Необдуманное клятвенное слово матери

(РАССКАЗ ПРОТОИЕРЕЯ ПЕТРА ПОЛИДОРОВА)

Одна женщина, моя прихожанка, объявила мне вели­кую скорбь свою, прося молитвенной помощи и пастыр­ского совета, как ей избавиться от этой скорби. Она за­ключалась в следующем:

«Двое было у меня детей, — говорила эта бедная жен­щина, — девочка двенадцати лет и мальчик трех лет. По­слала я однажды свою дочь к соседу попросить одну вещь, а та, как ребенок, заигралась с подругами на улице, и потому возвратилась домой нескоро. Это вывело меня из терпения, и я в порыве гнева сказала нехорошее: «Чтоб ты сдохла!». В этот же самый день дочь моя забо­лела и скоро умерла. Обмыв тело умершей, я стала соби­раться в город (женщина эта была жительницей Подго­родной слободы), чтобы купить, что следует к погребению дочери, а мой трехлетний сын и пристал ко мне: «Возьми меня с собою, мама!». Я отказываю, а он еще пуще кап­ризничает и ревет: возьми, да возьми! Мне и так горе, а он тут привязался. Я вышла из терпения и сказала: «От­вяжись от меня! Чтоб тебе пропасть!» — и пошла себе в город, оставив ребенка реветь, сколько хочет. Когда же возвратилась домой, то нашла сына своего заболевшим, а затем, через несколько дней, он скончался... Теперь этот сын мой каждую ночь во сне является и говорит мне: «Мама, за что ты меня убила?». Это мне не дает покоя ни днем, ни ночью... Научите меня, что мне делать, чтобы ус­покоить сына моего и самой успокоиться? Наложите на Меня какую-нибудь епитимию за грех мой».

Сделав, по обязанности своей, скорбной матери при­личное наставление, чтобы она на будущее время была осторожнее в словах, я назначил для успокоения ее мяту­щейся совести епитимию, а относительно сына посовето­вал ей, чтобы она в течение сорока дней подавала просфо­ру на проскомидию за упокой души своего сына, умерше­го, как она полагает, от клятвенного ее слова. Этот совет она исполнила. Впоследствии она объявила мне, что хотя, как мать, очень жалеет о смерти сына своего, но он более не является ей во сне.

Явление покойной матери

(РАССКАЗ СВЯЩЕННИКА Г. ТРОСТЯНСКОГО)

Был июль на исходе. Жара нестерпимая. Солнце не­движимо стоит на чистом безоблачном небе и обливает землю раскаленными лучами. Тихо... Ни малейшего дви­жения ветерка, освежающего душный воздух. Как заснув­шие стоят запыленные деревья по обеим сторонам дороги. Ни один листик не шелохнется, и длинные, густые тени деревьев, пересекая дорогу, лежат темными пятнами. До­рога ведет в село Флорово, принадлежащее моему знако­мому помещику Семену Павловичу Рынину. Вот, нако­нец, показалось и село. На пригорке виднеется церковь. Вызлащенный крест ее горит на солнце ярким светом. Дальше видны поля, испещренные копнами скошенного хлеба. Из-за густых деревьев мелькнула крыша барского дома. Он окружен обширным старым садом, в котором ра­стут столетние дубы, липы и множество различных фрук­товых деревьев. С одной стороны сад омывает глубокая, причудливо извивающаяся в своих берегах, покрытых ме­стами мелким кустарником и камышом, речка. Я застал Семена Павловича, владельца дома и сада, сидящим в те­ни большого дерева. Тут же находилась и жена его, жен­щина лет тридцати четырех-тридцати пяти и трое сосед­них помещиков также со своими семействами. Компания о чем-то горячо спорила.

— Все это выдумки, — говорит один из гостей, — иг­ра праздной фантазий, бред.

Я подошел к собеседникам. Поздоровались.

- Вот, батюшка, — обратился ко мне хозяин, — мы ведем разговор о явлениях из загробного мира. Петр Пе­трович, — указал он мне на одного из своих товари­щей, — положительно не верит таким явлениям. Скажи­те нам, пожалуйста, могут ли быть и бывают ли действи­тельно явления умерших нам, живущим на земле?

— Такие явления, — сказал я, — отрицать нельзя и нужно иметь большую дерзость, чтобы решиться на это. Много можно было бы привести случаев, где явления подтверждены вполне безспорными доказательствами и, следовательно, должны быть приняты, как факты, нагляд­но доказывающие истинность явлений из загробного ми­ра. — При этом я передал несколько случаев, о которых мне довелось прочитать и, между прочим, о видении мит­рополиту Платону, т.е. о случае, рассказанном самим вла­дыкою. Побеседовав таким образом некоторое время, гос­ти мало-помалу начали расходиться по саду. Мы с хозяи­ном также отправились прогуляться по тенистым аллеям
сада.

— Со мною самим, — заговорил Семен Павлович, ко­гда мы остались вдвоем, — несколько лет назад был уди­вительный случай, о котором кроме меня до сего времениникто не знает. По смерти матери, — отца своего я не по­мню, — я сделался наследником богатого имения. Было мне тогда двадцать четыре года. Предоставленный самому себе, я повел самую безалаберную и разгульную жизнь. Постоянные кутежи с товарищами, игра в карты и про­чее, тому подобное, были обыкновенным моим времяпреп­ровождением. Так шло года два. О Боге, о церкви, о по­стах и помину не было, хотя моя покойная матушка была глубокая христианка и строгая блюстительница уставов Православной Церкви, в повиновении которой и меня старалась воспитать. Раз, часа в четыре пополудни, сижу я в своем кабинете, задумавшись над раскрытою книгой (в доме кроме меня и моего лакея, который находился от меня комнаты за две, никого не было). Вдруг тихо отво­рилась дверь в моей комнате. Я оглянулся и обомлел. На пороге стояла моя покойная мать и строго на меня смот­рела. Потом она указала на икону Спасителя, висевшую у меня, трижды осенила меня крестным знамением и уда­лилась, мягко и часто ступая, как это она делала при жиз­ни. Я хотел броситься за ней, но не мог сдвинуть ног с места; хотел крикнуть, но и язык прилип к моей гортани. Только минут через пять я в состоянии был подняться и отыскать своего человека.

— Иван, — сказал я, — ты никого не видел?

— Никого.

— И ничего не слышал?

— Слышал, — сказал он, — как будто шаги по направ­лению к вашему кабинету; вероятно, кто-нибудь приходил к вам.

— Да, — отвечал я, — у меня был дорогой гость.

И затем я прекратил всякие дальнейшие расспросы по этому предмету. Явление моей матери глубоко поразило меня и заставило сильно задуматься о моем тогдашнем нравственном состоянии. И не будь этого явления, Бог знает, что было бы со мной! Быть может, я погиб бы в житейской тине, как погибли многие из моих прежних то­варищей.

Да, — заключил свой рассказ Семен Павлович, — див­ны и непостижимы пути, которыми Отец Небесный вле­чет души и сердца грешников к покаянию и спасению! («Кормчий», 1897, № 36).

 

 

Поучительное сновидение

(ИЗ КЕЛЕЙНЫХ ЗАПИСОК ИНОКА)

Сильно смущал меня помысл оставить монастырь и ид­ти в мир. Соглашаясь с этим помыслом, смутившись серд­цем, я вполне предался отчаянию и положил решимость непременно выйти в мир. Это было в четверг, а я предпо­ложил остаться в монастыре только до воскресенья. На следующий день, в пятницу утром, будильщик, ходивший, по чиноположению монастырскому, будить братию к ут­рени, разбудил и меня: но я, по обычной моей лености, лег опять на постель подождать, когда зазвонят к утрени, и заснул. Вдруг во сне представилось мне: будто я умер и умер без покаяния; сижу над своим телом и очень плачу; мне казалось, что я буду осужден на вечное мучение в пределы ада. В этом плаче говорю: «Господи, если бы я знал, что умру в эту ночь, я сходил бы к духовнику, по­каялся бы, упросил бы братию помолиться обо мне». Или, думаю, помучившись несколько, я опять воскресну, чтобы принести покаяние? Представляю себе Божие правосу­дие, но и милосердие и говорю: «Господь долготерпелив и многомилостив. У человеков сие невозможно, у Бога же все возможно».

В ту же минуту явился мне юноша прекрасный лицом, в белой блестящей шелковой одежде, по груди крестооб­разно опоясан розовой лентой; подходит ко мне, берет меня за руку и ведет куда-то в темное место. Ах! Что я там увидел! Сидят много людей нагих, одни горько плачут, другие жалобным голосом стонут, а некоторые скреже­щут зубами, рвут на себе волосы и кричат: «Увы, увы нам, о горе! О беда!». При этом зрелище сердце мое ис­полнилось страха и ужаса, так что я весь затрепетал. Юноша, водивший меня, говорит: «На это место мучения широким путем пришли; пойдем, я покажу тебе, куда ве­дет тесный путь, место, в которое приходят многими скор-бями». Как только юноша выговорил эти слова, явился другой, во всем подобный первому, и назвал его по име­ни, но имени его я не могу припомнить; берет он меня за руку и говорит первому, водившему меня: «Пойдем ко гробу, там начали петь панихиду». Мне показалось, что мы вошли в наш собор: здесь гроба и тела я не видел, но только слышал пение: «Твой есмь аз, спаси мя» и «Бла­гословен еси Господи, научи мя оправданием Твоим». Мне сделалось очень весело. Первый юноша говорит: «При пении панихиды душе всегда делается весело».

Вдруг представилось мне, будто мы стоим пред каки­ми-то великолепными вратами, и вижу: у врат множество Ангелов в белых сияющих одеждах; лица их красоты не­изреченной; мы намеревались войти во внутренность врат; но два путеводителя, бывшие со мною, вошли невоз­бранно, а я остался вне врат; меня не пустили стоявшие там Ангелы и слышу один из них говорит: «Писано есть, ничтоже скверно внидет семо. Один мой путеводи­тель, обратившись назад, сказал Ангелам: «Пустите его, Бог милосердствует о нем». По его слову Ангелы рассту­пились на обе стороны, и я только что вступил на порог врат, как раздался голос великолепной песни: «Сия врата Господня, праведнии внидут в ня».

Пение это было такое приятное, что я наслаждался им с восторгом и, казалось, не мог вполне насладиться этою радостию. Когда мы вошли во внутренность храма, я уви­дел в нем множество людей всякого звания и возраста; одни из них держали в руках кресты, другие — ветви с деревьев, третьи — цветы, некоторые — свечи, а иные ничего не имели в руках, но были в восхищении и радо­сти. Воздух был тонкий и приятный, голубоватого цвета. Бывший со мною Ангел сказал: «Смотри, это покой мир­ских людей, пойдем далее, я покажу тебе покой мона­хов, потрудившихся в обители». Мне показалось, что идем по лестнице вверх, и я осмелился спросить водив­шего меня:

— Позвольте узнать ваше имя?

— Мое имя Послушание. Помни же, что послушание ведет тебя в Царство Небесное.

Только что Ангел произнес эти слова, мы очутились пред великим вратами и незаметным образом вошли в какую-то обитель, несравненно лучше-первой, сияющую лучезарным светом, красоты неизреченной. Ангел гово­рит: «Сей покой монахов». Желая более насладиться красотами этой Обители, я смотрю влево и вижу как бы облако; на нем сидит множество Ангелов, они плетут венцы из цветов. Цветы были различные, но такой кра­соты и приятности для взгляда, что — не знаю, есть ли подобное в природе или нет. Я спросил водившего меня Ангела:

— Кому эти венцы? — Он отвечал:

— Работающим Богу усердно в терпении; терпящим скорби с самоотвержением; сказано: возверзи на Госпо­да печаль твою, и Той тя препитает; не даст ввек молвы праведнику (Пс. 54, 23), терпи и ты; терпение преодолеет все скорби. Сам Господь сказал: в терпении вашем стяжите души ваши. Потрудишься мало, зато будешь покоиться вечно здесь со святыми отцами: все они терпением получили славу. Жизнь земная не что иное, как воспитание младенца. Написано: аще не буде­те, яко дети, не внидете в Царство Небесное, разбе­ри свойства отрочати и поревнуй ему.

Идем мы далее по сей же Обители, наслаждаясь при­ятностию небесной красоты; мне казалось, долина не­ограниченного пространства, по которой были рассажены цветущие деревья; некоторые были с плодами, я не мог понять с какими. Виднелись реки чистых вод, от де­ревьев и цветов весь воздух наполнялся приятным аро­матическим запахом. Ангел, указывая на сие место, го­ворит мне:

— Апостол Павел, увидев славу, уготованную любя­щим Бога, желал разрешитися и со Христом быти (Флп. 1, 23). Пророк Давид, мысленно созерцая то же, говорил: Се покой мой... зде вселюся (Пс. 131, 14) и, с терпением ожидая, взывал: Коль возлюбленна селения Твоя, Господи сил! Желает и скончавается душа моя во дворы Господни (Пс. 83, 2-3). Когда прииду и явлюся лицу Божию? Слышишь, сколько я привел тебе сви­детельств: смотри, не угаси зажженный светильник ве­ры, старайся сосуд твой наполнить елеем добрых дел, чтобы с радостью мог ты встретить Небесного Жениха Христа. Если будешь таков, как теперь, я всегда буду с тобою, — сказал Ангел. — Пойдем к Престолу Господа Вседержителя Иисуса Христа.

И мы пошли далее по Обители, наслаждаясь чудною небесною красотою: впереди, посреди храма, увидел я хор Ангелов, другой хор стоял на левой стороне, тре­тий —на правой. Когда мы подошли к Ангелам, стояв­шим посреди храма, они расступились на обе стороны, дали цам невозбранный ход и смотрят на нас, улыбаясь. Когда мы стали проходить между ними, два Ангела тихо меня ударили по плечам и сказали: «Блажен ты, юноша, что оставил мир измлада, возлюбив Христа» и стали петь: «Господа пойте дела и превозносите во вся веки». Вижу в левой стороне стоят подобно нашим три аналой­чика: на первом лежал Крест, украшенный цветами; на втором — Евангелие, украшенное золотом, на тре­тьем — икона Знамения Божией Матери, и вот множе­ство монахов подходят прикладываться попарно. Одеты они были в белые одежды и шли с великим благоговени­ем. Впереди шли игумены, за ними архимандриты, потом иеромонахи, монахи и послушники. Ангел, указывая мне рукою, сказал:

— Это монахи, потрудившиеся в сей пустыни. Называл их каждого по имени, но имена их не помню.

Спрашиваю:

— Где же отец Иоанн Асеев?( Незадолго перед тем скончавшийся рясофорный монах)— Ангел отвечал:

— Он здесь.

— И видеть его можно?

— Нет, увидишь его после; пойдем и мы приложимся. Тогда и мы пошли, также вдвоем. Когда подошли к кресту, Ангел сказал: «Перекрестись», — и сам перекре­стился, мы приложились к Кресту, Евангелию и иконе. Тогда правый хор начал петь: «Кресту Твоему поклоня­емся, Владыко»; средний, который посреди храма был: «Просвети мя светом разума святого Евангелия Твоего». Потом вышли все на средину храме и начали петь: «Ве-личит душа моя Господа и возрадовася дух мой о Бозе Спасе моем». При сей песне весь храм исполнился тако­го благоухания, что невозможно уму представить; пение так было хорошо, приятно и усладительно для сердца, и я был в таком восторсе и радости, что не могу выразить словами. В этом храме иконостаса не было: вместо ико­ностаса видел я огромный занавес розового цвета, и по всему храму сиял свет светлее солнца, так что невоз­можно было смотреть вверх от сильного блеска. Тогда мне Ангел сказал:

— Теперь пора тебе к утрени; только помни, что имя мое Послушание. Теперь ты видел славу, уготованную любящим Бога; не скорби же, что пошел в монастырь, ибо сего духовного пристанища многие желали, но, не быв избраны, не могли достигнуть.

Я проснулся. Сердце мое трепетало от страха и радости. Пошел к утрени и не понимал, где я нахожусь, в церкви или нет, стоял весь погруженный в размышление о виденном мною.

 

Обращение старообрядки

(РАССКАЗ СВЯЩЕННИКА МИХАИЛА ЛАВДЕНКОВА)

Однажды я приглашен был одним из моих прихожан, помещиком Б., в день именин отслужить молебен. По окончании молебна все гости зашумели, заговорили, а одна почтенного вида дама, мне еще незнакомая, стояла в благоговейном положении и, казалось, все еще хотела молиться. Наконец, она положила три земных поклона и, обратясь ко мне, просила благословить ее. «Это — ма­тушка моя, подарившая меня своим приездом», — ска­зал мне почтенный хозяин. Обменявшись с нею привет­ствиями, мы, по приглашению хозяина, уселись рядом и занялись разговором. Сначала речь шла у нас то о том, то о другом; наконец, заговорили мы о предметах более серьезных, о предметах веры. Видно было, что разговор этот очень занимал мою новую знакомую. Она слушала меня со вниманием, но говоря, в свою очередь, часто и к делу и не к делу примешивала слова: Господи! Грех юности моея и неведения моего не помяни.

Сначала я принял это за поговорку, но, заметив при этом тяжелые вздохи, решился спросить, поговорка ли эти слова, или они имеют какое-нибудь особенное значе­ние в ее жизни. «Ах, батюшка, — сказала она, — мож­но ли святые слова обращать в поговорку? Если вам угодно будет, я расскажу дивный случай из моей жизни, к которому имеют отношение эти слова. Пойдемте в от­дельный покой. Я вам, как пастырю, расскажу, все рас­скажу». Ее просьба была исполнена, и она начала:

«Мне более восьмидесяти лет. Я чувствую, что уже недалек конец моей земной жизни, и потому лгать мне не приходится: значит, верьте, отец святой, что сказан­ное мною будет вовсе не выдумка, а совершенная правда.

О, Господи! Грех юности моея и неведения моего не помяни. Если на ком, — продолжала она, — то на мне грешной, удивил Господь Бог милость Свою. Если б не Его вседействующая благодать, быть может, я бы навсег­да погубила душу свою, коснея в страшном заблужде­нии. Я родилась от богатых и благородных родителей, православного исповедания, но ни богатством их, ни православием не удалось мне воспользоваться в юности моей. Семи лет я осталась круглой сиротой и была взя­та на воспитание двоюродной бабушкой, очень бедной дворянкой, жившей одним подаянием. Но это еще не бе­да: беда в том, что бабушка моя была закоснелая старо­обрядка, или, правильнее, раскольница секты «безпопов­щинской», в которую и меня, как мало сведущую и нахо­дящуюся в полном ее распоряжении, скоро совратила. Имение родителей моих отдано, как водится, в распоря­жение опекунам, которые не только не обращали ника­кого внимания на мое воспитание, но и самое имение ра­зорили и, по проискам родного моего дяди составив лож­ные документы, передали оное ему во владение. Грамоте меня не учили; да правду сказать, грамотность в то вре­мя считали для женщины делом вовсе не нужным. Недо­брый дядя, когда я достигла совершеннолетия, чтобы удобнее владеть несправедливо захваченным имением, зная крайнюю бедность моей бабки и мою неопытность, хотел было выдать меня замуж за своего крепостного че­ловека. Но Богу, Отцу сирот и несчастных, угодно было устроить иначе.

В это самое время вышел в отставку недальний наш сосед — помещик, поручик гвардии А. П. Б. Имея до­вольно ограниченное состояние, он хотел через женить­бу упрочить свою будущность. Соседи-помещики, не знавшие вполне моих обстоятельств, рекомендовали ме­ня как хорошую и богатую невесту. Как образованный молодой человек, он скоро свел знакомство с нами и на­чал просить руки моей. Его чин, вежливое обращение и внимание к бабушке, — все располагало в его пользу. Оставалось одно препятствие: жених был, по мнению на­шему, суетный (так мы прежде называли православных). Но советы других и это препятствие устранили: бабуш ка дала слово, но с тем, чтобы меня не только не совра­щать с прежней веры, но дать мне полную свободу мо­литься по-своему и не препятствовать ездить в расколь­ническую часовню. Согласие последовало, и мы обвенча­лись.

Надежды мужа моего на мое богатое приданое не сбылись. Много нужно было хлопот и издержек, чтобы имение, по праву принадлежавшее мне, вырвать из рук недоброго дяди; а покойный А. П. был человек чуждый всяких тяжб, да и средства к тому имел самые ограни­ченные, и мы решились, возложив всю надежду на Гос­пода Бога, жить, как Его святой воле угодно будет. На­дежда нас не обманула. Занявшись в небольшом имении мужа хозяйством, мы имели безбедное содержание для себя и для своей семьи, которою нас Бог благословил.

Много времени прошло от моего замужества, а я все коснела в моем нечестии. Покойный муж мой был чело­век положительный, любил меня искренно, не напоми­нал мне о перемене веры и всегда готов был даже преду­преждать мои желания. Заметно было, что разность ве­ры сильно его безпокоила; но он всегда умел скрывать это. Были минуты, когда мне приходило на мысль пре­восходство православной веры; но, пока не пришла пора моего возрождения, мысль эта скоро меня оставляла. Меня особенно удивляли истинно христианская жизнь моего мужа И свято исполняемые им благочестивые об­ряды. Например, в Великий пост, когда, бывало, говеет он, — поужинает (что во всю жизнь сохранил) в поне­дельник и до принятия Святых Тайн ничего не ест, да и после приобщения Св. Тайн напьется только чаю и уже поздно вечером поужинает. Одна молитва да чтение ду­шеполезных книг были в это время его пищею. Размыш­ляя об этом его трудном подвиге, я представляла себе, что это зависит от крепкого его сложения (он и зимой всегда одевался легко и ходил на босу ногу). Пользуясь, по милости Божией, и сама цветущим здоровьем, я пы­талась также это выполнить, но не могла и вполовину выдержать, и, наконец, спросила: как может он поститься так целую неделю? Зависит ли это от сил человеческих, или этому есть другая причина? Он нахмурил брови — знак, что вопрос этот ему не по вкусу — и, помолчав, начал говорить. «Если б ты...» — и тотчас же замолчал, окончив начатую речь тяжелым вздохом. Я тотчас поня­ла, что он этим хотел напомнить, что если б я исповедо­вала истинную веру, то могла бы выполнить, что он вы­полнял, — только не хотел изменить данного бабке сло­ва не совращать меня (как после и сам объяснил) и не стал далее говорить. На этот раз и я замолчала и пошла в свои покои. Безотчетная какая-то грусть наполняла мою душу, в сердце ощущалась какая-то пустота, и я чуть не плакала, сама не зная о чем. Предложенный мною вопрос и его недосказанный ответ так меня заня­ли, что я почти о нем только и думала.

Год целый эта мысль меня не покидала и, наконец, я решилась поднять прежний вопрос. Это было тоже в Ве­ликий пост, после принятия мужем моим Святых Тайн. Поздравив его с выполнением обряда (как прежде назы­вала), я спросила: «Ужели тебе легко так поститься?». Вторая попытка моя была удачнее. Он не изменил свое­го светлого взора, всегда бывшего у него после приобще­ния Святых Тайн, и с улыбкою сказал. «Это не от наших сил зависит, а от помощи Божией: на это нужно время, чтобы заслужить такую милость, нужно покорить тело духу, питать его молитвою и словом Божиим, и особен­но негиблющим брашном — Телом и Кровию Христо­вою, которых так называемые староверы, по упорному невежеству своему, не принимают», — и потом заду­мался.

«Продолжай, продолжай, — сказала я с веселым ви­дом, — я знаю, чего ты боишься, но я тебе позво­ляю». — «Да, друг мой, — продолжал он, — дело вели­кое обрести веру истинную, где все располагает челове­ка к Богу, где есть нужные Таинства, освящающие его, где есть духовное брашно, питающее его душу, или лучше, обожающее дух, ум же питающее странно (гостепри­имно), чего ваша кривая вера не имеет».

Последние слова, конечно, по наущению врага, силь­но оскорбили меня, и я с неудовольствием сказала: «До­вольно! Я на твою веру не произношу хулы, а ты начи­наешь порицать мою, называя ее кривою. Там, за гро­бом, узнаешь, кто из нас прав, кто виноват».

Он нахмурил брови и пошел в свой кабинет, как буд­то нехотя сказав: «Дело и тут видное», — и потом, обра-тясь ко мне с неудовольствием, но довольно тихо, про­должал: «Сама же вызвалась!». Я, тоже взволнованная, ушла в свои покои. Грусть более прежнего овладела мною, и я сердечно жалела, что вызвала его на этот раз­говор. Но мысль об этом разговоре все-таки меня не по­кидала. Я старалась быть веселою, но тайная грусть то­мила меня. О, Господи! Грех юности моея и неведения моего не помяни.

Наконец, Господь Бог, не хотяй смерти грешника, но еже обратитися и живу быти ему, не оставил и ме­ня Своею милостию: пришла пора и моему обращению. Это было в том же году, накануне Богоявления Господ­ня. Мы жили на хуторе, верстах в семи от церкви. Каж­дый год покойный мой А. П. отправлялся в церковь за святою водою и мне предлагал отправиться в свою ча­совню, но на этот раз, не зная почему, мне этого не предложил, а с торопливостью собрался и поехал, ни с кем не простившись. Более часа грусть и тоска томили меня, а затем внезапно какая-то отрада наполнила душу. Одно нетерпеливое желание скорее увидеть мужа не­сколько омрачало мою радость. Я часто смотрела в окно, в ту сторону, откуда он должен был ехать. Наконец, се­рая лошадка показалась и, вместо радости, меня объял какой-то страх.

Так как мы жили на хуторе, то священник в этот ве­чер не успевал приезжать к нам со святою водою, а при­езжал на другой день. Ценя дорого (как и должно) ве­чернюю святую воду, муж имел обыкновение для святой воды брать с собой зеленый кувшин с крышкою (кото­рый и теперь у меня, как заветный, хранится), и, по вхо­де в переднюю, начинал петь священный стих: Во Иор­дане крещающуся Тебе, Господи... а при входе в залу открывал крышку, вливал святую воду в приготовленное блюдо, кропил дом и все службы в сопровождении всего нашего семейства и всей дворни (кроме меня, потому что я, как мнимо православная, уходила в свою спаль­ню). Но на этот раз, благодаря Господу содействующу, и я осталась в зале. Священную песнь, по обыкновению, начал он петь еще на пороге дома, а пройдя в зал, начал снимать с кувшина крышку, — и что же? Едва только крышка была снята с кувшина, как нам показалось, что из него мгновенно вылетели три огнерадужные струи и разлились по всей комнате. Мы ощутили необыкновен­ное благоухание и невольно все пали на колени, а у му­жа и кропило выпало из рук, и едва удержался кувшин. Несколько минут все мы находились в ужасе и в ка­ком-то оцепенении и не могли друг другу сказать сло­ва — и песнь замолкла в устах поющего. Я первая буд­то от летаргии очнулась и первая прервала молчание. Первым словом моим было тотчас же послать за право­славным священником. Послали человека с письмом просить священника присоединить меня к Православной Церкви. Добрый и всегда исполнительный пастырь не за­медлил исполнить нашу просьбу. Не могу вам выразить, какая радость наполнила душу мою после присоедине­ния к той Церкви, в которой я родилась и от которой от­пала; но эту радость сменяла иногда грусть, что я так долго коснела в моем заблуждении. Особенно грустно мне было от того, что добрая моя воспитательница умер­ла в расколе. Почтенный пастырь долго беседовал со мною о предметах веры: то вразумлял меня, то уверял в милосердии Божием, то поощрял к дальнейшим подви­гам христианским и, наконец, предложил ехать к Бого­явленской утрени. Все мы отправились в храм Божий. С каким нетерпением я ждала начала общественного Богослужения в той Церкви, в недрах которой крестилась и в которой, между тем, столько времени, как заблудшая овца, не бывала! Вот началось чтение Великого повече­рия, и я вся превратилась в слух: каждое священное сло­во ловила с жадностью и старалась передать его сердцу; каждый почти стих я прилагала к себе и находила в нем отраду, как вдруг услышала слова: Господи! Грех юно­сти моея и неведения моего не помяни. Эти слова как-то особенно подействовали на душу мою, они пробу­дили во мне прежнее, былое, мое. Мне казалось, что Пророк как будто для меня, грешницы, и написал эти слова. Да, думала я, видно, дело немаловажное — грех юности и неведения, когда такой великий муж, как про­рок Давид, молился о сем. Как же мне не молиться и не запечатлеть этих слов навсегда в сердце моем, когда моя юность прошла в страшном грехе — в отпадении от свя­той Церкви и неведении?

После утрени я допущена была к исповеди, а после Божественной Литургии удостоилась принять Святые Тайны Христовы. Радостен и достопамятен был для ме­ня день этот: я удостоилась стать дщерью истинной Цер­кви Христовой. Важны и достопамятны были и сказан­ные выше слова, потому что они постоянно мне тверди­ли, что я имела страшный грех и, следовательно, долж­на постоянно молиться о том, чтобы Господь Бог про­стил его и даже не помянул.

А чтобы не быть в неведении, я решилась учиться грамоте. Но кого взять в учителя? Кто решится учить уже довольно пожилую женщину? Жребий пал на стар­шего сына моего А. и он-то выучил меня чтению и пись­му, сколько мог передать, и сколько я могла понять. С тех пор и читаю Божественные книги и в них нахожу назидание и утешение, благодаря Бога, пославшего мне Свою неизреченную милость».

Так окончила дама свой рассказ, прибавив: «Господи, грех юности моея...» Я, в свою очередь, благодарил ее за интересную для меня историю жизни ее и просил позволения передать (если это можно будет) в назидание дру­гим. «Хотя, — отвечала она, — истину эту и многие зна-ют, есть даже в живых свидетели этого дивного случая, но прошу вас передать во всеуслышание по смерти моей».

На днях я узнал от почтенного сына ее, что она уже умерла («Странник», 1861).

 

Обращенный атеист

(РАССКАЗ ЕЛИЗАВЕТЫ БОГДАНОВОЙ)

В городе Гродно есть явленный образ Остробрамской Божией Матери. Название свое эта икона получила от того, что явилась на остроконечном шпице Остробрам­ских ворот города. Вскоре после явления последовало столько чудесных исцелений, что жители Гродно уверо­вали всей душой в свою небесную Покровительницу и до сих пор берегут с нелицемерной любовью данное им не­бом сокровище. Снимок с этой чудотворной иконы в пер­вый раз увидела я в доме одной моей знакомой Б. О. Ло­пухиной. Велико было ее упование на святой образ, по­тому что в собственном семействе их совершилось чудо, имевшее огромное влияние на всю жизнь одного из ее близких родственников.

Вот как передала она мне этот случай.

«Родственник мой по матери, В. И. К-н был честен, умен, образован, богат. Только недоставало самого бла­городного, лучшего свойства ума и сердца, — именно ве­ры в Бога и любви к Нему. Все священное у него легко делалось предметом хулы и кощунства, он возмутитель­ным образом открыто проповедовал свой атеизм. Счаст­ливый и гордый своей завидной участью он забыл, что счастью земному, как и горю, один и тот же исход, это могила, а за ней — вечная жизнь, в которой потре­буется отчет в делах жизни временной. Страшно было нам слушать его безумные убеждения. Ни советы, ни просьбы — ничто не помогало, а судьба, как нарочно, баловала закоснелого безумца. Все ему удавалось; жизнь его текла светло и ровно, ни одной, кажется, горькой минуты не выпадало на его долю, и оттого он не нуждался в защите и утешении ни от Бога, ни от людей. Но, должно быть, за добрые дела и непоколебимую веру давно умершей матери его, спасение несчастного безумца приняла на Себя Сама Матерь Божия. Она хо­датайством Своим удерживала до известного времени справедливо карающую руку Своего возлюбленного Сы­на, желая чудесным образом обратить грешника на путь истинный. Наконец, настал час вразумления заблудше­го. Получив отпуск, К-н (он был военный) проездом че­рез Гродно был у одной из своих знакомых, которая за­нимала антресоли высокого трехэтажного дома. Комна­та, в которой они находились, выходила окнами на вымо­щенную диким камнем мостовую. С ними сидел у чайно­го стола с кренделем в руках трехлетний сын хозяйки. Представьте себе их ужас, — когда вдруг послышался страшный пронзительный крик: «Горим! Горим!» — а вместе с тем внизу видны были клубы черного, густого дыма, быстро разносимого ветром! Горел бельэтаж. О спасении не было возможности и думать: длинная, вы­крашенная масляной краской лестница пылала уже в двух местах. И помощи им не от кого было ждать: ввер­ху, кроме них троих, не было никого. И теперь-то, в пер­вый раз в жизни болезненно забилось сердце К-на. Он до того растерялся, что даже забыл об угрожавшей им опасности. Но у хозяйки квартиры чувства материнской любви к сыну пересилили чувства ужаса и отчаяния: она схватила своего ребенка и со словами: «Матерь Божия, вручаю Тебе моего сына, спаси его!», — бросила его в окно на каменные плиты мостовой, а сама упала без со­знания в той же комнате. Тут только К-н пришел в себя: «Помоги и мне, неверующему, да уверую в Тебя, Святая Заступница», — в свою очередь вскричал К-н и, подхва­тив безчувственную г-жу Н., бросился вниз по пылаю­щим ступеням лестницы.

 И спасла его Матерь Божия, не отринула мольбы грешника. Спасла не только тело его от временных стра­даний, но и душу от будущих вечных мук. Вполне вразумился К-н на мостовой, когда увидел невредимо сидяще­го и безпечно доедающего свой крендель ребенка. И див­ное чудо! Младенец как будто не был брошен матерью с высоты третьего этажа, а бережно перенесен на мосто­вую. Пресвятая Дева сохранила и мать, с крепкою верою поручившую Ей своего младенца. С этой минуты Цер­ковь приобрела себе верного сына в лице спасенного бо­гоотступника. К-н выменял себе небольшой из финифти образ Остробрамской Божией Матери и никогда с ним не разлучался. Образок этот спас его от смерти и в дру­гой раз. Во время венгерской кампании в одном деле с неприятелем, в котором он участвовал, прямо направ­ленная ему в грудь пуля отскочила, вдавив только не­много в тело висевший у него на шее образок Богомате­ри. С тех пор К-н уже окончательно предался святому покрову Ее: он вступил в монашество и раскаяние его было так искренне, вера так глубока, что к нему, кажет­ся, вполне могут быть применены Евангельские слова Самого Спасителя о жене грешнице: отпущаются греси ея мнози, яко возлюби много (Лк. 7, 47)» («Стран­ник», 1867).

Дивный случай

В газете «Современные Известия», издававшейся не­сколько лет тому назад в г. Москве, некто В. Казанцев передавал следующий примечательный случай.

Отец его был человеком, мало заботившимся о надле­жащем исполнении религиозных обязанностей. Ему слу­чайно пришлось попасть в скит Николаевской Песнош­ской пустыни, верстах в восьмидесяти от Москвы. Дело было во время Успенского поста.

«Вхожу в храм, — рассказывал отец г. Казанцева, — вижу много говельщиков, беру свечку и дожидаюсь при­бытия духовника. Наконец, в храм введен был под руку о. Савватий, управляющий скитом. Он был слеп. Как теперь вижу его словно восковое лицо и длинную, сильно пожелтевшую бороду. Сотворив обычное правило и при­ложившись к св. иконам, он надел епитрахиль и, введен­ный под руку послушником на амвон, стал на память громко читать молитву перед исповедью. На половине ее голос его прервался и он, сделав два земных поклона пред иконою Спасителя, снова начал читать. Но опять голос его прервался, тогда, обратись к народу, он сказал: «Чада святой матери Церкви! Меж нами есть один не сын ее. Подойдите каждый порознь и скажите ваши име­на». Говельщиков было около шестидесяти человек; все подходили и говорили: Когда очередь дошла до меня, к только что сказал я свое имя, как лицо о. Савватия сде­лалось грозным: «Выйди вон, ты не сын Церкви, ты пре­небрег Телом и Кровью Христовыми». Я стоял, как пора­женный громом; в глазах у меня потемнело: не помню, как я вышел из церкви. После многих просьб моих о. Савватий согласился исповедать и приобщить меня, но с тем, чтобы я неделю провел с ним в его келье.

— Нечего и говорить, — заканчивает свой рассказ г. Казанцев, — что о пренебрежении к Святым Таин­ствам Церкви с тех пор и помину не было» («Кормчий», 1901).

Загробная стезя

Частный суд Божий над душами, по учению Церкви, предваряется истязанием, или испытанием их в так на­зываемых мытарствах, через которые они проходят в об­ласти воздушной, и где злые духи, находясь в своей об­ласти (Еф. 6, 12), задерживают их и обличают все гре­хи, содеянные ими в жизни. Ученику преподобного Ва­силия Нового (жившего в первой половине X века), Гри­горию, были открыты в видении обстоятельства смертно­го часа и хождения по мытарствам блаженной Феодоры.

Когда Григорий, просил ее рассказать о своей кончине и об обстоятельствах, сопровождавших ее смерть и последовавших за ней, то она с особенною подробностью поведала ему следующее: «Чадо Григорий! О страшной вещи вопросил ты меня, о которой и вспомянуть ужасно.

Когда настал час моей смерти, я увидела лица, кото­рых никогда не видела, услышала глаголы, которых ни­когда не слыхала. Что скажу? Лютые и тяжкие бед­ствия, о которых я не имела понятия, встретили меня по причине дел моих; но молитвами и помощью отца наше­го Василия я избавилась от них. Как рассказать тебе ту телесную боль, тягость и тесноту, которым подвергают­ся умирающие? Как бы кто совсем обнаженный, упав в великий пламень, горел, истаивал и обращался в пепел; так разрушается человек смертной болезнью в горький час разлучения души с телом.

Когда я приближалась к концу моей жизни, и насту­пило время моего преставления, тогда увидела я множе­ство эфиопов, обступивших мой одр. Лица их были тем­ны, как сажа и смола, глаза их — как каленые угли, ви­дение так люто и страшно, как самая геенна огненная. Они начали возмущаться и шуметь как псы, иные выли, как волки. Смотря на меня, они ярились, грозили, уст­ремлялись на меня, скрежеща зубами, и готовы были по­жрать меня; между тем, как бы ожидая самого судию, долженствующего прийти, готовили хартии и развивали свитки, на которых были написаны все мои злые дела. Убогая моя душа была объята великим страхом и трепе­том. Не только томила меня горесть смертная, но и гроз­ный вид и ярость страшных эфиопов были для меня как бы другою лютейшею смертью. Я отвращала мои очи во все стороны, чтобы не видеть страшных лиц их и не слы­шать голоса их, но не могла избавиться от них, — они всюду шатались; помогающего мне не было.

Когда я окончательно изнемогла, то увидела двух светлых Ангелов Божиих, в образе юношей невырази­мой красоты, идущих ко мне. Лица их сияли, взор был исполнен любви; волосы их были как снег, белые с зла­товидным отблеском, одежды их сверкали, как молнии; они были препоясаны златыми поясами. Приблизившись к одру моему, они стали по правую сторону его, тихо бе­седуя друг с другом. Увидев их, я возрадовалась и с при­ятностию смотрела на них.

Черные эфиопы содрогнулись и отступили несколько далее. Один из светоносных юношей, с гневом обраща­ясь к темным, сказал: «О, безстыдные, проклятые, мрач­ные и злобные враги рода человеческого! Зачем всегда предваряете приходить к умирающим, и молвою вашею устрашаете и смущаете всякую душу, разлучающуюся с телом? Но не очень радуйтесь, потому что здесь на най­дете ничего. Есть Божие милосердие к этой душе, и нет вам в ней ни части, ни жребия». Когда Ангел перестал говорить, эфиопы зашатались, подняли крик и молву, на­чали показывать злые мои дела, содеянные от юности, и вопили: «Ничего в ней не имеем? А эти чьи грехи? Не она ли сделала то и то?». Так вопия, они стояли и ожи­дали смерти. И вот пришла смерть, рыкая как лев, видом очень страшная, человеческого подобия, но без тела, со­ставленная из одних человеческих костей. Она принесла различные орудия к мучению: мечи, стрелы, копья, сер­пы, пилы, секиры и другие неведомые орудия. Узревши это, смиренная моя душа затрепетала от страха. Святые Ангелы сказали смерти: «Не медли, разреши эту душу от союзов плотских; скоро и тихо разреши: она не имеет много тяжести греховной». Смерть приступила ко мне, взяла малую секиру и отсекла мне ноги, потом руки; после другими орудиями расслабила мне все члены, от­делив их по составам один от другого. Я лишилась рук, ног; все мое тело омертвело, и я уже не могла двигать­ся. Потом отсекла мне голову — я не могла приводить в движение головы моей, сделавшейся мне чужою. После этого она растворила в чаше какой-то состав и, прило­жив к устам моим, насильно напоила меня. Так горько было это питие, что душа моя не могла вынести его: со­дрогнулась и вышла из тела.

 Светоносные Ангелы тотчас приняли ее на свои руки. Оглянувшись назад, я увидела лежащее мое тело безды­ханным и недвижимым. Как бы кто, совлекшись одежды своей и кинувши ее, стоял и смотрел на нее; так и я смотрела на тело мое и удивлялась. В то время как свя­тые Ангелы держали меня, демоны, бывшие в образе эфиопов, обступили нас, вопия: «Множество грехов име­ет эта душа; пусть отвечает за них!» — и показывали грехи мои, а святые Ангелы начали искать добрые мои дела и обретали благодатию Божиею все, что при помо­щи ее сделано мною. Они собрали все, что я сделала когда-либо доброе: дала ли милостыню убогим, или на­кормила алчущего, или напоила жаждущего, или одела нагого, или странного ввела в дом и упокоила, или по­служила рабам Божиим, или посетила больного и в тем­нице сидящего и утешила его; приходила ли с усердием в храм Божий и молилась с умилением и слезами, или внимательно слушала чтение и пение церковное, или приносила в храм ладан и свечи, или наполняла маслом церковные лампады на освещение святых икон и лобыза­ла иконы с благоговением; или постилась и воздержива­лась в среды, пятки и во все посты, или клала поклоны и ночь проводила в бдении, или воздыхала к Богу и пла­кала о грехах своих, или исповедовала грехи свои пред отцем духовным с сердечным сожалением о них и стара­лась делать за них удовлетворение; или сострадала страждущим, утешала плачущего и подавала ему руку помощи, споспешествовала кому в добром деле, а от ху­дого отвращала; или сама отвращала очи мои от суеты и удерживала язык от клятвы, лжи, клеветы и суесло­вия, — и все иные, самые малейшие добрые мои дела, одно за другим, святые Ангелы собирали и готовили по­ложить на весы против злых моих дел.

Эфиопы, смотря на это, скрежетали на меня зубами своими, потому что хотели тотчас вырвать меня из рук ангельских и низвести на дно ада. В это самое время не­чаянно явился там преподобный Василий и сказал святым Ангелам: «Святые Ангелы! Эта душа много послу­жила к упокоению старости моей, а потому я молился о ней к Богу, и Бог даровал ее мне». Сказав это, он вынул из-за пазухи как бы мешочек с золотом и отдал его Ан­гелам со словами: «Вот сокровище молитв пред Госпо­дом об этой душе! Когда будете проходить воздушные мытарства, и лукавые духи начнут истязать ее, то вы ис­купайте ее этим от долгов ее».

После сего ушел. Лукавые же духи, увидев дар препо­добного Василия, сперва стояли в недоумении, потом подняли плачевные крики и сделались невидимы. Тогда снова явился угодник Божий Василий, неся с собою много сосудов чистого елея и драгоценного мира, кото­рые все, один за другим, вылил на меня, отчего я испол­нилась благоухания духовного и почувствовала, что я переменилась и сделалась очень светлою. И опять ска­зал Ангелам преподобный: «Когда вы, святые Ангелы, сделаете все, необходимое для этой души, тогда введете ее в приготовленную мне от Господа обитель, пусть там и остается». После сего стал невидимым; а святые Анге­лы взяли меня, и мы по воздуху пошли на восток.

(Мытарство 1-е). Когда мы шли от земли к высоте не­бесной, то вначале встретили нас воздушные духи перво­го мытарства, на котором истязуются грехи праздносло­вия, то есть бесед безрассудных, скверных, безчинных. Мы остановились, и пред нас вынесены были многие свитки, где записаны были все слова, произнесенные мною от юности моей непотребно и безрассудно, а осо­бенно если они выражали что-нибудь срамное или ко­щунственное, как нередко бывает на языке людей моло­дых.

Я видела записанные там все свои буесловия, сквер­нословия, все мирские безстыдные песни, безчинные крики, смех и хохот. Всем этим злые духи обличали ме­ня, указывая на время и место, когда, где и с кем зани­малась я суетною беседою и прогневала Бога своими не­пристойными словами. Я молчала, стыдилась и трепетала от страха, но Ангелы положили нечто из моих добрых дел, а недостающее восполнили из сокровища, подарен­ного преподобным Василием, и этим выкупили меня.

(Мытарство 2-е). Оттуда пошли мы выше и приблизи­лись к мытарству лжи, на котором истязуется всякое слово ложное, то есть клятвопреступление, напрасное призывание имени Божия, лжесвидетельство, неиспол­нение данных Богу обетов* неискреннее и неистинное исповедание грехов и тому подобное. Духи этого мытар­ства злы и свирепы; они остановили нас и начали по­дробно испытывать. Но я обличена была только в двух: первое, что случалось мне иногда солгать в неважных вещах, и я даже не считала того за грех; второе, что из ложного стыда я, бывало, неискренно исповедовалась пред отцем моим духовным. А клятвопреступлений, лже­свидетельств и тому подобных беззаконий не нашли во мне, по милости Христовой. Святые Ангелы на этом мы­тарстве против моих грехов положили нечто из моих добрых дел, а более молитвы духовного отца моего выку­пили меня, — и мы пошли выше.

(Мытарство 3-е). Достигли мы мытарства, истязующего осуждение и клевету. Тут остановили нас, и я уразумела, как тяжек грех осуждения ближнего, и как велико зло клеветать на кого-либо, осуждать, безсла­вить, хулить, браниться и смеяться над чужими недо­статками. Таких грешников лютые истязатели истязуют, как антихристов, предвосхитивших себе право суда над другими. Но во мне, по благодати Христа, немного на­шли этих грехов, потому что я во все дни жизни моей прилежно старалась никого не осуждать, ни на кого не клеветать, ни над кем не смеяться и не бранить никого. . Только иногда, слушая иных, как они- осуждают, клеве­щут или смеются над кем-нибудь, случалось и мне не­много соглашаться с ними мысленно или, по неосторож­ности, прибавить свое слово, и тотчас зазирала себя и останавливалась; но и самое поползновение истязатели вменили мне в осуждение и клевету. И тут Ангелы выкупив меня дарованием молитв преподобного Василия и пошли со мною выше.

(Мытарство 4-е). Дошли мы до мытарства чревоуго­дия, и тотчас выбежали навстречу злые духи в надежде найти добычу себе. Лица их были скаредные, похожие на лица сластолюбивых обжор и мерзких пьяниц. Обой­дя нас, как псы, они тотчас показали счет всех случаев обжорства, когда я тайно еда или сверх нужды, или с ут­ра, не помолившись и не оградив себя крестным знаме­нием, принималась за пищу, или во святые посты ела до совершения церковного богослужения. Представили и все случаи моего пьянства, даже показывали те самые чаши, рюмки и прочие сосуды, из коих я упивалась в та­кое-то время, на таком-то пиру, с такими-то собеседника­ми. И всякое мое чревоугодие до подробности поставили на вид и радовались, как бы уже получив меня в свои руки. Я трепетала, видя такое обличение, и не знала, что отвечать вопреки. Но святые Ангелы, вынув довольно из дарования преподобного Василия, положили то против моих грехов и выкупили меня. Увидев выкуп, злые духи вскричали: «Горе нам! Пропали наши труды и надеж­ды!» — и бросили на воздух свои записки о моем чрево­угодии, а я радовалась, — и мы пошли далее.

Когда мы шли, святые Ангелы беседовали между со­бою так: «Истинно великую помощь эта душа имеет от угодника Божия Василия, и если бы не его молитвы, то много нужды претерпела бы она в воздушных мытар­ствах». А я, осмелев, сказала им: «Мне. кажется, святые Ангелы, что никто из живущих на земле не знает, что здесь происходит и что ожидает душу по смерти». Но Ангелы отвечали мне: «А разве не свидетельствует обо всем этом Божественное Писание, читаемое в храмах и проповедуемое священнослужителями? Только люди, пристрастившиеся к земной суете, небрегут о том, и, считая величайшим удовольствием ежедневное объяде­ние и пьянство, всегда едят без меры и упиваются, за­быв страх Божий. Имея чрево свое вместо Бога, они не помышляют о будущей жизни и не припоминают себе сказанного в Писании: Горе вам, пресыщенные ныне! ибо взалчете (Лк. 6, 25).

Впрочем, кто из них милостив и милосерд к нищим и убогим и помогает требующим помощи, тот легко полу­чает от Бога прощение грехов своих и ради милосердия своего к ближним проходит мытарства без остановки. Сказано в Писании: милостыня бо от смерти избавля­ет и тая очищает всяк грех; творящий милостыни и правды исполнятся жизни (Тов. 12, 9). А кто не стара­ется милостынями очищать грехи свои, тому невозмож­но избегнуть темных мытарей, которые низводят их в ад и держат в узах до страшного суда Христова. И тебе не избежать бы здесь лютой участи, если бы не получила ты сокровища молитв преподобного Василия».

(Мытарство 5-е). В такой беседе мы достигли мытар­ства лености, где истязуются грешники за все дни и ча­сы, проведенные в праздности. Тут же задерживаются тунеядцы, жившие чужими трудами, а сами не хотевшие трудиться, и наемники, бравшие плату, но не исполняв­шие обязанностей, принятых на себя. Там же истязуют­ся и те, кои нерадят о прославлении Бога, ленятся в праздничные и воскресные дни ходить в храм на утрен­нее богослужение, на Божественную Литургию и другие священные службы. Там же испытывается вообще уны­ние и небрежение как мирских, так и духовных людей, и разбирается нерадение каждого о душе своей, -и мно­гие оттуда низводятся в пропасть. И я была там много испытываема, и нельзя бы мне было освободиться от долгов, если бы святые Ангелы не восполнили моих не­достатков дарами преподобного Василия.

(Мытарство 6-е). Оттуда пришли мы к мытарству во­ровства, где хоть и были остановлены на некоторое вре­мя, но, дав немного выкупа, пошли далее: потому что не обрелось на мне воровства, кроме весьма маловажных случаев в моем детстве, происшедших- от неразумия.

(Мытарство 7-е). Мытарство сребролюбия и скупости прошли мы без задержки, потому что я, по милости Бо­жией, никогда в жизни моей не заботилась о многом приобретении и не была сребролюбива, довольствова­лась тем, что Бог давал, и не была скупою, но, что име­ла, усердно раздавала нуждающимся.

(Мытарство 8-е). Поднявшись выше, мы встретили мытарство лихоимания, где истязуют дающих деньги за противозаконные проценты, и всех других, наживающих­ся засчет своих ближних, взяточников и присвоителей чужого. Истязатели, не сыскав на мне лихоимства, скре­жетали зубами от досады, а мы, благодаря Бога, пошли выше.

(Мытарство 9-е). Перед нами открылось мытарство неправды, где истязуются неправедные судьи, из коры­сти оправдывавшие виновных и осуждавшие невинных, также люди, не дающие наемникам условленной платы, или в торговле употребляющие неправильный вес или меру, и вообще все, делающие какую-нибудь несправед­ливость. Но мы, по милости Божией, прошли это мытар­ство безбедно и очень мало дали для искупления моих грехов.

(Мытарство 10-е). Мытарство зависти мы прошли ни­чего не заплатив, потому что я никогда не завидовала. Тут же истязуют за нелюбовь, братоненавидение, недру­желюбие и ненависть; но, по милосердию Христа, Бога нашего, я оказалась невинною в этих грехах, и хотя ви­дела ярость бесов, но уже не боялась их, и мы, радуясь, пошли выше.

(Мытарство 11-е). Прошли мы и мытарство гордости, где надменные духи истязуют за тщеславие, самонадеян­ность, презрение к другим и величание; тут истязуются души людей и за невоздаяние должной чести родителям, правительству и начальству, поставленным от Бога, и неповиновение им. Мы тут очень мало положили для мо­его искупления, и я была свободна.

(Мытарство 12-е). Восходя дальше к небу, мы встре­тили мытарства гнева и ярости. Счастлив человек, кото­рый, живя, не испытывал гнева. И вот опять старейший из злых духов находился здесь и сидел на престоле, ис­полненный гнева, ярости и гордости. Он с яростью и гне­вом приказал находящимся тут слугам своим мучить и истязать меня. Последние, облизываясь как псы, начали доносить на меня не только все то, что я действительно когда-нибудь с яростью или гневом сказала, или кому словом повредила, но и то, что я когда-то с гневом по­смотрела на своих детей или строго наказала их. Все это они представили очень живо, указав даже время, когда что происходило, на тех лиц, на которых я когда-то свой гнев изливала, и, повторив даже подлинные мои слова, которые я тогда произносила, сказали, при каких людях это было мною произнесено. На все это Ангелы отвеча­ли, дав из ковчежца, и мы отправились выше.

(Мытарство 13-е). За сим открылось пред нами мы­тарство злопамятства, где без милосердия испытуются те, которые в сердцах своих питают злобу на ближнего и воздают злом за зло. Милосердие Господне и здесь спасло меня, потому что ни против кого не злобствова­ла и не помнила нанесенных мне обид, а, напротив, все­гда, по силе, оказывала любовь и незлобие к обижавшим меня, побеждая зло добром. Мы здесь ничего не запла­тили и, радуясь о Господе, пошли далее.

Тогда я осмелилась спросить ведших меня Ангелов: «Скажите мне, откуда эти страшные властители воздуш­ные знают так подробно все злые дела людей" и не толь­ко явные, но и тайные?». Ангелы отвечали мне так: «Всякий христианин после святого Крещения получает от Бога приставленного к нему Ангела-хранителя, кото­рый, невидимо храня человека, наставляет его днем и ночью на всякое доброе дело и записывает все добрые дела его, за которые человек мог бы получить от Госпо­да милость и вечное воздаяние в Царствие Небесном. И князь тьмы, желающий привлечь к погибели весь род человеческий, также назначает одного из лукавых духов, и он, ходя вслед за человеком, замечал все злые дела его и, поощряя его своими кознями к таким делам, записы­вал все худое, что человек сделает. Такой лукавый дух разносит по мытарствам все грехи человека, и оттого они известны воздушным князьям. Когда же душа разлу­чается и хочет идти к Создателю своему на небо, то лу­кавые духи возбраняют это, показывая ей содеянные ею грехи, и если душа имеет более добрых дел, чем грехов, то они не могут удержать ее; а если грехов найдется больше, чем добрых дел, то они удерживают душу на не­которое время, затворяют ее в темнице неведения Бога и мучат, сколько сила Божия позволит им мучить ее, по­ка та душа посредством молитв Церкви и милостыни ближних не получит прощения.

Люди, верующие в Святую Троицу, приобщающиеся как можно чаще Святых Тайн Тела и Крови Христа Спа­сителя, прямо восходят на небо, без всяких препят­ствий, а святые Ангелы являются защитниками, и свя­тые угодники Божий молятся о спасении душ таких пра­ведно поживших людей. О злочестивых же и зловерных еретиках, которые не совершают в жизни своей ничего полезного, которые живут одним неверием и ересью, никто не заботится и в защиту их ничего Ангелы не мо­гут сказать.

Если же какая душа окажется такою грешною и нечи­стою пред Богом, что не будет для нее никакой надежды спасения, то злые духи тотчас низводят ее в бездну, где и для них самих уготовано место вечного мучения. Там погибшие души содержатся до Второго пришествия Го­сподня, а потом, по соединении со своими телами, будут с диаволами мучиться в геенне огненной. И то еще за­меть, — сказали Ангелы, — что этим путем восходят и подвергаются испытанию в мытарствах только те, кото­рые просвещены верою и святым Крещением, а неверу­ющие сюда не приходят, потому что еще до разлучения от тела душами своими принадлежат аду, и когда умирают, то бесы без всякого испытания берут их души, как свою надлежащую добычу и низводят в пропасть».

(Мытарство 14-е). Беседуя так, мы достигли мытар­ства убийства, на котором истязуют не только за разбой, но и за всякую рану, за всякий удар, нанесенный ближ­нему, за пихание со гневом и толчки. Мало дав тут, мы пошли далее.

(Мытарство 15-е). Прошли мимо мытарства чародей­ства, обаяния, отравления, призывания бесов. Здешние духи видом похожи на гадин, змей и жаб, страшны и от­вратительны. По милости Божией во мне не нашли они ничего, и мы пошли далее, провожаемые криком демо­нов: «Вот, придешь в мытарство блуда, увидим, как ос­вободишься оттуда!».

Когда мы поднимались выше, я осмелилась спросить святых Ангелов, все ли христиане проходят через эти мытарства, и нет ли возможности пройти мытарства без истязания и испытания? Ангелы отвечали: «Нет иного пути для душ, восходящих на небо; все идут этою доро­гою, но не все бывают истязуемы, как ты, а только по­добные тебе грешники, которые творили не полное испо­ведание грехов своих, из ложного стыда утаивая пред от­цем духовным срамные дела свои. Ибо кто чистосердеч­но рассказывает на исповеди все свои худые дела, и жа­леет и кается о сделанном, того грехи невидимо за­глаживаются Божиим милосердием. И когда такая пока­явшаяся душа приходит сюда, воздушные истязатели, разогнувши свои книги, не находят в них ничего запи­санного, и такая душа, радуясь, восходит к Престолу Бо­жию».

Духи злые, которые тоже находятся в мытарствах, раскрыв свои писания, ничего в них не находят, ибо Святой Дух делает невидимым все написанное. Духи злые видят это, они знают, что все записанное ими из­глажено благодаря исповеди, и очень скорбят тогда. Ес­ли человек еще жив, то они стараются снова на этом ме­сте вписать какие-нибудь другие грехи.

Поистине велико спасение человека в исповеди!.. Она спасает его от многих бед и несчастий, дает возмож­ность безпрепятственно пройти все мытарства и прибли­зиться к Богу. Иные не исповедуются в надежде, что бу­дет еще время и для спасения, и для оставления грехов; иные просто стыдятся на исповеди высказать духовнику свои грехи, — вот такие-то люди будут испытаны в мы­тарствах строго. Есть и такие, которые стыдятся все высказать одному духовному отцу, а избирают несколь­ких, и одни грехи одному духовнику открывают, дру­гие — другому и так далее; за такую исповедь они будут наказаны и немало претерпят при переходе из мытар­ства в мытарство.

Если б и ты сотворила совершенную исповедь о тво­их грехах и получила в них разрешение, стараясь потом сделать возможное за них удовлетворение добрыми де­лами, то не подверглась бы этим грозным истязаниям в мытарствах. Впрочем, тебе много помогло то, что ты дав­но уже перестала грешить смертно и прочие лета жизни своей проводила добродетельно, а особенно помогли те­бе молитвы преподобного Василия, которому ты много и усердно послужила».

(Мытарство 16-е). Беседуя таким образом, мы подо­шли к мытарству блуда, на котором истязуется не толь­ко всякое любодеяние, но и блудные мечты, мысленное услаждение, блудные воззрения, порочные осязания и страстные прикосновения. Князь этого мытарства был облечен в нечистую и смрадную одежду, запачканную кровавой пеной, и множество бесов стояло около него. Увидев меня, они удивились, что я успела уже пройти столько мытарств, и вынесли записи о всех моих блуд­ных делах. Бесы обличали меня, указывая на лица, на места, на время — с кем, когда и где я грешила в юно­сти моей. Я молчала и трепетала от стыда и страха; но святые Ангелы сказали бесам: «Она давно уже оставила блудные дела, и последнее время жизни своей провела в чистоте, воздержании и посте». А бесы отвечали: «И мы знаем, что она давно уже перестала грешить, но не ис­кренно исповедовалась пред своим духовным отцем и не получила от него надлежащей заповеди об удовлетворе­нии за грехи, потому она наша! Или оставьте ее нам, или выкупите добрыми делами». Ангелы положили много из моих добрых дел, а еще больше от дарования преподоб­ного Василия, и едва я избавилась от лютой беды.

(Мытарство 17-е). Дошли мы до мытарства прелюбо­деяния, где истязуют грехи людей, живших в супруже­стве, но не хранивших супружеской верности друг дру­гу и не соблюдавших ложа своего нескверным, а также блудные похищения и насилия. Здесь же строго истязуются блудные грехопадения лиц, посвятивших себя Богу и обещавших жить для Христа, но не соблюдших чисто­ты. И я много должна была на этом мытарстве; лукавые духи уже обличили меня и хотели вырвать из рук Анге­лов, но Ангелы долго спорили с ними, представляя все мои последующие труды и подвиги, и едва искупили ме­ня — не столько моими добрыми делами, которые поло­жили тут все до последнего, сколько сокровищем отца моего Василия, из которого также очень много положи­ли на весы против моих беззаконий, и, взяв меня, пошли далее.

(Мытарство 18-е). Приблизились мы к мытарству со­домских грехов, на котором истязуются всякие противо­естественные грехи, кровосмешения и другие скверные дела, совершаемые тайно, о коих даже и вспомнить стыдно и страшно. Князь этого мытарства был мерзост­нее всех бесов, выпачкан гноем и смрадом, таковы же были и слуги его; смрад от них был нестерпим, злообразие невообразимо, ярость и лютость невыразима. Они окружили нас, но, по милости Божией, ничего не найдя во мне, побежали от нас со стыдом, а мы пошли дальше.

И сказали мне святые Ангелы: «Ты видела, Феодора, страшные и мерзкие мытарства блудные! Знай же, что мало какая душа проходит их без остановки и выкупа, потому что весь мир лежит во зле соблазнов и скверны, и все люди сластолюбивы. Мало кто бережет себя от не­чистот блудных и умерщвляет в себе похоть плотскую. Потому и мало кто проходит тут свободно: весьма мно­гие, достигнув блудных мытарств, здесь погибают. На­чальники блудных мытарств хвалятся, что они более всех здешних истязателей наполняют душами людей ог­ненную пропасть ада. А ты, Феодора, благодари Бога, что уже прошла блудные истязания, по молитвам препо­добного Василия, отца твоего, и более не увидишь страха».

(Мытарство 19-е). После сего мы подошли к мытар­ству ересей, где истязуются неправые мудрования о ве­ре, отступничество от православного исповедания веры, неверие, сомнения в вере, порицание святыни и прочее тому подобное. Я прошла это мытарство без испытания, и вот мы уже были недалеко от врат небесных.

(Мытарство 2О-е). Но нас встретили злобные духи по­следнего мытарства — немилосердия и жестокосердия. Жестоки тут истязатели, и князь их лют, с виду сухой и унылый. Тут без милости истязуются души немилосер­дые. Если бы ты и самые великие подвиги нес, изнурял себя постами, непрестанно молился и сохранял чистоту телесную, но был немилостив, таковой из этого мытар­ства низвергается в адскую бездну и не получит милости вовеки. Но мы, благодатию Христовою, прошли безбед­но через это место, при помощи молитв преподобного Василия.

И вот приблизились к вратам небесным; вошли в них, радуясь, что благополучно прошли горькие испытания в мытарствах. Врата эти были, как хрусталь, а здания, ко­торые здесь находились, блистали, как звезды. Стоявшие тут юноши в золотых одеждах с радостью приняли нас, увидев, что душа избежала горьких испытаний воздуш­ных мытарств...

Когда мы шли внутри неба, веселясь и радуясь о спа­сении, вода, бывшая над землей, расступилась, а позади снова соединилась. Пришли мы на одно страшное место; здесь были юноши очень красивые, в огненных одеждах. Увидев, что Ангелы несут меня, они встретили нас, ра­дуясь тому, что душа моя спасена для Царствия Божия; они шли вместе с нами и пели Божественную песнь.

Когда мы шли, то сначала одно облако спустилось на нас, а затем другое; пройдя еще немного, мы увидели вы­соту необъяснимую; на ней был престол Божий, весьма белый, просвещающий всех, стоящих перед ним. Вокруг него стояли юноши весьма красивые, блиставшие, оде­тые в красные одежды, и что тебе, чадо мое Григорий, рассказать об этом?.. Все там находится такое, что не­возможно ни понять, ни объяснить; ум омрачается недо­умением, и память исчезает, и я забыла, где я нахожусь.

Святые Ангелы подвели меня к Престолу Божию, и я поклонилась невидимому Богу; затем услышала голос, говорящий: «Пройдите с нею и покажите ей все души праведных и грешных и все обители святых, находящие­ся в раю, и нечестивых в преисподних ада, и потом дай­те ей покой, где укажет угодник Мой Василий».

Мы отправились по неведомому пути и пришли в оби­тель святых. Что о них скажу? Нахожусь в недоуме­нии... Там были различные палаты, искусно и красиво устроенные; конечно, они сотворены рукою Божиею, как говорится в Писании: «На месте хладне, на месте злачне, на месте покойне».

Видя все это, я изумилась, была весьма весела и с ра­достию на все смотрела. Святой Ангел, показывая мне, пояснял: «Это — обитель апостолов, а то — пророче­ская и иных мучеников, а другие обители — святитель­ские, преподобных и праведников». Все они были подоб­ны царскому городу.

Когда мы вошли внутрь и очутились посреди этих прекрасных обителей, то святые встретили нас и обло­бызали. Все здесь было полно славы и радости духовной, благовонных цветов, мира и аромата.

Были здесь палаты различные, устроенные только Ду­хом Божиим. Там мы увидели множество младенцев, ликующих и веселящихся. Я спросила водивших меня Ан­гелов: «Что это за собор светоносных младенцев, ликую­щих вокруг этого святого старца?». Мне Ангелы отвеча­ли, что это патриарх Авраам, а собор младенцев — суть христианские младенцы.

Затем мы отправились осматривать окрестности рая, красоту которых просто невозможно описать. Если я начну все рассказывать о том, что я видела и слышала, то на меня нападет страх и трепет.

Затем меня повели в преисподнюю, где Господь за­ключил сатану, связав его. Там видела я ужасные муки. Оттуда меня повели на запад, и там я видела такие же страшные муки, которые приготовлены для грешников. Все это показывали мне Ангелы, говоря: «Видишь, от ка­ких бедствий ты спасена, благодаря молитвам святого угодника».

В страшных муках грешники кричали и молили о по­миловании их. Я видела многие мучения, о которых тя­жело и рассказывать.

Когда мы прошли все это и рассмотрели, то один из Ангелов, сопровождавших меня, сказал: «Знаешь, Фе­одора, что в мире есть обычай: в сороковой день после смерти оставшиеся -в живых творят память по умершим; так вот там, на земле, сегодня поминает тебя Василий преподобный».

Итак, теперь, духовное чадо мое, Григорий, после со­рока дней разлучения моей души с телом, я нахожусь в этом месте, которое уготовано для преподобного отца на­шего Василия. Ты еще в мире и преподобный Василий тоже; .он наставляет всех, приходящих к нему, на путь истины и, заставляя покаяться, многих обращает ко Гос­поду.

Иди за мной, мы войдем во внутренний мой покой, в котором я нахожусь, и ты рассмотришь его. Здесь недав­но, перед твоим приходом, был преподобный Василий*. Я пошел за ней, и мы вместе вошли туда. Когда мы шли, то я видел, что ее ризы были белы, как снег.

Мы вошли во дворец, который был украшен золотом; посреди него были различные деревья с прекрасными плодами и, посмотрев на восток, я увидел роскошные па­латы, светлые, высокие. Здесь был большой трапезный стол, на котором стояли золотые сосуды, весьма дорогие, вызывающие удивление. В сосудах этих находились ово­щи разных сортов, от них исходили прекрасные благово­ния.

Здесь был и преподобный Василий. Он сидел на чуд­ном престоле. Здесь же возле трапезы стояли люди, но не такие, какие живут на земле и имеют тело, нет! Эти были окружены как бы солнечными лучами, только об­раз человеческий имели они.

Когда ели от трапезы этой, то она снова наполнялась. Всем им прекрасные юноши подавали кушанья. Когда кто из возлежащих за трапезой желал пить, то, вливая питье в уста свои, испытывал сладость духовную. Дол­гие часы они проводили за трапезой. Служившие же им юноши были препоясаны ремнями золотыми, а на главах их были венцы, сделанные из дорогого камня.

Феодора, подойдя к преподобному, молила его обо мне. Преподобный, посмотрев на меня, с радостию подо­звал к себе. Я приблизился, поклонился ему, по обычаю, до земли. Он тихо сказал мне: «Бог помилует тебя и про­стит, чадо мое!.. Он — Всемилостивый наградит тебя всеми небесными благами». Подняв меня с земли, он продолжал: «Вот Феодора. Ты так сильно желал ее ви­деть, и так сильно просил меня об этом; вот ты ее теперь видишь, где она, и какой чести сподобилась ее душа в этой загробной жизни; смотри же теперь на нее».

Феодора, с радостью посмотрев на меня, сказала: •Брат Григорий! Милостивый Господь за то, что ты ду­мал обо мне смиренно, исполнил твое желание, благода­ря молитве преподобного отца нашего Василия».

Преподобный, обратившись к Феодоре, сказал ей: «Иди с ним и покажи сад мой: пусть увидит красоту его». Взяв меня за правую руку, она привела меня к стене, в которой были золотые врата и, открыв их, ввела меня внутрь сада. Я увидел там замечательно красивые деревья; листья на них были золотые, они были украше­ны цветами и издавали необыкновенно приятное благо­ухание.

Таких прекрасных деревьев было безчисленное мно­жество; их ветви преклонялись до земли от тяжести пло­дов. Меня все это поразило. Феодора, обратившись ко мне, спросила: «Чему ты удивляешься?.. Вот, если бы ты видел сад, который называется раем, который насадил Сам Господь на востоке, как бы тогда удивился! Навер­но ты поражен был бы его величием и красотой; этот против рая — ничто».

Я умолял Феодору сказать мне, кто насадил этот сад. Подобного я никогда не видел... Она отвечала, что я не мог видеть ничего подобного, так как я нахожусь еще на земле, а здесь все неземное, и жизнь они здесь все про­водят неземную.

Только жизнь полная трудов и пота, которую прово­дил преподобный отец наш Василий от юности до глубо­кой старости, только усиленные молитвы и лишения, ка­кие он переносил, спав на голой земле, претерпевая ча­сто зной и мороз, питаясь подчас только одной травой, прежде чем вошел он в Константинополь, — только та­кая жизнь подвижническая послужила во спасение ему самому и через него многим из людей; только за такую жизнь и за молитвы подобных подвижников Бог дает в загробной жизни эти обители.

Кто в земной своей жизни много переносит скорбей и напастей, кто оберегает строго заповеди Господни и в точности выполняет их, тот получает награду и утеше­ние в жизни загробной. Святой псалмопевец Давид ска­зал: «Плоды трудов своих снеси».

Когда Феодора сказала, что жизнь на небе отличает­ся от жизни земной, то я невольно осязал себя, как буд­то желая узнать, во плоти ли я еще и, конечно, убедил­ся в этом. Чувства и помыслы мои были чисты и дух мой радовался всему, виденному мною. Я захотел возвра­титься во дворец теми же вратами, через которые вошел. Войдя туда, я за трапезой никого не нашел.

Поклонившись Феодоре, я возвратился домой, и в это самое мгновение я проснулся и размышлял: где я был, что было все то, что я видел и слышал.

Встав с одра своего, я отправился к святому Василию, чтобы от него узнать, было ли это видение от Бога или от бесов. Придя к нему я, по обычаю, поклонился до земли. Он благословил меня, приказал сесть вблизи се­бя и спросил: «Знаешь ли, чадо, где ты был в эту ночь?».

Представившись незнающим, я отвечал: «Нигде, отче, я не был: я спал на своем одре». Преподобный сказал: «Верно, ты действительно телом почивал на своем одре, но духом ты был в другом месте и знаешь все, что пока­зано тебе в эту ночь.

Ты видел Феодору; когда ты подходил к вратам Не­бесного Царства, она тебя встретила с радостию, ввела внутрь этого дома, показала тебе все, рассказала о сво­ей смерти и о всех мытарствах, которые прошла.

Не по моему ли велению ты пошел во двор, где видел чудную трапезу и дивное устройство ее; не ты ли видел там овощи: какова их сладость, каковы цветы, каково пи­тье, и какие юноши служили у трапезы?

Не стоял ли ты, смотря на красоту этих палат?.. Ко­гда я пришел, не показал ли я тебе Феодору, которую ты так желал видеть, чтобы от нее узнать, что она удостои­лась получить за свою благочестивую жизнь?

Не взяла ли она тебя, по повелению моему, и не она ли ввела во святой град?.. Не это ли было в видении тво­ем в сию ночь? Как же ты говоришь, что ничего этого не видел?». Когда я услышал это от святого, то уже ни­сколько не сомневался, что это было не мечтание, что это был не сон, но действительное видение, посланное Господом Богом.

Я размышлял сам с собою: как велик у Бога сей пра­ведник, который был там и телом и душой, и все виденное и слышанное мною он знает. Я прослезился и ска­зал: «Правда, святый отче, все было так, как ты расска­зывал, и я благодарю Человеколюбца Владыку, Господа нашего Иисуса Христа, сподобившего меня видеть все это, насладиться видением таких великих чудес и наста­вившего меня прибегнуть к тебе, чтобы постоянно нахо­диться под охраной твоих молитв.

Святой сказал мне: «Если, чадо Григорий, ты совер­шишь свой жизненный путь правильно, не уклоняясь от Божественных заповедей, то после смерти злые духи, живущие в мытарствах воздушных, ничего не успеют сделать тебе, как ты сам слышал от Феодоры; пройдя мытарства, ты будешь блажен и будешь принят с радо­стью там, где был недавно духом и где видел Феодору, где и я, многогрешный, надеясь на Христа, обещавшего мне даровать Свою благодать, думаю получить виденную тобою обитель.

Слушай, чадо, что я говорю тебе, но сохрани тайну отца твоего, так как я хочу раньше тебя умереть, а затем уже ты последуешь за мной, спустя долгое время, воспи­тав себя в добром деле, как сказал мне Господь.

Соблюдай все, сказанное мною, пока я жив, чтобы ни­кто не узнал ничего из слышанного тобой.

Ты же, если хочешь потрудиться и мою скромную жизнь не без памяти оставить, как в обычае вообще опи­сывать жизнь тех, которые подвизались в добродетелях, то опиши ее.

Опиши, собственно, не мою жизнь, но ту божествен­ную благодать, которая меня наставляла и укрепляла в течение всей моей жизни, которая давала мне возмож­ность творить не только добрые дела, но и чудеса.

Ты воспроизведи все, виденное тобой и слышанное, чтобы и читающим и слушающим все послужило на пользу. Прежде же всего передай в своем писании, что Господь, если захочет, всем содействует и совершает ве­ликие чудеса, и об этих-то чудесах, тобой виденных, расскажи все по порядку, чтобы узнавшие прославили Бо­га, щедрого в благих делах.

Береги себя от сетей лукавого во всякое время дня и ночи, пока не призовет тебя Господь».

Преподобный, рассказав мне об этом и еще о многом другом, совершил молитву и отпустил меня. («Четьи-Минеи», 26 марта).

 

 

 

Учение о мытарствах

Правосудие Божие совершает суд над христианскими душами, отшедшими из тел своих, посредством Анге­лов — как святых, так и злых. Первые, в течение земной жизни человека замечают все его добрые дела, а вторые замечают все его худые дела. Когда душа христианина на­чинает восходить к небу, руководимая святыми Ангелами, тогда темные духи представляют ей грехи ее, не изгла­женные покаянием.

Сущность учения о мытарствах можно видеть в Слове святого Кирилла, архиепископа Александрийского, об ис­ходе души, которое обыкновенно печатается при одной из книг церковных — «Следованной Псалтири».

«При разлучении души нашей с телом, — говорится здесь, — предстанут пред нами, с одной стороны, воин­ства и силы небесные, с другой — власти тьмы, злые ми­родержители, воздушные мытареначальники, истязатели и обличители наших дел... Узрев их, душа возмутится, со­дрогнется, вострепещет и в смятении и ужасе будет ис­кать себе защиты у Ангелов Божиих, но, и будучи приня­та святыми Ангелами и под кровом их протекая воздуш­ное пространство и возносясь на высоту, она встретит различные мытарства (как бы некие заставы или тамож­ни, на которых взыскиваются пошлины), кои будут преграждать ей путь в Царствие, будут останавливать и удерживать ее стремление к оному.

На каждом из сих мытарств востребуется отчет в осо­бенных грехах. Первое мытарство — грехов, совершае­мых посредством уст и языка; второе мытарство — гре­хов зрения; третье мытарство — грехов слуха; четвертое мытарство — обоняния; пятое мытарство — всех безза­коний и мерзких дел, учиненных посредством рук. К дальнейшим мытарствам относятся прочие грехи: зло­ба, ненависть, зависть, тщеславие и гордость... Кратко сказать, — каждая страсть души, всякий грех подобным образом будут иметь своих мытарей и истязателей. При этом будут присутствовать и божественные силы, и сонм нечистых духов: и как первые будут представлять добро­детели души, так последние — обличать ее грехи, учи­ненные словом или делом, мыслью или намерением. Между тем, душа, находясь среди них, будет в страхе и трепете волноваться, пока, наконец, по своим поступ­ам, делам и словам или будучи осуждена, заключится в сковы, или, будучи оправдана, освободится (ибо всякий связывается узами собственных грехов). И если за бла­гочестивую и богоугодную жизнь свою она окажется до­стойною, то ее восприимут Ангелы, и тогда она уже не­боязненно потечет к Царствию, сопровождаемая святы­ми силами... Напротив, если окажется, что она проводи­ла жизнь в нерадении и невоздержании, то услышит страшный голос: да возмется нечестивый, да не видит славы Господни (Ис. 26, 10), тогда оставят ее Ангелы Божий и возьмут страшные демоны; и душа, связанная неразрешимыми узами, низвергнется в страну мрачную и темную, в места преисподние, в узилища подземные и темницы адские...

Нельзя изъяснить крайнего оного бедствия; невоз­можно изречь тех болезней, которыми поразятся души, там пребывающие и заключенные; никакие уста челове­ческие не в силах выразить их страха и трепета и ника­кое слово человеческое не в состоянии изобразить плачевного их положения. Они будут стенать непрестанно и безпрерывно, и никто их не помилует; будут взывать из бездны и никто их не услышит.

Тогда — где похвалы мира сего? Где тщеславие? Где пища, где наслаждение? Где довольство и пресыщение? Где мечтательные планы? Где покой? Где мир? Где бла­годарение? Где красота? Где мужество плоти? Где красо­та женская, обманчивая и губительная? Где дерзость бесстыдная? Где красивые одежды? Нечистая и гнусная сладость греха? Где водимые мерзкою мужеложествен­ною страстию? Где помазывающие и окуривающие себя миром и благовониями? Где пирующие с тимпанами и гуслями?

Куда скрылось высокомерие живших без всякой бояз­ни? Где пристрастие к деньгам и имуществу и происхо­дящее от них немилосердие? Где безчеловечная гор­дость, гнушающаяся всеми и внушающая уважать толь­ко одного себя? Где. пустая и суетная человеческая сла­ва? Где нечистота и ненасытное вожделение? Где вели­чие и господство? Где царь? Где князь? Где настоятель? Где начальник? Где гордящиеся множеством богатства своего, несострадательные к нищим и Бога презираю­щие? Где театры, зрелища и увеселения? Где кощунни­ки, смеходеи и насмешники и безпечально живущие? Где мягкие одеяния и мягкие постели? Где высокие зда­ния и широкие ворота? Где пожившие в безстрашии?

Тогда, увидев себя без всего, ужаснутся; ужаснув­шись, воскликнут; смутившись, подвигнутся; трепет об­нимет их и болезни, как рождающую, и, уносимые бур­ным вихрем, сокрушатся. Где мудрость мудрых, благо­язычие ораторов и суетная ученость? Увы, смятошася, подвигошася, яко пияный, и вся мудрость их погло­щена (Пс. 106, 27). Где мудрец, где книжник? где со-вопросник века сего? (1 Кор. 1, 20).

О, братия, помыслите, каковым подобает быть нам, имеющим отдать подробный отчет в каждом поступке нашем, и великом и малом. Даже за каждое праздное слово мы дадим ответ Праведному Судии (Мф. 12, 36). С другой стороны, каковыми надобно быть нам на тот час для получения милости у Бога, чтобы при разлуче­нии нас друг от друга стать одесную Царя Небесного? В какой степени нам нужно приготовиться к той неизгла­голанной радости, чтобы услышать сладчайший глас Ца­ря царствующих к тем, которые будут по правую сторо­ну Его: Приидите, благословенные Отца Моего, на­следуйте Царство уготованное вам от создания ми­ра (Мф. 25, 34). Тогда наследуем блага, ихже око не ви­де, и ухо не слыша, и на сердце человеку не взыдоша, яже уготова Бог любящым Его (1 Кор. 2, 9); и тогда-то уже не будет тревожить нас никакая печаль, никакая болезнь и опасение. Будем чаще помышлять об этом.

Будем представлять себе и безконечную муку грешни­ков и то, какой они будут испытывать стыд пред правед­ным Судиею, когда, приведенные на страшное судилище, не будут в состоянии сказать ни одного слова в свое оправдание. Какому подвергнутся сраму, когда будут от­делены на левую сторону Царя! Какой мрак покроет их, когда Господь возглаголет к ним гневом Своим и яро­стию Своею смятет я (Пс. 2, 5), когда скажет « ним: Идите от Меня, проклятые, в огонь вечный, угото­ванный диаволу и ангелам его.(М.ф. 25, 41).

Увы мне, увы мне! Какая скорбь и болезнь, какая тес­нота, какой страх и трепет обнимет дух их, когда услы­шат грозный глас всех сил небесных: Да возвратятся грешницы во ад (Пс. 9, 18). О горе, горе! Какой подни­мут плач, вопль и рыдание ведомые на горькие вечные муки! Как будут стонать, биться и терзаться!

Увы мне, увы мне! Каково то место, где плач и вопли, скрежет зубов, так называемый тартар, которого и сам диавол трепещет! О горе! Какова та геенна с неугасимым огнем, который горит и не освещает!

Увы мне, увы мне! Каков тот неусыпающий и ядови­тый червь! Увы, увы! Какова тамошняя тьма внешняя, никогда ничем не освещаемая! Увы мне, увы мне! Каковы те немилостивые и жестокосердные ангелы, которые приставлены находиться при муках, ибо они жестоко по­срамляют и люто бьют!

Мучимые усильно взывают там, и нет никого, кто бы спас их; воззовут ко Господу — и не услышит их. Тогда уразумеют, что все земное, житейское — пустота, и то, что считали они благом, здесь опротивеет: чем они услаждались, то окажется горче желчи и всякого яда.

Увы грешникам! Вот праведники стоят одесную Царя, а они скорбят. Теперь, когда грешники рыдают, правед­ники ликуют, праведники в прохладе, грешники в томле­нии и бедствии. Увы грешникам! Они осуждаются, пра­ведники прославляются. Увы грешникам: когда правед­ники наслаждаются всякими благами, они во всяком ли­шении бедствуют. Увы грешникам: когда праведники ублажаются, они унижаются. Праведники во святыне, грешники же в поругании. Праведники во святых обите­лях, грешники в вечном изгнании. Праведники услышат: Приидите, благословенный Отца Моего, наследуйте уготованное вам Царствие от сложения мира (Мф. 25, 34).

Праведники — в раю, грешники — в неугасимом ог­не. Праведники наслаждаются, грешники злостраждут. Праведники ликуют, грешники мучаются связанные. Праведники поют, грешники плачут. Праведники возгла­шают трисвятую песнь, грешники оплакивают свое три­окаянство. Праведники вкушают сладость пения, греш­ники терпят свою бедственную погибель. Праведники в недрах Авраамовых, грешники в кипучих волнах вели­ара.

Праведники — в спокойствии, грешники — в смуще­нии. Праведники орошаются, грешники опаляются пла­менем. Праведники веселятся, грешники иссыхают в горькой печали. Праведники — в величии, грешники — в тлении. Праведники возвышаются, грешники глубже низлагаются. Праведники окружаются светом, грешники пребывают во мраке.

 Праведники блаженствуют, грешники мятутся. Пра­ведники наслаждаются созерцанием Бога, грешников со­крушает пламень огненный. Праведники — сосуды из­бранные, грешники — сосуды геенны. Праведники — очищенное золото, испробованное серебро, драгоценные камни; грешники — дрова, стебли, сено, подгнета для огня.

Праведники — царская пшеница, грешники — поги­бельные плевелы. Праведники — избранное семя, греш­ники — плевелы, пища огня. Праведники — Божествен­ная соль, грешники — смрад и зловоние. Праведники — чистые Божий храмы, грешники — скверные жилища демонов.

Праведники — в светлом чертоге, грешники — в без­донной пропасти. Праведники — в сиянии лучезарного света, грешники — в бурном мраке. Праведники — с Ангелами, грешники — с демонами. Праведники ликуют с Ангелами, грешники рыдают с демонами. Праведни­ки — среди света, грешники — среди тьмы. Праведники утешаются Святым Духом Параклитом, грешники разди­раются в муках с демонами.

Праведники предстоят Престолу Владыку, грешники стоят пред непроходимым мраком. Праведники всегда открыто взирают на Лице Христово, грешники безсмен-но стоят пред лицем диавола.

Праведники поучаются тайнам Божиим от Ангелов, грешников научают своим тайнам демоны. Праведники возносят свои молитвы, грешники — непрестанный плач. Праведники находятся в горних селениях, грешни­ки пресмыкаются долу. Праведники — на небеси, греш­ники — в бездне.

Праведники — в вечной жизни, грешники — в поги­бели смертной. Праведники — в руце Божией, грешни­ки — там, где диаволы. Праведники — в общении с Бо­гом, грешники — с сатаною.

Увы грешникам, когда они будут разлучены с правед­никами! Увы грешникам, потому что дела их обнаруживаются и помышления сердец объявляются. Увы, греш­никам, потому что хитрые намерения их обличаются, и сплетения лукавых помыслов распутываются и истязу­ются и мысль взвешивается! Увы^- грешникам, потому что они ненавистны для святых Ангелов и гнусны для свя­тых мучеников! Увы трешникам, потому что они изгоня­ются из чертога! Увы, какое тогда раскаяние. Увы, какая тогдашняя скорбь, какая тогдашняя чужда, увы, какая тогдашняя буря!

Ужасно разлучаться от святых, еще ужаснее разлу­чаться от Бога. Безчестно быть связанным по рукам и ногам и быть вверженным в огонь. Болезненно, горестно быть отосланным во внешнюю мрачную тьму, чтобы скрежетать зубами и истаивать, тяжко непрестанно му­читься. Ужасно, когда запекается язык от пламени; без­отрадно просить каплю воды и не получать. Горько быть в огне, вопить и не получать помощи.

Непроходима дебрь и неизмерима пропасть. Заклю­ченный не убежит оттуда; не будет выхода держимому, непроходима темничная стена: жестоки стражи; темница мрачна, узы неразрешимы, оковы неснимаемы.

Слуги того адского пламени дики и свирепы. Ужасны и мучительны орудия: ногти тверды и несокрушимы; жи­лы воловьи жестоки; смолы мутны и кипучи; гнойна пло­щадь зрелища; одры раскалены до красноты угля; жар невыносимый; червь смраден и зловонен. На приговор нет извета к оправданию. Лица сильных посрамлены. Властители стали убоги, цари нищи. Мудрецы стали не­веждами. Сладкоречивые ораторы — немыми и неприят­ными, богатые — безумными.

Не слышно притворных речей льстецов. Кривизны лу­кавства объявлены. Неправда лихоимцев обнаружена. Смрад душит обоняние сребролюбцев. Разоблачена скрытая гнилость лицемеров, Соразмерены с виною на­ложенные язвы — все обнаружено и объявлено. Увы грешникам, потому что они нечисты, скверны и мерзки пред Богом!

Как оземленели и осквернели их души. Как смердят их тела от блуда, от ненасытности блудной и блудного пресыщения! Как они осквернили тело и душу, не со­блюдя одежды святого Крещения! Как без стыда и срама предавались объядению и распутству, пьянству, напол­няя безмерно свое чрево; не пребывали в воздержании и не удовольствовались нужным удовлетворением своих потребностей, но, употребляя богатство свое на чув­ственные удовольствия, как свиньи валялись в сладости чувственной, провели дни и годы своей жизни в сквер­ных помыслах, злых намерениях, празднословии и пес­нях блудных!

Как в ослеплении изменили свое сердце, не приняв в ум того, что сочетались со Христом и отреклись от ди­авола. Как отдалились от прямого пути, ходившие во тьме неведения, предавшись сну лености и погрузив­шись на дно геенны! Как отчуждались света добродете­лей, возлюбив греховную тьму, чтобы ходить им широ­ким и пространным путем злобы!

Как они забыли пришествие Господа Бога и Спасите­ля нашего Иисуса Христа и Его безчисленные и неиссле­димые благодеяния! И, очистившись водою Божествен­ного крещения, освятившись Святым Духом и украсив­шись миром духовного радования, ради ничтожной, гнус­ной и не стоящей внимания сладости, пренебрегли столь великими дарами и поработили себя духу и блуда и пре­любодейства?

Увы, оставившим усыновление Богу и предавшимся сладостям мира! Увы, следующим мирским мудровани­ям! Увы, ходящим в ночи греха!

Увы, оставляющим светлый день Боговедения! Увы, предающимся злому обычаю смеха!. Увы, украшающим для того чтобы уловить души в нечистые наслаждения блуда! Поистине, приукрашения себя есть уда диавола; для тех, которые желают и ищут спасения, оно неиз­вестно.

Увы, клевещущим друг на друга! Горе наушникам и производящим раздоры и мятежи! Увы, клянущимся ра­ди сластолюбия! Увы, клятвопреступникам! Увы, чрево­угодникам, имже Бог чрево (Флп. 3, 19).

Увы, пьяницам! Блажен, кто в здешней жизни уничи­жает и смиряет себя ради Бога; он возвеличен будет Всевышним Богом, прославлен Ангелами и не станет на Суде ошуйю!

Блажен человек, который пребывает в молитвах, тер­пелив в постах, с радостию предстоит на бдениях, борет­ся и прогоняет сон, преклоняет колена на Божие славо­словие, ударяет в перси, возносит руки горе, возводит очи на небо ко Господу, размышляет о Сидящем на пре­столе славы, о Испытующем сердца и утробы (Откр. 2, 23; 4, 10).

Ибо такой насладится вечными благами и соделается другом, братом, сыном и наследником Божиим; лицо его воссияет, как солнце в день судный в Царствии Небес­ном. Кто любит истину, тот становится другом Божиим, а кто постоянно лжет, тот друг демонов. Ненавидящий лесть избавляется от проклятия.

Кто терпит искушение, тот венчается, как исповед­ник, пред престолом Христовым. Кто в напастях ропщет и негодует, в приключившейся скорби унывает и хулит, тот впал в прелесть и не имеет упования.

Кроткий, тихий, смиренномудрый Богом похваляется, Ангелами ублажается и людьми почитается. А человека гневливого, ярого и желчного Бог ненавидит; таковый питается плодами горечи бесовской, пьет вино змеиной ярости и неизлечимый яд аспида.

Чистые сердцем созерцают славу Божию; осквернив­шие же ум свой и соделавшие зло видят диавола. По­мышляющие о непотребном и вредном для ближнего устраняют себя от приобщения Божественного. Намазы­вающиеся благовонными мазями, притирающие лица свои белилами и нарумянивающиеся и обвешивающиеся каменьями с целью уловить и прельстить души других в нечистые пожелания и непотребные похоти, в сатанин ские угождения — таковым в день судный нет места между благочестивыми и верными; но будут они мучить­ся наряду с презрителями заповедей Божиих.

Кто страстно взирает на чужую доброту и красоту, тот лишается райской красоты. Радующиеся грехопаде­нию других, сами впадают в грех. Желающие чужого ли­шаются своего и погибают. Гордые, тщеславные, челове­коугодники осуждаются с диаволом. Лицемеры мучают­ся с сатаною.

Питающие тело свыше меры и потребы оставляют ду­шу голодною. Кто грешит в разуме и без принуждения и не кается, тот мучается с неверными. Те, которые гово­рят: «В молодости погрешим, в старости покаемся», на­ходятся в поругании и прельщении у демонов, потому что сознательно и свободно согрешают, или соизволяют на грех, — и покаяния не сподобляются, но в молодых летах серпом смерти пожинаются, как Аммон, царь Иудейский, который прогневал Бога своими нечестивы­ми намерениями и скверными мыслями (4 Цар. 21, 19-24).

Осуетились в умствованиях своих и омрачилось не­смысленное сердце у тех, которые говорят: «Завтра пока­емся, а сегодня погрешим»; таковые погубляют и насто­ящий день, растлевают и оскверняют тело, грязнят свою душу, и омрачают ум, затмевают мысль и заглушают со­весть, — а не подумают, что завтра они, может быть, бу­дут похищены смертью.

Кто не оплакивает падения блудного, кто не рыдает над грехом прелюбодеяния, кто не болезнует за осквер­нение мужеложеством и горько не плачет за мерзость малакии (рукоблудия), никто из таких грешников не способен искренно каяться в прежних грехах и избегать будущих. Те, которые не ищут того, что потеряла душа их, не приобрели и того, что обращается во спасение; те, которые не рассчитывают, как прибавляют убыток к убытку, не только не получают прибыли, но и головы теряют; те, которые не трудятся разумно и не бодрствуют в молитвах, попадают в плен своих суетных и студных помыслов, а плененные, нехотя и не по воле, работают злому обычаю.

Кто невнимательно участвует в богослужении, тот весьма многого лишается. Кто не слушает с охотою и вниманием Божественное Писание, но предается сну ле­ности, тот вместе с пятью юродивыми девами заключит­ся вне чертога Небесного Жениха.

Пренебрегающие постом, как средством ко спасению, погружаются в чревоугождение и одолеваются грехом, борющим похотью блудною. Несоблюдающие заповедей Божиих уязвляются от демонов и осуждаются в геенне огненной.

Удаляющиеся от Святой Церкви и причастия Святых Тайн бывают врагами Божиими и друзьями демонов. Ереси безбожных еретиков будут посрамлены, род не­верных погибнет, равно и полчища иудеев, уста богобор-ных евреев заградятся.

Когда воссядет судить Испытующий сердца и утробы, острейший паче всякого меча обоюдоострого. Доходя­щий даже до разделения плоти и духа, членов и мозгов, и Судящий помышления и мысли сердечные, — тогда увидишь не часть какую-нибудь из многого, но все от­крытым, все обнаруженным.

Тогда волка не укроет овечья шкура и внешняя на­ружность дел не прикроет внутренних помышлений. Нет создания, которое бы не было известно Создавшему, но вся нага и объявлена пред очами Его.

Ополчимся же Божиими заповедями против страстей плоти, смирим гордые помыслы; подвигнемся на брань с диаволом, озарим мысль духовною бодростию, подавим греховные вожделения, позаботимся приобрести готов­ность и любовь к молитве, трезвенный ум, бодренную мысль, чистую совесть, всегдашее воздержание, усерд­ный пост, нелицемерную любовь, истинную чистоту, не­скверное целомудрие, нельстивое смирение, постараемся приобрести непрестанное псалмопение, чтение без тще­славия, коленопреклонение без гордости, моление не скудное, житие чистое, правду в словах, усердное стран­ноприимство, милостыню без размышлений, благоугод-ное терпение.

Остановим потоки желчи, истребим гнев, удалим от себя уныние, пресечем ярость, отринем печаль, иссушим сребролюбие, чтобы не убояться нам общей смерти, это­го жнеца рода человеческого, не убоимся губителя чело-веков. Истинная смерть та, которая удаляет душу от Бо­га. Бог есть живот; кто отлучает себя от Него, тот уми­рает, и не имеет дерзновения к Богу, потому что отда­лился от Живота.

Истинная смерть — от диавола. Отец смерти — ди­авол — стоит, как крепко вооруженный ратоборец, что­бы напасть на нас во святые дни и повергнуть в свою власть, и потом сказать: победил Христовых воинов, по­казав им женскую красоту; прельстил их слух; погубил в гордости и чревоугождении, запутал в похотях: соблаз­нил пьянством; отринул их от Бога, и поверг в пропасть блудодейства.

Не дадим нечистым демонам посмеяться над нами; мы имеем Бога, Который есть наш Спаситель, а демонов по­губитель. Имея на себе это мертвенное тело, мы не из­бежим смерти, но не смутимся, и да подвигнемся муже­ственно на победу с нечистыми демонами.

Если мы будем иметь в сердце страх Божий, и в душе будем носить память о смерти, то пусть вооружаются на нас все демоны, но не причинят нам никакого вреда; а они окажутся овнами, без успеха бьющими стену, пото­му что стену нашу найдут несокрушимою, так как с на­ми будет Господь Бог наш, Которому принадлежит сла­ва, честь и власть во веки веков. Аминь (Свт. Кирилл Александрийский, из «Слова на исход души»).

⇐ Предыдущая234567891011Следующая ⇒

Поделиться: