Архитектура Аудит Военная наука Иностранные языки Медицина Металлургия Метрология
Образование Политология Производство Психология Стандартизация Технологии


ИСКУССТВО СОЗДАНИЯ АТМОСФЕРЫ



 

Шаг за шагом я описал путь к развитию воображения и вдох­новению. Вся подготовка с помощью упражнений ведет к зачастую не поддающейся описанию атмосфере и искус­ству ансамблевой игры.

На лекциях в Каунасском государственном театре Чехов рассказывал об одном случае, благодаря которому он понял, что такое атмосфера. Тогда ему было сорок, и он только открывал для себя эту составляющую актерской игры. Проведя два нелегких года в Берлине, Вене и Париже в 1932-1933 гг., пережив взлеты и падения, он начал работать с великим немецким режиссером Максом Рейнхардтом, и, надо сказать, сотрудничество оказалось для Чехова малоприятным.

В Вене предполагалось играть «Гамлета», однако Рейнхардт оставил мало времени на репетиции, поэтому он дал Чехо­ву роль Скида в пьесе Джорджа Эббота и Филиппа Даннин-га «Бродвей» (в Европе она шла под названием «Артисты»). Несмотря на недовольство репетиционным процессом, эту роль Чехов считал большой удачей.

В своей книге «Михаил Чехов как актер, режиссер и педа­гог» Лэндли Блэк описывает случай на чеховском спектакле. Во время длинного монолога в третьем акте «Артистов» Чехов, к собственному удивлению, обнаружил, что его сознание отде­ляется от сознания персонажа. Он одновременно играл роль и смотрел на себя со стороны. Чехов-актер чувствовал себя совершенно спокойно, тогда как его персонаж, Скид, мучился и переживал. Зрители завороженно внимали ему, партнеры по сцене взаимодействовали более открыто, чем на репети­циях. Чехов наблюдал со стороны и давал команды персо­нажу, которого играло его второе «я». Он полностью владел ситуацией на сцене. Кроме того, он увидел, что его сознание воздействует и на зрителя. В результате этого раздвоения и сам Чехов, и Скид получили невероятную власть над залом.

Из литовских лекций мы узнаем, что Чехова очень вдох­новил этот опыт. В Литве, где он мог преподавать на родном языке и работать с учениками и друзьями из Москвы, он рас­сказывал о том незабываемом венском спектакле, о пережи­тых ощущениях и о власти созданной на сцене атмосферы.

В памятке для студийцев Литовского государственного театра Чехов писал:

Бывают «бездушные» люди, с безразличными, холодными гла­зами, с убивающим спокойствием смотрящие на горе и радость.

Их присутствие не греет и не волнует окружающих. С ними гово­рят по необходимости, с ними делают дела по необходимости, но их не любят, они не притягивают к себе.

Бывают и такие спектакли: холодные, бездушные, не волну­ющие, не притягивающие к себе зрителя. Вы знаете, что в наши дни борются две силы в искусстве - одна сила стремится превра­тить все живое в механизм, борется с живой душой в искусстве, убивает душу. Другая стремится оживить все склонное к отми­ранию, возродить живую душу в произведениях искусства.

Спектакль есть живое, самостоятельное существо, подоб­ное человеку. Как человек имеет дух, душу и тело, так имеет их и живой, действенный спектакль. Дух спектакля — это идея, заложенная в нем. Идея, ради которой автор, режиссер и актеры совместно создают спектакль.

Избегайте соблазна находить атмосферу спектакля рассудочным путем. Она должна быть найдена путем актерской интуиции [5].

Приведенные упражнения вводят актера в мир сцениче­ской атмосферы. Она представляет собой образ, усвоенный телом и разумом. Этот образ начинает создавать напряжение в мышцах, излучающее особую энергию, которую мы и назы­ваем атмосферой.

В помещении, надолго покинутом людьми, атмосфера уми­рает. Когда-то очень давно, бродя по небольшой румынской деревушке, я внезапно остановился перед заброшенным зда­нием. Войти в него было уже нельзя, однако, заглянув через щель в двери, я увидел, что творится внутри. Это была старая, разрушенная коммунистами синагога, не использовавшаяся десятилетиями. От нее веяло холодом и запустением.

Если бы я мог проникнуть туда с уже усвоенным обра­зом этого здания, я подчинил бы себе атмосферу помещения, окрасив ее в оттенки моим собственным ощущением стра­ха и печали. Людям свойственно окрашивать пространство своей энергетикой, и чем больше мы осознаем это свойство, тем глубже мы чувствуем пространство. Читаем у Чехова дальше:

Как часто под влиянием атмосферы люди совершают поступки или говорят слова, о которых потом горько жалеют. Или как часто людей превозносят за то прекрасное и благородное, что они сделали или сказали, даже не подозревая о том, что это не они сказали или сделали то, за что их превозносят, но атмосфера «сделала» и «сказала» через них то и другое.

Так бывает в жизни. Так же бывает и на сцене.

Атмосфера на сцене - это истинный источник вдохновения актера. Актер становится неизмеримо тоньше, выразительнее, убе­дительнее, сердечнее и даже мудрее, если он играет в спектакле, где есть атмосфера. Атмосфера вдохновляет его, она дарит ему самые неожиданные краски, интонации, движения, эмоции и пр.

Актер не сможет сыграть роль совершенно, если готовит ее, не заботясь об атмосфере спектакля. Лишая себя атмосферы, актер лишает себя великого учителя, друга, наставника, незри­мого режиссера и вдохновителя.

Сила и значение атмосферы на сцене подтверждается еще одним кардинально важным фактом: атмосфера способна изменять смысл слов и сценических положений [6].

Когда атмосфера возникает на занятии или на сцене, почти сразу же «происходит что-то особенное». Мы ищем «что-то» все вместе. Занавес поднимается, и мы смотрим через боль­шое окно в будущее нашего искусства. Мы смотрим на новый театр. Атмосфера — это еще не «что-то». Атмосфера — это лишь ключ к двери, за которой оно находится. В такие момен­ты я своими глазами видел, как меняется свет в помещении. Студенты, и я вместе с ними, выходят за рамки реальности. Они уже не просто студенты или актеры, я уже не просто пре­подаватель. Нам сложно сказать, кто наблюдает за кем. Если «что-то» может породить какой-то актер в одиночку, то силь­ная труппа, ансамбль, его укрепляет. Путь к «чему-то» начи­нается с вживания в роль и рабочего жеста, он ведет через атмосферу, и проводником на нем служит работа с маской. В мировом театральном искусстве свидетельства «чего-то» нужно искать в балийском танце. В нем представлен мак­симум жестов, с помощью которых тело проводит энергию, составляющую часть «чего-то». На Бали чеховское «что-то» называется «таксу». Его я и опишу ниже, чтобы полнее рас­крыть суть этого неуловимого понятия.

 


Поделиться:



Последнее изменение этой страницы: 2019-04-19; Просмотров: 259; Нарушение авторского права страницы


lektsia.com 2007 - 2024 год. Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав! (0.055 с.)
Главная | Случайная страница | Обратная связь