ТЕМА 12. Старики.Роль старейшин в казачьей общине.

⇐ ПредыдущаяСтр 12 из 15Следующая ⇒

Хранителями обычаев были старики. Не занимая никакой официальной должности в структуре казачьего самоуправления, они всегда играли громадную роль в общественном мнении, которое и было основой казачьей- демократии. Без одобрения стариков ни одно распоряжение атамана или Правления не выполнялось. При словах «старики сумлеваются» или «дяды не велят! », вопросы отпадали сами собой. Принимая какое-либо решение, Атаман обязательно советовался со стариками и заручался их поддержкой. Таким образом, не обладая никакими юридическими или законодательными правами, старики были памятью и совестью станицы и играли в ней значительную роль. Обычно «в старики» выходили по заслугам и по возрасту. Это были люди в большинстве своем старше 63 лет. Именно к этому времени казак бывал уволен от службы и освобожден от всех войсковых повинностей, и по выборам на сходе не числится отставным казаком, т. е. освобождается и от денежных повинностей. Как правило, это были казаки крепких исправных семей, с достатком, где в их труде не нуждались, или заслуженные воины, жившие на пенсию. Они составляли род законодательного собрания и службу постоянного наблюдения за жизнью и нравственностью станицы, воспринимая собственное свое положение как продолжение казачьей службы Богу и Отечеству, под которым подразумевались в первую очередь станичники или родные хуторяне, т. е. станичное общество.

Служба стариков состояла в том, что с рассвета до заката, когда на станичные улицы выходил караул, они при хорошей погоде сидели на майдане на специальной скамье у церковной ограды, а в ненастье и зимой - в станичном правлении. Внутреннее распределение обязанностей среди постоянного состава стариков никак не оговаривалось и устанавливалось само собой.

Поскольку служба стариков требовала полной самоотдачи, то немощные или неспособные от нее сами устранялись. Таким образом, совет стариков действовал постоянно и непрерывно. Во время войны некоторые старики уходили из собственных домов и ночевали либо в станичном правлении, давая отдохнуть караульным, либо в церкви, где, сменяя друг друга; непрерывно молились. Занять место на скамье у церковной ограды мог не любой старик преклонного возраста, а только «дельный и толковый». Когда старик совсем слабел, он приходил изредка, встречаемый всегода с уважением и как равный. Скамья была небольшая, но до старости у казаков доживали только очень удачливые мужчины...

В приграничных станицах во время нападения на станицы врага старики оставались на майдане, координируя боевые действия защитников, вселяя уверенность в победе своим невозмутимым спокойствием. Поскольку майдан и церковь находились в центре станицы, то при нападении старики погибали в числе последних защитников, как правило, в церковном алтаре, защищая святыню.Не отступали и не покидали станицу или хутор никогда. Так, старики нескольких станиц ушли на дно Цимлянского водохранилища, не покинув скамьи на майдане. Во время репрессий Гражданской войны красные расстреливали стариков в первую очередь, таким образом сразу лишая станицу памяти, совести и веры...

Старики пользовались заслуженным уважением и искренней любовью. Они особенно щепетильны были в одежде, всегда опрятной и исправной. Приметой старика был посох, который являлся символом его положения. Старик обязан был быть приветлив, немногословен, значителен. Как правило, старики не курили вообще, и никто не мог закурить ни рядом с их скамьей, ни в церковной ограде.
Передвигались старики по станице мало, памятуя, что течение реки понятнее тому, кто неподвижно стоит на берегу, а не бежит за водою. В гости друг к другу ходили редко. Совместные отмечали только особо значительные даты. Поэтому, если по улице шел человек, опираясь на посох, ему уступали дорогу даже вооруженные казаки, ибо он скорее всего следовал по делу или по просьбе Атамана.
Общение со стариками требовало определенного знания правил вежливости. Младший никогда не обращался к старшему без предварительного разрешения. Без разрешения стариков не мог сесть даже Атаман. При них казаки строевых возрастов, при погонах, стояли по стойке «смирно», нестроевых возрастов и без формы - сняв шапку.
На майдане старики вставали со скамьи только тогда, когда в церковь проходил священник или полный Георгиевский кавалер. Атамана и наиболее уважаемых людей приветствовали, приподнимая картузы. Сесть на их скамейку мог только Атаман, что означало его желание что-то спросить у стариков или обратиться к ним с просьбой.

Часто совершали они своеобразные инспекционные посещения бедных, неблагополучных семей. Могли прийти в дом к богатому казаку с тем, чтобы попросить помощь для вдовы или средства на поддержание какого-нибудь предприятия, снимая с Атамана эту необходимую, но неприятную для него обязанность.
Особое отношение было у них к детям. Так, наиболее смышленого паренька старше 10 лет они могли пригласить «посидеть с ними на лавочке» несколько часов или день. Это бывало своеобразной наукой и означало, что старики видят в этом казачонке будущего хранителя обычаев. Часто экзаменовали детей на знание молитв, расспрашивали, как дела в школе. И если бывали удовлетворены ответом, то одаривали ребенка каким-нибудь нехитрым угощением или игрушкой: куском сахара, яблоком, конфетой, свистулькой или волчком. Гостинцы эти брались, как правило, из того, чем одаривали стариков проходившие мимо казаки. Вот, господа старики, не побрезгуйте моим яблочком или пряниками... - говорил казак, неся фрукты или овощи от первого урожая в церковь. Старики всегда брали, но сами не ели, а раздаривали детям.

Старики могли взять деньги от казака, желающего «дать на бедных», и решали, кому из малоимущих или какой вдове деньги передать. В такие дома без гостинца не ходили. Приход старика в дом бывал всегда событием: либо радостным, либо строгим предупреждением, после которого обычно следовал вызов к Атаману и наказание, в случае, если провинившиеся «прихоти свои и химеры» не оставляли. «Отобедать» старики всегда отказывались, изредка соглашались (в знак особого расположения) выпить чаю, что для старика было поводом по мельчайшим приметам удостовериться, сыты ли дети, не обижают ли сироту, взятую в дом, и т. д.

Старики могли усовестить и устыдить. Они же могли ходатайствовать перед Атаманом о выдаче в ту или иную семью ссуды или иной помощи. О замечании, полученном от старика, ребенок был обязан тут же сообщить родителям, а взрослый - Атаману или священнику на исповеди. Субординация выдерживалась строго. В мирное время возраст играл большую роль, чем воинское звание на войне и в службе. Спеть песню или выпить вина старик мог только в окружении своих «годков» и никогда с младшими, если это специально не оговаривалось как поощрение молодым. Обусловливалось это еще и тем, что старики строго соблюдали все посты, а многие придерживались монашеского чина и не ели убоины вообще.

В собственном доме они бывали несколько удалены от семьи. По возрасту они могли быть прадедами, но хотя правнуки их обожали, сами старались своею стариковской любовью детей не обременять. Жили особняком в отдельных комнатах или углах, питались отдельно, в семейные дела старались не входить, обременяя женщин только тем, что после бани сдавали им свое белье, получая чистое.

Когда старик умирал, в траур погружалась вся станица. При несении гроба под левый угол становился Атаман, под правый - старший сын. Патриарх в доме жил на положении уважаемого, почитаемого постояльца, главою же семьи был Сам. Он считался старшим. На нем, собственно, держалось все хозяйство и материальное благосостояние семьи. На положение старика он переходил либо по возрасту, либо овдовев. Распределение ролей в семье было ясным уже из того, как семья усаживалась за стол. Особенно строго это соблюдалось в Праздничные дни((Б.Алмазов, 2008).

ТЕМА 12. Традиции образования в Оренбургском казачьем войске.

Оренбургское казачье войско при возникновении своем находилось на крайне низкой степени умственного развития. Казаки первое время учились грамоте «где и как случится». Первоначальное основание школ в Оренбургском казачьем войске относится к 1819-1822 годам, когда дежурный генерал главного штаба сообщил Оренбургскому военному губернатору, генералу Эссену, что Государю Императору благоугодно иметь сведение обо всех состоявших то время в военном ведомстве школах взаимного обучения. Начальник штаба отдельного Оренбургского корпуса предписал войсковой канцелярии учредить тогда же школы во всех пяти кантонах войска и при непременном казачьем полку. Войсковое начальство одновременно с открытием прочих народных школ, принимало меры к открытию таковых и в поселках, где преимущественно жили нагайбаки, с целью, чтобы молодое поколение, пройдя школу, кроме научных познаниймогло бы усвоить религиозно-нравственные понятия и образ жизни свойственно христианину, чем, как известно, не особенно отличаются нагайбаки.

Военный губернатор граф П.К. Эссен распорядился выделить на каждую строящуюся школу лес (но не более 300 корней), однако само строительство предписывалось вести «на общественные средства по подписным листам». Первая школа в войске была возведена и открыта в станице Коельской, строительство находилось под личным контролем командующего первым кантоном майора А. Беккера.

Казачат принимали в школу в возрасте от 6 до 12 лет, классы разделялись на «десятки» и «отделения по наукам». Учебный день строился таким образом, что через каждый час занятий учитель мог «организовывать игры, приноровленные к военным упражнениям». По окончании уроков учащиеся занимались «фронтовой» (строевой) подготовкой, фехтованием деревянными саблями, «метанием дротиков в соломенные шары» воскресные и праздничные дни строем отправлялись в церковь на литургию. Они были обязаны носить «шинель казачьей формы, шаровары темно-зеленого сукна, сапоги и фуражку единого о6разца»(С.Н. Севастьянов. Школьное образование в Оренбургском казачьем войске за 1819-1895 гг., 1896).

Учительский персонал, состоявший преимущественно из отставных офицеров и урядников, обязывался «вразумлять учеников к скорейшему и прочному навыку всего им преподаваемого, основательным истолкованием каждого предмета», при этом подчеркивалось, что «только терпением и кротостью, снисходя в особенности к малолеткам, можно достичь поставленного, неумелою же строгостью можно изгнать в ученике готовность к наукам». «Скромность и вежливость, – отмечалось в одном из наставлений казачьим учителям, – при благоразумии и твердой воле поселят соревнование в учениках»(Государственный архив Оренбургской области (ГАОО). Ф. 96. Оп.1. Д.133. Л.103).

Курс обучения в станичных школах был рассчитан на четыре года, и никто из учащихся не имел права прервать учебу без уважительных причин. Требования к учащимся постоянно усложнялись: если до 1846 года им полагалось знание преимущественно церковных текстов, чистописания и «нумерации», то к началу 1860-х основной упор стали делать на обучение осознанному чтению, умению писать под диктовку и письменно выражать мысли. Учащиеся должны были твердо знать четыре действия арифметики, уметь решать практические задачи (особенно применительно к предстоящей военной службе), знать краткий катехизис и священную историю. За нерадивость в учебе и «неважные поступки» учитель, а также станичный поселковый атаман могли «прикалывать на рукав гимнастерки знак, объясняющий неуспеваемость ученика», объявить выговор, оставить без обеда, поставить ученика на колени на 15 минут. За грубые шалости могли подвергнуть и наказанию розгами – от 5 до 10 ударов. Успехи учащихся как в учебе, так и в поведении оценивались по пятибалльной системе: 1 – худшие знания, 2 – средние, 3 – достаточные, 4 – хорошие и 5 – отличные. Учебный год в станичных школах начинался после окончания уборки урожая и заканчивался выпускными экзаменами (до начала весенних сельхозработ) в присутствии атаманов, родителей и почетных гостей. Достигшие ко времени экзаменов 16-летнего возраста подлежали отчислению для подготовки к военной службе.

Создание разветвленной системы начального образования позволило войсковым властям подготовить необходимую базу для качественных преобразований в офицерском и чиновничьем составе, поднять боеспособность казачьих полков и батарей. К началу XX Февральская революция внесла политическую сумятицу в войсковую среду, однако правление Оренбургского казачьего войска не прекратило работу по расширению и совершенствованию школьной сети.Вообще же начальные школы в войске, кроме общеобразовательных целей, служили одним из главных средств к подготовке мужского населения с самого раннего возраста к казачьей службе, развивая в нем присущие казакам качества: смелость, лихость, ловкость и молодечество. В станичных и поселковых школах преподавались следующие предметы: Закон Божий, чтение и письмо, арифметика и строевая часть. Мальчики в свободное от классных занятий время обучались кавалерийскому строю, приемам ружейным, шашкою и пикою, сборке и разборке казачьей винтовки и гимнастике. Одновременно со строевым образованием они обучаются также петь боевые песни, им рассказывались события из боевой жизни и т.п. В 1824 году в г. Оренбурге учреждено Неплюевское военное училище, переименованное сперва в кадетский корпус, затем преобразовано в военную гимназию, а в 1884 году снова в кадетский корпус. Для пополнения строевых частей офицерами служили военные академии, военные училища, кадетские корпуса и Оренбургское юнкерское училище.

Воспитание девочек строилось иначе, чем мальчиков. Распространенное в первой половине ХIХ в. мнение выразил один из корреспондентов Русского географического общества: «Родители вообще думают, что девочку не для чего учить грамоте… Её дело – знать хозяйство». П.П.Жакмон, сын начальницы Оренбургского девичьего училища II-го разряда, в своих воспоминаниях так описывает воспитанниц этого учебного заведения: сорок учениц почти все грубые, невоспитанные казачки, говорившие на «о» и употреблявшие часто в разговоре неприличные слова. Многие из них не только не знали ни одной молитвы, но и не умели сложить пальцы для крестного знамения. Огромные усилия были предприняты педагогами училища, и первый выпуск, состоявшийся в 1854 г., показал, чего они достигли: «выпускные девицы были одеты в лёгкие белые платья, и наружность их настолько изменилась к лучшему, что в них нельзя было узнать прежних грубых оренбургских и уральских казачек. Они умели поддерживать салонный разговор на французском языке, читать французские и немецкие книги, рисовать, играть на рояле, читать стихотворения и т.д.». Блестящие результаты первого выпуска Оренбургского девичьего училища произвели огромное впечатление на оренбургское общество, и в 1854 – 1855 учебном году поступивших девушек стало восемьдесят. Следовательно, начиная с середины ХIХ в. изменяется отношение к воспитанию девочек, но прежде всего тех, которые проживали в городах или около них, в отдалённых же от центра местах господствовали старые устои ( Е.В.Годовова. Внутрисемейные отношения и воспитание детей в Оренбургском казачьем войске 1-ая половина XIX в.).

ТЕМА 13.Народная медицина казачества.

Казачья культура - это сложнейшее системное явление. Все ее блоки и компоненты взаимосвязаны друг с другом. И один из блоков - народная медицина казачества. Хранителями врачевальных традиций выступали знахари и знахарки: им были ведомы рецепты снадобий и зелий, магические формулы заговоров, они прекрасно знают свойства растений окрестных полей и лесов...Древнейшими знаниями, которыми обладали и обладают казаки, были знания по народной медицине. Несмотря на то что, как все древние искусства, врачевание было окружено всевозможными тайнами и суевериями, очень многое было широко известно и дожило до наших дней.

Народная медицина казаков сложилась на базе традиционной русской и украинской медицины в XIX веке, но тем не менее, получила широкое распространение, так как квалифицированная медицинская помощь населению была совершенно недостаточной. Первое лечебное учреждение — войсковой «гошпиталь» — появилось в 1800 году и долго оставалось единственным, аптека в Екатеринодаре открылась только в 1803 году. В это время в городе имелся всего один врач, да и тот, по словам документа, «обращается к частой напитости и содержится для вытрезвления под караулом».

Не будет преувеличением сказать, что и столетие спустя, в начале XX века, большинство казаков оставались без врачебной помощи и лекарств. Так, согласно отчету наказного атамана о состоянии народного здоровья за 1903 год, одному врачу приходилось обслуживать 16 530 человек. Неудивительно, что знахари зачастую официально признавались специалистами лечебного дела.

Среди причинных факторов заболеваний казаки особое значение придавалось вредной пище, голоду, физическому перенапряжению, отрицательным климатическим воздействиям, контактам с больными, пристрастию к алкоголю и т. д. Знахарки часто к причинам болезни приписывали колдовство и несоблюдение определенных правил и запретов. Так, на свадьбе молодые не должны были говорить никому спасибо, в знак благодарности им разрешалось лишь кланяться. На Троицу, когда девушки бросали на воду венки, гадая о суженом, строго запрещалось прикасаться к чужому венку, чтобы не навлечь болезнь.Чтобы уберечь грудного ребенка от сглаза, его старались не показывать чужим людям, что фактически защищало неокрепший детский организм от случайной инфекции. А узнать, сглазили ли человека, можно было, бросив зажженную спичку или уголек в чашку с водой: если потонут — значит, сглазили.

Болезнь казаки представляли и в виде животного: черная собака, бегающая по земле — холера, жаба — ангина, лошадиная голова - «коровий мор». А раз так, в лечебных заговорах к ней, как к живому существу, обращались с просьбой уйти: «Иди соби на очерета, на густые лозы, на болото, где солнце не светит, человечий голос не слышен! » Или старались запугать, выражая угрозу: «Грыжа, грыжа, у тебя шесть зубов, а у меня семь — я тебя закусаю, я тебя съем! ».

Лечение заговором, часто сочетающееся с другими способами, — наиболее употребляемый метод в знахарстве. Практическая цель заговора состояла в том, чтобы оградить человека от проникновения в его тело болезни либо изгнать ее из больного. С помощью заговоров на Кубани лечили сглаз, порчу, переполох, свих, простуду, кровотечение, младенческое, зубную боль, опущение желудка, тоску, бышиху, килу, бельмо, змеиный укус и т.п.

Представление о том, что заговору и молитве присуща особенная внутренняя сила, нашло свое отражение и в обычае размачивать в воде написанный на бумаге текст, а затем выпивать воду, воспринимая таким путем силу магических заклинаний.

В большинстве заговоров явно прослеживается влияние христианства. Перед лечением почти всегда рекомендовалось прочесть молитву «Отче наш», многие заговоры начинаются словами: «Матушка Богородица, встань на помощь»; «Буду я Господа Бога просить и Святую Богородицу на помощь звать" и т. п. Знахари при этом выступают как бы не от себя, а от имени Бога: «Не я лечу, а я шепчу»; «Сам Господь три раза дунуть мне дал»...

Наряду с заговорами в народной лечебной практике находили применение и другие способы оказания помощи: болезнь «смывали», «выкуривали», «вымеряли», «высасывали», «выгрызали», «топтали» и т. д. Использование воды в знахарских обрядах восходит к языческому мировоззрению. У казаков особенно почитались те места, откуда брали свое начало реки, ручьи, родники, где сливались две реки. Вода, взятая на месте впадения одной реки в другую, применялась, например, для лечения тоски. Как считается в народе, вода, которая предназначена для лечения, должна быть «непочатая», «непитая», набранная из трех родников либо из четырех колодцев, на утренней или вечерней заре, а на Встреченье (15 февраля — день, когда зима с летом встречается) — в полночь. Как у всякого народа, у казаков существовало и существует большое число ведунов, знахарей, «бабушек», которые лечат не только травами и другими средствами, но также заговорами и прочими «магическими» приемами... До последнего времени считалось, что все эти знания и их носители — «лекарки», «шептухи» — исчезли и все позабыто. Но когда ученые-фольклористы стали собирать и записывать старинные обычаи, заговоры, приметы, то, к величайшему своему удивлению, обнаружили, что почти во всех казачьих семьях помнят семейные молитвы-обереги, особенно в среде казаков-старообрядцев, а кроме того, живут и здравствуют доныне знатоки и умельцы заговаривать грыжу, припадки и другие болезни. Причем, как отмечают особо исследователи, это, как правило, очень честные, глубоко верующие люди, которые как бы объединяются вокруг православных церквей. В большинстве своем они очень приветливы, трудолюбивы и высоконравственны. Характерной их чертой служит общая уверенность, что добро нужно делать бескорыстно.

Но самым «лечебным» животным по праву можно назвать корову. Говяжьей желчью лечили ожоги, ею же исцеляли специфическую глазную болезнь. Так, коросту выводили смесью пороха и коровьего молока, простокваша использовалась при лечении сибирки, а против чирья готовили своеобразный пластырь: на заячью шкурку накладывали сметану и затем привязывали к больному месту. Записан нами и такой довольно необычный метод лечения. Если человек «чахнет от болезни», резали корову, вычищали из нее внутренности, затем больной забирался внутрь коровы по горло и оставался там на несколько минут.

Одним из способов лечения были пиявки. В первой половине XIX века ловля пиявок являлась одной из статей дохода войсковой казны Черноморского казачьего войска, вместе с добычей нефти она давала ежегодно около 1000 рублей. Пиявки служили и предметом торговли с горцами, казаки тоже охотно покупали их, а затем использовали для лечения.

Заметная роль в народной медицине принадлежит и насекомым. С одной стороны, их рассматривали как источник неблагоприятного воздействия на здоровье человека, с другой — сами насекомые использовались для приготовления разнообразных «зелий».

Очень любопытны бытовавшие в кубанских станицах ритуалы изгнания насекомых: блох, клопов, мух, тараканов. Считалось, что избавиться от насекомых можно, «передав» их соседям или просто незнакомым людям, для чего в рукав сажали несколько тараканов и шли в гости. Зайдя в хату, спрашивали: «Принимаете гостей? » И если ответ был утвердительным, тараканы «переходили» к новым хозяевам. Или, например, клопов заворачивали в бумагу, а после бросали в священника, приговаривая: «Куда попы, туда и клопы».

Часто насекомых выносили на перекресток дороги оставляли там в спичечном коробке или яркой тряпке. Иногда с ними клали деньги, какие-нибудь безделушки. Тот, кто забирал эти вещи, «брал» с собой в дом и насекомых.

Живого паука носили в скорлупе грецкого ореха на груди, полагая, что это излечивает от лихорадки («паук сдохнет — болезнь пройдет») От водянки пили воду с разваренным в ней сверчком, желтуху лечили хлебным мякишем с закатанной в него вошью: больной глотал это снадобье. При этом говорили, что «паразиты паразитов побивают».

Если большинство насекомых в народе относили к «дьявольскому творению» (комары, саранча, пауки, блохи, вши, клопы), то пчелы считались чистым, «божьим» созданием, «назначенным» на служение человеку. Пчеловодство на Кубани получило развитие в основном в предгорных и горных районах, но в народной медицине мед и продукты пчеловодства применялись повсеместно.

Пчелиный воск использовался не только в некоторых магических обрядах (от сглаза, переполоха), им лечили, например, расстройство слуха, когда в ушах образовывались «пробки». Восковую трубочку вставляли в ухо и поджигали. В результате этой процедуры в трубочке накапливалась ушная сера (станица Кубанская Апшеронского района). Размягченный пчелиный воск прикладывали на ночь к больным глазам.

Пчелиным медом лечили ожоги на коже, раны, глаза, нередко мед использовался в комплексе с другими средствами животного и растительного происхождения. От кашля пили яичную воду с медом, при воспалении легких готовили отвар из меда, ягод калины и свиного жира. Прополисом лечили раны и опухоли, а настоянный на спирту употребляли от простуды. В народе всегда считалось, что мед не только вкусный и питательный продукт, но и средство продления жизни, долголетия.

Помимо «лекарственных» животных, существует еще одна ветвь народной медицины, связанная с использованием могильной земли, атрибутов погребального обряда и т. п. Эти способы не находят рационального объяснения, если не принимать во внимание огромный эмоциональный и нередко психотерапевтический эффект. При стечении определенных обстоятельств подобные средства могли вызывать у суеверных людей ужас, отвращение и одновременно — глубокую веру в целебность столь необычного лекарства. В народе бытовало суеверное представление о том, что с помощью костей мертвеца и вообще всего, затронутого дыханием смерти, можно умертвить и саму болезнь. Например, веревка, которой связывали ноги покойнику, использовалась для лечения свиха (вывиха), ревматизма, зоба. Эту же веревку вшивали в рукав драчливому мужу (станица Темижбекская Кавказского района). А платок, который вешали перед уходом с кладбища на крест, «помогал» от головной боли.

Общеизвестно поверье о том, что, если человек перейдет дорогу похоронной процессии, у него появится кожная болезнь «наростень». Эту таинственную хворобу и лечили соответственно: надо было приложить к болячке «мертвую руку» (то есть руку покойника). Очень сильным средством считалась и могильная земля. Ее клали за пазуху, чтобы не бояться мертвецов, с помощью могильной земли девушка привораживала понравившегося ей парня.

Казак неразрывно связан с конем. Не придумать лучшего массажа, чем верховая езда. Согласно китайской терапии чжень-цю, кожный покров поясницы, ягодиц, тыльной стороны бедер имеет сравнительно немного нервных точек, которые находятся несколько глубже, чем соответствующие точки других участков человеческого тела, и требуют более ощутимого массажа. Верховая езда стимулирует эти точки. И если в случае стремительного аллюра частота ударов по мышцам наездника достигает 50 в минуту, то спокойный ход коня способствует снижению количества таких ударов до 10-20. Всадник полностью расслаблялся, то есть пребывал в важном для воина состоянии, готового к сокрушению даже численно превосходящего противника. Находясь постоянно в седле, постоянно на воинской службе и на войне, казаки обладали уникальными знаниями по мануальной терапии, то есть по умению вправлять суставы и позвонки.Не только простые вывихи, но и всевозможные «срывы», «осклизы», «опступы», «сбои» и десятки других увечий, которые неизменно сопутствовали военной жизни кавалериста, чаще всего лечились прямо в сотне. Всегда находился казак старшего возраста, который владел многими приемами народного «костоправства». Приемами же массажа владели практически все.Большую роль играла и необходимость военная - быть всегда в форме, на коне. Именно благодаря знаниям уникальной системы восстановления организма (подобными приемами пользовались только несколько индейских и африканских племен) казацкое войско выстояло против трех сильнейших армий мира: турецко-татарской, российской и польской. Казацкая система исцеления насчитывала множество способов, помогавших быстро восстановиться в экстремальных условиях. Так, в бою казак, не слезая с коня, мог справиться с болью. Зная, где на теле расположены точки, отвечающие за различные системы и органы, он немедленно воздействовал на них. Если современный человек обратится к массажисту, тот станет разминать напряженную мышцу. А казак, у которого свело мышцы позвоночника в поясничном отделе, гладил тыльную сторону икры - мышцы расслаблялись.Так, казаков гвардейских полков, отправлявшихся в дворцовый караул, полковые портные буквально зашивали в мундиры (может быть, отсюда слово «зашиваюсь», то есть очень тороплюсь), и через несколько часов неподвижного стояния в дворцовых залах их «валили в сани и везли в казачьи бани вытаптывать затекшее тело на горячем полке».

Траволечение занимало ведущую роль в казачьей медицине. Среди разнообразия лекарственных трав, ведущее положение занимали типчак, евшан (степная полынь) и послушный всем ветрам ковыль. Каждый казак почитал полынь за то, что она является символом казачества, символом древним и благородным. Горький, ни с чем не сравнимый запах полыни символизирует тоску по родине.

Степная растительность служила прекрасным питательным кормом для животных. Независимо от состава травяного ассортимента, пыльца растений вместе с чистейшей росой являлись своеобразными, неповторимыми стимулирующими лекарствами наподобие женьшеня, маралового корня или зеленого чая. Нельзя не упомянуть и калган (аптечный корень), который в Запорожской Сечи казаки называли «казацким женьшенем». А процедура казацких «зеленых ванн» завораживает своей простотой и полезным воздействием. После купания в речке или озерце казаки не вытирались, а нагишом заходили в степной или луговой травостой и неторопливо по нему продвигались. Постепенно благоухающая смесь пыльцы и росы наслаивалась на коже человека. Казаки имели длительный контакт с продуктами трав, находясь после «ванны» в тени и медленно высыхая. Можно предположить, что благотворное влияние на организм такой бальнеологии было универсальным.Неисчислимое множество растений экологически чистой природы Великого Луга и Дикого Поля щедро одаривали казаков богатой палитрой натуральных лекарств. Аир (татар- зелье) и крапива, одуванчик и береза, осина и конский каштан, подсолнечник и сон-трава - далеко не полный перечень даров лесов, лугов и степи - помогали казачьему обществу в бою и в часы затишья. На землях Запорожского низового войска (ныне - Днепропетровская и Запорожская области) до настоящего времени применяют порошок корня аира и его отвар для заживления ран. Настоянной на крапиве водой казак «чистил» печень и почки, останавливал носовое кровотечение. Более 50 различных недугов помогал побороть казакам обыкновенный одуванчик, нектар которого, как утверждают пчеловоды, присутствует в каждой капле меда. А если подводили суставы - первой помощницей выступала береза. Даже считающаяся лесным бурьяном осина, оказывается, находила полезное применение в Сечи. Подагра и болезни почек, гастрит и малярия поддаются лечению почками осины и ее молодыми побегами. С давних времен у казаков широко применялись целебная сон-трава как успокоительное средство при бессоннице, невралгии, истерии, а также при бронхиальной астме и почечной колике. Что касается конского каштана, то он эффективен при тромбофлебите, геморрое, трофических язвах. Наряду с костоправами в казачьих станицах и хуторах всегда было много травознаев. И сегодня почти в каждой казачьей семье используют для лечения всевозможных простуд и других болезней травы, но были и ныне здравствуют десятки удивительных знатоков.

В древней легенде рассказывается, как покинувший в детстве степи и отвыкший от них хан Кончак ни за что не хотел возвращаться в родные кочевья на Дону из роскошных долин Кавказа. И тогда дали ему полынь. Почувствовав ее запах, заплакал хан, затосковал о покинутых бедных юртах своего народа и, бросив все, вернулся на Дон. В каждой казачьей семье за иконой хранится веточка полыни. Ее вместе с погребальной свечою вкладывают в руки умершим. И как бы давно в дальних краях ни сложил голову казак, он считается не погребенным, пока на его могилу не положена ветка полыни и не посыпана земля «с родного пепелища».

Казаки умели врачевать и открытые переломы, удалять раздробленные кости. Владели они и основами антисептики, то есть умели оперировать так, чтобы не попадали в рану микробы и бактерии; справлялись и с гнойными ранами, «выкатывали» пули и осколки, проводили ампутации...

Сохранились описания хирургических операций, сделанных казачьими лекарями. Свидетелем одной из таких операций однажды был знаменитый русский врач Н. Пирогов.

Все делалось только после захода солнца. Во-первых, в это время почти нет мух — главных разносчиков инфекции, а во-вторых, сам человеческий организм, в частности мозг, вступает в фазу торможения... Раненого укладывали на соломенные снопы или на только что выструганные доски. Поили его допьяна (это был один из немногих случаев, когда казаки пили водку, а не вино). Раненое место, в описываемом случае — ногу, обкладывали льдом или лили холодную воду. Перетянутая жгутами нога теряла чувствительность.

Тогда приступал к делу врачеватель. Он долго мыл руки и протирал их водкой. Все инструменты, которыми он пользовался, тщательнейшим образом и долго кипятились в соляном растворе. Кроме того, помощник вылавливал их из кипящей воды только специальными щипцами и подавал лекарю, обязательно пронося их через огонь. Нож, которым расширялась рана, накалялся докрасна и прижигал кровоточащие края разреза.

Раскрыв специальными крючками рану, лекарь металлическими крюками выхватил из раны пулю и вынул раздробленные кости, зашил края раны, предварительно вложив в нее какое-то снадобье и длинный конский волос... Пирогову объяснили, что если рана загноится, то вся грязь будет выходить по этому волосу, а если все хорошо заживет, то волос либо сам выпадет, либо вынуть его не составит труда.Прооперированную ногу уложили в специально выструганные самшитовые лубки и забинтовали. Великого хирурга удивило, как слаженно и умело работали казаки. И те, кто оперировал, и те, кто держал раненого, и те, кто непрерывно читал молитвы. Еще больше его поразило, что казаки до утра не давали раненому спать и, как только он начинал задремывать, били в бубен и плясали. Операция прошла успешно, через несколько дней казак, прихрамывая, ходил.Ампутации делали еще быстрее, и культю обязательно макали в кипящую смолу, чтобы спасти человека от гангрены. Следует поражаться силе духа и терпению не только казаков, но и лекарей — ведь все делалось без наркоза. Правда, есть сведения, что какие-то дурманящие сознание и обезболивающие травяные настои лекари применяли. В частности, отвар из мака.

Некоторые ведуны хорошо владели лечебным гипнозом, «отчитывали болезнь во сне».Но это умели делать лишь немногие врачеватели, как правило передававшие свои знания из поколения в поколение и славившиеся по всему войску. Когда во времена Николая I в полках было запрещено обращаться к народным целителям, казаки нашли способ их сохранения: народные целители охотно заканчивали курсы военных лекарей и продолжали, обогатившись знаниями научной медицины, помогать людям.

Познакомившись с народной медициной казачества, веришь, что казачьему роду нет перевода (С.Н.Павлова, Л.Е.Алексейчик, 2011).

⇐ Предыдущая 6 7 8 9 10 111213 14 15 Следующая ⇒