ХУДОЖЕСТВЕННЫЕ ОСОБЕННОСТИ

ПОЭЗИИ А. ТВАРДОВСКОГО

В статье представлен разбор поэм «Василий Тёркин» и «Страна Муравия». Лучшие свои думы, меткость и ясность ума, деловитость поэт выразил через своих героев. Умение видеть особенности фронта, солдатской дружбы – вот что характерно для этого художника слова. Его добрая шутка имеет цель не высмеять, а помочь выстоять. В слоге Твардовского столько естественности, что кажется, автор как говорит – так и пишет. Это поэзия жизни.

 

Самая непосредственная поэзия двадцатого века – это поэзия Александра Трифоновича Твардовского. В чем же её сущность? В чем тайна её непосредственности? Простота слога, точность образов, скажут. Но что это такое?

Прежде всего А. Т. Твардовский – настоящий художник, который героев своих рисует. Нигде не изливается только лирическое ощущение автора, не видно его собственной тени. Для него важно полотно, на полотне – картина, а на картине – герой. Образ он видит чётко, выписывает его ярко.

Герой Твардовского шагает по войне, играет на гармони, поёт, любит, но всё это изображено так непредвзято, так невычурно, что веришь не красоте слога, а простоте действий героя, слово которого роднится братски с делом. Василий Теркин – настоящий русский тип солдата, истинно русский человек, который из топора может наварить щи, а из гармони выжать лучшие чувства. Тёркин – солдат не по названию, а по назначению, по ощущению. Солдат, умеющий жить и воевать.

Лучшие свои думы, лучшие мысли, меткость ума, ясность, деловитость Твардовский выразил не через себя, а через героев. Умение видеть особенности фронта, полевой жизни, солдатской дружбы – вот что характерно для художника Твардовского. Его юмор – это юмор воспитательный, а не назидательный, его шутка – это добрая шутка, имеющая цель не высмеять, а помочь выстоять.

 

 

Ю. П. Наумов на литературном вечере. Новосибирск

 

Время отделяет нас всё дальше от войны, а поэзия Александра Трифоновича приближает к её пониманию. Ведь лучшие силы, лучшие умы не вернулись назад. Но живет о них память не как об убийцах – у Твардовского это люди честные, добрые, смешные, одетые в шинели по нужде, когда время, жизнь заставили их принести своё мастерство фронту. И гармонь Тёркина не ожесточает, а будит человека в солдате, вызывает сочувствие и вырабатывает стойкость. На фронт пришёл солдат, который стреляет, но не это самое главное, его профессия – человек.

Немцы тоже играли на своих губных гармошках – фашистские солдаты не развлекались, а отвлекали свои мысли и чувства от убийства. Игра на губной гармонике была средством отвлечь себя от содеянного, спрятать за музыкальными звуками злодейство.

Василий Тёркин на войне – душа-солдат. Почему? Да потому что он смотрит на происходящее с житейской простотой и ясностью. Ни собственный страх, ни жестокость врага не убили в нём человека. Он пришёл в этот мир не воевать, не убивать. Нет. Его задача иная. И потому гармонь в руках Василия – не забава или отвлекающее средство, она не навлекает озлобление на противника, русская гармонь помогает сохранять трезвость ума, чувства и тогда, когда уже сделать это невозможно.

Так Твардовский сумел не противопоставить немецким гармошечникам своего антипода. Нет. Немцы сплошь и рядом досаждали своим скрипом нашим солдатам. Но Тёркиных слушали даже немцы. Русские играли и пели на войне в свободные от боя и бомбежек моменты, чтобы вспомнить о мирных днях.

В самом начале поэмы «Василий Теркин» говорится о воде сквозь улыбку, тревогу и солдатскую правду:

 

На войне, в пыли походной,

В летний зной и в холода,

Лучше нет простой природной –

Из колодца, из пруда,

Из трубы водопроводной,

Из копытного следа,

Из реки какой угодно,

Из ручья, из-подо льда, –

Лучше нет воды холодной,

Лишь вода б была вода.

Так Твардовский везде и во всём ищет объем, граненность рассуждений – о воде, солдатском быте, войне, мирной жизни, любви. «Вода из копытного следа» – здесь и сказочность, и шутка, и в то же время осознание жизненной необходимости, ибо на войне вода дороже сахара. Поэт уверен: человек должен и в мирное время завоевать себе право на шутку, а про войну он говорит:

 

Жить без пищи можно сутки,

Можно больше, но порой

На войне одной минутки

Не прожить без прибаутки,

Шутки самой немудрой.

 

Здесь поэтическая конструкция выявляет себя без премудростей поэтических теорий. Шутка, юмор не изгибаются перед правдой, а преклоняются перед ней. Это тонкость души от высокой культуры и полнокровной здоровой жизни.

 

А всего иного пуще

Не прожить наверняка –

Без чего? Без правды сущей,

Правды, прямо в душу бьющей,

Да была б она погуще,

Как бы ни была горька.

 

Естественность синтаксической конструкции связана со складом и складностью. Обычная русская речь у Твардовского чётко укладывается в поэтический метр. Весь человеческий комплекс Александра Трифоновича так срабатывает, что находит удивительные обороты, которые вписываются в размер, ритм, рифму. И хотя создание структур поэтических есть акт искусственный, но в слоге Твардовского столько естественности, что кажется, автор как говорит – так и пишет. Но это только кажется. На самом деле акт вдохновенного письма есть акт неповторимый, естественный, но с искусственным построением словесных структур. Структуры сами идут, но не всегда, а когда человеческая сущность наиболее напряжена на рождение поэтических открытий, которые проявляются в умении нарисовать образ, наделить его наиболее характерными качествами. Гибкость ума, благородство чувств и отношений – эти и другие качества воспитывались в русском человеке, входили в его плоть и кровь; их не надо было вгонять, вбивать, их не надо было утверждать – они были взяты поэтом из жизни и говорили о жизни. Это-то и роднило героев с автором. Всё назидательно-патриотическое, кроме прямолинейности и убогости личностной, ничего не несёт.

В интимную лирику поэт уходит тогда, когда он не воздействует на мир, а, наоборот, мир воздействует на него. Тогда поэт пишет о том, как сдавливается на герое узел. Поэзия А. Твардовского – не лирическая и не управляющее-публицистичная, это поэзия жизни. На ней учились люди юмору; Тёркину подражали бойцы, хотели быть такими же разносторонними, весёлыми, умелыми. Народный юмор становится фольклором, и сама поэзия Александра Трифоновича – тоже фольклор. Юмор А. Твардовского соотносится с остроумием М. Шолохова.

Ещё в «Стране Муравии» определился Твардовский как поэт народный, как художник крупного эпического жанра. Поэтический юмор, заложенный в структуре, гласил о неподдельном лице автора. Стихи Александра Трифоновича похожи на частушки, запевки, припевки, но прежде всего – это поэзия сильнодействующая, самородная. В ней заложен динамит гибкости, рушащий прямолинейность.

 

 

Знал Никита Моргунок

Правило простое,

Что медведь блинов не пек,

Волк двора не строил.

 

Как тонко, точно, с каким юмором и подтекстом сказано, какая философия мудрости – не вычурной, не заумной, не упрощённой!

Посмотрите, как художник создает образ коня:

 

На спине играет дрожь,

Шея – вырезная.

– Ну, хозяин, признаешь?

Признавай, хозяин!

 

Поле ли, человека ли, животное ли Твардовский рисует одним мазком:

 

Вдоль дороги рожь бежала,

Над дорогой пыль дрожала,

Плыл дымок…

Ехал парень моложавый,

Кучерявый паренек.

 

Кучерявый паренек,

На затылке козырек.

 

Вот вам русская душа, удаль её и простота, естественность. Поэт не выдумывает. Его социально-эпический охват несложен, но ёмок: художник и здесь не гаснет в нём, а разворачивается полотном:

 

Вразброс под солнцем, как дрова,

Лежит селенье Острова.

 

Ни крыши целой, ни избы,

Что угол – то дыра.

И ровным счётом – три трубы

На тридцать три двора.

 

И несколько далее:

 

Солома преет у ворот,

Повалены плетни.

И курит попусту народ

На брёвнышках в тени.

 

Твардовский разрешает проблему дня своим рисунком, не отходит от обстановки, в которой происходит перестройка села, а показывает, как она происходит. Моргунок подходит к мужикам:

 

Строгает что-то ножиком,

Как бубен, лысый дед.

Скоблит…

– Бог помощь, граждане,

Колхозники, ай нет?..

 

И отвечают медленно,

Недружно мужики.

Один:

– Мы люди тёмные…

Другой:

– Мы индюки…

 

Здесь же даётся и «богатый» человек, который довёл деревню до такого состояния. (Надо сказать, что колхозы потом вообще стёрли многие деревни – и дыр у домов не оставили.)

Поиск хорошей жизни с некрасовских времен идёт вкривь и вкось.

 

Он идёт, работы нету,

Без куска его семья,

На войне он окалечен,

Оконтужен, как вот я.

 

По лесам идёт, по тропам,

По долинам древних рек,

Через всю идёт Европу,

Как из плена, человек.

 

И Никита делает вывод:

 

Посмотришь там, посмотришь тут,

Что хочешь выбирай:

Где люди веселей живут,

Тот вроде лучше край…

 

Весёлость и честность – вот качества, которые привлекают в Моргунке, радостном и добром человеке, каким был и сам автор.

Через речь деда Твардовский разрешает дилемму поисков Моргунка:

 

И вот в пути, в дороге дед

Был помыслом смущён:

– Что ж бог, его не то чтоб нет,

Да не у власти он…

 

Народ русский связывал управление с божеством. Ему хотелось, чтобы хозяин, властелин, имея сердце бога-человека, вывел бы его из разорений после трудной борьбы из страны Муравии в страну божественно-коммунистических идеалов.

Соответствует ли название «Страна Муравия» ее назначению? Этот вопрос испокон веков разрешал не властелин, а простой человек.

Бог хорош, да он не у власти. Вот так. Однако атмосферу здоровую создают сами люди. Они ищут весёлую жизнь. Но сам Твардовский не искал счастья, а создавал его и хотел перестроить мир так, чтобы в нём жилось человеку интересно. Разбив фашистов и вернувшись с войны, солдат не мог устоять перед натиском мирных деяний. На Родине правил не бог. Тогда кто? Сам автор был изгнан из журнала «Новый мир». Старались, чтобы смех не поколебал утвердившиеся принципы жизни. Однако, как только шутка умерла, хиреть стала и та жизненная атмосфера, которая помогала разбивать врага и побеждать. Но на фронте был противник явный. Неявные враги – самые странные и страшные. Они-то и торжествуют в жизни. Скрытность и обман – вот та среда, которая формирует их победу.

 

Литература

 

Твардовский А. Т. Стихотворения и поэмы: Издательство ЦК ВЛКСМ «Молодая гвардия». – М., 1954.

 

ТОНА И ТЕНИ

СЛОВЕСНОЙ ПАЛИТРЫ

«ХИТРОУМНЫЙ ИДАЛЬГО

ДОН КИХОТ ЛАМАНЧСКИЙ»:

БЕЗ ДОБРА НЕ МОЖЕТ БЫТЬ

ЕДИНЕНИЯ ЛЮДЕЙ

Сервантес стоит в особом ряду писательских талантов, он вне конкуренции по остроте ума, простоте и юмору. За что же русский человек любит и ценит его роман «Дон Кихот»? За то, что в нём есть вечные не истины, а герои. Это немеркнущая страница принципов святости человеческих отношений. Это те идеалы, которые не рушатся так просто, ибо строятся на восстановлении справедливости между людьми.

Некоторые видят бесперспективность действий Ламанчского идальго. Но у Дон Кихота великая перспектива, и он не сам силён, а сильна его идея. Именно она покоряет, убеждает и подчиняет. Дон Кихоты живы и хотят быть не только сами настоящими, но и другим хотят помочь быть такими. Благодаря Дон Кихотам культура благородства жива. К ней вечно стремятся люди, чтобы жить достойно, свободно и радостно.

1

 

Дон Кихот, а следовательно, и Санчо Панса – это и для русских идеал дружбы, борьбы и человечности. Лучшие русские умы пытались понять родство этих душ и позывные, которые заставляют людей, лучших людей мира преклоняться перед этими героями.

Мигель де Сервантес Сааведра стоит в особом ряду писательских талантов и не сходит с уст. Всё прекрасное связывают с Дон Кихотом Ламанчским, Санчо Пансой и Дульсинеей Тобосской. Сам же Сервантес – вне конкуренции по остроте ума, простоте и юмору. Люди зачитываются «Дон Кихотом», а театры не перестают искать в современности те стороны жизни, те пороки, кои были осмеяны и побиты персонажами романа. Эти два слабых, казалось бы, человека – один дряхлец, а другой толстяк – становятся могущественными и непобедимыми героями. Они покоряют великих махинаторов власти, и не только своего времени. Герои Сервантеса и сегодня работают. Настоящие люди поддерживают таких правдоискателей, таких юмористов, которые осмеивают всё чрезмерное, всё извращённое, что пожирает молодость, счастье, любовь и то возвышенное, что даётся человеку на Земле. Лучшие умы пытались формировать Дон Кихотов, которые борются с ветряными мельницами и побеждают их не в прямом смысле и не столько сами, – лучшие умы пытались формировать негласных предводителей как образцов совести, под воздействием течений дум которых всё ничтожное рушится, а всё прекрасное становится ясным и близким. Роман Сервантеса – не столько художественное произведение, сколько учебник жизни века в веках; автор схватил самые дорогие национальные качества испанцев, которые по простоте изумительны. Это смелость, заразительность, страстность, когда человек способен встать один на один с быком, как тореро. Где можно ещё встретить такие народные искания приключений, когда героизм становится обыденностью! Именно обыденность и побеждает напыщенность. Можно только гордиться нацией, которая создала таких великих мастеров, как Сервантес, и таких великих героев, как Дон Кихот и Санчо Панса, Дульсинея Тобосская. Произведение о них – это библия человеческого разума, веры и доброты. Веры в самое светлое, что есть в человеке. А это светлое и есть божественное. Божественность в том, чтобы, страдая, побеждать зло. Как, страдая, побеждает тореро: даже раненный, даже погибший, он – олицетворение национальной настойчивости и целеустремлённости.

Меня в детстве звали Быком. Быку с быками не пристало драться, но ценить противника в лице тореро обязан каждый, кто способен ценить прекрасное. Я бы хотел особо подчеркнуть то, что Сервантес не делает из своего Дон Кихота культа. Он ведь пишет не житие святого. Он показывает святого грешника, который не просто сопротивляется умиротворению устоев, но борется за право, за человеческую привилегию жить достойно. И это прекрасно. Прекрасно и то, что Дон Кихот не противопоставляется Иисусу Христу. Даже нет намёков на то. Дон Кихот как бы шалун. Он совсем не канонизированная икона, на которую молятся, чтобы стать добрей самому. Дон Кихот не призывает к доброте вообще. Он добр по сути, а не по вере. Он добр по духу – то есть, по уму и сердцу. Он человек, и никогда и нигде Сервантес не претендует на особенность своих героев. Это простые смертные, которые не посягают ни на чьё достоинство и не позволяют кому-либо другому посягать на него. Самое удивительное то, что два этих самых гуманных человека не суть учитель и ученик, не суть пророк и бог. Это два равноценных и равнозначных человека, которые не пренебрегают женской теплотой и красотой. Они не рвутся к святости и знатности. Они просто покоряют знать, чтобы стать людьми. Я не хотел бы делать упор на мистическое и человеческое в жизни всех великих творцов благородных дел. Видимо, и Иисус тоже был своего рода Дон Кихотом. Только не нашлось в то время Сервантеса, который определил бы судьбу его за пределами комического жизни… Другие авторы определили всю серьёзность и пышность вознесения Христа в святого и вечного, освободителя человека из плена зла… Дон Кихот ищет зло не только в человеке, но и в условиях социальных. В этом смысле он есть художник, творец, который не противопоставляет человека только злу. Он противопоставляет человека добра человеку зла. Именно борьбе за условия возрождения добра и служит Дон Кихот Сервантеса.

 

2

 

За что же русский человек любит и ценит роман «Хитроумный идальго Дон Кихот Ламанчский» и восторгается им? За то, что в нём есть вечные не истины, а герои. Истины – в Библии. А в этом романе – идеи вечные. Здесь не святость, а борьба с грехом тех, кто хотел бы выдать себя за святого. Это немеркнущая страница принципов святости человеческих отношений. Не такая вера в образцы и поклонение им, чтобы грешить и снова молиться. Это те идеалы, которые не рушатся так просто, потому как строятся не на поклонении, а на восстановлении справедливости между людьми: как бы далеко их интересы ни расходились, они должны уметь слышать, видеть и понимать друг друга. Иначе мир рушится под тяжестью несправедливости, когда никто уже не может влиять – ни Бог, ни Дон Кихот, когда влияет одно право власти денег, насилия, которое основывается на неоспоримом принципе силы – и ни на чём более, а всё остальное – игры и забавы. Играя с этими принципами, Дон Кихот ломает их для того, чтобы строилось великое будущее человечества.

Вся литература XVII века – это не карикатура на откровение веры еретиков. Нет. Вся эта литература, и Сервантес особенно, – это талантливая комедия, художественное открытие вне жития святых. И взят материал этот из лона жизни, а не выкован, не канонизирован трюками священников. Мир призраков и мир богов рушится под натиском откровенной правды о справедливости, которая не прячется под личиной вежливости, а бьёт, чтобы отделить личину от сути и увидеть воплощение в её истинных качествах.

Молящиеся или верующие борются за свою собственную чистоту. Дон Кихот борется за чистоту нации. Он радеет за всё то, то способно болтаться вхолостую, и старается как бы пустить это в реальное мукомольное дело. Но самое-то главное заключается в том, что люди ценят это. Им близки не призрачные идеи Дон Кихота. Они видят результат его работы не в веках и на веках, а вот здесь, в конкретных условиях. Эта отличительная особенность делает Дон Кихота не просто борцом, но и любимцем нации Испанцев и мировых наций, в том числе и русской.

Некоторые видят бесперспективность действий Ламанчского идальго, а потому он для них чуть ли не нарицательный герой в этом смысле. Я же скажу коротко: это обманчивое видение. У Дон Кихота великая перспектива. Ибо только ему удаётся раскрыть суть добра и зла для всего окружения, и он не сам силён, а сильна его идея. Именно она покоряет, убеждает и подчиняет. Как бы ни ухищрялись великие мира сего, но обманы свои они проводят с опаской, оглядкой. Дон Кихот идёт смело, смело диктует, смело проводит в жизнь свои убеждения, а следовательно, и побеждает, казалось бы, иллюзорно непобедимое. Иначе кто бы сравнивал то или иное современное действие простого человека с действиями Дон Кихота? Однако это есть – значит, тут заложено не только сходство, но и путь. Путь к Победе добра над злом. И в этом отношении Иисус Христос и Дон Кихот имеют точки соприкосновения не на основе мистики, а на основе общих благ и человеческих интересов (когда действие как бы и не подмазано святостью, однако, способно утверждать человека и вести к победе).

Идея веры вечна. Но Иисус уже не ходит по земле. Дон Кихот современен, актуален и вечен только потому, что Дон Кихоты повторяются. Они живут. Христос один и неповторим. Дон Кихоты не боги. Это человеки. Они живы и борются за божественный идеал и хотят быть не только сами настоящими, но и другим хотят помочь быть такими.

Благодаря Дон Кихотам культура благородства жива.
К ней вечно стремятся люди, чтобы жить достойно, свободно и весело. Но чёрная сила, мёртвая закабаляющая сила ненавистно следит за культурой благородства и утомляет, стараясь покорить всё живое и свободное, что вселяет в нас Дон Кихот. Неиссякаемый источник стремительного добра вечен. Добра не как барахла, накопления тряпок или денег – нет. Добро мы понимаем как желание сделать другому человеку хорошее. Выработать такие качества в душе, которые работали бы не за что-то, а потому что… Это и есть Дон Кихот и его дело. Тело его смертно, а душа жива. Живёт в нас с вами и будет жить во всех других поколениях, пока люди будут верить в самих себя и в тех, кто поддерживает неиссякаемый огонь свободы.

Сервантес сделал бога живым человеком, который не ждёт, не заставляет людей молиться, а идёт за них и с ними всегда и везде. И это прекрасно.

Однако это борьба не только за человека, но и с человеком. Она действенна. Она активна. Она заставляет не молитвой смирять свои страсти. Нет. Заставляет людей подчинять свои порывы умственной работе, полезным делам и убеждает стараться делать так, чтобы и другие шли навстречу не ожесточению и порокам, а навстречу добру. Добро облегчает жизнь и освобождает человечество. Эти порывы призывают не к загробной райской жизни. Они призывают строить её сегодня и всегда. Для нас с вами и нашего будущего.

Вот почему церковники и ненавидят борцов за рабочее и крестьянское дело. Потому что те не вечны в раю потустороннего мира. Они вечны на земле. Они не убаюканы. Они разбужены для активного созидания добрых дел и пробуждения истин в сердцах. Они умирают заживо с верой или без веры.

Хотелось бы иногда видеть у власти своих Дон Кихотов и Санчо Панс, которые бы помогали рушить всё то злое, что устраивает для себя условия добра за счёт кого-то. Зло может проявить качества борьбы, но она обманная. Люди надеются на таких борцов, но те не бескорыстны. И надежды гибнут. На поверку радетели за свободу оказываются фальшивками и заставляют людей сожалеть о своих мечтах и желаниях.

Претензии на донкихотство оборачиваются великим закабалением людей и истреблением не только добра в человеке, но и самого человека. Только в Дон Кихоте люди не разочарованы, а, наоборот, очарованы его истинным стремлением к справедливости, его неподдельной чистотой и красотой, что и вызывает удивительный и вечный восторг.

Дон Кихот выдерживает конкуренцию с Богом и с сильными мира сего. Он их не побеждает и не стремится во что бы то стало победить, но убедить старается всех живущих на земле.

И напрасно священники стремятся извергнуть братьев Иисуса Христа на Земле. Живых братьев. Без добра не может быть единения. Кого зло может соединить? Зло может создать только ад на земле, а добро создаёт рай. Добро соединяет людей в райские отношения на Земле, а зло соединяет в адские отношения.

Я пишу о нынешних Дон Кихотах, которые живут у нас на Руси и как фальшивки и как настоящие. В каких отношениях они находятся с людьми и как складывается их судьба? На сегодня мой Дон Кихот, которого я вижу, которым дорожу, – это последователь всего лишь того, кого создал в своих условиях Сервантес. Мне сложно досконально воспроизвести испанского Дон Кихота XVII века, но взаимоотношения его с людьми, видимо, похожи на наши. Разные только люди – будь то служители интересам человека или покорители его, разные национальные традиции и устои.

Есть такие Дон Кихоты, которые превращаются в убийц всего того свободного, к чему сами и призывали. Борис Ельцин тоже был бы Дон Кихотом, если бы не стоял за богатых. А то он брал качества этого героя, но пускал их против простых людей. А люди поддерживали Ельцина, потому что думали, что он за них. Такое политическое донкихотство отнимает Добро у людей, а покрывает его экономическим злом. Не подозревающие это люди клюют на подобную насадку.

По-русски Дон-Кихот – это весёлый шалопай, суть которого, однако, революционна. Это вот и есть образ тех самых реформаторов, которых люди ждут и на которых надеются, что они придут и защитят.

Единственное, что могут противники истинных Дон Кихотов, – это перекрывать им пути и затыкать рот, чтобы жить вне конкуренции, числя себя в рынке.

 

3

 

Благородство и достоинство Дон Кихотов заключается в том, что они не будут бить быков, которые прикованы цепями к бетонной стене. Быки становятся Прометеями, родными братьями Дон Кихотов. Вот почему люди всего мира восхищаются благородным примером сих героев и трепетно несут огонь их тепла в своих сердцах.

Дон Кихот не собирается садить людей в тюрьмы. Он судья и адвокат, но в то же время и жестокий прокурор.
И всё это в одном идейном ключе.

Когда идёт на сцене «Дон Кихот», все хотят видеть не архаизм героев Сервантеса. Да этого и нет там вообще. Героев Сервантеса не надо реанимировать, осовременивать. Они вторгаются в современность со своими вековыми представлениями и ломают всё то, что мешает нам жить сегодня. Поэтому не надо придумывать новые сценические жития для них.

Теперь Дон Кихоты, Санчо Пансы с Дульсинеями – уже не праздные ходячие анекдоты. Это люди семьи, дела. И воюют они не за самих себя, а за семью. И семьи, многие тысячи оседлых людей вместе с ними хотят строить богатую жизнь не в поисках счастья или торжества побед. Они хотят строить здесь и везде то доброе, что было посеяно Великими свободолюбцами.

Дон Кихоты, Санчо Пансы с Дульсинеями готовят своё будущее, преемственно вкладывая, инвестируя всё в детей и в общее дело. Они растят детей, кормят, развивают и учат их, но в то же время продолжают отслеживать те места потерь, которые стоит раскорчёвывать или освобождать от завалов. В этом их политическое чрезвычайное присутствие на рынке добра и зла. Но не за добро абстрактное или только идейное они идут сражаться – они борются за вечное в человеке в конкретных источниках своего и будущего счастья.

 

4

 

Не то чтобы необузданная свобода нужна Дон Кихоту. Нужна обузданная свобода зависимостей от добродетели для сограждан в тех условиях, где процветает и торжествует мрак и мракобесие.

Испанцы – это не машинальные убийцы. Это люди осознанных действий. И в этом отношении у них с русскими много общего. Самое главное, эти народы лишены захватнических аппетитов. Более того, они дорожат своим и только своим. А подчас из-за доброты душевной и то теряют. Только такие страны могут порождать таких героев, как Дон Кихот, и таких авторов, как Сервантес; только в таких странах лучшие из представителей нации одержимы идеей братской свободы всех людей; есть они и поныне, но время, к сожалению, мельчает.

Как проявление высоты национального духа – Остров Свободы Куба, где население, как известно, – потомки испанцев. Для такой свободы нужна культура цивилизованных отношений, нужен определённый уровень производственных отношений. Дикие народы свободы не получают. Да они и не борются за неё. У них иные интересы, иные позывные. У них иная литература и убеждённость. Или вообще у них литературы нет и культуры нет, и народное творчество никогда не процветало. Даже фашисты, сами солдаты старались уходить от кровожадности, от зверства своей губной гармошкой и тем, что слушали музыку русскую. Хотя, говорят, их боссы имели высокое музыкальное образование, но композиторов и художников среди них мы не встречали.

 

5

 

На Дон Кихотов и живую природу нередко идёт истребительная охота. И эта тенденция может привести к трагически последствиям. Не то в Испании. Мы почему-то ищем для себя экономические образцы по формированию капитализма. Но вот духовный капитал – это тоже не шутка. Мы его чаще не видим.

Город и деревня, ветряная, водяная и механическая мельница как бы и не разделяются в Испании. Быки здесь и поныне не презренное, а исключительное животное, общение человека с которым обеспечивает достоинство на равных. Ведь испанцы пускают быков по улицам и с ними сталкиваются достойно. Они не убивают их связанными, не убивают током или другим оружием. Они с ними сражаются, конкурируют. И в этой борьбе умирают или побеждают. Трусов презирают и не чтут. Чтут героев быков и тореро. Это говорит о святости отношений живой природы и человека. Тогда современное оружие не становится угрозой истребления всего живого на Земле. У нас это встречается в редчайших экземплярах. В основном наблюдаем крайности, когда животных фактически бездумно истребляют в угоду заготовления мяса и пушнины. Человек перестаёт ценить природу и устремляет свой взор только к насилию над ней.

Эта опасность для всего живого на Земле представляется угрозой тогда, когда прогресс и человек сращиваются против природы, которая согревает, воодушевляет и кормит человека. Воодушевление уходит со стремлением истреблять, а корм становится ненасытной жаждой; истребление тогда являет собой восторг силы, торжествующей над той природой, которая постоянна в своих проявлениях. Она не способна овладеть оружием и применить его против своих насильников. Хотя и защищается. Этим занимается каждое животное на Земле. Но большая опасность заключена в том, что оружие с живой природы направляется людьми на самих себя – на самоистребление ради наживы, ради денег, богатства или закабаления. Так что, государственные возможности начинают становиться примером для частных лиц, а потому процесс формирования стереотипа применения оружия превращается в неотвратимое торжество зла над добром. Но закон справедливости как бы уравнивает всё живое на Земле и становится над всеми надуманными законами. Вот почему в Испании появляется Дон Кихот. Он идёт бороться не просто с властью, а с несправедливостью.

Быки идут в бой, не глядя на должности и звания, и топчут всех нерасторопных, кто им мешает на пути свободы. Точно с такой же свободной стремительностью идёт, рвётся в сражение с несправедливостью Дон Кихот. Он уравновешивает власть и народ. Он и тореадор и бык как бы в одном лице. Где надо – он расчищает пути, а где необходимо – останавливает и подчиняет того, кто неудержим. Для Дон Кихота тореро являет справедливость, и Рыцарь Печального образа покоряется именно ей, но готов покорить тех, кто пренебрегает этим высоким качеством.

Оружие убийства не становится торжеством человека и природы. Законы самосохранения определяют цену возвышенным качествам Вселенной. И в этом отношении Испанцы – очень серьёзная нация, которая сумела пронести и сохранить народные традиции по увековечиванию равных условий жизни для немого и говорящего природного создания. Можно только гордиться, что в мире живёт народ, достойный самого себя. Он не прельстился унижать, покорять и разрушать природу только ради наживы. Несмотря на причуды всевозможных государственных систем, у испанцев осталась одна система – любить всё живое на Земле. Не по вере, а по воле расположения возвышенного человеческого Духа. И в этом отношении Дон Кихот – как колокол мира в деле искусств.

Если Испанец и применяет шпагу или пику в крайних случаях, то только потому, что бык применяет рога тоже ведь не по прихоти, а в азарте сопернической борьбы с разумным существом, каким является носитель древней испанской культуры тореро.

Тореро специально вынуждает быка идти на бой с ним. Он мог бы усыпить, приласкать животное, воспользоваться его доверчивостью – и колонуть. Но нет. Быков тревожат. Тревожит и Дон Кихот своих заспавшихся противников, которые милостиво противятся быть благородными к добру. Он будит их и бьёт. Удары его неотразимы, как удары быка или тореро. Кто кого в этой жизни. Но Дон Кихот не ради победы над тем или иным сильным мира сего сталкивается и воюет. Он это делает ради сохранения традиций Испании, ради сохранения высокого и благородного Духа. Дон Кихот побеждает, но вместе с ним побеждает и нация. Дон Кихот не бог. Это великий тореро, который не только оставил память о себе, но не перестаёт возрождать всё лучшее на Земле. И делает это не кто иной, как сын Великой Испании. Великий сын испанского народного творчества, которое сформировалось в профессиональное художественное творчество. Ясно, что о такого рода чудаках были рассказы в самых разных вариантах. Но то, что создал Сервантес, воплотило всё, что имелось по этому поводу в мире. Хотя и профессиональная литература Сервантеса не стала прогрессом убийства всего народного в испанском искусстве. Литература не стала оружием массовых убийств народных исканий. Она лишь искала возможность новых форм, а не конкурентов в недрах народных.

Подчас, читая того или иного художника слова, мы восхищаемся только высотой его духа и талантом, забывая о талантливости народа. Сервантес в этом отношении показателен. Он талантлив и целомудрен настолько, насколько талантлив и целомудрен его народ.

Испания – страна справедливых принципов. Такая страна не может жить одночасьем и не живёт так. Несмотря на изменения социальных устройств, она остаётся цельной и постоянной в основе своих народных традиций.
И это даёт испанцам силы преодолевать всё то, что пытается обесценить сила несправедливой власти и сила оружия. Системы, которые стремятся лишиться опоры на народ, лишаются народной поддержки и разбиваются легко и свободно.

Только в такой стране, как Испания, и мог появиться такой боец, который ищет правду. Люди, стремящиеся понять бой быков или сражение тореро с быком, могут понять и борца с неправдой – общественного тореро.

Бой тореро с быком – это танец особого рода. Дон Кихот – это тоже тореро, который выводит из себя коварных и опасных хозяев жизни. Однако он не одинок в борьбе против их коварства, ловкости. Дон Кихот особый танец ведёт, в котором побеждает разум, доброта и простота, потому что он не убийца.

 

Сентябрь 2000 г.

⇐ Предыдущая17181920212223242526Следующая ⇒

Поделиться: