Архитектура Аудит Военная наука Иностранные языки Медицина Металлургия Метрология
Образование Политология Производство Психология Стандартизация Технологии


Анализ образа Григория Печорина из романа М. Ю. Лермонтова «Герой нашего времени» автор статьи строит как ответ на вопрос «За что любят Печорина люди и за что ненавидит зло в себе он сам?»



 

Останавливаясь на предисловии романа «Герой нашего времени», хотелось бы отметить, что образ Печорина не есть сам автор и вообще не один человек, а тип русских людей первой половины XIX века – эпохи крутой, богатой порогами и обвалами. Лермонтов не боялся того, что читатели будут сравнивать его с героем и даже идентифицировать – он очень любил Печорина и вдохновенно, с добрым сердцем, рисовал. Михаил Юрьевич человеком был смелым, прямым и талантливым. Дело, вероятно, не в боязни по отношению к себе, а в скромности. Скорее, Лермонтов не хотел привлекать внимание к себе и вообще к какому-то отдельному человеку-прообразу, чтобы читатель-современник, да и другие поколения, смогли шире взглянуть на жизнь героя во времени, породившем его, на его поступки, отношения его к людям и людей к нему, на силу характера, довольно волевого и даже насколько жестковатого, но наделённого и долей слабости и в то же время благородной нежности. Это мы наблюдаем по отношению к Бэле, хотя нежность Печорина впоследствии оборачивается холодным равнодушием. Но каков век – таковы и поступки. Максим Максимыч поражён тем, как любит Бэла, и восклицает: «…никогда ни одна женщина меня так не любила». Старый почтенный человек, огрубевший от солдатской службы, пришёл в восхищение от умения Печорина зажечь в душе женщины чувства к себе. Печорин правильно обронил о Максиме Максимыче, что тот не знал всех тонкостей светской жизни, но настоящую любовь этой «дикарки» понял.

За что любят Печорина люди, за что ненавидит зло в себе он сам, мы и постараемся рассказать.

Лермонтов делает оговорку, что он вовсе не хотел, не имел дурного намерения поучать («Боже… избави от такого невежества!»), но влияние воспитывающее вовсе не в поучениях: воспитывают сами образы – как положительные, так и отрицательные.

Дневник Печорина и рассказ Максима Максимыча составляют основу произведения «Герой нашего времени». Надо заметить, что композиция романа чётко вырисовывается, а кульминация его – в главе «Княжна Мери». Наиболее важные качества человека любящего и любимого раскрываются в главе «Бэла», но в ней мы видим также порок времени, отравивший Печорина и сделавший его мало приспособленным к настоящей человеческой жизни. Он поражён в самое сердце и понимает это, страдая, хоть не всегда показывая вид страдающего. Здесь как бы противопоставляется изначальная природа человека и назначение человеческих отношений в Бэле – этом прекрасном преданном создании, которое привело в восторг Лермонтова, да и не могло не привести в восхищение любого художника, и в полюсе, совершенно противоположном ей, – образованном, культурном Печорине. Его ум направлен сначала на игру с девушкой, но потом эта чистая, неиспорченная натура вызывает в нём настоящие чувства. Художник видел своих героев, каждого ценил, любил, понимал слабость Печорина-мужчины, хотя от этой слабости в то время ломалась судьба человека.

Всё это берется мной пока сугубо из субъективных взглядов и замечаний. Печорин – человек необычный и не только романтик, но и реалист до глубины души, не только играющий, но и истинно страдающий. Григорий Александрович понимал толк во всём, и в любви особенно. Пожалуй, это и вызывает особенные симпатии к нему и – в то же время – споры. Он не хочет иметь просто связь, хотя и обладает уже женщиной. Герой стремится добиться к себе нежного и настоящего чувства, без которого человеку на свете трудно. Сам Печорин понимает, что на Бэле не женится, да и вообще не женится ни на ком, но хочет быть любимым, и это ему удается.

Лермонтов не осуждает героя. Он его показывает и заставляет понять. С позиций весьма приблизительных можно обвинить такого человека, но писатель далёк от этого убогого вывода. Не человек отдельный бывает виновен в повальном скотстве, античувствах и пр. Героя любил автор, любили женщины, близкие, и, вероятно, за что-то же любили. Григорий Александрович приносил зло своими деяниями, но не скрывал этого, потому что в то время не было такой необходимости. Да и можно ли назвать злом то, что он делает? Зло есть разврат, а у героев – возвышенные и настоящие чувства. Обвинять Печорина в том, что он не мог полюбить княжну Мери или принес ей зло, так же смешно, как упрекать саму княжну за то, что она не смогла полюбить Грушницкого, а полюбила Печорина; для обвинений всегда надо иметь основания, и вообще обвинять надо осторожно. Так, Мери нельзя осуждать, потому что чувства её безрассудны. Она не смогла полюбить Грушницкого и шутила над ним, а Печорин пошутил над Мери и признался, что не любит её, с целью вызвать отвращение к себе, чтобы она не убивала себя окончательно. В человечности качеств здесь нет сомнения. Печорину как бы отведена роль народа – уничтожать низость, подлость в близких и в себе.

Может, не было бы необходимости писать об этом романе, потому что автор ярко высветил характеры, поступки, но в наше время каждый рассуждает со своей колокольни и толкует произведение так, как вздумается, путая героя чуть ли не с Дон Жуаном, хотя Лермонтов осуждает Печорина за бесцельность или, вернее, осуждает общество, потому что оно не дало возможности развернуться способностям героя. Да, Григорий Александрович не нашёл себя в общественно полезном труде, хотя и состоял на службе, но там надо было не только потреблять, как в любви, которая даётся природою, а кое-что давать самому. Печорин сам видит своё зло, да и кто же возьмётся это оспаривать?

Никак нельзя смешивать Печорина с Дон Жуаном, приписывая одному распутство намерений и стремлений другого. Это разной породы люди. Печорин – человек мятущийся, ищущий, порой он не знает, что ищет, потому грустит. Это не профессиональный любовник, который отирается по столицам. Герой времени Лермонтова, сохраняя человеческие достоинства, ищет спокойствия и уюта там, где всё же не очень спокойно и уютно. Григорий влюбляется, становится любимым, обманывает, но ведь он попадает в такие условия, где необходимо быть тем или другим. Совсем пройти мимо жизни ему не удаётся. Воспитанность, образованность, такт, высокие порывы души и умение любить, а не таскаться за каждой юбкой – вот черты, отличающие Печорина от Дон Жуана; духовное убожество – не понимать, а надумывать, когда в тексте показаны, нарисованы благородные свойства Печорина.

За близкого человека он был всегда готов отдать жизнь – будь то Бэла, Мери, Вера, и больше беспокоился не о своей чести, а о чести близких людей, потому и просил клеветника отказаться от своих слов, но тот мерзко затаил злобу и мстил всем на свете.

Григорий хорошо знает, что до гроба любить не сможет, и знает, что Вера не будет счастлива с ним, но пусть хоть капля счастья достанется и ей – человек она хороший, добрый. Скорее всего, женщина в ней тянулась к Григорию, а не сама она с её рассудочностью. Хоть в Печорине Вера смогла встретить истинное, настоящее чувство, а это, может быть, и есть путеводная звезда.

Один мужчина может убить в женщине женщину, другой – разбудить в ней самое глубокое, нечто недостижимое. В любом случае последнее бесценно, потому что общество с его предрассудками может осудить человека, но природа, как и время, всегда рассудит: женщины не находили с Печориным счастья, но каждая имела возможность почувствовать это счастье. Счастье, к сожалению, заключается не только в семейной жизни, в супружеских узах, которые нередко бывают узами сожительства. Быть может, поэтому Лермонтов и уводит Бэлу из жизни: потеряв Григория Александровича – а это обязательно случилось бы, – Бэла могла бы найти себя в жизни, но не нашла бы больше любви. Печорин охладел к ней, и её горская гордыня не смогла бы смириться с таким разрушением идеалов и представлений – она не захотела бы прозябать на этой земле. Лермонтов не делает из Печорина злодея и уводит Бэлу раньше настоящего конфликта. Цель жизни оправдана бывает и делом, но не у таких людей, как Бэла. Слишком она близка к природе, а не к мудрствованиям человеческим, в которых понятия несколько смещаются. Быть преданным раз и навсегда хоть кому-то на этой земле до предела – вовсе не догма, а, скорее, горская вековая культура.

Печорин любил не для жизни, а так, потому-то он и скучает, и терзается, мучается, ищет что-то, делает зло; но и зло ли то, что он сам клеймит в себе? Нельзя же послушно идти за репликами героя и даже автора. Некоторые из реплик висят в воздухе и не имеют отношения к самому герою. К словам его вообще надо относиться очень осторожно, ибо он искренен, а искренность излишняя столько же помогает, сколько и мешает раскрыть благородное, возвышенное в человеке. Везде добивается Печорин любви к себе как само собой разумеющегося, правда, не знает, зачем, но добивается и будит истинные чувства, порой и сам любит на мгновенье. Он не нужду справлял – пылкое его сердце любило и ненавидело, Любовь к нему со стороны людей и должна вызывать наши симпатии, как это было с Максимом Максимычем. А то, что Печорин не откликается на добрые к нему чувства, лишь вызывает сожаление. Ведь Максим Максимыч – не пустой светский франт, не продажный чиновник, а человек, преданный своему делу и Родине.

Нельзя одними ошибками, одними женскими потерями чести определять мужской характер: всё гораздо сложнее не только в жизни, но и в литературе. Надо прежде всего полюбить героя, как полюбил его Лермонтов, и только с этих позиций можно понять слабые и сильные его стороны. В действиях Печорина нет насилия, а есть благородство, умение вести дело тонко, что завораживает окружающих, привлекает к нему. С ним всем интересно, весело и горько. Горько потому, что он тут же может отвернуться в сторону.

Только лицемеры открывают стрельбу по благородному человеку, закрывая истинные преступления времени, насилие всех мастей, социальную несправедливость, зависимость и ложь, извращения как жесточайший порок эпохи. Ведь Григорий Александрович отказывается от зависимости – она противна его нутру. Всё можно было купить за деньги в светском обществе, и от этого он уходит к искренней любви, настоящей человеческой жизни в борьбе с горцами. Скоро Печорин разочаровался в этих пустых сражениях, потому что был человеком умным, настоящим, – оттого и взял его Лермонтов в герои своего времени. Только внешне были бесчестны дела Печорина, сильного и честного человека. Бывает время, когда люди, не нашедшие цели, ценнее нашедших, – всё определяет эпоха, борьба или застой в ней. Григорий Александрович знал, что не с теми, с кем должно, борется. Не горцы мешают жить, но их сталкивают с русскими, а потом играют на розни. Осознание этого и явилось разочарованием героя в социальном плане. Что касается морального плана, то он и сам себе уже не рад.

При всех ракурсах нельзя забывать психологические тонкости, которые более убедительно доказывают сильные и слабые стороны века. Надо обратить внимание на психологию героя, на его глаза – грустные и никогда почти не смеющиеся. Всё остыло в нем и только иногда загоралось кратковременными вспышками – к любви, подвигу, дружбе. Бессмысленна война, приложить свои знания негде – отсюда вся нелепость и трагичность поступков Печорина. Но сущность человека иногда просматривается и в нелепостях.

Толковать о постоянной любви и заниматься постоянным распутством – великая честь лицемеров, но надо мерить героев лермонтовскими представлениями о чистоте, правде, чести. Не надо бояться правды, а надо бояться позорной лжи. Ибо только она калечит молодые души. Раскрывает изъяны общества и лечит его любая горькая правда и только правда, а не лицемерные наставления, которых опасался автор, ибо от наставлений один шаг до падения. Обидно, может, было самому герою, что в век приживалок он не мог приложить своих сил, не мог найти достойного места, потому как все места были заняты людьми бездарнейшими, распутнейшими, которые держатся на должности не талантом, а зубами в силу своего положения, позволяющего обвинять людей достойных. Это было противно Печорину, а еще раньше Чацкому. Приспосабливаться к жизни Григорий Александрович мог в силу своих природных свойств, но к условиям лжи не умел и не хотел приноравливаться, хотя Лермонтов говорит о том, что русский человек имеет гибкий характер, гибкий ум, приспособляемость к любым местам и любым народам, а вот к злодеям собственным приспособиться не может и не хочет.

Вряд ли Печорины были лишними людьми, как трактуют иногда. Скорее, они были нужными людьми, необходимым, свежим воздухом. Мыслящий человек всегда нужен в обществе. Но таких людей стараются сделать лишними, натравливая на них оголтелую толпу, когда не хотят, чтобы общество заражалось мыслью, а больше заботятся о том, чтобы оно скорее разложилось в слабостях и извращениях, ведь так легче потом им управлять. Это выгодно, ибо человек слабый всегда покорен и зависим. Печорины были очень нужны России, но надо сказать, что дух декабризма с его бунтом воли, с его стойкостью, находчивостью и умом был сломлен. Невежество тирании взяло верх, и нужные люди оказались за бортом никчемными. Само общество было парализовано силой и развратом, притом, делалось всё это сознательно и с определенной целью. Лев Толстой тоже потом от безысходности отправляет Андрея Болконского на войну, потому как слишком тяжело было жить мыслящему человеку в затхлой обстановке чиновников и дураков. Болконский находил упражнение своему уму в осознании военных событий и отношений. Печорин не нашел для своего мозга упражнений в схватках с горцами и был бездеятелен, практически потерял всякий интерес к службе, жизни, а потому играл с судьбой, и это можно оправдать. Война – действительно страшное и жестокое дело, но играть войной для упражнений ума – более жестокое занятие, лучше играть одной своей судьбой, чем миллионами. Лермонтов показывает характер человека в столкновениях с горцами, не восхваляя побед и поражений русских. Писатель видел и понимал, что сражениями на Кавказе отвлекают умы страны от самых насущных дел, проблем времени, от борьбы с истинными врагами – оголтелыми тиранами, которые парализовали преобразования, духовное ограничив сферой войны. Духовное развитие, как и технический прогресс, нельзя остановить. Но технический прогресс никто и не останавливает, потому что он во многом противочеловечен, а тиранам это всегда было на руку. Люди всегда были для тиранов врагами, идеи – тоже. Мыслящие же люди во все времена призывали к равенству, гармонии, к свободе, поэтому их старались вывести из строя то клеветой, то травлей, то мелочной опекой, то угоняли на фронт, организовывая бойни, – и это было выгодно, во всяком случае, тиранам спокойнее жилось, ведь друг с другом они всегда находили общий язык.

Говорить о том, что Печорин – это зло, весьма ошибочное занятие, свойственное специалистам по выкорчевыванию мыслящих существ. Надо видеть гораздо дальше домашних обид и потерь. В душной каморке белка хиреет, становится дряхлой; то, что она делает, никому не нужно, но ею восхищаются, потому что она в клетке и не может убежать. Печорин был вольной птицей и предпочел ничего не делать, предпочел свободу действий. У него не было благородной цели, вернее, хотели предложить ему цель, но он понял игру и посмеялся над этим бездеятельностью. Вот к чему привел нас Лермонтов: смотрите, каким путем убивают человеческие задатки. Сам Печорин не осознает, что причина лежит вовсе не в нем, а гораздо глубже, и зря себя осуждает. Всё гораздо глубже ничтожных мелких толкований, превращающих Печорина – последователя духа декабристов – в русского Дон Жуана. Просто всё человеческое было близко Григорию Александровичу, вообще ни один мыслящий человек этого не отвергал. Такую попытку обычно делают те люди, которые остановились в своем развитии на догме, на условностях. К искренним чувствам звала Печорина душа и приводило сердце, но он подчинил свою страсть интеллекту и требовал от женщин чистой взаимной любви. Скорее, это величие, но никак не мерзость. Печорину тесны душные игровые трюки княжны Мери, и он больше тянется к Вере, Бэле – душам, которые, как и он, могут пойти на всё ради чувства.

Произведение М. Ю. Лермонтова «Герой нашего времени» – художественный шедевр русской литературы. По вдохновению трудно что-либо поставить рядом; психологически достоверный стиль несет жизнь. Здесь нет музейного высокопарного изощренного слога. Есть возвышенный стиль вдохновения. Но это совсем другое, ибо язык писателя вдохновенного – это не совсем простой язык, а язык, наделяющий простотой только характеры. Здесь нет лишних наслоений, мазков, которые мешали бы пониманию характера, смысла. Лермонтов, пожалуй, больше заботится не о красках, не об образности как таковой, а об образах, живых людях, о правдивости, красоте истинной. Отсюда – широта, глубина, точность и верность несколько скуповатых мазков.

Каждый порядочный и сколько-нибудь развитый художественно человек не станет вырывать из текста только обманы любимых и простодушных людей. Не это главное, а то, что люди часто не умеют и не могут любить и не могут понять причин этого; не встав на ноги, дают превратить в прах здание своего чувства сплетникам, которые ленивы, глупы и крикливы. Против истинных виновников людских несчастий выступал Лермонтов, а над Печориным он плакал, восхищаясь тем, как этот человек смог оставить в себе человеческое – доброе и злое. Казалось, должно было бы победить злое, но нет – в герое теплится огонек добра, хотя эгоизм точит человека, потому что нет свободы, а окружение душит.

На Печорина надо смотреть шире его любовных похождений. Это – порождение эпохи, а вернее всего, вырождение ее. У Григория Александровича нет политических задач, потому чтo кругом живая пустыня, и он занимается игрой на своем уровне, как и княжна Мери. Она с Грушницким от скуки заводит игру, и Печорин, тоже от скуки, играет с ней. Эта история раскрыла характеры. Лермонтов показал их ситуативно, хотя и типичными для времени, осветив целую эпоху. Именно этот ключ должен увести нас от пустой мелочности, слезливости по обманутым барышням. Не в этом вовсе дело. Люди любят, обжигаются и снова любят. Не знаешь, где потеряешь и найдешь. Ищут для жизни не девственницу, а женщину настоящую. Вообще это не мой разговор, просто некоторые стали забавляться столь сложным предметом в разборе произведений таких гениев, как Лермонтов. А для того, чтобы правильно истолковать литературное творение, надо иметь не меньше ума, чем было его у автора.

Роман М. Ю. Лермонтова настолько глубок и емок, что мне неловко за свое однобокое исследование, к тому же, трудно в моих условиях обойтись без назиданий, что так презирал Михаил Юрьевич. Но мне очень хочется сказать свое слово. А вдруг оно поможет разобраться в этой сложной книге?

Любить, ненавидеть, играть, быть искренним – вообще-то дело нормального человека, живущего здоровой, настоящей жизнью. В чем же Печорин должен был отказывать себе и людям? Хорошо и то, что оставлял семена, и появлялся здоровый зародыш любви, надежды, хорошо, что кто-то тебя любит или полюбит. Вера просит об одном: чтобы Григорий только помнил о ней – и этого вполне достаточно. Вот оценка Печорина в нравственном отношении. Он бежит за Верой, уезжающей навсегда, но знает, что всё кончено. Печорин не капитулировал, не ушел из жизни в угоду болоту мерзавцев, которые так хотели бы этого, а остался с человеческими стремлениями. Ибо одно общество, в котором он оказался, было слишком занято и скучно, а другое слишком беспечно и развратно, а он же остался самим собой, не подражая ни тому, ни другому. Он остался один среди обвала с двух сторон и решил лучше быть внизу с дикой природой, но возвыситься духовно, чем подняться наверх, но упасть духом в бездну. Вот суть романа, на мой взгляд.

Печорин был лишним человеком для дрязг, мелочности, в кои опускаются люди после поражений, но он выше всего этого: если не добился свободы для всех, не опускается на дно, а старается освободить себя для примера другим. Здесь мало одной романтической мерки, здесь глубокий реализм, выливающийся в политическую обличительность. Нет, не могут быть лишними Печорины. Скорее, они понимают жизнь, чем мешают ей. Им нужно большое, серьезное дело, чтобы быть полезными, по-настоящему любимыми.

В самые сложные минуты Печорины привлекают внимание к настоящему и идут, не задумываясь, к нему, в самые тяжелые минуты они отвлекают от мелочности, корысти. Для обывателей только отвлечение на юге, куда они съезжались подлечиться, может служить спасением. Печорина там ничего особенно не занимало. Достаточно и того, что он сделал вызов светскому обществу и покинул его. Пули и скука были на Кавказе, и только женщина могла занять там настоящего мужчину. Франты занимались самолюбованием, интригами, а Печорин становился только преградой, разоблачая их мелкие помыслы. Он иногда играл, иногда жил в игре, но всё это было, скорее, самой правдой. Он просто был таким, как играл, исходя из обстановки, в которую попадал.

Путь Печорина сложен. Образовывая, его готовили к определенной цели, но он выбрал военную службу, потому что это всегда чище и честней. Лучше гибнуть от пуль противника на поле боя – там ветер, шум оружия и сердце мечется, а тут – затхлость, ветшает кожа и душа умирает от скуки, как у белки в клетке. Трудно судить о Печорине с позиций обывателя, но одно ясно с человеческих позиций: дух его не сломлен, хотя жизнь надоела, опротивела, и к ней он стал безразличен, как и к себе, пуле, смерти. Что заставило его быть таким, и сам он не знает, хотя автор далеко видит и понимает, что могло этот глубокий водоем осушить, правда, не до конца. Печорин не может понять самого себя и презирает себя, сознавая свои низменные потребности, которые не имел привычки скрывать, хотя характер его скрытен. Лучше всего об этом сказано у автора в отношении дневника героя: «Перечитывая эти записки, я убедился в искренности того, кто так беспощадно выставлял наружу собственные слабости и пороки. История души человеческой, хотя бы самой мелкой души, едва ли не любопытнее и не полезнее истории целого народа, особенно когда она – следствие наблюдений ума зрелого над самим собою и когда она писана без тщеславного желания возбудить участие или удивление» [Лермонтов 1961:
стр. 55]. И конечно, действенный, ищущий ум гораздо ценнее, чем ум прозябающего в пошлости, в рабстве народа. Такие люди, как Печорин, самой насущной правдой открывали и открывают глаза народу и доказывают его рабство, помогают избавиться от этого рабства, но люди по-прежнему безрассудно лезут в петлю.

Душа Печорина не мелкая уж потому, что имела возможность оставить правдивый след в истории, не лишняя потому, что помогла развить идеи освобождения и сбросить гнет вековой тирании. И люди, взглянув на себя, увидели неприглядное и решили избавиться от пороков. Печорин беспощадно выкорчевывал из себя подтачивающие начала, обнажал их в своих записях, и потомкам были видны пороки и их истоки. В предисловии к «Герою нашего времени» М. Ю. Лермонтов хорошо сказал об этом: «Вы скажете, что нравственность от этого не выигрывает? Извините. Довольно людей кормить сластями; у них от этого испортился желудок: нужны горькие лекарства, едкие истины. Но не думайте, однако, после этого, чтоб автор этой книги имел когда-нибудь гордую мечту сделаться исправителем людских пороков. Боже его избави от такого невежества! Ему просто было весело рисовать современного человека, каким он его понимает, и, к его и вашему несчастью, слишком часто встречал. Будет и того, что болезнь указана, а как ее излечить – это уж бог знает!» [Лермонтов 1961: стр. 6].

 

 


Литература

Лермонтов М. Ю. Герой нашего времени. – Петрозаводск: Государственное издательство Карельской АССР, 1961.

 

 



БОГ РАССУДКА В ПОЭЗИИ

Валерий Брюсов воплотил редчайшее качество поэта – рассудок, и стоит он в его творчестве на высоте вдохновения. Брюсов – великий и разумный механик стиха. У таких мастеров надо учиться. Но порой убогость выдают за поэзию, как будто не было и нет русской школы вдохновенного и глубокого стиха.

 

Если коснуться тайн творчества Валерия Брюсова, а именно особенностей его вдохновенного состояния, то можно заметить в сопоставлении с другими авторами своеобразие тех качеств поэта, которые составили стержень его личности. Преобладающим свойством есенинских творений является чувство; у Блока, как и у Пушкина, – гармоничное сочетание чувственного и рассудочного; трезвое сознание Лермонтова согревала, будоражила сильная волна подсознательных сил. Брюсов воплотил редчайшее качество поэта – рассудок, и стоит он в его творчестве на высоте божественного дара – вдохновения, которое обычно связывается только с наивысшим накалом чувств. У Валерия Брюсова гармония как бы дробится рассудком на ряд закономерных, уложившихся в человеческой психике принципов. Мастерская этого поэта любопытна и оригинальна. Она – в необычайности его дарования, в необычайности его кругозора и интересов. Но прежде всего это один из тех редчайших художников, который умел членить поэзию на составляющие её единицы.

Как любому созданию, поэзии настоящей свойственны закономерные качества и свойства, и это надо не просто осознавать, понимать, чувствовать, но для Брюсова самое главное – видеть и разбирать, Не будучи критиком, он исследовал ряд произведений с таким проникновением, какое может быть только у человека, обладающего точными и психологически верными определителями. Обладая удивительным по тонкости душевным оружием, поэт всё же преобладающее место отводил разуму как в написании стихов, так и в отношениях. Высокоинтеллектуальный интеллигент, энциклопедический ум, Брюсов гордился своей образованностью, но в стихах соединил гармонию страстей с мыслью, хотя эта гармония питалась разумом. Чаще всего именно разум подсказывал поэту решения. Можно с полным основанием сказать словами Брюсова о Пушкине, что художник разно находит точку оттолкновения для своих созданий, Пушкин обнаруживал материал не только в жизни или художественных исканиях, но иногда и в подсознании. Сквозь призму интеллекта он как бы невольно задевал глубины тайн подсознательного, и это помогало ему делать поэтические и психологические открытия. Не бывает случайных открытий даже в поэзии. Бывают находки нового, когда автор не подразумевает всей серьёзности написанного, но именно эта тайная мастерская в художнике, как правило, держится больше на чувственном свойстве. От мысли писатель как бы оттолкнулся, она подарила ему питательный материал – и вот уже готово совсем, казалось бы, чужое детище, которое иногда невозможно постичь собственным умом. Пророческое взяло верх. Чудес у Брюсова в этом отношении мало. Он понимает роль таланта, который трудно расшифровать, но его больше волнует само создание. Брюсов хорошо понимает и чувствует, но ни разуму, ни чувству не доверяет. У него достаточно средств, чтобы проверить «алгеброй гармонию», чтобы повернуть исследуемое произведение совершенно разными гранями, расчленить его и невредимо соединить. Он великий и разумный механик стиха. Но не по линии схем или применения каких-то чисто технических законов. Брюсов анализирует глубже именно то, что не поддается сознанию, что берётся из природы поэтических свойств, что становится закономерным явлением, что присуще поэтическим качествам стиха и создателя. Так Валерий Брюсов открыл нам Пушкина, открыл нам стихи этого поэта, а равно помог ощутить и понять самого себя, свое тяготение к рассудку во всех его видах.

Брюсов – математик в литературе. Посмотрите, почитайте его статьи о поэзии – и вы поймете, из чего складывается поэтическое произведение. Доли и не только доли, сочетание звуков и не только, это и многое другое и есть мелодия стиха.

Немногим художникам удавалось слышать музыкальную чистоту стихов и поэтическую фальшь, улавливать в стихе каждый звук как тон или ноту. Брюсов воспринимал источник в звуковом проявлении досконально. Редко бывает такое. 0 глухоте собственной в этом смысле писали многие поэты, в том числе Лермонтов. Свою звуковую чистоту Брюсов довел до научного совершенства, потому что имел абсолютный слух на поэтическое изображение звука в структуре. Поэтическую структуру, как партитуру, он читал с листа. Писал, разбирал и дирижировал сам. Вот для кого поэзия была специальностью, наукой!

Казалось бы, школа мастерства создана. Ничего не надо открывать. Учитесь! Ведь именно Валерий Брюсов организовал Институт художественной литературы – первое в мире высшее учебное заведение, в котором молодые писатели могли получить литературное образование. Но мы по-прежнему уродливо пытаемся выдавать убогость за поэзию, как будто не было и нет русской школы вдохновенного и глубокого стиха. Как будто не было и нет тех великанов словесности, которые являются ее профессиональным образцом. Самодеятельность процветает и убивает интерес к искусству слова. Когда-то самодеятельность была в радость и являлась подспорьем для литературного процесса и роста. Сегодня деньги и популярность стали единым кошельком существования тех людей, которые абсолютно глухи к добру и искусствам.


Поделиться:



Последнее изменение этой страницы: 2019-04-19; Просмотров: 298; Нарушение авторского права страницы


lektsia.com 2007 - 2024 год. Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав! (0.044 с.)
Главная | Случайная страница | Обратная связь