Глава третья. ПЕРВИЧНЫЕ ПОНЯТИЯ

 

Ранее было указано, что в отношении метанауки принципиально невозможно придерживаться традиционных правил построения теории – именно, что невозможно ввести все её понятия перед какими-либо рассуждениями, поскольку для метанауки не существует никакой более широкой, чем она сама, метатеории, в рамках которой их можно было бы определить. Но на данном этапе рассуждений эту проблему всё же можно снять, если уяснить, что в предыдущей главе фактически была выстроена общая теория естественно-языковых описаний, и поэтому появилась законная возможность собственно описывать, а уже описывая, вводить все новые понятия последовательно, строго связывая их между собой в единую структуру. Такие понятия можно условно называть

 

первичными, требуется лишь уточнить, что первичные понятия метанауки – это не “ фундаментальные категории” в традиционном метафизическом смысле. Все они не более чем места в структуре, и они не имеют никакого дополнительного внутреннего содержания, кроме того, которым она их наделяет. Другой вопрос: каков метод их получения, и что именно должна описывать эта структура?

 

 

Феноменологический метод

 

Наиболее явный и логичный ответ – она должны описывать то, что в принципе удастся получить на основании данных органов чувств, начиная с самых простых вещей и постепенно переходя ко всё более сложным. В целом именно это и будет осуществляться далее, однако в отношении сказанного сразу требуется важная оговорка: что считать органами чувств, полностью лизаконно уже на данном этапе вводить такое понятие в качестве первичного? Например, одно из чувств – зрение. Зададимся вопросом: как найти причину зрения или тот орган чувств, которыйделает зрение возможным? Есть несколько путей. Первый состоит в том, чтобы посмотреть на себя в зеркало и убедиться в наличии глаз, вращение которыми меняет получаемую зрительную картинку. Второй – в моргании, при котором зрительное изображение на мгновение меркнет. Третий – в констатации факта, что любой человек, смотрящий на вас и говорящий при этом, что он вас видит, сосредотачивается на вас именно глазами. Какой вывод можно сделать на этих опытов? Можно лисделать вывод, что человек видит именно глазами? Казалось бы, можно, но он будет противоречить принципу описательности: получается, что глаза являются в каком-то смысле причиной зрительного восприятия. И если следовать этой логике далее, даже не первопричиной – ведь, как известно, в конечном итоге его данные передаются в мозг. Может быть тогда причиной способности видетьявляется мозг? Тоже нет, поскольку как связь зрения с глазами, так и его связь с мозгом мы можем определить только в ходе экспериментов, а уже для того, чтобы провести такие эксперименты,

 

потребуются данные собственно зрения вне связи с этими органами, и когда мы позже опишем их,

 

эти описания будут лишь отражать найденные взаимосвязи. Более корректно, таким образом, говорить, что любой орган чувств (или вообще любой орган тела, влияющий на работу чувств – в

частности, мозг) позволяет осуществлять и настраивать тот или иной конкретный способ

 

(модальность) чувствования, но вообще чувствование или осознавание как таковые не имеют никакой органической материальной основы.

 

Поэтому скажем иначе, чем “данные органов чувств”: сами эти данные как они есть ещё до всяческих экспериментов и описаний.

Основа любых осмысленных описаний – это всегда только информация чувств, причём  основу или причину самой способности чувствовать (или осознавать) выявить принципиально  невозможно.

 

Отсюда, в частности, следует, что нет и не может быть никаких априорных описаний до того, как мы вообще начали чувствовать. То есть с самого рождения база знаний человека как бы пуста и заполняется только по мере того, как он получает хотя бы какой-то опыт. Например, ребёнок может

 

37

случайно задеть погремушку и услышать звук, который ему понравится; затем он может вспомнить свои действия, которые привели к этому результату и, повторив их, убедиться в его воспроизводимости, что станет одним из его первых разумных и удачных опытов. В это время, однако, ему ещё не хватит осознанности, чтобы как -то формулировать все эти понятия – “память”, “воспроизводимость”, “разум”, “опыт”, не будет у него и представления об органах чувств. Но поскольку в принципе его деятельность описывается именно с их помощью, об этих понятиях можно говорить как о первичных.

Первое, что делает разумное существо – такое как человек – после рождения, это проводит многочисленные эксперименты, на основании которых активно формирует базу знаний об окружающем мире.

 

Особо важным этапом в ходе развития ребёнка и накопления им знаний является выделение понятий собственно о себе и о мире или выделение себя из мира. Совсем маленькие дети, как известно, не различают внешние предметы и собственное тело, однако со временем оно всё больше осознаётся как действительно своё: например, о своей руке ребёнок узнаёт, что ей можно играть с погремушкой, которая, в свою очередь, осознаётся как принадлежащая внешнему миру. Ещё позже понятие мира охватывает детскую комнату, улицу, дома и т.д.; аналогично детализируется понятие и о себе. С другой стороны, происходит осуществляемое под давлением социума фокусирование внимания только на избранных сторонах мира, о чём в нагуализме известно как о построении описания мира. И уже только в процессе этого чётко формируются определённые органы чувств (соответствующие, при нормальном развитии, человеческой форме) и методы основанных на них интерпретаций. “Я”, “мир” (или, точнее, описание “Я” и описание “мира”), “органы чувств”, “воля (формирующая их)”, “чувственные интерпретации (мира)” и “человеческая форма” составляют, таким образом, ещё одну серию первичных понятий. Несколько позже представление о мире и его субъектах будет рассматриваться в рамках более широкой теории.

 

Негласно для получения первичных понятий была применена вариация феноменологического метода Эдмунда Гуссерля (или метода феноменологической и трансцендентально-феноменологической редукции (от лат. reductio – сведение), то есть сведения к феноменам и в том числе к наиболее базовым феноменам, вскрывающим механизмы работы самого сознания). Если говорить несколько упрощённо, феноменологический метод начинается с “вынесения за скобки” или “эпохе” (греч. epoche – остановка, прекращение) всех уже имеющихся знаний и подразумевает максимальное воздержание от любых априорных суждений, цель чего – добраться до “чистого сознания”, характеризующегося только лишь интенциальностью, то есть направленностью на предмет и способностью усматривать его сущность¹. Согласно Гуссерлю, всё, с чем работает наука и философия – это “объективированные” знания, то есть знания, уже полученные и отождествлённые с реальностью; в ранее использованных терминах – формальные и метафорические. Феноменологическая редукция позволяет пересмотреть весь их фундамент, и, как он полагал, в той мере, в которой человек способен это сделать, философия и может стать не менее строгой наукой, чем любые естественные. Одним из основных выводов феноменологического метода стал вывод о несводимости сознания к бытию, то есть о невозможности объективировать само сознание, описать его в связи с чем-то – например, в связи с мышлением, психикой в целом или органами чувств,

 

попытка чего была предпринята выше – сознание может объективировать, но само оно не может быть объективировано. Иначе, сознание есть не внутреннее состояние сконцентрированного на себе и своих психических проявлениях субъекта – не самосознание, – а проявляющееся в виде непрерывного потока осознавание внешнего мира, частью которого является в том числе и он сам.

 

Гуссерль, таким образом, показал ошибочность психологизма (сведения сознательной деятельности к доступным для объективного изучения психическим актам) и, с другой стороны, показал на каком единственном принципе – “принципе всех принципов”, принципе самоданности –

 

¹ Интенциональность (англ. intentionality, от лат. intentio – стремление, намерение, внимание) – понятие, широко применяемое в философии после Гуссерля, является прямым аналогом намерения (англ. “intent” – намерение, сильное желание) в нагуализме. Аналогия основывается на том, что и толтекское намерение, и интенциональность – это свойство субъекта самотрансцендироваться или выходить за рамки собственного тоналя. Кастанеда, однако, говорит о намерении бесконечности или о безличной воле мира, связанной не с одним конкретным субъектом, а со всеми субъектами вообще.

 

38

могут основываться истинно позитивные или онтологические знания. Нетрудно уяснить, что, по сути, этот принцип сводим к принципу описательности Конта и также принципу фальсификации Поппера:

 

«…любое дающее из самого первоисточника созерцание есть правовой источник познания, и всё, что предлагается нам в " интуиции" из самого первоисточника (так сказать, в своей настоящей живой действительности), нужно принимать таким, каким оно себя даёт, но и только в тех рамках, в каких оно себя даёт».¹

 

О принципе самоданности и даже вообще о философии здесь имеет смысл сделать важное замечание. Дело в том, что насколько бы “гипнотическими” или даже “ магическими” не были все эти рассуждения, в конечном счёте они не дают ровным счётом ничего для практики, и утверждают лишь единственное:

Феноменологический метод – это в своей основе субъективный метод. В применении  которого всё зависит только от конкретного человека.

 

Таким образом, успех в познании мира, вообще говоря, не зависит от того, насколько конкретный практик подкован в теории, насколько много он знает и насколько гладко рассуждает. Даже наоборот, зачастую самые сильные философы – это просто люди, навсегда и сильнее остальных пойманные в ловушку ясности мысли. И хотя сами они могут сколько угодно упиваться силой своего интеллекта и глубиной своей философии, действительно проникнуть в ту самую реальность, о которой они так хорошо рассуждают, они не способны совершенно.

 

Далее идеи этой главы во многом и нередко будут очень близко коррелировать с идеями Гуссерля и также других феноменологов и опираться на принцип самоданности, однако проводить по мере изложения какие-либо параллели c ними представляется затруднительным. Во-первых, оригинальный понятийный аппарат феноменологии довольно обширен и сложен, а во-вторых, цели Гуссерля – ревизия современной ему философии и максимально строгое заложение её формальных основ – и цели настоящей книги – заложение в самом общем виде основ метанауки как метафизики нагуализма, хотя и исходят из единого стремления, имеют, очевидно, различные акценты. Гуссерль, несмотря на всю глубину своего мышления, остался лишь теоретиком – классическим примером “интеллектуального мага”. Но истинным практиком феноменологии стал Карлос Кастанеда, деятельности которого, на что он указал в одном из своих интервью, она дала академическую основу как феноменологической антропологии. Фактически это означает, что ему пришлось “вынести за скобки” весь западный мир и полностью посвятить себя постижению магической реальности Толтеков.

 

 

Основные способы осознавания мира

 

Смысл следующего раздела сводится к тому, чтобы показать какими в принципе способами (или модусами) осознавания обладает человек и, в частности, как данные его чувств могут трансформироваться в знания. Но прежде чем переходить непосредственно к этому имеет смысл сделать небольшое уточнение, касающееся понятий сознание и осознавание (осознанность). Толтеки полагают тот или иной способ осознавания характеристикой сознания, находящегося в том или ином соответствующем состоянии. Подобная трактовка очень близка к феноменологической: сознание есть не просто внутренняя характеристика субъекта – напротив, оно направлено вовне его, пребывает в процессе осознавания (буквально говоря, охватывания сознанием). Можно даже сказать, осознавание феноменологически первично по отношению к сознанию, поскольку сознание – уже объективация, априорно требующая субъекта как своего носителя, осознавание же не требует вообще ничего, осознавание, в сущности, и есть “чистое сознание”. Кроме того, Кастанеда очень редко говорит в своих книгах о сознании непосредственно, а если и говорит, то используя его лишь в качестве противопоставления высоким уровням осознанности. Вызвано подобное противопоставление, очевидно, тем, что традиционная материалистическая философия и основанные на ней психологические учения связывают сознание только со способностью к разумной деятельности, определяя все иные виды деятельности в качестве бессознательных. Однако вполне очевидно, что и

 

¹ Э.Гуссерль. Идеи к чистой феноменологии и феноменологической философии.

 

39

сама по себе разумная деятельность (и сопутствующий ей внутренний диалог) также может быть более или менее осознанной, почему подобное деление нельзя признать в полной мере онтологичным. Единственное его оправдание – колоссальные полномочия, которые желает приписать себе разум, его стремление свести весь внешний мир только к собственной продукции, о чём уже говорилось ранее. Пребывающий в таком состоянии человек как бы находится в “мёртвой петле” самосознания – бесконечного размышления о собственных мыслях, без сил отрешиться от них.

 

Осознавание в статике

 

Самый простой способ осознавания – это осознавание в статике, имеющее место, когда все действия человека сводятся к минимуму или, можно сказать, когда единственное, что он делает – это воспринимает. Чтобы ещё упростить стоящую на данном этапе рассуждений задачу (феноменологической редукции) договоримся считать, что во внешнем мире в процессе такого его осознавания также ничего не происходит, и, кроме того, осознающий человек в это время не испытывает никаких чувств типа боли, голода, страха, важности и т.п.

 

Что можно осознавать в статике? Традиционно считается, что человек обладает пятью основными видами ( или модальностями) ощущений: зрением, слухом, обонянием, вкусом и осязанием (о шестом чувстве интуиции как о преддверии к видению будет говориться далее). Наиболее сложное из них – зрение, поэтому подробно имеет смысл разбирать только его, подразумевая, что все прочие ощущения можно описать сходным образом. Чтобы осуществить зрительное восприятие в статике, достаточно полностью расслабиться и остановить взгляд перед собой. В первом приближении то, что увидит зрячий человек, можно интерпретировать или

 

классифицировать как участок плоскости с размытыми краями. “Участок плоскости с размытыми краями” есть описательное утверждение, которое можно сделать, опираясь на априорное знание о плоскости, которое человек имел ранее; онтологичность же этого утверждения не может вызывать сомнений, поскольку представить себе обозначаемое им можно довольно легко, причём собственно ввиду наличия предыдущего опыта зрительного восприятия. Этот видимый участок плоскости обычно называется полем зрения и следующий шаг, который можно по отношению к нему сделать, это констатировать его неоднородность, а именно наличие на нём двумерных объектов. Если уточнить, то окажется, что все двумерные объекты поля зрения, во-первых, отделены друг от друга цветовыми переходами (которыми и характеризуется неоднородность поля зрения), а во-вторых, связаны друг с другом отношением взаимного местоположения: каждый такой объект находится выше или ниже, а также левее или правее другого. Естественно, если просто смотреть перед собой, то описание всех этих объектов и отношений между ними не сложится в уме автоматически, и, в частности, закрыв глаза, вернуться к ним без того, чтобы представить виденное ранее, будет невозможно. Однако специально факт наличия любых двумерных объектов поля зрения и отношений между ними установить можно – впрочем, сейчас задача делать что-либо специально не стоит.

 

Казалось бы, двумерные объекты – последнее, что мы самым непосредственным образом можем видеть перед собой, но природа видимого даже в статике мира трёхмерна, и об этом говорит ещё одно отношение, которое уже выходит за рамки поля зрения как двумерной плоскости –

 

отношение взаимной удалённости всех видимых объектов от наблюдателя. Однако здесь есть нюанс: на самом деле никакого наблюдателя видимых объектов в действительности нет, этот наблюдатель – ни к чему не сводимое и ни с чем не связанное “чистое сознание”, которое в данном случае просто удобно представлять в виде некой условной точки внешнего трёхмерного пространства (но это будет не более чем вспомогательным умственным представлением).

 

Теперь, на основании способности вычленять из поля зрения двумерные и трёхмерные объекты, человек может получать о них знания. Но ещё раз следует подчеркнуть, что эти знания не более чем структуры, а каждый элемент, в них входящий, – это только указатель на эти исходные объекты. Знания, конечно, тоже можно осознавать (следя за своим мышлением), равно как и их связи с реальным опытом, но это уже другой способ осознавания. Можно ли как-то ещё интерпретироватьданные статичного зрительного восприятия, кроме уже приведённых способов его интерпретации? Из наиболее очевидных таких способов имеет смысл отметить возможность мгновенной или почти мгновенной классификации материалов, из которых сделаны видимые объекты; аналогичным образом, нетрудно распознать в них те или иные конкретные предметы и людей. Можно лираспознать что-то ещё? Ответ отрицательный: в рамках конкретного априорного описания мира

 

 

40

ничего, а осознание самого описания мира, как известно из нагуализма, лежит вне обычных чувств и осуществимо уже посредством воли.

 

Помимо зрения, другие ощущения тоже служат цели распознавания объектов и формирования знаний о них, причём если зрение формирует, условно говоря, пространство двумерных и трёхмерных объектов, то слух, например, – пространство звуков. Так, одновременно можно слышать несколько звуков, каждый из которых можно соотнести с другими по высоте, а если слышащий обладает абсолютным музыкальным слухом, то и с заданными образцами – подобно тому, как любой может назвать цвет некоторого видимого объекта (если он не дальтоник). Особый случай распознавания – вкусовое ощущение: пространство вкуса очень сложно и зачастую его восприятие сильно зависит от конкретного субъекта. Именно по этой причине во фразе “ о вкусах не спорят” понятие вкуса распространяют на все чувства вообще. Наука, впрочем, выделяет четыре объективных “базисных” вкуса, из которых состоят вообще все вкусы, – это сладкий, солёный, горький и кислый вкусы. Вероятно, это так и есть, и пространство вкуса, таким образом, является четырёхмерным ( или, как минимум, двумерным, если кислый и солёный, а также горький и сладкий объединить как противоположные), а разное отношение людей к различным вкусам связано, видимо, не собственно с их различным осознаванием, а с большим или меньшим приятием их компонентов.

 

Наконец, на понятии пространства, использованного выше, имеет смысл остановиться особо. В математике пространство – это, вообще говоря, множество объектов, связанных между собой каким-либо отношением или комплексом отношений; иначе, пространство – это как-либо упорядоченная структура. Классический пример – декартово пространство, состоящее из точек, связанных между собой отношением расстояния. Ясно, что декартово пространство – идеальное описание пространства видимых трёхмерных объектов, причём под точкой в нём условно понимают некий бесконечно малый трёхмерный объект. Но насколько позитивно или онтологично понятиеточки, а также и понятие предельного значения в математике вообще? Ровно настолько, насколько адекватно использующие его теории отражают реальные процессы, хотя для эмпириокритиков подобный подход в своё время был недопустимым: именно ввиду предположения, что молекулы и атомы можно рассматривать в качестве идеальных бесконечно малых точек, они и не признавали молекулярно-кинетическую теорию. Как уже говорилось, конец кризису позитивизма положил принцип фальсификации Поппера: прогнозы молекулярно-кинетической теории, в силу её приблизительности, можно опровергнуть, а значит она вполне позитивна.

 

Осознавание в динамике

 

Другой вопрос, касающийся понятий пространства и предела, что вообще делает возможнымпредставление пространства бесконечно большим, а его объекта–бесконечно малым? Понятно, что если ограничиться только осознаванием в статике, то ни о чём бесконечно большом или бесконечно малом говорить невозможно, поскольку размеры поля зрения и его объектов ограничены. Но ситуация кардинальным образом изменится, если перейти к осознаванию в динамике, то есть осознавать не пассивно, а активно, совершая те или иные действия (заметим, что почти все органы чувств также можно рассматривать и как органы действий; пассивное чувствование – это как бы обратная сторона активного действования). Например, изменив угол или точку наблюдения можно известным образом расширить поле зрения – уточнить уже видимые и добавить новые объекты: именно на основе этого процесса и строится понятие потенциально бесконечного пространства как пространства, которое всегда можно увеличить, изменив в нём своё положение. Однако следует понимать, что речь в данном случае идёт только лишь о потенциальной бесконечности – актуальная, то есть реально существующая где-либо бесконечность, для разума бессмысленна. Что же касается понятия бесконечно малого, то оно, наоборот, строится на основе процесса удаления от пространственного объекта и, очевидно, также имеет только потенциальный характер.

 

Следующий вопрос: есть ли чёткая грань между осознаванием в статике и осознаванием вдинамике? Если вдуматься, ответ отрицательный: даже наблюдая поле зрения совершенно пассивно легко убедиться, что всегда можно более или менее пристально сосредотачиваться на конкретных его деталях. Аналогичная ситуация и с распознаванием или узнаванием – нередко это требует времени. Подобное положение вещей хорошо коррелирует с теорией нагуализма: интерпретация и формирование смысловых блоков – это процесс преобразования изначально составляющей бытие энергии в удобный вид. Если конкретный способ такого преобразования уже хорошо отработан, то есть существует и развит соответствующий ему орган чувств, временные затраты покажутся

 

41

существу минимальными и не требующими особых усилий, если же нет – то именно перестройка тоналя их и потребует. В качестве предельных способов осознавания в статике и динамике выступают, соответственно, видение и воля: видение – как полностью отстранённое восприятие реальности при максимально смещённой вглубь кокона точке сборки, воля – как целенаправленное смещение точки сборки в определённое, требуемое для осуществления тех или иных действий, положение. Другими словами, видение – это предельно возможное осознавание мира, воля – предельно возможное изменение мира (для выступающего в отношении оппозиции к нему субъекта). Несколько позже эти включающие первичное понятие времени рассуждения будут продолжены.

 

Какие ещё действия можно совершать, осознавая в динамике? Во внешнем мире – никаких принципиально отличных от уже рассмотренных. Но в мире внутреннем по крайней мере ещё два типа действий – оперирование с описаниями осознаваемого и сопутствующее оперирование с воображаемыми объектами, что как раз и составляет сущность онтологического мышления. Наиболее важным следствием подобного оперирования будет овладение основами математики: так, способ введения формальных понятий пространства и предела уже был указан, нетрудно ввести и понятие натурального (целого и положительного) числа – оно отражает способность пересчитывать объекты поля зрения, последовательно переводя взгляд с одного на другой. Затем можно обобщить и его, добавив отрицательные, рациональные и, наконец, иррациональные числа, а также провести ещё довольно много формальных процедур, составляющих основу любой онтологической науки.

 

Осознавание процесса

 

Все вышеописанные способы осознавания мира рассматривались исходя из предположения, что во внешнем мире или в объективной реальности собственно в процессе осознавания ничего не происходит, мир как бы “заморожен”. Обобщённо о них можно говорить как об осознавании в статике и в динамике статического внешнего мира или как о процессе осознавания статики. Теперь выйдем из этого предположения и рассмотрим общий случай процесса осознавания процесса, то есть будем считать, что и человек действует, и внешний мир тоже не статичен: он, с одной стороны, откликается на действия человека, а с другой – демонстрирует независящие от его воли проявления.

 

Тогда, во-первых, человек может оперировать с ранее только воспринимавшимися им трёхмерными объектами – например, перенося их с места на место. Во-вторых, проводить с ними осмысленные эксперименты – например, подбрасывая объекты и убеждаясь, что они двигаются по близкой к параболической траектории (подобные эксперименты каждый человек во множестве проводит в детстве, когда играет ). В-третьих, он может наблюдать за движением объектов, которые полностью независимы от него – например, за движениями звёзд. В конечном счёте, всё это позволит ему строить формальные физико-математические теории, описывающие – конечно до определённой степени точности – как локальные процессы, так и глобальные, то есть потенциально весь мир вообще.

 

Среди таких теорий в исторической хронологии нового времени выделяются механика Ньютона, основанная на законе всемирного тяготения (в рамках которой все объекты представляются инертными материальными точками), затем электродинамика Максвелла, затем обобщающая их специальная теория относительности Эйнштейна, затем возникшая в XX в. квантовая механика и, наконец, суммирующие все эти теории квантовая теория поля и общая теория относительности Эйнштейна (где скорости всех объектов ограничиваются скоростью света, их гравитационные массы полагаются тождественными инертным, и гравитация, таким образом, рассматривается в качестве искривляющего пространственно-временной континуум фактора). Весьма важный вопрос, который уместно здесь задать: возможно ли построить единую и всеобщую теорию, описывающую Вселенную в целом? Проблема построения такой теории – “великого объединения” четырёх фундаментальных взаимодействий (электромагнитного, слабого, сильного (ядерного) и гравитационного) или объединения квантовой теории поля и общей теории относительности – стоит перед наукой на протяжении уже многих десятков лет. И хотя существенные подвижки в этом направлении происходят, окончательно “теория всего” не построена до сих пор. Некоторые предпосылки к её созданию, о которых можно говорить в рамках метанауки, будут рассмотрены в следующей главе, пока же зададимся предварительным вопросом: опишет литакая теория действительно всё вообще, то есть в том числе и самого человека во всех его проявлениях? По определению – опишет, но тогда следует отдавать отчёт, что она не может основываться лишь на изучении микро- и мегамиров; даже без строгих доказательств ясно, что такая

 

42

теория должна включать в себе и высшие проявления человека как субъекта познания. Квантовая механика уже столкнулась с этой проблемой, хотя пока только на самом начальном уровне, – дальнейшее же развитие физики возможно только при полном осознании этого факта. Иначе говоря:

Дальнейшее научное познание мира возможно только при более глубоком познании  человеком самого себя, при развитии им более глубокого онтологического мышления.

 

Казалось бы, вполне трезвый тезис, однако попытки редуцировать человека лишь к уже описанным физическим явлениям упорно предпринимаются – хотя и с небольшим успехом, – с начала XX в. и до настоящего времени. С начала XX в. – в рамках, например, бихевиоризма и физикалистского направления логического позитивизма, до настоящего времени – в рамках, например, псевдонаучной теории торсионного поля.

 

 

Осознавание себя или своего тела

 

Наконец, можно резюмировать, что вообще все способы осознавания внешнего мира сводятся к одному – к процессу осознавания процесса, в ходе которого об объективном – внешнем по отношению к субъекту – процессе складывается субъективное – уже внутреннее – представление. Например, мы видим подброшенный объект, и поскольку знаем, что он летит по параболической траектории, можем мысленно достроить её в своём воображении и с большей или меньшей точностью предсказать место его падения ещё до того, как он упадёт на самом деле. Но что, если внешний объект перемещается по какому-то неизвестному закону? Мы воспринимаем его перемещение, однако предсказать его не можем; осознаём его перемещающимся, но не более того: сущность осознаваемого процесса оказывается для нас ограниченной лишь фактом самого перемещения, но не его характером. Об этом уже говорилось ранее: знать сущность некого процесса или объекта можно лишь в той мере, в которой развито онтологическое мышление или, вообще говоря, осознанность.

 

Некоторые простейшие процессы внешнего мира были рассмотрены выше, а прежде чем переходить к каким-либо другим более сложным процессам нельзя не заметить (и это, в общем, уже было сделано), что осознающий субъект способен помимо внешнего мира осознавать и самого себя или процессы собственного тела. Прежде всего, это физические движения, затем в некоторой мере рефлекторные процессы, такие как переваривание пищи, работа сердца и т.п.; затем это проявления бессознательного, такие как инстинкты, негативные и позитивные эмоции; и, наконец, уже упомянутое оперирование описаниями – работа разума или формальное мышление, сопровождающееся внутренним диалогом. Обычно все такие процессы не беспокоят человека и не мешают его направленному во внешний мир осознаванию. Но один фактор всё -таки заставляет обратить на них внимание, и этот фактор – боль. Причём боль, а наряду с ним удовольствие – первичные факторы, которые побуждают человека к каким-либо действиям вообще. Пусть, например, у него болит живот – в этом случае он примет лекарства и постарается разобраться в причинах своего недомогания – привлечёт разум; или человек хочет испытать некое удовольствие – которое стоит денег и без которого он будет чувствовать страдание, – тогда он займётся какой-либо работой – физической или опять же умственной, чтобы получить их. Или человек когда-то испытал высшее наслаждение от творчества, и теперь постоянно будет стремиться пережить это чувство вновь. Нетрудно видеть, что наряду с болью удовольствие также присутствует всегда: по сути дела это два дополняющих друг друга фактора, которые полностью и однозначно определяют мотивацию человека. Но здесь есть нюанс: иногда для того, чтобы испытать большое удовольствие, необходимо продолжительное время испытывать боль. Разрешить его можно так: силы боли и удовольствия задают и соответствующую им силу мотивации. Например, в случае бессознательных реакций на боль или удовольствие мотивация задаётся посредством формирования более или менее выраженного рефлекса, когда же в дело вступает разум (если боль и удовольствие не чрезмерно сильны и не подавляют его работу), мотивация становится более взвешенной, усложнённой, но в то же время и более уязвимой. Боль и удовольствие, следовательно, перенаправляют осознавание человека с внешнего мира на его собственное тело и тем, можно сказать, заставляют осознать себя таковым.

 

43

На основании чувств боли и удовольствия человек может осознавать себя как целостное существо или как субъекта, отделённого от остального мира. В частности, человек  характеризуется наличием у него физического тела и психики, включающей бессознательное и разум, – обобщённо эти составляющие можно называть просто его телом ( осознающего существа) или организмом. Боль, а равно удовольствие, могут появляться в любом месте тела и  служат единственным фактором мотивации, побуждающим человека к каким-либо действиям.

 

Из этого следует, что вообще все без исключения действия человека можно рассматривать как действия, так или иначе обусловленные его собственным телом, поскольку никаких других тел он просто не чувствует. Можно возразить: например, некто бескорыстно помогает другому–разве этапомощь как-то связана с ним самим? В действительности бескорыстная помощь – миф, развенчанию которого во многом и посвящены труды Кастанеды. На самом деле помогая другому человек не чувствует его боли, но представляя себя на его месте и боясь сходной ситуации для себя, он чувствует жалость или сострадание к нему, а это не что иное, как та же боль, которая и мотивирует его помогать. Как по этому поводу говорил Хуан Матус: «Воины не способны чувствовать сострадание, потому что они не испытывают жалости к самим себе. Без движущей силы самосожаления сострадание бессмысленно»¹. С другой стороны, уже называя свою помощь бескорыстной, человек в тайне желает, чтобы таковая была оценена , хотя он, конечно же, не признается (буквально – не сознается) в этом – в том числе и самому себе. Остановимся на этом вопросе ещё раз: почему боль и удовольствие полагаются принадлежащими только нашемусобственному телу, ведь известно, что боль, например, может возникать не только от его внутренних повреждений, но причиняться и извне–такая же ситуация и с удовольствием? Хотя на первый взгляд подобные рассуждения кажутся логичными, в них недостаёт одного элемента: боль и удовольствие не чувствуются извне непосредственно, а являются лишь реакцией на внешнее – позитивное или негативное – влияние на тело. Очевидно, если бы страдание другого не приводило бы к собственной сопутствующей боли “за него”, помогать ему просто не пришло бы в голову.

 

Но боль и удовольствие, хотя они перенаправляют внимание человека на самого себя, всё же не являются обязательными спутниками его внутренних чувств. Например, всегда – даже в состоянии полной невесомости, полной чувственной изоляции от внешнего мира – человек осязает сам себя. Если принять, что у поверхности физического тела расположены нервные окончания, получится, что он осязает ими обволакивающие их же мышцы и сухожилия, и только в случае открытой раны, когда нервы оказываются обнажёнными, чувствует боль. Другой вид осознавания себя – осознавание своих эмоций: если эмоции негативные, то они мотивированы нежеланием испытывать боль от неких внешних факторов, если позитивные – наоборот, желанием наслаждаться ими. Наконец, человек может осознавать собственный мыслительный процесс, и хотя удовольствие или боль сам по себе он обычно не приносит, боль могут принести попытки прекратить сопутствующий ему внутренний диалог и избавиться от некоторых характерных для последнего “навязчивых” мыслей.

Человек способен осознавать проявления своего тела, не испытывая при этом в  существенной степени ни боли, ни удовольствия, хотя даже такое осознавание, в конечном  итоге, всегда мотивировано этими чувствами.

 

Теперь, когда человек рассмотрен “изнутри” и определён в самом общем виде как существо, можно переходить к объективным процессам иного уровня – не к тем, которые слабо осознаются, а к тем, которые вообще протекают вне него. И, как это ни странно, объективные процессы, с которыми человек сталкивается вне себя в первую очередь – это вновь процессы его собственного тела, но теперь уже воспринимающиеся им в качестве внешних. Прежде всего, к таковым относятся движения его физического тела, которые он видит как движения внешних объектов. Пусть, например, читатель проведёт перед глазами рукой. Рука – часть тела, а её движение было обусловлено разумной мотивацией, но оно осуществлялось во внешнем мире и соответствующим образом было воспринято из внешнего мира посредством зрения. Другой пример – осязательное ощущение. Человек может потрогать сам себя и, с одной стороны, ощутить себя как прикасающегося к чему-то внешнему, а с другой – как ощущающего что-то внешнее.

 

¹ К.Кастанеда. Сила безмолвия.

 

44

Человек может осознавать своё тело как объект (или, в общем случае, процесс) внешнего  мира, если осознавание осуществляется посредством одной части тела (обычно таковые называются органами чувств, но в данном случае речь идёт о всех частях тела вообще,  поскольку при определённых обстоятельствах все они могут чувствовать), а осознаваемый  процесс осуществляется посредством другой.

 

Резюмируя, человек – это осознающее существо, все действия (тела) которого в большей или меньшей мере мотивированы предотвращением боли или достижением удовольствия, и некоторая часть осознавания которого направлена во внешний мир, а некоторая – на себя самого. Причём в определённых случаях человек может осознавать себя в качестве части внешнего мира, а в других – осознавать себя одновременно и как часть внешнего мира, и как собственное тело. Один случай подобного уже приводился выше, а ещё так бывает, например, во время ходьбы, когда для зрения движения тела кажутся относящимися только ко внешнему миру, но при закрытии глаз обнаруживается, что они служат для лучшей координации и зависят от инстинктивной мотивации не столкнуться с внешними объектами.

 

Приведённое определение человека, конечно, довольно странное и не полное. Чтобы лучше понять что же он собой представляет по существу (а не просто как “осознающее существо”) – продолжим наши рассуждения.

 

 

Объективная реальность как совокупность субъектов

 

Теперь, наконец, можно поставить принципиальный вопрос: что ещё есть во внешнем миречеловека, что оказывает на него влияние, кроме него самого? Самый простой ответ – другие люди. Ночто такое другие люди по отношению к данному человеку? Очевидно, все конкретные люди разные, и понятие человек носит обобщающий характер. Тогда какие характеристики или свойства онообобщает?

Основное свойство, обобщаемое категорией человек – разумность, способность к  мышлению. Все разумные существа также объединяются близким внешним обликом, о них  можно говорить как о принадлежащим к определённой расе, нации, культуре, историческому  периоду, их можно разделять по половому признаку, однако разумность – основное качество  человека. Причём на Земле человек – единственное разумное органическое существо, за  исключением некоторых высших приматов, обладающих разумом только в зачаточном виде.

 

О природе разума и его определяющем для человека значении уже говорилось ранее, и ещё будет говориться достаточно много, а сейчас лишь несколько необходимых замечаний. Во-первых, ключевая роль мышления для характеризации человека отражена, как известно, в биологической классификации, где установлена его принадлежность к виду Homo sapiens (Человек разумный). Во-вторых, как уже было сказано, существует два разных вида мышления: онтологическое мышление, основывающееся на сущностях, и формальное, просто позволяющее оперировать структурами знаний. В принципе это дополняющие виды мышления, поскольку не обладая достаточной трезвостью, нельзя и выжить при некоторых наиболее сильных столкновениях с неведомым – хотя большинство людей обладают лишь зачатками способности мыслить, необходимыми для выживания вообще. В-третьих, интересен вопрос: как собственно можно узнать, что некто обладает разумом? Обычно это довольно легко сделать посредством нахождения с ним общего языка, и подобная возможность как раз является основным критерием разумности, подтверждённым, к тому же, нашими далёкими предками на практике. Однако, что естественно, далеко не всегда люди находят взаимопонимание – например, действия и слова одного человека могут показаться другому не имеющими смысла, и тогда либо это действительно будет свидетельствовать об умственном расстройстве первого, либо, наоборот, о высокой абстрактности его рассуждений. Так, например, невежде могут показаться бессмысленными объяснения учёных, философов или же шаманов, но это совсем не означает, что все они на самом деле безумны.

 

Теперь обобщим ранее поставленный вопрос: что окружает человека помимо других людей?

 

Все остальные живые существа, являющиеся таковыми ввиду возможности описать все их

 

45

действия. А, как уже было сказано, на Земле нет органических существ, чьи действия были бы более сложными, чем действия людей; с другой стороны, трудно себе представить некое животное или, например, птицу, описание которой на основании её проявлений не могло бы быть полным. То есть, скажем, если бы эта птица обладала более глубоким, чем человек, абстрактным мышлением, но умело скрывала бы такую свою способность. Нонсенс, и действительно – все без исключения свои способности животные используют для выживания, а чем более развита та или иная способность, тем активнее она используется (наоборот, ненужные или атавистические способности утрачиваются). Впрочем, из этого правила есть одно исключение – это сам человек. Только человек может иметь определённые способности и не пользоваться ими, и только человек может вообще не иметь нужных для выживания способностей и, тем не менее, продолжать жить за счёт помощи со стороны других людей, технических средств и лекарств – возможно, продолжать жить даже будучи умственно неполноценным, обездвиженным или находящимся в состоянии комы. Продолжать жить благодаря гуманистическим (а на деле лже- гуманистическим) устоям современного общества – спорным и далеко не естественным устоям, на деле составляющим основу глупости Человека разумного.

В природе все живые существа в естественном (то есть в данном случае не обременённом  разумом) состоянии стремятся использовать для выживания все свои способности, и потому их  полное описание всегда можно осуществить на основании полного изучения их проявлений во  внешней среде.

 

Итак, на данном этапе рассуждений мир можно представить себе как взаимодействие живых существ разной степени осознанности. Все такие существа воздействуют друг на друга, все они

осознают действия друг друга (и себя самих), все они могут чувствовать боль или удовольствие,

 

которые, в свою очередь, и мотивируют их действия. И здесь возникает ещё один вполне логичный вопрос: а почему собственно сказанное может применяться только к живым существам–чем живыесущества отличаются от, условно говоря, не живых? Разве не живые существа или вещества не воздействуют друг на друга, а также и на живых существ? Пусть, например, человек касается рукой очень горячей воды или источника высокого напряжения и чувствует боль: следовательно, можно сказать, что движущиеся с высокой скоростью молекулы воды оказали на него определённое травмирующее действие, нарушив естественные – не вызывающие боли – процессы организма. Здесь молекулы, а также атомы и любые субатомные частицы – те же существа, но только не живые – гораздо более просто действующие, чем живые, однако же действующие, то есть влияющие на внешний по отношению к ним мир, а также, можно сказать, чувствующие или осознающие влияния извне него и определённым образом реагирующие на них. Но способны ли подобные существа к томуже испытывать боль и получать удовольствие? Даже если и способны, их сила в любом случае несоизмерима с силами удовольствия и боли, которые может испытывать человек, как не соизмеримы и силы (степени) их осознанности. Хотя на самом деле важнее здесь другой момент.

 

Рассмотрим простейший пример, рассчитанный на создание предварительного представления. Как известно, очень горячая вода – это хаотичное движение молекул, тем более быстро движущихся, чем выше температура воды, что приводит их к постоянному соударению. Интуитивно (но лишь интуитивно) можно согласиться с тем, что молекула, постоянно испытывающая удары, чувствует боль. Это можно подтвердить и на том основании, что каждый удар заставляет её изменять направление своего движения, то есть совершать экстренное – сравнительно редкое и неестественное для неё в нормальном состоянии – действие, а подобные действия как раз мотивируются болью, вывод о чём был сделан ранее. Но с другой стороны, и это разрушает подобные интуитивные выводы, то же действие может мотивироваться и удовольствием, то есть при таком подходе всё-таки не очень понятным остаётся характер мотивации. Получается, что тогда как живые существа всегда обусловлены двумя дополняющими факторами, не живые – только одним. Объяснение здесь может быть единственным – совпадение “разных по знаку” факторов боли и удовольствия возможно лишь в случае, когда сила каждого из них равна нулю, а, следовательно, для веществ отсутствует какая-либо внутренняя мотивация к действию, выражающая потенциал между удовольствием и болью. И уже из этого можно сделать более глубокий вывод:

Для веществ, в отличие от существ, внутренняя мотивация полностью совпадает с внешней, то есть фактически любые их действия во внешнем мире обусловлены его законами

 

46

напрямую, без любого рода рефлексии. По сути, для веществ разделение на внешний и  внутренний по отношению к ним мир бессмысленно.

Наконец, констатируем возможность рассматривать теперь уже весь мир в качестве совокупности взаимодействующих существ и веществ. Единственное, что пока остаётся не вполне понятным, – какие конкретно объекты можно называть веществами. Являются ли веществами или неживыми существами вообще все объекты внешнего мира, если в них отсутствуют элементы жизнедеятельности? Строго говоря – нет, но все объекты могут быть сведены к ним (фактически к субатомным частицам), подобно тому, как ранее к пребывающим в броуновском движении частицам вещества было сведено значение словосочетания “распространяющийся запах”. Конкретной классификации вообще всех существ будет посвящена следующая глава, пока же можно ограничиться лишь наблюдением, что все они характеризуются определённой степенью (или уровнем) осознанности.

Весь мир может рассматриваться как совокупность взаимодействующих существ (в том  числе “не живых”), главной характеристикой каждого из которых является уровень осознанности. Каждое существо осознаёт, затем так или иначе (в согласии со своим уровнем осознанности) реагирует, и этим проявляет себя во внешнем мире, в свою очередь, воздействуя  на другие осознающие существа.

 

Этот постулат находит своё подтверждение и в учении Толтеков, которые видят мир состоящим из осознающих себя эманаций. Вот что об эманациях говорил Хуан Матус:

 

«[Эманации] не похожи ни на что, их невозможно описать. И в то же время лично я сказал бы, что они напоминают светящиеся нити. Непостижимо же в них то, что эти нити осознают. Нормальный разум обычного человека справиться с этим не в состоянии. Я не сумею объяснить тебе, что это значит, поскольку я сам не знаю того, о чем говорю. Всё, что лично мне известно, – и лишь об этом я могу тебе рассказать, – это то, что нити эманаций осознают самих себя, они пульсируют собственной жизнью, и их такое множество, что числа теряют всякий смысл. И каждая из них – вечность в себе».¹

 

В другом месте «Огня изнутри» Хуан Матус несколько сужает понятие осознанности. Согласно его пояснениям, осознающими являются лишь живые существа, а не живые или “жёсткие” существа называются им энергетическими структурами или “сосудами” – в отличие от “ коконов” органических и “резервуаров” неорганических существ. Действительно, “жёсткие” существа не могут осознавать собственных локальных фрагментов и также внешних воздействий, то есть, например,

 

атому “всё равно” входит он в состав молекулы или нет – иначе, молекула не является интегрирующей единицей самосознания. При таком взгляде становится понятно, почему “ жёсткие” или не живые существа не могут испытывать боль и удовольствие: эти факторы могут быть присущи только единой динамической системе, способной иметь внутренние конфликты, повреждения или, наоборот, тенденции к большей гармонизации (подробнее об этом в следующей главе). Статическая же система, по определению, никаких внутренних тенденций иметь не может.

Фактически об осознавании, а также о боли и удовольствии можно говорить только в отношении живых или динамических существ. Для не живых или статических существ – таких  как атомы или молекулы – уровень их осознанности является только уровнем организации.

 

В действительности под всем сказанным скрывается ещё более глубокий вывод, обычно служащий разделительной чертой между идеалистической и материалистической философией:

Все “не живые” существа являются не чем иным, как следом действия или творения  живых. То есть ни что в мире, что было создано живым существом, не исчезает сразу, как  только живое существо забывает об этом или перенаправляет своё внимание. Оно продолжает  существовать как бы на двух планах – в “подсознании” создателя, ожидая, когда он вновь

 

 

¹ К.Кастанеда. Огонь изнутри.

 

47

возвратится к своему творению, и в “объективном” мире, в том числе будучи доступным  другим существам (их осознанности).

В конце концов, существа вообще далеко не всегда взаимодействуют напрямую, живыми энергиями, – тогда взаимодействия и происходят посредством веществ. Таким образом, любое творение (действие) можно рассматривать как послание, через которое можно осознать творца, понять его. И всё, что было когда-то создано – было создано для кого-то.

Вообще вся Вселенная была создана, чтобы осознать Создателя. И всё что создают люди,  создаётся ими друг для друга. И значит во всём созданном всегда есть смысл, идея.

 

В свою очередь, если эта идея не видна, это не значит, что возможна некая “материя сама по себе”, это значит лишь, что намерение, стоящее за этой материей, лежит слишком глубоко. И может быть, когда человек осознает это намерение, он вспомнит, что когда-то это было его собственное намерение.

 

Подобный взгляд в том числе открывает и очень глубокое психологическое понимание человека:

Человек – это всегда совокупность намерений, которые он осуществляет, на которых концентрирует всю свою энергию. Другими словами, за всеми действиями человека всегда  стоят его собственные намерения.

 

А поскольку все эти намерения лишь его собственный выбор, то вообще вся его жизнь, как бы не хотелось верить в обратное, это и есть результат его собственного выбора. И только он сам ответственен за собственную жизнь. Грубо говоря, никто не заставляет человека рождаться и вообще жить. И если мы живём – значит есть зачем, значит есть цели, которые хочется достичь, значит есть то, что нужно реализовать, зачем мы и приходим в этот мир. Хотя, опять же, всё это может просто не осознаваться, и какой бы тяжёлой не была жизнь, подчас человек до последнего не признает, что причина – именно в нём самом, что это он сам создаёт себе проблемы, которых, в общем-то, могло бы и не быть. Таким образом, очень полезно во время психологических практик не смотреть на себя как на жертву внешних обстоятельств, ведь даже психические травмы, полученные вроде бы во внешнем мире, и подчас побуждающие нас действовать далеко не оптимальным образом,

 

– это наш собственный выбор так действовать. Например, всю жизнь жалеть себя или гордиться за какие-то мелочи. И никто не в состоянии отменить его кроме нас.

Человек всегда полностью ответственен за всё, что с ним происходит в жизни, потому что  это всегда следствие только его собственных намерений и действий. И какой бы тяжёлой не  была жизнь – в ней всегда есть смысл для него.

 

Впрочем, нередко люди предпочитают видеть себя лишь безвольной игрушкой в руках неведомых сил и внешних обстоятельств. И можно говорить не сомневаясь, что жизнь точно не станет лучше, пока человек кардинально не пересмотрит такое безответственное отношение к ней.

 

Наконец, Хуан Матус указывал, что люди могут воспринимать только две больших “полосы осознанности”: полосу органических существ (структура которой характеризуется диапазонами осознанности каждого их вида) и полосу энергетических структур (веществ). А всего мир состоит из сорока восьми полос осознанности, причём сорок из них – это полосы, генерирующие только энергетические структуры, семь – полосы, генерирующие неорганических существ, и только одна генерирует органических существ – в частности, людей.

 

«– Тебе следует усвоить: всё, что есть на земле, обязательно в чем-либо содержится,

 

– говорил дон Хуан. – И всё, доступное нашему восприятию, всегда составлено из частей коконов или сосудов, наполненных эманациями. Резервуары неорганических существ мы, как правило, не воспринимаем вообще.

 

Дон Хуан взглянул на меня, ожидая подтверждения того, что мне все ясно. Поняв, что ничего не дождётся, он продолжил объяснение:

 

 

48

– Мир в целом образован сорока восемью полосами. Мир, который наша точка сборки предлагает нашему нормальному восприятию, составлен двумя полосами. Одна из них – органическая полоса, вторая – полоса, обладающая структурой, но не имеющая осознанности. Остальные сорок шесть больших полос не относятся к миру, который мы воспринимаем, находясь в нормальном своём состоянии.

Дон Хуан опять замолчал в ожидании вопросов. Их у меня не было.

– Существуют и другие законченные миры, которые могут быть собраны нашей точкой сборки, – продолжил он. – Древние видящие насчитали семь таких миров – по

 

одному на каждую полосу осознанности. От себя могу добавить: два из них, не считая обычного мира повседневной жизни, воспринимаются довольно легко. С остальными пятью дело обстоит несколько иначе».¹

Можно лишь заметить, что все эти уникальные сведения ещё только ожидают смычки с наукой.

 

Позже понятие эманаций будет раскрыто с несколько иных позиций, а пока ряд замечаний, в том числе с позиций философии. Прежде всего, нетрудно уяснить, что представление о мире как о совокупности взаимодействующих существ ещё до всяких рассуждений находит основания в естественном языке. Действительно, естественно-языковые предложения, как было показано ранее, не могут указывать ни на что другое, кроме как на имеющие общие свойства и находящиеся в отношениях друг к другу объекты. Объекты здесь – существа, совокупности существ или их части, общие свойства – уровни их осознанности или качества, как-либо связанные с этими уровнями. Отношения – действия или взаимодействия существ. Это представление, следовательно, является онтологизацией языка, то есть демонстрацией его связи с реальностью, а в то же время и онтологизацией мышления, поскольку язык – порождение именно мышления. Таким образом, приходим к идеалистическому принципу тождества бытия и мышления: и в самом деле, все проведённые рассуждения негласно подпадают под его действие, поскольку предполагают возможность отражения бытия через формальные структуры.

Бытие принципиально можно познать, то есть отразить любые его явления в мышлении.  Причём ничего кроме явлений бытия мышление отражать не в состоянии.

 

Ранее этот принцип уже был приведён в несколько более сложной формулировке, соответствующей представлениям Шеллинга. Также особо его развивал Гегель, а наиболее известный вид он получил у французского учёного и философа XVII в. Рене Декарта – “мыслю, следовательно, существую”. Этой формулировкой Декарт во многом предвосхитил идеи Гуссерля, в частности говоря о субъекте как о “мыслящей субстанции” – аналоге “чистого сознания”. Мышление, как его понимал Декарт, в идеале всегда должно быть онтологичным, а потому радикально критичным по отношению к любым априорным предпосылкам (начиная от предпосылок вообще существования чего-либо), что также соответствует гуссерлевскому “выносу за скобки”. Как уже отмечалось, вопрос о познаваемости мира – ключевой вопрос вообще для всей западной философии, но в основном его обсуждение сводилось к построению критической гносеологии, то есть к гносеологии, которая должна была указать чего не может постичь человек, и какие способы познания не позитивы. Противоположный вопрос – “что может постичь человек и как он может это сделать? ” – ставился редко, и всегда без значимых практических последствий. Только в рамках нагуализма его можно не просто поставить, но и ответить на него в достаточно академической форме, причём опираясь исключительно на результаты практической деятельности.

 

Также в западной философии идея, что объективная реальность – не более чем совокупность субъектов или существ, находит ближайшую корреляцию с известным высказыванием британского теолога и философа XVIII в. Джорджа Беркли: “ быть – значит быть воспринимаемым”. Нередко под ним понимают не что иное, как крайнюю форму субъективного идеализма (солипсизма), для которой характерно вообще отрицание мира вне субъекта, то есть подразумевается несколько иной принцип: “того, чего я не воспринимаю – не существует”. В действительности же подобный принцип не применим ни к философии Беркли, ни к вышеприведённым рассуждениям, говорящим лишь об отсутствии какой-либо первичной материальной субстанции – недоступной человеческим чувствам и выразимой только в формальных построениях разума. Причём то же касается и вообще любого трансцендентализма, утверждающего, что что-то существует вне сознания. То есть любые

 

¹ К.Кастанеда. Огонь изнутри.

 

49

проявления живых существ – а в том числе любые их намерения и мысли – можно видеть напрямую, иметь о них безмолвное знание, изначально с разумом никак не связанное.

 

Далее небольшой, хотя достаточно важный вывод из принципа тождества бытия и мышления.

Можно назвать его постулатом о единстве действия и осознавания:

⇐ Предыдущая12345678Следующая ⇒

Поделиться: