Православное учение о бытии Бога и о безсмертии души

Бытие Божие имеет одинаково твердые доказательства как в истории человечества, в данных внешнего опыта, так и в свидетельстве нашей собственной души. Чем больше человек углубляется в познание Бога в природе, чем более внимательно следит за собственным опытом и при этом заботится о сохранении доброты в сердце и чи­стоты в совести, тем яснее для него становится истина бытия Божия.

Существо Божие выше всякого познания не только че­ловеков, но и Ангелов, Бог есть «Свет неприступный». Ес­ли пред сотворенным светом видимого солнца изнемогает наше око, как не изнеможет око нашего ума пред Светом Вечного Солнца духов, пред Которым и высшие из Анге­лов закрывают свои лица. Ограниченный ум человека со­относится с Богом — предметом познания, как горсть с морем и даже менее, чем горсть. Можно ли горстью ис­черпать море? И если бы и возможно было это, потому что море имеет пределы и меру глубины, то все же невоз­можным оставалось бы малым сосудом разума человече­ского исчерпать бездну премудрости Божией, которой широта безпредельна и глубина безмерна.

Путь Богопознания - во внутреннем духовном опыте. Святой Василий Великий изучил науки в знаменитой Афинской школе, привлекавшей к себе в то время цвет ума и таланта. Изучил он ораторское искусство, астроно­мию, философию, физику, медицину, естественные науки. Был гордостью своих профессоров. Но все светские зна­ния не могли насытить его ума, искавшего нечто выс­шее, — небесного озарения, и, по окончании курса, он от­правился в те страны, где жили христианские подвижни­ки и где бы он мог вполне ознакомиться с истинно хри­стианской наукой.

Был в Египте, Карфагене, Сирии и Палестине. Там он нашел и духовное руководство, и большое собрание бого­словских творений, прилежно и долго изучал их...

Неверующие гордо заявляют, что разум не признает сверхчувственного мира, потусторонней жизни. Они за­были слова мудрейшего из смертных: все, что человек знает и что может понять — ничто в сравнении с тем, че­го он не знает и не понимает. И это знание Сократ при­обрел опытом целой жизни, посвященной исканию ис­тины.

Кроме природной ограниченности нашего ума, есте­ственному Богопознанию препятствует греховное помра­чение его. «Удивляюсь я тем немалочисленным людям, — говорит Симеон Новый Богослов, — которые не трепещут богословствовать о Боге, будучи исполнены грехов... Мы, не знающие ни самих себя, ни того, что перед очами на­шими, с дерзостью и безстрашием приступаем философ­ствовать о том, что непостижимо для нас, особенно буду­чи пусты от благодати Святого Духа, просвещающего и научающего всему».

Будет время, когда многие тайны будут нам открыты вполне, но для этого мы должны пройти долгий и весьма ответственный путь правильного духовного развития.

Если вы хотите, чтобы изменилась окружающая нас жизнь, говорит христианство, изменитесь сами, воспитай­те ваше сердце.

 Братская любовная жизнь, Царство Божие на земле возможны, только их надо искать не где-нибудь вокруг, не в чем-нибудь внешнем, а внутри себя, в своем сердце.

Для вступления в Царство Божие и в основанную Гос­подом на земле Церковь, для исполнения заповедей Хри­стовых и для познания тайн Его учения — необходимо благодатное возрождение от Святого Духа. Осуществить закон Христов в жизни нашими слабыми и склонными ко греху силами безусловно невозможно; единственно толь­ко при помощи Святого Духа, через обновление нашего естества новой стихией благодатной жизни.

Христианство доселе не понято и не оценено миром, а оно-то и есть то «сокровище негиблющее», которого с та­кой жадностью ищут люди. Это сокровище есть внутрен­не реальное общение со Христом, развивающееся в безко­нечную радость вечности...

Опыт духовный свидетельствует о близости нашему духу Духа Божия, о воздействии Божества на нашу душу, входящую в живое общение с Ним; в этом чувстве при­сутствия или близости Божества и состоит самая сущ­ность религиозного чувства или веры.

Для нас, верующих и верных сынов Церкви, сомнения в Божестве Иисуса Христа, Спасителя нашего, и быть не может, но сколько душ, кажется, усердно стремятся ко Христу и не находят в себе полной веры в Него. Постоян­но их тревожат сомнения: многого они никак не могут до­пустить и понять.

Однако мы напрасно думаем, что наши сомнения — что-то новое и небывалое: они были еще при жизни Гос­пода и затем повторялись и повторяются непрерывно, ибо враг рода человеческого не дремлет и неустанно работает над погибелью нашей. Побороть его злую силу сами мы, одни, без Христа, не можем, но возрожденные благодатью в общении со Спасителем нашим, мы получаем возмож­ность бороться и побеждать наших врагов.

Разлад между верой и разумом наблюдается лишь там, где вера слаба. Если неверующие находят много непонятного в учении о Боге, то это само собой объясняется тем, что само Откровение пришло к нам не из нашей сферы знания и жизни, а из тех безпредельных сфер бытия, где живет и открывает Себя Верховное Существо. Все возра­жения разума против Откровения падут сами собой, пото­му что они большей частью основываются на том, что ра­зум не хочет поглубже вникнуть в высшее Откровение.

Божественный Сердцеведец Христос Спаситель пер­вый указал миру, что единственный источник обществен­ной, политической и всякой исторической жизни — дух человека, и что чем он совершеннее, тем совершеннее бу­дет и все созданное.

С истиной бытия Божия неразрывно связана другая ис­тина — духовности и безсмертия человеческой души.

Заметим, что желание жить, жить всегда, дано челове­ку Создателем не без цели. Это есть как бы первое указа­ние на безсмертне души, как бы первое побуждение гото­виться к жизни будущей. Желание жить связано с жела­нием счастья, которого ждет всякий. Эта жажда счастья не утоляется здесь, следовательно, должна быть жизнь будущая, где бы могло исполниться это пламенное жела­ние нашего сердца.

Мы видим, что Бог, влагая в природу человека извест­ные желания, дает вместе с тем и средства к удовлетво­рению их. Мучимые жаждой, мы можем напиться; голод можем утолить пищей; устав от труда, мы чувствуем нужду подкрепить и обновить свои силы покоем. Но сча­стья мы ждем безпрестанно, и никто не может нам его дать.

Неужели этого счастья нигде не существует? Ужели Бог вложил в нас это желание, не имея намерения удов­летворить его когда-нибудь? Нет, Промысл Божий, кото­рый доставляет нашему телу нее блага земные, не может навсегда оставить нашу душу, алчущую счастья. И так как счастья нет здесь, то оно должно существовать за пределами нашей жизни, в жизни будущей, в недрах Бо­жиих.

 Есть и другое желание, близкое желанию счастья, это — желание усовершенствования, которое, по крат­ковременности нашей жизни земной, не может быть удовлетворено здесь. Нам кажется разумным думать, что Бог, даровавший нам это желание, удовлетворит его в жизни будущей.

Заметим и то, что способности нашего сердца и наше­го разума не развиваются и не усовершенствуются до та­кой степени, до какой могли бы. Но Бог не оставляет Сво­их произведений неоконченными. Следовательно, надо полагать, что по Своей премудрости Он бережет для на­шего духа другую жизнь, где человек сделается тем, кем может быть.

Человек способен приобретать каждый день новые по­знания. От детства до старости сколько успехов он может сделать в науках! Как он может усовершенствовать себя в благочестии! Однако же он умирает, и его умственное и нравственное образование остается неоконченным. Он мог еще более усовершенствоваться и в том, и в другом; он мог еще лучше изучить чудные явления мира Божие­го; он хочет совершенно искоренить в своем сердце поро­ки, и на место их насадить добродетели, словом — еще более приблизиться к тому идеалу, который указан Са­мим Богом, но смерть останавливает человека, прежде чем он окончит тот путь, который должен был бы пройти. В таком случае Бог оставил бы Свое дело неоконченным, скажем более, Он попустил бы человеку умереть навсег­да в ту минуту, когда человек наиболее способен усовер­шаться!

Можно ли представить, что отец, давший превосходное начальное образование своему сыну, запер бы его на ос­тальное время жизни в четырех стенах, вместо того, что­бы дозволить ему продолжать учение и собрать плоды своего воспитания? Так и здесь, невозможно, чтобы тот, который любит добро, который стремится к совершен­ству, идея которого и чувство даны ему Богом, был оста­новлен на пути своего усовершенствования.

 У кого из нас нет желания узнать лучше законы при­роды, по которым Промысл управляет миром? У кого нет желания узнать Виновника всего существующего? Какое дитя не желает видеть отца, которого оно знает лишь по благодеяниям, полученным от него? Разве Бог дал бы нам возможность возноситься мыслью к Нему, если мы не должны наслаждаться более ясным созерцанием Его при­роды, Его совершенств, конечной цели творения мира и т.п.?

Прекрасен образ души, совершенствующейся в истине и добродетели! Ужели Бог уничтожит ее прежде, чем это усовершенствование было, бы окончено? Совершенство, как и счастье, растение не здешнего мира: оно принадле­жит другому царству. Всякое растение нуждается в поч­ве, климате, ему свойственном, но для совершенства нет здесь почвы, нет родины. Где же оно, если не в будущей жизни? Человек есть венец всего земного творения, но это творение не окончено.

Мы — только камни, предназначенные войти в соору­жение великолепного здания, мы находимся в приготови­тельной школе, где получают только начатки учения, мы проходим только детский возраст того длинного века, ко­торого имя — вечность. Смерть только совлечет с нас земную и грубую оболочку, недостаточную для нашего будущего существования.

Когда мы припомним, что люди, имевшие самое чистое сердце, непрестанно боровшиеся с врагами духовными и прославившие себя множеством побед, как, например, святой апостол Павел, не были уверены и после непре­рывных трудов, что достигли совершенства, к которому стремились, когда подумаем, что Господу должно же быть приятно видеть те успехи, какие делают а благочестии Его создания, приятно видеть, как они все более и более приближаются к уподоблению Ему, — тогда нельзя себе представить, чтобы Господь оставил их на половине пути к добродетели, чтобы Он в награду за их заслуги даровал им смерть, уничтожение. Это несообразно с благостью и мудростью божественною.

Чаяние будущей жизни вместе с верою в Бога служит основанием благоустроенной жизни и на земле. Извест­но, что те народы, у которых ослабела вера в будущую жизнь, подвергались разным бедствиям; основы семей­ной, общественной жизни у них потрясались; эти народы подвергались внутренним междоусобиям и порабощению от внешних врагов. Было время, что весь человеческий род, кроме семейства праведного Ноя, по определению Божию истреблен был потопом, потому что люди тогда потеряли веру и в Бога, и в безсмертне души. У людей то­го времени плоть так поработила дух, что они забыли о своем высоком достоинстве: потому Бог и сказал об этих людях: не вечно Духу Моему быть пренебрегаемым че­ловеками (сими), потому что они плоть (Быт. 6, 3). Подобное будет перед Вторым пришествием Иисуса Хри­ста на землю и кончиной мира.

Вопрос о безсмертии — самый жизненный: вся наша жизнь, как личная, так и общественная, зиждется на ве­ре в безсмертне души и будущую жизнь.

Безсмертне человека состоит в том, что душа его по смерти тела продолжает жить отдельно от тела, и человек продолжает свое существование в другом мире. Смерть не прерывает существования человека, а только видоиз­меняет его.

Бог не есть Бог мертвых, но Бог живых, и земная жизнь наша — только начало, приготовление к жизни вечной, нескончаемой. Нет и не было ни одного народа, который не ожидал бы будущей жизни — это чувство присуще душе человеческой.

Вспомните древнегреческого писателя, историка Плу­тарха, который много в своей жизни путешествовал и много видел разных стран и народов и который писал: Обойдите вы всю землю, вы увидите много во всем раз­личий; вы увидите селения, где нет никаких законов; уви­дите людей, которые не знают, что такое деньги; встретите города без укреплений; целые племена, не имеющие жилищ, но нигде вы не найдете страны или народа, среди которых не строились бы алтари и жертвенники, где не сжигались бы жертвы и не возносились бы молитвы к небу».

Языческие религии представляют, чаще всего, более или менее ясные гадания безсмертии души, и только хри­стианство сообщило вере в безсмертне и загробную жизнь полную достоверность и истинное выражение, ибо оно не учение человеческое, а Богооткровенная истина.

Это чаяние вечной жизни, которое искони существова­ло в человеческом духе, как нечто свыше прирожденное ему, получило полное и совершенное развитие в христи­анстве. С поразительною силою убеждения говорит, на­пример, апостол Павел о воскресении и будущей жизни в Первых посланиях к Коринфянам и Фессалоникийцам. Загробная жизнь сделалась у апостолов предметом твер­дой и непоколебимой уверенности, потому что им дано было зреть воочию эту посмертную жизнь — в лице вос­кресшего Христа.

Эта благодатная вера воодушевляла первых христиан, она же ярко светилась в жизни святых Божиих и почти на наших глазах так ярко проявилась, например, в жизни преп. Серафима Саровского, старцев Льва, Макария, Ам­вросия и Иосифа Оптинских, св. Иоанна Кронштадтского, которые еще на земле как будто переступили таинствен­ную грань мира сего. Они имели настолько благодатное знание о будущей жизни, что отблеск ее словно отражал­ся на их всегда детски радостных лицах, как у людей, по­добно апостолу Павлу, испытавших «восхищение до тре­тьего неба» и слышавших там «неизреченные глаголы».

Люди, приближающиеся к совершенству, достигшие чистоты сердца, «стяжавшие Духа Божиего», находясь еще в этом мире, имеют дерзновение перед Вседержите­лем, входят в чертог Его, где Ангелы и духи святых. Еще будучи в теле, они твердо знают, что будут царствовать со Христом, потому что уже здесь, на земле, познали сладость Божественного озарения и действие силы Его. Сверхъестественные дары Богообщения, получаемые ду­шой, еще находящейся в теле, служат только залогом не­бесных благ, о которых нельзя человеку и рассказать, ибо нет слов для их изображения.

Уже в настоящей жизни, поднявшись на вершины ду­ховной высоты, эти святые люди переживают блаженство и радость, подобные вечной небесной радости в будущем веке. Они были еще здесь ангелами, исцеляя всяческие недуги душевные и телесные; преображались на молитве, сияя Фаворским светом; им повиновались стихии, пред ними преклонялись люди и звери, растения, вода и воздух.

Человек как существо, предназначенное к безсмертию, не может не иметь предчувствия о нем, но в иных людях чувство это сильно, а в других так слабо, что оно почти ни в чем не проявляется. Отчего это? Да от того, что в человеке два начала: одно — безсмертное, которое не ис­чезнет в смерти, другое — смертное, которое живет толь­ко до гроба. Каждое из этих начал производит в человеке сродное себе чувство. Оба эти начала так тесно связаны, что составляют теперь одно целое. Поэтому-то и чувство безсмертия с чувством смертности сливаются в одно не­определенное чувство. Если человек живет более тем, что есть в нем истинно безсмертного, т.е. духом, совестью, то чувство безсмертия усиливается, а если сильно предается тому, что есть в нем временное и мертвое — плоти и кро­ви, то усиливается чувство смертности.

Нашу душу, рвущуюся к свету небесному, нельзя удов­летворить земными благами, и потому-то многие люди, по-видимому имеющие все для земного счастья, испыты­вают нередко великую тоску; недаром блаженный Авгу­стин, испытав все удовольствия и прелести земные, вос­кликнул: «Ты создал нас для Себя, и сердце наше неспо­койно до тех пор, пока не найдет покоя в Тебе».

Смерть — великое и страшное таинство; и самое таин­ственное в ней — момент разлучения души с телом, переход человека из жизни телесной в жизнь чисто духов­ную, из временной — в вечную.

Дух человека скорее и легче отрешается от условий временной жизни, и иногда еще прежде окончательной смерти тела — он уже витает как будто вне тела. Вот чем объясняются нередкие случаи, что в час кончины, еще не совершившейся, человек или, правильнее, дух его являет­ся в отдалений от тела близким по сердцу людям.

Еще несколько минут, — и человек вступает в веч­ность. Как вдруг изменяется форма его бытия! Дух его ви­дит свое собственное существо, видит предметы (и самые отдаленные) уже не телесными глазами, а каким-то непо­нятным нам ощущением. Он говорит слова не членораз­дельными звуками, а мыслью; не руками осязает предме­ты, а чувством. Движется не ногами, а одной силой воли, и то, к чему прежде он мог приближаться с великим тру­дом, медленно, теперь он достигает мгновенно; никакие естественные препятствия его не задерживают. Теперь и прошедшее ему видно, как настоящее, и будущее не так сокрыто, как прежде, и нет уже для него ни часов, ни дней, нет расстояний, — ни малых, ни больших; все сли­вается в один момент — вечность.

Что же он видит и чувствует?

Он видит предметы, для которых у нас нет названий; слышит то, что на земле не может быть изображено ни­каким голосом и звуком; его созерцания и ощущения не могут быть выражены никакими словами. Он находит свет и мрак, но не здешний: свет, пред которым яркое солнце светилось бы как свеча пред солнцем; мрак, пред которым наша самая темная ночь была бы яснее дня.

Он встречает там и подобные себе существа и узнает в них людей, так же отшедших из этого мира. Но какое изменение! Это уже не здешние лица и не земные тела: это одни души, вполне раскрывшиеся, со всеми их внут­ренними свойствами, которые и облекают их соответ­ственными себе образами. По этим образам души узнают друг друга, а силою чувства узнают тех, с которыми сбли­жались в здешней жизни.

Встречаются духу нашему и существа, сродные ему по естеству, но такие, которых одно приближение дает ему чувствовать неизмеримо высшую силу их. Одни из них выходят из безпредельного мрака, и все существо их — мрак и зло; неизобразимые страдания в них самих, скорбь и гибель отличают их каждое движение и действие. Но это еще в низших сферах духовного мира, ближайших к миру земному. А там, далее, дух видит безконечное море непостижимого света, из которого выходят и другие суще­ства, еще более могучие; их природа и жизнь — одно необъятное добро, неизобразимое совершенство, невыра­зимая любовь: божественный свет наполняет все суще­ство их и сопровождает каждое движение. Итак в этом чудном мире дух человека силой своей духовной природы и неодолимой силой притяжения сродного ей мира летит, летит все далее до того места, или, лучше сказать, до той степени, до какой могут достигнуть его духовные силы, и весь поразительным для него образом перерождается.

Тот ли это дух, который жил в человеке на земле, дух ограниченный и связанный плотью, едва заметный под массою тела, всецело ему служащий и порабощенный так, что без тела, по-видимому, и жить и развиваться не мог!

Теперь что с ним сталось?

Теперь все, и доброе, и худое — быстро, с неудержи­мой силой раскрывается: его мысли и чувства, нравствен­ный характер, страсти, стремления воли, все это развива­ется в необъятных размерах; сам он ни остановить их, ни изменить, ни победить не может: безпредельность вечно­сти увлекает его до безконечности; его недостатки и сла­бости обращаются в определенное зло: его зло делается безконечным, его скорби обращаются в безпредельные страдания.

Представляете ли вы себе весь ужас такого состояния? Ваша душа, теперь не добрая, но еще подавляющая и скрывающая в себе зло, там явится злой до безконечно­сти; ваше худое чувство здесь еще чем-нибудь сдержан­ное, если вы не искорените его здесь, обратится там в бе­шенство; если вы здесь владеете собой, там вы уже ниче­го не сможете с собой сделать: все в вас и с вами перей­дет туда и разовьется в безконечность...

Душа человека, отрешась от тела, с многократной си­лой продолжает развивать в себе те качества, которые она приобрела в земной жизни...

Вследствие этого праведники утверждаются в доброде­телях и преданности воле Божией, а нераскаянные греш­ники — в нечестии и ненависти к Богу. К концу мировой истории и на небе, и на земле будут только две категории людей: безпредельно любящие Бога праведники и также ненавидящие Его грешники.

Чем же ты сделаешься там, неверующий, грешный че­ловек? Если ты здесь не хорош, то там будешь темным, злым духом. О, тогда ты сам себя не узнаешь, или нет: ты тогда слишком хорошо себя узнаешь, и понесет тебя твое зло собственным своим тяготением туда, где живет веч­ное, безконечное зло, в сообщество темных, злых сил. И на этом пути ты ни остановиться, ни возвратиться не смо­жешь и во веки веков будешь страдать. Чем? Бешенством от твоего собственного зла, которое не даст тебе покоя, и от той злой среды, которая будет вечно окружать тебя и терзать без конца.

А что же душа добрая, что будет с нею?

И добро также раскроется во всей полноте и силе; оно будет развиваться со всей свободой, которой здесь не имело, обнаружит все свое внутреннее достоинство, здесь большей частью сокрытое, неузнаваемое, неоценяемое, весь свой внутренний свет, здесь всячески затемняемый, все свое блаженство, здесь подавляемое разными скорбя­ми жизни. И понесется эта душа, всей силой своего нрав­ственно развитого и добродетельного стремления в выс­шие сферы того мира, туда, где в безконечном свете жи­вет Источник и Первообраз всякого добра, в область светлых и чистейших существ, и сама сделается ангелом, т.е. таким же светлым, чистым, блаженным существом.

Она будет уже навеки тверда теперь в добре, и ника­кое зло, ни внутреннее, ни внешнее, не сможет уже ни поколебать ее, ни изменить, ни повредить ее блаженному состоянию. Но и не праздно будет жить душа и наслаж­даться блаженством: она будет действовать своим просве­щенным умом в созерцании и постижении тайн, здесь не­разгаданных и неизвестных: тайн Бога, мироздания, себя самой и вечной жизни.

Состояние наше в будущей жизни не будет состояни­ем бездеятельного покоя, оно будет представлять гармо­ничное, всецелое удовлетворение всех потребностей и стремлений нашей души, путем непрерывного, безконеч­ного развития. Ум, сердце и воля человека найдут для се­бя обильную пищу в развитии.

Непосредственное общение с Богом, как всеозаряю-щим Светом, должно раскрыть нам всю безпредельность законов бытия: пред нами откроется такой кругозор, о ко­тором мы в настоящей жизни не можем иметь и понятия. Тогда только удовлетворится та духовная жажда знания, которой томился человек в настоящей жизни. Один Бог — безпредельное море сущности — будет уже слу­жить неисчерпаемо возвышеннейшим предметом для на­шего ума в его вечном стремлении постигнуть Виновника всего сущего.

Вторым предметом нашего духовного созерцания будет дело нашего искупления, совершаемое Сыном Божиим, то великое и чудное дело, в которое желают проникнуть и ангельские умы, которым наше человеческое естество возведено в Лице Богочеловека на престол Божества.

Третьим предметом нашего познания будет мир ангель­ский, мир совершенных, чистейших духов.

Само человечество в его прошедших судьбах и настоя­щем его состоянии будет также предметом, размышление о котором будет представлять для нас величайший инте­рес. Наконец, преображенный и обновленный мир во всей его красоте и разнообразии будет привлекать к себе наш умственный взор и возбуждать чувство удивления и бла­гоговения к Сотворившему все премудростию.

К этому следует прибавить высокое нравственное удов­летворение, которое будут испытывать праведники, вслед­ствие взаимного сближения между собою. Не будет меж­ду ними ни зависти, ни ненависти, ни вражды, ни лжи, ничего такого, чем так полна и постоянно отравляется на­ша жизнь на земле.

Братская любовь, ничем ненарушаемый мир, полней­шее согласие, чистейшая правда будут царствовать среди блаженных обитателей Нового Иерусалима на небесах. Какая необъятная область ведения и жизнедеятельности! Какой неисчерпаемый источник блаженства!

Большинство людей, однако, изо всех сил гонят от се­бя мысль о смерти, и вещания Слова Божия не трогают их сердец, увлеченных страстями и суетностью мира. Но некоторые из тех, которые отошли в другой мир прежде нас, иногда являются сюда свидетелями и уверяют нас, как очевидцы, в истине всего того, что говорит нам Боже­ственное Откровение о последней судьбе нашей.

Известно очень много таких явлений, которые мы при­нуждены признать за действительные, хотя и не можем объяснить их. Отрицать же все то, чего нельзя объяснить, было бы безумно. Разве существовало объяснение систе­мы мира тысячу лет тому назад? Да и в настоящее время разве мы можем объяснить вполне законы солнечных лу­чей, или законы тяготения? Разве мы уже знаем всю при­роду нашей души, все ее способности и их отношения между собою? Что во вселенной есть много сил, еще не­известных нам, в этом ни один мыслящий человек ни на одно мгновение сомневаться не может.

Что явления умерших живым возможны и бывали, это­го не отрицает само Божественное Откровение. Из Свя­щенного Писания видно, что иудеи не сомневались в воз­можности явлений умерших. У современных Спасителю иудеев вера в эти явления была всеобщею верою. Иисус Христос предполагал ее уже как несомненную и никогда не говорил ничего такого, из чего бы можно было заклю­чить, что Он не одобрял или осуждал эту веру.

Апостолы не сомневались в возможности и действи­тельности явлений духов: увидев Спасителя, идущего к ним по водам озера Генисаретского, они думали снача­ла, что видят духа (Мф. 14, 26). Евангельский богач, на­ходясь в адских мучениях, просит Авраама послать на землю Лазаря, чтобы тот предостерег его братьев от опас­ности подвергнуться тому ужасному состоянию, какое он сам испытывал. Следовательно, он не сомневался, что ду­ши умерших могут возвращаться в мир, по воле Божией, и являться людям. Во время Преображения Иисуса Хри­ста на Фаворе явились Моисей и Илия, давно перед тем отшедшие в загробный мир, и беседовали со Христом (Мф. 17, 3). По воскресении Спасителя, многие умершие восстали и явились в Иерусалиме (Мф. 27, 52-53).

Блаженный Августин в разрешении вопроса о явлении умерших сознается, что очень трудно найти объяснение для многого, происходящего в нашей душе, как в бодр­ственном, так и в сонном состоянии. Но тот же Августин признает, что часто умершие являлись живым людям, указывали им места, где были зарыты их тела без долж­ного погребения. При этом он замечает, что часто в хра­мах, в которых были похоронены умершие, слышен быва­ет шум и раздается пение и что часто видели, как мерт­вые входили в дома, в которых они жили на земле.

Святые отцы и учители Церкви не сомневались в воз­можности явления умерших, и не только утверждали эту истину, но сами, так сказать, подчинялись видениям, ис­полняя то, что требовали от них являвшиеся умершие. Так, когда свт. Иоанну Златоусту явился в городе Команах епископ Василиск, за сто лет до того умерший, и ска­зал: «Мужайся, брат Иоанн, завтра мы будем вместе», — святитель поверил этому видению и просил стражу на другой день не вести его дальше (это было в то время, когда его отправляли в заточение), надел на себя чистые одежды, приобщился Св. Тайн, и действительно, как бы­ло ему сказано, скончался.

Митрололит Филарет Московский в одном из поуче­ний говорит: «Явления из духовного мира неизъяснимы, но неопровержимы», — и сам он не только не усомнился, когда явился ему умерший родитель его, который открыл ему день смерти, но стал приготовляться к отшествию к загробный мир («Краткий курс богословия» составлен­ный на основании лучших пособий, свящ. И. Виноградов; «Премудрость и благость Божия», Голубинский, изд. Ту­зова, 1894, «Душеполезное чтение», ч. 1, 1876 и др. ис­точники).

 

 

Эта книга опубликована на сайте http://www.TrueChristianity.Info/ – добро пожаловать на наш сайт, чтобы скачать другую христианскую литературу бесплатно, а также задать вопросы на нашем форуме

 

* Он был тогда еще великим князем. — Сост.

*22 ноября по ст. ст. — Изд.

** Негры. — Изд

* Колдуном. — Изд

⇐ Предыдущая14151617181920212223

Поделиться: