Вопрос 2. Разграничение функций общей, валеологической и клинической антропологии

 

Потребность в синтезе знаний столь же присуща науке, как и аналитическое начало. Пульсация науки во времени сопровождается переходом от преобладания аналитической ее фазы к синтетической. Еще 70 лет назад антропология и медицина как науки о здоровье и болезни, (или о многообразии здорового и больного) были неразрывно связаны друг с другом. К их союзу тесно приближалась психология. Существовала наука, изучавшая психобиологию детства, - педология. Общим, хотя и несовершенным (с современной точки зрения), фундаментом этих наук служила генетика. Однако она быстро развивалась, и, продлись единение биологии, психологии и медицины достаточно долго, учение о наследственности стало бы для них надежной основой.

Однако вскоре произошло размежевание наук, период синтеза сменился аналитически углубленной разработкой проблем внутри каждой области знания. Контакты между ними были нарушены.

Особенно обостренно это происходило в 30-е гг. в СССР. Политический процесс «запрета» педологии как науки и учебной дисциплины известным постановлением ЦК ВКП(б), в конце концов привел к дебиологизации психологии.

Примечательно то, что общий предшествующий научный фон в области биологии человека переживал период расцвета. В 20-е гг. большого размаха достигли исследования по проблеме конституции, смыкающие научные интересы антропологов и медиков. Достаточно перечислить оригинальные конституциональные типологии, предложенные в эти годы работниками отечественной медицинской науки И.В. Галантом, М. В. Черноруцким, В.Н. Шевкуненко, В.Г. Штефко, вспомнить углубленные исследования по конституционо-лбгии педиатра М.С. Маслова и психиатра П.Б. Ганнушкина, чтобы соотнести значимость вклада в эту проблему относительно немногочисленных антропологов (В.В. Бунак) и намного их количественно превосходивших исследователей различных медицинских наук. В.В. Бунак (1940) был абсолютно прав, утверждая, что «учение о нормальных конституциях человека выросло на базе патологии». Дело даже не в количественных соотношениях, а в качественном состоянии наук о человеке того времени. Именно тогда коллективными усилиями медиков, антропологов и психологов были заложены основы клинической (медицинской) антропологии, рассматривающей психобиологические конституциональные предпосылки к возникновению определенных заболеваний. Э. Кречмер (1921) в Германии заложил краеугольный камень этой науки, а уже по истечении десятилетия П.Б. Ганнушкин (1933) создал учение о конституциональных психопатиях, определив контуры клинической антропологии.

Не будучи медиком, В.В. Бунак (1934) признал, что установленное неодинаковое проявление форм болезней у представителей основных соматических типов, возможное предрасположение лиц с определенным типом телосложения к той или иной патологии и неодинаковое течение одних и тех же болезней у субъектов различных конституций делают конституциональную характеристику необходимой частью клинического анализа, существенным орудием профилактики и диагностики.

Однако в 30-е гг., ряд авторитетных ученых в области учения о конституции человека в норме и патологии подвергались жестокой и необоснованной критике. В их числе оказался и В.Н. Шевкуненко со своими ставшими сейчас классическими взглядами о крайних формах морфологической изменчивости. Потом последовали годы сталинских репрессий, годы Великой Отечественной войны, унесшие миллионы жизней потенциальных ученых и снизившие накал научного горения общества. Сессия ВАСХНИЛ и Павловская сессия завершили деструкцию биологических наук о человеке, вызвали во многих из них состояние, близкое к коллапсу. В результате антропология утратила медицинский аспект ориентации, а клиническая практика надолго потеряла целостность антропологического подхода. Каждая наука ушла в решение собственных проблем. Вместе с тем интересным явлением предстала начавшаяся в те же годы депатологизация патологической анатомии в трудах признанного ее лидера И.В. Давыдовского (1969), утверждавшего единство патологии и антропологии, отрицавшего противоположность состояний здоровья и болезни, усматривающего природно-видовое начало в развитии атеросклероза («физиология и патология - одна и та же ветвь биологии», «патология - область антропологии, устремленная на человека со всеми его экономическими и социологическими ансамблями; такой и должна быть наша программа на ближайшее будущее»).

Нам кажется поверхностным сводить перепады потока научных знаний - обмеление синтетического его русла и полноводность аналитического - лишь к политизированным явлениям советской действительности. Размежевание областей антропологического и медицинского знания происходило и на Западе и, быть может, было более глубоким. Ведь западные ученые часто сторонятся обобщающих представлений в пользу углубленного изучения достаточно узких вопросов. Хотя здесь не возникло отчуждения психологии от антропологии. Один и тот же специалист мог быть и антропологом, и психологом. Трудно поэтому охарактеризовать «ведущую» специальность таких ученых, как Дж. Айзенк в Англии, В. Шелдон в США или К. Момирович в Хорватии, да и многих других. В изучении психологических проблем (например, личности, темперамента) не было абстрагирования от антропологической фактоло-гии, хотя она часто выступала в усеченном виде.

Однако медицинская антропология почти исчезла. Ей на смену пришла медицинская генетика. В.В. Бунак (1972) видел одной из причин трудностей, переживаемых классической антропологией середины XX в., приход в ее ряды многих генетически мыслящих талантливых медиков. для которых самоценность антропологии подверглась сомнению и которыми предлагалось именовать эту область знания биологией человека. Эта ситуация отразилась, вероятно, и на состоянии клинической антропологии.

Пожалуй, до настоящего времени тенденция синтеза наук о человеке на Западе себя в достаточной мере не проявила. В нашей стране она обозначилась в 60-70-е гг. в виде дискуссий о биологическом и социальном, привлекших к себе внимание представителей различных естественных и социальных наук (Никитюк Б.А., 1996). Сейчас было бы оправданно отнести эти дискуссии к сфере философской антропологии, однако в то время организаторы многих из них профессиональными философами не являлись.

В 60-е гг. подверглись глубокому переосмыслению соматопсихичес-кие связи, установленные первоначально еще Э. Кречмером, но с тех пор столь часто опровергавшиеся, что надо было обладать определенным личным мужеством и научной прозорливостью, чтобы заявить, как это сделал в 1968 г. В.С.Мерлин. Он указывал, что при всех теоретических пороках и недостатках исследований в этой области основной факт - корреляция между некоторыми психическими свойствами и некоторыми антропометрическими показателями - установлен в них с достаточной вероятностью.

В конце 70-х гг., в связи с учреждением Европейской антропологической ассоциации в г. Загребе, подверглись широкому обсуждению за рубежом пути развития биологической антропологии и ее связи с сопредельными науками. В этой дискуссии принял участие и один из нас (Никитюк Б.А., 1980; Nikityuk В.А., 1978), впервые представив антропологию в виде системы наук, подобно существующему системному подходу в психологии (Платанов К.К., 1982), да и в других областях современного научного знания. Объединение ученых некоторых специальностей вокруг проблемы человека создало благоприятные условия для формирования вместе с классической антропологией и наряду с ней нового синтеза антропологической идеологии и фактологии, служащего медицинской, спортивной и педагогической практикам. Возникли секции медицинской и спортивной антропологии в составе Всероссийского (1976) и Всесоюзного (1979) научных обществ анатомов, гистологов и эмбриологов. Первые профильные подразделения, развивающие данное направление (лаборатория медицинской антропологии и отдел клинической антропологии психических заболеваний с лабораторией конституциональных исследований), были созданы в Сибирском отделении РАМН в Новосибирске и Томске.

⇐ Предыдущая12345678910Следующая ⇒

Поделиться: