V. Понятие и действительность

Если бы различие между науками о природе и науками о культуре сводилось к тому, что всегда по одному и тому же методу в одном случае исследовались бы объекты природы, в другом - явления культуры, то такое простое констатирование факта имело бы для логики очень мало значения. Для того, чтобы показать другие глубокие различия между обеими группами наук, я от материального принципа деления перейду теперь к формальному. Для выяснения его, однако, необходимо сделать сначала несколько замечаний относительно научного познания вообще, причем за исходный пункт я возьму для этого широко распространенное понятие познания как отображения (Abbild) действительности. Пока это понятие, по крайней мере, поскольку речь идет о научном познании, не будет признано несостоятельным, не только нельзя надеяться понять сущность какого угодно научного метода, но и нельзя уяснить себе понятие научной формы.

Пока под составляющей предмет познания действительностью мыслят себе не непосредственно известный и доступный опыту мир, а мир " трансцендентный", лежащий " за" пределами воспринимаемого, теория отображения могла бы, казалось, иметь много смысла. Задача познания состояла бы в таком случае в том, чтобы образовывать из непосредственно данного материала представления или понятия, которые бы точно соответствовали этому трансцендентному миру. Например, теория познания Платона усматривает... в " идеях" действительность, и так как идеи отличаются общностью в противоположность ко всегда особенному и индивидуальному, но в сущности не действительному чувственному миру, - то истинны лишь не индивидуальные, а общие представления, то есть представления, отображающие идеи. Вследствие этого сущность понятия полагается в его всеобщности, или: современный физик считает точно так же данный мир с его качественными определениями лишь " субъективным", объективным.же, наоборот, определяемый количественно мир атомов; задача познания сводится в таком случае к образованию количественно определяемых представлений или понятий, которые точно так же истинны потому, что отображают действительность.

Но даже и в том случае, если бы эти смелые предположения оказались правильными, мы все* же ничего не знаем, по крайней мере непосредственно, о мире, лежащем за данной действительностью, и совпадение с ним представлений или понятий, то есть сходство копии с оригиналом не может быть, следовательно, никогда констатировано непосредственным образом. Поэтому для понимания сущности познания мы можем начать лишь с исследования процесса преобразования (Umfonnung), посредством которого создаются соответствующие трансцендентному миру представления или понятия. Таким образом, и при трансцендентном понятии истины логика должна будет вначале рассматривать познание не как отображение, но как преобразование (Umbilden) данного материала представлений понятием, ибо процесс этот, создающий искомое отображение трансцендентной действительности, есть единственное, что ей непосредственно доступно.

Возможно, однако, что это трансцендентное понятие истины совершенно несостоятельно, то есть что наше познание ограничивается непосредственно данным, имманентным чувственным миром, и отображение этого мира было бы в таком случае единственной его задачей. Это понятие истины в самом деле требует, по-видимому, менее предпосылок, так как в этом случае можно было бы непосредственно констатировать совпадение отображения с оригиналом. Но если присмотреться ближе, то мы увидим, что именно здесь теория отображения вызывает особенно серьезные сомнения. Прогресс познания при этом предположении зависел бы только от того, в какой мере удается дать повторение действительности. Зеркало " познавало" бы в таком случае лучше всего, и в совершенстве выполненная цветная модель приближала бы более всего к " истине", по крайней мере, с точки зрения видимости вещей. Но подобное даже самое точное повторение или удвоение действительности в смысле ее отображения дает ли, действительно, что-нибудь познающему человеку? Самая совершенная копия обладает ведь для нас научной ценностью только тогда, если отображенный объект опыта нам сам недоступен непосредственно, но даже и абсолютно совершенное удвоение действительности как таковое далеко не содержало бы еще в себе познания. Итак, не представляет ли в данном случае научное познание скорее преобразования действительности, и не является ли без принятия трансцендентного мира теория отображения уже несостоятельной?

Конечно, кто-нибудь мог бы сказать, что посредством познания он ничего иного и не хочет достигнуть, как только отображения вещей: наука имеет целью описывать мир как он на самом деле есть, и все то, что не является вполне соответствующим действительности описанием ее, не имеет вообще научной ценности. Против такого произвольного заявления нельзя, конечно, ничего возразить, но можно поставить все-таки вопрос, возможно ли осуществление подобного желания. Стоит только попробовать как-нибудь точно " описать" действительность и воспринять ее со всеми ее подробностями, " какой она есть на деле" в понятиях с целью получить ее отображение, чтобы скоро убедиться в бессмысленности подобного предприятия. Эмпирическая действительность представляет собой для нас необозримое многообразие, увеличивающееся для нас по мере того, как мы углубляемся в нее и начинаем разделять ее на составные элементы, ибо даже " самая маленькая" часть ее содержит в себе больше, чем конечный человек в состоянии описать; более того, то, что он в состоянии воспринять в свои понятия и тем самым в свое познание, бесконечно мало по сравнению с тем, что он вынужден оставить в стороне. Если бы целью нашей было отображение этой действительности в понятиях, то мы как познающие субъекты стояли бы перед принципиально неразрешимой задачей, и потому, если что-нибудь, что до сих пор было сделано, может вообще заявлять притязание на право называться познанием, то, следовательно, и при имманентном понятии истины познавание является не отображением, но преобразованием, и притом всегда упрощением действительности.

<...> Но так как невозможность воспроизвести в понятиях действительность " так, как она есть" приводит к утверждению " иррациональности¹' эмпирической действительности, и так как мысль эта вызвала особенно много возражений, то я хотел бы... объяснить в каком смысле действительность является иррациональной, и в каком смысле она рациональна.

Если обратиться к какому-нибудь непосредственно данному бытию или быванию, то нетрудно заметить, что мы в нем нигде не найдем резких и абсолютных границ, но всюду - постепенные переходы. Это находится в связи с наглядностью (Auschaulichkeit) всякой данной действительности. Природа не делает скачков. Все течет. Эти старинные изречения, действительно, одинаково применимы как, к физическому бытию с его свойствами, так и к бытию психическому, то есть ко всему известному нам бытию. Всякое расположенное в пространстве или заполняющее определенный промежуток времени образование имеет этот характер непрерывности. Мы можем назвать это кратко принципом непрерывности (Satz der Kontmuitat) всего действительного.

К этому присоединяется еще нечто другое. Ни одна вещь, ни один процесс в мире не равен вполне другому, но лишь более или менее подобен ему, и внутри каждой вещи и каждого процесса всякая даже малейшая часть опять-таки отличается от любой другой, в какой бы пространственной и временной близости эта последняя не стояла к ней. Говоря иначе, всякая реальность имеет свой особый, своеобразный, индивидуальный отпечаток. Никто, по крайней мере, не сможет утверждать, что он в действительности когда-нибудь натолкнулся на нечто абсолютно однородное. Все существующее разно. Мы можем это также формулировать как принцип разнородности (гетерогенности) всего действительного.

Само собой разумеется, что значимость этого второго принципа распространяется и на постепенные непрерывные переходы, характеризующие всякую действительность, и это именно и важно для вопроса о постижимости (Begreiflichkeit) реальности. Куда бы мы не обратили наш взор, мы всюду встретимся с непрерывной разнородностью, и это соединение разнородности и непрерывности и налагает на действительность своеобразный отпечаток иррациональности: представляя в каждой своей части разнородную непрерывность (hete-rogenes Kontinuum), она, так, как она есть, не может быть воспринята в понятиях. Поэтому, если поставить науке задачу точного воспроизведения действительности, то обнаружится лишь бессилие понятия, и абсолютный скептицизм явится единственным последовательным выводом наукословия, в котором господствует теория отображения.

Итак, научному понятию нельзя ставить подобной задачи, но следует спросить, каким образом понятие приобретает власть над действительностью. Ответ на это легко получить. Действительность может сделаться рациональной только благодаря абстрактному (begrifflich) разделению разнородности и непрерывности. Непрерывная среда (Kontinuum) может быть охвачена понятием лишь при условии ее однородности; разнородная же среда может быть постигнута в понятии лишь в том случае, если мы сделаем в ней как бы прорези, то есть при условии превращения ее непрерывности в прерывность (Discretura). Тем самым для науки открываются два пути образования понятий. Содержащуюся во всякой действительности разнородную непрерывность мы оформляем либо в однородную непрерывность, либо в разнородную прерывность. Поскольку такое оформление возможно, и действительность может, конечно, сама быть названа рациональной. Иррациональна она только для познания, желающего ее отображать без всякого преобразования и оформления.

Первый путь, начинающий с уничтожения разнородности, есть путь математики. Она даже отчасти приходит к однородной прерывности, как мы это имеем, например, в ряде простых чисел; но она может также с помощью своих понятий овладеть и непрерывностью, мысля ее однородной, и здесь ее успехи особенно грандиозны. Своей " априорностью" она, в сущности, обязана однородности своих образований. " Предрассудок" в смысле априорного суждения относительно не_ наблюдавшегося еще и не данного в опыте возможен там, где есть уверенность в том, что мы никогда не натолкнемся на нечто принципиально новое. С точки зрения науки, однако, желающей познать действительность, все эти успехи куплены дорогой ценой. Однородные образования, о которых говорит математика, не имеют более никакого реального бытия, но относятся к сфере, которую можно назвать лишь сферой идеального бытия, если еще вообще хотят говорить об их бытии. Мир однородных непрерывностей есть для математики мир чистых количеств, и хотя бы уже потому мир этот абсолютно недействителен, ибо нам известна лишь качественно определенная действительность.

Если же, желательно удержать качества, а вместе с ними и действительность, то необходимо остаться при ее разнородности, но тогда нужно будет уже прервать ее непрерывность. Но при этом утрачивается из действительности все, что лежит между проложенными понятиями границами, а это не мало. Ибо как бы близко мы ни проводили друг от друга границы отдельных понятий, все же действительность с ее непрерывной и потому неисчерпаемой разнородностью ускользала бы между понятиями, не постигнутая ими. Мы можем, поэтому, с помощью наших понятий лишь построить мосты через поток реальности, как бы ни были малы отдельные пролеты этого моста. Изменить это не сумеет ни одна наука. Несмотря на это, содержание возникших таким образом понятий стоит принципиально ближе к действительности, нежели однородная, но чисто количественная среда математических понятий, на чем, однако, мы не будем подробнее останавливаться, так как мы ограничиваемся здесь науками, образующими понятия о реальных объектах. Только к ним применимо вообще различие между науками о природе и науками о культуре.

Для наших целей достаточно показать, что действительность, " как она существует на деле", не входит ни в одно понятие. Только у одной единственной науки может возникнуть иллюзия, . будто она все же понимает действительность вполне и без остатка, и этой наукой, по понятным основаниям, будет математическая физика. На нее, главным образом, и опирается современный рационализм. Физика, несомненно, имеет дело с реальным бытием, но несмотря на это, кажется, будто бы благодаря применению математики, прерывность, на которую физика должна разложить разнородную действительность, снова превращается в непрерывное образование, и будто бы поэтому разнородная, непрерывность действительности сама охватывается понятиями. Но мы оставим этот единственный в своем роде случай пока в стороне и обратим наше внимание на другие науки о действительности. Последние должны во всяком случае ограничиваться какой-нибудь одной, относительно небольшой частью действительности, и их познание может, поэтому, быть только упрощением, но никогда не отображением действительности.

Отсюда мы приходим к решающему для всего учения о методе взгляду. Науки, если только методы их не произвольны, нуждаются в " a priori" или в " предпосылке" (Vorurteil), на которой они смогли бы основываться при превращении разнородной непрерывности в прерыв ность, или в принцип выбора, пользуясь которым, они могли бы в данном им материале отделять существенное от несущественного. Этот принцип носит по отношению к содержанию действительности формальный характер; таким образом делается ясным понятие научной формы. Только в совокупности существенного, а не в отображении действительности мы получим познание с его формальной стороны. Эту совокупность, выделяемую нами с помощью формального принципа из действительности, мы можем назвать также существом (Wesen) вещей...,

Но если дело обстоит так, то задачей учения о методе будет явно вскрыть с их формальной стороны эти руководящие при образовании • существа вещей точки зрения, от которых ученый специалист зависит, часто сам не зная об этом; для нас здесь все и сведется к данным подобного исследования. Ибо очевидно, что от того, каким образом мы прерываем поток действительности, выбирая существенные элементы, зависит характер научного метода и решение вопроса, существуют ли между двумя группами наук, с точки зрения их метода, принципиальные различия, совпадает с разрешением вопроса, существуют ли две принципиально различные точки зрения, сообразно которым науки отделяют в действительности существенное от несущественного, вводя таким образом наглядное содержание действительности в форму понятия.

Прежде, чем перейти к попытке ответа на этот вопрос, скажем еще, в каком смысле мы употребляем здесь термин " понятие". Соответственно нашей постановке проблемы, мы понимаем здесь под " понятиями" продукты.науки, что вряд ли вызовет сомнения. Вместе с тем также совокупность всего того, что наука вбирает в себя из действительности с целью ее постижения, мы назовем понятием этой действительности, так что мы, следовательно, между содержанием научного изложения вообще и содержанием понятия не делаем кого различия. Терминологию эту можно назвать произвольной, но эта произвольность была бы неправомерной только тогда, если бы здесь вообще имелась какая-нибудь прочная традиция в терминологии. Последняя же, как известно, отсутствует совершенно. Понятие употребляется одинаково как для последних, неразложимых далее " элементов" научных суждений, так и для в высшей степени сложных образований, в которых сопоставлено много таких элементов. Неопределимое " голубое" или " сладкое", означающее содержание непосредственного восприятия, называется понятием, и точно так же говорят о понятии притяжения, тождественным с законом притяжения. Так как различение это очень важно для учения о методе, то мы хотим отделить здесь простые, не поддающиеся определению понятия, от собственно научных понятий, представляющих собой комплексы таких элементов и возникающих лишь в процессе научной работы. Но в таком случае, очевидно, нельзя будет провести принципиальную границу между понятием и изложением в понятиях, и тогда будет только последовательно, а отнюдь не произвольно, если мы также тот комплекс понятий, который содержит в себе научное познание действительности, назовем понятием этой действительности. <...>

Итак, научные понятия могут быть или комплексами не определяемых элементов понятия, или также комплексами научных понятий, которые по сравнению с образуемым ими более сложным понятием имеют значение его элементов. Формальный принцип образования понятий для имеющего быть познанным объекта выражается при подобной предпосылке только в роде соединения (Zusammenstellung) элементов понятия или понятий в понятие соответствующего объекта, а не уже в самих элементах понятия, и этот принцип необходимо должен совпасть с принципом научного изображения этого объекта. Только таким образом мы приобретаем постановку проблемы, дающую возможность сравнения различных методов по их формальной структуре. В основе образования понятий, посредством которого действительность вбирается в науку, должен лежать определяющий метод данной науки формальный характер ее, и поэтому, для того, чтобы понять метод какой-нибудь науки, мы должны будем ознакомиться с принципами ее образования понятий. Таким образом, наша терминология понятна и вместе с тем оправдана. Если познавать все равно, что понимать, то результат познания дается в понятии.

⇐ Предыдущая234567891011Следующая ⇒

Поделиться: