Заведомо ложный донос (ст. 306 УК РФ)

⇐ ПредыдущаяСтр 13 из 42Следующая ⇒

Заведомо ложный донос с объективной стороны заключается в сообщении в органы, обязанные принять меры к возбуждению уголовного дела, о якобы совершенном преступлении. Ложное сообщение о совершенном преступлении может быть устным либо письменным, личным или анонимным.

Такое сообщение направляется в органы, имеющие право возбудить уголовное дело и иные органы, на которые возложена обязанность передавать сведения о совершении преступлений должностным лицам, полномочным возбудить уголовное дело. К данным органам относятся суды, органы прокуратуры, дознания; а также налоговые, таможенные органы, органы государственной власти и управления и др. В ложном доносе может быть указано конкретное лицо или лица, совершившие преступление. Сообщение только о самом факте совершения преступления также образует состав данного преступления.

Посягательство считается оконченным с момента, когда заведомо ложное заявление о совершенном преступлении было доведено до сведения прокурора, органа дознания или предварительного следствия.

Квалифицирующими признаками преступления являются: обвинение лица в совершении тяжкого или особо тяжкого преступления, а также искусственное создание доказательств обвинения.

Наиболее сложным и важным в контексте настоящего исследования является вопрос о разграничении заведомо ложного доноса, совершенного с участием адвоката и аналогичных действий последнего, квалифицируемых по ст. 298 УК РФ «Клевета в отношении судьи, присяжного заседателя, прокурора, следователя, лица, производящего дознание, судебного пристава, судебного исполнителя».

Исходя из санкций за эти преступления, максимальные размеры наиболее строгого вида наказания, предусмотренные в ч. 1 ст. 306 и в ч. 1 и 2 ст. 298 УК РФ, равны — до двух лет лишения свободы. Однако существенно отличаются санкции за квалифицированные составы данных преступлений. Так, по ч. 2 и 3 ст. 306 УК РФ за донос, связанный с обвинением лица в совершении тяжкого или особо тяжкого преступления либо с искусственным созданием доказательств обвинения (надо полагать — в совершении преступления любой тяжести), виновному может быть назначено наказание в виде лишения свободы сроком до 6 лет. То есть преступление относится к категории тяжких (ч. 4 ст. 15). Квалифицированный состав преступления, установленный ч. 3 ст. 298 УК РФ за деяния, предусмотренные ч. 1 или 2 данной статьи, соединенные с обвинением лица в совершении тяжкого или особо тяжкого преступления, предусматривает максимальное наказание в виде 4 лет лишения свободы (преступление средней тяжести — ч. 3 ст. 15 УК РФ).

Почему же законодатель считает квалифицированный донос более опасным преступлением, чем клевету с отягчающими обстоятельствами?

Заведомо ложный донос отличается от клеветы тем, что в первом случае ложное сообщение характеризуется информацией именно о преступлении и направляется в указанные выше государственные органы со специальной целью — проявить инициативу в возбуждении уголовного преследования. При клевете распространяемая информация характеризуется тем, что порочит честь и достоинство другого лица или подрывает его репутацию. Речь не обязательно идет о преступлении, хотя и такое при клевете возможно. Но при этом она распространяется среди окружающих и не имеет конкретной цели возбуждения уголовного дела.

Ранее, в главе 4.2.4 подробно рассмотрена квалификация и примеры совершения адвокатами клеветы в отношении судей и других лиц. Остается выяснить, в каких же случаях клеветническая информация, распространенная адвокатом, может быть квалифицирована как заведомо ложный донос? Для этого, на мой взгляд, необходимо следующее:

Во-первых, чтобы адвокат осознавал, что в распространяемой им информации содержатся признаки совершения тем или иным лицом деяния, которое при уголовно-правовой квалификации подпадает под признаки какого-либо преступления, предусмотренного Особенной частью УК РФ.

Например, когда в своем ходатайстве защитник указывает, что следователь превысил свои полномочия, во время допроса применял физическое насилие к допрашиваемому, он осознает, что такие действия подпадают под признаки преступления, предусмотренного п. «а» ч. 3 ст. 286 УК РФ — превышение должностных полномочий, соединенное с применением насилия или угрозы его применения. Данное преступление относится к категории тяжких. А потому, если будет установлено, что адвокат заранее знал о ложности этих данных, например, они заранее со своим подзащитным спланировали эту заведомую ложь для осуществления защиты, его действия квалифицируются по ч. 2 или 3 ст. 306 УК РФ.

Во-вторых: эта информация должна быть официально, т.е. открыто, публично представлена в компетентные органы для решения вопроса о возбуждении уголовного дела. Законодатель, формулируя норму, предусмотренную ст. 306 УК РФ, имел в виду, прежде всего, случаи подачи заявления о преступлении (ст. 140–141 УПК РФ), предусмотрев при этом обязательное предупреждение заявителя об уголовной ответственности за заведомо ложный донос по ст. 306 УК РФ с соответствующей отметкой в протоколе и отобранием подписки (ч. 6 ст. 141 УПК РФ).

Однако представляется, что в качестве заведомо ложного доноса может расцениваться и информация, содержащаяся в устных и письменных жалобах и ходатайствах, как защитника, так и подозреваемого, обвиняемого. Ведь, несомненно, то, что эта информация носит официальный характер. Письменное ходатайство (жалоба) приобщается к делу, устное подлежит обязательному занесению в протокол следственного действия или судебного заседания (ст. 120 УПК РФ). Суд, прокурор, руководитель СО, следователь и орган дознания обязаны в жестко установленные законом сроки рассмотреть жалобу или ходатайство и принять по ним правовое решение (гл. 15 и 16 УПК РФ). Несомненно и то, что если в жалобе содержится информация о совершении определенным лицом (например, следователем) преступления и требования типа: «принять меры», «пресечь», «привлечь к ответственности», «возбудить уголовное дело» и т.п., то вне зависимости от того, как адвокат (подзащитный) формулирует свое ходатайство (жалобу), на чем настаивает, какую цель фактически преследует, компетентные органы обязаны рассмотреть данную информацию, в т.ч., и как заявление о преступлении, т.е. по всем правилам гл. 19 УПК РФ.

Такая жалоба, на мой взгляд, должна быть зарегистрирована в книге учета преступлений, и в срок, не позднее трех, максимум десяти суток[190], должно быть принято одно из трех правовых решений: о возбуждении дела; об отказе в возбуждении; о передаче сообщения по подследственности (ст. 144, 145 УПК РФ).

Подавая такую жалобу, адвокат, как высококвалифицированный юрист (см. ст. 9 Закона об адвокатуре), всегда понимает, как квалифицируется деяние, в котором он обвиняет конкретное лицо, ему всегда известно об уголовной ответственности за заведомо ложный донос по ст. 306 УК РФ, так что специальной процедуры предупреждения с отбиранием подписки (ч. 6 ст. 141 УПК РФ) в отношении адвоката не требуется[191]. Уголовный кодекс, в качестве обязательного условия привлечения к уголовной ответственности по ст. 306 УК РФ не требует предупреждения лица в установленном порядке, как это, например, прямо указано в диспозиции ст. 310 УК РФ.

Таким образом, с объективной стороны подобные деяния защитника полностью подпадают под признаки заведомо ложного доноса.

С субъективной стороны адвокат в анализируемых случаях всегда осознает фактический характер и общественную опасность этих своих действий, предвидит реальную возможность либо неизбежность наступления общественно опасных последствий (прямой умысел — ч. 2 ст. 25 УК РФ), то есть понимает, что по его жалобе (ходатайству) будет проводиться специальная проверка (служебное расследование) в отношении заведомо для него невиновного лица по подозрению в совершении им преступления, что этому лицу — потерпевшему, в данному случае следователю, будет причинен вред, что ущерб наносится и интересам правосудия и т.д. (см. гл. 4.1).

Субъект анализируемого состава преступления общий, все зависимости от процессуального положения и других признаков.

Обобщая изложенное, делаем вывод, что нет никаких препятствий к применению уголовного закона к этому опаснейшему виду преступлений, если они совершены адвокатами в связи с исполнением ими своих профессиональных обязанностей.

Почему же в реальной правоприменительной практике закон в этой части «не работает»? Что не дает уполномоченным должностным лицам надлежащим образом проверять такого рода жалобы и при наличии достаточных оснований возбуждать уголовные дела против доносчиков? Ведь практика такова: как уже отмечалось в гл. 4.2.4, по каждой жалобе адвоката (подзащитного) о нарушении закона со стороны следователя проводится проверка. По 9 из 10 таких жалоб служебное расследование приходит к выводу, что «доводы заявителей не подтвердились». Разве итоги такой проверки и их материалы со всеми собранными сведениями не могут служить достаточным основанием к возбуждению уголовного дела (в порядке ч. 2 ст. 140 и ст. 144 УПК РФ) по признакам преступления, предусмотренного ст. 306 УК РФ? Вместе с тем ясно, что по такому уголовному делу далеко не во всех случаях удастся установить и доказать вину конкретного доносителя, то есть прямой умысел.

Однако уже сам факт возбуждения такого дела, возможность полноценными процессуальными средствами проверить версию о заведомо ложном доносе со стороны адвоката и/или его обвиняемого, дает тактические преимущества. Появляется шанс отрезвить отдельных недобросовестных, уверовавших в свою безнаказанность адвокатов, да и их клиентов тоже.

Причины отсутствия такой практики вижу в следующем.

Во-первых, вновь вспомним указанное выше толкование Верховного Суда РФ по вопросу о непривлечении обвиняемого по делу за заведомо ложный донос. Высшая судебная инстанция фактически дала право обвиняемому, а заодно и его защитнику, защищаться любыми, в т.ч. и преступными средствами, то есть оговаривать кого угодно в совершении чего угодно, если это было в целях защиты. В унисон этому противозаконному, на мой взгляд, разъяснению выступили многие комментарии к УК. Причем характерно, что без необходимого обоснования позиции. Но иногда с некоторыми оговорками.

Так, в одном из самых популярных среди практиков «Комментарии к уголовному кодексу РФ» (под редакцией Ю.И. Скуратова и В.М. Лебедева) по существу вопроса изложена любопытная позиция: «Судебная практика склонна признавать субъектами ложного доноса также и обвиняемых по другому делу, если ложный донос не является способом защиты от предъявленного обвинения. Например, подлежит ответственности за ложный донос обвиняемый в убийстве, если он сообщает суду о применении к нему незаконных методов ведения предварительного расследования. Напротив, не подлежит ответственности за ложный донос, например, обвиняемый в убийстве, если он сообщит о совершении этого преступления абсолютно непричастным к убийству лицом»[192].

Таким образом, автор комментария к статье 306 УК РФ Т.А. Костарева разделяет нашу позицию, имея в виду конкретный пример. Но это лишь частичное совпадение мнений. Считаю, что обвиняемый и его адвокат в полной мере несут ответственность за любой заведомо ложный донос в отношении любого лица, какими бы целями и мотивами не руководствовались доносчики[193]. Иначе, если и далее толковать закон по логике Верховного Суда РФ, так можно, например, не привлекать обвиняемого за дачу взятки следователю, если он совершил это преступление в качестве «способа защиты от обвинения». Абсурд! Но аналогия толкования, согласитесь, допустимая.

Другой причиной практики безнаказанности обвиняемых и их защитников за подобного рода доносы и клевету считаем прочно укоренившийся в сознании следователей, прокуроров, дознавателей и судей порочный стереотип отношения к стороне защиты. В эпоху инквизиционного процесса обвиняемый, если уж он попал в сферу уголовного судопроизводства, как правило, был «обречен» к тому, что его осудят, и осудят по всей строгости. Усилия адвокатов, собственные защитительные действия обвиняемого воспринимались не иначе как в пословице: «Собака лает — караван идет», где «караван» — государственное обвинение и суд, часто выполнявший те же функции. В этой обстановке государственная машина правосудия могла позволить себе такую роскошь, как закрывать глаза на любые, заведомо малоэффективные способы защиты подозреваемого, обвиняемого, подсудимого.

В такой обстановке, которая, к слову сказать, уходит в прошлое, многие работники правоохранительных органов рассуждали так: «Пусть уж они защищаются, как хотят, хоть путем преступного оговора». Пора очнуться от устаревших стереотипов. Перед стороной государственного обвинения сильный, высококвалифицированный, опытный и наделенный обширными полномочиями процессуальный противник. Такому оппоненту в процессе, состязающемуся с государственным обвинением на равных, в условиях, когда суды перестали выполнять функции обвинения и смело выносят оправдательные приговоры, уже нельзя давать такую «фору». Пора каждой стороне полноценно пользоваться своими правами и возможностями, но и в полной мере нести предусмотренную законом ответственность.

Обратимся к еще одному типичному, распространенному в практике профессиональной защиты примеру. По делу о групповом убийстве из хулиганских побуждений (п. «ж», «и» ч. 2 ст. 105 УК РФ) из шести подозреваемых были задержаны только трое. Убийство было совершено в драке, когда неустановленное количество, предположительно трое из шести подростков, зверски забили потерпевшего до смерти. Остальные, примерно трое из компании, потерпевшего не били, но следствию не удавалось на первоначальном этапе расследования установить роли членов этой молодежной преступной группировки, разграничить действия каждого в драке. Трое подростков подались в бега и были объявлены в розыск.

В этой обстановке на первоначальных допросах задержанные частично признавали свою вину, говорили о двух-трех нанесенных ударов каждый. После допуска к подозреваемым защитников, все они изменили показания, единодушно обвиняя во всем троих своих товарищей, находящихся в розыске. А они сами, якобы, только стояли в сторонке и даже просили тех не бить потерпевшего. Не удивительно, что между показаниями задержанных не было ни малейших противоречий. У следствия были основания полагать, что защитники между собой обсудили общую линию защиты и показания каждого из подозреваемых. Итак, всю вину «свалили» на разыскиваемых, особенно на одного из них, которого все дружно назвали организатором преступления и самым активным в избиении. Позже оказалось, что он погиб в автокатастрофе и сторона защиты об этом узнала раньше следователя.

Приведен типичный пример незаконного метода защиты — разновидность т.н. «коллизионной защиты», которая опытными адвокатами признается, как минимум, сомнительной[194]. Кратко такой метод можно охарактеризовать, как: «Сваливание всей вины на отсутствующего (разыскиваемого, умершего)». Причем чем меньше у следствия реальных возможностей найти и допросить такого «козла отпущения», тем большую долю вины взвалят на него соучастники и их недобросовестные защитники. Так что больше всего достается умершим.

Налицо обвинение отсутствующего лица в совершении тяжкого преступления, данное в рамках следственных действий, т.е. заведомо ложный донос (ч. 2 ст. 306 УК РФ). Факт того, что лицо, на которое доносят, не знает об этом доносе, а может даже никогда и не узнает (если человек умер), на мой взгляд, также не влияет на квалификацию действий всех лиц, обвинивших его заведомо ложно в совершении тяжкого преступления.

Известны случаи, когда недобросовестные адвокаты по групповым делам даже специально советуют одному из соучастников скрыться и ни в коем случае «не попадаться» до конца следствия. Остальные соучастники тайной сделки, где «парламентерами» и посредниками служат недобросовестные адвокаты, как правило, «валят» всю вину на отсутствующего. В дополнение к этому часто фабрикуются и представляются следствию фиктивные доказательства вины отсутствующего (ч. 2 ст. 303 УК РФ) и т.д.

В качестве одного из тактических средств нейтрализации такого противодействия расследованию следует применять тщательную проверку заведомо ложного доноса, с возбуждением, при наличии достаточных оснований, уголовного дела по ст. 306 УК РФ.

⇐ Предыдущая 8 9 10 11 121314 15 16 17 Следующая ⇒