(Вольтер – François-Marie Arouet (Voltaire), «Essai sur les Moeurs» – «Опыт о нравах и духе народов»)

5 мая 2014. «На процессе вещественные доказательства рассматривались в качестве сомнительных, показания полицейских, напротив, были представлены как безошибочные. Макмиллан ожидают семь лет тюрьмы». (Настоящий приговор 90 дней тюрьмы, 5 лет испытательного срока). «Когда один из полицейских с сексуальными намерениями напал на нее сзади, Сесили Макмиллан, очевидно, ударила его локтем в глаз».

(Нью-йоркский процесс Сесили Макмиллан – Cecily McMillan, демонстрантки Occupy Wall Street, The Guardian, 5 мая 2014)

 

В Германии доказательства, представленные защитником, не только отвергаются в пользу абстрактных идей «подстрекательства» и «предубеждения», но такие доказательства даже могут использоваться для того, чтобы преследовать самого адвоката. Естественно, эта угроза сокращает количество адвокатов, которые готовы взять на себя защиту в таких случаях. Там, где судами управляют трусость и собственный эгоистический интерес, там страдает справедливость. Под запутанным и туманным понятием «преступлений на почве ненависти» предубежденные судьи толкуют закон в соответствии с волей своих политических хозяев.

 

В адрес адвоката Гёбеля, специалиста по «процессам газовых камер», судья выразился действительно откровенно:

«Вы же не верите всерьез, что ваши ходатайства о допущении доказательств будут приняты. Все же вы должны знать, что есть политическое условие. Это заранее поставленное условие требует того, чтобы те, кто даже только сомневаются в газовых камерах, были преданы суду и получили обвинительный приговор. Вы здесь ничего не сможете добиться». (Доктор К. Гёбель – Dr. K. Göbel, участковый суд Мюнхена, 22 сентября 1992).

 

 

 

«Это не поможет, если право на вашей стороне. Нужно также считаться с юстицией».

 

Эти политики, в свою очередь, тоже только пособники, которые с рефлекторной готовностью реагируют на каждый еврейский протест или на любое требование возмещения. Так как каждое требование выполняется, то следующее становится тем более трудно отвергнуть. Повторяющийся цикл «протест-шантаж-протест» настолько проник во всеобщее сознание, что его действенность уже не ставят под сомнение. Немногие обнаруживают двойственность, в которой одна рука просит милостыню, а другая всегда держит наготове дубинку запугивания.

«Я едва ли преувеличиваю. Еврейская жизнь состоит из двух элементов – вытаскивать деньги из кармана и протестовать». (Нахум Гольдман, бывший президент Всемирного еврейского конгресса (WJC) в его книге «Еврейский парадокс» – «The Jewish Paradox», Athenäum, Frankfurt 1988, стр. 77)

«Еврейская нация осмеливается проявлять непримиримую вражду против всех своих господ; всегда суеверная, всегда жадная к чужой собственности, всегда варварская, она – пресмыкается в несчастии и дерзка в благоденствии».

(Вольтер – François-Marie Arouet (Voltaire), «Essai sur les Moeurs» – «Опыт о нравах и духе народов»)

 

«Их власть уникальна в том, что она находится вне нормальной критики, даже если она совершенно ясно видима. Они сами ведут себя так, как если бы их успех был таинственным секретом, и они впадают в панику и прибегают к обвинениям, как только эту тему кто-то начинает обсуждать. Еврейский контроль основных средств массовой информации делает вынужденную тишину в век средств массовой информации одновременно парадоксальной и парализующей. Дальнейшее существование в общественной жизни требует того, что вы знаете все это, но никогда не можете об этом упоминать. Лицемерный ярлык принуждает нас притворно утверждать, что евреи – это бессильные жертвы, и если кто-то не уважает их роль жертвы, то они его уничтожают». (Джо Собран – Joe Sobran, бывший журналист различных газет в интервью National Review, 1996)

 

Честно говоря, я пробирался вперед ощупью. Мои убеждения, как бы сильны они ни были, все еще основывались на вере, а не на доказательствах. Так я начал обосновывать свои мысли исследованиями. Благодаря комментариям и ссылкам в публикациях и в интернете я приобрел несколько путеводных книг, без которых серьезное исследование соответствующего периода бесполезно. Некоторые из этих книг вышли еще в начале двадцатого века, в 1900-х, некоторые сразу после войны, и некоторые совсем недавно. Некоторые было действительно очень тяжело найти. Ради того, чтобы достать коекакие из них, мне пришлось воспользоваться помощью знакомых, которые отыскивали их уже через свои собственные конфиденциальные источники.

Сама «Националь Цайтунг», наряду с ее патриотической ориентацией, это хорошо написанная и информативная газета. Она обращается к темам, которые в других изданиях не получили бы должного внимания. Как это часто бывает со многим, что является спорным, средний немец боится этой газеты, хотя он ни разу ее не открывал и даже не брал в руки. Он, очевидно, не задает себе вопрос, логично ли и разумно ли это в целом – осуждать то, что ты на самом деле никогда не пробовал и не проверял. Он рассматривает это просто как свой долг, вероятно, так как «каждый знает, что газета правая», а «правый» – это для немцев запретная область со времен войны. Любая степень безумной левой ориентации дозволена, даже как в «Марксистско-ленинской партии Германии» (MLPD), но даже вполне официальные и респектабельные правоцентристские партии должны быть очень внимательны с тем, что они говорят, на тот случай, что их также раскритикуют, если они сдвинутся слишком далеко вправо. Только один шаг или один промах превращает «правого» в «неонациста». К сожалению, затиранизированная и запуганная общественность позволяет управлять собой скоординированным средствам массовой информации, и она готова отвергать тех, которых порицали утвержденные на государственном уровне комментаторы.

«Национальное собрание в октябре 1789 года переместилось в старый манеж на Рю де Риволи. Радикалы сидели слева от председателя, консерваторы справа. На основе этого иллюминаты создали термины «левый» и «правый» как идеологические понятия в мировой политике. Все, что имело отношение к левым, рассматривалось после этого в качестве прогрессивного, так как это было настоящее иллюминатство». (Jurij Lina, «The Sign of the Scorpion», стр. 47)

 

Это интересная теория с точки зрения современных левых политических повесток дня. Однако политические понятия «правый» и «левый», разумеется, уже несущественны и устарели. За годы его жизни политический маятник отдельного человека обычно качается слева направо. Молодежь часто притягивают левые идеи. Молодежь – добыча для культов и тенденций, и ей нечего терять. Студент (без денег, невежественный и пылкий) проповедует перераспределение богатства и другие незрелые теории; получающий жалование служащий (семья, дом, инвестиция) пропагандирует консерватизм. Это правило справедливо для всех, кроме немногих неисправимых и озлобленных нищих, обделенных жизнью, или тех, кто занимает доходные или выдающиеся позиции благодаря своей политической принадлежности (партийные, профсоюзные лидеры). Если кто-то убежден, что ради блага человечества органические культуры должны выжить и далее защищаться суверенными государствами, то из этого следует, что просвещенный патриотизм должен быть единственным реальным критерием, будь то в левом или в правом крыле спектра. В настоящее время многие суверенные государства вынуждены стать чем-то вроде промежуточной ступени внутри политических блоков, но у каждой потенциально свободной нации есть присоединенная община сателлитов, что-то вроде чулана перевоспитанных или подвергшихся идеологической обработке граждан, которые только и ждут того, чтобы с них смахнули пыль и реинтегрировали среди более солидных товарищей.

Мой подход к написанию статей состоял сначала в том, что мне нужно было преодолеть ярость, которую вызвала у меня избранная мною тема, когда я впервые с нею столкнулся. Ярость по своей природе означает недостаточную уравновешенность и ведет к излишней резкости, что делает чтение неинтересным. Я пытался обычно найти какую-то параллель или сравнение, которое позволило бы мне насмехаться над темой. Насмешка – более могущественное оружие, чем негодование. В противоположность этому «благодетели человечества» и еврейские писаки, которые зарабатывают себе на жизнь благодаря либо своей подхалимской покорности, либо своей национальной принадлежности, а вовсе не своему таланту, привыкли нападать на свои цели, используя ограниченный словарь пошлых и безыскусных оскорблений, что делает их надоедливыми и предсказуемыми. Их враги – все, кто критикует что-то хотя бы в незначительной степени еврейское, будь то книга, пьеса, еда – что бы то ни было – и поэтому этих врагов можно назвать «антисемитами». Как говорил Джо Собран в «For Fear of the Jews» в сентябре 2002: «Антисемитом первоначально называли человека, который ненавидел евреев. Сегодня это слово означает человека, которого ненавидят евреи».

«Во всяком случае, понятие «семит» описывает только тех людей, кто говорит на семитских языках. В этом смысле древние евреи, ассирийцы, финикийцы и карфагеняне были семитами. Арабы и некоторые эфиопы – это современные семитоязычные народы. Сегодняшние евреи часто обозначаются как семиты, но, собственно, это название касается только тех из них, которые говорят на иврите – древнееврейском языке». (Merriam Webster, Concise Encyclopaedia).

«Слово «семитский» производится от Сима (Шема), одного из трех сыновей

Ноя в библейской книге Бытия, главы 5, 6, 1021, или точнее – от греческого производного от этого имени, субстантивная форма, которая относится к какомуто человеку, это семит». (Википедия, и др.).

 

 

Вы антисемит! Вы антисемит! Вы антисемит!

 

Таким образом «антисемит» – это человек, который не может терпеть тех, кто разговаривает на одном из семитских языков; абсурдный взгляд, удобный для ленивых конформистов (людей, которые не думают или не хотят думать самостоятельно) и целесообразный для тех, у кого есть соответствующая программа.

Кроме того, иврит, древнееврейский язык – со всем надлежащим уважением к словарю Уэбстера – может быть семитским языком, и «евреи» также часто могут обозначаться как семиты, но действительно ли говорящие на иврите евреи являются семитами (см. стр. 253-254).

Мой обычный комментарий я делал частично на основе убеждения, что утверждаемая официально причинно-следственная связь в отношении последней мировой войны и ее развитие были не такими, как меня этому учили, а также не такими, как их регулярно изображают средства массовой информации. Что касается этого вопроса, то обычное объяснение войны 1914-18 также не удовлетворительно. В Европе 1914 года, в которой гомогенные, структурированные, патриотические настроенные народы подстрекались друг против друга самой жестокой пропагандой (например, почтовые открытки, на которых немецкие солдаты, накалывают на штык «бельгийских младенцев»). Реклама или приукрашенная ложь находились тогда еще на самой ранней стадии своего развития, но их энергично ускоряли и усиливали под руководством таких людей как Эдвард Бернейс, еврейский «пионер работы с общественностью (пиара) и пропаганды» (Википедия), понимание которым ее власти ясно следует из его высказывания:

«Сознательное и умелое манипулирование упорядоченными привычками и вкусами масс является важной составляющей демократического общества. Приводит в движение этот невидимый общественный механизм невидимое правительство, которое является истинной правящей силой в нашей стране». (Бернейс – Edward Bernays, «Пропаганда», – «Propaganda», 1928, стр. 9)

 

Все же тот энтузиазм, с которым массы по обе стороны, в равной степени образованные и необразованные, были готовы пожертвовать собой в бесчеловечных условиях позиционной войны, становясь, в конечном счете, пушечным мясом для своих правительств, сегодня непостижим. 

В 1914 году уровень жизни у развитых наций улучшался, и у них не должно было бы быть настоятельной необходимости устранять этот статус. Великобритания через свою империю контролировала почти одну четверть земного шара и была поэтому, по меньшей мере, теоретически богата. То же самое касалось Германии и Америки. Великобритания и Германия были экономическими соперниками, но они были также цивилизованными нациями, монархические семьи которых были к тому же еще и близкими родственниками (король Георг ‘Джордж’ V, немецкий император Вильгельм II и русский царь Николай II были кузенами), какими бы разными ни были их чувства друг к другу. Что в мире настолько угрожало этому всеобщему спокойствию, что это потребовало потрясения, которое привело к смерти, по оценкам, 16 миллионов человек в Первой мировой войне и следующих 60 миллионов (2,5% населения мира) во Второй мировой войне, вызвало конец Британской империи и огромные европейские долги, которые невозможно оплатить?

Ну, граждане и их уровень жизни не были приоритетными в головах тех, кто контролировал Британскую империю, вероятно, лучше выражаясь, «империю Лондонского Сити», так как те, кто действительно дергал эту империю за ниточки, были не в правительстве, а в финансовом мире. Заранее предопределенные и неминуемые национальные долги, которые последовали за основанием Банка Англии и Федерального резерва (и других центральных банков), и налоги, которые следовали из необходимости оплачивать эти долги, были сами по себе недостаточны, чтобы удовлетворить их честолюбие. Цель глобальной задолженности («глобализация») требовала, как от Великобритании, так и от ее потенциальных противников, пожертвовать своей стабильностью посредством большой войны. Один этот факт уже объясняет ход истории:

«С тех пор, когда я принял пост казначея, я начал понимать, что государство в отношении финансов занимало коренным образом ошибочную позицию перед лицом Банка и Сити. Само правительство не могло быть существенной властью, а должно было, не задавая вопросов, предоставлять верховенство власти денег». (Уильям Гладстон – William Gladstone, 1852, цитируется в «Tragedy and Hope», Carroll Quigley)

 

Действительно безнадежные долги уже накопились в экономике большинства европейских стран, по существу, по причине кредитов, которые требовались для содержания больших регулярных армий и поддержания теоретического «баланса сил».

 (Правительства побуждались влезать в долги через растрачивание государственных средств на вооружение, чтобы не отставать по обороноспособности от соседей, которые им и не угрожали, если только, естественно, не создавались инциденты «под чужим флагом»). Так государства становились хорошо вооруженными, но в экономическом отношении почти банкротами:

«Финансы Европы связаны в такой мере, что правительства могут спросить, не стоит ли предпочесть войну со всеми ее страшными возможностями поддержанию такого ненадежного и дорогого мира. Если военные приготовления в Европе не закончатся войной, то они вполне могут закончиться банкротством государств. Или если такие глупости не приведут ни к войне, ни к разорению, то они, несомненно, указывают на промышленную и экономическую революцию». 

(Quarterly Journal of Economics, _в 1887)

 

«Паразиты-Ротшильды за многие годы своими растянувшимися щупальцами крепко присосались к государственному телу Европы. Эта семья пользующихся дурной славой ростовщиков, основой благосостояния которой является глубокое болото обмана и жульничества, хозяйничала как сеть во всей Европе. Это гигантский заговор, разнообразный и всеобъемлющий. Один из Ротшильдов – верный член этого клана – есть в каждом крупном городе Европы в Вене, СанктПетербурге, Париже, Лондоне, Берлине, и каждый из них занимает там место и содержится членами этой банды, чтобы достичь целей этой семьи. Эта шайка кровососов несет ответственность за безграничные бедствия, нужду и горе в Европе в этом столетии, она накопила свое огромное богатство, устраивая войны между государствами, между которыми никогда не должно было бы быть конфликтов. Всюду, где в Европе вспыхивают беспорядки, всегда, когда распространяются военные слухи, и умы людей охватывает отчаяние из-за страха переворотов и катастроф, можно быть уверенным, что один из Ротшильдов засунул свой крючковатый нос в игру где-то неподалеку от подверженного потрясениям региона».

(The Labour Leader, английская социалистическая газета, 19 декабря 1891)

 

«Я не знаю, осознают ли уже все правительства, какую угрозу представляет ваше всемирное здание. Без вас не могут вестись никакие войны, и, если будет достигнуто соглашение о мире, люди тем больше зависят от вас. Военные расходы пяти великих держав в 1895 году оценивались до четырех миллиардов франков, и фактическая численность войск в мирное время в 2.800.000 человек. И этими вооруженными силами, беспримерными в истории, в финансовом отношении владеете вы, вопреки противоположному желанию народов! Кто предоставил вам право делать это? Какому универсальному человеческому идеалу вы служите? И кто вы вообще такие? Кучка банкиров, теперь больше чем когда-либо «Schutzjuden» [«защищенные» евреи, которые защищены от изгнания получением охранной грамоты, документа, который покупается у государства за деньги], которых при случае приглашают к княжескому двору – вы могли бы себе представить, с каким отвращением вас туда приглашают, даже если вам и не дают почувствовать это отвращение. Так как вы нигде не имеете полных прав, не говоря уже о том, что вас не рассматривают в качестве обычных граждан. И вы, которые по вашему положению способны туже затянуть ремни почти трех миллионов солдат, вы и ваши кассы должны всюду тщательно охраняться от людей, которые определенно еще не знают всего. И ваше проклятое богатство все еще растет. Всюду оно растет быстрее, чем богатство народов тех стран, в которых вы устроились. Следовательно, этот рост вашего богатства происходит только за счет их национального благосостояния». (Дневники Теодора Герцля – «The Complete Diaries of Theodore Herzl», 1960, _стр. 163/164)

 

С 1887 по 1914 год эта опасная система сильно вооруженных, но обанкротившихся европейских наций еще могла стоять на ногах, в то время как Соединенные Штаты продолжали оставаться государством-должником, занимали деньги за границей, но предоставляли немного кредитов, так как у нас еще не было центрального банка или «мобилизации кредитов». Система национальных кредитов, как ее разработали

Ротшильды, служила для того, чтобы финансировать в течение девятнадцатого столетия войны между европейскими странами, так как эта система распространялась на различные страны через филиалы Ротшильда в этих странах. К 1900 году было ясно, что европейские нации не могли позволить себе большую войну... Федеральная резервная система вступила в силу в 1914 году и принудила американское население к тому, чтобы оно одолжило союзникам 25 миллиардов долларов, которые не были возвращены, хотя нью-йоркские банкиры получали значительные платежи по процентам. Американский народ толкали к войне против немецкого народа, с которым у нас не было серьезных политических или экономических расхождений. Кроме того, население Соединенных Штатов включало самую большую долю немецкого населения в мире – почти у половины американских граждан предки были немцами... В 1915 и 1916 годах президент Вильсон хранил верность тем банкирам, которые купили ему

Белый дом, продолжая и дальше предоставлять кредиты союзникам. 5 марта 1917 года Уолтер Хайнс Пейдж, американский посол в Великобритании, писал в конфиденциальном письме Вильсону:

«Я думаю, что давление приближающегося кризиса превзошло возможности финансового агентства Моргана (Morgan Financial Agency) для британского и французского правительства... Самой большой помощью, которую мы могли бы предоставить союзникам, был бы кредит. Если, однако, мы не выступим войной против Германии, наше правительство, конечно, не сможет предоставить такой прямой кредит».

 

Ротшильды были настроены скептически в отношении возможности Германии продолжать войну, вопреки финансовому хаосу, вызванному их представителем, тем Варбургом, который финансировал германского императора, и братом Пола Варбурга Максом, который как руководитель немецкой секретной службы разрешил Ленину на поезде пересечь границы, чтобы Ленин смог устроить большевистскую революцию в России. По словам заместителя министра ВМС США Франклина Д. Рузвельта, тяжелая промышленность Америки в течение одного года готовилась к войне. И армия, и военно-морской флот приобрели большое количество вооружения, военной техники и оснащения с начала 1916 года.

 

Корделл Халл, министр иностранных дел при Рузвельте в 1933-1944 годах, замечает в своих мемуарах:

«Этот конфликт требовал дальнейшего развития принципа подоходного налога. Так как этот принцип был точно нацелен на один большой не облагавшийся прежде налогом источник дохода, закон о подоходном налоге был издан как раз своевременно, чтобы удовлетворять требованиям войны. И конфликт помог также в том, чтобы утвердить Федеральную резервную систему, также это – как раз в нужное время». 

(Cordell Hull, «Memoirs», Macmillan, 1948, стр.76, цитируется по Eustace Mullins, «The Secret of the Federal Reserve», – Юстас Муллинс, «Секреты Федеральной резервной системы», стр. 82 и далее.)

 

«Банкиры с 1887 ждали, когда в Соединенных Штатах будет принят закон о центральном банке, который позволил бы им финансировать европейскую войну между нациями, которые они уже разорили закупками вооружения и 'оборонительными программами'. Самый большой вызов системы центрального банка – это финансирование войны». (там же, стр. 84) 'Война', если рассматривать ее с экономической точки зрения, это прямой эквивалент нации, которая выбрасывает в воду часть своего капитала».

(Карл Маркс – Karl Marx and Frederick Engels, «Collected Works», том 28, International Publishers, New York, 1987, стр. 66.)

 

Полковник Хаус писал президенту Вильсону из Лондона 29 мая 1914:

«Как только Англия согласится, Франция и Россия окружат Германию и

Австрию». (Частные документы полковника Хауса – «Intimate Papers of Colonel House», Houghton Mifflin, 1926)

 

Обычно историки отвечают на вопрос о начале Первой мировой войны ссылкой на якобы послужившие ее причиной события в Сараево в июне 1914 года и на их последствия, как если бы они были неизбежны убийство австрийского наследного принца, австро-венгерское требование к Сербии принести официальные извинения и осудить преступника, упрямство Сербии в нескольких моментах с подстраховкой России, ее традиционного союзника. Балканские государства были так или иначе осиным гнездом переплетенных конфликтов и интересов. Затем последовал ультиматум Австрии Сербии, объявление Австрией войны Сербии, союз Германии с Австрией, объявление Германией войны России и объявление Великобританией войны Германии. Но это только обманчивая наружность всей этой истории:

«В ходе процесса против Гаврило Принципа и Неделько Чабриновича, убийц Франца Фердинанда [наследник австрийского престола] стало известно, что за планами покушения стояла французская масонская ложа Великий Восток Франции, а не сербский тайный националистический союз «Черная рука».

Эта огромная провокация была запланирована в 1912 году в Париже, на Рю

Каде, в доме номер 16, месторасположении ложи Великий Восток. Неделько

Чабринович сообщил суду, как масоны приговорили к смерти Франца Фердинанда. Он узнал это от масона Цигановича (это также именно он дал пистолет «браунинг» еврейскому убийце Принципу). Принцип тоже был масоном. Приговор [т.е., убийство австрийского наследного принца Франца Фердинанда в Сараево] был исполнен 28 июня 1914.

Все это было опубликовано в соответствии со стенографическим отчетом судебного разбирательства в книге Альфреда Муссе – Alfred Mousset,

«Покушение в Сараево», «L’Attentat de Sarajevo», Париж, 1930». (Jurij Lina, «Under the Sign of the Scorpion»)

 

Наводящий на размышление перечень взаимосвязанных событий относительно ответственности за войну приведен ниже:

«Немецкий историк Юберсбергер опубликовал фотокопию написанного от руки документа Пашича, в котором последний записывал вооружение сараевских заговорщиков и имя человека, отвечавшего за доставку оружия майор Танкосич, «член «Черной руки», который обучал военному делу как Гаврило Принципа (1894-1918), так и других членов организации «Млада Босна» (International Encyclopedia of the First World War). Именно этот же человек, который отвечал за доставку оружия в Сараево, Танкосич, был доверенным агентом премьерминистра Пашича. И, по убеждению немецкого историка, список, в котором было перечислено оружие, находившееся у покушавшихся, был написан почерком Пашича. Если знать эти документы, нетрудно также объяснить, почему премьерминистр Пашич 24 июля 1914 так спешно убежал в Фессалоники, когда Австрия потребовала позволить ей участвовать в расследовании против участников двойного убийства!»

(Леон Дегрель – Léon Degrelle, «Verschwörung der Kriegstreiber 1914», стр. 254)

 

Понадобилось сто лет, чтобы появился сбалансированный, пусть даже и не полный, рассказ об обстоятельствах, которые предшествовали началу Первой мировой войны: «Когда он направил мысли своих коллег на Германию как на предполагаемого зачинщика воцарившегося кризиса, Сазонов (российский министр иностранных дел) показал, в каком объеме он прочувствовал логику французско-русского союза, согласно которой не Австрия, а Германия была «основным противником». То, что это было скорее австрийским, чем немецким кризисом, не играло никакой роли, так как Австрия считалась только предлогом для злобной немецкой политики, окончательные намерения которой – помимо стремления к «гегемонии на Ближнем Востоке» – оставались неясными». 

(Christopher Clark, «The Sleepwalkers», 2012, _стр. 475/476)

 

Россия ускорила эскалацию кризиса своей частичной мобилизацией 24 июля: «Сазонов с самого начала верил, что военный удар Австрии по Сербии должен вызвать русский контрудар». (там же, стр. 480)

 

               «Французский генеральный штаб относится к войне положительно.

Генеральный штаб хочет войны, так как, по его мнению, это мгновение благоприятно, и пришло время положить всему этому конец». (Бельгийский посол, там же, стр. 482)

«Сазонов категорически посоветовал Белграду не принимать британское предложение о посредничестве». (там же, стр. 483)

«Российская всеобщая мобилизация была одним из самых чреватых последствиями решений во время июльского кризиса. Ей предстояло стать первой всеобщей мобилизацией». (там же, стр. 509)

«[Британский министр иностранных дел сэр Эдвард Грей] «не имел ни малейшего понятия о том, поддержит ли кабинет его политику интервенции и когда». (там же, стр. 535)

«В то время как Вильгельм и Бетман хотели схватиться за шанс избежать войны на западе, Мольтке считал, что всеобщую мобилизацию, если она уже началась, больше нельзя было остановить... Немецкий «начальник генерального штаба (фон Мольтке) конфиденциально поделился, почти готовый заплакать, тем», что он был абсолютно сломленным человеком, так как решение императора показывало ему, что император все еще надеется на мир». (там же, стр. 531) «Тем не менее» его (Эдварда Грея) заметно смущало, по меньшей мере, в то критическое мгновение, что сильно удаленный конфликт в Юго-Восточной Европе мог быть воспринят как повод к континентальной войне, хотя ни одна из трех держав Антанты не подверглась непосредственному нападению или угрозе такого нападения». (там же, стр. 537) «Он не мог гарантировать себе поддержку кабинетом интервенции 27 июля. Двумя днями позже он снова потерпел неудачу, когда его запрос о том, чтобы официально пообещать Франции помощь, был поддержан только четырьмя его коллегами. (Ими были Асквит, Холдейн, Черчилль и Крю)». (там же, стр. 539)

«29 июля кабинет согласился с запросом Черчилля как Первого морского лорда о превентивной мобилизации флота.... 1 августа Черчилль мобилизовал свой флот – не обеспечив себе согласие кабинета (однако с молчаливого согласия премьер-министра)». (там же, стр. 541) 

«Первый морской лорд Уинстон Черчилль был воодушевлен мыслью о предстоящей борьбе. «Все указывает на катастрофу и крушение», писал он своей жене 28 июля. «Я заинтересован, подготовлен и счастлив». (там же, стр. 552)

 

Роль Черчилля как инициатора британского вмешательства в конфликт 1914 года позволяет предвидеть его роль в конфликте 1940 года. Он уже тогда тоже был поджигателем войны, с поддержкой еврейских денег или без нее.

«Член правительства Герберт Сэмюэл [«первый известный практикующий иудей, который был министром кабинета, и которому предстояло стать председателем большой политической партии Великобритании» – Википедия] помог в том, чтобы придать дискуссии форму, набросав две стратегии, которые должны были считаться потенциальным «спусковым механизмом» британского военного удара по Германии во-первых, обстрел немцами французского побережья и, во-вторых, «значительное нарушение» военного нейтралитета Бельгии. Привлекательность этих двух предложений частично состояла в том, что они были сконструированы так, чтобы гарантировать, чтобы речь шла о «немецких военных действиях, а не о наших», которые могли бы «вызвать крах».

Грей очень эмоциональным тоном на заседании утром 2 августа объявил, что у Великобритании есть моральное обязательство поддержать Францию в предстоящем конфликте».(там же, стр. 543)

 

Моральное обязательство по отношению к британским солдатам, которые были убиты и изувечены на полях сражений, очевидно, не перевешивало моральное обязательство помочь чужой стране. Не говоря уже об этом, не могло быть так, чтобы Грей не был в курсе более или менее официальных махинаций Франции в целях развязывания войны.

Если можно возложить ответственность за развязывание Первой мировой войны на одного человека, то им был французский премьер-министр Раймон Пуанкаре, закоренелый германофоб, который жаждал возмездия за поражение Франции в войне с Германией в 1870 и потерю Эльзаса. (В 1913 году Пуанкаре втайне вступил в гражданский брак с Генриеттой Бенуччи, бездетной разведенкой, старше его, и с сомнительной репутацией [«Sulfureuse», «скандальной», как писала французская пресса, Википедия], дочерью итальянского кучера Рафаэля Бенуччи и Луизы Моссбауэр. Странная связь для главы государства).

Благодаря тайной договоренности с Извольским, послом России во Франции, с российским министром иностранных дел Сазоновым и с российским военным министром Сухомлиновым и с помощью французского финансирования России (также использовавшегося для влияния на французские средства массовой информации) удалось преодолеть естественное нежелание царя вступать в войну.

«В начале 1891 года Россия получила шесть больших кредитов из французских источников, в целом на сумму в размере более трех миллиардов франков. Этими источниками были Ротшильды и Hoskier-Paribas». (George F. Kennan, «The Fateful Alliance, France, Russia, and the Coming of the First World War», 1984) 

«Мобилизация в России произошла втайне уже 29 июля (согласно телеграфным сообщениям мобилизация в тот день была предписана еще 24 июля) Франция начала мобилизацию 1 августа в 15:45 ч., Германия 1 августа 1914 в 17:30. Почему немцы не должны были объявлять мобилизацию, когда все французские военнообязанные уже полутора часами раньше были призваны к оружию? К оружию против кого, если не против немцев?». («Verschwörung der Kriegstreiber 1914», _{там же}).

 

Во время знаменитого Рождественского перемирия 1914 года – спустя не так много времени после начала мировой войны, чтобы отдельный солдат не мог больше вспомнить о своей человечности и о бессмысленности убивать такое же живое существо только из-за того, что оно носит другой мундир, противостоящие друг другу стороны временно перестали обращать внимание на вбитый им в головы идеологической обработкой долг убивать друг друга, и пели вместо этого рождественские песни и обменивались маленькими подарками. Никакой объем даже самой отвратительной пропаганды ужасов против немцев не мог изменить это основное чувство человечных отношений между людьми.

«Немцы, кажется, намного больше, чем мы, хотели жить сами и дать жить

другим». (Роберт Грейвс, – Robert Graves, «Goodbye to All That», 1929)

 

Эти солдаты, гибель которых легко списывали со счета, ничего не знали, вероятно, о великих проблемах, но они были бесконечно более достойными представителями своей расы, человеческой расы, чем те изверги, которые без какой-либо веской причины послали их на смерть.

В своем тщательном анализе исторических обстоятельств, которые привели к началу Первой мировой войны, включая подробный экскурс о сербских личностях, который, хоть это и не нужно, прослеживается им вплоть до начала 1880-х годов, Кристофер Кларк к удивлению полностью утаивает все финансовые факторы, который – не говоря уже о больших антинемецких предубеждениях некоторых русских и французов, о внешне нерешительных или непонятных англичанах и о сомнамбулизме немцев – собственно, и определил способность главных воюющих сторон вести эту войну.

«Немецкий военный кредит. Законопроект о 250.000.000 фунтов. Берлин, вторник (4 августа 1914). Сегодня в Рейхстаге был представлен законопроект, который предоставит рейхсканцлеру законное право принять кредит на сумму свыше 5 миллиардов имперских марок (примерно 250 млн. фунтов стерлингов), чтобы покрыть одноразовые чрезвычайные расходы. Предусмотрено, чтобы выданные ссуды и казначейские билеты и возможные связанные вместе с тем купоны смогли подлежать уплате целиком или частично в Германии стране или за рубежом в немецкой или иностранной валюте». (Рейтер)

 

«После выстрелов, послуживших поводом для начала мировой войны, Банк Англии в августе 1914 года владел золотыми запасами лишь на девять миллионов фунтов стерлингов (соответствует 754 миллионам фунтов в 2013 году, Википедия), и так как Банк Англии был банком банков, эта сумма содержала также одновременно золотые запасы всех других банков Великобритании.

В начале войны банковские менеджеры были серьезно обеспокоены тем, что держащий свои деньги в банках народ, впав в панику, потребует свои деньги назад. И так как вклады и сбережения людей были в руках банкиров и слишком большие части этих денег были вложены банкирами в предприятия, которые в лучшем случае не могли бы быстро вернуть ссуженный капитал, и многие из них и в большом объеме обанкротились бы от напряжения войны и краха значительной части международной торговли, вероятно, из этого последовало бы то, что банки в случае банковской паники и массового изъятия вкладов оказались бы неплатежеспособны, и вся кредитная система рухнула бы и вместе с тем довела бы много миллионов людей до разорения.

Когда ввиду этого банковская деятельность для частных банков стояла на грани крушения, правительство (мистер Ллойд Джордж был в это время назначен казначеем) быстро ввело мораторий на платежи, т.е., оно дало банкам право отказывать в платежах (хотя они и без того не смогли бы платить), и продлили августовские банковские каникулы еще на три дня, чтобы выиграть время для утверждения закона о валюте и банкнотах, с которым Великобритания отказалась от золотого стандарта. В соответствии с этим законом казначейство выпустило 300 миллионов фунтов – соответствует 25,1 миллиардов фунтов в 2013 году – в бумажных деньгах, без какого-либо золотого обеспечения, которым банки могли погасить свои обязательства». (Википедия)

 

В течение этих трех или четырех дней, когда банки и биржи были закрыты, банкиры вели рискованные переговоры с казначеем. И один из банкиров писал, что «он (мистер Джордж) делал все, о чем мы просили его». Когда банки открылись вновь, общественность заметила, что они получали свои деньги назад не в золоте, а в форме нового законного средства платежа – казначейских билетов (черные купюры в 1 фунт и красные купюры в 10 шиллингов). Эта новая валюта выпускалась государством, была покрыта государственным кредитом и была передана в банки, чтобы предотвратить их полное крушение. Общественность весело принимала новые купюры, и никто не говорил об инфляции.

С 1697 года само государство больше не выпускало бумажные деньги. В 1697 году банкноты на пять фунтов выдавались непосредственно гражданам без участия финансовых домов. И эти денежные знаки не были обеспечены золотом, но они были законным средством оплаты для налоговых платежей. В 1914 году, тем не менее, выпущенная государством денежная масса достигла большого размера. Применение законного средства платежа было ограничено не налоговыми платежами, а простиралось на все области, и его эмиссия происходила с благосклонностью банкиров, даже при их поддержке и посредничестве. Если бы новые деньги не были введены, то британские частные банки были бы в течение одной недели принуждены остановить платежи своим кредиторам. Доктор Уолтер Лиф, бывший председатель Вестминстерского банка и прежний президент Института банкиров, просветил нас об истинном воздействии эмиссии казначейских билетов при введении закона о валюте и банкнотах – Currency and Bank Notes Act – от 6 августа 1914 года.

«Объем и вид эмиссии», объясняет он, «были полностью предоставлены решению казначейства. По существу, это был освобожденный от налогов и бессрочный военный заем, и как таковой он был высокоприбыльным и целесообразным с точки зрения правительства».

Он далее приводит аргументы, что эта государственная эмиссия казначейских билетов была в определенной мере покрыта золотыми монетами, которые патриотично настроенные англичане меняли на денежные знаки; но связь с золотом не была предусмотрена в законе о валюте и банкнотах 1914 года, и в любом случае сумма золотых монет, которые считались предполагаемым обеспечением трехсот миллионов фунтов в казначейских билетах, составляла самое большее 27 миллионов фунтов. 300 миллионов новых денег, выпущенных казначейством в 1914 году, были, в действительности, освобожденным от налогов военным займом. Когда война, к сожалению, закончилась, казначейство объявило в своем сообщении от 15 декабря 1919 года, что его политика состояла в постепенном уменьшении количества этих казначейских билетов; и дальше из года в год изымало эти бумажные деньги с рынка под предлогом, что девальвированные таким образом денежные знаки также не были обеспечены золотом или банкнотами Банка Англии.

Между 1920 и 1926 годами произошло массивное уменьшение объема казначейских билетов с 320.600.000 до 246.902.500 фунтов.

Но давайте теперь снова вернемся к довоенному времени. Едва мистер Ллойд

Джордж освободил банкиров от их проблем с эмиссией казначейских билетов осенью 1914, как они уже снова стояли у дверей казначейства, чтобы настоятельно заявить, что государство ни при каких обстоятельствах не может дальше тратить деньги на освобожденной от налогов основе; если войну нужно вести, то вести ее нужно за счет ссуженных денег, за которые нужно платить и проценты; и что они были джентльменами, которые позаботятся о приносящем хорошие прибыли финансировании военного кредита под 3,5 % процента и уступят последнему внесенному казначейством предложению. Война не должна была вестись освобожденными от налогов деньгами и/или с передачей имущества для военных целей; пожалуй, однако, с передачей жизни. Много мелких предприятий должны были закрыться, и их собственников как ненужных людей, которых не жалко, отправили за море, без какой-либо компенсации за свои потери, в то время как финансовые сделки, как мы скоро увидим, вознаграждались щедро и прогрессивно.

Когда все военные кредиты были израсходованы, кредиторам первых низкопроцентных военных кредитов разрешили, чтобы они в последующем перешли к кредитам с более высокими процентами, и казна была обременена этим ростовщическим процентом за счет кредитов, вследствие чего бремя долгов сегодня невыносимо, и государство шатается, нормирует продукты для бедняков, сокращает социальные выплаты и таким образом предпринимает напрасную попытку оплатить расходы, которые повлекло за собой надувательство с кредитами мировой войны.

Но те, у кого есть власть над властью денег, те, которые хладнокровно увеличивали свои требования к своим землякам с каждым наступлением немцев и каждым маневром немецких подводных лодок на море, те, которые создали сотни миллионов ненужных долгов, те, которые раздули процентную ставку, те, которые по цене предоставления кредита за то, что мы будем спасены от угрожающего со стороны немцев порабощения, навесили на нас процентное бремя в один миллион фунтов в день – это те самые люди, мародерство и расхищение которых во время войны я стремился документировать на предыдущих страницах. Махинации организованной денежной власти во время напряжения войны приводят, наверное, самое убедительное доказательство того, что нация должна быть единственной структурой, имеющей право издавать деньги, хранить и управлять запасами и сбережениями своих граждан, если благосостояние и уверенность должны когда-нибудь быть доступны обычным людям.

«Ростовщичество во время мировой войны». Отчет комитета Канлиффа (1927) рассказывает историю возрастающего роста бремени наших военных долгов. (Дополнения к отчету комитета по национальным долгам и налогам – Appendices to the Report of the Committee on National Debt and Taxation (1927), _стр. 18 и далее). Однако это не полная скандальная хроника (Chronique scandaleuse) ростовщичества во время войны, да авторы и не писали этот документ в таких целях. Мы не найдем там ссылок или указаний на магический процесс, которым – когда нация в борьбе за свое существование стояла почти на самом краю пропасти, и когда ежедневно массы здоровых мужчин превращались в результате обстрелов в кучу кровавых лохмотьев – наши банковские братства и далее создавали для самих себя большой объем новых кредитов и передавали его нам за проценты, и действительно за слишком прогрессивно растущие проценты. Тем не упомянут тот факт, что этим предоставлением кредитов банкиры за счет поразному оцениваемой части того, что сегодня рассматривается как государственные долги, попросту заработали деньги лично для себя, и поэтому это вовсе не было истинным кредитом ради подлинного блага нации. Профессор Содди (член Королевского Общества, исследователь Первой мировой войны) оценивал, что банкиры действительно создали 2.000.000.000 фунтов, не меньше, в банковском кредите и заняли их нам под 5% процентов. Это значит 100.000.000 фунтов в году ни за что».

(«The Financiers and the Nation», Rt. Hon. Thomas Johnston – Томас Джонстон, ex-Lord Privy Seal (Томас Джонстон, бывший лорд-хранитель печати), 1934)

 

«Я вижу в книге мистера Джонстона большую услугу обществу. Более отчетливо нам нельзя было бы напомнить о том, как именно финансовые махинаторы и мошенники регулярно водят за нос общество, так как эти яркие моменты капиталистических сделок быстро забывают после каждого их разоблачения. Примечательно, с какой регулярностью история повторялась за прошедшие сто лет. Каждое десятилетие имеет свою собственную версию этого, но последствия, по существу, одни и те же. Десятки тысяч мелких инвесторов, а также несколько больших инвесторов позволяют ложью и лживыми описаниями уговорить себя купить акции на что-то, что является попросту обманом. Сотни тысяч, если не миллионы фунтов, пожинаются мошенниками и армией их сообщников и паразитов, которые соучаствуют в «обыкновенном деловом процессе» в таких делах, который еще нельзя назвать обманом. Вскоре происходит крах и в большей или меньшей степени также разоблачение Иногда один или несколько крупных мошенников предстают перед судом по уголовному делу и приговариваются к длительному тюремному сроку – который они будут отбывать за счет государства. Но эффективное или более длительное общественное внимание к этим процессам отсутствует. Все те, у кого есть влияние в Сити, объединяют свои силы, чтобы скрыть такие обстоятельства. Любое возмущение вредит биржевому бизнесу. Банки боятся распространения паники и скрывают свои собственные убытки. Влиятельные люди предупреждают газеты о том, что любое сообщение о финансовом скандале мешает нормальному бизнесу и особенно рекламному делу финансовых посредников. И вместе с тем общественный интерес к недавнему финансовому обману ослабевает».

(Сидней Вебб – Sydney Webb, предисловие к «The Financiers and the Nation», 1935)

 

3 августа 2014 года, в сотую годовщину вступления Великобритании в Первую мировую войну, ураганный огонь пропагандистской машины был особенно силен и в значительной мере использовал ту же самую ложь, которая применялась, чтобы оправдать войну и разжечь в обычных людях ненависть к Германии.

«Великобритания вступила в войну, чтобы защитить нейтралитет Бельгии», так звучит официальное обоснование и ссылается на Лондонский договор 1839 года, который выводит «свое значение из статьи 7, возлагающей на Великобританию обязанность защищать нейтралитет Бельгии в случае вторжения в нее». (Первая мировая война, оригинальные документы).

 

То, что считалось целесообразным в 1839 году, необязательно было «обязательным» или даже значимым в 1914 году и, по всей вероятности, служило только удобным предлогом, чтобы ввязаться в войну.

Действительно много публикаций военного времени в Великобритании были направлены на то, чтобы добиться американской поддержки. Статья в The Nation в 1929 году утверждала:

«В 1916 году союзники фабриковали всевозможные ужасные истории, чтобы обеспечить себе симпатии нейтральных государств и поддержку Америки». (Cynthia Wachtell, «Representations of German Soldiers in American World War I Literature», 2007). 

 

Нагнетающие страх американские пропагандистские плакаты сопровождали требования денег «Помни о Бельгии. Покупай облигации. Четвертый заём Свободы». «В течение первых месяцев войны немецкие солдаты убивали и насиловали бельгийское население» (так громко прозвучало это на канале «Euronews» в 21:45, 3 августа 2014). Кажется, что это нормально – клеветать на историю дружественной нации, через сто лет после предполагаемых событий. Но нормальные критерии больше не годятся для того, чтобы обсуждать социальный климат в Великобритании – стране, которая все еще патетически хвастается в своих воскресных газетах «звездным часом» битвы при ЭльАламейне или воздушной «Битвы за Англию». Длящееся десятки лет снижение интеллектуального уровня по примеру США, а также навязанная иммиграция чужеземцев, рост безработицы, алкоголизм, порнография, футбольное хулиганство, бессодержательно лгущее телевидение, банально лгущие газеты, отравленная вода и отравленный воздух уже сделали здесь всю работу.

Одним из основных препятствий для Германии в начале двадцатого столетия было то, что она поздно пришла к национальному единству и потому не смогла утвердить подобающий ей статус. Подталкивающая к войне пресса Великобритании и ряд ключевых британских политиков самое позднее с 1895 года выступали за войну с Германией с тем обоснованием, что рост немецкой торговли препятствует британской монополии в мировой торговле:

«Наш основной соперник в торговле и экономике – это сегодня не Франция, а Германия. В случае войны с Германией мы сможем много выиграть и мало потерять; напротив, в случае войны с Францией, безразлично, каким был бы результат, мы, конечно, много потеряли бы.»

(«Our True Foreign Policy», Saturday Review, 24 августа 1895, стр. 17)

 

Беседа американского дипломата Генри Уайта и Артура Бальфура в 1907 году показывает британский довоенный менталитет:

«Бальфур: Мы, вероятно, глупцы, что мы не находим причину, чтобы объявить Германии войну, прежде чем она построит слишком много кораблей и отнимет у нас нашу торговлю.

Уайт: Если вы хотите конкурировать с немецкой торговлей, то работайте интенсивнее.

Бальфур: Это значило бы, что мы должны будем снизить наш уровень жизни. Вероятно, для нас было бы проще воевать. Вопрос ли это о том, правильно ли это или нет? Вероятно, это просто вопрос сохранения нашего превосходства». (Allan Nevins, Henry White, «Thirty Years of American Diplomacy». New York Harper Bros., 1930, стр. 257-58)

 

Отрывок из письма сэра Э. Гошена, Берлин. Машинописная копия от 15 января 1914, она сообщает, что берлинские газеты в статьях о поездке Асквита во Францию утверждают, что он посещает Францию, чтобы получить более подробные и полные сведения о французской программе усиления военно-морских сил, которые затем были переданы Черчиллю, и чтобы успокоить французов ввиду высказывания Ллойд Джорджа, опубликованного в газетах, что:

«Франция – это наша страховка против Германии; но нам следовало бы предпочесть достичь взаимопонимания с Германией».

(Документы Ллойд Джорджа, Британские национальные архивы)

 

«Фрэнсис Берти, Британское посольство, Париж, Грею. LG / C / 4/14/20 18 января 1915. Машинописная копия. Содержание сообщение о его беседе с бароном Эдмоном де Ротшильдом в связи с запланированным кредитом». 

(там же).

 

«Р. Родд, Британское посольство, Рим, сэру Эдварду. LG / C / 4/14/21 22 января 1915. Машинописная копия. Содержание сообщение о том, что Бюлов сказал, что немецкий император был против войны, немецкое военное руководство ответственно за нее». (там же). 

 

«Великобритания готовила войну против родственной нации, которая не желала себе ничего лучшего, чем дружить с Великобританией». (Теобальд фон Бетман –Theobald von Bethmann-Hollweg, немецкий канцлер, август 1914) «Сорок четыре года, с того времени, когда мы боролись за Германскую империю, победили в этой борьбе и укрепили нашу позицию в мире, мы жили в мире и гарантировали мир в Европе. За это время мира мы стали сильными и могущественными, и возбудили зависть у других». 

(Бетман-Гольвег – Bethmann-Hollweg, Рейхстаг, 3 августа 1914)

 

Император пытался договориться о мире с царем:

«Я дошел до пределов возможного в моих усилиях сохранить мир... Даже теперь вы еще можете сохранить мир в Европе, если вы прекратите ваши военные мероприятия». (Телеграмма, 30 июля 1914)

 

На следующий день Николай II ответил:

«Технически невозможно остановить нашу подготовку к войне, которая была необходима ввиду мобилизации Австрии. Нам несвойственно желать войны. Пока переговоры с Австрией о Сербии еще продолжаются, мои войска не предпримут никаких провокационных действий».

 

Однако австрийские войска уже были готовы атаковать Сербию, и при этих обстоятельствах российский нейтралитет был бы неприемлем для народа. Хотя казалось, что было такое ощущение, что эта война повлечет за собой всемирное бедствие, эти и другие попытки международного посредничества должны рассматриваться в лучшем случае как малодушные. Начало всеобщего конфликта не было ни необходимым, ни неминуемым, так как не существовало непосредственной угрозы ни для одной из ввязавшихся в конфликт больших стран.

Однако все большие страны были заинтересованы в войне против Германии.

Франция стремилась к реваншу за свое поражение в 1870 году и хотела вернуть Эльзас-

Лотарингию. Великобритания хотела вернуть себе лидерство в международной торговле, которое перешло от нее к Германии. Россия хотела разбить союзную Германии Австро-Венгрию, чтобы укрепить панславянские связи на Балканах и ослабить доминирование Османской империи на Черном море. И таким образом мир беспрерывно скользил к войне. «Все правительства без образования и перспективы. Вызывает отчаяние. Только ясное решение может сломать власть лжи во всех странах. Также у нас ложь, чтобы не нанести вред выдержке такого мягкого народа. У других, однако, еще больше лжи с целью удержать правительства у власти. Так как положение других хуже, там приходится лгать еще больше».

(Канцлер Бетман-Гольвег , июнь 1916)

 

В ноябре 1916 года Лэнсдаун распространил в кабинете министров документ, в котором он аргументировал, что война уничтожит цивилизацию, и что поэтому нужно вести переговоры о мире на основании того статуса, который был до войны. Предложение Лэнсдауна вызвало враждебную реакцию других юнионистов в кабинете, таких как Артур Бальфур и Роберт Сесиль. Лэнсдаун пригласил к себе домой издателя газеты The Times Джеффри Доусона и показал ему письмо, которое он хотел бы опубликовать. Доусон был «возмущен» и решил, что публикация письма не соответствовала бы национальным интересам. Лэнсдаун показал текст также Форин Офис, министерству иностранных дел, которое не высказало протеста. Затем он предложил письмо газете The Daily Telegraph, которая приняла его. 29 ноября 1917 года письмо Лэнсдауна было опубликовано в The Daily Telegraph. Он снова требовал мира путем соглашения с Германией:

«Мы не проиграем этой войны, но ее продолжение будет означать разорение цивилизованного мира и безграничное увеличение человеческого страдания, которое даже сейчас является тяжелым бременем... Мы не желаем уничтожения Германии как великой державы... Мы не стремимся навязать ее народу какуюлибо форму правительства, кроме той, которую немцы выберут сами... У нас нет желания оспаривать у Германии ее место среди великих торговых наций мира». Письмо требовало также гарантии «свободы морей». (Википедия)

 

Лондон, 12 декабря. Радиограмма, присланная из Берлина, свидетельствует:

«Сегодня собирался Рейхстаг. Было огромное волнение. Доктор фон Бетман, рейхсканцлер, вел ранее переговоры с представителями нейтральных государств и передал им ноту, которая содержала предложения Германии, которые нужно понимать в качестве основы для длительного мира. Доктор Гольвег предложил эти мирные переговоры формально, через представителей Швейцарии, Соединенных Штатов и Испании. Германия предлагает вернуть все захваченные территории и возвращаться к довоенному положению».

 

Лондон, 13 декабря. Официальная радиограмма, отправленная из Берлина во вторник после полудня, свидетельствует:

«Сегодня доктор фон Бетман заявил в Рейхстаге, что Германия с ее союзниками в осознании своей ответственности перед Богом, перед людьми, перед нацией и перед человечеством предложила сегодня утром вражеским державам начать мирные переговоры».

 

Другое сообщение указывает:

«Доктор Бетман-Гольвег объявил во вторник в Немецком Рейхстаге, что он предложил вражеским державам начать в этот день мирные переговоры, и он выработал предложения, которые, как он считает, могли бы стать основой для длительного мира».

 

Нейтральные послы были привлечены:

«Канцлер во вторник утром принял американского, испанского и швейцарского представителей и передал им ноту, которая предлагает начало мирных переговоров. Гольвег попросил их передать эту ноту правительствам враждебных стран. В Вене, Константинополе и Софии правительства союзников Германии одновременно издали созвучные ноты, текст которых был передан Святому престолу (Ватикан) и всем нейтральным нациям. Содержание нот не было опубликовано».

 

Кроме того, в радиограмме сказано:

«Четыре державы союзников внесли предложения, которые, по их твердому убеждению, станут подходящей основой для утверждения длительного мира». «За нашими бойцами действуют силы нашей нации. Германия – это не осажденная крепость, как думают наши противники, а огромный, дисциплинированный лагерь с неистощимыми ресурсами. Мы продвинулись вперед в нашей твердой решимости продолжить наш путь. Мы всегда готовы защищаться и бороться за нашу будущую национальную свободу и надежность. Все время мы готовы протянуть нашу руку для мира. Наша сила не сделала нас глухими по отношению к нашей ответственности перед Богом и человечеством.

Наши противники уклонялись от наших прежних заявлений в отношении нашей готовности к миру с самого начала войны, когда император вынужден был принять самое тяжелое решение, перед которым когда-либо стоял немец. Он был вынужден отдать приказ о нашей мобилизации в связи с русской мобилизацией. Единственная мысль императора – о том, как можно восстановить мир, чтобы обеспечить безопасность Германии после ее победоносной борьбы, и с глубоким моральным и религиозным пониманием долга перед нацией и человечеством, император полагает теперь, что наступил момент для официальных шагов в направлении мира». (The Advertiser, Аделаида, 14 декабря 1916)

 

Один из подзаголовков этой газеты был: «Та же самая старая ложь».

 

Журналисты, как и политики, не были вынуждены рисковать жизнью в траншеях, и поэтому были свободны в своем решении следовать не голосу своей совести, если у них она вообще была, а требованиям своих работодателей.

 

Немецкая нота нейтральным державам гласит:

«Самая ужасная война в истории, которая бушует теперь уже два с половиной года, – это катастрофа, которую не смогла предотвратить 2000-летняя цивилизация».

 

В ноте Германии Папе Римскому говорится:

«Безграничные сокровища цивилизации были уничтожены, и огромные территории пропитались кровью миллионов павших смелых солдат, еще миллионы стали инвалидами. Горе пришло в каждый дом. Разрушительные воздействия войны очень тяжелы, как у воюющих сторон, так и у нейтральных стран. Торговля сокращается, и теперь Европа, которая ранее беззаветно пропагандировала религию и цивилизацию, – это огромный военный лагерь. Германия, охваченная сочувствием из-за невыразимых бедствий, которые произошли с человечеством, готова дать миру мир...».

 

«Мир на основе ничьей носился в воздухе. Были многочисленные мирные инициативы: Со своим серьезным мирным предложением в декабре 1916 года» (историк Жорж-Анри Суту – Geroge-Henry Souton), немецкое правительство надеялось на искренние дискуссии о мире. Они были отвергнуты, так как была достигнута только первая цель международного финансового мира – победа над Россией. Хотя Россия рухнула лишь в 1917 году, в действительности ее войска отступали перед немцами в середине 1915. Роль Германии вместе с тем значительно упала и уступила место другим соображениям. Со вступлением в войну Соединенных Штатов уже могла быть обеспечена победа Великобритании и Франции (военные расходы которых уже почти довели эти страны до бедности), и цель обеспечения Палестины становилась все ближе.

1914-1918 годы были одним из самых больших поворотных пунктов в финансовой истории. Впервые Соединенные Штаты выступили в качестве соперника Великобритании как финансовая супердержава. Возможно, Соединенные Штаты перегнали Великобританию в различных отношениях... Это момент, когда Соединенные Штаты однозначно прекратили быть государством-должником и стали нацией-кредитором - банкиром мира». (Ниал Фергюсон – Niall Ferguson, историк)

 

Речь шла только о перенесении географического центра тяжести в отношении международного капитала от поддержки Германии как орудия против России к поддержке Великобритании, Франции и Америки, которые требовались как каналы для осуществления следующего шага.

«В марте 1915 руководители предприятий Дж. П. Моргана, контролирующие его капиталовложения в сталелитейной промышленности, судостроении и производстве пороха, и их дочерние предприятия собрали вместе двенадцать человек. Эти двенадцать человек занимали высокое положение в газетном мире. Их попросили заняться тем, чтобы выбрать самые влиятельные газеты в Соединенных Штатах и достаточное количество их, чтобы контролировать общее направление ежедневной печати. … Они узнали, что для этого потребовалось бы получить контроль всего над 25 самыми большими газетами. Было достигнуто соглашение; ориентация газет покупалась, платили раз в месяц; для каждой газеты был назначен редактор, чтобы тщательно следить за информацией и редактировать ее, если речь шла о вопросах готовности, милитаризма, финансовой политики и других темах национальной и международной природы, которые были очень важны для интересов заказчиков».

(Congressional Record of February 9, 1917, стр. 2947, внесено конгрессменом от штата Техас Оскаром Коллавэем)

 

Так можно было влиять на общественное мнение, чтобы поддержать вступление Америки в войну. Естественно, можно было заработать еще гораздо больше денег, если затягивать войну. (Капиталовложения Дж. П. Моргана были капиталовложениями Ротшильдов. После смерти Моргана выяснилось, что он владел только 19% «собственного» банка).

В действительности долгосрочные цели, которые затягивали войну, были еще в 1916 году оговорены союзниками на конференции в Париже:

«Парижский экономический пакт был международным экономическим соглашением, которое было заключено на Парижской экономической конференции в июне 1916 года в Париже, Франция. Во время встречи, происходившей в самый разгар Первой мировой войны, присутствовали представители держав-союзников Великобритании, Франции, Италии и России. Пакт должен был изолировать Центральные державы – Германскую империю, Австро-Венгрию, Османскую империю и Болгарское царство. Союзные страны планировали изолировать Центральные державы после войны торговыми санкциями. Был образован постоянный комитет, Comité Permanent International d'Action Économique, с местонахождением в Париже, чтобы наблюдать за выполнением пакта. Главным намерением Соединенных Штатов было, чтобы этот пакт охватывал проекты осуществления субсидирования и государственной собственности на производственные предприятия и раздел европейских рынков среди участников пакта». (Википедия)

 

Короткий экскурс может быть поучительным, чтобы показать, как далеко заходят спекулянты, чтобы обеспечить прибыльность войны. С 1914 года Великобритания установила непроницаемую блокаду в Северном море, которая препятствовала поступлению в Германию вооружения и военных материалов, но также и всех видов продовольствия. (В Адриатике французская блокада выполняла ту же задачу против Австро-Венгрии). Уже в январе 1915 года положение в Германии было плохим. Рационирование продуктов заставляло население обходиться тысячей калорий в день. Однако блокада также мешала тому, чтобы продовольствие поступало к бельгийцам, которые были на оккупированной немцами территории, за линией фронта. Поэтому была создана комиссия, чтобы наладить снабжение Бельгии пищевыми продуктами. Во главе этой комиссии стоял Герберт Гувер.

«Он добился известности в Америке и во всем мире усилиями по оказанию гуманитарной помощи в Бельгии в военное время и занимал пост руководителя американской продовольственной администрации (US Food Administration) во время Первой мировой войны». (Википедия)

 

Независимые наблюдатели приходили к совсем другим выводам:

«Norddeutsche Allgemeine Zeitung отметила 13 марта 1915 года, что большое количество пищевых продуктов теперь прибывало из Бельгии по железной дороге. Ежегодник Шмоллера по вопросам законодательства, управления и политической экономии за 1916 год показывает, что один миллиард фунтов мяса... был отправлен в этом году из Бельгии в Германию. Патриотическая британка, медсестра Эдит Кэвелл, которая работала несколько лет в маленьком госпитале в Бельгии, писала в Nursing Mirror в Лондоне 15 апреля 1915 и жаловалась на то, что «поставки помощи для Бельгии» перевозились в Германию, чтобы снабжать немецкую армию. Немцы не считали мисс Кэвелл важным лицом и не обращали внимания на нее, но британская Интеллидженс Сервис в Лондоне была в ужасе от разоблачений мисс Кэвелл и потребовала, чтобы Германия арестовала ее как шпионку. Сэр Уильям Вайсман, руководитель British Intelligence в Соединенных Штатах и партнер «Кун, Лёб и Компании», боялся, что продолжение войны будет поставлено под удар, и тайно сообщил немцам, что мисс Кэвелл нужно казнить. Немцы без особого желания арестовали ее и обвинили в том, что она помогала военнопленным бежать. Обычным наказанием за это было три месяца тюрьмы, но немцы подчинились требованиям сэра Уильяма Вайсмана и расстреляли Эдит Кэвелл. Когда ее убрали с дороги, «мероприятия по оказанию помощи Бельгии» продолжились, хотя немецкие эмиссары в 1916 году снова обратились к официальным лицам в Лондоне с информацией, что они не верили, что Германия могла бы продолжать вести войну, не только из-за недостатка пищевых продуктов, но и по причине финансовых проблем. Большая «помощь на чрезвычайный случай» была отправлена, и Германия продолжала войну до 1918 года». 

(Юстас Муллинс – Eustace Mullins, «Секреты Федеральной резервной системы» – «The Secrets of the Federal Reserve», 1991, , стр. 72/73)

 

Действия Гувера в связи с мероприятиями по оказанию помощи Бельгии подробно рассмотрены в книге Джона Хэмилла «Странная карьера Герберта Гувера» («The Strange Career of Herbert Hoover» by John Hamill, W. Faro Inc., 1931).

Германия не проиграла Первую мировую войну, не в большей степени, чем она начала ее. Германия уже выиграла войну против России и заключила с нею Брестский мир (март 1918). На западе Германия приблизилась к победе во время весеннего наступления в начале 1918 года. Никакие вражеские войска не вступали на немецкую территорию. Когда Германия сдалась в ноябре 1918 года, ее армии все еще находились на французской и бельгийской территории, Берлин по-прежнему лежал на удалении 450 миль (720 км) от ближайшего фронта, и немецкие армии (2,5 миллиона человек) уходили с полей сражений в хорошем состоянии. Когда, однако, коммунистические миазмы Февральской революции распространились в 1917 году на Запад, работа пораженцев и революционеров привела к забастовкам на военных заводах и парализовала снабжение войск оружием, военной техникой и боеприпасами:

 

«Не хватает слов, чтобы выразить возмущение и боль... Дело, за которое сражались наши отцы со своей драгоценной кровью – стерто изменой из рядов собственного народа! Германия, которая еще вчера была непобежденной, была предана ее врагам людьми, которые носят немецкие имена, покрыта позором из-за измены в собственных рядах! Немецкие социалисты знали, что заключение мира и без того было близко, и что нужно было только лишь продемонстрировать противнику сплоченный, твердый фронт на протяжении недель, вероятно, даже только дней, чтобы добиться у него сносных условий. В этой ситуации они вывесили белый флаг. Это вина, которую никогда нельзя простить, и которую им никогда не простят. Это измена, и вовсе не только монархии и армии, а и самому немецкому народу, который должен будет нести ее последствия на протяжении столетий упадка и бедствия». (Die Deutsche Tageszeitung, 10 ноября 1918)

 

 

 

Фрагмент пропагандистского плаката, изображающего человека в маске и с кинжалом, который угрожает немецкому знаменосцу. Архив: Мемориальный музей Фридриха Эберта

 

«Легенда о предательском ударе кинжалом в спину», которую так часто упоминал Гитлер, таким образом, отнюдь не была «легендой».

 

 

 

Почтовая открытка 1919 года.

 

Уже 2 августа 1917 года 350 членов экипажа линкора «Принцрегент Луитпольд» инсценировали демонстрацию протеста в Вильгельмсхафене. 19 октября 1918 года в том же порту разразился бунт на кораблях. Вскоре беспорядки перекинулись на другой немецкий портовый город, Киль, где 3 ноября примерно 3000 немецких моряков и рабочих устроили бунт, захватили корабли и здания и размахивали красными коммунистическими знаменами. Разнесся слух, будто бы командование немецкого флота в Киле приняло решение атаковать силы британского морского флота и прорвать блокаду немецких гаваней в Северном море. Британские подводные лодки патрулировали перед немецким побережьем Северного моря. Моряки Киля предпочли взбунтоваться, нежели отправиться в такой самоубийственный поход. 4 ноября мятежники Киля образовали первый Совет рабочих и солдатских депутатов в Германии, они выступили против национального правительства и пытались действовать в духе русских «советов». Во многих городах власть была захвачена рабочими и солдатскими советами, что было подражанием событиям, которые происходили в России. Множество гражданских лиц было на грани голодной смерти. Политики боялись захвата коммунистами власти во всей Германии.

«7 апреля 1919 года действительно была провозглашена Баварская Советская Республика. Это частично было ответом на то, что националист граф Арко Валлей

21 февраля застрелил еврейского масона и члена социал-демократической партии Курта Эйснера (Айснера), руководителя так называемой «Ноябрьской революции», который 1 ноября 1918 года назначил сам себя «премьер-министром Баварской республики.

Первоначально Баварской республикой управляли такие члены СДПГ, как

Эрнст Толлер, и такие анархисты как Густав Ландауэр, Сильвио Гезель и Эрих Мюзам. Толлер, автор пьес, описывал революцию как «Баварская революция любви». Члены его правительства были не всегда хорошо отобраны. Например, заместитель министра иностранных дел доктор Франц Липп (которого несколько раз отправляли для лечения в психиатрические клиники) объявил войну Швейцарии, так как Швейцария отказалась одолжить Советской республике шестьдесят паровозов. Он также утверждал, что хорошо знаком с Папой Бенедиктом XV, и он телеграммой проинформировал Владимира Ленина о том, что свергнутый бывший премьер-министр Хоффман убежал в Бамберг и забрал с собой ключ от туалета министра». (Википедия)

 

Этот режим рухнул через шесть дней, и его сменила коммунистическая партия, которая начала осуществлять коммунистические реформы, конфисковывая роскошные квартиры и отдавая их бездомным, и передавала фабрики в собственность рабочим.

«Замешательство и дезориентация в послевоенной Германии способствовали тому, что 13 апреля в Мюнхене была провозглашена так называемая «Вторая Советская республика» (правительство советов) под диктатурой двух евреев, Ойгена (Евгения) Левине (профессиональный революционер, которого иногда называли «потенциальным немецким Лениным») и Макса Левина. По примеру советских большевиков Левине основал «Красную армию», которая состояла из русских военнопленных, которые случайно еще были в Германии. Этот отряд, по существу мародерствующая банда, во главе с известными местными уголовными преступниками, терроризировала жителей грабежами, убийствами, изнасилованиями и бесконечными произвольными мероприятиями. Однако Вторая Советская республика не смогла закрепиться нигде, кроме самого Мюнхена, так что еще в апреле столица государства была окружена «фрайкоровцами» – бойцами отрядов добровольческих корпусов, которые были использованы правительством в Берлине. В своей общей панике большевики предложили согнать вместе всех членов мюнхенского среднего класса и казнить. Это предложение отвергли с разницей всего в один голос. Затем десять беззащитных заложников 30 апреля были подвергнуты жестоким издевательствам и убиты». (Metapedia)

 

Коммунистические правительства продержались 29 дней. 3 мая немецкая армия и добровольческие корпуса очистили Мюнхен от этого сброда, и Левине был приговорен к смерти за государственную измену.

«Здесь (N.B. в 1919 году) следует подчеркнуть, что почти все руководители коммунистических террористов были иностранными евреями. Во времена галопирующей инфляции определенные бизнесмены и финансисты с большими связями, снова в большинстве своем евреи, были в состоянии накопить богатства, что способствовало росту антисемитизма в стране, страдавшей от поражения и неописуемого голода из-за длительной британской блокады, которая была продлена после перемирия на один год и привела к смерти примерно 800.000 немцев, в большинстве случаев женщин и маленьких детей.

Когда население видело, как быстро разбогатевшие еврейки в их элегантных шубах, увешанные украшениями, входили со своими провожатыми в дорогие ночные клубы, это совсем не нравилось ветеранам, которые с ампутированными руками или ногами сидели на тротуарах, дрожали от холода в своих поношенных мундирах и пытались продать пару карандашей или еще что-нибудь, чтобы получить несколько пфеннигов на свои скромные потребности, даже если большинство работающих евреев, профессоров, инженеров, врачей, правительственных служащих и т.д. делили нужду с прочими людьми. Еще один стимул для усиливающегося антисемитизма возник из серии масштабных финансовых скандалов, произошедших по вине недавно приехавших в Германию евреев. Такие имена как Бармат, Склярек, Кутискер, Леви, Левин были так же известны публике тех дней, как Боски и Милкен сегодня.

Большинство из них попали в тюрьму и не стали после отбытия короткого срока наказания читать лекции о финансовых операциях, как это стало модно сегодня. Но был нанесен серьезный вред, не только шаткому финансовому положению империи, но и репутации еврейской общины в Германии». (Heinz Weichardt, «Under Two Flags»)

 

«Немецкая революция – это достижение евреев; на руководящих постах либерально-демократических партий есть много евреев, и евреи играют преобладающую роль в высоких правительственных учреждениях.» (The Jewish Tribune, 5 июля 1920)

 

⇐ Предыдущая27282930313233343536Следующая ⇒

Поделиться: