ПО НАТЯНУТОМУ КАНАТУ – ИРАН ПРОТИВ САУДОВСКОЙ АРАВИИ

⇐ ПредыдущаяСтр 30 из 53Следующая ⇒

Всемирная битва производителей обострила давнее соперничество двух главных нефтяных стран на Ближнем Востоке – Ирана и Саудовской Аравии. Резкое увеличение добычи по всему миру поставило монополии в трудное политическое положение. Им нужно было искать равновесие между предложением и спросом даже когда шло увеличение поставок со стороны новичков, что означало сдерживание добычи в регионе с самыми большими в мире запасами нефти -странах Персидского залива. Хотя производство в странах Персидского залива росло быстро, но все же не настолько, как могли бы ему позволить имеющиеся запасы и как хотели правительства региона. В Соединенных Штатах производство контролировалось и ограничивалось Техасским железнодорожным комитетом и подобными агентствами в других штатах. В гораздо более изобильных нефтяных провинциях вокруг Персидского залива уровнем добычи управляли монополии, которые сами рассчитывали, сколько надо нефти, чтобы ликвидировать несоответствие между ожидаемым спросом и имеющейся в распоряжении продукцией, поставляемой из других регионов мира. Таким образом, Персидский залив превратился в стабилизатор, в механизм контроля для сбалансирования спроса и предложения. Он был „неустойчивой областью“ или, как некоторые нефтяники любили называть его, „распределительным клапаном“. Но распределить рост, особенно между Ираном и Саудовской Аравией, вряд ли было легким делом. Без значительного мастерства и стараний, не всегда успешных, нельзя было удовлетворить Иран, где шаха и так уже распирало от великих амбиций, и Саудовскую Аравию, которая не хотела признавать лидерство Ирана в производстве нефти или в чем бы то ни было.

Многие обстоятельства способствовали конфликту между двумя странами: одна была арабской, другая нет; одна придерживалась суннитского направления ислама, другая шиитского. Каждая хотела быть лидером как в регионе, так и в области нефтедобычи, и у каждой были неудовлетворенные территориальные притязания. Их соперничество в нефтяном производстве подчеркивало глубину зависти и подозрительности, существовавших между двумя странами. Добытая нефть превращалась в богатство; а богатство в свою очередь означало власть, влияние и уважение.

Соперничество между Ираном и Саудовской Аравией создавало огромные проблемы для монополий. Преодоление проблем было похоже на хождение „по натянутому канату“, сказал Дж. Кеннет Джемисон, позднее председатель „Экс-сон“. Ставки были очень высоки. Компании не хотели терять своих позиций ни в одной из двух стран. Перед четырьмя компаниями“ Арамко“ – „Джерси“, „Мобил“ (новое называние „Сокони-вакуум“), „Стандард оф Калифорния“ и „Тек-сако“ – стояла одна проблема. Нельзя было делать ничего такого, что могло бы нанести вред саудовской концессии. Задача, по словам Говарда Пейджа, ответственного за Ближний Восток директора „Джерси“, состояла в том, чтобы угодить саудовцами для сохранения положения „Арамко“, „потому что это была самая важная концессия во всем мире, и нельзя было иметь ни малейшего шанса потерять ее“. Концессии могло повредить, если бы саудовцы просто заподозрили, что компании склоняются к увеличению уровня производства в Иране.

Но Иран был потенциально доминирующей державой региона, и шаха следовало бы если не удовлетворить, то умиротворять. „Никто в то время не мог добывать такое количество нефти, чтобы его было достаточно для удовлетворения правительств стран Персидского залива“, – сказал Джордж Паркхерст, бывший тогда координатором „Стандард оф Калифорния“ по Ближнему Востоку. Производственный потенциал, при условии необходимых инвестиций был таким, что мог в любой момент превзойти спрос. Растущий спрос надо было распределить таким образом, чтобы ни одно правительство не заподозрило, что с другим заключается более выгодная сделка. Выигрыш для Саудовской Аравии означал бы потерю для Ирана и наоборот. „Это как воздушный шар, – говорил Пейдж из „Джерси“. – Накачивай его в одном месте, он раздуется в другом, и если бы мы соглашались со всеми требованиями, то тут же были бы наказаны“.

Дело осложнялось и тем, что монополии, действуя совместно в различных странах, часто имели несовпадающие, противоположные интересы. У одних был избыток сырой нефти, у других ощущался ее дефицит. „Необходимо неустанно и постоянно консультироваться с вашими партнерами и днем и ночью, – говорил Пейдж. – Они всегда в борьбе“. Борьба осложнялась наличием американских независимых компаний, которых втиснули в Иранский консорциум. У них не было других источников сырой нефти или больших концессий, которые следовало защищать, поэтому их больше беспокоила не ситуация в остальном мире, а возможность добыть как можно больше нефти в Иране и активно продать ее. Они постоянно стремились к увеличению добычи нефти в Иране, и монополии подозревали, что они подстрекают к этому шаха. Но если добыча возрастет, это будет значить, что у независимых компаний будет больше нефти для „торговли вразнос“, по словам Пейджа, чем у монополий, и одновременно монополиям придется сдерживать саудовскую добычу и объяснять это разгневанному Ахмеду Заки Ямани и, вероятно, самому королю Фейсалу.

Вопрос о том, как распределять добычу между Саудовской Аравией и Ираном был, строго говоря, не экономическим вопросом. Разница в стоимости производства в двух странах составляла обычно пенни или два – была „пустяковой“, по выражению Пейджа. Чаще это являлось стратегическим и политическим решением, и чаще ответственность за разъяснение и оправдание действий компаний обычно падала на Говарда Пейджа, который действовал от лица четырех партнеров по „Арамко“. Заки Ямани, саудовский министр нефтяной промышленности, был грозным противником. Он знал, что Пейджу нравятся иранцы, и он без колебаний и открыто выражал свое подозрение в том, что Пейдж отдает предпочтение Ирану за счет нефтяного производства Саудовской Аравии.

Иметь дело с иранцами было не менее трудно. В соглашении 1954 года о консорциуме говорилось, что добыча нефти в Иране будет соответствовать, по крайней мере, уровню среднего ежегодного роста во всем регионе, но шах был убежден, что нефтяные компании обманывают его. На обеде в Белом доме в 1964 году он высказал Линдону Джонсону свои опасения, что нефтяные компании отдают свои предпочтения арабским производителям нефти. ОПЕК, добавил шах, стала „инструментом арабского империализма“. Возбужденный своими собственными имперскими взглядами и намереваясь добиться для своей страны роли главного экспортера на Ближнем Востоке, шах применял различные маневры и подходы, чтобы привлечь компании, он даже пытался заставить американский государственный департамент и британское министерство иностранных дел оказать давление на компании.

Шах ясно изложил свою позицию при встрече со своим старым другом Кимом Рузвельтом, который помогал координировать контрпереворот, вернувший шаха к власти десять лет назад. Он устал от того, что Соединенные Штаты обращаются с ним как со школьником, сказал шах Рузвельту. Он перечислил все, что он сделал, чтобы помочь интересам Запада, включая „открытую борьбу Ирана против наступления Насера“. Но безразличие и дурное обращение – вот, что он получал взамен. „Америка лучше обращается со своими врагами, чем с друзьями“, – добавил он. Особые отношения между Ираном и Америкой, предупредил он, „подходят к концу“. Для подтверждения своих намерений он улучшил отношения с русскими, заключил с Москвой сделку по газу, угрожал переориентировать иранский импорт с Запада на Советский Союз.

Тактика шаха сработала. И американское, и британское правительства призвали нефтяные компании „поступать наилучшим образом“, чтобы удовлетворить иранские требования. Иранцы также постоянно оказывали давление непосредственно на компании, заставляя их увеличить добычу нефти. Были испытаны всевозможные средства, чтобы шах был доволен. Компании даже перешли с западного на иранский календарь, чтобы выпускать больше продукции в определенный год. На переговорах никто не смел поправить шаха, даже когда он делал ошибку в простой арифметике, а такое бывало. Давление, которое он усилил в середине шестидесятых годов, принесло желаемый эффект. Между 1957 и 1970 годами темпы роста иранского производства в основном были выше, чем в Саудовской Аравии. В целом, иранское производство за эти годы выросло на 387 процентов, а в Саудовской Аравии только на 258 процентов. Но так как Саудовская Аравия начала с более высокого уровня, то сравнительный показатель двух стран в абсолютных цифрах отличался не более чем на 5 процентов в 1970 году. Балансировка на высоко натянутом канате, несмотря на распри, была успешной. Тем не менее этими достижениями как компании, так и саудовцы с иранцами были в значительной степени обязаны еще одному участнику – радикальному Ираку, хотя услуга, оказанная этой страной, была невольной. В начале 1960-х годов Ирак аннулировал 99, 5 процента концессии, принадлежавшей „Иракской нефтяной компании“, созданной в свое время Калустом Гульбенкяном, оставив ей только регион, где непосредственно производилась добыча нефти. ИНК в свою очередь прекратила инвестиции в новую разведку и производство в этом регионе. В результате этого иракское производство, которое могло бы быстро расти вместе с иранским и саудовским, тем самым создавая неразрешимую проблему распределения на мировых рынках, на протяжении шестидесятых годов росло медленно и постепенно.

В эти годы был момент, когда в качестве очень интересного игрока в нефтяной игре выступил Оман, расположенный в юго-восточной части Аравийского полуострова. „Стандард ойл оф Нью-Джерси“ имела шанс принять в ней участие. Но когда вопрос был поднят на заседании исполнительного комитета компании, Говард Пейдж выступил против. Он потратил так много времени на переговоры с саудовцами и иранцами, что ему не требовалось усилий, чтобы понять, как они разгневаются. Он, в частности, мог хорошо представить, что скажет ему Ямани, если „Джерси“ и „Арамко“ попытаются снизить добычу в Саудовской Аравии ради новой концессии в соседней стране. Это, несомненно, вступит в противоречие с принципом № 1 „Джерси“ – не делать ничего такого, что „подвергнет опасности нашу концессию „Арамко“.

Но члены производственного отдела „Джерси“ не были согласны с Пейджем. Ведь они были геологами, и с их точки зрения открытие и развитие новых ресурсов составляло суть игры. Их честолюбие заставляло искать новых „слонов“, и Оман вызывал у них сильнейший ажиотаж. „Я уверен, там есть месторождение в 10 миллиардов баррелей“, – сказал исполнительному комитету геолог, который только что вернулся из Омана.

„Хорошо, – ответил Пейдж. – Я абсолютно уверен, что нам не следует им заниматься, и на этом поставим точку. Я мог бы вложить какие-то деньги, будь уверенность, что там не окажется нефти, но я не буду вкладывать денег, если мы сможем добывать там нефть, потому что тогда мы, вероятней всего, потеряем концессию „Арамко“. Основываясь на этой логике, „Джерси“ не стала заниматься Оманом. Тем не менее геолог оказался прав. Оман стал крупным производителем нефти, и во главе ее добычи оказалась „Шелл“.

⇐ Предыдущая 25 26 27 28 293031 32 33 34 Следующая ⇒