Часть XXV. Падение Башни (конец)

 

 

#np Ed Sheeran – Perfect

 

 

В теории, которой Ян держался,

жизнь замыкается сама в себе навек.

От вздоха первого до гроба из металла

(его надгробия) всевечен человек.

Частица, вышедши из зоны наблюдения,

становится волной: во всех значениях.

 

Остался сразу и мальчишкой вздорным,

в кругах бандитских зная слово "честь",

и беглецом из края, беспризорным,

чтобы на оба главных стула сесть.

И встреча с Лорой, её крик, их разговоры,

и встреча с Инь, сердец контакт назло всем ссорам,

 

всё вписано в историю его.

Одну из тех, чем полнится планета.

С наукой был по смерти заодно.

Считал, что здесь площадка, а не где-то.

И без богов собой являл такую мощь он,

что встать и аплодировать мне хочется.

 

Пошёл бы дальше, не споткнись о Виту...

Да, в полисе, что весь перед глазами,

контроль надёжней. Люди не безлики.

Не стадом их ведёшь, челядью замка.

Строенье тканей у растений схоже с обществом

здоровым (рассказать об этом хочется).

 

Образовательная ткань в основе; делится.

Рабочий класс (у Оруэлла – пролы).

Живут в многоэтажках, куда вселят их,

и размножаются, с физическим трудом. Вот

каста, «шудры» по индийскому составу,

способная довольствоваться малым.

 

Потом ткань, значит, проводящая. Она

провозит воду, ведает скоплением.

Торговцы, «вайшью», и купцы, без коих нам

бы континентов не видать объединения.

Вода и деньги схожи, как ни спорь.

Обмен мы совершаем до сих пор.

 

В покровной ткани сомкнуты ряды.

Легионеры, «кшатрии» – воинственны.

Без них защиты нету у страны,

и сила в них играет богатырская.

Дух воинский не значит солдафона.

И армия нужна не для проформы.

 

Осталась основная ткань, «брахманы».

Но не священники, как принято считать.

Три части в ней: а) хлоренхима вправду

частицы солнца может распылять.

За фотосинтез отвечает, вечный свет

до всех доносит через толщу лет;

 

б) паренхима запасает влагу

и прочие питательные смеси.

Учёными представлена у нас и

людьми, что копят знание на месте;

и в) аэренхима дарит воздух.

С искусством сочетать её так просто.

 

Всё гладко и здорово у растений.

Арийцы до двенадцати веков

держали общество почти без изменений;

смешение всего – конец основ.

Себя могу причислить, безусловно,

я к «чандала»: неприкасаемая словно.

 

Рождаются подобные ребята

от страсти меж контрастными слоями.

Им про богов кровь высшая вещает,

а снизу хочется разноса и разврата.

Нас много развелось, ведь быт сословный

нарушился войной междоусобной.

 

Такой была и Лора. Ян её

сумел направить в правильное русло.

А всё-таки сгнобили бы живьём

обеих гармоничные индусы.

Прошёл век Аполлона и порядка.

И с Вакхом, возрождаясь, круто рядом.

 

Я в романтизме – слон в посудной лавке.

Хотела рассказать моменты счастья,

а вместо этого пишу... ну... эм... шпаргалки

для биологии (и школьникам участье

в экзаменах являю). В листьях солнце

содержится. Вот мир, где мы живём, все.

 

С таким открытьем, господа и дамы,

на свет плевать уже как-то не хочется.

Хоть атеист, хоть следователь Ламы:

во всём проявлен высшей жизни почерк тут.

Кому-кому, а Яну – и в самом себе

застрять не стыдно. Он вознёсся до небес.

 

«Помогут в заминке почти что любой

две вещи, их вспомни пред делом:

себя можно сравнивать только с собой

и высь не имеет предела», –

 

кусочки текста отовсюду, шепотки...

Всё жизнь одна: мошка и светлячки.

 

Вернёмся к действию. Довольно созерцать.

И то, и то полезно, если в меру.

Удобней даже их чередовать.

"В себя" после "наружу" жить, к примеру.

Доходит до того, что автоматом

включаю за монахиней пирата.

 

Развеяв прах семьи, одна (сказав

по здешним меркам) очутилась Лора.

Кто срезал на колёсах тормоза,

она прекрасно знала. И разбору

подвергла б это дело через суд...

Мать посадить в тюрьму? Родству капут.

 

Отважиться мог лишь бесчеловечный

иль человек, при ком приставка «сверх»,

к подобному. Но время больше лечит,

чем убивает. Лора вышла вверх

и знала, что уже в оковах Вита,

несчастная под гнётом индивида.

 

Ещё и дочь, считай, сама сложила в гроб.

Пришла к ней Лора (в дом, что ей был домом). И,

пав в кресло (ноги накрест), просто, в лоб

звук разрядила: – Ты сама не собрана.

Легко, считаешь, город собирать?

Не умирала, моё место занимать.

 

Я говорила, кажется, что станет,

если полезет эго до небес.

Познали опыт тот вавилоняне,

когда весь скоп их вверх по башне лез.

Сломается от груза Башня твой,

реши он править заодно с тобой.

 

– А ты что сделаешь? Размажешь мозг по стенам?

– Нет, я не так добра. Оставлю жить.

Башня попробует сам вызваться быть первым...

– Вину мою попробуй, докажи!

– Мне это и не надо вовсе, Вита. Тот, кто

достоин власти, в грош не ставит трон тот.

 

Он это делает затем, что больше некому.

Таким был Ян. Спасу я – часть от суток.

Не потому, что хочется быть первой мне.

Я править не смогу, как он. Возьму ночь,

но день размыт и вне моей доступности.

Дневную дочь разбила ты по глупости.

 

– Скорблю по Инне я не меньше. Тон смени.

Удивлена я, что она так сделала...

– Ещё когда не муж был, а жених

он ей, в ней было предовольно смелости

пойти за ним: и в храм, и к эшафоту.

Не трудно видеть, если хочешь, что-то.

 

– Тебе-то, видеть? – смех её схватил, –

давно себя-то в зеркале встречала?

– Ты мать мне до сих пор. Прошу: уйди.

Не лезь в неженские дела, как увещала.

– Иначе что? Чем можешь угрожать?

– Не я приду тебя уничтожать. –

 

И к выходу пошла. Та вслед за ней.

– Чумная тварь, как смеешь поучать?

Лучше бы ты схватила пистолет,

чем девочка моя. Её мне жаль!

А ты – давай хоть чёрту самому, шалава!

– Себя чернишь. В зеркальном кубе, право. –

 

Скользнула в дождь, ей подмигнув спокойно.

Осела Вита в коридоре, на полу.

– Не человек она. Не женщина. Достойна

Пилота, когда тот ко мне был груб.

Вся чернота измены в ней скопилась... –

А Лора в дом, теперь свой, устремилась.

 

Ни пальцем, ни заявкой мать не тронула.

Наследницей была по завещанию

(если нет Инь). Ей клуб, отель и стройки, как

пинок (мыском под зад) достались (счастья-то).

В особняке готическом – собрание

прошло в воскресный день, без расписания.

 

Стояла осень, тёплая, как гной.

Фигуры все, но – мат с потерей короля.

Явился с Идою туда Конёк морской:

бездетная, зато в кайфах, семья.

Конь, Слон, Китаец, Валидол, Ладья,

Огр, Башня. Бесконечен их изъян.

 

Пёс (всё-таки вернейший человек)

в саду был с ними тоже. Кобру ждали.

Пересажать там всех могли (без вех,

какими неизбежность отмечали).

Успела Вита позвонить любовнику.

Сказать: не победим, пока живая дочь.

 

Шепнул тот на ухо Ладье: – Виновна Лора.

Она ведь по убийствам тихим спец. –

Смешок раздался в глотке сутенёра.

– Жена его, хоть не было колец,

одна из двух, скорей сама бы вешалась,

чем тормоза ему вот так подрезала б.

 

Не тот приём. Она стреляет в голову.

– А всё-таки я знаю, что она.

– Откуда? – Дело чёрное и кровное.

Отец у них был общим. – Вот те на!

Подробности какие про Пилота!

Я знаю Кобру. И не верю что-то.

 

Ей всё равно, отец хоть Змей Горыныч.

Многоголов, на всех огня хватает...

Нет, плохо пахнет это, в прошлом рыться.

И подозрителен тот, кто подозревает.

– Мне-то зачем? – Пока ещё не знаю.

О, вот и Кобра. Здравствуй, дорогая! –

 

Похожая на Яна в первой встрече

(по простоте одежды и хвосту)

явилась девушка с прозваньем бессердечной,

в сад, где два года вниз кляла мечту.

– Ну что, друзья мои... Пришло нам отторженье.

Пойдём, обсудим это в оружейной. –

 

Прошли и сели. Кобра во главе,

стоит за его креслом, как привыкла.

Не занимаются места, где были те,

кого не заменить. Пустой стул крикнул

собравшимся в лицо. И пустота

ничтожила, как Сартра, только так.

 

На землю боги больше не спускаются.

Но тот блажен, кто знает их в себе.

Не перепутав свет с картонным паяцем,

представленным народным ЧСВ

(про "чувство своей важности" веду речь;

в наш век почётна аббревиатура).

 

Быстрей, сильней и выше... в перерыве

между работой и сиденьем за компом.

Недавно в книжном видела я: «Все N

(мыслители, открытья) – над толчком».

Преувеличиваю, каюсь. Там минуты.

Характеристики зато нет веку лучше.

 

Не так уж важно, сколько книг читал ты

(со сколькими людьми поговорил).

Важней – на месте быть, где ощущаешь вправду:

я делаю то, что я есть внутри.

Утопий, пока живы мы, не будет.

Лишь выбирать себя способны люди.

 

А пустота ничтожила. И Лора,

над ней стоящая, заговорила всем:

– Не тот я, кто выносит приговоры.

Но в состояньи обозначить ряд проблем.

Повсюду паника. Замены нет, хоть тресни.

Убийцу ищут. Мне он неизвестен.

 

Предвижу, как сольются свет и тьма.

Увы, не танцем белого и чёрного.

Из душ сочится до умов одна зима.

Туман попытки глушит быть зажжённым в нём.

Преступность, как её ни контролируй мы,

стать настроением должна для всего мира. И

 

герой наскучит. Час антагониста.

Безумцы станут молодёжи эталоном.

Позорно деве долго оставаться чистой.

Значенье чистоты – ненужность лона

её для кобелей, раз она сучка.

Но это тоже скоро всем наскучит.

 

"Ботаник" – эрудит. Зарылся в книжки.

Мужик небрит и волосат, чуть ни вонюч,

немногим обезьяны краше... Либо

на девочку похож, нежнее туч.

В одной особе оба пола будут,

и насмерть – битва их. Соитье – чудо.

 

Начнётся хаос. Яна ведь не видно.

И вслед за ним ушла принцесса Инь.

Я говорю вам вещи очевидные.

Но высказать должна, хоть в глаз мне двинь.

Здоровым глазом вижу вещи внешние.

Больным смотрю на вас, мои сердешные.

 

Мы контролируем иллюзии. Они

нас контролируют. Взаимность процветает.

Я в будущем ногой. Отброшен нимб.

Одна любовь... и то уж не святая.

Доступно всё. Но воздух кончился: дышать

почти уж нечем. Сделать в пропасть шаг

 

мы можем сразу, руки опустив.

Но я так не могу. Игра ва-банк.

Потеря наименьшая: кто жив,

собраться в цирке и смеяться там.

Врасплох застигла нас трагедия большая.

Сесть в этот стул Коньку морскому предлагаю.

 

– Зачем не ты сама? – сказал ей Ник. –

Ты лучше всех нас знаешь этот город.

– Я не правитель. Я советник. Ну а их,

людей, волнует только внешняя персона. –

О том, как город смоется волной,

она смолчала правой стороной.

 

И выйдут тёмные, не в плане кожи, люди,

чтоб послебытность испытать на деле.

Они запомнят что-то из прелюдий,

но память их останется не в теле.

Число четыре значит смерть в Китае.

Глядящего из жизни – смерть пугает.

 

– Любой способен сесть на это место, –

воскликнул Башня, Вите потакая. –

С чего бы ты, покойнику невеста

и Паучиха – всё за нас решаешь?

Убийца неизвестен, говоришь?

Я знаю, кто убил: вот, ты стоишь!

 

Мы все тут в курсе, скольких уложила.

С Морским коньком, признайся, ты резвилась,

и захотела (через труп отживший)

его наверх, под бок себе, развить лишь!

– Не смей так с королевой разговаривать. –

Ладья, прищурившись, по кобуре провёл рукой.

 

– Засунь обратно обвинения поглубже, ты! –

За личность его сходу взялся Ник.

– Оно ей совершенно не заслужено. –

Слон рядом с ним, чем всех потряс, возник.

– Считаю, ты не прав. – Изрёк Китаец.

– Мы видим, кто есть кто. – Конь поднял палец.

 

– Тебе лишь бы скандал! – Воскликнул Огр,

за оскорбленье Кобре полон гнева.

– Лечиться бы тебе. – Раздался вздох,

где Валидол сидел. И всё одновременно.

– Он даже прав. Если слова его к нему

адресовать. – Сказала Лора в тишину.

 

Молчала Ида, наблюдая равенство.

– Так Башня тормоза раскрыл опаской? –

Морской конёк вскочил, будто ошпаренный.

– Нет, но сам выдал, что к тому причастен. –

Мгновенно встав, бандит нацелил пушку на

девчонку, коей мысль его подслушана.

 

Реакция её была не медленней.

Из куртки, левой – ствол, а правой – "нет"

(рукою – остальным, кем схвачен он в прицел).

– Так что, не остаёшься на банкет?

Я шанс даю, возьми слова обратно.

– Пошла ты. – Башня пал, изжален градом.

 

И стало тихо. Так, что слышно всё

за мишурой из слов, во рту размытых.

Собравшиеся знали, кто взойдёт

теперь на трон, как Янов заместитель.

– А я действительно пошла. – Усмешка Лоры. –

Покинуть город нужно будет скоро. –

 

– Зачем? – Вопрос был Ником задан сразу.

«Затем, что время как бы остановит.

Не насовсем и не для всех людей. Проказы

творятся больше в ведомстве Слоновьем», –

то про себя. А вслух сказала только:

– Затем, что власть за Яна крови хочет.

 

Меня решат закрыть точь-в-точь как Башня.

От версий у полиции мозг вспухнет.

Козлом быть отпущенья – не моя роль.

Жена вторая за Инессой – шутка ль?

Сведут на ревность, алиби отсутствие...

Я первая, кто под удар улик войдёт. –

 

И, Нику расчеркнув на всё доверенность,

она упаковала сумку в путь.

Все разошлись. Был Башня растворён с костьми.

Следы мести – совсем, а не чуть-чуть.

Умчалась в самолёт. Смотрела Ида вслед.

Конёк морской теперь назвался Трикстером.

 

⇐ Предыдущая23242526272829303132Следующая ⇒

Поделиться: