Психотерапия аффективных расстройств настроения

 

Психотерапии при депрессивных расстройствах в настоящее время посвящено, пожалуй, самое большое количество исследований. Связано это, по-видимому, с тем, что именно при изучении депрессивных состояний впервые были применены психоаналитические методы лечения душевнобольных.

В 1911 году Карл Абрахам сообщил о психоанализе депрессивных психотических пациентов. С этого времени начинается история изучения депрессии в контексте динамической психиатрии и психоаналитической теории. Депрессия представлялась как нарушения развития в преэдипальном периоде, где заданные конституционально сильные оральные потребности ведут к чрезмерным переживаниям фрустрации. Это представление выражается на окружающий мир через формулу: «Люди ненавидят меня из-за моих врожденных недостатков, поэтому я депремирован.» При данном взгляде, психотерапевтический подход заключался во вскрытии и переживании заново реактивной фиксации либидо с дальнейшим формированием самоидентичности.

В дальнейшем, Зигмунд Фрейд в своей классической работе «Печаль и меланхолия» сделал попытку объяснить сущность депрессии сравнением ее с нормальным аффектом печали. Он предполагал причину развития этого расстройства в разрыве симбиотических отношений с матерью, воспринимаемую больными как угрозу потери собственного «Я». В этом «обеднении Я» и связанном с ним снижении чувства собственной ценности виделась центральная психодинамическая проблема депрессии.

Работа Фрейда позволила С.Радо сформулировать принцип депрессивной психотической реакции как отчаянный призыв к любви направленный к сверх-Я.

Исследования Милани Кляйн и ее школы значительно повысили возможности психотерапевтического анализа депрессивных пациентов, обозначив так называемую «депрессивную позицию», представляющую собой относительно более зрелую организацию, в которой состояния «Я» отличаются большей интегрированностью и приобретают оттенок эдиповых отношений. В этой позиции преобладает так называемая «депрессивная тревога», представляющая собой страх разрыва отношений в диаде «мать–дитя» с чувством вины и собственной ответственности за потерю этих отношений. Следующая отсюда терапевтическая стратегия заключается в интернализации с так называемым «хорошим объектом», который становится «ядром Эго» и основным гарантом чувства безопасности и самоуважения.

В дальнейшем, Карен Хорни в своей работе «Невроз и развитие личности» подчеркивала, что при развитии депрессивных состояний наибольшую роль играет невротический перекрест, обозначающийся на до-эдипальных стадиях структурным несоответствием «невротических фантазий» и «невротических долженствований» в сторону количественного превосходства последних. Следовательно, психотерапевтическая работа должна заключаться в повышении удельного веса «невротических фантазий» путем создания симбиотического слияния с психотерапевтом в регрессии, как особой форме переносных отношений, с дальнейшей проработкой этих реакций пациента и выходом на спонтанное взаимодействие.

Исследования Гюнтера Аммона показали, что у депрессивно реагирующих пациентов взаимоотношения в диадах «мать–дитя» складывались таким образом, когда матери, не понимая активных потребностей своих детей, могли функционировать лишь в качестве посредников, дающих клишированное, поверхностно ориентированное на социальную реальность поведение. Это воспринималось ребенком как отвергание и травма покинутости. В дальнейшем данное чувство отсекается от образа «Я» ребенка с помощью психологической защиты отрицания. Возникает «депрессивная дыра в Я», динамика которой определяется регрессивным стремлением к восстановлению утраченных взаимоотношений с матерью.

Все вышеперечисленное позволяет сформулировать основные принципы при динамической психотерапии депрессивных расстройств, заключающиеся в следующем:

1) при построении динамической модели депрессивного расстройства должны учитываться:

· нарушения развития в преэдипальном периоде, где заданные конституционально сильные оральные потребности ведут к чрезмерным переживаниям фрустрации;

· разрыв симбиотических отношений с матерью, воспринимаемый больными как угроза потери собственного «Я»;

· принцип депрессивной психотической реакции как отчаянный призыв к любви, направленный к сверх-Я;

· «депрессивную позицию», представляющую собой относительно более зрелую организацию, в которой состояния «Я» отличаются большей интегрированностью и приобретают оттенок эдиповых отношений;

· невротический перекрест, обозначающийся на доэдипальных стадиях структурным несоответствием «невротических фантазий» и «невротических долженствований» в сторону количественного превосходства последних;

· возникновение психологической защиты отрицания при образовании «депрессивной дыры в Я», динамика которой определяется регрессивным стремлением к восстановлению утраченных взаимоотношений с матерью.

2) при заключении психотерапевтического контракта с пациентом должно быть как можно меньшее количество депремирующих моментов, направленных к функции Супер-Эго, для снижения удельного веса «невротических долженствований».

3) психотерапевтическая стратегия должна быть построена на вскрытии и переживании реактивной фиксации либидо с дальнейшим формированием самоидентичности, создания симбиотического слияния с психотерапевтом путем регрессии, как особой формы переносных отношений, с дальнейшей проработкой переносных реакций пациента и выходом на спонтанные взаимоотношения, в которых успешная переработка депрессивной тревоги ведет к надежной интернализации «хорошего» объекта, который становится «ядром Эго» и основным гарантом чувства безопасности и самоуважения.

Параллельно с динамическим направлением, для лечения депрессий стала применяется бихевиоральная (поведенческая) психотерапия. Истоки бихевиоральной психотерапии стоит искать в телесно-орентированном подходе Вильгельма Райха. В книге «Анализ характера» он отразил связь психического компонента с телесным, выделив так называемый «оральный тип», характерный для личностей, склонных к депрессивным реакциям. «Оральным» людям психологически сложно стоять на собственных ногах и буквально и фигурально. Имея низкий уровень энергии, они постоянно нуждаются в поддержке и жаждут помощи от других. Когда их основные потребности не удовлетворяются, у них возникают депрессивные реакции. В телесном отношении – это люди с «кругами мышечной брони» вокруг глаз, шеи, груди, диафрагмы, живота и таза. Тело и конечности у данных людей удлиненные, налицо признаки физической незрелости.

При данном подходе основными психотерапевтическими целями считаются помощь данным больным в обретении «почвы под ногами», научение их эффективному существованию в реальном мире, снятие мышечного напряжения путем массажа задействованных «кругов мышечной брони».

Помимо телесно-ориентированного подхода, в бихевиоральном направлении можно отметить так называемую «жетонную психотерапию» по Вольпе, в основе которой лежит научение депрессивных больных более адаптивным формам поведения путем применения положительных и отрицательных воздействий.

В отечественной психотерапии поведенческий подход получил наиболее широкое распространение. Отмечалась эффективность применения рациональной и суггестивной психотерапии при депрессиях. При этом психотерапия строилась на успокоении, обнадеживании, так называемой перестройке отношения к болезни. Подчеркивалось, что роль психотерапии при депрессивных состояниях носит не лечебный, а скорее реабилитационный аспект.

В настоящее время интерес к поведенческой психотерапии депрессий как в нашей стране, так и за рубежом претерпевает заметный кризис. Связано это, по-видимому, с тем, что ее эффективность значительно ниже, чем при применении психотерапевтических воздействий других направлений.

Однако следует подчеркнуть, что в системе реабилитационных мероприятий при депрессиях поведенческая психотерапия играет первостепенную роль, поскольку происходит научение навыкам социального функционирования, снижающим вероятность возникновения рецидивов заболевания.

Следующим в психотерапевтическом лечении депрессий следует назвать гуманистически-экзистенциальное направление. В основу данного подхода положено учение о самоактуализации, разработанное Абрахамом Маслоу. По его мнению, при депрессивных расстройствах происходит задержка формирования потребности в безопасности, любви и самооценке.

Психотерапевтический подход при этом заключается в помощи пациенту самоактуализироваться на основе трех основных понятий гуманистически ориентированной психотерапии: аутентичности, спонтанности и эмпатии. Данные положения помогают пациенту реализовать свои потенции, тем самым устраняя симптомы депрессии и приводя к личностному росту.

В экзистенциальном анализе, или логотерапии, Виктора Франкла основное внимание уделяется потере смысла жизни при депрессивных состояниях. Поэтому основой психотерапии при данном подходе является помощь пациентам в обретении смысло-жизненных ориентаций.

Наиболее перспективным для психотерапевтического лечения в настоящее время считается интегративное направление в психотерапии. Сочетание в нем различных психотерапевтических подходов позволяет пациенту отреагировать на различных уровнях его психической организации те факторы онтогенетического развития, которые привели к развитию депрессивного состояния. Поскольку в процессе психотерапии можно выделить три основных этапа, заключающиеся в создании модели состояния пациента, получении им нового эмоционально значимого опыта и интеграции этого опыта в его личную жизнь, то интегративная психотерапия, основываясь на динамическом, бихевиоральном и гуманистическом направлениях, позволяет сделать это наиболее полно.

Наиболее удачной попыткой интегративной психотерапии следует считать гештальт-терапию, основанную немецким психоаналитиком Фрицем Перлзом. В основе данного подхода лежит несколько принципов, таких, как понятие фигуры и фона, где фигурой является актуальное состояние, а фоном служит предшествующий опыт, осознание и сосредоточенность на настоящем и вытекающий отсюда принцип «здесь и теперь», континуум противоположностей и функции психологической защиты. Рассматривая депрессивные состояния с точки зрения гештальт-терапии, можно выделить следующие предпосылки данной патологии – фиксированность на прошлом опыте с отрицанием ситуации здесь и сейчас и психологической защитой ретрофлексией (индивидуум начинает относиться к себе так же, как он относится к другим людям).

Терапевтический процесс при проведении гештальт-психотерапии заключается в достижении пациентом личностной зрелости путем осознания и изменения старых, непродуктивных форм поведения и создания новых паттернов.

Интересным также представляется опыт применения позитивной психотерапии для лечения депрессивных состояний. В основе данного подхода лежит представление о депрессии как о глубоком нарушении межличностной коммуникации, являющемся следствием репрессивного влияния социума. Для восстановления нарушений предлагаются различные взаимодействия в диаде врач–больной, целью которых является повышение позитивной самооценки пациента.

Таким образом, в настоящее время существует множество психотерапевтических подходов при лечении депрессий. Однако данные подходы основаны на чисто феноменологическом признаке. Это не может обеспечить адекватную оценку психологических механизмов заболевания и зачастую приводит к неэффективному психотерапевтическому лечению. По-видимому, будущее принадлежит более глубокой, многофакторной психологической оценке различных депрессивных состояний и выборе на этой основе наиболее рационального психотерапевтического лечения.

Клинический случай, иллюстрирующий лечение депрессивного больного:

Больной С.Ю. 53 года, по специальности переводчик, поступил в психиатрическое отделение по направлению районного психиатра. На момент поступления предъявлял жалобы на сниженное настроение с преобладанием витальной тоски, отсутствие интереса к жизни «живу как в каком-то вакууме, абсолютно ничего не интересно», периодически возникающие идеи самообвинения «чувствую, что я хуже всех, у всех все в порядке, а у меня вся жизнь наперекосяк», невозможность сосредоточиться, снижение аппетита «вся пища как трава, есть ничего не хочется», ранние просыпания, худшее настроение утром, чем вечером «к вечеру как будто расхаживаюсь», периодически возникающие запоры.

Из анамнеза: Наследственность отягощена – дед по материнской линии страдал маниакально-депрессивным расстройством, покончил жизнь самоубийством, отец был болен алкоголизмом. Родился от первой беременности, доношенным, единственный ребенок в семье. Со слов матери, во время беременности наблюдался токсикоз второй половины. До 3-х месяцев мать кормила его грудью, далее в связи с тем, что материальное положение семьи было достаточно сложным, был отдан в ясли. В детстве часто болел простудными заболеваниями, однако, в эти периоды мать оставляла ребенка своей сестре, которая в то время сидела дома со своим ребенком. Отец оставил семью, когда больному было 4 года, расставание с отцом перенес достаточно легко в связи с тем, что и до этого возраста практически не видел его. В школу пошел с 7 лет, учился хорошо, во всем старался быть первым. Было много друзей, по характеру был живым, всем интересующимся ребенком. После окончания 8 классов поступил в мореходную школу, однако, отучившись 3 года, бросил ее, так как учиться было неинтересно. С первого раза поступил на романское отделение филологического факультета университета. С отличием закончил его. Во время обучения в университете женился. Помимо учебы вынужден был работать. Сам характеризует этот период как период, когда все удавалось, всегда было приподнятое настроение. После окончания университета в течение 15 лет работал на Кубе. В возрасте 34 лет впервые появился длительный период сниженного настроения «все валилось из рук, ничего не хотелось делать». В дальнейшем, данные периоды плохого настроения стали появляться с периодичностью раз в год, продолжались где-то в течении месяца. Возникали в основном в периоды дождей (апрель - май). Связывал это с изменением погодных условий. В связи с тем, что в это время работы было немного, на профессиональной деятельности это практически не сказывалось. После возвращения в Россию работал переводчиком в одном из НИИ. Работа была связана с длительными командировками в страны Латинской Америки. В это время старался подгадывать, чтобы возможность работы не совпадала с периодами плохого настроения. В это время стал алкоголизироваться, объясняя это тем, что во время алкоголизаций несколько часов испытывал облегчение, однако в дальнейшем наступало значительное ухудшение состояния. В возрасте 47 лет впервые обратился за помощью к психиатру, был поставлен диагноз «маниакально-депрессивный психоз». В дальнейшем, неоднократно лечился в психиатрических больницах. Улучшение наступало на фоне действия трициклических антидепрессантов. Профессионального снижения за период до последней госпитализации не наблюдалось.

С момента поступления в стационар пациенту, помимо медикаментозного лечения, проводилась динамически ориентированная психотерапия. В ходе терапии во время сбора анамнеза изначально была составлена модель существующего расстройства. В ней основными обсуждаемыми с пациентом моментами являлись диффузия идентичности, сформированная за счет нарушения отношений между ним и его первичной группой во время формирования эдипальной стадии. В частности, основным нарушением в этом периоде явилось недифференцированное выполнение функции первичного репрессора со стороны его отца. Кроме того, функцию репрессора взяла на себя мать пациента, чем нарушила имевшиеся симбиотические отношения. Вследствие этого, появившийся страх заброшенности с архаическим страхом уничтожения привел к формированию трех стереотипно используемых психологических защит - регрессии, вытеснения и компенсации. Пользование этими защитами подтверждала жизненная стратегия пациента, направленная, прежде всего, на гипертрофированное утверждение в активной жизненной позиции.

Исходя из вышеизложенного, при составлении плана лечения основными шагами являлись: восстановление симбиотических отношений с интернализованной матерью с последующей трансформацией данных отношений в репрессивные, и, за счет этого, формирование достаточно жестких границ идентичности. Предполагалось, что в ходе терапии у пациента должно произойти расширение диапазона используемых психологических защит.

Основными используемыми процедурами во время лечения являлись методы анализа переноса - контрпереноса, свободных ассоциаций и сновидений. Стоит подчеркнуть, что данные методики использовались не в ортодоксальном, Фрейдовском понимании, а скорее в концепциях Юнгианского анализа. Ежедневная длительность терапии составляла порядка 2 –2, 5 часов, в течение 2 месяцев.

Через 1, 5 месяца от начала психотерапии после одного из сеансов, включавшего разбор отношений пациента с психотерапевтом с осознанием пациентом своего детско-родительского переноса по отношению к врачу, у больного был сон, во время которого произошло катартическое переживание:

«Мне снился склон огромной горы, по которому я долго и безуспешно карабкаюсь в образе маленького жучка, постоянно срывающегося и погребаемого под слоем сыплящегося песка. Выбираясь из-под него, я видел бездонное небо с парящими в нем злобными, черными птицами, похожими на орлов, эти птицы падали с неба и пытались схватить меня и сожрать. Я чувствовал отчаянье и страх. Мне хотелось спрятаться, но спрятаться у меня не получалось. От этого страх становился все больше и больше. Он звенел в моей голове жутким, протяжным колокольным звоном: «Ты должен исчезнуть! Ты должен покончить с собой! » Я готов был подчиниться этому звону, но вдруг небо разверзлось красным, огненным светом и появилось лицо Господа. Что удивительно, что точных его очертаний я не помню, однако, оно было настолько добрым, настолько дающим надежду, что меня переполнило ощущение благоговения. Господь стал говорить со мной, он сказал мне: «Посмотри, эта гора твоя жизнь, она есть бессмысленное стремление влезть на вершину и не более того. Оглянись вокруг, есть столько прекрасного в том, что окружает тебя: твоя жена, город, люди, язык. Дай мне слово, что ты никогда не покончишь с собой, что ты будешь жить ради всего этого! » И я впервые за много лет заплакал. Я плакал, и с каждой каплей слез из моей души уходило что-то неприятное, темное, то, что томило и мучило меня многие, многие годы. А потом мне стало светло и радостно. С этим ощущением светлого и радостного состояния я проснулся. Я понял, что мне стоит жить и я никогда не покончу с собой.»

Опыт, который получил пациент во время данного сна, несомненно, явился результатом проводимой с ним психотерапии. В ее окончании необходимо было интегрировать данный опыт в его личностную жизнь. Интеграция проводилась путем обсуждения его планов и возможностей их реализации.

Пациент был выписан в удовлетворительном состоянии под наблюдение районного психиатра. По данным катамнеза, ремиссия впервые за много лет составила 2 года.

 

Психотерапия при шизофрении

 

В то время, как психотерапия в качестве метода лечения многочисленных расстройств пользуется признанием, вопрос о возможностях ее применения при шизофрении остается спорным. Если одни авторы считают, что ей должно принадлежать достойное место в ряду прочих методов лечения, то другие рассматривают ее как некий довесок к активным биологическим методам, а третьи вообще сомневаются в ее пользе.

В последние время было предпринято достаточно большое количество попыток произвести оценку эффективности психотерапии шизофрении. Однако стоит отметить, что проведенные исследования не смогли представить убедительных данных, говорящих о высокой эффективности психотерапии шизофрении, но в то же время не доказали, что она вообще бесполезна.

Известность своими негативными результатами и даже популярность среди сторонников исключительно биологических методов лечения получила монография П.Мэй. Сравнивая результаты лечения 3 групп больных, получавших психотерапию и лекарственные средства, только психотерапию и только лекарственные средства, он пришел к выводу, что небольшие преимущества, связанные с дополнением лечения психотерапией, оказываются экономически невыгодными, поскольку требуют дополнительных затрат, не сокращая пребывание больных в стационаре. Стоит отметить, что при проведении данного исследования практически не учитывался фактор оценки больными тяжести своего страдания, а также фактор качества жизни.

Хотелось бы отметить, что отрицание роли психотерапии при шизофрении связано с наличием концепции так называемой «казарменной психиатрии», при которой основным методом лечения психически больных считалась изоляция их от общества с научением подчиняться больничному режиму. Естественно, данная концепция развивала в течение достаточно длительного времени госпитальные формы поведения и способствовала отсутствию адаптивных реакций по выходе пациентов из стационара.

Первые попытки психотерапевтического лечения шизофренно реагирующих пациентов предпринял К.Г.Юнг в 1906 году, указав на то, что поведение этих пациентов имеет сновидный характер и следует первично процессуальной динамике. При работе с этими больными он анализировал бредовую симптоматику в контексте архаических и архитипических переживаний. В дальнейшем, Х.Салливен разработал на основе своей психотерапевтической деятельности «интерперсональную теорию психиатрии». Он понимал шизофренную реакцию как охраняющую операцию, с помощью которой отщепляются области опыта, связанные в раннем детстве с чрезмерным страхом. Таким образом, шизофреническое реагирование делает попытку интегрировать диссоциированные компоненты «Я» и заполнить границы идентичности фантазийными переживаниями.

Дальнейшее развитие психодинамическая психотерапия шизофрении получила в работах Г.Аммона. По его мнению, возникновение этого расстройства связано с глубоким нарушением на доэдипальных стадиях развития ребенка, когда шизофреногенная мать не удовлетворяет первичной потребности в безопасности. Вследствие этого, в дальнейшем возникает аффективное реагирование, направленное, в первую очередь, на обеспечение границ собственной идентичности. Следует отметить, что аффективное реагирование зачастую не отвечает социально значимым потребностям. Поэтому поведение во многих случаях приобретает фантазийный характер. Содержание фантазий обусловлено их приемлемостью в данной социальной среде.

По мнению бихевиоральных терапевтов, наиболее существенным моментом в возникновении шизофренического расстройства служит снижение волевой активности, приводящее к конфликту индивидуума и общества.

В экзистенциально-гуманистическом направлении шизофрения рассматривается как глубокое нарушение эмпатических связей, возникающее вследствие изменения самоактуализации.

Психотерапевтический подход к лечению шизофрении должен, прежде всего, основываться на восстановлении коммуникативных способностей индивидуума, возможности реализовать интегративные отношения с «хорошей» интернализованной матерью, роль которой выполняет психотерапевт. При этом необходимо, чтобы пациент почувствовал отсутствие опасности от окружающего мира. Также необходимо направление фантазийных переживаний пациента в русло эмоционального отреагирования. Одним из наиболее существенных компонентов является научение пациента взаимодействовать с существующей симптоматикой. Вышеизложенное положение иллюстрируется на клиническом примере:

Больная В.А., 43 лет, поступила в психиатрический стационар по направлению районного психиатра. На момент поступления предъявляла жалобы на сниженное настроение, постоянную тревогу, периодически возникающие «голоса внутри головы», обвиняющие ее в плохом отношении к родственникам. По мнению больной, ее поведением управляли «темные силы», которые, выбрав ее жертвой, стремились завладеть всем миром.

Из анамнеза: Наследственность отягощена психическим заболеванием бабушки со стороны отца (умерла в психиатрической больнице, диагноз не известен). Родилась доношенной, вторым ребенком в семье; имеет брата старше на 7 лет. Отец – капитан дальнего плавания, в воспитании дочери участия не принимал. Мать – учитель начальной школы, была постоянно занята на работе и также относилась к дочери весьма холодно до 7-летнего возраста. Росла здоровым ребенком, опережая сверстников в умственном развитии. С 3-летнего возраста стала читать. Часто фантазировала, представляя себе чудовищ, от которых ее защищают «неведомые хранители». В школе училась хорошо. Мать постоянно требовала от нее все новых и новых успехов, ограничивала круг ее знакомств и интересов, не выпускала из дома, запрещала встречаться со сверстниками. Основным требованием со стороны матери было: «Ты должна думать о будущем.» В 16 лет имела фантазийную влюбленность в молодого человека. Однако в связи с тем, что он не понравился матери, реальных отношений с ним не было. После окончания школы поступила в институт. Во время обучения в институте также находилась под сильным репрессивным влиянием матери. Мать не разрешала участвовать в студенческих вечеринках, запрещала встречаться с однокурсниками. После окончания вуза устроилась работать на завод инженером по технике безопасности. Проживала вдвоем с матерью. В возрасте 26 лет впервые появились галлюцинаторные переживания. По описаниям больной, во время обеденного перерыва вдруг почувствовала жжение в области затылка, которое преобразовалось в непонятный гул. Испугалась, выбежала из столовой. Придя на рабочее место, услышала «голос внутри головы», который звал ее по имени с разными интонациями. С этого времени потеряла интерес к работе, стала конфликтна во взаимоотношениях с матерью. По настоянию матери была помещена в психиатрическую больницу. Неоднократно лечилась, в основном, медикаментозно. Лечение приносило лишь временную редукцию симптоматики. После смерти матери, когда пациентке было 42 года, появились детские интонации в голосе, произошло изменение содержания галлюцинаторных переживаний. Если до этого тематика расстройств восприятия была достаточно абстрактной, то в дальнейшем появились «голоса», обвиняющие ее в плохом отношении к родственникам. Пациентка достаточно большое количество времени проводила на кладбище, гипертрофированно ухаживала за могилой матери, носила ей еду, перестала следить за собой, периодически ночевала на могиле. Брат, обеспокоенный состоянием сестры, настоял на ее госпитализации в психиатрическую больницу.

На отделении: пациентке с момента поступления стала проводится интегративная психотерапия, направленная на научение взаимодействию с существующей симптоматикой. При составлении модели расстройства было отмечено: мать пациентки отвергала свою дочь, не давая ей чувства безопасности, однако при этом привязывала ее к себе посредством социальных стереотипов. При формировании комплекса Электры основными психологическими защитами у пациентки являлись регрессия, вытеснение и реактивное образование. Вышеописанное привело к нарушению предметно-объектных отношений.

Пациентка была помещена в палату с пожилой женщиной, которая взяла на себя заботу о ней. Психотерапевтическое взаимодействие проводилось ежедневно по 1, 5 часа в течение 3 месяцев. На первом этапе психотерапевтической работы основной задачей было вхождение в эмоциональный контакт с пациенткой, создание ей чувства безопасности. В дальнейшем, достаточно важно было отработать переносные и контрпереносные взаимоотношения типа ребенок-мать. Следующим задачей в работе с этой пациенткой было замещение со стороны психотерапевта переносных отношений и выход на эдипальный уровень. При этом проводился разбор галлюцинаторных переживаний и активное вмешательство в их содержание с последующей интерпретацией.

После выписки из стационара пациентка находилась на поддерживающем лечении и была включена в динамически ориентированную психотерапевтическую группу вместе с больными неврозами. Во время прохождения групповой психотерапии пациентка отрабатывала коммуникативные навыки.

Катамнестически, ремиссия составила 2 года 3 месяца. За это время пациентка устроилась на работу почтальоном, завела кота и заботилась о нем, поддерживала связь с участниками психотерапевтической группы.

 

⇐ Предыдущая1234567Следующая ⇒

Поделиться: