Многоукладность экономики России

⇐ ПредыдущаяСтр 3 из 38Следующая ⇒

Хозяйственную жизнь страны характеризовали четыре основные уклада или, говоря более современным языком, сектора экономики: государственный, частный, мелкотоварный и патриархальный. Отметить эти уклады, как это сделал в своих трудах Ленин, совсем нетрудно, поскольку они существовали едва ли не с зарождения цивилизации. Главное же решить вопрос о том, как они взаимодействовали и как на них отражались новые веяния, на чем, собственно, " сломало зубы" не одно поколение исследователей. Достаточно вспомнить незаконченную дискуссию советских историков о характере многоукладности российской экономики, прерванную в свое время вмешательством высоких партийных инстанций, ибо продолжение дискуссии было опасно подрывом марксистских догм. Однако уже тогда стало очевидным, что различные сектора экономики в новых условиях, в которых оказалась Россия, не оставались без изменений, претерпевая довольно сложную эволюцию, суть которой до сих пор остается неясной. В рамках каждого сектора, например, существовала тенденция к обобществлению или социализации. На этом, вообще говоря, и зиждились различные варианты экономических теорий социализма (общинного, кооперативного, корпоративного, государственного). Для большевиков единственно приемлемым оказался государственный социализм, впрочем, не только для них, но и для других марксистов, считавших крупную промышленность олицетворением прогресса, а занятый в ней пролетариат - новым мессией, призванным привести человечество к светлому будущему. Подобные идеи в то время подпитывались реальной действительностью, быстрыми шагами индустриализации, ростом заводов и фабрик, концентрацией больших масс рабочих в промышленных центрах и все более частыми их выступлениями со своими требованиями.

Особенности индустриализации в России

Имелись явные признаки того, что Россия вступала в стадию быстрой индустриализации. За короткий период с конца прошлого века до начала войны в 1914 г. число промышленных предприятий и количество занятых на них рабочих удвоилось. Показатели индустриального производства в ряду других стран оценивались как средние: по углю, нефти, чугуну, стали и т. д. Не надо путать их со средним уровнем развития капитализма в стране. Такое представление, вслед за Лениным, прочно утвердилось в историографии. Однако у Ленина есть и совершенно иная оценка этого уровня, когда он определяет общественный строй России как новейший империализм, оплетенный особенно густой сетью докапиталистических отношений, что находится ближе к истине.

Если взглянуть на карту России того времени, то сразу бросятся в глаза резкие различия в промышленном развитии отдельных регионов. Крупная индустрия была сосредоточена всего в нескольких местах в центре, на северо-западе, на юге страны. В стадии промышленной стагнации пребывал Урал. В начале ХХ в. стал быстро развиваться нефтепромышленный район Баку. Высокая концентрация производства и капиталов вела к тому, что одни районы как бы эксплуатировали другие, вырывались за счет этого вперед, тогда как в последних наблюдались застой и консервация ранее сложившихся отношений, их весьма своеобразное приспособление к новым условиям. Между центром и окраинами углублялась пропасть. Это накладывалось еще на национальные и религиозные противоречия. И каких только форм бытия нельзя было наблюдать на огромной территории страны вплоть до самых экзотических форм рабовладения (Средняя Азия) и первобытного существования (Сибирь и Дальний Восток), тем не менее не избежавших проникновения " деловых людей".

Иностранный и отечественный капитал

Фактором, способствующим сосуществованию самых передовых и отсталых форм хозяйства, был иностранный капитал. Он, конечно, не был господствующим в экономике России. Иностранные фирмы, компании, банки помогали развитию производительных сил страны, ее индустриализации, но одновременно часть накоплений, которая могла бы приумножить национальное богатство страны, расширить возможности капиталовложений в экономику, повысить жизненный уровень населения, уплывала за границу в виде прибылей и дивидендов.

Начало века ознаменовалось укреплением позиций национального капитала, что в какой-то мере может служить отражением особенностей вступления России в новую эпоху, ее стремления, опираясь на собственные силы и ресурсы, занять более высокое место в мировой иерархии. Более 70% инвестиций в экономику за 1908-1914 гг. было сделано отечественными предпринимателями. Значительно возросла их роль в общественной жизни страны, неуловимо изменился их облик. Большинство из них уже мало напоминало прежних " Колупаевых и Разуваевых", надувающих и обдирающих как липку потребителей. Многие были озабочены развитием отечественной экономики, серьезно подходили к проблемам ее индустриализации, имели за плечами высшее техническое, коммерческое и другое образование и вовсе не были олицетворением класса " паразитов", о чем настойчиво трубила социалистическая пропаганда, которая постоянно упрощала и схематизировала сложный характер экономических и социальных отношений и строила на них свою политическую стратегию и тактику.

Роль государства в экономике

Вследствие высокой концентрации производства и капитала в России получили распространение развитые типы монополистических объединений, банков, акционерного дела. Традиционно сильная роль государства и вмешательство его в экономическое регулирование вели к преобразованию государственного сектора в государственно-монополистический, составлявший значительный удельный вес в народном хозяйстве России. Так называемые " казенные заводы" всегда были характерной чертой российской индустрии с ее особой организацией производства и управления. В национальной экономике были сильны элементы патернализма, т. е. особых отношений между государством и его поданными, между " хозяином и работником", возлагавшими на себя определенные взаимные обязательства. Частное предпринимательство, основанное на личной инициативе, в виде сравнительно небольших фирм и предприятий, созданных на отечественной почве, в отличие от других стран, еще недостаточно укоренилось в экономике и не могло серьезно противостоять наступлению государства и монополий. В свою очередь, мелкое кустарное и полукустарное производство, широко распространенное по всей территории страны и служившее важным элементом народнохозяйственной жизни, сохраняло еще довольно примитивный традиционный уклад и не могло конкурировать с крупными предприятиями. Противоречие между передовыми формами и отсталыми способами организации производства было весьма серьезным.

Российская деревня

В российской деревне в начале века также наблюдались ростки новых отношений. На огромном пространстве страны было разбросано более 20 млн. крестьянских хозяйств и 130 тыс. помещичьих имений. Общий земельный фонд страны составлял 400 млн. десятин, из них треть приходилась на крестьянские надельные земли, 12% - на частновладельческие и помещичьи, остальное - на государственные, удельные, церковные и т.п. Посевные площади составляли около 100 млн. десятин, и 90% из них - крестьянские посевы. Приведенные цифры хорошо показывают распределение земли, эффективность ее использования, наличие огромных земельных массивов, как бы лежавших под спудом, и демонстрируют существование в деревне серьезных противоречий. Значительная часть помещичьих земель сдавалась в аренду крестьянам. Естественно, что неизбежно было противостояние между двумя основными классами-сословиями: крестьянами и помещиками, особенно там, где они сосуществовали вместе и прежде всего в районах крестьянского малоземелья (Земледельческий Центр, Среднее Поволжье, Левобережная и Правобережная Украина). Крестьяне с вожделением смотрели на помещичьи земли, расположенные рядом с их наделами. Вдобавок в начале века усилилась тенденция к расслоению внутри крестьянской общины, которая уже не могла сдерживать напор новых рыночных и денежных отношений, вовлекающих в свою орбиту самые глухие " медвежьи" углы. Новые явления, идущие из города, подрывали общинный уклад, традиции коллективизма и коллективной ответственности. Деревня, действительно, становилась ареной борьбы, с одной стороны, - крестьян против помещиков, а с другой - крестьян между собой, поскольку уравнительная психология общины препятствовала выделению зажиточной части крестьянства и его фермеризации, развитию торговли, промыслов, отходу на заработки, переливу сельского населения в города. Более состоятельный крестьянин в общине нередко определялся весьма нелестным словом " кулак" со всеми вытекающими из этого следствиями.

Столыпинская реформа еще более обострила существующие противоречия. Недавно в печати прошла и не утихает до сих пор активная кампания по реабилитации Столыпина и представлению его чуть ли не как национального героя-реформатора за его стремление сотворить в российской деревне крепкого хозяина типа американского фермера - опору новой, переустроенной России. За это честь ему и хвала! За это можно простить и столыпинские вагоны и столыпинские галстуки! (Символы подавления революции 1905-1907 гг.). Конечно, как реформатор Столыпин был и умнее и дальновиднее нынешних сторонников фермеризации России, понимая, что фермера на пустом месте не сотворишь. Чего ему не хватало и о чем он просил общественность, так это двадцати лет спокойствия для осуществления реформ, в том числе аграрной, направленной на разрушение общины, создание земельного рынка и рынка свободных рабочих рук, переселение крестьян на новые свободные для хозяйственной деятельности места. Но крутые и энергичные меры Столыпина, проводимые сверху, не могли не вызвать противодействия со стороны самых разных слоев российского общества и справа, и слева. Реформа в сущности не затрагивала помещичье землевладение - гвоздь аграрного вопроса в России, несмотря на весьма скептическое отношение Петра Аркадьевича к предпринимательским возможностям российского дворянства. Следует обратить внимание, что там, где позже, после революции крестьяне получили земли помещиков, они были более склонны поддерживать советскую власть, а " российская Вандея", в отличие от французской, буйствовала там, где по большей части не было помещичьего землевладения. Так что реформы Столыпина, как к ним ни относиться, обещали деревне очень беспокойную жизнь, и в этом смысле приблизили революцию.

Между тем сельскохозяйственное производство в России накануне войны 1914 г. увеличивалось довольно энергично. В какой мере это было связано с аграрными реформами Столыпина, в какой - обусловлено благоприятным сочетанием ряда урожайных лет или другими факторами - трудный вопрос. Во всяком случае, за 10 лет, т. е. за половину затребованного Столыпиным срока, число крестьянских хозяйств, вышедших из общины, достигло всего 2, 5 млн. Община не только выжила, но и сохранила свое влияние, так как более 80% крестьянского земельного фонда регулировалось по правилам общинного землепользования, хотя вряд ли следует отрицать, что столыпинские реформы оставили в деревне заметный след. В то же время неоспоримо и то, что накануне революции в крестьянской среде продолжали преобладать традиционные основы существования сельского мира.

Не следует полностью охаивать переселенческую политику Столыпина, как это делалось ранее в советской исторической литературе. Эта политика имела свои положительные и отрицательные стороны. Примерно пятая часть крестьян, благодаря реформе, продали свои наделы. Именно среди них обнаружилось стремление к переселению на новые места, преимущественно в восточные районы, обладавшие резервами свободных земель: в Сибирь, Казахстан, на Дальний Восток. Правительство всемерно поддерживало это движение, оказывая материальную помощь, выделяя денежные ссуды для переселенцев. Однако наплыв переселенцев, трудности их первоначального обустройства на новых местах, противодействие со стороны старожилов, с подозрением относившихся к пришлым, привели к возникновению ряда проблем. Громадное число переселенцев не сумело адаптироваться в новых условиях. Многие возвращались назад, озлобленные и отчаявшиеся, пополняя армию люмпенов и усиливая социальное неустройство. Город, растущая промышленность еще не могли поглотить полностью излишек рабочих рук. Увеличилась безработица. В результате и в деревне, и в городе возрастала социальная напряженность.

По всей видимости, более подходящими для развития экономики российской деревни и ее менталитета были различные формы кооперации, на что справедливо указывали крупные российские ученые-аграрники и о чем свидетельствовал практический опыт развития кооперации в России в начале ХХ в., протекавший, по общему признанию, наиболее безболезненно в отличие от принудительных и насильственных мер, проводимых сверху и сопровождаемых бюрократическим произволом властей и чиновников различного ранга.

⇐ Предыдущая 1 234 5 6 7 8 9 10 Следующая ⇒