Архитектура Аудит Военная наука Иностранные языки Медицина Металлургия Метрология
Образование Политология Производство Психология Стандартизация Технологии


Период ухаживания: изменение молодого взрослого



 

Когда молодой человек или юноша становится взрос­лым, он оказывается включенным в сложную сеть со­циальных связей, и это требует от него разнообразных способов поведения. Основная задача в это время ­преуспеть в ухаживании. Успех здесь зависит от мно­гих факторов:

умения приспособить свое поведение для объединения с людьми своего возраста,

достижения к этому времени соответствующего социального статуса,

приобретения независимости от своих родителей.

 

И кроме того, для молодых людей желательно обще­ство достаточно стабильное, позволяющее им завершить процесс ухаживания. В этот период у молодого человека может возникнуть множество проблем, и квалифици­рованному психотерапевту вполне под силу разрешить некоторые из них.

Трудности, с которыми в этот период может столк­нуться молодой человек, проявляются по-разному. Может появиться, например, озабоченность по поводу минимальных физических недостатков, неуклюжесть поведения, нарушение процессов мышления, страх откры­того пространства, страх перед противоположным полом и другое. Эти трудности могут выполнять различные функции. Если молодой человек еще не освободился от своей родительской семьи, возникающие проблемы приводят к тому, что он терпит неудачи на работе и при

выборе партнера противоположного пола, что заставляет его снова вернуться в родительскую семью. (Этот аспект проблемы будет обсуждаться в главе 8.)

Иногда трудности связаны не с родительской семь­ей, а с общением со сверстниками. Вне зависимости от того, какую функцию выполняет проблема, цель психо­терапии заключается в том, чтобы помочь молодому человеку пройти стадию ухаживания и вступить в брак. Это не означает, что каждый обязательно должен всту­пать в брак или что, если кто-то не вступает в брак, то это ненормально; но многие молодые люди, обращаясь за помощью к психотерапевту, имеют в виду именно эту цель.

Серия случаев, которую мы здесь вам предлагаем, должна проиллюстрировать подход Милтона Эриксо­на к разрешению некоторых проблем молодых людей, находящихся на этой стадии своего индивидуального развития. Молодых людей, которые обращаются за помощью в этот период, можно разделить на две груп­пы. Первая группа - те, кто только начинает выпа­дать из нормального потока жизни, а вторая - те, кто уже стал периферической особью и без всякого сомне­ния представляет собой социального изгоя.

Независимо от того, к какой группе принадлежит молодой человек, Эриксон стремится вернуть его к ра­боте и любви. Обычно он никогда не говорит с пациен­тами об их прошлом и нe помогает им понять причину их затруднений. Его общий подход состоит в том, что­бы принимать способ поведения молодого человека, побуждая его вместе с тем к таким мыслям и действи­ям, которые могли бы привести к преображению. Конкретные приемы, используемые Эриксоном в каж­дом отдельном случае, крайне разнообразны, и это по­зволяет ему оставаться открытым по отношению к каж­дому новому пациенту, изобретая в каждом случае все новые способы вмешательства. В одном случае он мо­жет применить гипноз, чтобы сменить течение мыслей,


в другом он может сосредоточиться на том, чтобы дове­сти проблему до абсурда, и в третьем он может предпи­сать пациенту совершение каких-то весьма специфи­ческих действий.

Однажды к нему обратился молодой человек, стра­дающий астмой. Он находился в сильной эмоциональ­ной зависимости от своей матери. Эриксон рассказы­вает:

Этот бедный пациент был маменькиным сыночком, а она - милой мамой, которая может принести ему бутерброд, стакан воды, салфетку. Я настоял на том, чтобы молодой человек поступил на работу в банк (он совершенно не интересовался банковским делом). Затем я встречался с ним периодически: сначала ­один раз в неделю, потом - раз в две недели, раз в три недели. Каждый раз я спрашивал его о какой­-либо детали банковского дела, зная, что он может ответить на этот вопрос. Ему очень нравилось рассказывать мне об этом. Каждый раз, когда он де­лал на работе какую-нибудь ошибку, я интересовался той процедурой, с помощью которой ошибка была ис­правлена, но я никогда не спрашивал о том, как и почему была совершена ошибка. Как была исправлена ошибка? Как вел себя и что делал человек, который помогал тебе исправить ошибку?

Через некоторое время он стал относиться к бан­ковскому делу прямо-таки с энтузиазмом, рассматри­вая его как очень приятный способ заработать деньги на обучение в колледже (до этого он в колледж не собирался). Свою астму он воспринимал теперь как недоразумение и всю энергию вкладывал в подготовку к учебе в колледже.

 

Работая с молодыми людьми, Эриксон обычно не истолковывал их страхи и не фиксировался на них. Он сосредотачивался на том, чтобы произвести преоб­разования и расширить мир молодого человека, а не


на том, чтобы дать ему знания о его недостатках. Подход Эриксона предполагает действия, влекущие за собой положительные изменения.

Чтобы преуспеть в работе и ухаживании, молодому человеку нужно быть относительно подвижным. Если кто-то не может перемещаться с места на место или входить в определенные здания, то он будет социально неполноценным в наше быстро меняющееся время. По­хоже, что только для людей заселенное пространство можно определить как беспредельное.

Иногда страх находиться в определенной области пространства определяют как фобию, но Эриксону та­кое определение не нравилось. Например, рассказывая о молодом человеке, выполнявшем работу намного ниже своих способностей, передвигавшемся только по тихим улицам и неспособном посещать многие общественные места, Эриксон сказал:

Почему мы должны трактовать это как страх перед определенными районами и зданиями? В данном слу­чае молодой человек последовательнейшим образом избегает женщин, и при такой матери он имеет причи­ну поступать таким образом.

Я ничего не сказал ему о страхе, который он испы­тывает перед женщинами. Я проявил интерес к его телу и подробно обсудил с ним, какая квартира дол­жна быть у мужчины с такой мускулатурой, силой и мозгом, какие у него. Он переехал на другую кварти­ру и стал жить отдельно от матери.

Мы обсуждали его бицепсы и другие мышцы, и он не мог не начать гордиться также и тем, что было между ними. По мере того как изменялся к лучшему его собственный образ, изменялось и его поведение. Зачем мне было ему говорить, что он боится жен­щин? Он Больше их не боится. Он женился.

Вот еще один пример того, как Эриксон действовал в случае ограничения свободы передвижения клиента


в пространстве. Один молодой человек не мог перехо­дить через дорогу, и это касалось только определенных улиц, и он также не мог входить в определенные здания без того, чтобы сразу вслед за этим не потерять сознaния. В особенности это касалось одного ресторана, который мы назовем здесь «Голосистым Петухом». Он избегал и многого другого, включая женщин. Доктор Эриксон рассказывает: я пришел к выводу, что могу разрешить проблему этого молодого человека, связанную с посещением этого ресторана, и тем самым могу помочь ему пре­одолеть и другие страхи, особенно перед женщинами. Я спросил его, как бы ему понравилось посещение этого ресторана, и он ответил, что, как только он туда войдет, обязательно потеряет сознание. Затем я описал ему разные типы женщин: молодую наивную девушку, разведенную женщину, вдову, пожилую женщину. Они могли быть привлекательными и непривлекательны­ми, и я спросил его о том, какая из этих женщин была бы для него наиболее неприятной. Он сказал, что о молодой наивной девушке не может быть и речи, но самое неприятное, что он мог бы себе вообразить, это обед с привлекательной разведенной женщиной.

Я сказал ему, чтобы он повел меня и мою жену в «Голосистого Петуха» пообедать, и предупредил его, что с нами будет кое-кто еще. Это может быть, сказал я ему, молодая девушка, разведенная женщина, вдова или пожилая женщина. Он должен заехать за мной во вторник в 7 часов. Я сказал, что машину поведу я, так как не хочу, чтобы он был за рулем в тот момент, когда он начнет терять сознание.

Он приехал в 7 часов, и я заставил его ждать в напряжении, пока этот «кое-кто еще» не прибыл. Ко­нечно, я пригласил зайти к нам в 7.20 очень привле­кательную молодую разведенную женщину. Она была из тех очаровательных людей, с которыми очень лег­ко общаться, и когда она вошла, я попросил его пред­-


ставиться. Он справился с этим, и я рассказал этой женщине о наших планах. «Этот молодой человек, ­сказал я, - собирается пригласить нас пообедать в «Голосистом Петухе».

Мы сели в мою машину, доехали до ресторана, и я поставил машину на стоянку. Выходя из машины, я сказал молодому человеку: «Вот площадка, усыпан­ная гравием - довольно хорошее место, чтобы упасть и потерять сознание. Вы предпочитаете это место или найдете получше? » Он ответил: «Я боюсь, что это случится, как только мы подойдем к входной двери». Мы почти дошли до двери, когда я сказал: «BOT хоро­шая пешеходная дорожка, но если вы упадете здесь, то здорово расшибете голову. Может, все-таки там? » Постоянно заставляя его одно за другим отвергать мои предложения, я не давал ему возможности выб­рать такое место, где бы ему захотелось упасть.

Он не упал в обморок. Он сказал: «Не мог ли бы мы занять столик, который стоит близко от двери? » Я ответил: «Мы сядем за тот столик, который выберу я». Мы прошли через весь зал в дальний угол, где было небольшое возвышение, на котором стоял сто­лик. Разведенная женщина села рядом со мной и в ожидании официанта, она моя жена и я вели ожив­ленный разговор, совершенно непонятный для моло­дого человека, при этом еще и смеясь от всей души. У этой женщины была степень магистра, и мы обсужда­ли вещи, определенно превышающие понимание этого молодого человека и звучавшие для него весьма загадочно.

Мы втроем чувствовали себя прекрасно, молодой человек же был явно не в своей тарелке, и с каждым моментом ему становилось все хуже и хуже. К наше­му столику подошла официантка, и я вступил с ней в перебранку. Это была очень шумная ссора. В конце концов я потребовал хозяина ресторана, и, когда он подошел, я затеял ссору и с ним. Молодой человек был растерян до крайности. Ссора достигла своего


пика, когда я потребовал отвести меня на кухню. Когда мы там оказались, я объяснил ситуацию так, что я разыгрываю своего друга, и попросил их помочь. Официантка стала почти швырять блюда на стол.

Когда молодой человек поел, я попросил его, чтобы он доел все до конца, все кусочки до последнего. Ко мне присоединилась и разведенная женщина, коммен­тируя это так: «Хорошо бы вам прибавить в вece».

Он пережил все это и отвез нас домой. Я слегка подтолкнул молодую женщину, и она сказала: «Вы знаете, у меня сейчас появилось настроение потанцевать». Молодой человек едва-едва умел танцевать, с трудом научившись этому в старших классах школы. И он пошел с ней на танцы...

На следующий вечер молодой человек пригласил своего друга пообедать в «Голосистом Петухе». Пос­ле всего того, что уже с ним случилось, было нечего бояться, любой другой эпизод был бы наиприятней­шим облегчением. С этого момента у него исчез также страх перед определенными зданиями и улицами.

В этом случае подход Эриксона заключается в такой организации ситуации, что человек заходит туда, куда он боится зайти, но сопутствующих этому поведенчес­ких реакций не возникает. Эриксон вовлечен в ситуа­цию и управляет ею, проводя психотерапию не в каби­нете, а там, где возникает страх. Он заставил молодого человека пережить ситуацию, которую тот считал для себя невозможной.

В следующем случае Эриксон использует совершенно другой тип вмешательства. К нему обратился молодой человек, утверждающий, что у него есть только одна проблема. Он мог ездить только по определенным улицам, а пределы города покидать не мог. Как только он подъезжал к окраине, он начинал испытывать тошноту, затем следовала рвота, и он терял сознание. Если с ним были друзья, все равно повторялось то же самое. Если он продолжал ехать за город дальше, он

мог на мгновение очнуться, а затем снова терял созна­ние.

Эриксон попросил его подъехать в определенное место на окраине города, в три часа утра надев при этом лучшую одежду.

Это была безлюдная дорога, и вдоль нее тянулись довольно глубокие канавы. Подъезжая к границе го­рода, молодой человек должен был свернуть на обо­чину, остановить машину, быстро выйти из нее, бро­ситься в канаву и лежать там в течение 15 минут. Затем надо было вернуться в машину, проехать рас­стояние равное двум корпусам машины, и повторить эти действия. Повторяя это снова и снова, он должен был увеличивать дистанцию проезда до тех пор, пока он смог бы проезжать расстояние от одного телефон­ного столба до другого. Причем при малейшем про­явлении какого-либо симптома, надо было останавли­ваться и бежать в канаву.

Молодой человек последовал указаниям Эриксона и выполнил эту процедуру, несмотря на внутренний протест. Потом он рассказывал: «Я проклинал вас за то, что вы заставляли меня делать столь идиотские вещи, и чем дальше я продвигался, тем сильнее во мне закипала ярость. В конце концов я бросил все это и просто поехал, наслаждаясь этим». С тех пор прошло уже 13 лет, но никаких проблем с вождением машины у этого человека не наблюдается.

Вне зависимости от того, использует Эриксон гипноз или нет, он обычно заставляет людей вести себя опре­деленным образом. Многие психотерапевты предпочи­тают не давать советы клиентам и не предписывать им определенных действий. Так происходит, в частности, потому, что они боятся, что люди их не послушают. Эриксон же выработал много способов для того, чтобы убедить людей сделать то, что он им советует. Однаж­ды, комментируя это, он сказал:


Пациенты обычно делают то, что я им говорю, и делают главным образом потому, что я ожидаю этого от них. Одна пациентка сказала мне: «Вы никогда не делали проблему из того, последую я вашему совету или нет, вы просто ожидаете этого от меня и делаете это таким образом, что мне просто приходится вы­полнять. Когда я уклоняюсь и стараюсь избежать вы­полнения ваших указаний, я всегда хочу, чтобы вы за­ставили меня - но вы всегда прекращаете разговор на эту тему. Тогда я начинаю усиливать свои попытки заставить вас вынудить меня сделать это».

Вот видите, как устроены человеческие существа. Если вы станете лишать человека чего-то, он начнет настаивать на том, чтобы вы ему это дали. Когда я даю пациенту определенное указание, пациент чувствует, что я ему приказываю. И он хочет, чтобы я потерпел в этом поражение. Koгдa я перестаю приказывать, причем делаю это в правильно выбранный момент, он сам заменяет меня внутренне и начинает приказывать самому себе. Но, конечно, он не осознает, что заменил меня собой.

 

Такой подход Эриксона к направлению пациента учитывает, что, получая указания, пациент может стать зависимым от психотерапевта, но нельзя сказать, что он был бы этим очень озабочен. Если цель состоит в том, чтобы пациент установил адекватные эмоциональ­ные связи с другими людьми, - при этом он станет независимым от психотерапевта. Следующий отрывок показывает применение Эриксоном указаний для ре­шения очень трудной проблемы в очень короткое вре­мя.

Однажды к Эриксону обратилась девушка, кото­рой недавно исполнился двадцать один год. Она хотела выйти замуж, иметь свой дом и детей, но она никогда не дружила ни с кем из юношей и чувствовала, что дело ее - безнадежное и она обречена остаться


старой девой. Она сказала: «Я считаю, что я слишком неполноценна, чтобы жить. У меня нет друзей, я оди­нока, и я слишком некрасива, чтобы выйти замуж. Я подумала, что, прежде чем покончить с собой, я могу сходить к психиатру. И я пришла к вам, а если через три месяца ничего не изменится, то я уже никуда не пойду».

Эта девушка работала секретаршей в строительной фирме, и ничего больше в ее жизни не было. С моло­дыми людьми она никогда не дружила. На работе один молодой человек всякий раз появлялся рядом с ней, когда она ходила к фонтанчику пить, но хотя она находила его привлекательным, а он оказывал ей яв­ные знаки внимания, она не обращала на него никакого внимания и никогда с ним не разговаривала. Она жила одна, ее родителей уже не было в живых.

Девушка была хорошенькой, но она очень хорошо умела делать себя непривлекательной: ее волосы были секущимися и неровно подстриженными, кофта и юбка не соответствовали друг другу, на юбке была дырка, а туфли были запыленными. Как она считала, основ­ным ее физическим недостатком была щель между передними зубами, и когда она говорила, то прикры­вала рот рукой. Щель была не более трех миллимет­ров и не выглядела безобразной. Итак, эта девушка неуклонно скатывалась вниз, замышляла самоубий­ство, чувствовала себя совершенно беспомощной и сопротивлялась любым действиям, которые могли бы ей помочь достичь ею же поставленные цели: выйти замуж и иметь детей.

Эриксон справился с этой проблемой с помощью двух основных вмешательств. Он предложил девуш­ке, раз уж она все равно катится по наклонной, испы­тать на этом пути последний всплеск жизни. Этим предполагалось, что она возьмет со своего счета в банке все деньги и потратит их на себя. А именно, она должна пойти в определенный магазин, где консультант помог бы ей выбрать подходящую одежду, и в определенную

парикмахерскую, где бы ей сделали красивую прическу. Девушка с готовностью приняла это предложение, собираясь сделать это не за тем, чтобы изменить и улучшить свою жизнь, а просто потому, что после этого хотела убить себя.

Затем Эриксон дал ей следующее задание. Дома, в ванной комнате, она должна была тренироваться, что­бы в итоге научиться плевать водой через щель меж­ду зубами на два метра, причем с большой точностью попадая в цель. Она сочла задание глупым, но эта абсурдность сама по себе привела к тому, что она, придя домой, начала добросовестно тренироваться. Когда девушка оделась как следует, стала выглядеть привле­кательно и научилась плевать водой через щель между зубами достаточно метко, Эриксон дал ей следующее указание. Он предложил, чтобы в следующий понедельник она пошутила следующим образом: когда тот молодой человек приблизится к фонтанчику вме­сте с ней, она должна будет набрать полный рот воды и всю ее выпустить в него через щель между зубами. Затем она должна будет повернуться и бежать, но не просто бежать, а бежать прямо на него, а потом от него со всех ног до конца коридора.

Сначала девушка отвергла все это как нечто не­возможное. Затем она стала воспринимать это как забавную, но грубую фантазию. Наконец, она решилась сделать это. Ведь она находилась в том настроении, которое нужно для последнего всплеска жизни. В по­недельник она пришла на работу красиво одетой и причесанной. Она подошла к фонтанчику, и когда мо­лодой человек приблизился, наполнила рот водой и плюнула в него. Молодой человек сказал что-то вро­де: «Ax ты, маленькая чертовка! » Это рассмешило ее, и она побежала прямо на него. Он, к великому ее смущению, поймал ее, обнял и поцеловал. На следую­щий день девушка приближалась к фонтанчику с не­которой дрожью в коленках. Молодой человек выс­кочил из-за телефонной будки и выстрелил в нее из


водяного пистолетика. Потом они пошли вместе обе­дать.

Она вернулась к Эриксону и рассказала о том, что произошло. Она сказала также, что ее мнение о себе изменилось, и попросила его покритиковать ее. Он это сделал, указывая среди прочего на то, что она хорошо сотрудничала с ним, что раньше она одевалась плохо, а теперь одевается хорошо, и что раньше она думала, что имеет дефект зубов, вместо того чтобы думать об их дополнительном достоинстве. Через не­сколько месяцев она прислала Эриксону вырезку из газеты, где сообщалось о ее браке с тем молодым человеком. Через год она прислала фотографию их новорожденного сына.

 

Такой подход не вписывается в рамки традицион­ной психотерапии. Он не типичен ни для одной тера­певтической школы, включая гипнотические. Но для Эриксона этот случай очень типичен, и я считаю, что данный подход развивался на базе его гипнотической ориентации. Точно так же, как гипнотизер обычно при­нимает сопротивление субъекта и даже поощряет его, Эриксон принимает тот способ, с помощью которого девушка взаимодействует с ним, и даже поощряет и развивает его, но разыгрывает это таким способом, что наступают изменения.

Девушка определяла себя как скатывающуюся вниз, приближающуюся к концу жизни. Эриксон принимает и даже одобряет это, добавляя только то, что как раз перед самым концом и случаются всплески жизни. Де­вушка была жестока к мужчинам и никогда не пыта­лась понравиться им. Эриксон принимает и такое по­ведение, организуя в соответствие с ним ситуацию у фонтана. Но последствия этой ситуации для девушки совершенно неожиданны! Приемы, с помощью которых он мотивирует ее сделать то, что он хочет, и с помощью которых он справляется с ее сопротивлением,


характерны именно для гипноза. Однако сюда также привнесен и социальный контекст: Эриксон организует ситуацию так, что девушка, следуя его указаниям, обна­руживает, что нечто происходит спонтанно в результа­те реакции на ситуацию кого-то другого.

Безусловно, здесь мы можем обнаружить и другие аспекты, свойственные исключительно Эриксону. Для него весьма типично преобразование симптома в дос­тоинство, равно как и его постоянная готовность вме­шаться, изменить что-то и тут же уйти со сцены так, чтобы пациент мог развиваться независимо от него. Он продолжит следить за процессом до тех пор, пока не уверится в устойчивости результата. Типично для Эрик­сона и использование всех доступных ресурсов, находя­щихся внутри социальной ситуации клиента: в терапев­тическую ситуацию был включен не только парикмахер и модистка, но и тот единственный мужчина, которого девушка, имея вблизи себя, игнорировала.

Следующий пример иллюстрирует способ примене­ния Эриксоном указаний для того, чтобы помочь моло­дой женщине достичь независимости от семьи и от него самого. В ходе психотерапии Эриксон помогает ей прой­ти через стадию ухаживания и заключения брака.

 

Эту девушку прислал ко мне врач из соседнего городка. Он предупредил меня о том, что мне, воз­можно, придется направить ее в психиатрическую боль­ницу. Она страдала от множества страхов и была очень заторможенной. Страхи обострились в последние че­тыре года - с того момента, как она обручилась с молодым человеком, служившим в военно-воздушных силах.

Каждый год она откладывала свадьбу. Она согла­шалась выйти за него замуж в июне, затем отклады­вала свадьбу до декабря. В декабре она снова откла­дывала ее до июня. За это время страхи усилились настолько, что она была вынуждена вести жизнь по-

­чти инвалида. Она не могла ездить ни в автобусе, ни в поезде, не могла летать на самолете. Она не могла также пройти мимо вокзала, так как там есть поезда. Она не могла находиться вблизи от аэропорта. Она ненавидела машины, и ко мне приехала с матерью и тетей, которым с трудом удалось впихнуть ее в маши­ну, чтобы привезти ко мне.

Эта девушка происходила из строгой испанской семьи. Она рассказала мне, что любит этого парня, который демобилизовался и живет сейчас в Северной Дакоте. Она хотела выйти за него замуж, но она боя­лась, боялась, боялась... Она показала мне его письма. Я попросил, чтобы этот парень написал мне и расска­зал в письме о том, как он видит эту ситуацию. По его ответу я понял, что он действительно хочет на ней жениться.

Я подумал, что, если бы девушка избавилась от своих страхов, то жизнь ее сложилась бы хорошо, но я знал также, что на это потребуется время. Первое, что я сделал, это изъял ее из семьи, и она переехала в собственную квартиру. Бабушка запретила ей делать это, но каким-то образом получилось так, что она послу­шалась меня, а не бабушку.

Затем я сосредоточился на решении ее проблемы с путешествиями. Я сказал ей, что она должна поехать в автобусе, но при этом у нее должны быть закрыты глаза, и заходить в автобус она должна спиной впе­ред. Она сделала это. Я не знаю, что об этом подума­ли другие пассажиры: такая симпатичная девушка ­испанка с закрытыми глазами, которая входит в автобус задом наперед. Она так растерялась от всего этого, что не осознала, как сама автобусом приехала в Феникс, где пришла навестить меня.

Обратно она ехала поездом. Кондуктору ее пове­дение не понравилось, но его замечания не расстроили ее, так как ехать на поезде было ужасно страшно. Впоследствии она стала ездить на автобусах и поез­дах, сидя на задних сидениях и глядя в окно.


Когда очередь дошла до обсуждения секса, эта роб­кая и заторможенная девушка стала страдать от глу­хоты. Она просто становилась очень бледной и со­вершенно теряла слух или зрение. Но она хотела выйти замуж.

Я сказал ей, чтобы в следующий визит ко мне она принесла с собой шорты, причем самые короткие из того, что можно вообразить. Она не сделала это. Тогда я поставил ее перед выбором: она должна была или прийти на следующий сеанс в этих шортах, или надеть их у меня в кабинете. Она выбрала первое: прийти в шортах. На этом сеансе я предполагал обсудить с ней вопрсы секса для ее подготовки к браку; при этом я хотел, чтобы она меня слышала, и я сказал: «A теперь, когда я буду говорить о сексе, тебе придется меня послушать. В противном случае я заставлю тебя снять эти шорты, а затем надеть их в моем присутствии». И она внимательно слушала меня, когда я говорил о сексе, и никакой глухоты не появилось.

Когда она научилась путешествовать, носить шор­ты и разговаривать о сексе, я сказал ей, что раз она хочет выйти замуж, откладывать больше нельзя. Я сказал: «Сегодня первое июля. До семнадцатого чис­ла этого месяца ты должна выйти замуж за своего парня. На поезде ты поедешь до Северной Дакоты, и навестишь там его и его семью. У тебя не так уж много времени, если свадьба состоится семнадцатого числа~.

Она съездила в Северную Дакоту. Потом он при­ехал в ее город, и они поженились. Сейчас у них двое детей.

В некоторых случая подход Эриксона к страхам отличался прямотой и непосредственностью, и он пря­мо указывал человеку, что надо делать с его страхами. В других случаях его действия, направленные на изме­нения, отличались бережливостью и тонкостью. При­мер такого, более тонкого, подхода мы сейчас и собира­емся привести.


Много лет назад у него была молодая пациентка, которая страдала от страха, делавшего сам процесс уха­живания невозможным. Как он рассказывал, двадца­титрехлетняя женщина находилась в ужасном состоя­нии и не могла работать. Постепенно она устранилась от всех контактов и осталась одна в своей комнате. Она ела только тогда, когда соседка по комнате угова­ривала ее. Почти все время она рыдала и выражала желание умереть. Если ее спрашивали, в чем дело, она замыкалась в себе, молчала и оставалась без движе­ния. Ее лечили несколько психиатров, но без видимого улучшения. О себе она по-прежнему ничего не говори­ла, и ее родные хотели госпитализировать ее. Эриксон решил использовать в данном случае гипноз, но так, чтобы она об этом не знала, так как другим психиатрам она оказала выраженное сопротивление.

От членов ее семьи и друзей Эриксон узнал, что в ее семье царили жесткие моральные правила. Ее мать умерла, когда ей было тринадцать лет. У нее была близкая подруга, и обе они влюбились в одного и того же мужчину. Подруга вышла замуж за этого мужчину, а вскоре умерла от пневмонии. Мужчина уехал, но через год вернулся, они случайно встретились и затем стали встречаться регулярно. Ее подруги по комнате рассказывали, что она была влюблена так сильно, что «просто летала». Однажды вечером она вернулась со свидания совершенно больная, ее тошнило, а ее платье было испачкано рвотными массами. Она сказала, что недостойна жить, а когда ее спросили, не обидел ли ее тот мужчина, ее снова начало рвать, и она сильно кри­чала. Когда ее друг попытался прикрикнуть на нее, у нее случился новый приступ рвоты, и она отказалась видеть его.

Этот мужчина рассказал психиатру, что в тот вечер они остановили машину и вышли полюбоваться зака­том. Их разговор постепенно становился серьезным. Он сказал ей о том, что любит ее и хочет жениться на


ней. Раньше он не говорил ей этого потому, что она дружила с его покойной женой. Казалось, она разделяет его чувства, но когда он наклонился, чтобы поцеловать ее, она резко оттолкнула его и ее начало рвать. Она истерически кричала, и можно было разобрать слова: «Грязный, отвратительный, низкий». Не разрешив ему отвести себя домой, она заявила, что они никогда больше не должны видеться, и убежала прочь.

Эриксон попросил соседку этой девушки по комнате помочь ему и сказать девушке, что она, соседка, ходит на гипноз, попросив ее пойти на сеанс в качестве сопровождающей. Пациентка согласилась, проявляя при этом крайнее безразличие. Эриксон посадил обеих де­вушек в соседние кресла и начал гипнотизировать со­седку пациентки с помощью длинных и скучных внуше­ний. Вскоре у нее возникло прекрасное состояние транса, которое могло послужить великолепной моде­лью для пациентки. Эриксон рассказывал: «Наводя транс, я делал соседке внушения таким об­разом, чтобы пациентка воспринимала их на подпоро­говом уровне, как направленные на себя. Допустим, я мог говорить соседке, что она начинает делать более глубокие вдохи и выдохи, но при этом ритм внушения совпадал с ритмом дыхания пациентки. Повторяя это действие тщательно и многократно, я в конце концов увидел, что любое внушение, которое я делаю соседке, также автоматически выполняется и пациенткой. Кроме того, я внушил соседке, чтобы она положила руку на бедро и оставила ее там, потому что у пациен­тки рука уже лежала на бедре. Таким образом, я постепенно идентифицировал пациентку с соседкой для того, чтобы мои указания выплнялись пациенткой. Постепенно я приобрел возможность делать внушения якобы соседке, глядя прямо на пациентку. Так я смог создать у пациентки импульс к реагированию, как это бывает, когда кто-то смотрит на человека, адресуя свой вопрос или замечание не ему, а кому-то другому.


Через полтора часа пациентка находилась в глу­боком трансе. Для того чтобы укрепить сотрудничество и увериться в возможности дальнейшего применения гипноза, я сказал ей очень мягко, что она находится в гипнотическом трансе, и заверил ее, что я не сделаю ничего такого, чего бы она сама не пожелала. Затем я сказал ей, что она может прервать транс в том случае, если я ее чем-то задену, а потом я сказал ей, чтобы она продолжала крепко спать в течение неопределенного времени, слушая и выполняя только отчетливые команды, которые я буду ей давать. Таким образом, я вызвал у нее ободряющее, но и иллюзорное ощуще­ние того, что ей предоставлен выбор. Я позаботился о том, чтобы она была настроена ко мне положительно, а затем подстраховался на будущее. Все это предис­ловие отняло довольно много времени, но это было жизненно необходимо для обеспечения и облегчения будущей работы.

И, наконец, я сделал усиленное внушение о том, что следует «полностью и накрепко забыть некоторые вещи! », тщательно избегая уточнений, что же именно должно быть забыто. Процесс исследования, который ей предстоял, был облегчен с помощью такого разре­шения подавлять наиболее болезненные переживания, поскольку подобное указание автоматически приме­няется к наиболее тревожным и неприятным пережи­ваниям.

Затем я постепенно дезориентировал ее во времени и пространстве, а потом сориентировал так, чтобы она почувствовала себя в нечетко определенном интерва­ле времени, соответствовавшем периоду ее детства где­-то от 1О до 13 лет. Этот период был выбран потому, что он предшествовал смерти матери, а также вклю­чал в себя начало менструального цикла и, следова­тельно, был критическим для ее эмоциональной жизни и психосексуального развития. Я ни разу не попросил ее точно назвать или определить возраст, до которого она регрессировала в трансе. Благодаря тому что ей было разрешено не вдаваться в конкретные детали,

она смогла сделать нечто гораздо более важное, а имен­но рассказать о том, что вообще означали для нее переживания тех лет.

Наблюдая за позой, движениями и речью пациент­ки, можно было сделать вывод, что она регрессирова­ла к детскому уровню поведения. И тогда я сказал ей очень тепло: «Сейчас тебе известно очень многое, и ты никогда этого не забудешь, даже когда будешь совсем взрослой, и ты расскажешь мне о том, что знаешь, после того как я тебе скажу, что я имел в виду». Эти указания я повторял ей снова и снова, уговаривая пациентку последовать им, понять их до конца и приготовиться выполнить их полностью. Я продол­жал делать это до тех пор, пока она не показала мне своим поведением: «Hy, чего вы eщe ждете? Я готова».

Я попросил рассказать мне все, что она знает о сексе, особенно в связи с начавшимися менструация­ми, в том периоде ее жизни, до которого она регресси­ровала в трансе и который я счел целесообразным не определять точно. Пациентка выглядела несколько испуганной, а затем очень напряженной, и по-детски начала говорить несвязанными предложениями и от­дельными словами. Она говорила о половой жизни, хотя, давая ей указания, я делал упор не на сексе, а на менструации.

«Моя мать рассказала мне об этом все. Это мерзко. Девочки не должны позволять мальчикам делать это с ними. Никогда. Это нехорошо. Хорошие девочки никогда этого не делают. Плохие девочки отврати­тельны. Я не буду делать этого. Ты не должна позволять им дотрагиваться до тебя. От этого тебе станет мерзко. Ты не должна прикасаться к себе. Отвратительно. Мерзко. Мать сказала мне: «Никогда, никогда, никогда», - и я этого не делала. Должна быть осторожной. Должна быть хорошей. Если не буду осторожной, то может случиться ужасное. Тогда ты ничего не сможешь сделать. Будет слишком поздно.


Я сделаю так, как скажет мама. Если я так не сделаю, она не будет меня любить».

Пока она говорила, я никоим образом не пытался прервать ее, но когда она закончила, я спросил ее: «Зачем же мать говорила тебе все это? » «Чтобы я всегда была хорошей девочкой», - таков был про­стой, честный детский ответ.

Моя стратегия состояла в том, чтобы создать точку зрения, почти идентичную точке зрения ее матери. Мне было необходимо отождествиться с ее матерью полностью. Но в самом конце я осмелился сделать некоторую оговорку. Итак, я начал с того, что непос­редственно и с полным сочувствием поддержал па­циентку: «Конечно, ты всегда будешь хорошей девоч­кой». Затем с жестких, косных и запрещающих позиций матери (которые реконструировались по словам и стилю поведения пациентки) я внимательно рассмотрел каждое утверждение, приписываемое матери, используя те же самые слова, и честно одобрил их. Я уговаривал ее порадоваться тому, что ее мать уже рассказала ей все то, что каждая мать должна рассказать своей маленькой девочке. И, наконец, я далей указание «помнить о том, что ты все это мне рассказала, поскольку я собираюсь заставить тебя рассказать мне это еще когда-нибудь».

Постепенно и систематически я снова ориентировал ее во времени, восстанавливая первоначальное гипно­тическое состояние. Указание «забыть многие вещи» все еще действовало, и амнезия на состояние регрес­сии продолжалась. Пробудившись, пациентка не проявила никаких признаков осознания того, что она была в трансе. Она пожаловалась на усталость, и мимохо­дом заметила, что, возможно, гипноз мог бы ей помочь, поскольку помогает ее подруге. Действуя целенап­равленно, я никак не отреагировал на это замечание. Вместо этого я сказал резко: «Расскажите мне, пожа­луйста, все, что говорила вам мать о сексе, когда выбыли маленькой девочкой».


Поделиться:



Популярное:

Последнее изменение этой страницы: 2017-03-09; Просмотров: 544; Нарушение авторского права страницы


lektsia.com 2007 - 2024 год. Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав! (0.047 с.)
Главная | Случайная страница | Обратная связь