Клевета в отношении судьи, присяжного заседателя, прокурора, следователя, лица, производящего дознание, судебного пристава, судебного исполнителя (ст. 298 УК РФ)

⇐ ПредыдущаяСтр 12 из 42Следующая ⇒

С объективной стороны состав преступления, предусмотренного ч. 1 ст. 298 УК, выражается в клевете в отношении судьи, присяжного заседателя или иного лица, участвующего в отправлении правосудия, в связи с рассмотрение дел или материалов в суде.

Под клеветой понимается распространение в отношении этих лиц заведомо ложных измышлений, порочащих честь и достоинство или подрывающих репутацию. Честь — это «достойные уважения и гордости моральные качества человека», хорошая, незапятнанная репутация, доброе имя. Под достоинством понимается уважение высоких моральных качеств в самом себе. Репутация — это общественная оценка, общее мнение о качествах, достоинствах и недостатках кого-либо[182].

Преступление считается оконченным с момента передачи виновным информации третьим лицам, в которой содержатся сведения заведомо ложного характера, порочащие честь и достоинство судьи, присяжного заседателя или народного заседателя. Преступление совершается, как правило, по мотиву мести за деятельность, связанную с осуществлением правосудия.

В части 2 ст. 298 УК предусматривается уголовная ответственность за клевету в отношении прокурора, следователя, лица, производящего дознание, судебного пристава, судебного исполнителя.

Мотивом этих преступлений чаще всего является месть за деятельность, связанную с производством предварительного расследования, исполнением приговора, решения суда или иного судебного акта. Как правило, целью виновного выступает желание опорочить личность прокурора, следователя и других указанных лиц.

Квалифицирующим признаком рассматриваемых составов, предусмотренным ч. 3 ст. 298 УК РФ, является распространение заведомо ложных сведений, соединенное с обвинением указанных лиц в совершении тяжкого или особо тяжкого преступления (см. ч. 4 и 5 ст. 15 УК РФ).

Если адвокат в письменной или устной форме сообщает о тяжком или особо тяжком преступлении, совершенном судьей, присяжным заседателем или иным лицом, указанным в ч. 1 и 2 ст. 298 УК, в компетентные правоохранительные органы, заведомо сознавая ложность своего сообщения, и желая привлечь потерпевшего к уголовной ответственности, его действия могут быть квалифицированы по ч. 2 ст. 306 УК.

Преступления, предусмотренные ст. 298 УК РФ, совершаются адвокатами в двух основных формах: в явной (открытой, публичной) и скрытой (не публичной).

Явная форма клеветы. В этом случае недобросовестный адвокат публично распространяет заведомо ложные сведения в отношении перечисленных лиц (чаще всего в отношении следователей, руководителей СО, дознавателей, оперуполномоченных) о, якобы, имевших место злоупотреблениях должностными полномочиями (ст. 285 УК РФ), превышении полномочий (ст. 286 УК РФ), вымогательстве взятки (п. «в» ч. 4 ст. 290 УК РФ), служебном подлоге (ст. 292 УК РФ) и других преступлениях, прежде всего должностных и против правосудия, допускаемых ими в ходе расследования дела. Такие обвинения обычно выражаются в форме жалоб, ходатайств в адрес прокурора и суда. У профессионально несостоятельных адвокатов очень часто такие обвинения являются, чуть ли не единственной составляющей линии защиты. Особенно, если подозреваемый (обвиняемый) «имел неосторожность» ранее признавать свою вину.

У проблемы есть своя история. Как известно, в период действия УПК РСФСР признательные показания подследственного, данные им без адвоката, могли быть признаны судом допустимым доказательством.

Вряд ли для кого-то секрет, что именно в первые дни, а то и часы после возбуждения уголовного дела и/или задержания в порядке ст. 91 УПК РФ подозреваемый, при умелом использовании следствием фактора внезапности, других допустимых тактических приемов, чаще всего дает правдивые показания. Затем, по данным отдельных исследований, до 80% и более всех обвиняемых на следствии и в суде отказываются от первоначальных признательных показаний.

Да, конечно, до сих пор не изжиты факты применения физического и психического насилия, других незаконных, а то и преступных методов со стороны оперуполномоченных и следователей в целях получения признания любой ценой. К сожалению, еще очень многие правоприменители расценивают такое признание как «царицу доказательств». Нет никакого оправдания таким незаконным методам. Очень часто они приводят к самым страшным последствиям[183].

Однако, хоть кому-то может показаться и необъективным следующее утверждение автора, но все-таки представляется, что в подавляющем большинстве случаев именно первые признания задержанных чаще всего бывают наиболее близкими к истине. И добываются эти показания, как правило, вполне законным и этичным путем, с использованием эффективных и допустимых тактических средств.

Поскольку по старому УПК прямых указаний о недопустимости таких доказательств не было, самым популярным объяснением, оправданием последующего изменения показаний у обвиняемых было насилие, издевательства, шантаж со стороны субъектов расследования.

Каких только страшных историй о себе не наслушались автор этой книги и коллеги-следователи, оперативники, когда их вызывали в суд для дачи свидетельских показаний в связи с отказом подсудимых от своих признаний, данных на предварительном следствии. Сторона защиты на суде обвиняла (и обвиняет) нас в применении на первоначальных допросах пыток, избиений, самых извращенных методов шантажа, в применении наркотических, психотропных средств и веществ, в угрозах убийством и т.д. и т.п. Все что угодно, лишь бы суд признал первоначальные признательные показания недопустимыми доказательствами.

Нетрудно заметить, что все эти доводы подсудимых, по сути, представляют собой в официальном порядке сформулированные заявления о совершении субъектами расследования тяжких и особо тяжких преступлений, т.е. подпадают под признаки анализируемого преступления либо преступления, предусмотренного ст. 306 УК РФ — заведомо ложный донос. И здесь необходимо сказать, что часто обвиняемый формулирует такую позицию не только с подачи сообщников, сокамерников в СИЗО и др., но и с помощью недобросовестного защитника.

В практике часто бывает так, что адвокат, вступивший в дело уже после дачи клиентом признательных показаний, при первой встрече с подзащитным наедине и конфиденциально разъясняет ему, насколько невыгодны для него первоначальные показания, а затем они формулируют линию защиты, основанную на отрицании своей вины и выдвижении новой линии защиты, заведомо для обоих не имеющей ничего общего с правдой.

Признаем, что именно поэтому в большинстве случаев в прежних процессуальных условиях следователи пытались по возможности оттянуть момент знакомства подозреваемого (обвиняемого) со своим защитником. Часто эта задача решалась незаконными средствами.

Итак, на последующем этапе расследования, а чаще в суде, первоначальные показания обвиняемого вступали в противоречие с последующими, данными в присутствии адвоката. Сторона защиты пыталась ликвидировать это противоречие в пользу последних, «отказных» показаний двумя основными группами способов:

–– путем обвинения субъектов расследования в применении вышеупомянутых незаконных методов;

–– путем ссылок на иные объективные причины (плохое самочувствие, даже временное психическое расстройство; боязнь задержания и ареста (без ссылки на шантаж со стороны следователя); страх перед уголовной ответственностью; конформизм, т.е. нежелание конфликтовать со следователем, противоречить ему; желание взять на себя вину близкого человека и т.д. и т.п.

Чаще всего, выбирая ту или иную линию защиты, обвиняемый и его защитник шли по первому пути. Опрос 50-ти следователей и оперуполномоченных, имеющих более двух лет стажа работы, показал, что более 80% из них (44 человека) подвергались такого рода обвинениям, из них 22 человека давали по этому поводу показания в суде, в отношении 24 проводились служебные расследования по факту подачи обвиняемыми и их защитниками заявлений о применении незаконных методов расследования. Стоит ли говорить, насколько унизительны и оскорбительны для чести, достоинства, репутации честного следователя, оперуполномоченного такие лживые обвинения, насколько отвлекают, дезорганизуют, выматывают такого рода жалобы и последующие служебные проверки, объяснения и судебные допросы. Часто именно эту, как бы факультативную цель и преследуют недобросовестные адвокаты и их клиенты, то есть сделать все, чтобы постоянно отвлекать от расследования, измотать, задергать процессуального противника, пробить его психологическую защиту, вывести из равновесия и т.п.

Характерно, что, чем больший профессионализм проявляет следователь (оперуполномоченный) по наиболее сложным делам, и, соответственно, качественней и успешней расследует дело, тем чаще на него сыплются подобные обвинения.

Напротив, если дело расследуется вяло, безынициативно, судебная перспектива не видна[184], то и жалоб на следователя, в чьем производстве находится такое дело, либо вообще нет, либо они приносятся скорее для создания видимости активности стороны защиты.

Хотя соответствующих криминологических исследований мною не найдено, однако практическими работниками давно отмечено, что более всего подобных жалоб подается именно по делам об организованной, коррумпированной преступной деятельности, где обвиняемыми фигурируют должностные лица, профессиональные мошенники, члены организованных преступных формирований и т.д.

Каждый опытный следователь может припомнить множество поистине комичных ситуаций, когда на скамье подсудимых сидит не мелкий вор или хулиган а, например, интеллигентного вида чиновник-взяточник, солидный, имеющий обширные связи, которого не то, что бить — на которого голос-то повысить нельзя, и со слезой в голосе жалуется на то, что, дескать: «Следователь бил меня по голове книгой, угрожал табельным оружием с тем, чтобы я наговорил на себя…».

Все присутствующие, в т.ч. подсудимый и его защитник, как правило, осознают абсурдность таких обвинений. Но здесь цель, как уже отмечено, вовсе не убедить кого-то в чем-то. Зачастую защита делает вид, что настаивает на привлечении следователя к ответственности, а суд делает вид, что самым серьезным образом проводит проверку этих обвинений. В итоге рассмотрение в суде таких жалоб часто превращается в своеобразный фарс.

Постепенно за долгие годы безнаказанности в сознании многих преступников и их нечистоплотных защитников сформировалось убеждение о том, что следователя и оперуполномоченного можно обвинить ради целей защиты и в качестве средства защиты в чем угодно и когда угодно, но лучше всего в суде, поскольку в практике это совершенно ненаказуемо ни для обвиняемого, ни для его адвоката.

Таким заявлениям на суде и на следствии не дается надлежащая правовая оценка. Суд в приговоре, производя оценку доказательств, в лучшем случае ограничивается лишь фразой следующего типа: «Суд, исследовав материалы дела, … допросив в качестве свидетеля следователя, …приходит к выводу о том, что показания подсудимого о применении к нему насилия и других незаконных методов в ходе предварительного расследования не соответствуют действительности и даны подсудимым лишь с целью уйти от ответственности за содеянное…». И далее — никаких правовых последствий для стороны защиты. Подобного же рода поверхностные выводы делаются и в рамках служебных проверок.

Ситуация изменилась с 1 июля 2002 г., в связи с вступлением в силу УПК РФ. Как известно, одним из самых принципиальных и важных новелл нового уголовно-процессуального закона стало признание недопустимым доказательством показаний подозреваемого, обвиняемого, данных в ходе досудебного производства по уголовному делу в отсутствие защитника, включая случаи отказа от защитника, и не подтвержденных затем подозреваемым, обвиняемым в суде (п. 1 ч. 2 ст. 75 УПК РФ).

В результате стороне защиты теперь вообще нет нужды как-то обосновывать причину изменения показаний с признательных на противоположные, в случае если первые даны в отсутствие защитника. Это привело к некоторому снижению числа описываемых клеветнических жалоб, но не к искоренению негативного явления.

Однако по-прежнему в практике нередки случаи лживых заявлений другого рода. Например, в описываемом случае с изменением первоначальных признательных показаний, даже если они даны и в присутствии адвоката, в дальнейшем обвиняемый заявляет, что эти показания были результатом применения в отношении него насилия и других незаконных методов непосредственно перед допросом, до встречи с адвокатом. Другим вариантом такой клеветы может быть жалоба о том, что незаконные методы применялись в присутствии «карманного» защитника, приглашенного самим следователем и в сговоре с ним. В дальнейшем обвиняемый, отказавшись от первоначальных показаний, нанимает другого адвоката, и они вместе обвиняют следователя в преступном сговоре с «карманным» адвокатом с целью добиться от подозреваемого самооговора.

В арсенале преступных и иных незаконных методов профессиональной защиты еще много способов клеветы в отношении как представителей стороны обвинения, так и в отношении лиц, участвующих в отправлении правосудия. Все перечислить невозможно, да и не вызвано необходимостью.

Можем лишь с недоумением отметить, что почему-то в практике, в целом, не принято по результатам таких жалоб реализовать совершенно очевидные правовые меры: потерпевшему — подать заявление о преступлении (ст. 140–141 УПК РФ), компетентным органам — принять такое заявление и провести необходимую проверку (ст. 144–145 УПК РФ). Как будто действующие работники, компетентные юристы, молчаливо сошлись во мнении, что за обвиняемым и, соответственно, за его защитником признается право защищаться любыми, в т.ч. и преступными средствами?!

Нигде, ни в каком законе, ни обвиняемому, ни тем более его защитнику не позволено защищать себя путем клеветнического оговора других, в т.ч. и представителей стороны обвинения. Никто не вправе освободить такую преступную защиту от уголовной ответственности. Не говоря уже о том, что те же действия являются еще и нарушением норм адвокатской этики, которое может служить основанием для привлечения адвоката в дисциплинарной ответственности.

Правда, объективности ради, необходимо отметить, что судебная практика долгие годы и достаточно последовательно придерживается противоположной точки зрения. Так, Верховный Суд РФ в своем обзоре судебной практики за второе полугодие 1997 г., в примере по делу Незнамова[185] сформулировал по данному вопросу позицию, которая не выдерживает никакой критики и прямо противоречит и уголовному, и уголовно-процессуальному закону, и нормам Конституции РФ. Цитируем акт толкования Верховного Суда: «Заведомо ложные показания подозреваемого о совершении преступления другим лицом, заведомо ложный донос не образуют, поскольку были даны с целью уклониться от уголовной ответственности, и являлись способом защиты от обвинения. Приговор по ч. 2 ст. 306 УК РФ отменен, и дело прекращено за отсутствием состава преступления».

Это разъяснение высшей судебной инстанции никак не обосновано ни с позиции закона, ни с точки зрения здравого смысла. А потому вызвало реакцию недоумения и протеста, как среди ученых, так и практиков. Так, судья Тульского суда С. Зеленин в своей публикации отметил, что: «Верховный Суд РФ не имел оснований для прекращения дела… запрещенные законом действия, будучи предприняты с целью защиты от предъявленного обвинения, не могут быть признаны правомерными и влекут применение санкционированных государством мер принуждения. Ясно, что мотив нарушения требований закона и цель осуществления (или подготовки) защиты не имеют значения для наступления ответственности в данном случае»[186].

Вряд ли подлежит сомнению, что подозреваемый, обвиняемый и его защитник не вправе защищаться незаконными методами (п. 11 ч. 4 ст. 46; п. 21 ч. 4 ст. 47; п. 11 ч. 1 ст. 53 УПК РФ; п. 1 ч. 1 ст. 7 Закона об адвокатуре). Эти же нормы подтверждаются положениями Конституции РФ (ст. 45 ч. 2, ст. 17 ч. 3). Данное разъяснение Верховного Суда существенно ограничивает конституционное право потерпевших от заведомо ложного доноса и клеветы на судебную защиту (ст. 46 и 52 Конституции). Полагаю, что такая рекомендация не может быть использована судами и другими правоприменителями, а применению подлежит закон.

Данную позицию подтверждает и то обстоятельство, что, по крайней мере, некоторые суды не руководствуются этим разъяснением своей высшей инстанции. Так, в одной из публикаций приводится пример, когда обвиняемому, заведомо ложно уличавшему работника милиции в применении насилия для признания вины, кроме «основной» статьи УК РФ, было предъявлено обвинение по ст. 306 УК РФ. Приговор по делу, предусматривающий наказание, в т.ч. и 2 года за заведомо ложный донос, вступил в законную силу[187].

Еще раз заметим, что защитительная позиция, связанная с клеветой (заведомо ложным доносом) против субъектов расследования, как правило, не может быть выработана обвиняемым без согласования со своим недобросовестным защитником. Достойный адвокат, соблюдающий принцип законности (см. гл. 8), нормы корпоративной этики (см. гл. 9.1-9.2), обязан категорически отвергнуть желание подзащитного оклеветать кого-либо. А если клиент настаивает на таком способе защиты — отказаться от поручения (гл. 6.1)[188].

На практике же часто бывает так, что защитник либо просто соглашается с неправомерной линией защиты, связанной с преступной клеветой, либо даже прямо советует клиенту изменить правдивые показания на заведомо ложные и мотивировать такое изменение физическим и психическим насилием, иными незаконными методами со стороны обвинения.

Надо отметить, что если бы кем-то в конкретном регионе было бы проведено соответствующее исследование о том, клиенты каких адвокатов-защитников чаще всего меняют, таким образом, свои признательные показания в суде, то результаты указали бы на конкретных, как говорится, одних и тех же лиц. Уверен, что фамилии из такого списка совпали бы с перечнем самых «популярных» адвокатов среди организованных преступных формирований региона. И, прежде всего, речь идет о «вовлеченных» адвокатах, для которых клеветнические заявления на лиц, осуществляющих правосудие, являются «обыденным», «дежурным» средством защиты.

Для таких адвокатов в целом наиболее «популярными» преступными средствами защиты являются, с одной стороны, попытки подкупить должностных лиц, расследующих или рассматривающих дело, или которые могут оказать влияние на принятие важнейших решений; с другой — попытки оклеветать следователя, прокурора, судью с целью помешать осуществлению правосудия, противодействовать всестороннему, полному и объективному расследованию дела. Не получается первое — предпринимается второе.

Вновь отмечу, что бывают, и, к сожалению, нередко факты действительного применения незаконных методов органами расследования. Безусловное право и святая обязанность каждого адвоката самым бескомпромиссным образом бороться с этими нарушениями. Но уверен, что таких фактов во много раз меньше, чем жалоб на них.

Скрытые формы клеветы. Как уже было отмечено, другой формой уголовно наказуемой клеветы против лиц, перечисленных в ч. 1 и 2 ст. 298 УК РФ, является скрытая, не публичная клевета. То есть распространение заведомо ложных сведений определенному, узкому кругу лиц либо даже одному лицу, в обмане которого заинтересован недобросовестный адвокат.

Так, в ходе проведения оперативно-розыскных мероприятий в отношении обвиняемого по делу о незаконном обороте крупных партий героина, было установлено, что адвокат одной из обвиняемых (матери малолетнего ребенка), задержанной по подозрению в совершении преступления, требовал помимо оплаты его услуг дополнительную очень крупную сумму денег, якобы, для обеда в ресторане со следователем и дачи ему взятки. Этот адвокат много раз демонстративно, в присутствии доверителя — матери задержанной, заходил в кабинет к следователю, когда тот был один. При этом задавал ему явно несущественные вопросы, старался побыть в кабинете подольше. Встретив в коридоре следователя, он старался поздороваться с ним как можно более тепло, по-дружески, если рядом была доверительница и т.п. В результате адвокат убедил задержанную и ее мать в том, что находится со следователем в дружеских отношениях, решает с ним все вопросы, и договорился о передаче взятки. Иначе, как он утверждал, освободить задержанную будет невозможно.

Реально же он лишь подал ходатайство на имя следователя и прокурора с просьбой об освобождении, не выходя за рамки закона.

Подозреваемая была освобождена из-под стражи даже без учета ходатайства, а в связи тем, что она не препятствовала установлению истины по делу, не имела намерения скрыться от суда и следствия, а так же в связи с наличием у нее малолетнего ребенка. Адвокат полученные деньги присвоил.

Как уже отмечалось в отношении подобного примера, действия этого адвоката подпадают под признаки совокупности преступлений: мошенничество — ст. 159 УК РФ; ч. 4 ст. 33 и ч. 1 ст. 291 УК РФ — подстрекательство к даче взятки; ч. 3 ст. 298 УК РФ — клевета в отношении следователя, соединенная с обвинением его в совершении особо тяжкого преступления[189].

Безусловно, такие скрытые преступления наносят колоссальный вред и интересам правосудия, и авторитету адвокатуры, и чести, достоинству, репутации конкретного следователя. Коэффициент латентности таких преступлений крайне высок. Отдельные адвокаты не гнушаются никакими клеветническими измышлениями. Во многом, хотя, конечно же, далеко не во всем, широко распространенные среди населения слухи о «повальном мздоимстве» следователей, прокуроров, судей, о том, что ни одно, даже самое законное право и интерес в правоохранительных органах нельзя реализовать без взяточничества, основано, в т.ч., и на клеветнических рассказах защитников-мошенников.

Часто недобросовестные адвокаты специально распространяют слухи о вымогательстве взяток конкретными судьями и следователями в отместку за то, что те не пошли на поводу у этих защитников.

Другой способ, вернее, группа способов, скрытой уголовно-наказуемой клеветы иллюстрирует следующий пример: по одному из дел адвокат, заключив соглашение и получив гонорар, в течение нескольких недель не осуществлял защиту в связи с занятостью по другим делам, командировками и т.п. Им было сорвано несколько следственных действий. Перед следователем он объяснил это своей занятостью. Для доверителя — родственника обвиняемого он сочинил целую «легенду» о том, что он почти каждый день ходит к следователю и прокурору, «обил все пороги», пытаясь помочь своему подзащитному. Однако следователь, якобы, непрофессионал, не вникает в дело, прокурор лично настроен против его клиента и всеми средствами хочет его «посадить», судья, якобы, отказался рассматривать жалобу, кто-то намекает на взятки и т.д. В общем — кругом враги, а он — друг и «одинокий воин», бьется и не может их побороть. Таким образом, адвокат может оправдывать свою некомпетентность, необязательность, недисциплинированность и т.д., «сваливая всю вину» на процессуальных противников и распространяя тем самым клеветнические сведения.

Характерно, что в обоих примерах, в отличие от явной, открытой клеветы, крайне сложно выявить и пресечь данное преступление. Потерпевшие не знают, какой им причиняется вред. Те, кому лжет адвокат не заинтересованы в подаче заявлений и жалоб (сам адвокат будет пресекать такие попытки), материальных следов такое преступление чаще всего не оставляет. Основы методики выявления и расследования и этих посягательств рассмотрим в следующей книге.

⇐ Предыдущая 7 8 9 10 111213 14 15 16 Следующая ⇒