Директор Центра по изучению религии и коммунизма

Кент, Англия

Праздничная толпа медленно выходила из здания цирка. В толпе можно было легко распознать не только студентов, детей, со сверкающими от удовольствия глазами, но и туристов, приехавших со всего бывшего Советского Союза и дальнего зарубежья. Фонтаны на цирковой площади разбрызгивали прохладу в раскаленный после дневной жары воздух. Но среди этой толпы шел человек, вселяющий страх местным властям. Его глаза искали американских друзей, которых он обещал встретить.

В минувший вечер я сидел в одном маленьком молитвенном доме и слушал, как он читал страстную проповедь о могуществе Бога. Он цитировал Давида Ливингстона и Достоевского, ставя их в пример пастве, — людей, которые рисковали всем во имя веры.

Сейчас, спустя двадцать четыре часа, за ним по пятам шел работник КГБ, и он знал это. Он те.рзался в муках обеспокоенный тем, что может навлечь беду на свою семью, свою церковь, своих американских друзей. Я вдруг почувствовал, что чувство паники охватило меня. Слова пастора, обращенные ко мне, показались мне безрассудными: «Я не могу говорить: за мной следят. Да благословит Вас Бог. До свидания». В то же мгновение он исчез в толпе. Почему? Почему кого-то должно беспокоить то, что двум американским христианам и русскому пастору нужно было лично поговорить?

Именно в тот момент я понял, что должен написать книгу об Иване. Его яркая жизнь — это история всех верующих в бывшем Советском Союзе — кротких, смиренных граждан, чьи жизни — это ничто иное, как калейдоскоп из страха, неуверенности, осторожности, жертвоприношения, невероятного мужества, терпения и радости.

Иногда бывало трудно расспрашивать об Иване в самой России, т к. КГБ проводило агрессивную кампанию с целью найти и уничтожить документы, которые публикуются в этой книге, а также запугать и арестовать верующих, которые распространяли историю Вани. Но, несмотря на опасность, верующие испытывали страстное желание говорить. Зачастую слезы накатывались на глаза мужчин и женщин, повествующих о происшедшем. Нигде, ни в одном городе я никогда не спрашивал об Иване, но обнаруживал, что о нем знают.

Одна молодая женщина, инженер-химик из Омска, рассказала мне о политическом собрании, созванном руководством фабрики с целью опровержения «ложных слухов» о смерти Ивана.

Будучи в Грузии, мне пришлось однажды в парке поговорить с женщиной средних лет, с которой мы условились о встрече заранее. Ее глаза были красными от слез. Оказалось, что несмотря на то, что она все же пришла в назначенное время, у нее случилась большая неприятность. За день до этого, вечером, когда она была в молитвенном доме, в ее жилище провели обыск. Агенты КГБ искали материалы, касающиеся Моисеева, но ничего не нашли, потому что она успела за день до этого отдать их. Вместо них они забрали все ее записи, вырезки из прессы и другие материалы, в том числе Священное Писание. Рассказывая о том, что с ней случилось, она пыталась сдержать слезы, но, в конце концов, разрыдалась и все время повторяла: «Это ужасно. Это ужасно».

В связи с тем, что у Вани были близкие родственники в Германии, его семье после трагедии, связанной с их сыном, позволили эмигрировать. Позже у них бывал также один из верующих той же церкви, к которой принадлежал и Иван. Он был на его похоронах. Все они испытывали постоянную потребность в беседах о пылкой вере Ивана и решили оказать посильную помощь в издании этой книги. Каждый из них мог бы рассказать свою собственную историю о лично перенесенных страданиях.

Русский писатель Александр Солженицын обращал внимание мировой общественности на нарушение основных прав человека в СССР. Он был одним из немногих, кто выступал в поддержку диссидентского движения в Советском Союзе, представляющего собой группу интеллектуалов, которые активно защищали свободу мысли и высказываний и осуждали советскую систему коммунистического террора.

Не все в свободном мире знают, что в Советском Союзе существовало еще одно движение протеста. Оно выросло среди репрессированных и страдающих евангельских церквей по всему бывшему СССР. Некоторые местные церкви выражали протест индивидуально. С 1964 г. в Москве существовала организация с особым названием «Союз родственников заключенных». Эта группа взывала к свободе религии и решительно выступала против дискриминации, преследования, арестов, а иногда даже и убийств христиан в СССР.

Союз не имел защиты со стороны международной общественности. Его лидеров неоднократно арестовывали и ссылали. Но их место занимали столь же смелые и энергичные новые лидеры, и деятельность союза продолжалась.

Именно к этой организации обратились за помощью родители Ивана Васильевича Моисеева. Благодаря ее усилиям, история Ивана попала на Запад. Мужчины, женщины и молодежь этой организации рисковали своей свободой и жизнью, рассказывая о смерти Ивана.

Люди доброй воли во всем мире были возмущены игнорированием основных человеческих прав в тоталитарном обществе. Но этого было недостаточно. Нужно было наращивать общественный протест на всех уровнях свободного общества, с помощью которого можно было бы выступить в защиту этих бессильных людей, ставших жертвами репрессий.

Ванину историю я написал, помня тот голос, который обратился к Иоанну в Патмосе, говоря: «То, что видишь, напиши в книгу». Тот же голос так же сказал: «Действуй, а не только слушай».

Слезами горю не поможешь

Анна Константиновна больше всего не хотела, чтобы наступило время, когда должны были привезти гроб. С момента получения 17 июля телеграммы из армии она боялась именно этого момента. Она медленно перевела взгляд и посмотрела своими опухшими от слез глазами туда, где в заполненной толпой людей гостиной стоял ее муж Василий Трофимович. Рядом с ним толпилась группа братьев из молитвенного дома. На их лицах была глубокая печаль. Только лицо ее мужа было скрыто от ее взора, так как голова его была резко наклонена вниз.

Но этот момент наступил. Машина, везущая гроб с телом Вани от железнодорожной станции, уже тормозила на обочине дороги перед окнами дома. Сквозь кружевные занавески, неподвижные в июльской жаре, Анне был виден военный эскорт, следующий за грузовиком. Трое военных, одетых в серую форму Советской Армии, застыли возле своей машины, когда гроб осторожно снимали с грузовика и опускали на плечи мужчин. Ее сын, Семен, провел их через деревянные ворота к дому.

При виде военных жуткий страх Анны перед тем, что ей предстоит, внезапно исчез. Не будет никаких рыданий, не будет обмороков при виде ее мертвого сына. Она соберет всю свою силу воли. Вдруг она встретилась глазами с мужем. Он тоже был готов. Казалось, им овладела неимоверная сила.

Офицер и сержант неуклюже вошли в комнату, пригнув головы, чтобы пройти через низкий дверной проем. Они чувствовали себя неловко, ибо осознавали, что им не рады в переполненной гостиной, где вдруг возникла атмосфера напряженности и отчуждения. Деревенские люди отступили от них, образовав узкий проход через всю толпу, в конце которого стоял Василий Трофимович.

Гроб приближался, поддерживаемый на вытянутых руках четырьмя молодыми парнями, друзьями Вани. Анну поразил его огромный размер и блеск металла. Ее муж слегка покачнулся, когда ребята опускали гроб на стол, который она приготовила. Большинство женщин, стоявших рядом, были в темных платках, низко повязанных на лоб, как носят старушки. Некоторые начали плакать, уткнувшись в белые носовые платки.

Впервые Анна заметила, что гроб был закрыт и заварен сварным швом. Старший из прибывших, капитан Платонов, нервно прокашлялся и слегка поклонился родителям.

— От имени командира и личного состава части я передаю родителям, родственникам и товарищам рядового Ивана Моисеева наши соболезнования по поводу трагической смерти этого молодого советского солдата.

Он неловко переводил взгляд с одного лица на другое по всей комнате, всякий раз встречая ответный взгляд.

Анна под шалью перебирала пальцами письма Ивана, которые он прислал накануне смерти. Как будто стараясь уберечь от капитана частичку своего сына, она прижала к себе тонкие письма, защищая их ладонью от казенных слов Платонова. Она сложила их в маленький пакет в соответствии с датами на почтовых штемпелях: 15 июня 1972; 30 июня 1972; 9 июля 1972; 14 июля 1972; 15 июля 1972. Ей казалось, что эти даты кричат, протестуя против лицемерия перед гробом. Соболезнования! Ее глаза горели от гнева.

— Мы настаиваем, чтобы гроб моего сына открыли, — сказал ровным голосом Василий Трофимович.

— Но в этом нет необходимости! — ответил Платонов более резко, чем того хотел, в результате чего в конце душной комнаты поднялись некоторые из склоненных голов. — Тело вашего сына уже было опознано в Керчи вами и вашим сыном Семеном.

Он приложил ко лбу сложенный носовой платок, а затем продолжил более мягким тоном:

— Я понимаю, насколько тяжело было это для вас и вашей жены, поэтому вы должны избавить себя от еще больших страданий.

Он почти перешел на шепот:

— Смерть утопленника могла... сильно обезобразить его.

Помогая себе свободной рукой, Анна пробралась к мужу.

— Товарищ офицер...

— Платонов, — отрекомендовался капитан.

— Как мать Ивана, я настаиваю на том, чтобы гроб открыли. Я хочу видеть своего сына. И мы желаем, чтобы он был похоронен в гражданской одежде. Это наше право.

Через толпу передали лом и отдали его Василию Трофимовичу. Платонов наклонился и зашептал что-то сержанту. Мгновением позже отец Вани воткнул конец лома в отверстие, сделанное им под крышкой гроба. Офицер движением руки остановил его.

— Очень сожалею, товарищ Моисеев, вынуждены покинуть вас. Требует долг. А то, что вы намерены сделать, неразумно.

Взглянув на Семена, стоявшего рядом с отцом, они прошли сквозь толпу и исчезли.

И снова Василий Трофимович поднял лом к крышке гроба и надавил вниз. В то же самое мгновение, когда гроб заскрипел, произошло так много непредвиденного, что Анна стояла, оторопев, не способная понять, что происходит. Как безумный, Семен бросился на гроб, обхватил руками крышку и закричал голосом, полным душившего его протеста:

— Папа! Нет! Папа! Не открывай его! Лом с грохотом упал на пол. Василий Трофимович пытался оттолкнуть своего старшего сына, чтобы тот не мешал ему. Люди протискивались вперед, чтобы увидеть, что же вызвало такое нарушение тишины.

— Что происходит? — спрашивали кругом.

— Семен дерется со своим отцом.

— Не дерется. Он не позволяет ему открыть гроб.

— Кто дерется? Я не вижу. Какой позор! Два пастора в черных костюмах быстро двинулись к Семену, схватили его за руки и оттащили от гроба. Несколько женщин в дальнем конце комнаты стали громко молиться, и их молитвы то становились громче, то снова затихали, утопая в стремительном потоке эмоций и слез. Семен отчаянно пытался вырваться от удерживающих его пасторов, тянул их в сторону от гроба и говорил приглушенным голосом:

— Папа! Папа! Мама! Пожалуйста! Оставьте Ваню в покое! Не открывайте гроб.

Анна пристально посмотрела на своего сына. В результате такого замешательства она вдруг почувствовала себя очень усталой. Когда-то очень давно она гордилась мальчишескими амбициями Семена, его мечтами оставить изнурительный труд в колхозе и уехать учиться в город. В школе он учился усердно и когда однажды он пришел со школы домой с красным галстуком юного пионера, неодобрение семьи не смогло убедить его снять его. Он стал Моисеевым, с которым надо было считаться, полным собственного достоинства и уверенности в своем будущем. Теперь, видя как неистовый страх превратил Семена в умоляющего испуганного ребенка, она отвернулась. Вот к чему привели его хвалёные достоинства комсомола: он помогал тем, кто был заинтересован спрятать тело его собственного брата.

Пасторы вытолкнули Семена сквозь толпу на улицу, в крошечный садик, где росли неухоженные цветы, а затем тихо закрыли дверь. Василий Трофимович налег на лом, и слабый треск привлек внимание жителей деревни к гробу, который освещало утреннее солнце. Крышку гроба робко подняли.

Пасторы вышли вперед и в нерешительности взглянули на тело. Анну охватила дикая паника, когда она увидела ужас, промелькнувший на их лицах. Один из самых старших, Федор Горектой, склонил свою белую голову над гробом, не глядя туда. Анна схватилась за руку сестры, стоявшей возле нее. Кто-то обнял ее и медленно повел к гробу. Анна слышала, как всхлипывает ее муж, но звук этот казался ей очень далеким. Ее дрожащее тело двигалось навстречу сыну, но душа, казалось, покинула ее, улетела прочь от того, что ей было невыносимо видеть.

Она силой заставила себя посмотреть в гроб и в недоумении замерла, вглядываясь в тело, лежащее внутри. Это был не Ваня! Она продолжала пристально смотреть, обеспокоенная тем, что не чувствует волны облегчения. Казалось, это был какой-то более взрослый солдат, с тяжелой челюстью, лицо его было с сильными кровоподтеками с обеих сторон, как будто после побоев. Разбитые губы опухли, а лоб и виски почернели и странно вздулись. Его темные волосы были зачесаны назад так же, как это делал Ваня. У нее опустилось сердце.

Рядом кто-то жутко застонал. Вдруг на ее глаза навернулись слезы. До сознания матери дошло, что это был ее Ваня. Она тяжело опустилась и снова зарыдала.

⇐ Предыдущая12345678910Следующая ⇒

Поделиться: