Организация школьного дела на производственной основе – вот источник богатства человека и государства.

 

На открытом уроке литературы в старшем классе тамбовской сельской школы рассматривалась мысль семейная в романе Льва Николаевича Толстого «Война и мир». Речь зашла о богатстве. Ученики говорили о том, что роскошная жизнь будет обеспечена при женитьбе или замужестве на состоятельных людях. Учительница, улыбаясь, поддержала эти желания.

Богатство – это приобретение чего-либо, специальности, например. А теперь рассчитывают не на то, что профессию приобретут трудом учебным и практическим, а на то, что купят экзамены, зачёты и диплом. То есть хотят готового.

За богатой женщиной или богатым мужчиной гоняются многие. Но в этой погоне иногда можно потерять жизнь. К богатству надо быть готовым. Нужны руки, голова, способности. Обилие материальных ценностей и денег надо использовать по назначению, а не для того, чтобы покутить. Но сегодняшние юноши и девушки, исходя из Толстого, демонстрируя, что разбираются в тексте, говорят, несмотря на то, что время уже другое: «Да, я хочу жить богато». Однако деньги – это в первую очередь способность человека, его знания, ум и желания, и не стоит в жизни рассчитывать только на то, что родители тебе оставят или ты женишься на богатой, выйдешь замуж за богатого.

Почему школа у нас хорошая, а на улицах невозможно ходить? Потому что ученики на уроках говорят о Толстом, но в жизни хотят другого – богатства, поджениться на богатенькой. Они хотят жить за счёт другого человека, фактически желают иждивенчества. Парнишки эти не думают, кем они будут при богатой жене, – может быть, рабом?

Я пять лет ходил в брезентовом костюме и считал себя самым богатым человеком, потому что мог решать свои художественные задачи. Не меркантильные, а художественные. Затем я приехал на родину, в тамбовское село из Новосибирска, купил себе белую куртку за семь рублей и за три рубля брюки и опять стал богатым человеком, потому что была любимая и довольно интересная работа и продолжалось художественное осмысление. Я учительствовал, писал, трудился на своём огороде в Кулевче и на огороде у отца в родной Моршани. Словом, всё было при мне. Школьное дело, семья, родители и я в семье. Своё малое хозяйство и хозяйство отца с пчёлами, природа и знакомые мне с детства люди, которых я ценил и уважал. Они были моим богатством художника. Вот так я рассматриваю богатство. Каждый понимает его по-разному и привносит в него свою долю, чтобы это достояние умножалось и развивалось, ведь богатство со стороны – это не твоё богатство и ты вынужден будешь платить за него своим душевным здоровьем. Ты как бы при чужом имуществе, при чужих деньгах, а следовательно, ты не повелитель радостей мира сего, а раб собственных убогих представлений о мире, о жизни, о достатке и о взаимоотношениях в обществе.

Плохо, что моё богатство не делало других обладателями духовных ценностей и многие просто разорились от того, что не обогатились. Меня принимали в редакциях, издательствах, театрах, институтах и, не публикуя, но используя мои идеи, богатели за чужой счёт, дурили людям мозги, делали всё, чтобы я не влиял. Но я влиял, старался дать людям, детям своё понимание и в конце концов предотвратил разорение страны и народа, потому что не предал идеалов государственного устройства, не предал собственного характера и собственных представлений о нравственных и человеческих понятиях. Я образовал семью, у нас с женой рождались дети, мы их растили и богатели, потому что свои деньги мы не закладывали в трёхлитровые банки и не зарывали их на огороде, как делали некоторые, а вкладывали в своё будущее. Так мы стали даже материально богаче тех, кто думал только о материальном и не рожал детей, не учил их, не выражал себя, а сутяжничал и отравлял людям жизнь, – от них развелись в стране наркоманы, алкоголики, проститутки, которые загоняли богатство своих отцов, потому что не дорожили вкладом их души, не по своему вкладу пользуясь тем, что отцы нажили.

Всё это говорит о том, что не школа и не семья сейчас формирует человека, а формирует базар и мелкие меркантильные интересы. Нужна ли юноше будет богатая базарная шлюха или дама с Тверского? Богатство – как деньги без человека. Вот почему всё духовное достояние вечной русской литературы XIX века смывается водой мелкого богатства, которое гибнет при любом сопротивлении.
А ведь бедность сегодня заключается в том, что ребёнок ходит в школу, умеет читать, но не может освоить национальное художественное достояние настолько, чтобы потом не гоняться только за ложными ценностями, а создавать полнокровные и вполне реально существующие ценности.

Итак, учитель одобрил позицию стремления к богатству любой ценой. Вот мнение учителя. Вот результат работы в пределах освоения художественных ценностей. Учитель стал рабом меркантильных интересов. Не поэтому ли рушится производство, которое создаёт реальное богатство, а строится частный мирок, который освоен на первобытных началах? Однако первобытное хорошо для учителя как подспорье к его цивилизованной профессии, но плохо как система производительных сил, где за счёт сельской промышленности общины пытаются создать разрозненные бытовые клетушки. Убогость учительского представления как бы умещается в убогость детского усвоения ничтожных уроков, которые высмеивал Толстой ещё в XIX веке. Учитель прошёл через прогресс XX века и не понял того, что убогость некоторых героев Толстого теперь выдают за героизм современного молодого поколения, которое смотрит на наживу как на некое избавление от жизненных проблем. Благо строится совместно. Дикое общество не может строить благ. Оно уничтожает и то, что построено.

Так мы перечёркиваем богатство наших предков, выраженное в производственных и духовных отношениях. Бездумная эксплуатация Толстого приводит к тому, что мы разрушаем всё то, что пришло к нам достойного из дореволюционной России, разрушаем Советское при содействии так называемой адаптации учителей к новым условиям. Учителя стали рабами своего времени и не борются с его ложными ценностями, не формируют стойкую к страстям личность. Молодой человек, сегодня стремящийся к богатству, в будущем может пересмотреть убогость школы и семьи, убогость общественной жизни, в которой воровство коллективного стало чудом приобретательства, в которой тот, кто больше уволокёт, живёт выгодней. Но это иллюзорное превосходство может в конце концов парализовать активность человека. Так нередко случается, когда дети катаются на родителях, на бабушках и дедушках, хотят въехать в рай на стариках, но с приходом трагедии в семью, со смертью близких, когда гибнет всё нажитое, этот желатель богатств, не овладевший в семейном плане не только современными средствами и богатствами человечества, но и первобытного не освоивший, не способен вести хозяйство, дабы обеспечить хотя бы свою собственную жизнедеятельность. В любом случае несостоятельное воспитание ведёт человека к гибели в обществе, если он не избавится от рабства собственных слабостей и того воспитания наживы, которое было положено в основу его формирования на пути постижения знаний.

Так для чего же тогда нужен Толстой? Крестьянские дети хотят жить, как дворяне, а не как крестьяне. И это трагедия. Их отцы хотели жить, как городские, построили себе удобства, но остались без дела. Сидят теперь дома. Богатеют умом. Тогда как производственные удобства, которые создают богатство, сводили на нет. Сейчас все хотят жить хорошо. Но для того мало только собственных удобств. Безработные, которых раньше привлекали к уголовной ответственности, теперь сидят на шее матерей, жён или торчат пьяные на рыбалке. Но государство сегодня состоит не из помещиков или дворян. Оно состоит из умных и предприимчивых трудолюбивых, высокограмотных членов общества, которые могут использовать технические достижения науки. А у нас отказались от применения науки и мастерства, превратившись в дворян-бездельников, которые рассчитывали на то, что земля и люди будут их кормить бесконечно без их собственных затрат. Дворяне ошиблись, и погиб их класс; новые дворянские представления тоже губительны, и плоды этих представлений уже пожинаем сегодня. И до дворян не дотягиваем и до образованных разночинцев не тянем, а в революционеры не годимся. Да кто же мы? Неужели только обыватели, чеховские героини, мечтающие о неизвестном и несбыточном будущем? Вот мой первый сын – владеет несколькими магазинами, торгует с зарубежными компаниями. Он надеялся не только на бабушкино золото. Учился в институте, работал поваром, водителем троллейбуса, занимался со школы спортом.

Упрощённость – к ней тянутся. Но дети должны много читать, чтобы выбирать своих героев, а не лелеять кашицу учителя, поэтому для меня важнее процесс обучения чтению, чтобы книги не складировались в библиотеках, а работали на человека. Учитель с его мирком будет влиять, но ученик сможет выбирать и посылать куда подальше тех, кто станет ему мешать. Чтение художественной литературы – важнейшее звено самообразования, которому сегодня большое внимание уделяет, например, журнал «Начальная школа», работающий над повышением профессионального уровня педагогов.

К чему готовят людей в школах и что в них формируют? Какой стержень? Никакого. Отсюда-то в комсомол бросались поголовно и организовывали учительские ячейки по указке, потом коммунистами становились, чтобы двигаться по службе, потом капиталистами захотели быть все, потому что разрешили предпринимательство. Теперь все метят в президенты. А в целом кого же мы готовим? Если президент приезжает в школу – дети отвечают, что желают быть президентами. Космонавт посетил школу – все в космонавты стремятся, академик появился – все в академики метят, а проституток валютных или наркоманов подпрягают к школе – и вот уже все то проститутки, то наркоманы. И всё это без стеснения называется воспитанием. Рассадник, который похож на лагерную быль, – вот что такое массовое внедрение обывательского сознания. А в принципе мы готовим тунеядцев, не готовых ни к чему, кроме того, чтобы думать о богатстве, которое понимают своеобразно. То богатство, которое рядом, не открывают и не превращают в общие ценности. У инжавинского помещика Г. С. Перекислова были заводы. Он изготавливал кирпичи, обрабатывал землю, строил церкви. Нынешние охотники до дворянской жизни тоже создают себе блага, чтобы сидеть на чужой шее, бредить придуманным богатством. И в школе тоже это пропагандируют, а не занимаются профилактикой того разврата, который именуется тунеядством. Чего от безделья человеку только не захочется! Кроме одного – делать то, к чему лежит душа. Но всё это высмеяно. Получается, не только и не столько развращённые чиновники коммунистического толка изжили себя, но и школы, которые не соответствуют нынешнему времени.

Сейчас много толкуют о компьютерах. Но компьютер на селе должен работать по формированию данных сельского производства, а этого производства нет. Если и появится здесь компьютер, то его стащут, как киноаппараты, как фильмоскопы, диапроекторы, книги серии «Библиотека всемирной литературы», – то, чем обильно снабжалась советская сельская школа, что дарилось ей и так бездарно использовалось. Богатство превращалось в бедность, потому что не служило детям. А не служило почему? Потому что кто-то хотел стать умным и богатым, принося домой то, что предназначалось для коллектива.

Что хорошо у нас везде сейчас получается – это игры, потому что с комсомольских времён многие сделали их своим профессиональным делом и катаются на этой пустоте. Игра теперь не является элементом урока и не итоговым уроком по целой теме как блоковое занятие – об игре заботятся повседневно. Русской мудростью всегда было: «Делу – время, потехе – час». Подчас же потеху превращают в работу.

В целом занятия у нас в школе нормальные, если бы не выводы, которые делаются из них учителями и учениками. Дети понимают, что производство завалено, но не понимают, что оно может работать тогда, когда люди метят не в дворян или капиталистов, а просто трудятся на производстве. Одни люди уборкой и дойкой заняты, другие учат, третьи лечат, кто-то сеет и убирает, а кто-то в детском садике моет пол, стирает, кто-то почту носит, животных водит. Если же все бросят работу, то мы сразу превратимся даже не в бездельников, а в безденьников какого-то допотопного времени, которое само себя съело.

Просто удивляет, как разговор вести о смысле жизни и свести или низвести урок до приобретательства! Суть мысли семейной романа «Война и мир» в том, чтобы быть женщине матерью, а мужчине – отцом. Но, чтобы быть матерью и отцом, надо иметь не наследство – теперь его негде взять. Его сегодня надо добывать, а для этого плотник, механизатор должен не на печке сидеть и жить за счет жены-учительницы, которая и не мать и не хозяйка семьи, а кормилица. Так для чего же глава семьи? Для того, чтобы думать о богатстве или его создавать в приемлемых возможностях? Отчего же это нас так несёт и смывает течение настолько, что учитель не может, не способен противостоять бездушию и накопительству? Или ученик не способен думать? Приспосабливать же учителя к взаимоотношениям той или иной семьи – это развращение.

Разрушая производственную базу, лишают людей источника дохода, источника содержания семьи и фактически обрекают их на воровство и на лживое воспитание детей, потому что дети смотрят на это воровство – смотрят и видят, что богаче становится тот, кто больше уволокёт из коллективного с целью стать богаче того, кто меньше уволокёт или вовсе не ворует. Но это же уродливое воспитание…

Добротная школа, в которой мы наблюдали описываемый урок, – это тоже ведь результат коллективного труда, который приписывается хорошему председателю колхоза. Но как только коллективный уклад подвергли сомнению, многие хваленые председатели оказались неконкурентноспособными. Так вот, коллектив в своё время держал школу, как люди Моршани – церковь; когда коснулось дело поддержать коллективный уклад, сразу оказались предателями и из деловых людей превратились в домашних посиделок на шее жен. Всё это говорит о том, что наши дела и наши слова расходятся. И теперь уже не школы влияют, а милиция разлагает общество и ставит везде своих, чтобы иметь возможность хапать кусок чужого пирога…

Я спорил с коммунистами, которые говорили, что на селе, кроме механизаторов и доярок, никто не нужен, ну разве ещё свинарки. Я говорил, что современному селу требуются все рабочие специальности, и вообще: раз люди стремятся к бытовым условиям города, то и специальности нужны, приближенные к тому же уровню, чтобы сохранять, развивать и поднимать сельское производство. Но одно дело – удобства, а другое дело – производство. Мы видим, что интересы людей разошлись с требованием производства. Индивидуальное хозяйство – это хорошо, но есть ещё такой способ обработки земли, который требует больших затрат, чем индивидуальный, но меньших, чем государственный способ. Это коллективные предприятия. Они есть повсюду в мире и не противоречат рыночным отношениям, не мешают развитию капитала. Тогда как и сами становится его частью, а государство опирается на этот вид деятельности. Пренебрегая общим во благо воровства, мы сделали из государства соглядатая, который не способен ни на что. Индивидуальное ему не по плечу, коллективное ему ни к чему, а государственное и коллективное жалко отдавать в кредит частному – всё одно своруют и меньше достанется чиновнику.

Технический уровень села отстал от городского и не способен обеспечить оплачиваемую базу труда своих рабочих и инженерно-технических работников, поэтому в селе перешли на выживание. Использование современных возможностей не требуется, чтобы жить шаляй-валяй. Теперь на плечах пяти рабочих сидят сотни бездельников во главе с вором-руководителем, который нисколько не стесняется того, что ворует и живёт этим.

Вот этого богатства – уровня современных производственных отношений и современных производительных сил – село лишилось. Первобытный источник дохода не требует высокой оснащённости. Теперь уже никто и ничего не производит. Привыкли рассчитывать на кого-то. Однако если золотые руки и голова не стали нужны в хозяйстве, то стоило бы привлечь его к школе. Там можно было бы учить не иллюзиям, связанным с богатством, а конкретному делу. А что сейчас дети школы могут, кроме великих мечтаний о богатой жизни – в смысле денежной? Тогда как богатство – это оборот средств для развития и обогащения. Одно обогащение ведёт даже у монополистов к разрушению той или иной отрасли.

У меня уже язык немеет от прописных истин, которые приходится повторять людям снова и снова, но и молчать нет возможности.

Организация школьного дела на производственной основе – вот источник богатства человека и государства. Другого пути нет. Пока ещё катаются на коллективных ценностях, обесценивая и охаивая их, но сможет ли индивидуальное в дальнейшем содержать саму школу и растить детей? Будет ли у предпринимателей работать школа в полную мощь или всё замкнется в скором будущем на том, что учитель и школа изживут себя сами, как это произошло в коллективном хозяйстве, на базе которого и произрастала школа… Пока бюджет сыплет деньги в образование, но возможности бюджета будут всё меньше и меньше, и тогда скажется та профессиональная политика государства по отношению к школе, которая сегодня проводится.

Уже сейчас школы почти в таком же запущенном состоянии, как коровники, поделённые на рабочие участки и бездействующие. Там, где трудятся, ещё есть окна и двери, а там, где работа не идёт, – пусто и выдрано всё с пяльцами. Пример тому – Екатеринопольская девятилетка. Если сегодня сама школа не изменит своего отношения, не изменит статус несамостоятельности, то в ближайшем будущем в селе она будет обречена, как обречена оказалась деревня. Детей не будет, учителей не будет, а школу закроют, как Красивскую автоколонну. Здание было модерн, но теперь его уже ободрали, и стоит развалюха… Не все семьи смогут перейти на самообучение, и на дому будут готовить, так сказать, богатеев-индивидуалистов, которые пренебрегут коллективом и государством…

Школьная игра на деле оборачивается отторжением от реальностей жизни, в которой совместное общение неприемлемо, и бывшие ученики либо разбегаются, либо уединяются в свой мирок. Тогда как сама жизнь говорит о том, что не игра, а серьёзная и последовательная работа школы сформирует уважаемый совместный и достойный труд вчерашних одноклассников. Игра нужна как жизненно необходимый элемент – не более. Тогда как в целом людям не до игры. Храм труда осквернили и забросили. Храм культуры фактически не действует и тоже опоганен. Храм науки – школа – тоже опоганивается, и всё это приведёт к тому, что подорвётся абсолютная вера в то, что люди на земле – святая необходимость. Рыбаки и охотники будут летать по Российским просторам привидениями. Сознательно или бессознательно ведут к тому, что было раньше. Одни в семьях могли растить, воспитывать и учить детей, а другие жили безграмотными. Сегодня ещё пока не так. Но если село рассыплется на части или вообще погибнет, то школы станут невозможны. Одни будут учиться, а другие будут мечтать. Но кто же в таком случае станет руководить техническими средствами? Сегодня уже школа отстаёт от уровня развития общества в целом. Завтра она окажется вообще ненужной, и тогда уровень развития падёт, а технические возможности невозможно будет обеспечивать. И тогда крах уготован. Так что сегодня надо думать о том, чтобы производство сельского населённого пункта соответствовало уровню отношений в передовых отраслях промышленности, а обучение соответствовало тому, что требует время. Тогда выпускники школ сами начнут влиять на жизнь родных мест, станут обеспечивать и развивать то, что заморожено всеобщим разрушением.

Так вот, когда заведующий методическим кабинетом районо пишет в газете, что будущее за сельскими школами, хотя бы стоило подумать, что сегодня требуется этой самой школе, чтобы голословно не декларировать прописные истины. Как видим, всё упирается не в методические преобразования.

Куда идёт сегодня сельская школа да и городская тоже? И есть ли выход из ситуации при такой постановке обучения? Раньше говорили, что государству не нужно село и, следовательно, не нужен сельский учитель. Теперь видим, что самой сельской школе деревня тоже особо не пригодилась.

Зачем нужен Лев Толстой и его творчество современному человеку? Наташа Ростова нравится Толстому матерью. Почему? Потому что мать ребёнка – это полноценный человек. У неё опора в семье. Она стремится не учиться только и уходить от семьи, а стремится делать всё, чтобы дитя выросло здоровым, а развитие его было естественным. Толстой понимает это и принимает, потому что России нужны здоровые и полноценные люди, которые опирались бы на библейскую философию Вечных ценностей. У нас не хотят понять ни вечных, ни текущих ценностей и стержнем не дорожат. Лев Толстой, рисуя своих современников, показывает, что уже Библия явила разнообразие характеров. Но время заставляло думать не о Библии только, но и о современниках. Их жизненный путь писатель осмыслял для нас с вами. Зачем? А затем, чтобы не прерывалась цепь рождения, воспитания, развития и обучения детей. Что мы имеем? Детей рожать не хотим, семьёй дорожить не желаем. А что без детей? Какой стержень и смысл? Жить для себя? Учиться для себя? Бежать от семьи в кутёж? Бежать от ребёнка к холостячкам? Стараться иметь выгоду? Получить образование, чтобы быть самой себе хозяйкой? Начнут толковать о равенстве с мужчиной – о чём угодно, но только не о семье. Семьи теперь стесняются, мужа – тоже, с детьми не ходят. Сдают ребёнка то в детсад, то в продлёнку – и сами барыни. «Дворяне, дворяне…», – только и толковала героиня моих рассказов о своих корнях, забывая, что ради ребёнка надо чем-то жертвовать. Одного по случайности приобрела – и всё. Замок поставила на счастье, на будущее. Не берут сейчас отпуск ради воспитания. Только бы получить образование и свободу. Свободу от семьи, от детей. Ни варить, ни стирать, ни хату убирать – ничего не желают делать. И это тоже наша современница. По сравнению с Наташей Ростовой – это опустошение. Моя героиня говорила, что хочет жить, как её мать. В дом таскать кого попало и бегать из дома с холостячками. Всё это современницы. Отсюда и муж смотрит в другую сторону. А зачем он ей? И зачем она ему? Идёт процесс распада. Детей от него не хотят. Семья с ним в тягость. Что же ему остаётся? Не мешать жить так, как пожелает того женщина…

Мы сталкиваемся с парадоксами времени. Но у нас есть и полноценные матери, которые не лицемерят. Не играют в материнство, в замужество, в то, что есть святая святых. Они заняты детьми, хозяйством, семьёй и работой. Время у нас другое и не всегда интересы матери совпадают с интересами государства и семьи. Женщине приходится работать, но нельзя матери предавать на работе семью. Нельзя жить чуждыми интересами. Лев Николаевич Толстой показал пути движения семьи. Но это герои, а есть стадия распада, хотя есть и простая жизнь, которая обеспечивает привилегии…

Писатель показал, что домашний уход за детьми, отрыв от общественной жизни и опора только на светское времяпрепровождение – тоже не бог весть какое достоинство. Но он видит и предлагает ценности своего времени и выражает свои антипатии тем качествам характера, которые идут в ущерб семье, здоровью, богатству, человеческому и общественному развитию.

Ый год

⇐ Предыдущая234567891011Следующая ⇒

Поделиться: