Из размышления Бабаню вывела внезапно наступившая тишина. Семеныч заглушил и отставил в сторону бензопилу.

- Давай, показывай, где еще бревен напрятала? Да и столб, что у забора догнивает, не мешало бы распилить. Чего добру зря пропадать! Им одним свою избу не один раз протопишь! А потом и молочка можно. Не мешая. За одно и Вовку помянем. Да, к стати, у тебя случаем спичек под рукой нет? Мои, как на грех, закончились – спросил Семеныч, вертя в руке пустой коробок из-под спичек и подозрительно его при этом, рассматривая, словно впервые увидев - куда нам спешить! Сейчас сигареткой отравлюсь и допилим. Это, что же получается, Вовка с одной спички полыхнул? Мы с пацанами, долго потом фантастические истории друг другу рассказывали про-то, как из области санитарный самолет прилетал. И что его там спасли. Все давно уже знали, что никуда его не увозили. Что здесь, в Тичелмской больнице он и умер. Отлично знали, но все равно рассказывали!

И чтобы скрыть внезапно нахлынувшее волнение, Семеныч загасил только что раскуренную сигарету каблуком сапога, и решительно ухватился за ручку своей, не успевшей остыть, «Дружбы»

- Ладно! Чего сопли на уши кольцами наматывать! Завтра Марнос придет дрова колоть. Сделает свое дело и что бы никаких там «Курочек не топтаных» и прочих самогонов! Совсем парня испортили.

 - Да я же особо не предлагаю. Так, самую малость, для лечебных целей. Разве ему откажешь!

 - На этот раз откажешь! - резко оборвал Бабаню Семеныч.

Желания сопротивляться его чуду техники, у печально доживающего последние часы своей жизни столба, явно не наблюдалось. Несколько раз -хр-хр-хр-хр.… И снова вязкая, гнетущая тишина, от которой начинает болеть голова и звенеть в ушах. Ржавый уличный фонарь, висевший на столбе и состоящий из отражателя, крашенного когда-то давным-давно белой краской, напоминающий перевернутую вверх тормашками большую эмалированную тарелку, примитивного крепежа и керамического патрона, раритета по нынешним временам, громыхая, полетел в заросли крапивы. Злые языки утверждали, что фонарь не горел никогда. Горел, да и еще как! Бабаня это отлично помнила. Кроме того, что светил - при этом, горел дважды вместе со столбом. Первый раз, когда от ветхости коротнула проводка. И второй - когда от перегрева у нее полыхнула баня. За компанию с ней сгорел и столб. Опять знамение какое? Но разве за всеми знамениями проследишь! Опоры для столба каждый раз устанавливали новые. А вот сам фонарь, с маниакальным каким-то упрямством, каждый раз возвращали на прежнее место. К его знакомым комарам, ночным бабочкам и противным, жирным мухам, которые вопреки всем законам гравитации, умудрялись подниматься на такую высоту. Не ближний космос, конечно же. А если, голова, к примеру, закружится! Костей не соберешь! Хотя какие кости у мух и комаров?

Весной, когда после долгой зимней спячки, в доме, рядом с которым находилась его световая опора, настежь раскрывались окна, уличный фонарь заглядывал внутрь комнаты и смотрел каждодневную информационно-аналитическую программу «Время». Ну, и еще все, что до и после показывают. О том, что смотреть без спроса в чужие окна не хорошо, Бабанин фонарь не задумывался. Да и кто сказал, что это не его окна? Должен же он куда-то смотреть. Не все же - светить, светить и светить денно и нощно. Понятное дело, ночью сам Бог велел фонарям светить. А что касается дня, дело другое. Сам выключаться фонарь не умел. А специально выключать его не торопились. Разве бывают на белом свете сельские уличные фонари, которых выключают днем. Если только у проклятых империалистов в их буржуйских странах.

Летом, хотя окно почти не закрывалось, увидеть что-либо внутри комнаты, не было никакой возможности, из-за густо разросшихся листьев деревьев. Осенью листва облетала, но из-за ранних заморозков, почти не открывалось окно. А разглядывать что-либо потихонечку, через щель между шторами, как-то не по-пацански. Узнают другие фонари, засмеют. Однако! Вот бы фонарь удивился, наверное, узнав, что за ним тоже наблюдает пара внимательных детских глаз. Вовка не только наблюдал. Вовка часто себя с этим фонарем ассоциировал. Но ни так, чтобы таким образом «звездиться» и быть лучше всех на свете. Именно это ему как раз и не нравилось. Привлекало месторасположение фонаря, с которого видно все, за многие километры. На крышу, еще лучше на конёк, своего дома, по причине детского возраста, он лазить боялся. Собственно говоря, никто и не предлагал. А что там, на такой высотище творится, было очень интересно.

 Но он не спешил. Вот вырастет, и уж тогда точно, став электриком, и на крышу дома, и на столб к фонарю заберется. А вот космонавтом, почему-то, Вовка быть совсем не хотел. Начнут по телику показывать, фотографировать, по гостям возить! Вовка страшно не любил фотографироваться, тем более ходить в гости. Хотя, самому научиться фотиком щелкать, было бы не плохо.

Несколько раз за последнее время, через Лопуховку в направление щебеночного карьера, проезжал огромный трактор с ковшом, позволяющим перекинуть через себя, целую гору песка и мелких камней. Большие мальчишки говорили, что это трактор С-100. И каждый раз Вовке казалось, что на этот-то раз, трактор обязательно совершит какой-то не правильный маневр на узкой дороге, и врежется в их дом. Слишком сильно ревел и чадил его двигатель. Слишком сильно грохотали его гусеницы. Слишком сильно гремела и подпрыгивала при этом, посуда в их не мудреном шкафу, возле русской печи на кухне. Если уж трактор так громыхает! То какой шум тогда при запуске космической ракеты! Было страшно. И поэтому, ни героическим космонавтом, ни тем более трактористом, быть ему тогда не хотелось. Фонарь тоже не хотел быть космонавтом. По крайней мере, так считал Вовка. И не только потому, что не бывает железных космонавтов.

- Фонарю – думал Вовка – ну просто до ломоты конструктивной, хотелось быть космическим кораблем. Конечно же, на нормальный корабль его бы не хватило, ни при каких условиях. Даже если бы в него добавили много Хрома, Молибдена, Ванадия, ну что там еще при выплавке легированной стали добавляют. Возможно, и получился бы из фонаря космолет для мухи или комара. Но комаров и мух в космонавты не берут. Если только для научных опытов.

Конечно же, если по всей необъятной стране собрать все отслужившие свой век уличные фонари, то хватило бы и на первую ступень, и на вторую с третьей, и на спускаемый аппарат бы немного осталось. Но, раз уж, не хотел Вовка в космонавты, чего тогда про космические корабли из старых, отслуживших свой век уличных фонарей, распространяться!

Вовке хотелось, когда вырастет, если не выучится на электрика, то работать конюхом как дед Ханас, потому, что дед у него самый лучший на свете. И имя у него -самое, самое. Ни у кого в селе больше такого нет. Недаром же, их, в Лопуховке называют Ханаскиными. А как дед Ханас, хотя у него вместо одной ноги протез, умеет скакать на лошади! Здоровому не угнаться. А какой дед добрый! Семнадцатого числа, каждого календарного месяца, если этот день не выпадал на выходной, почтальонша приносила пенсию. Бумажные деньги, что-то около пятидесяти рублей, дед внимательно пересчитывал и бережно подсовывал под клеенку обеденного стола.

⇐ Предыдущая33343536373839404142Следующая ⇒

Поделиться: