Архитектура Аудит Военная наука Иностранные языки Медицина Металлургия Метрология
Образование Политология Производство Психология Стандартизация Технологии


Э.МАХ ФИЛОСОФСКОЕ И ЕСТЕСТВЕННО-НАУЧНОЕ МЫШЛЕНИЕ



1. Низшие животные, живущие в простых, постоянных и благоприятных условиях среды, приспосабливаются к ее мгновенным изменениям при помощи прирожденных рефлексов. Обыкновенно этого бывает достаточно для сохранения индивидуума и вида на довольно значительное время, но выжить в условиях среды более сложной и менее постоянной животное может только тогда, когда оно способно приспособляться к более или менее обширному - пространственно и временно - многообразию ее. Для этого требуется известная пространственная и временная дальнозоркость. Эта дальнозоркость достигается прежде всего более совершенными органами чувств, а при дальнейшем нарастании требований - развитием жизни представлений. Действительно, живое существо, обладающее памятью, имеет в своем психическом поле зрения более обширную пространственную и временную среду, чем оно могло бы обнять одними своими органами чувств. Оно воспринимает, так сказать, и те части среды, которые находятся в соседстве с непосредственно видимыми, оно видит приближение добычи или врагов, о котором ему не может еще сообщить ни один из его органов чувств. Первобытный человек имеет количественное преимущество перед другими животными именно только в силе своей индивидуальной памяти, которая с течением времени усиливается передачей воспоминаний от предков и рода. Даже развитие культуры вообще существенно характеризуется тем, что все большие и большие - в пространственном и временном отношении - области попадают в сферу ведения человека. По мере того, как жизнь с развитием культуры становится немного легче, прежде всего благодаря разделению труда, развитию промыслов и т.д., представления индивидуума, ограниченные тесной областью фактов, выигрывают в силе, причем система представлений всего народа не теряет, однако, ничего в своем объеме. Усилившееся таким образом мышление может постепенно само стать специальной профессией. Научное мышление развивается из обыденного. Таким образом, научное мышление является последним звеном в непрерывной цепи биологического развития, начавшегося с первых элементарных проявлений жизни.

2. Цель простых, обыденных представлений сводится к мысленному дополнению частично наблюдавшегося факта. Охотник, заметив добычу, представляет себе образ жизни преследуемого животного, чтобы с ним целесообразнее сообразовать свои собственные действия. Сельский хозяин, собираясь культивировать какое-нибудь растение, думает о подходящей почве, о правильном выборе семян, о времени созревания растения. Эта черта мысленного дополнения факта по какой-нибудь данной его части является общей для научного мышления и для обыденного. И Галилей не ищет ничего иного, как представить себе весь процесс движения, когда даны первоначальная скорость и направление брошенного камня. Но другой чертой научное мышление отличается от обыденного часто в весьма сильной степени. Обыденное мышление служит, по крайней мере в своих начатках, практическим целям, прежде всего удовлетворению физических потребностей. Ставшее же более сильным, научное мышление создает себе собственные свои цели, стремится удовлетворить самого себя, устранить умственное стеснение. Выросшее на службе практическим целям, оно с течением времени становится само себе господином. Обыденное мышление не служит чисто познавательным целям и вследствие этого страдает кое-какими недостатками, от которых первоначально не свободно и развившееся из него научное мышление. От этих недостатков последнее освобождается лишь медленно и весьма постепенно. Каждый взгляд назад, на период прошлый, законченный, учит нас, что научное мышление в своем развитии заключается в непрерывном исправлении мышления обыденного. Но с ростом культуры научное мышление начинает влиять и на то мышление, которое служит практическим целям. Обыденное мышление все более и более ограничивается и вытесняется научно дисциплинированным техяи-ческим мышлением.

3. Отображение фактов действительности в наших мыслях или приспособление наших мыслей к этим фактам дает возможность нашему мышлению мысленно восполнять факты лишь частично наблюдавшиеся, поскольку это восполнение определено наблюдавшейся частью. Эта определенность заключается во взаимной зависимости признаков фактов, которая и является исходным пунктом для мышления. Так как обыденное и едва зарождающееся научное мьпыление вынуждены ограничиться довольно грубым приспособлением мыслей к фактам, то мысли эти, приспособляемые к фактам, не всегда бывают согласны между собой. Таким образом появляется новая задача, которую мышление должно разрешить для полного своего удовлетворения, - задача приспособления мыслей друг к другу. Это последнее стремление, обусловливающее логическое очищение мышления, но идущее гораздо дальше этой цели, является характерным и преимущественным признаком науки, в отличие от обыденного мышления. Последнее довольствуется уже тем, что оно лишь приблизительно служит осуществлению практических целей.

4. Научное мышление встречается в двух, с виду довольно различных, типах: в виде мышления философа и мышления специалиста-исследователя. Первый стремится к возможно полной, всеобъемлющей ориентировке во всей совокупности фактов. При этом он не может возвести до конца своего здания, не позаимствовав для этого материал у специалистов. Второй специально занят ориентировкой и обобщением в одной какой-нибудь небольшой области фактов. Но так как разграничение фактов никогда не бывает возможно без некоторой дозы произвола и насильственности и определяется заранее поставленной временной интеллектуальной целью, • то эти границы, которые ставит себе специалист-исследователь, с развитием специальной науки все более и более расширяются. Специалист-исследователь в конце концов тоже приходит к той мысли, что для успешного ориентирования в его собственной области он должен принять в соображение результаты, к которым пришли в своих областях все остальные специалисты. Таким образом и все специалисты в совокупности стремятся к ориентировке 6 мире при помощи объединения всех своих специальных областей. В виду несовершенства, неполноты достижимого это стремление ведет к открытым или к более или менее прикрытым заимствованиям у мышления философского. Таким образом конечная цель всякого исследования оказывается одной и той же. Это видно из того, что и величайшие философы, такие как Платон, Аристотель, Декарт, Лейбниц и др., открыли также новые пути и в области специальных наук, а с другой стороны такие специалисты-исследователи, как Галилей, Ньютон, Дарвин и др., не 'нося имени философов, оказали мощное содействие развитию философского мышления.

Надо, правда, признать: то, что философ считает за возможное начало, улыбается естествоиспытателю, лишь как очень отдаленный конец его работы. Но это различие во мнениях не должно мешать исследователям - да и действительно не мешает - учиться друг у друга. В результате многочисленных попыток охарактеризовать общие признаки обширных областей философия накопила богатый опыт в этом направлении; она даже мало-помалу научилась распознавать и отчасти избегать тех ошибок, в которые сама впадала и в которые почти всегда впадает еще и лоныне не прошедший философской школы естествоиспытатель. Но философское мышление дало естествознанию и положительные ценные идеи, как, например, различные идеи сохранения. С другой стороны, философ берет у специальной науки более солидные основания, - чем те, которые могло ему дать обыденное мышление. Естествознание дает ему пример осторожного, прочного и плодотворного построения здания науки, а вместе с тем он извлекает поучительный урок из слишком большой односторонности естествоиспытателя. В действительности всякий философ имеет свое домашнее естествознание, и всякий естествоиспытатель - свою домашнюю философию. Но эти домашние науки бывают в большинстве случаев несколько устаревшими, отсталыми. В очень редких случаях естествоиспытатель может согласиться вполне с естественно-научными взглядами философа, по тому или другому поводу высказанными. С другой стороны, большинство естествоиспытателей придерживается еще и в настоящее время, в качестве философов, материализма, которому 150 лет от роду и недостаточность которого давно уже разглядели не только философы по призванию, но и люди более или менее знакомые с философским мышлением. Только немногие философы принимают в настоящее время участие в естественно-научной работе, и только в виде исключения можно встретить естествоиспытателя, посвящающего собственную свою работу ума вопросам философским. А между тем то и другое безусловно необходимо для достижения согласия между теми и другими, ибо одно чтение ни тем, ни другим помочь не может.

Если мы оглянемся назад, на старые, тысячелетние пути, по которым шли философы и естествоиспытатели, мы увидим, что они в некоторых своих частях хорошо проложены. Но во многих местах они как будто запутываются под влиянием естественных, инстинктивных, как философских, так и естественно-научных предрассудков, оставшихся в виде мусора от старых попыток и неудавшихся работ. Было бы полезно от времени до времени расчищать эти кучи мусора или обходить их.

5. Не только человечество, но и каждый отдельный человек находит в себе, раз пробудившись к полному сознанию, готовое мировоззрение, в сложении которого он не принимал участия. Он получает его, как дар природы и культуры. <...> Ни один мыслитель не может сделать ничего более, как исходя из этого мировоззрения, развивать его далее, вносить в него поправки, пользуясь опытом предков, избегая по мере разумения ошибки последних, - одним словом, самостоятельно и осмотрительно еще раз пройти свой ориентирующий путь. К чему же сводится это мировоззрение? Я нахожу себя в пространстве окруженным различными телами, способными двигаться в этом пространстве. Тела эти суть: " безжизненные" тела, растения, животные, люди. Мое тело, тоже способное двигаться в пространстве, является для меня в такой же мере видимым, осязаемым, вообще чувственным объектом, занимающим часть чувственного пространства, находящимся' вне остальных тел и рядом с ними, как сами эти тела. Мое тело отличается от тел остальных людей, помимо индивидуальных признаков, еще и тем, что при прикосновении к нему являются своеобразные ощущения, которых я при прикосновении к другим телам не наблюдаю. <...> Вообще мое тело является мне в перспективе совершенно отличной от той, в которой являются мне все остальные тела. <...> Далее, я нахожу в себе воспоминания, надежды, опасения, склонности, желания, волю и т.д., в развитии которых я в такой же мере неповинен, как в существовании тел в окружающей меня среде. Но с этой волей связаны движения одного определенного тела, именно того, которое по этому признаку и по указанным выше признакам обозначается, как мое тело. Когда я наблюдаю движения тел других людей, то практические потребности и сильная аналогия, действию которой я не могу противиться, побуждают меня мыслить, что и с ними связаны такие же воспоминания, надежды, опасения, склонности, желания, воля, какие связаны с моим телом. Далее, действия других людей заставляют меня допустить, что мое тело и остальные тела существуют для них столь же непосредственно, как для меня существуют их тела вместе с остальными телами, но зато мои воспоминания, желания и т.д. существуют для них тоже лишь как результат непреоборимого заключения по аналогии, как для меня существуют их воспоминания, желания и т.д. Назовем покуда совокупность всего существующего непосредственно в пространстве для всех именем физического и непосредственно данные только одному, а для всех других существующее только, как результат умозаключения по аналогии - именем психического. Совокупность всего, непосредственно данного только одному, назовем также его (более тесным) Я. <...>

6. То, что я нахожу в пространстве, в окружающей меня среде, представляет собой части, зависящие друг от друга. Магнитная стрелка приходит в движение, когда в достаточной близости от нее помещают другой магнит. <...> Поведение других людей заставляет допустить, что в этом отношении находимое ими подобно находимому мною; знание зависимостей между находимым, между переживаниями имеет для нас великий интерес как практический, для удовлетворения потребностей, так и теоретический, для мысленного восполнения неполноты находимого. При изучении взаимной зависимости между действиями различных тел я могу рассматривать тела людей и животных как тела не живые, отвлекаясь от всего, полученного через умозаключение по аналогии. Зато я этим путем снова замечаю, что мое тело оказывает всегда существенное влияние на преднаходимое этим путем. На белый лист бумаги может бросать тень какое-нибудь тело; но я могу на этом листе увидеть пятно, сходное с этой тенью, и в том случае, если непосредственно до этого смотрел на очень светлое тело. При соответственном положении моих глаз я могу видеть оЭно тело вдвойне или два весьма сходных тела втройне. Если я раньше быстро вращался, то я могу видеть тела, находящиеся механически в движении, в состоянии покоя или, наоборот, тела, находящиеся в покое, могу видеть тогда движущимися. Когда же я закрываю глаза, то все, что я оптически преднахожу, вообще исчезает. Соответственными воздействиями на мое тело могут быть вызваны осязательно или термически и тому подобные преднаходимые. Но когда мой сосед делает такие опыты на своем теле, во всем, находимом мною, это не изменяет ничего, хотя из его сообщений я узнаю, да и по аналогии должен допустить, что его преднаходимые соответствующим образом изменились.

Итак, составные части находимого мною в пространстве зависят не только вообще друг от друга, но и от того, что другие находят наблюдениями над моим телом и то же самое mutatis mutandis можно сказать о каждом человеке. Поэтому тот, кто переоценивает последнюю зависимость от нашего тела всего того, что мы находим, и потому недооценивает всех других существующих зависимостей, легко склоняется к тому, чтобы все находимое нами рассматривать лишь как продукт нашего тела, считать все " субъективным". Но мы всегда имеем перед глазами пространственные границы U нашего тела и видим, что части находимого нами вне U в равной мере зависят друг от друга и от находимого внутри. Правда, изучение зависимостей, вне U лежащих, гораздо проще и гораздо дальше ушло вперед, чем изучение зависимостей, переходящих пределы U. Но в конце концов мы все же должны принять, что эти последние зависимости суть все же того же рода, как и первые, в чем нас все более и более убеждает развивающееся изучение чужих тел, животных и людей, находящихся вне пределов нашего U. <...>

Наивный субъективизм, рассматривающий уклоняющиеся преднаходимые одной и той же личности при изменяющихся услрвиях и разные преднаходимые различных личностей как случаи иллюзии и противополагающий эту последнюю какой-то остающейся всегда постоянной действительности, в настоящее время более недопустим. Ибо для нас важно только полное знание всех условий того или друтого преднаходимого; только в таком знании находим мы практический или теоретический интерес.

7. Все физическое, находимое мною, я могу разложить на элементы, в настоящее бремя дальнейшему разложению не поддающиеся: цвета, тоны, давления, теплоту, запахи, пространства, времена и т.д. Эти элементы оказываются в зависимости от условий, лежащих вне и внутри U. Постольку, и только постольку, поскольку эти элементы зависят от условий, лежащих внутри U, мы называем их также ощущениями. Так как ощущения моих соседей столь же мало даны мне непосредственно, как и им мои, то я вправе те же элементы, на которые я разложил все физическое, рассматривать и как элементы психического. Таким образом физическое и психическое содержат общие элементы и, следовательно, между ними вовсе нет той резкой противоположности, которую обыкновенно принимают. Это становится еще яснее, когда оказывается, что воспоминания, представления, чувствования, воля, понятия строятся из оставшихся следов ощущений и с этими последними, следовательно, вовсе не несравнимы. Если я теперь называю всю совокупность моего психического, не исключая и ощущений, моим Я в самом широком смысле этого слова <...>, то в это смысле я могу сказать, что в моем Я заключен мир (как ощущение и как представление). Но не следует упускать из виду, что это воззрение не исключает других, имеющих равное право на существование. При этой точке зрения солипсизма, стирающий противоположность между миром и нашим Я, этот мир как нечто самостоятельное как будто исчезает. Но граница, которую мы обозначили через U, при этом все же остается; она теперь идет не вокруг более тесного Я, а через середину более широкого Я, через середину " сознания". Не обратив внимания на эту границу и не приняв в соображение аналогию нашего Я с чужим Я, мы вообще не могли бы прийти к точке зрения солипсизма. Таким образом, кто утверждает, что наше познание не может вышли из пределов нашего Я, тот имеет в виду расширенное Я, которое предполагает уже признание мира и чужих Я. Не улучшает дела и ограничение " теоретическим" солипсизмом исследователя. Нет изолированного исследователя. Каждый ставит себе также и практические цели, каждый учится и у других и работает также для ориентировки других.

8. При констатировании находимого нами физического мы легко впадаем в разные ошибки или " иллюзии". Прямую палку, опущенную в воду в косом положении, мы видим переломленной, и человек неопытный мог бы подумать, что и для осязания она окажется такой же. Мнимое изображение в вогнутом зеркале кажется нам осязаемым. Ярко освещенному предмету мы приписываем белый цвет и бываем изумлены, когда находим, что тот же предмет при умеренном освещении оказывается черного цвета. Древесный ствол в темноте напоминает нам фигуру человека, и нам кажется, что мы видим перед собой этого человека. Все такие " иллюзии" основаны на том, что мы не знаем условий, при которых найдено было бы то или другое интеллектуальное переживание, или не принимаем во внимание, или предполагаем не существующие, а другие условия. Наша фантазия дополняет также частично то, что мы находим в наиболее привычной для нее форме и тем самым часто искажает его. Итак, к противоположению в обыденном мышлении иллюзии и действительности, явления и вещи приводит то, что смешиваются интеллектуальные переживания при особых условиях с таковыми при условиях вполне определенных. Это противоположение явления и вещи, раз развившись в неточном обыденном мышлении, проникает и в мышление философское, которое и освобождается от этого воззрения с большим трудом. Непознаваемая " вещь в себе", стоящая позади явлений, есть несомненная родная сестра обыденной вещи, потерявшая последние остатки своего значения! После того как отрицанием границы U все содержание нашего Я получило характер иллюзорный, какое еще непознаваемое может быть для нас по ту сторону границы, которую наше Я никогда переступить не может? Что это, как не возвращение к обыденному мышлению, которое позади " обманчивого" явления всегда находило еще какую-то основную сущность?

Когда мы рассматриваем элементы - красное, зеленое, теплое, холодное и т.д., как бы они ни назывались, и которые в их зависимостях от находимого вне U суть физические элементы, а в их зависимостях от находимого внутри U - психические, но несомненно в обоих случаях непосредственно данные и люжЭестбенные элементы, то при таком простом положении дела вопрос об иллюзии и действительности теряет свой смысл. Мы имеем тогда пред собой одновременно и вместе элементы реального мира и элементы нашего Я. Интересовать нас может еще только одно, это - функциональная зависимость (в математическом смысле) этих элементов друг от друга. Эту связь элементов можно продолжать называть вещью. Но эта вещь не есть уже непознаваемая вещь. С каждым новым наблюдением, с каждым новым естественно-научным принципом познание этой вещи делает успешные шаги вперед. Когда мы объективно рассматриваем наше (тесное) Я, то и оно оказывается функциональной связью элементов. Только форма этой связи здесь несколько иная, чем та, которую мы привыкли находить в области " физической". Вспомним, например, различные отношения " представлений" к элементам первой области, ассоциативную связь этих " представлений" и т.д. В неизвестном, непознаваемом нечто, находящемся позади этих элементов, мы не находим нужды, и это нечто нимало не содействует лучшему пониманию. Правда, позади Я стоит нечто, почти еще неисследованное - именно наше тело. Но с каждым новым физиологическим и психологическим наблюдением это Я становится нам более знакомым. Интроспективная и экспериментальная психология, анатомия мозга и психопатология, которым мы обязаны уже столь ценными открытиями, мощно работают здесь, идя навстречу физике (в самом широком смысле), чтобы, дополняя друг друга, привести к более глубокому познанию мира. Можно надеяться, что все разумные вопросы с течением времени все более и более приблизятся к своему разрешению.

9. Когда мы исследуем взаимную зависимость между сменяющимися представлениями, мы делаем это в надежде понять психические процессы, наши собственные переживания и действия. Но тот, кто в конце своего исследования полагает нужным снова признать позади этих переживаний и действий - наблюдающего и действующего субъекта, тот не замечает, что он мог бы не затруднять себя вовсе исследованием, ибо он снова вернулся к своему исходному пункту. <...>

10. Распространение анализа наших переживаний вплоть до " элементов", дальше которых покуда мы идти не можем, представляет для нас главным образом ту выгодную сторону, что обе проблемы -проблема " непознаваемой" вещи и проблема в такой же мере " неподдающегося исследованию" Я - получают свою наиболее простую, наиболее прозрачную форму и благодаря этому могут быть легко распознаны как проблемы мнимые. После того, как совершенно исключается то, исследование чего не имеет вообще никакого смысла, тем с большей ясностью выступает то, что действительно может быть исследовано науками специальными, - многообразная, всесторонняя взаимная зависимость элементов между собой. Группы таких элементов можно продолжать называть вещами (телами). Но оказывается, что изолированная вещь, строго говоря, не существует. Только преимущественное внимание к зависимостям, более сильным и более бросающимся в глаза, и невнимание к менее заметным и более слабым зависимостям дают нам возможность при первом предварительном исследовании создавать фикцию изолированных вещей. На такого же характера различении зависимостей основано противоположение мера и нашего Я. Изолированного Я нет точно так же, как нет изолированной вещи. Вещь и Я суть временные фикции одинакового рода.

11. Наша точка зрения не дает философу ничего или дает очень мало. В ее задачу не входит разрешать оЭну или семь, или девять мировых загадок. Она ведет только к устранению ложных, мешающих естествоиспытателю, проблем и остальное предоставляет позитивному исследованию. Мы даем прежде всего только отрицательный регуля-тиб естественно-научному исследованию, о котором философу вовсе нет надобности заботиться, - я имею в виду философа, который знает или, по крайней мере, думает, что знает, уже верные основы мировоззрения. <...> Для естествоиспытателя, однако, представляет совсем второстепенный интерес вопрос о том, соответствуют ли или нет его представления той или иной философской системе, раз только он с пользой может применять их как исходный пункт своего исследования. Дело в том, то способы мышления и работы естествоиспытателя и философа весьма между собой различны. Не будучи столь счастливым, чтобы обладать, подобно философу, непоколебимыми принципами, он привык и самым надежным, наилучше обоснованным взглядам и принципам приписывать лишь временный характер и полагать, что они могут быть изменены под влиянием нового опыта. И в действительности величайшие успехи науки, величайшие открытия оказались возможными только благодаря такому отношению к науке со стороны естествоиспытателей.

12. И естествоиспытателю наши рассуждения могут показать только идеал, приблизительное и постепенное осуществление которого должно быть предоставлено науке будущего. Установление прямой зависимости элементов друг от друга есть столь сложная задача, что она не может быть разрешена сразу, а только шаг за шагом. Было гораздо легче сначала установить лишь приблизительно и в грубых очертаниях взаимную зависимость целых комплексов элементов (тел), причем в сильной степени зависело от случайности, от практической потребности, от прежних определений, какие элементы казались более важными, на каких сосредоточивалось внимание и какие оставались без внимания. Каждый отдельный исследователь со всей своей работой составляет лишь одно из звеньев в длинной цепи развития, должен исходить из несовершенных, добытых его предшественниками знаний и может только эти последние дополнять и исправлять применительно к своему идеалу. С благодарностью пользуясь для собственных своих работ помощью и указаниями, которые он находит в работах своих предшественников, он часто незаметно прибавляет к собственным своим ошибкам ошибки и заблуждения своих предшественников и современников. Возвращение к совершенно наивной точке зрения, будь оно возможно, представляло бы для человека, который сумел бы обеспечить себе полную свободу от взглядов современников, рядом с невыгодой свободы от предвзятых взглядов, и невыгодную сторону этой свободы - полное смятение перед сложностью задачи и невозможность начать исследование. Таким образом, если мы в настоящее время возвращаемся как будто к примитивной точке зрения, чтобы начать исследование сызнова и повести его лучшими путями, то это наивность искусственная, не отказывающаяся от выгод, составляющих плод длинного пути развития, а, напротив того, пользующаяся взглядами, предполагающими довольно высокую ступень физического, физиологического и психологического мышления. Только на такой ступени мыслимо разложение на " элементы". Дело идет о возвращении к исходным пунктам исследования с более глубоким и богатым воззрением, составляющим плод именно этого предшествующего исследования. Должна быть достигнута известная ступень психического развития, чтобы научная точка зрения стала вообще возможной. Но никакая наука не может пользоваться спутанными и неясными понятиями профанов, а должна вернуться к их начаткам, к их источнику, чтобы придать им более ясный, более определенный характер. Неужели же только психологии и теории познания должно быть в этом отказано?

13. Когда нам приходится исследовать многообразие элементов, находящихся в разнообразной взаимной зависимости друг от друга, то для определения этой зависимости в нашем распоряжении имеется только один метод - метод изменения. Нам ничего более не остается, как наблюдать изменение каждого элемента, связанное с изменением каждого из остальных элементов данного многообразия, причем не составляет большой разницы, наступает это последнее изменение " само по себе" или под влиянием нашей " воли". Зависимость устанавливается при помощи " наблюдения" и " опыта". Будь элементы даже только попарно зависимы друг от друга, а от остальных не зависимы, систематическое исследование этих зависимостей составляло бы уже довольно трудную задачу. Математически же можно доказать, что в случае зависимостей в комбинации 3, 4 и т.д. трудность планомерного исследования очень быстро сменяется практической неосуществимостью. Всякое временное пренебрежение зависимостями, менее всего бросающимися в глаза, всякое выделение зависимостей наиболее выдающихся не может не ощущаться как существенное облегчение. И первый, и второй род облегчения были сначала найдены инслшнктиб-но, под давлением практической потребности, нужды и психической организации, а впоследствии были использованы естествоиспытателями сознательно, умело и методически. Не будь этих облегчений, на которые при всем том можно смотреть как на несовершенства, наука вообще не могла бы возникнуть и развиваться. Исследование природы сходно с распутыванием весьма запутанного клубка ниток, причем счастливая случайность играет почти столь же важную роль, как ловкость и тщательное наблюдение. Работа исследователя столь же возбуждает последнего, как охотника возбуждает преследование с большими препятствиями малознакомой дичи.

Когда хотят исследовать зависимость каких-либо элементов, то полезно сохранять по возможности постоянными те элементы, влияние которых не подлежит сомнению, но при исследовании ощущается как помеха. В этом заключается первое и наиболее важное облегчение исследования. Познание двойной зависимости каждого элемента - от элементов, внутри U и вне U находящихся - заставляет нас сначала заняться изучением взаимных отношений между элементами, находящимися вне U, а элементы, находящиеся внутри U, сохранять как постоянное, т.е. наблюдающего субъекта оставлять при возможно одинаковых условиях. Рассматривая взаимную зависимость освещенности тел или их температур или их движений при возможно одинаковых условиях одного и того же субъекта или даже различных, участвующих в наблюдении, субъектов, мы по возможности освобождаем наши знания в физической области от влияния нашего индивидуального тела. Дополнением к этому служит исследование выступающих за пределы U и лежащих в этих пределах зависимостей физиологических и психологических, причем изучение этих последних ввиду того, что физические исследования уже произведены отдельно, существенно уже облегчено. И это разделение исследования возникло инстинктивно, и остается только сохранить его методически, осознав его выгодную сторону. Исследование природы дает нам множество примеров подобных разделений в меньших областях исследования.

14. <...> Внимательно обозревая область испытания природы, мы будем наблюдать работу естествоиспытателя в ее отдельных чертах. Мы спрашиваем: какими средствами познание природы до настоящего времени делало действительные шаги вперед и какими средствами оно может рассчитывать развиваться и впредь? Естественно-научное отношение инстинктивно развилось в практической деятельности, в обычном мышлении и отсюда только перенесено в область научную, развившись в конце концов в сознательную методику. К нашему удовольствию, нам не будет надобности выходить за пределы эмпирически данного. Если мы сумеем свести отдельные черты в работе исследователя к наблюдаемым в действительности чертам нашей физической и психической жизни, - к чертам, которые встречаются и в практической жизни, в действиях и мышлении народов, если мы сумеем доказать, что эта работа дает действительно практические и интеллектуальные выгоды, то этого будет для нас достаточно. Естественной основой этого изучения будет общий обзор нашей физической и психической жизни.

 


Поделиться:



Последнее изменение этой страницы: 2017-05-04; Просмотров: 496; Нарушение авторского права страницы


lektsia.com 2007 - 2024 год. Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав! (0.036 с.)
Главная | Случайная страница | Обратная связь