Об Иване Васильевиче Моисееве

Мирна Грант

Ваня

Об Иване Васильевиче Моисееве

(1952-1972)

Оглавление

Оглавление....................................................................................................................................... 1

Предисловие.................................................................................................................................... 2

Вступление........................................................................................................................................ 3

Мишель Бордо.................................................................................................................................. 5

Слезами горю не поможешь........................................................................................................ 7

Бог не без милости, а козак не без доли: то худая, то хорошая — всё будет............. 10

Без Бога ни от порога.................................................................................................................. 14

Бог дал путь, а чёрт кинул крюк................................................................................................. 20

Святой не спит в мягкой постели............................................................................................ 24

Суд крив, когда судья лжив........................................................................................................ 30

Из огня да в полымя.................................................................................................................... 35

Человек предполагает, а Бог располагает........................................................................... 39

Бедняки поют, богатые слушают............................................................................................. 44

Что впитано с молоком матери, уходит только с душой.................................................... 50

Всяк сверчок знай свой шесток................................................................................................. 54

С волками жить — по-волчьи выть.......................................................................................... 56

Смерть забирает не старых, а созревших для неё............................................................ 58

Сильный не может быть сильнее............................................................................................. 59

Эпилог.............................................................................................................................................. 61

Акт...................................................................................................................................................... 63

Выдержки из последних писем Ивана родителям.............................................................. 64

Открытое письмо.......................................................................................................................... 68

Официальный протест Моисеевых......................................................................................... 69

Заявление-обвинение................................................................................................................. 69

 

Предисловие

С восхищением и благодарностью:

— моим братьям и сестрам во Христе, которые

сильно рисковали, распространяя по всему бывшему СССР и на Западе историю, случившуюся с Иваном;

— молодому русскому солдату, который, подвергая себя опасности, встретился со мной дождливым днем на московской улице и, получив крошечный «Новый Завет», произнес: «Это самый дорогой подарок, который я мог бы получить».

«Храня молчание о зле, хороня его так глубоко внутри нас, что оно нигде не всплывает на поверхность, мы сажаем его, и оно вырастает в тысячу раз большим в будущем»

Александр Солженицын

«Архипелаг Гулаг»

Я беседовал о нем с людьми, которые были лично знакомы с ним. Например, с Эдом, молодым африканцем, который учился в Керчи, там, где Ваня проходил военную службу. Они встретились за несколько дней до смерти Вани, вместе молились, вели разговор, пытаясь морально поддержать друг друга.

Для Эда Ваня — символ русской души, которая никогда не уподобится просто образу «человека и его так называемого учения», так высокомерно воздвигнутому атеистами. Эд рассказал мне и о незыблемости убеждений Вани и о его силе претворять их в жизнь. Он никогда не искал компромиссных решений. Они ему были не нужны — правда всегда победоносна, всегда и везде.

Из-за своей связи с Ваней, в результате которой Эд глубоко проник в суть духовной борьбы, бушующей в России, он был депортирован из страны. Необходимо было также расправиться с самим Ваней. Но этого нельзя было достичь посредством его высылки. Для него был уготован другой путь, о котором и расскажет эта книга.

Я также разговаривал с его пастором. Мало кто из христианских руководителей будет когда-либо иметь честь сказать о ком-либо из своих прихожан то, что этот человек сказал о Ване. В возрасте 16 лет — к тому времени он не очень давно знал Господа — он уже проповедовал в церкви. Он во всем следовал за Иисусом и хватался за любую возможность засвидетельствовать свою преданность Господу. Жизнь Вани была одной напряженной молитвой.

Что оставалось всемогущему Богу, кроме как ответить на его молитвы?

Ваня и сегодня продолжает разговаривать с молодежью России. Его пламенные проповеди обратили в веру многих молодых людей, и еще большее число людей стало верить в Бога, узнав о его смерти.

Для опубликования истории Вани было использовано то же тайное издательство, которое выпустило тысячи экземпляров Библии и сборников церковных гимнов. Этот факт послужил причиной напряженнейших поисков, предпринятых органами КГБ с целью обнаружения этого издательства. В результате сотрудники тайного издательства были арестованы. Девять молодых людей, таких же преданных делу, как Ваня! Им были вынесены приговоры от 2,5 до 4 лет каторжных работ в лагерях.

Сотрудники КГБ тщательно «прочесывали» всю страну, пытаясь найти запрещенные публикации о Ване. Агенты КГБ врывались в дома верующих. Однажды им несказанно повезло. Один из работников КГБ наткнулся на какую-то книгу, открыл ее и возбужденно воскликнул: «Да, здесь есть кое-что о Моисееве. Послушайте, здесь говорится: «Первая книга Моисеева».

Он нашел Библию. А там действительно на одной из первых страниц написано: «Первая книга Моисеева». Фамилия Вани и имя автора Книги Бытия (Моисей) звучат одинаково по-русски!

Библия занимала главное место в жизни и поступках Вани. Можно ли найти какую-либо другую книгу, которая могла бы так радикально изменить его и подготовить к вечности? Существует ли какая-либо другая книга, кроме Библии, которая может таким же образом изменить русских, англичан и весь мир?

Эта книга рассказывает о творении Господа, о власти Божьего Духа восстанавливать силу в людях. В ней также говорится о том, что такое атеизм: «Сказал безумец в сердце своем: «нет Бога»(Пс.13:1). И о Иисусе, который своей смертью и воскресением приобрел право владеть миром. Только Он один! И о полном признании этого права, и о последствиях этого. Эта книга о тех, кто заплатил свою цену за веру в Иисуса.

Меня очень тронула эта книга. И я спросил себя: «Случись так, что меня арестуют из-за моей веры, будет ли достаточно доказательств, чтобы осудить меня и сделать из меня «очевидца-мученика?» Дело Вани изобиловало доказательствами. Отсюда и появилась эта книга.

Со страхом и трепетом, благоговея перед Господом нашим Иисусом Христом, я хочу поставить свою подпись на ходатайстве о присуждении ему звания Мученика.

Брат Эндрю Гардервник,

Вступление

16 июля 1972 года в Крыму погиб юноша, солдат. Он был верующим, и причиной его смерти стало насилие над ним. Подробности того, как и почему это произошло, описаны в этой книге. Приведенные здесь факты подтверждены документально.

Смерть Вани была неординарным событием и привлекла внимание тысяч (возможно даже миллионов) людей всего мира к Советскому Союзу и его политике по отношению к религии. Убийство этого юного баптиста — это необычное явление. Церковная община, к которой он принадлежал, скорбит и о другом мученике за веру— Николае Хмаре, убитом в сибирской тюрьме еще в 1964 году. Молодые баптисты слагают стихи об этих двух мучениках и декламируют их на собраниях, чтобы эти стихи вдохновляли других верующих. И хотя смерть Вани Моисеева не является типичной, она ярко показывает ситуацию, которая потребовала вмешательства не только христиан, но и всех людей доброй воли, где бы они ни жили.

Дело в том, что в бывшем Советском Союзе враждебность Советов к религии сводилась от мер жестокого тайного преследования до более искусной идеологической борьбы. Но ни на секунду советское правительство не расставалось со своей провозглашенной им задачей искоренить все религиозные пережитки.

Эта воинственно-атеистическая политика коснулась всех церквей бывшего Советского Союза. В первые годы после 1917 года именно ортодоксальная православная церковь больше всего пострадала от атеистических атак, в то время как баптисты и другие конфессии имели относительную свободу, которую они использовали насколько могли.

Но это продолжалось недолго, поскольку Сталин все крепче и крепче брал правление в свои руки.

Во время террора 30-х годов тысячи христиан и других верующих пострадали и умерли от сталинской чистки. Вторая мировая война резко изменила ситуацию, в которой оказалось правительство. Она требовала максимальной поддержки народа, так как страна несла все более тяжкие потери. Правительство взывало к русскому патриотизму и призывало церкви сплотить и поднять своих прихожан на борьбу за национальное дело. В личных встречах между Сталиным и церковными лидерами заключались соглашения, которые и привели к ослаблению давления на церковь, а затем к «религиозному возрождению», что, очевидно, поразило власти, считавшие, что с верой покончено.

Однако новая политика была непродолжительной. Как только миновали тяжелые для страны времена, былые формы репрессий возвратились. Затем наступило время Хрущева. Несмотря на то, что Хрущев слыл человеком свободомыслящим, он фактически развернул бурную кампанию против религии, которая продолжалась с 1959 по 1964 гг., те. до отстранения его от власти. В стране в то время было закрыто около половины православных церквей. Кроме того, баптисты испытали новую волну репрессий.

Одним из проявлений этого давления было введение некоторых новых распоряжений, которые, хотя и были представлены церквам самими баптистскими лидерами, однозначно являлись результатом государственного давления. Эта кампания вызвала острую реакцию среди верующих баптистов по всей стране. Была образована «группа содействия» с целью выработки требований к Верховному Совету поставить все на свои места. Однако цель не была достигнута и в 1965 г. произошел окончательный раскол в рядах баптистов. Отколовшаяся в 1965 году группа существует и по сей день фактически на нелегальном положении. Она называется Совет Церквей Евангельских Христиан-Баптистов и именно к этому движению принадлежал Ваня Моисеев. Лидеры этой группы призывают к непреклонной верности Христу, к постоянному духовному обновлению, к евангелизации. Они также призывают к справедливости по отношению к верующим и соблюдению законности. И, таким образом, их можно рассматривать как сторонников движения за права человека, в которое они внесли большой вклад. Можно сказать, что они в значительной степени осветили тропу следования в борьбе за человеческие права в СССР, о которых много писали в последние годы. Баптисты первыми на высоком профессиональном уровне публиковали нелегально документы, листовки и даже издавали регулярные журналы, рассказывающие о своей жизни и проблемах. Они также регулярно печатали списки членов своей группы, находившихся в тюрьмах, прилагая подробную информацию о них, включавшую даже адреса сотен трудовых лагерей. Эти сведения являются бесценными для исследователей. Вот тот фон, на котором следует рассматривать убийство Вани Моисеева. Это был зверский акт, разоблачающий страх и злобу маленькой кучки людей, стоявших у власти.

Будем надеяться, что антирелигиозные кампании, подобные тем, которые имели место во времена Сталина и Хрущева, не повторятся. Одним из факторов, способных предотвратить их повторение, могла бы быть постоянная обеспокоенность за судьбу христиан сегодня и благородность поступков всех тех, кто прочтя эту книгу, не будет безразличен к судьбе ее героя.

Мишель Бордо

Кент, Англия

Праздничная толпа медленно выходила из здания цирка. В толпе можно было легко распознать не только студентов, детей, со сверкающими от удовольствия глазами, но и туристов, приехавших со всего бывшего Советского Союза и дальнего зарубежья. Фонтаны на цирковой площади разбрызгивали прохладу в раскаленный после дневной жары воздух. Но среди этой толпы шел человек, вселяющий страх местным властям. Его глаза искали американских друзей, которых он обещал встретить.

В минувший вечер я сидел в одном маленьком молитвенном доме и слушал, как он читал страстную проповедь о могуществе Бога. Он цитировал Давида Ливингстона и Достоевского, ставя их в пример пастве, — людей, которые рисковали всем во имя веры.

Сейчас, спустя двадцать четыре часа, за ним по пятам шел работник КГБ, и он знал это. Он те.рзался в муках обеспокоенный тем, что может навлечь беду на свою семью, свою церковь, своих американских друзей. Я вдруг почувствовал, что чувство паники охватило меня. Слова пастора, обращенные ко мне, показались мне безрассудными: «Я не могу говорить: за мной следят. Да благословит Вас Бог. До свидания». В то же мгновение он исчез в толпе. Почему? Почему кого-то должно беспокоить то, что двум американским христианам и русскому пастору нужно было лично поговорить?

Именно в тот момент я понял, что должен написать книгу об Иване. Его яркая жизнь — это история всех верующих в бывшем Советском Союзе — кротких, смиренных граждан, чьи жизни — это ничто иное, как калейдоскоп из страха, неуверенности, осторожности, жертвоприношения, невероятного мужества, терпения и радости.

Иногда бывало трудно расспрашивать об Иване в самой России, т к. КГБ проводило агрессивную кампанию с целью найти и уничтожить документы, которые публикуются в этой книге, а также запугать и арестовать верующих, которые распространяли историю Вани. Но, несмотря на опасность, верующие испытывали страстное желание говорить. Зачастую слезы накатывались на глаза мужчин и женщин, повествующих о происшедшем. Нигде, ни в одном городе я никогда не спрашивал об Иване, но обнаруживал, что о нем знают.

Одна молодая женщина, инженер-химик из Омска, рассказала мне о политическом собрании, созванном руководством фабрики с целью опровержения «ложных слухов» о смерти Ивана.

Будучи в Грузии, мне пришлось однажды в парке поговорить с женщиной средних лет, с которой мы условились о встрече заранее. Ее глаза были красными от слез. Оказалось, что несмотря на то, что она все же пришла в назначенное время, у нее случилась большая неприятность. За день до этого, вечером, когда она была в молитвенном доме, в ее жилище провели обыск. Агенты КГБ искали материалы, касающиеся Моисеева, но ничего не нашли, потому что она успела за день до этого отдать их. Вместо них они забрали все ее записи, вырезки из прессы и другие материалы, в том числе Священное Писание. Рассказывая о том, что с ней случилось, она пыталась сдержать слезы, но, в конце концов, разрыдалась и все время повторяла: «Это ужасно. Это ужасно».

В связи с тем, что у Вани были близкие родственники в Германии, его семье после трагедии, связанной с их сыном, позволили эмигрировать. Позже у них бывал также один из верующих той же церкви, к которой принадлежал и Иван. Он был на его похоронах. Все они испытывали постоянную потребность в беседах о пылкой вере Ивана и решили оказать посильную помощь в издании этой книги. Каждый из них мог бы рассказать свою собственную историю о лично перенесенных страданиях.

Русский писатель Александр Солженицын обращал внимание мировой общественности на нарушение основных прав человека в СССР. Он был одним из немногих, кто выступал в поддержку диссидентского движения в Советском Союзе, представляющего собой группу интеллектуалов, которые активно защищали свободу мысли и высказываний и осуждали советскую систему коммунистического террора.

Не все в свободном мире знают, что в Советском Союзе существовало еще одно движение протеста. Оно выросло среди репрессированных и страдающих евангельских церквей по всему бывшему СССР. Некоторые местные церкви выражали протест индивидуально. С 1964 г. в Москве существовала организация с особым названием «Союз родственников заключенных». Эта группа взывала к свободе религии и решительно выступала против дискриминации, преследования, арестов, а иногда даже и убийств христиан в СССР.

Союз не имел защиты со стороны международной общественности. Его лидеров неоднократно арестовывали и ссылали. Но их место занимали столь же смелые и энергичные новые лидеры, и деятельность союза продолжалась.

Именно к этой организации обратились за помощью родители Ивана Васильевича Моисеева. Благодаря ее усилиям, история Ивана попала на Запад. Мужчины, женщины и молодежь этой организации рисковали своей свободой и жизнью, рассказывая о смерти Ивана.

Люди доброй воли во всем мире были возмущены игнорированием основных человеческих прав в тоталитарном обществе. Но этого было недостаточно. Нужно было наращивать общественный протест на всех уровнях свободного общества, с помощью которого можно было бы выступить в защиту этих бессильных людей, ставших жертвами репрессий.

Ванину историю я написал, помня тот голос, который обратился к Иоанну в Патмосе, говоря: «То, что видишь, напиши в книгу». Тот же голос так же сказал: «Действуй, а не только слушай».

Слезами горю не поможешь

Анна Константиновна больше всего не хотела, чтобы наступило время, когда должны были привезти гроб. С момента получения 17 июля телеграммы из армии она боялась именно этого момента. Она медленно перевела взгляд и посмотрела своими опухшими от слез глазами туда, где в заполненной толпой людей гостиной стоял ее муж Василий Трофимович. Рядом с ним толпилась группа братьев из молитвенного дома. На их лицах была глубокая печаль. Только лицо ее мужа было скрыто от ее взора, так как голова его была резко наклонена вниз.

Но этот момент наступил. Машина, везущая гроб с телом Вани от железнодорожной станции, уже тормозила на обочине дороги перед окнами дома. Сквозь кружевные занавески, неподвижные в июльской жаре, Анне был виден военный эскорт, следующий за грузовиком. Трое военных, одетых в серую форму Советской Армии, застыли возле своей машины, когда гроб осторожно снимали с грузовика и опускали на плечи мужчин. Ее сын, Семен, провел их через деревянные ворота к дому.

При виде военных жуткий страх Анны перед тем, что ей предстоит, внезапно исчез. Не будет никаких рыданий, не будет обмороков при виде ее мертвого сына. Она соберет всю свою силу воли. Вдруг она встретилась глазами с мужем. Он тоже был готов. Казалось, им овладела неимоверная сила.

Офицер и сержант неуклюже вошли в комнату, пригнув головы, чтобы пройти через низкий дверной проем. Они чувствовали себя неловко, ибо осознавали, что им не рады в переполненной гостиной, где вдруг возникла атмосфера напряженности и отчуждения. Деревенские люди отступили от них, образовав узкий проход через всю толпу, в конце которого стоял Василий Трофимович.

Гроб приближался, поддерживаемый на вытянутых руках четырьмя молодыми парнями, друзьями Вани. Анну поразил его огромный размер и блеск металла. Ее муж слегка покачнулся, когда ребята опускали гроб на стол, который она приготовила. Большинство женщин, стоявших рядом, были в темных платках, низко повязанных на лоб, как носят старушки. Некоторые начали плакать, уткнувшись в белые носовые платки.

Впервые Анна заметила, что гроб был закрыт и заварен сварным швом. Старший из прибывших, капитан Платонов, нервно прокашлялся и слегка поклонился родителям.

— От имени командира и личного состава части я передаю родителям, родственникам и товарищам рядового Ивана Моисеева наши соболезнования по поводу трагической смерти этого молодого советского солдата.

Он неловко переводил взгляд с одного лица на другое по всей комнате, всякий раз встречая ответный взгляд.

Анна под шалью перебирала пальцами письма Ивана, которые он прислал накануне смерти. Как будто стараясь уберечь от капитана частичку своего сына, она прижала к себе тонкие письма, защищая их ладонью от казенных слов Платонова. Она сложила их в маленький пакет в соответствии с датами на почтовых штемпелях: 15 июня 1972; 30 июня 1972; 9 июля 1972; 14 июля 1972; 15 июля 1972. Ей казалось, что эти даты кричат, протестуя против лицемерия перед гробом. Соболезнования! Ее глаза горели от гнева.

— Мы настаиваем, чтобы гроб моего сына открыли, — сказал ровным голосом Василий Трофимович.

— Но в этом нет необходимости! — ответил Платонов более резко, чем того хотел, в результате чего в конце душной комнаты поднялись некоторые из склоненных голов. — Тело вашего сына уже было опознано в Керчи вами и вашим сыном Семеном.

Он приложил ко лбу сложенный носовой платок, а затем продолжил более мягким тоном:

— Я понимаю, насколько тяжело было это для вас и вашей жены, поэтому вы должны избавить себя от еще больших страданий.

Он почти перешел на шепот:

— Смерть утопленника могла... сильно обезобразить его.

Помогая себе свободной рукой, Анна пробралась к мужу.

— Товарищ офицер...

— Платонов, — отрекомендовался капитан.

— Как мать Ивана, я настаиваю на том, чтобы гроб открыли. Я хочу видеть своего сына. И мы желаем, чтобы он был похоронен в гражданской одежде. Это наше право.

Через толпу передали лом и отдали его Василию Трофимовичу. Платонов наклонился и зашептал что-то сержанту. Мгновением позже отец Вани воткнул конец лома в отверстие, сделанное им под крышкой гроба. Офицер движением руки остановил его.

— Очень сожалею, товарищ Моисеев, вынуждены покинуть вас. Требует долг. А то, что вы намерены сделать, неразумно.

Взглянув на Семена, стоявшего рядом с отцом, они прошли сквозь толпу и исчезли.

И снова Василий Трофимович поднял лом к крышке гроба и надавил вниз. В то же самое мгновение, когда гроб заскрипел, произошло так много непредвиденного, что Анна стояла, оторопев, не способная понять, что происходит. Как безумный, Семен бросился на гроб, обхватил руками крышку и закричал голосом, полным душившего его протеста:

— Папа! Нет! Папа! Не открывай его! Лом с грохотом упал на пол. Василий Трофимович пытался оттолкнуть своего старшего сына, чтобы тот не мешал ему. Люди протискивались вперед, чтобы увидеть, что же вызвало такое нарушение тишины.

— Что происходит? — спрашивали кругом.

— Семен дерется со своим отцом.

— Не дерется. Он не позволяет ему открыть гроб.

— Кто дерется? Я не вижу. Какой позор! Два пастора в черных костюмах быстро двинулись к Семену, схватили его за руки и оттащили от гроба. Несколько женщин в дальнем конце комнаты стали громко молиться, и их молитвы то становились громче, то снова затихали, утопая в стремительном потоке эмоций и слез. Семен отчаянно пытался вырваться от удерживающих его пасторов, тянул их в сторону от гроба и говорил приглушенным голосом:

— Папа! Папа! Мама! Пожалуйста! Оставьте Ваню в покое! Не открывайте гроб.

Анна пристально посмотрела на своего сына. В результате такого замешательства она вдруг почувствовала себя очень усталой. Когда-то очень давно она гордилась мальчишескими амбициями Семена, его мечтами оставить изнурительный труд в колхозе и уехать учиться в город. В школе он учился усердно и когда однажды он пришел со школы домой с красным галстуком юного пионера, неодобрение семьи не смогло убедить его снять его. Он стал Моисеевым, с которым надо было считаться, полным собственного достоинства и уверенности в своем будущем. Теперь, видя как неистовый страх превратил Семена в умоляющего испуганного ребенка, она отвернулась. Вот к чему привели его хвалёные достоинства комсомола: он помогал тем, кто был заинтересован спрятать тело его собственного брата.

Пасторы вытолкнули Семена сквозь толпу на улицу, в крошечный садик, где росли неухоженные цветы, а затем тихо закрыли дверь. Василий Трофимович налег на лом, и слабый треск привлек внимание жителей деревни к гробу, который освещало утреннее солнце. Крышку гроба робко подняли.

Пасторы вышли вперед и в нерешительности взглянули на тело. Анну охватила дикая паника, когда она увидела ужас, промелькнувший на их лицах. Один из самых старших, Федор Горектой, склонил свою белую голову над гробом, не глядя туда. Анна схватилась за руку сестры, стоявшей возле нее. Кто-то обнял ее и медленно повел к гробу. Анна слышала, как всхлипывает ее муж, но звук этот казался ей очень далеким. Ее дрожащее тело двигалось навстречу сыну, но душа, казалось, покинула ее, улетела прочь от того, что ей было невыносимо видеть.

Она силой заставила себя посмотреть в гроб и в недоумении замерла, вглядываясь в тело, лежащее внутри. Это был не Ваня! Она продолжала пристально смотреть, обеспокоенная тем, что не чувствует волны облегчения. Казалось, это был какой-то более взрослый солдат, с тяжелой челюстью, лицо его было с сильными кровоподтеками с обеих сторон, как будто после побоев. Разбитые губы опухли, а лоб и виски почернели и странно вздулись. Его темные волосы были зачесаны назад так же, как это делал Ваня. У нее опустилось сердце.

Рядом кто-то жутко застонал. Вдруг на ее глаза навернулись слезы. До сознания матери дошло, что это был ее Ваня. Она тяжело опустилась и снова зарыдала.

Без Бога ни от порога

Было почти два часа утра, и у Ивана кружилась голова от того, что хотелось спать. В Одессе было холоднее, чем в Молдавии. Лежал еще не глубокий, но подмерзший и скользкий снег, на который спрыгивали призывники из гнетущей духоты армейских крытых грузовиков, доставивших их с железнодорожной станции. Теперь, когда они полускользили-полубежали, чтобы поспевать за сопровождающей машиной, указывающей им направление к расположенной впереди в темноте группе зданий, Иван пытался уловить хоть какой-то смысл в гамме голосов, доносившихся из разных мест в темноте.

— Эй там, быстро! Конвой опаздывает на час. Мы ожидаем здесь целый час. Смирно! Почему отстали? Пошевеливайтесь!

— Мне бы хотелось знать, как они будут распределены на ночлег в этот час? По нашим правилам все новоприбывшие должны быть здесь до десяти вечера.

— Что же вы теперь намерены делать? Оставить их-на холоде всю ночь?

— Кто должен встречать? Где Каретко?

— Пусть кто-то сбегает за Каретко. Они прибыли.

Мрачная фигура офицера в шинели и шапке, натянутой на уши, неуклюже взобралась на несколько ступенек здания, перед которым остановилась мерзнущая группа солдат. Он резко произнес, что ввиду позднего часа, приветствия будут короткими, а солдаты будут распущены по своим казармам на ночь.

Казармами были большие мрачные здания, стоящие на площади. В свете прожекторов было видно, что здания пятиэтажные. Каждый этаж состоял из шести спальных помещений, в которых могло разместиться тридцать два солдата. Таким образом, на этаже получалось по 192 человека. В поезде солдаты получили талоны, указывающие номер барака, этажа и помещения.

Им сообщили, что в шесть утра их разбудит сигнальная труба. У них будет сорок пять секунд, чтобы встать, одеться и заправить койку. Затем они получат дальнейшие указания. После этого сообщения прозвучала команда разойтись и мрачная фигура офицера исчезла за дверью.

Сразу же началось оживление. Со всех сторон слышались приказы, а новобранцы небольшими группами расходились по казармам. Вглядываясь в смятые голубые талоны, зажатые в руках, они напоминали многочисленных театралов, опоздавших к началу спектакля и ищущих свои места.

Казармы наполнялись незнакомым Ивану говором: литовским, белорусским, а также московским, сливавшимся с неторопливым, мягким говором Севера — и на каждом шагу вся эта смесь коек, рук, ног, смеха и ругани превращалась в сплошной круговорот.

К утру пошел небольшой снег. Крошечные снежинки падали на ресницы сигнальщика, на металл начищенного горна, который он приготовил для сигнала «Подъем!». Медленно он направил его на окна третьих этажей казарм, куда, как ему было известно, ночью были доставлены новобранцы. Никогда не слишком рано постичь суровость армейской жизни. Набрав побольше холодного воздуха в легкие, он подул.

Сигнальщик хорошо представлял себе происходящее сейчас в казармах: полный страха рывок, чтобы побыстрее одеться, не отстать, чтобы не подтрунивали, не высмеяли. Затем появится ощущение непривычной солдатской формы, оценка друг друга, пробежка по холоду в столовую на завтрак, состоящий из рыбы и чая.

Наступил первый день беготни от строевой подготовки к теоретической учебе, к занятиям по ориентации, к приему пищи, к физическим упражнениям. Он еще раз подал сигнал подъема в противоположном направлении. Ему оставалось служить лишь 11 месяцев. Солдаты его подразделения, обнаженным до пояса, уже торопливо выходили из казарм на утреннюю пробежку.

Трубач опустил сигнальную трубу и побежал к своей казарме.

Направляясь в столовую, Иван думал о том, что важно было найти место для молитвы. Уже сейчас толпы солдат, шум в казармах, практическое отсутствие возможности побыть одному давили на него. Даже тополя, мимо которых он проходил, жались друг к другу, как будто врозь им было непривычно.

В огромной столовой стоял резкий запах рыбы. Дома в это время он молился бы. Зимой в такое утро, как это, двое младших его братьев спали, прижавшись друг к другу, чтобы согреться. Было приятно молиться возле них, когда они спали. Их ровному дыханию не мешал его голос.

Возможно, после еды он поищет укромное местечко. Но вот тарелки с рыбой опустели, а каждый из тридцати солдат за столом был все еще голоден. Они передавали туда-сюда тарелки с черным хлебом, пока и они не стали пустыми. Дневальный двигался среди столов с огромным чайником, разливая чай в поднятые металлические кружки.

От чувства одиночества у Ивана сжало горло. Конечно, все было так, как он и ожидал, но, возможно, он недооценил чудовищность предстоящего. Казалось, каждый замкнулся в своем собственном мирке, допивая до Дна чай и вымакивая кусочком хлеба из своей тарелки. Затем каждый переступал через скамейку, ловко балансируя при этом тарелкой и чашкой, спеша к двери, на ходу обмениваясь несколькими фразами с теми, с кем познакомился в поезде. У входа столпилась небольшая группа солдат, в то время как другие протискивались сквозь них в морозный ноябрьский рассвет. «Всякого, кто исповедает Меня пред людьми, того исповедаю и Я пред Отцем Моим Небесным». Не вызывало сомнений, что это был именно тот Голос, который так много раз говорил в его душе. Иван положил вилку и ложку в кружку на тарелке, поднялся, перешагнул через скамейку и вместе с другими направился к двери. Первое, что ему нужно было сделать, это найти место для молитвы.

У сержанта Стрелкова было длинное гладкое лицо с впалыми щеками, которые он еще больше втягивал, когда был раздражен. В течении двух недель он пытался привести в порядок новое отделение; две недели одних и тех же вопросов, беспорядка, пререканий и нарушений. Кусок замерзшей грязи прилип к его ботинку и он с раздражением отбросил его. Этот новый призыв ему не нравился. Он перевел сощуренные на морозе глаза туда, где в дрожащем от холода строю пустовало одно место. Его внимание привлекло движение на ближнем краю площадки для физподготовки. Он невозмутимо смотрел на опаздывающего, который бежал, что было сил. Это был Моисеев.

Хватая ртом воздух, он занял место в строю. Никто не шелохнулся, все только искоса посмотрели на него. Это доставило Стрелкову слабое удовлетворение. Может быть, из этого будет извлечен урок.

— Рядовой Моисеев! Доложите причину своего опоздания.

Вышколенное поведение Стрелкова было немым свидетельством того, что он сам никогда не опаздывал.

Обнаженная грудь Ивана вздымалась от долгого бега через поле. С тревогой смотрел он на сержанта, выравнивая дыхание. Пока Стрелков ожидал ответ на свой вопрос, в строю медленно росло напряжение.

— Виноват, товарищ сержант, я молился. Стрелков уставился на него. В серьезном выражении лица Моисеева не было и намека на издёвку. Кто-то в строю неожиданно кашлянул. Стрелков свирепо посмотрел на неподвижных солдат. «Неужели они думают, что я не вижу, как они давятся от смеха?»— пронеслось у него в голове.

Стрелков достаточно долго служил в армии и знал, как реагировать на беспорядки.

— На зарядку, рядовой Моисеев. По окончании доложите.

Он сделал шаг назад и обратился к строю. По его приказу солдаты рассыпались в разные стороны поля, чтобы начать общефизическую подготовку. Через мгновение плац ожил: солдаты прыгали, бегали трусцой, мелькали руки.

Ивану страстно хотелось отличиться при выполнении физических упражнений, чтобы реабилитировать себя в глазах товарищей за опоздание. В душе он радовался тому, что мог найти укромное место для молитвы. Вольнонаемная работница гарнизона заверила его, что комната, найденная им, бывает свободной до 10 часов утра. Она же лично отпирала ее в 5, когда приходила убирать. С тех пор каждое утро Ивана охватывало чувство благодарности Господу за посланное ему благословение. В комнате стоял кожаный стул, поэтому он мог стоять на коленях, а локти класть на его сидение. Широкая спинка стула закрывала его от окна, усеянного трещинами.

Но забыть о времени! Опоздать на занятия! Эти мысли не давали ему покоя. В это время он услышал, что Стрелков зовет его.

Сержант Стрелков был атеистом в третьем поколении. Стрелкова тревожило присутствие в армии того, что он называл «буржуазными пережитками». Он потер руки от холода и зашагал, давая Ивану знак головой следовать за ним.

— Так что там насчет молитвы, Моисеев? Ты не шутил?

— Никак нет, товарищ сержант.

— В таком случае, что с тобой?

— Ничего, товарищ сержант. У меня все хорошо.

— Ты православный? Ты состоишь в какой-либо церкви? — Стрелков пытался сообразить, был ли сегодняшний день каким-либо православным праздником. В религиозные праздники то и дело случались инциденты.

— Нет, товарищ сержант, баптист.

Это было хуже. Баптисты были непредсказуемы и упрямы. Будучи комсомольцем, Стрелков проводил антирелигиозные мероприятия в сельской местности. Баптисты тоже приходили, но зачастую они давали такие пространные ответы на религиозные вопросы, что было трудно взять над ними верх.

— Здесь это не пройдет, Моисеев. Молитвы. Религия. Печально находить религиозные пережитки в нашей жизни, а особенно здесь, в Советской Армии. Тебе придется поменять свои взгляды.

Иван продолжал молча идти рядом с сержантом, размышляя, ждет ли он от него ответа.

— Я уверен, что после того, как ты окунешься в армейскую жизнь, когда у тебя появятся друзья, ты поймешь, что твои религиозные взгляды — это детство.

Ведь Россия смогла стать сильной только после того, как сбросила оковы царизма и церкви. И то же самое можно сказать о человеке.

Стрелков стоял на снегу, переминаясь с ноги на ногу и поеживаясь от холода. Он смотрел вслед Ивану, который бежал через поле к своему отделению. Разговор не доставил ему удовлетворения. Другие солдаты тоже слышали, как Моисеев сказал, что он молится. Нужно поставить в известность замполита роты.

Кабинет замполита был тускло освещен. Слабый зимний свет, пытавшийся пробиться в комнату, задерживали мягкие зеленые портьеры, висевшие на удручающе грязных окнах. Замполитом был капитан Борис Заливако, невысокого роста, мощного телосложения, с невероятно густыми бровями. Факт опоздания новобранца не представлял для него никакого интереса, но рассказ Стрелкова о причине его опоздания, вызвал у него довольно большой интерес, если это, конечно, не было глупой шуткой Моисеева.

Ожидая Моисеева, Стрелков ощущал неприятное предчувствие. Возможно, не следовало так серьезно воспринимать Моисеева. Он жалел о том, что затеял разговор с ним, который явно не удался. Стрелков надеялся дать ему совет, помочь. Может быть, Моисеев разыграл его, но в таком случае солдаты могут подтвердить его слова. Стрелков пытался вспомнить, кто стоял в тот момент достаточно близко возле него в строю и мог отлично слышать сказанное.

Капитан Заливако лениво посмотрел на Моисеева, стоявшего по стойке «смирно» по другую сторону стола. Он быстро и энергично отдал честь. Заливако отметил спокойствие, с каким Моисеев встретил его взгляд. Молодой парень был уверен в себе, но в выражении его лица не было и намека на высокомерие.

Заливако жестом велел ему сесть.

— Ты не похож на того, кто опаздывает на занятия. В чем причина того, что ты не являешься вовремя вместе с остальными солдатами твоего отделения на физ-подготовку?

— Сожалею об этом, товарищ капитан. Это больше не повторится.

— Ты не ответил на мой вопрос. Чем ты объяснишь свое опоздание? — В голосе Заливако появилось напряжение. Ему не понравилось, что Моисеев уклоняется от ответа.

— Я молился, товарищ капитан.

Ответ повис в воздухе, поглощенный молчанием присутствующих.

Стрелков облегченно вздохнул. «Все-таки я поступил правильно, — подумал он, доложив о Моисееве. — Каждый знает, что религия — угроза советскому строю, в какой бы безобидной форме она ни проявлялась. Даже Ленин говорил, что целью Коммунистической партии является освобождение рабочих масс от религии». При этом Стрелков подтянулся.

Заливако постучал пальцами по столу:

— Кому ты молился?

— Богу, товарищ капитан. Творцу вселенной, Который любит всех людей.

— Богу?!

Заливако глубоко вздохнул, закрыв глаза.

— Научно доказано, рядовой Моисеев, что Бога не существует. Наши советские ученые тщательно изучили этот вопрос и доказали, что Бога нет. Идея о Боге была выдумана первобытным человеком, пытавшимся таким образом объяснить многие явления природы.

— Это то, чему учат атеисты, товарищ капитан.

— Это верная точка зрения. Это позиция Коммунистической партии, правительства и Академии наук.

— Товарищ замполит, я знаю, что атеизм — это официальная точка зрения, но Библия учит, что Бог создал человека после того, как он создал всю вселенную. Это— христианское убеждение.

На столе перед Заливако лежал листок бумаги, на котором он что-то писал. Он задумался.

— У тебя есть Библия?

— Нет, товарищ капитан.

— Имей в виду, что Библия запрещена в армии. Она способствует развитию пассивной личности и раболепства. Я даже не могу понять, что в ней находят интересного.

— Библия может изменить жизнь, товарищ капитан.

— Армия меняет жизнь, Моисеев. И взгляды в том числе. Это настоящая правда, а не та, что провозглашает твоя Библия.

— Я готов честно служить в армии в полную силу своих способностей.

Заливако начинал сердиться. С религиозными новобранцами трудно было иметь дело. Все верующие, считал он, — лживы. Внешне они производили впечатление тихих, миролюбивых, безвредных людей. Но, прикрываясь добродетелью, они распространяли свое ложное учение.

— Счастлив слышать это от тебя, Моисеев. Такое заявление, естественно, означает, что ты решил отбросить свои пагубные идеи о Боге и стать настоящим советским солдатом. Я рад за тебя.

Стрелков с восхищением посмотрел на капитана Заливако.

Заливако знал, как убеждать. И он продолжал, не обращая внимания на страдание, написанное на лице Моисеева:

— Я лично буду следить за совершенствованием твоих взглядов и активным участием в боевой и политической подготовке.

Заливако поднялся со стула и пристально посмотрел на Моисеева, ожидая от него ответа. «Мальчишка будет дураком, — думал он, — если не воспользуется лазейкой, которую я предоставил ему».

— Как советский гражданин, я счастлив служить в армии. Но есть и другое место, куда я также принадлежу. Это царство Бога. Оно никогда не сможет стать угрозой советскому государству, потому что это царство находится в сердцах верующих, а его законы — это законы любви. Я не могу отречься от моего гражданства в этом царстве или от моей верности Царю, который есть Бог. Он строит свое царство везде, даже в нашей стране, царство прощения и любви.

Голос Заливако задрожал от злости:

— Мы покончим, Моисеев, и с царствами, и с царями. Здесь место только тем, кто верен советскому строю.

Стрелков сник. Он надеялся увидеть демонстрацию того, как легко можно решать подобные вопросы. Ему казалось невероятным, что советский юноша мог быть так сильно отравлен религией.

Но Заливако еще не завершил беседу.

— Для меня очевидно, что ты, Моисеев, противишься советам своих наставников. Это тревожит меня. Тебе нужно преподать урок. Так как ты любишь молиться на коленях, я дам тебе возможность конструктивно поработать в таком же положении на благо социализма. Ты должен вымыть казарму и все коридоры на коленях с ведром и щеткой. Ты будешь работать всю дочь. Может быть, это занятие на глазах у твоих товарищей поможет тебе быть более понятливым. У тебя будет возможность подумать, хочешь ли ты по-прежнему придерживаться своих антисоветских взглядов. Свободен.

Стрелков вытянулся по стойке «смирно», отдавая честь капитану Заливако. Дело было доведено до завершения, которое его вполне удовлетворяло. Когда Моисеев отдал честь и вышел из комнаты, на короткое мгновение их обоих охватило приятное чувство. Такое унизительное занятие, по их мнению, должно было научить Моисеева, для чего предназначены колени.

Не успело бледное декабрьское солнце пройти и полпути к зениту в замерзшем небе, как новость о верующем стала известна всем. Переходя от одного к другому, она у одних вызывала улыбку, другие качали головой в недоумении, третьи относились безразлично. Сразу же за первой новостью пришла вторая, сообщающая о том, что замполит приказал Моисееву тщательно вымыть огромную казарму с помощью маленькой щетки и ведра.

Невероятно, но работая, он был в хорошем расположении духа, пел и улыбался. Солдаты видели, как он работал с явным удовольствием, слышали, как спокойно напевал церковные гимны. Он оставался для них загадкой.

Суд крив, когда судья лжив

Хотя обычная армейская койка была жесткой и узкой, Иван с удовольствием вытянулся во весь рост под одеялом, благодаря Бога за эту роскошь. Впервые в этом году он лежал в постели. Не нужно было больше часами стоять на холоде, не было больше длительных назидательных бесед на улице и в кабинетах. Он больше не наблюдал, как садится луна за небольшим сквером на центральной площади. Ваня блаженно уснул, даже не дождавшись, когда выключат свет.

Хотя прежде Иван слышал этот голос только один раз, он показался настолько знакомым юноше, что он мгновенно проснулся. — Ваня, вставай!

В мгновение ока он был на ногах между койками и широко раскрытыми глазами смотрел на ясное сияние ангела. Его мозг напряженно работал. Он знал, что ни один спящий солдат в рядах коек не пошевельнулся. Механически он начал натягивать брюки и нащупывать сапоги, не отрывая глаз от красоты сияния того, кто находился перед ним. Взгляд ангела был настолько полон любви, что он не чувствовал никакого страха. Через минуту они начали подниматься. Без каких-либо усилий потолок раскрылся, а за ним и крыша казармы. И вот Иван с ангелом вместе перенеслись во времени и пространстве в другой мир.

Трава была густой и пышной и, казалось, доходила до самого горизонта незнакомой планеты. Она была свежей и ярко-зеленой. Ошеломленный, Иван следовал за ангелом и спустя некоторое время они вышли к ручью. Вода в нем была прозрачной, как стекло, так что Иван мог видеть дно, а се блеск просто слепил глаза.

Ангел без усилий прошел через ручей и, обернувшись, вопросительно посмотрел на Ивана, когда тот задержался.

— Чего ты боишься, Ваня? - спросил неторопливый и нежный голос.

Непонятно откуда на память Ивану пришли змеи и тот ужас, который они вызывали.

— Змеи!

Как только он произнес это слово, его взгляд начал метаться по густой траве под ногами, пытаясь пробраться сквозь нее. То, что происходило, было странным, и его охватил непонятный страх.

Хотя ангел был на некотором расстоянии от него, Иван слышал его голос, как будто бы светящееся создание находилось рядом с ним.

— Не бойся. Ты со мной. Здесь не так, как на земле. Здесь нет змей.

Страх оставил его так же внезапно, как и пришел, и Иван легко перешел через ручей. В сиянии этого мира каждая травинка и каждый лепесток казались залитыми светом. Рисунки коры на деревьях были неописуемо прекрасны. Размах ветвей был чрезвычайно грациозным. Они светились, как будто бы свет исходил из каждого дерева. Инстинктивно Иван поднял глаза к небу, оглядываясь вокруг. Солнца нигде не было. Когда он снова посмотрел на ангела, то увидел рядом с ним еще один образ, более величественный и в то же время излучающий своим сиянием еще большую любовь, чем сам ангел. Казалось, что ангел относится к нему с каким-то особым почтением. Иван узнал в нем апостола Иоанна. С помощью ангела апостол беседовал с ним. Иван стоял в оцепенении. Его мозг впитывал каждое святое слово. Три существа одно за другим последовали за апостолом и каким-то таинственным образом

Иван узнал в них Давида, Моисея и Даниила. Его напряжение было так велико, а страх и счастье такими всепоглощающими, что, когда последний из них ушел, Иван почувствовал сильное желание спать. Но ангел, оставшийся теперь один в струящемся свете, заговорил снова:

— Мы проделали длинный путь и ты устал. Подойди сюда и присядь.

Дерево, под которым Иван сел, было большим и источало такой аромат, который невероятным образом напомнил ему о виноградниках Молдавии. Если бы ангел снова не заговорил, Иван согласился бы просидеть тут целую вечность, вдыхая аромат дерева и глядя на пейзаж в искрящемся свете.

— Я хотел бы показать тебе божественный город, новый Иерусалим. Но если ты увидишь его сейчас, ты не сможешь больше оставаться в той материальной оболочке, в которой ты сейчас находишься. А у тебя осталось еще так много дел на земле.

Ивану показалось, что ангел сделал паузу, а затем продолжал говорить:

— Мы вместе полетим на другую планету и я покажу тебе свет этого города, чтобы ты, пока еще живешь во плоти, знал, что новый Иерусалим в действительности существует.

В то же мгновение они прилетели на другую планету, покрытую высокими горами. И здесь то же яркое сияние освещало каждую частичку этого мира. Взгляд Ивана задержался на алмазных ручейках, струящихся вниз по склонам гор в туман, который поднимался над ярко-зелеными долинами. Ангел с Иваном подошли к очень глубокому ущелью и спустились на его дно.

Казалось, ангел светился радостью, его голос стал более торжественным и ликующим, чем прежде, когда Иван слышал его:

— Ваня, посмотри вверх, и ты увидишь свет нового Иерусалима.

Взглянув, Ваня испуганно отшатнулся. Сияние было настолько сильным, что, хотя Иван и смотрел на него только секунду, он решил, что, наверняка, ослеп. Ангел тут же заговорил:

— Ничего с тобой не случится. Смотри!

Ни один человек, спасенный в пустыне, не пил с такой жадностью воду, как пил ее Иван в великолепии этого сияния. Сила его была так огромна, что ее можно было ощутить, попробовать на вкус и услышать. Он ощутил это сияние не только своими глазами, но и всем своим существом. Иван был готов заплакать от горя и разочарования, когда ангел сказал:

— Пора возвращаться на землю.

В то мгновение, когда ноги Ивана коснулись пола возле его койки, произошло три события. Исчез ангел, прозвучал сигнал подъема и в помещении резко включили свет. В недоумении глядя на свою аккуратно застеленную кровать и удивляясь тому, что он полностыо одет, Иван услышал, как кто-то захихикал на соседней койке. Гриша Черных, его сосед по койке, был тоже молдаванин и проявлял интерес к своему странному земляку. В этот момент Черных ловко соскочил с койки и, просовывая ноги в штанины, прошептал ему заговорщически:

— Ваня, где ты был этой ночью? — С невероятным усилием Иван собрался с мыслями. Казарма ожила. Солдаты с шумом проносились к двери мимо его койки. Он повернулся и пристально посмотрел на Черных.

— Ты хочешь сказать, что не видел, как я раздевался и ложился в постель этой ночью? Мы легли спать в одно и то же время.

Черных быстро застегивал нижнюю рубашку.

— Ты пошел спать в то же время, что и я, это верно. Но спал ты недолго. Я проснулся около трех часов, а твоя койка была пустой. Ваня, тебя не было в комнате.

Потянувшись за своей гимнастеркой, он хитро улыбнулся Ивану.

— Ну и дела! Ты действительно где-то отсутствовал этой ночью?

«Значит, ему это не снилось! Значит он путешествовал с ангелом» — Волнение пронзило Ивана, как ток. Они в спешке направились к двери.

Когда он говорил, голос его дрожал:

— Давай спросим у дневального, выходил ли кто-нибудь минувшей ночью.

Дневальный возмутился:

— Конечно же, никто не выходил. Идите отсюда! Вы что, хотите, чтобы меня арестовали?

Иван и Григорий Черных вышли из казармы. Оба молчали. Наконец Черных прервал затянувшееся молчание и Иван рассказал о происшедшем с ним.

К вечеру о случившемся знала вся часть. Черных с удовлетворением отметил, что никто не поверил в рассказанное Иваном. Несмотря на искренность рассказчика, события показались слушателям невероятными. И все же в них была какая-то тайна, от которой всем было неуютно. Как это возможно прожить пять дней без еды и не заболеть? Как может человек простоять на морозе несколько часов подряд и не замерзнуть? И если Иван не покидал казарму всю ночь, а при этом в помещении его не было, то где же он мог быть?

Черных растянулся на койке. Свободное время было слишком драгоценным, чтобы тратить его на сон. Он потянулся за ручкой и бумагой. Лучше написать домой письмо. Однако солдат по-прежнему лежал на спине, глядя в потолок.

Может быть, замполит доберется до сути дела. Целый месяц они неустанно допрашивали Ивана, пока Григорий не поинтересовался, может ли человек оставаться в своем уме, ощущая такое давление. Для большинства солдат армейская жизнь действительно была суровым испытанием. Им не давали передышки весь день напролет от подъема в шесть утра до отбоя в 22 часа. А когда наступала ночь, часто раздавался сигнал ночной учебной тревоги. Особенно неприятно звучала сирена в ранние утренние часы, когда она заставляла вскакивать с постелей и бежать в холодную ночь. Черных собирался свести счеты с армией за то, что случилось во время последней тревоги. Стоял такой туман, что он не видел дороги. Напрягаясь, он всматривался в ночь, но все-таки угодил в канализационный колодец. Он зацепился за край колодца и стал кричать, пока его не вытащил какой-то солдат. Несмотря на то, что в сапогах была вода, а штанины застыли, как цемент, он справился с выполнением задачи.

Григорий представить не мог, как выдерживал этот обычный распорядок Иван при постоянных вызовах на беседы. Он видел, как его отзывали из столовой, во время занятий и даже сна. Днем или ночью — не имело значения. Ночами часто его койка пустовала.

«Да, у Ивана неприятности, — размышлял он. — Слишком много неприятностей.» Может быть, Черных и не был согласен с тем, что баптисты — враги государства. Но он был уверен, что они фанатичны и глупы. Безнадежна была, по его мнению, уверенность таких, как Иван, в том, что можно выстоять в такой обстановке. Ведь в армии, если офицер сказал, что капуста — это подсолнух, то это так и есть.

«Возможно, все просто сводилось к вопросу о послушании? — продолжал размышлять он. — Может быть, именно поэтому замполит ведет себя так решительно с Моисеевым? В конце концов, где бы все они были во время учений, если бы не подчинялись приказам?» Черных опять потянулся, лежа на койке. Бумага и ручка все еще лежали без дела на грубом одеяле. Он слышал от одного из солдат своего подразделения, что у полковника Малсина находится с визитом представитель, политуправления их военного округа. Поговаривали, что Моисеева собираются перевести в Свердловск. Решив выбросить все это из головы, Черных схватил ручку. Он не имел ко всему этому никакого отношения. Конечно, это никак не было связано с тем, что он рассказал солдатам историю о полете Ивана с ангелом на другую планету. Иван открыто говорил каждому о Боге и его ангелах. Черных яростно писал, пытаясь забыть об этом. Прошлым вечером, возвращаясь в казарму с учения, он боялся взглянуть в ночное небо.

Пейзаж за окном давно стал зимним. Поезд раскачивало из стороны в сторону по обледенелым путям. Поля, леса, маленькие озера, овраги мелькали в проеме полуоткрытой раздвижной двери специального вагона, предназначенного для перевозки военных заключенных. Деревянные скамейки были укреплены в виде полок по бокам и по центру вагона, где сидели или спали в душной полутьме заключенные; кто-то ссорился, кто-то болтал, но большинство было погружено в свои горькие мысли.

Иван находился рядом с полуоткрытой дверью, вдыхал холодный воздух, не обращая внимания на вспыхивающие время от времени споры по поводу того, закрыть дверь или оставить ее открытой. Чувство глубокой умиротворенности пронизывало весь пейзаж, медленно проплывающий перед его взором. Охранник, рядовой одной из подмосковных частей, прислонился к дрожащей стенке вагона и дремал. Его винтовка свободно висела через плечо.

Иван задумался. Он размышлял о своей решимости быть хорошим солдатом. На политзанятиях он считал своим долгом объяснить, что Библия учит верующих любить свою страну, уважать ее власти. А в результате его подняли среди ночи и повезли окольными путями к вагону, в котором везли заключенных. Поезд следовал в Свердловск.

Двигаясь на восток, они миновали равнины центральной России, и Иван смотрел на темные голубые силуэты снежных холмов в сумерках. Всего два дня тому назад он был доставлен в Симферополь к майору Долотову. Миндалевидные глаза Долотова угрюмо смотрели на Ивана. Для офицера такого ранга он казался необычно пассивным и неторопливым. Из-за извечной замкнутости и таинственной манеры вести себя его грузное тело было похоже на сплошную стену. Говорил он без эмоций и тихо.

Казалось, Долотов был слегка удивлен тем, что Иван пробыл в армии уже около двух месяцев и все еще не приспособился к армейской жизни. Он просмотрел его личное дело. Из него он узнал, что были предприняты все возможные усилия перевоспитать Моисеева, помочь ему изменить свои взгляды, перевоспитать политически, но он отказался от предоставленной ему возможности. Его дело содержало характеристики из Одессы, Керчи, а также записи откликов офицеров и солдат той части, где служил Моисеев. Проблема заключалась в том, что Моисеев распространял свои взгляды среди других солдат, в результате чего они заражались его нежелательной идеологией. Конечно, это было прямым нарушением устава. Долотову было любопытно, почему Моисеев не повинуется.

Его голос был настолько тихим, что Иван был не уверен, закончил ли он говорить и поэтому медлил некоторое время с ответом. В гнетущей атмосфере кабинета было трудно думать. Иван вдруг почувствовал, что ему не хватает воздуха. Преодолевая усилие, он быстро помолился и глубоко вздохнул. Его мысли вдруг стали ясными, и он обратился к Долотову:

— Товарищ майор! Библия учит верующих повиноваться вышестоящим властям. И я этого очень хочу. Но Библия учит также нас, что наш высший учитель — Господь Бог. Его власть требует от нас абсолютного повиновения и преданности делу. Я умоляю вас понять, что у меня есть два понимания преданности — преданность государству и преданность Богу. Если мне прикажут сделать что-то, что заставит меня ослушаться Бога, я вынужден буду поставить на первое место свою преданность Ему.

По лицу комиссара пробежала легкая тень. Он, казалось, размышлял над чем-то. Затем он заговорил:

— Ты связан и скован этими баптистскими идеями. Может быть, тебе удастся осознать серьезность твоего положения, если ты почувствуешь вкус настоящей тюрьмы. Возможно, эта мера будет наиболее эффективной, чем все, что было до этого. Тогда увидим не заговоришь ли ты по-другому.

Иван не мог понять, почему До лотов выбрал для него такое отдаленное место. Были тюрьмы и поближе, но, очевидно, суровое испытание длительной поездки глубокой зимой было частью стратегии.

Иван глубоко вздохнул. Воздух, струившийся из проема полуоткрытой двери поезда, как-то изменился. Он стал тяжелым и едким. В вагоне все встревожились. Вдруг поезд резко качнуло. Вдали от железнодорожного полотна, растворясь в поздних сумерках, виднелись многочисленные, как деревья в лесу, дымовые трубы, выбрасывающие черные клубы. То тут, то там вспыхивали красные языки пламени, взмывающие высоко в небо.

Гремя и сотрясаясь, поезд с лязгом прошел железнодорожные стрелки и начал тормозить. Заключенные столпились у двери и окон, пытаясь разглядеть город и с нетерпением ожидая конца утомительной дороги. Иван смотрел на мягкий свет мерцающей сквозь ели звезды. Она вызвала в памяти отрывок из Библии, который так любил его отец: «И разумные будут сиять, как светила на тверди, и обратившие многих к правде — как звезды, во веки, навсегда».

Из огня да в полымя

Его камера была маленькой и холодной. В ней не было света. Когда Ванины глаза привыкли к темноте, он смог различить койку, стоящую вдоль стены, а чтобы дотронуться до противоположной стенки, достаточно было протянуть руку. В самом верху двери камеры было маленькое окошко, сквозь которое охранники светили по ночам фонариком. От неподвижности у него болели кости. С трудом он снял ботинки и оперся ногами о влажную цементную стену. После постоянного качания в поезде, лязга колес и гула голосов заключенных, камера походила на могилу в своей мертвецкой тишине. Иван лежал в холодной камере, не чувствуя облегчения даже после сна. Его мысли перенеслись к той Божественной планете, где он пребывал вместе с ангелом. «Тебе еще многое нужно сделать» — сказал тогда ангел. Холодный страх, как тонкое ледяное покрывало, казалось, висел прямо над его койкой в темноте. Какие испытания ему еще предстояли впереди? — «Моя душа молчаливо ждет только Господа; только от Него придет мое спасение, — размышлял он. — Только Он моя опора и мое спасение, мой оплот; меня тяжело будет сломить».

Комната для допросов в тюрьме находилась в деревянном здании в нескольких шагах от камеры Ивана. Она была просторной с прогибающимся деревянным полом и покрашенной батареей на всю длину комнаты. Эта комната почему-то вдруг напомнила Ивану его детский сад в молдавском колхозе. Несколько комнатных цветов украшали деревянные ступени, ведущие к очень маленькому возвышению, на котором возвышался портрет Ленина. Иван предположил, что эту комнату использовали для различных культурных мероприятий.

Начальник тюрьмы сидел за покрытым ярко-красной скатертью столом у стены. Четыре человека в штатском сидели за соседним столом. Беседу начал начальник тюрьмы. В его руках были документы Ивана.

Ваню похвалили за то, что он принял присягу, хотя баптисты часто отказывались от нее. Затем начальник перешел к обвинениям в его адрес за агитацию и пропаганду, за неприятие помощи в переосмыслении взглядов. По мнению начальника тюрьмы, были все основания для передачи его дела в суд. Знает ли он, что его могли предать суду и осудить на 7 лет? Из слов начальника следовало, что к Моисееву могла быть применена ст. 142 уголовного кодекса, так как он открыто признал, что является членом незарегистрированной баптистской группы. Существовали и статьи 181 и 182, касающиеся дачи ложных показаний. Установлено, что многое в его разговорах было сплошной ложью и он несколько раз нарушал присягу. А за распространение литературы, содержащей ложные утверждения, которые клеветали на наше государство и Советскую Армию, его могли привлечь к ответственности по статье 58, § 10. А с его писем родственникам, по словам начальника, были сняты копии, которые стали неопровержимым доказательством злого умысла. В свете последней статьи, касающейся антисоветской агитации, его положение было действительно очень серьезным. Моисеев уже находился за тюремными стенами, однако здесь, в Свердловске, у него все еще была возможность исправиться. Если он откажется от предоставленной ему возможности, к нему будут применены другие меры убеждения.

Иван отвечал медленно, тщательно взвешивая каждое слово. Он часто испытывал трудности, когда не мог разговаривать на родном молдавском языке.

— Я ничего плохого не сделал против советского государства. Я хотел спокойно выполнять свой долг в армии и в то же время поклоняться и воздавать хвалу Богу. Что касается беспорядков, то не я, а сами военные создают их. Что касается моего пребывания здесь в течении 7 лет, я отбуду их, если так будет угодно Богу. Если же нет, то завтра меня отошлют обратно в мою часть. В этом я уверен.

Новая камера, в которую был направлен Иван, напоминала крошечную клетку. Большую часть пространства занимала маленькая скамейка, похожая на те, на которых маленькие дети сидят в школе. Так же, как и в первой камере, здесь было холодно и не было света. На протяжении двух дней Иван мучился, скрючившись на скамейке. Время окутало его, как темная завеса, которая приподнималась только тогда, когда открывалась дверь камеры — вносили кусок хлеба и пустую похлебку.

Один или два раза, просыпаясь в паническом страхе, Иван так сильно ощущал присутствие Господа, которое успокаивало его, что он рыдал от счастья, а леденящая боль в онемевших членах притуплялась.

Жгучая боль пронзила мышцы, когда его, наконец, вытащили из камеры и он стоял, выпрямившись, в слепящем свете коридора. Охранник ткнул его стволом автомата, выталкивая на улицу к зданию, где велись допросы. Тот же начальник тюрьмы стоял, опершись, у стола.

— Итак, — начал он, — ты провел здесь два дня. У тебя было время обо всем подумать. Может быть, теперь ты желаешь снять повязку со своих глаз, которую сам же нацепил, и зажить настоящей жизнью?

Иван чувствовал, как болят веки в бледном солнечном свете, и пытался подавить в себе неловкости: если он заговорит, голос будет слишком слабым и его не услышат. Перед глазами стояло раскрасневшееся лицо начальника тюрьмы.

Ваня ответил не сразу.

— В Библии есть слова о том, что жизнь верующих сокрыта во Христе. Вот реальный мир, и я нахожусь в нем.

Услышав ответ Ивана, офицер долго смотрел на него, не говоря ни слова. Схватив нагайку, лежащую рядом на столе, он с силой ударил по столу. Он совершал удары снова и снова, не сводя глаз с лица Ивана.

Иван вспомнил вдруг, как будучи ребенком, он наблюдал, как пьяный избивал быка. Привязанному в загоне быку некуда было бежать. Кровь текла по его ногам и капала в грязь из раны, нанесенной кнутом. Какая-то перемена, происшедшая в сознании Ивана, вдруг привела его в ужас.

— Нет, вот реальный мир! — кричал офицер, надвигаясь на Ивана, подняв нагайку дрожащей от ярости рукой. — Ты воображаешь, что Бог спрячет тебя от того, что тебя ждет впереди? Посмотрим, как ты запоешь, когда твой Бог не спасет тебя от реальности, которую я для тебя выберу.

В ту же минуту Иван собрался и настроился на удар, но офицер вдруг резко повернулся и ушел, его шаги, как выстрелы, звучали в длинной комнате. Сразу же появились два охранника, толкая Ивана перед собой в камеру.

В страхе Иван остановился перед маленькой дверью, открытой охранником Затем тот ударил Ивана в спину прикладом и юноша влетел в свою камеру. Дверь громко захлопнули и закрыли на ключ. Вода наполнила его ботинки. Она стекала ручьями по стенам. Камеpa с низким потолком была тускло освещена. Вода часто капала из трубы, текла тонкими струйками, била фонтанчиками в местах соединения труб, а затем медленно уходила в покрытый льдом коллектор в углу камеры. Иван сразу понял, что от капающей ледяной воды ему нигде не спрятаться. Она заливала его шинель и текла за воротник.

Ивана охватило желание заколотить в белую ото льда дверь, а затем его стало сильно трясти.

— Будь милостив ко мне, о Господи, будь милостив ко мне, ибо в Тебе убежище моей души; я найду убежище под сенью Твоих крыльев до тех пор, нока не окончится эта пытка. Я буду взывать к Всевышнему, к Богу, Который все для меня делает. Он спустится с небес и спасет меня.

Его взгляд скользнул на дверь. И тут он увидел, что через отверстие на него смотрит немигающий глаз охранника. Ивану стало не по себе.

— Ты знаешь, сколько я скитался, — продолжал Иван, — собери мои слезы в свой сосуд; неужели их нет в Твоей книге? Тогда мои враги отступят от меня в тот день, когда я позову Тебя, и тогда я буду знать, что Бог помогает мне.

Забившись в угол камеры, стоя спиной к стекающей воде, Иван обнаружил, что вода на него почти не попадает. Снова и снова он повторял слова псалма, которые, казалось, исходили откуда-то поблизости. В то же время какая-то часть его мозга, не сосредоточенная на строках из Библии, которые он полувыкрикивал, мучительно искала путь к спасению.

Время шло. Неистовые сотрясения его тела медленно уступили место ужасной боли, которая охватывала каждый сустав и переходила в спину и в голову. От внезапной боли в ногах, обутых в намокшие ботинки, он опустился на пол камеры. Почти стоя на коленях в ледяной воде, он начал представлять себе, что находится в православном соборе, где мерцает множество свечей на роскошных рамах икон. Вокруг молились люди, а собор был наполнен красотой хвалы и музыки. Служба была очень длинной...

На этот раз комната для допросов находилась в том же здании тюрьмы, где была его камера. Это была большая комната из камня с дымящимся камином. Иван лежал на койке, а рядом с ним стоял раскаленный электрообогреватель. Как и когда его перенесли на койку , он не знал. Он почувствовал запах паленой одежды и начал подниматься. С трудом ему удалось сесть. Он увидел высокое зарешеченное окно, сухие стены, нескольких охранников, сидящих вокруг камина. Но потом все это исчезло и он вновь упал на кровать. Охранник, стоявший рядом с ним, грубым рывком усадил Ивана.

Кажется то, что говорил офицер, было не важным, но Иван пытался вслушиваться в его слова. Он был очень болен.

— Ты будешь получать свою порцию хлеба и похлебки. Мы намерены вернуть тебя в твою часть в Керчи. Ты показал нам свое упрямство, Моисеев, но я считаю, мы тоже продемонстрировали тебе, что тебе не суждено поступать по-своему. Как только ты проявишь готовность к перемене, мы сочтем возможным освободить тебя отсюда и проследим за тем, чтобы ты смог возобновить свою службу для выполнения своего долга перед Родиной.

На стол рядом с койкой Ивана поставили кружку чая, накрытую алюминиевой тарелкой с хлебом. Молитвенно Иван поднес чашку к губам, вдыхая пар, исходящий из чашки. Никогда символическое вино Господней вечери не казалось ему таким святым, как эта чашка чаю. Ему тут же вспомнились слова Иисуса

Христа: «Сия чаша есть новый завет в Моей Крови». В порыве любви Иван ощутил в руках кружку и благоговейно отломил кусочек хлеба. «Примите, ядите, сие есть Тело Мое, за вас ломимое».

— У нас здесь есть некоторые бумаги, Моисеев, которые, возможно, ты захочешь подписать, — продолжал офицер. — Они подтверждают твою готовность к полному сотрудничеству с подполковником Малсиным, твоим бывшим командиром, а также твое согласие безоговорочно подчиняться любому приказу, исходящему от любого офицера на протяжении всего срока твоей службы в армии. Когда закончишь есть, все, что мне нужно, это твоя подпись. Это первый шаг для твоего освобождения.

Последующие дни были продолжением кошмара тюремной жизни.

— Тебя собираются отправить в холодильник, — прошептал ему один из охранников. —Уступи. Ты не выживешь.

Иван спрашивал себя, сколько часов он сможет прожить в холодильной камере? Толстую дверь камеры, на стенах и потолке которой находились покрытые изморозью элементы холодильной установки, с глухим звуком закрыли. Белые от изморози стены камеры словно светились. Строки из Библии, которые приходили ему на ум, воспоминания о доме и мечты о том прекрасном, наполненном светом месте, куда он отправится, наконец успокоили его. Постепенно страх и боль утихли, и он задремал.

Сначала то ли во сне, то ли наяву ему почудилось, что он космонавт, летящий в холодный космос. Его тело сдавливало со всех сторон. Он открыл глаза. На нем был пневмокостюм, а пронзительный голос кричал:

— Ты изменишь свои убеждения?

Он задыхался. Он не мог дышать. Ему казалось, в космосе были ангелы, появляющиеся и исчезающие в своем сиянии. «Ибо он даст своим ангелам задание в отношении тебя охранять тебя на всем твоем пути». Если я не выдержу, я вознесусь к небесам. Давление увеличили. Он пытался вырваться от сильной боли и удушья в то место с пышной травой, где он был с ангелом.

— Ты изменишь свои убеждения? Мы прекратим давление. Выбирай, или ты проведешь здесь 7 лет.

Не надеясь, что они слышат его голос, он с невероятным усилием произнес:

— Если будет на то воля Бога, я останусь здесь. Если нет, выйду завтра.

Офицер охраны смял пустую пачку от сигарет и бросил ее в корзину для мусора, которая стояла возле его стола. Затем он вытащил новую пачку, достал оттуда сигарету, зажег одну и сосредоточенно затянулся. У него не было инструкций, как действовать дальше. Как солдату, Моисееву должны были предъявить обвинение и судить его предстояло военному трибуналу.

Конечно, его можно было задержать в Свердловске на неопределенное время, но насчет этого никаких приказов у них тоже не было. В течение следующих 12 дней Моисеева подвергали более изощренным методам допроса. И, наконец, решили отправить обратно в Керчь. Таким образом, у него будет длительное путешествие, во время которого он сможет обдумать свое будущее. Пусть замполиты в Керчи или Одессе решают, что с ним делать. Они не могут сетовать на то, что методы в Свердловске были недостаточно эффективными.

Внимание офицера привлекла маленькая птичка, сидящая на грязном снегу подоконника. Она клевала замерзшие крошки, которые он насыпал туда ежедневно.

Эпилог

Через 12 дней после похорон Моисеевы направили официальный протест в Москву (см. следующие за эпилогом документы), в котором потребовали немедленного расследования случившегося с участием двух местных христианских врачей.

Быстрого ответа не последовало. Тем временем часть, в которой служил Иван, была расформирована. Солдат разбросали во все концы Советского Союза. Малсин был уволен с занимаемой должности.

СЦ ЕХБ немедленно предал широкой огласке, каким пыткам подвергают заключенных. Об этом рассказал нелегальный бюллетень. В дом Моисеевых потоком хлынули письма с соболезнованиями. История вскоре дошла до западных редакций и была опубликована как в светской, так и в религиозной прессе тридцати стран, вызвав волну опровержений в Советском Союзе.

Многие верующие, передававшие эту историю из уст в уста, были арестованы и осуждены. Два пастора из Свердловска предстали перед судом. Один за то, что просто показал фотографию трупа Ивана на церковном собрании, не делая при этом никаких комментариев. По словам верующих двадцать два человека были арестованы за распространение сведений о смерти Ивана.

Молитвенные дома подвергались постоянным обыскам с целью нахождения и изъятия документов, писем и магнитофонных записей об Иване.

В середине сентября 1972 года комиссия по расследованию причин смерти солдата наконец приехала в Волонтировку. 52 дня прошло после похорон. Прибывшие начали допрашивать каждого жителя села, подписавшегося под петицией, направленной в Москву.

На следующий день тело Вани было эксгумировано. При этом было разрешено присутствовать только родителям и одному брату.

Ни один из отчетов комиссии не был предан гласности.

Отдельные люди говорили о Сергее, христианском друге Ивана, что он тоже подвергся гонениям на заключительном этапе службы в армии и ему тоже назначались крайние сроки для перевоспитания.

Акт

VII-72

Мы, нижеподписавшиеся, являемся свидетелями того, что привезенный труп Моисеева Ивана Васильевича, 1952 года рождения, с военной службы в г. Керчь, в/ч 61968 «Т» с диагнозом «Механическая асфиксия от утопления» не подтверждается свидетельством о смерти №286064 БАП и утверждаем, что смерть наступила в результате умышленного насилия.

Подтверждаем снимками и фактами: сердце проколото шесть раз, ноги и голова сильно побиты, на груди ожог.

Свидетели села Волонтировки:

1. Моисеев В.Т.

2. Моисеева А.К.

3. Моисеев В.В.

4. Моисеев С.В.

5. Моисеева Ю.

6. Чапкий СП.

7. Албу СИ.

8. Прокопович М.М.

9. Роману Д.Е.

10. Слюсаренко А.С.

11. Бутеску В.Г.

12. Паскарь Т.М.

13. Албу М.Ф.

14. Ефремова А.И.

15. Манкош Е.Е.

16. Ефремов Я.Ф.

17. Ефремова А.С

18. Котелник А.Ф.

19. Шорова И.И.

20. Бломицкая A.M.

21. Колисниченко Е.И.

22. Тома Т.А.

23. Тома Е.С

Дата неизвестна

Мир вам, любимые родители. Были у меня из Запорожья братья во Христе. Радуюсь, хотя (они) из союзного (зарегистрированного) собрания. Кто-то из их собрания предал меня на прошлой неделе за то, что (я) проповедывал Христа.

Несмотря на то, что я солдат, работаю для Господа, хотя имею трудности и испытания. Иисус Христос дал приказ возвещать Слово жизни в городе, в любом собрании, в части: офицерам и солдатам. Был (я) в штабе дивизии и в особом отделе. Хотя недолго было (мое пребывание там), но Господь сделал так, что и там хорошо получилось, что я возвестил его самым старшим. Еще больше я был притеснен и изгнан оттуда.

Те будут спасены, которые будут жить не по человеческой воле, а по Божьей воле. Соблюдайте же заповеди Иисуса. Услышите позже, что (я) имею многие чудеса и откровения.

С Господом, Ваня.

Июня 1972 г.

Христианский привет, любимые родители, получил ваше письмо и обрадовался. Хочу сказать, что по милости любвеобильного Отца, здоров. Я написал вам, когда Господь мне открыл, который есть самый правильный путь, или каковы должны быть все христиане...

Любимые мои родители, вот, когда я был дома, Илюша выучил мне псалом. Прошу вас написать (ему). Вот так, Илюша, учи еще псалмы, и учи старших, чтобы пели, потому что (сами) они не знают. Вот, вчера был в Керченском собрании и встретился с здешними братьями с другого собрания, как и мы- не с союзом. Был брат из Сочи. И они знали обо мне. Встреча была очень хорошая. И вот, здешние и из Сочи передают привет в Господе всем братьям в Молдавии.

Любимые мои родители, открыл мне Господь путь и я должен идти по нему, и я решил идти, но не знаю, придется ли вернуться, потому что бой тяжелее , чем был первый. (Будет) намного тяжелее и больше борьбы буду иметь сейчас, нежели имел. Но не боюсь. Он идет впереди меня. (Вы) чтоб не скорбели, любимые родители. Вот, (иду,) потому что я люблю больше Иисуса, чем себя самого. Я слушаю Его, хотя тело немного и боится, или не хочет исполнять все, (хотя я) и жизнь не ценю так, как ценю Его. И я не буду жить по своей воле, но как захочет Господь. Он скажет идти и я пойду.

Не огорчайтесь, если это будет последнее письмо вашего сына. Я, когда вижу видения, слышу, как говорят Ангелы, удивляюсь и не могу поверить, что Ваня, ваш сын, говорит с Ангелами. Потому что он, Ваня, тоже имел грехи и согрешения, но через страдания Господь очистил их. И он не живет, как хочет, но как хочет Господь.

Пишу еще тем, которые не верят в Господа нашего Иисуса. Вы называетесь антихристами, чтоб (вы) знали, хотя (вы) не верите, что есть Господь, Который мне дал жизнь, потому что это тело (мое) было мертво. Чтоб и ты, Семен, любимый брат, знал, что Отец Небесный и тебе дает жизнь. Даже я много устал с тобой. Чтоб знал и ты, Сема, что есть Господь, если веришь, что я говорил с Ангелами и летал с ними даже на другую планету, где нас ждет жизнь бесконечная. Верьте, если хотите и те, которые еще не знаете о другой жизни. Я вам пишу, потому что видел все это...

Июня 1972 г.

Приветствую всех вас великою любовью Иисуса Христа. Пишет вам наименьший брат во Христе Ваня.

Это письмо могу писать вам еще свободно и вы можете узнать, что после радостной встречи с Сергеем была не одна буря, а больше. Я и был рад за все. Когда нет (ни) бури, ни ветерка, тогда и скучновато станет, так как (я) уже привык к любой буре.

О, как прекрасно и чудесно там, далеко от нашей земли! Какая там радость! О, братья, идем вперед, не страшитесь, если придется идти через огонь, идите вперед, к цели.

Если сердце твое будет любить что- то больше, чем Христа, тогда ты не сможешь идти за Ним.

Сейчас я буду вам писать какие тела у Ангелов. И у нас будут такие, если мы будем верны до смерти. Вот, хотел я видеть Ангела и видел, видел как они одеты и рассказал вам. Но тела у них не такие, как у нас. Их тела не будут мешать кому- то другому смотреть дальше. Вот, смотришь и через них можешь видеть, как через стекло. Внутри и снаружи они чистые- чистые, как кристалл, как зеркало. И можно видеть все: внутри у них ни одного греха, ни одной ошибки нет. Такие духовные тела и мы когда- то будем получать. Такие тела смогут все видеть: и Иисуса и Ангелов, и Отца Небесного, и тогда мы будем знать, что думает другой или сосед. О, какая радость, какая чистота и какая любовь существует там, как все чисты- чисты. Если будем тереть стекло, все равно грязнее будет, чем те тела.

Жду ответа с нетерпением. Желаю всем идти вперед к Небесной стране.

Июля 1972 г.

Приветствия вашего сына прекратятся вскоре, но, будучи слаб, сейчас приветствую вас любовью Иисуса Христа и Миром Божиим. (Мне) запретили проповедывать Иисуса, имею мучения и испытания, но я сказал им, что не перестану нести весть об Иисусе. Господь постыдил их перед всей частью, т.к. они испытывали меня и вот встал тот солдат, который поехал в отпуск и рассказал он всем, и спросил: «Чья сила была?»

Руководству нечего было сказать. Затем меня спросили, почему это дерево зеленое, а другое — сухое, хотя оба растут рядом, зеленое и сухое. Я спросил их, в чем разница. Они ответили: «Разница большая и заключается в том, что одно дерево— живое, а другое — мертвое». А я сказал им, что именно в этом разница между верующим и антихристом. Они все еще в замешательстве и недоумении.

Июля 1972 г.

Приветствую всех вас любовью Иисуса Христа. Пишет вам это письмо Ваня. Я очень рад за вас, и еще, может быть, встретимся. (Вы) можете узнать, что (начальники) строгим образом запретили увольнения для меня. Но работаю на полном ходу для Христа и не хочу хвалиться, а хочу, чтобы вы знали и не забыли в ваших молитвах про нас.

10 июля, вечером, проповедывал Иисуса Христа и покаялся один солдат. Я очень рад был и еще больше сил наполняло меня.

Встречи с Сергеем еще не было. Слава Господу за все. Если встречусь с вами, расскажу подробно, а писать не могу.

...Больше, мне кажется вы меня не увидите..., а если думаете приехать ко мне- бесполезно. О вас я не забуду в молитве. Очень буду стараться встретиться с Сергеем. Может, последнюю работу (я) уже выполнил. Примите сердечный христианский привет от наименьшего брата Вани. Всем передайте пивет. Ответ не жду, и прошу вас не писать. До свидания, с Богом, дорогие друзья. Мне стало (вдруг) жаль вас, но одно помню: иду выполнить Христов приказ.

Приветствие от Вани.

Июля 1972 г.

...Работа большая и я иду по приказу Иисуса. Испытания большие и мучения нелегкие. Имею много (сказать), но не могу писать в письмах. Жду встречи с Сергеем и (дня, когда смогу) выполнить приказ Иисуса. Сейчас (прошу), чтобы мы не стыдились говорить о Господе. Все видят чудеса и говорят: «Во истину есть Бог!» Буду сеять, и буду идти вперед, как меня учит Господь через Духа Святого и Ангелов.

Не обижайтесь, но я стараюсь в этой работе. И знайте, что для тела (все это) нелегко. Здесь я хожу в собрание, хотя они и запретили. Братья передали всем привет, и я передаю всем привет: в Слободезю, Ермоклею.

Сене и Гале желаю, чтобы уверовали и увидели силу Господа, (и узнали,) что Он есть. Как здесь все начальники и солдаты говорят, что есть Бог и боятся, ибо видят чудеса и силу Его. Бабушке тоже желаю уверовать, и (хочу,) чтобы знала, что дорога, по которой она идет, ведет в ад. Пока зовет вас Иисус Христос, Он вам дарует жизнь вечную, (а) я не могу дать жизнь. Веруйте в Евангелие.

Если услышите, что я на свободе, то знайте, что здесь в г.Керчи, (я) оставил блокнотик, где написал (про) чудеса. Может, вы приедете, или они (приедут) к вам, Господь знает все. Будьте истинными христианами. Он укрепит и пошлет (вам) силу. Просите, ибо Он богат ко всем, и все, что желаете, даст вам даром.

Я вас не забуду в моих молитвах.

С Господом, Ваня.

В Боге, Ваня

Ваня

Последний срок, данный Ване «подумать», кончился 16 июля…

 

Не унывай в пути, но твердо веруй:

Господь рассеет мрак и дух твой укрепит,

И солнца луч тебя согреет,

И мрачный путь Он снова озарит.

 

Пусть небо синее покрылось черной тучей,

И солнышко не светит на пути,

Ты не забудь, с тобою Бог могучий...

(Из блокнота И.Моисеева)

 

 

Открытое письмо

Заявление-обвинение

16 июля 1972 года наш сын и брат Моисеев Иван Васильевич, родившийся в 1952 г. погиб за свои убеждения и веру в Бога ужасной смертью мученика в г. Керчи, находясь на службе в Советской Армии (в/ч 61968 Т).

Весь в ранах, изможденный от пыток, но все еще живой, в присутствии подполковника В.И. Малсина, он был насильственно утоплен в Черном море на глубине 156 см, в то время как он был ростом 185 см.

В свидетельстве о смерти говорится: «Механическая асфискация от утопления». Результаты вскрытия гласят: «Смерть наступила в результате насилия».

17 июля 1972 года в 8.00 утра мы получили телеграмму: «Ваш сын трагически умер. Просим известить нас о своем приезде». Прибыв в Керчь, мы заявили о том, что желаем похоронить его в родном селе. Нам показали лицо нашего сына в гробу, после чего гроб заварили. С нами был наш сын Семен, комсомолец, которого командир в/ч вызвал отдельно в свой кабинет и очень долго беседовал с ним о чем-то, о чем Семен не сказал нам ни слова.

Для участия в похоронной церемонии и доставки гроба в село Волонтировку от в/ч были посланы капитан В.В.Платонов и сержант, которые доставили гроб в село 20 июля 1972 года. Получив гроб с телом нашего сына, мы решили осмотреть тело и сфотографировать, поэтому нам пришлось взламывать сварные швы крышки гроба.

Платонов В.В. и сержант встревожились, увидев это, и тут же заявили, что они торопятся, быстро сели в машину и исчезли. Открыв гроб, мы стали снимать одежду, чтобы осмотреть тело, но наш сын Семен не позволял нам делать это, умоляя родственников фотографировать его одетым. Те, кто присутствовали при этом, видели следы на теле: в области сердца было нанесено 6 глубоких проколов, сделанных круглым предметом, на голове справа и слева были видны ссадины, ноги и спина были жестоко побиты, большие ожоги на груди, так что было слышно постукивание пальцами по коже, синяки вокруг рта. Все это подтвердили 23 свидетеля, жители села Волонтировки в акте, датированном 20 июля 1972 года (акт прилагается).

Из беседы с командиром части В.В.Малсиным следует отметить следующее: 16-го утром он был занят, принимая в части группу гостей, а днем поехал с Моисеевым на машине ГАЗ-69 на пляж. По словам же видевших Малсина солдат, он уехал в «Победе» вместе с неизвестными людьми в штатском, а Моисеев последовал за ними один на машине ГАЗ-69 в неизвестном направлении.

19 июля 1972 года, передавая тело Моисеева, Малсин утверждал: «Моисеев умер трудно, он боролся со смертью, но он умер как христианин. Сегодня я курю 17-ю пачку сигарет».

(Затем следуют отрывки из магнитофонных записей Ивана и писем, чтобы подтвердить его преследования в армии).

Мы хотим еще раз повторить слова подполковника Малсина В.В.: «Моисеев умер трудно, он боролся со смертью, но он умер как христианин».

Мы, родители, требуем, чтобы:

1. Немедленно была прислана комиссия медицинских экспертов для проведения вскрытия и установления причины издевательства над телом нашего сына.

2. Было проведено расследование, найдены и осуждены преступники, пытавшие его.

3. Мы, родители-христиане, имеем четверых других сыновней моложе Ивана, которым еще предстоит служба в армии, но до тех пор, пока убийцы не будут найдены и осуждены, пока не будет дана необходимая гарантия безопасности наших верующих детей в армии, мы не отдадим наших четырех сыновней.

4. Принимая во внимание то, что верующие в нашей стране подвергаются незаслуженным оскорблениям и очернению, что многие случаи с жертвами были намеренно искажены, мы считаем, что комиссия экспертов будет не достаточно объективной без участия врачей от христиан, поэтому мы дадим наше согласие на вскрытие тела нашего сына только при условии, что оно будет произведено в присутствии наших родственников и двух врачей из верующих, которых мы представим в день прибытия этой комиссии. Мы просим, чтобы нас поставили в известность о прибытии членов комиссии заблаговременно за 4 дня.

К этому заявлению прилагаем следующее:

1. Акт, подписанный свидетелями. 2. Копию свидетельства о смерти. 3. Фотографии будут представлены экспертной комиссии как только будет произведено вскрытие.

С уважением: (подписи) Моисеев В.Г., Моисеева А.К., Моисеев В.В., Моисеев Р.В., Моисеева М.В.

Ответьте, пожалуйста, по адресу:

Молдавская ССР, Суворовский р-н, с. Волонтировка.

Августа 1972 г.

 

Мирна Грант

Ваня

Об Иване Васильевиче Моисееве

(1952-1972)

Оглавление

Оглавление....................................................................................................................................... 1

Предисловие.................................................................................................................................... 2

Вступление........................................................................................................................................ 3

Мишель Бордо.................................................................................................................................. 5

Слезами горю не поможешь........................................................................................................ 7

Бог не без милости, а козак не без доли: то худая, то хорошая — всё будет............. 10

Без Бога ни от порога.................................................................................................................. 14

Бог дал путь, а чёрт кинул крюк................................................................................................. 20

Святой не спит в мягкой постели............................................................................................ 24

Суд крив, когда судья лжив........................................................................................................ 30

Из огня да в полымя.................................................................................................................... 35

Человек предполагает, а Бог располагает........................................................................... 39

Бедняки поют, богатые слушают............................................................................................. 44

Что впитано с молоком матери, уходит только с душой.................................................... 50

Всяк сверчок знай свой шесток................................................................................................. 54

С волками жить — по-волчьи выть.......................................................................................... 56

Смерть забирает не старых, а созревших для неё............................................................ 58

Сильный не может быть сильнее............................................................................................. 59

Эпилог.............................................................................................................................................. 61

Акт...................................................................................................................................................... 63

Выдержки из последних писем Ивана родителям.............................................................. 64

Открытое письмо.......................................................................................................................... 68

Официальный протест Моисеевых......................................................................................... 69

Заявление-обвинение................................................................................................................. 69

 

Предисловие

С восхищением и благодарностью:

— моим братьям и сестрам во Христе, которые

сильно рисковали, распространяя по всему бывшему СССР и на Западе историю, случившуюся с Иваном;

— молодому русскому солдату, который, подвергая себя опасности, встретился со мной дождливым днем на московской улице и, получив крошечный «Новый Завет», произнес: «Это самый дорогой подарок, который я мог бы получить».

«Храня молчание о зле, хороня его так глубоко внутри нас, что оно нигде не всплывает на поверхность, мы сажаем его, и оно вырастает в тысячу раз большим в будущем»

Александр Солженицын

«Архипелаг Гулаг»

Я беседовал о нем с людьми, которые были лично знакомы с ним. Например, с Эдом, молодым африканцем, который учился в Керчи, там, где Ваня проходил военную службу. Они встретились за несколько дней до смерти Вани, вместе молились, вели разговор, пытаясь морально поддержать друг друга.

Для Эда Ваня — символ русской души, которая никогда не уподобится просто образу «человека и его так называемого учения», так высокомерно воздвигнутому атеистами. Эд рассказал мне и о незыблемости убеждений Вани и о его силе претворять их в жизнь. Он никогда не искал компромиссных решений. Они ему были не нужны — правда всегда победоносна, всегда и везде.

Из-за своей связи с Ваней, в результате которой Эд глубоко проник в суть духовной борьбы, бушующей в России, он был депортирован из страны. Необходимо было также расправиться с самим Ваней. Но этого нельзя было достичь посредством его высылки. Для него был уготован другой путь, о котором и расскажет эта книга.

Я также разговаривал с его пастором. Мало кто из христианских руководителей будет когда-либо иметь честь сказать о ком-либо из своих прихожан то, что этот человек сказал о Ване. В возрасте 16 лет — к тому времени он не очень давно знал Господа — он уже проповедовал в церкви. Он во всем следовал за Иисусом и хватался за любую возможность засвидетельствовать свою преданность Господу. Жизнь Вани была одной напряженной молитвой.

Что оставалось всемогущему Богу, кроме как ответить на его молитвы?

Ваня и сегодня продолжает разговаривать с молодежью России. Его пламенные проповеди обратили в веру многих молодых людей, и еще большее число людей стало верить в Бога, узнав о его смерти.

Для опубликования истории Вани было использовано то же тайное издательство, которое выпустило тысячи экземпляров Библии и сборников церковных гимнов. Этот факт послужил причиной напряженнейших поисков, предпринятых органами КГБ с целью обнаружения этого издательства. В результате сотрудники тайного издательства были арестованы. Девять молодых людей, таких же преданных делу, как Ваня! Им были вынесены приговоры от 2,5 до 4 лет каторжных работ в лагерях.

Сотрудники КГБ тщательно «прочесывали» всю страну, пытаясь найти запрещенные публикации о Ване. Агенты КГБ врывались в дома верующих. Однажды им несказанно повезло. Один из работников КГБ наткнулся на какую-то книгу, открыл ее и возбужденно воскликнул: «Да, здесь есть кое-что о Моисееве. Послушайте, здесь говорится: «Первая книга Моисеева».

Он нашел Библию. А там действительно на одной из первых страниц написано: «Первая книга Моисеева». Фамилия Вани и имя автора Книги Бытия (Моисей) звучат одинаково по-русски!

Библия занимала главное место в жизни и поступках Вани. Можно ли найти какую-либо другую книгу, которая могла бы так радикально изменить его и подготовить к вечности? Существует ли какая-либо другая книга, кроме Библии, которая может таким же образом изменить русских, англичан и весь мир?

Эта книга рассказывает о творении Господа, о власти Божьего Духа восстанавливать силу в людях. В ней также говорится о том, что такое атеизм: «Сказал безумец в сердце своем: «нет Бога»(Пс.13:1). И о Иисусе, который своей смертью и воскресением приобрел право владеть миром. Только Он один! И о полном признании этого права, и о последствиях этого. Эта книга о тех, кто заплатил свою цену за веру в Иисуса.

Меня очень тронула эта книга. И я спросил себя: «Случись так, что меня арестуют из-за моей веры, будет ли достаточно доказательств, чтобы осудить меня и сделать из меня «очевидца-мученика?» Дело Вани изобиловало доказательствами. Отсюда и появилась эта книга.

Со страхом и трепетом, благоговея перед Господом нашим Иисусом Христом, я хочу поставить свою подпись на ходатайстве о присуждении ему звания Мученика.

Брат Эндрю Гардервник,

12345678910Следующая ⇒

Поделиться: