Начальник лагеря приказал всем пленным вновь прикрепить к одежде знаки воинских званий. Те, кто успел их выбросить, должны были сделать лычки из картона.

Этот случай показал, что позиции начальника лагеря и отдела пропаганды не совпадают. Для начальника превыше всего был план, а для его выполнения требовались дисциплина и порядок, символом которых служили знаки различия. Демин, являясь членом партии, не должен был бы возражать против внедрения советских порядков в среде военнопленных, однако он, видимо, избегал резких перемен, опасаясь неизбежной неразберихи переходного этапа.

Сотрудники отдела пропаганды, со своей стороны, полагали, что порядки советского образца невозможно внедрить в японскую массу, прежде чем с ее дна не поднимутся молодые выходцы из крестьян и рабочих, которые смогут в одночасье покончить с обветшалой системой императорской армии. Проблема заключалась в том, как преодолеть переход от старого к новому и одновременно не снизить производительность труда.

Офицеры потеряли голову от счастья, услышав приказ Демина, хотя и предчувствовали, что привилегии возвращаются к ним на короткое время. С облегчением вздохнули не только офицеры. Лидеры «Демократического общества», взлетевшие на волне новых процессов, прекрасно понимали, что в один прекрасный день эта же волна смоет их за борт. Шанс удержаться на плаву имели только рабочие и нищие крестьяне. Пономаренко действовал, точно рассчитав пришествие этого дня.

Однажды в контору приехал инспектор по кадрам из отдаленного таежного лагеря. Он, похоже, был давним знакомым Михайлюкова.

— Солдат Итиро Такасуги здесь? — обратился инспектор к моему начальнику, даже не поздоровавшись.

Услышав свое имя, я инстинктивно сжался в комок.

— Вот он! — кивнул Михайлюков в мою сторону.

— Я приехал за ним. Готовьте документы! — произнес таежный гость, мельком взглянув на меня.

Смысл сказанного не сразу дошел до Михайлюкова.

— В чем дело, Косов? — обратился он к офицеру.

— Понятия не имею. Приказ Леонтьева.

Леонтьев был одним из политработников, однажды вызывавшим меня на допрос. Я ощутил отвратительную дрожь где-то в животе. Мысленно представив, как Советская власть, словно рой пчел, впивается бесчисленными жалами в мое тщедушное тело, я окаменел. Бесполезно говорить правду, что-то объяснять этой власти, потому что она абсолютно игнорирует жизнь отдельного человека, счастье и благополучие его семьи.

Перед глазами одно за другим прошли лица советских заключенных, которых я встречал за время сибирского плена. Я не случайно часто вспоминал о них как о товарищах по горькой участи невольника.

Мужа пожилой уборщицы из строительного штаба около десяти лет назад вызвали в ГПУ (предшественник МВД), и он бесследно исчез. Они жили на границе с Маньчжурией, но женщина перебралась в Иркутск, узнав, будто муж ее находится в тамошней тюрьме. Слухи оказались ложными. Единственный сын, которого она с трудом поставила на ноги, погиб на фронте. Женщина осталась одна на свете.

Сторожем при сенном складе в лагере работал крепкий старик с белоснежной толстовской бородой. Он рассказал мне историю своей жизни. Более десяти лет назад он крестьянствовал в деревне под Хабаровском. А потом, по его словам, «решили, что в крестьянах еще крепка дореволюционная жилка». По этой причине ему дали пять лет и сослали в Красноярск. Отбыв полный срок, старик отправился домой, но в Иркутске его задержали и сообщили, что он не имеет права ехать на восток.

— Куда до политики мне, неграмотному деревенскому мужику! У меня своя крестьянская линия: много хлеба — хорошо, мало — плохо! Только и делов!

На кирпичном заводе, расположенном на окраине города, работала девушка родом из Севастополя. Она рассказывала мне, что однажды утром ее вызвали в НКВД (предшественник МВД), посадили в поезд и привезли сюда, в Братск. Почему? Девушка не знала. Ее мать работала учительницей в женской школе, старший брат, майор, служил в сухопутных войсках.

— Наверное, потому что я не пошла в партизанки, когда немцы наступали на Севастополь. Другой вины нет. А сколько лет мне было в ту пору? — продолжала девушка, но на нее с грязными ругательствами, каких я не слышал от мужчин, набросились ее товарки.

⇐ Предыдущая12345678910Следующая ⇒

Поделиться: