итог сказанному о политической культуре, отметим главное. Указанные различия точек зрения на политическую культуру касаются скорее тактики исследований, чем существа понимания самого феномена политической культуры как «субъективной стороны системы», ее «социально-психологического момента»*. В таком качестве она не является конечной, глубинной детерминантой политического процесса. Однако, будучи вторичным образованием, политическая культура оказывает влияние на объективный ход событий в политике, становясь либо их катализатором, либо тормозом.

* Баталов Э.Я. Политическая культура: понятие и феномен // Политика: проблемы теории и практики. Вып. VII. Часть 2. — М: Ин-т молодежи, 1991. С. 110.

⇐ Предыдущая 19 20 21 22 232425 26 27 28 Следующая ⇒