Талейран, непревзойденный гений интриги. Исторический очерк.

Талейран, непревзойденный гений интриги. Исторический очерк.

 

Виктор Аннинский

Аристократ по рождению, епископ по недоразумению, министр по призванию… - да, это тот самый Талейран, который еще при жизни стал легендой. В историю дипломатии он вошел как величайший виртуоз политической интриги, и в то же самое время - как феноменально беспринципный человек, в грош не ставящий моральные запреты.

Современники считали его ходячей коллекцией всех людских пороков. И по большому счету, они были правы: Талейран был льстивым царедворцем и в то же самое время - расчетливым предателем, он был надменным циником и ловким политиком, ненасытным взяточником и щедрым любовником... Он любил деньги, роскошь, красивых женщин, обожал предметы искусства, азартные игры, коллекционные вина, изысканную французскую кухню…

Ему принадлежит немало поразительных «рекордов», которые уже два века никто не может повторить, а тем более - превзойти. И маловероятно, что такой человек как Талейран, родится в течение следующих двух или трех веков: его ум настолько же феноменален, насколько его личность порочна.

 

Хромой чёрт

Шарль-Морис де Талейран-Перигор родился в обедневшей, но очень знатной аристократической семье, упоминавшейся в хрониках Французского королевства с X века. (Сharles Maurice de Talleyrand-Perigord (1754 - 1838) - епископ Отенский, князь и герцог Беневентский, граф Дино, министр иностранных дел при Директории, в период Консульства и империи Наполеона I, при Людовике XVIII… Пэр Франции, один из самых выдающихся дипломатов, мастер тонкой дипломатической интриги... - Из энциклопедических словарей.)

Так как его родители постоянно жили при дворе короля Людовика XV, то воспитанием мальчика они не занимались. В детстве Шарль-Морис, по недосмотру кормилицы, получил серьезное увечье ноги, что делало для него военную карьеру - обычное поприще для мужчин их семьи - невозможной. Поэтому, окончив парижский коллеж д`Аркур (в свое время там учились Дидро, Расин, Буало и др. известные люди эпохи Просвещения. - Прим. авт.), он учится в духовной семинарии и в самом престижном университете Франции - в Сорбонне.

Духовная карьера мало занимала потомственного аристократа, так как изначально она была предопределена: его родной дядя был архиепископом в той же епархии, где будущий аббат начнет свою карьеру. Еще меньше Шарля-Мориса Талейрана интересовало богословие: он всегда мечтал о государственной службе, к которой, увы, оказался негоден по состоянию здоровья. Что касается влияния на него родителей, то они его не любили и не вмешивались в его воспитание, ограничиваясь общими замечаниями, как следует вести себя потомственному аристократу в высшем свете, с этой целью они каждое воскресенье приглашали его к обеду.

Поэтому нет ничего удивительного в том, что еще с юных лет семинарист соблюдает внешние приличия: он безукоризненно, хотя и бедно одет, отменно учтив и галантен, но при всём при том, он игнорирует светскую мораль, ведет довольно разгульный образ жизни и начинает увлекаться картами, вином и женщинами. (Этим страстям он останется верен до конца своей жизни: он навсегда останется ценителем красивых женщин и изысканных вин, и почти до самой смерти останется очень умелым, опытным и везучим игроком. - Прим. авт.)

Его первые любовницы не были аристократками, однако они помогли ему избавиться от одного застарелого комплекса: Талейран понял, что, не смотря на свое увечье, он может нравиться женщинам. (Ему было трудно не только ходить, но и стоять, и потому трость была для него совершенно необходимой вещью. - Прим. авт.)

Одна из его очередных любовных интрижек, на этот раз с красивой актрисой, неожиданно растянулась на целых два года.

- Меня заставили стать актрисой… - призналась актриса еще в первую встречу. - Я не выношу театр.

- Откровенность за откровенность, - отвечал будущий аббат, любуясь красотой ее обнаженного тела, - я не выношу церковь…

Чтобы встретиться со своей возлюбленной, будущий дипломат едва не каждый день придумывал мыслимые и немыслимые предлоги, чтобы улизнуть из семинарии. Это послужило ему хорошей школой, и уже тогда он начал проявлять свои незаурядные способности: ему приходилось быть и лжецом, и артистом, и лицемером, и клятвопреступником…

Любопытно и одно из высказываний Талейрана, в котором, судя по всему, отразился его личный опыт, приобретенный еще в юности:

«Бойтесь первого движения души, потому что оно, обыкновенно, самое благородное».

Длительность того любовного увлечения указывает и на другое важное свойство его характера - скрытность. В противном случае он не смог бы в течение двух лет морочить голову и своим наставникам, и своим товарищам по семинарии.

Его карьера была успешной: в 21 год он становится аббатом, а в 26, занимая пост генерального викария духовенства, становится своего рода «министром финансов» Галликанской (Французской) церкви. В 34 - он уже епископ Отенский. В этом ему покровительствовал не только его родной дядя, архиепископ Реймсский, но и его любовницы из высшего света, пользующиеся влиянием при королевском дворе. (Родной дядя Талейрана занимал в то время весьма важные посты: был архиепископом Реймсским, затем кардиналом и архиепископом Парижским. А так как для рукоположения в сан епископа требовалось согласие короля, то влияние любовниц Талейрана при дворе Людовика было весьма кстати. - Прим. авт.)

Завистники, которые тоже не отличались добродетелями, злословили о нём:

«Благодаря женщине из мальчика с искривленной ступней получился хромой чёрт…»

Стремительная карьера распутного аббата, который и не думал соблюдать данные им обеты, раздражала многих его современников. На что молодой Талейран резонно замечал:

«Обещание тем и хорошо, что от него всегда можно отказаться».

 

У роковой черты

Накануне Великой французской революции ситуация в стране была крайне напряженной и нестабильной. Генеральные штаты, созванные по велению Людовика XVI, вместо того, чтобы найти выход из острейшего финансового кризиса, в котором оказалось королевство, только усугубляли и без того запутанное положение. (Генеральные Штаты, (франц. Etats Generaux), высшее сословно-представительское законосовещательное учреждение Франции. В компетенцию этого органа входило утверждение экстраординарных налогов и сборов общегосударственного масштаба. - Из «Большой энциклопедии Кирилла и Мефодия».)

Хуже того: яростные споры на ассамблеях подливали масла в огонь межсословных конфликтов, который буквально на глазах перерастал в общенациональный пожар.

Талейран всё это прекрасно видел, понимал и потому с самого начала вёл рискованную игру: на шумных ассамблеях своего сословия - он был депутатом от духовенства, поддерживал требования буржуазии, но в то же время тайно сносился с «партией власти», то есть - с высшей аристократией, поддерживающей Людовика XVI.

Его лукавая позиция в точности отражала одну из главных черт характера Талейрана - его абсолютную беспринципность, если дело касалось денег или власти. Вот его слова:

«Общество разделено на два класса - стригущих и стриженных. Нужно всегда быть с первыми против вторых».

Однако ситуация была крайне неоднозначной. С одной стороны, он понимал, что третье сословие не только гораздо многочисленнее дворянства и духовенства, но и сильнее. С другой же, - власть пока была у короля. Но были в той непростой ситуации и другие каверзные моменты: как далеко зайдет третье сословие в своих требованиях, и насколько решительно Людовик XVI будет защищать свою королевскую власть и привилегии поддерживающих его сословий?

Образно говоря, до тех пор, пока это будет возможным, Талейран пытался усидеть на двух стульях, тем самым оставляя себе запасной выход при любом развитии политической ситуации.

Человеком он был незаурядным, дальновидным, обладал феноменальной интуицией, и потому уже накануне революции ясно видел беды, грозящие привилегированным сословиям.

Епископ Отенский был прекрасно образованным человеком и потому не мог не знать об ужасах Английской революции, произошедшей всего лишь полтора века назад. (Английская революция XVII века, социально-политический переворот 1640 - 1660-х годов в Англии, сопровождавшийся гражданскими войнами, казнью короля, провозглашением республики, и закончившийся установлением режима парламентской монархии. - Из «Большой энциклопедии Кирилла и Мефодия».)

«Если Французская революция окажется даже втрое менее кровожадной, братоубийственной и разорительной, - размышлял Талейран, поглядывая на других депутатов от духовенства, - то и в этом случае нас ждут тяжкие испытания. Оно и без гражданской войны или, не приведи, господи, суда на Людовиком, положение в королевстве весьма отчаянное. Но пока не безнадежное. Третье сословие осмелело, и с каждым днем его требования всё более дерзки по форме и всё более и неприемлемы по своей сути. С другой же стороны, лучше поступиться частью, чем рисковать всем. Тем более, что пока окаянные депутаты третьего сословия требуют не так много… Будь Людовик умнее, то он своим Высочайшим манифестом сам бы отменил пережитки феодализма и прочие несуразности, которые так раздражают буржуа. Тогда бы третье сословие разом умиротворилось: «Слава в вышних Богу, на земли мир, в человецах благоволение! »

В задумчивости епископ задался другим, не менее важным вопросом: «На какую лошадку ставить? На дворянство? На духовенство? - Он полюбовался своим золотым перстнем с аметистом. - На буржуазию? Впрочем, на духовенство не стал бы ставить и папа римский: как политическая сила церковь слаба и несамостоятельна…»

(Кольцо с аметистом является обязательным атрибутом высшего духовенства и вручается при рукоположении в сан епископа. Поэтому аметист часто называют камнем епископов. - Прим. авт.)

Он повернул перстень камнем вовнутрь и продолжил: «Тогда выбор упрощается: дворянство или буржуазия. И, черт возьми, я бы поставил на короля, если бы не знал, насколько он непоследователен, нерешителен и недалек. Правительство под стать Его королевскому величеству: ни одного толкового министра. Один граф Неккер чего стоит… Мало того, что в финансах он разбирается слабо, - именно благодаря его некомпетентности и разразился невиданный ранее финансовый кризис, так в политике он и вовсе наивный простак. Нужно быть глупцом, чтобы при созыве Генеральных Штатов предоставить третьему сословию двойной перевес в числе депутатов. Такое начало не сулит ничего хорошего…» (Неккер Жак (1732 - 1804), французский финансист и государственный деятель, министр финансов. Отец Жермены де Сталь. - Из «Большой энциклопедии Кирилла и Мефодия».)

«Что же тогда остается? Ставить на темную лошадку? На буржуазию? Тоже весьма сомнительно. Многое будет зависеть от случая: найдутся ли среди буржуа настоящие лидеры, способные увлечь за собой простой народ? Если да, то красная, но молодая и горячая кровь может потягаться с «голубой», но застоявшейся и холодной.

К тому же, и об этом нужно помнить, на стороне буржуазии не только численный перевес, и у них не только больше денег…На сторону буржуазии открыто перешли многие аристократы и священники, обойденные милостями короля, что само по себе только осложняет и без того запутанную ситуацию. Но, пожалуй, еще хуже другое: среди них есть прирожденные ораторы, способные подтолкнуть чернь к неповиновению властям и даже к открытому бунту. К примеру, мой друг Мирабо, с его красноречием и неистовостью, способен на такое».

Талейран снова покосился на свой перстень: «Обедневшие аристократы, бедные протестанты и молодые аббаты без аббатств на содержании у разбогатевших буржуа… М-да, ничего хорошего это не сулит».

Епископ Отенский надолго задумался… Со стороны казалось, что он просто скучает на заседании: настолько непроницаемо и невыразительно было его лицо. Но это было обманчивое впечатление, его беспокойные мысли кружили вокруг трудного вопроса: на какую лошадку ставить?

Только очень проницательный человек смог бы заметить крохотную искорку, сверкнувшую в его равнодушном взгляде: Шарль-Морис де Талейран нашел решение каверзной задачи.

«Начать с того, - суммировал он свои размышления, - что забег будет не единственным: слишком уж ценен главный приз скачек. И это в корне меняет не только тактику, но и стратегию борьбы: на первом этапе политического конкура нужно думать не о том, как вырваться в лидеры, а о том, как удержаться в седле. Ну а заодно - приглядеться к другим лошадкам. И не смотря на кажущуюся сложность данной задачи, она имеет достаточно простое решение: нужно в королевской конюшне поставить на самую резвую лошадь, например, на графа д′ Артуа, брата короля. А свою хромую лошадь следует записать за конюшней буржуа: их конюхи не столь привередливы и надменны. Тогда я не проиграю при любом раскладе…»

4. Великая и ужасная…

Еще за несколько лет до рокового для Франции 1789 года, над страной уже веяли ветры гибельных перемен. Собственно говоря, они зародились еще в предыдущее царствование - в правление короля Людовика XV. Того самого Людовика, который государственными делами не занимался, решать давно назревшие проблемы с пережитками феодального прошлого не собирался и всё свое время проводил в праздных развлечениях.

Прославился же тот монарх своей знаменитой фразой: «После нас хоть потоп! » Хотя, вполне возможно, что та фраза принадлежала не ему, а его вездесущей фаворитке, мадам Помпадур, которая на протяжении многих лет оказывала на Людовика XV сильное влияние.

Как ни странно, но безалаберное правление Людовика XV закончилось сравнительно благополучно. А вот Людовику XVI, его внуку, повезло гораздо меньше: кроме атрибутов королевской власти он получит в наследство и множество сложных, запутанных и трудноразрешимых проблем, которыми, по примеру своего деда, заниматься тоже не будет.

В оправдание августейшего внука, правда, можно сказать, что фавориток, разбирающихся или не разбирающихся в политике, типа мадам Помпадур, у него не было. Фавориток недалекому монарху заменяла его супруга, еще более недалекая, чем он сам, и которая на века прославилась своим феноменально наивным вопросом по поводу хлебных волнений в Париже: «У народа нет хлеба? Так почему они не едят пирожные? » (Мария-Антуанетта (фр. Marie-Antoinette) (1755 - 1793), жена французского короля Людовика XVI. Казнена во время Великой Французской революции. - Из «Большой энциклопедии Кирилла и Мефодия».)

Нежелание Людовика XVI и его правительства решать давно назревшие проблемы, привело к тому, что сложная ситуация с поступлением денег в королевскую казну стала катастрофической. Поэтому весной 1789 г. для разрешения тяжелейшего финансового кризиса и были созваны Генеральные Штаты.

С самого начала грядущей революции Талейрана мало занимали собственно политические аспекты назревающего передела власти. Гораздо больше его тревожило другое: как угадать развитие ситуации? как сохранить за собой место в лагере победителей?

Если у депутата от духовенства, епископа Отенского, и были какие-то иллюзии по поводу нового государственного устройства, то 14 июля 1789 г. они рассеялись как дым: в тот судьбоносный для Франции день Бастилия пала под натиском разъяренных парижан. Причем пала неприлично быстро - в течение полутора часов.

Взятие штурмом главной цитадели абсолютизма наглядно показало, как одряхлела монархия. Дневниковая же запись самого Людовика в день взятия Бастилии цитируется как курьезный пример политической слепоты: «Ничего». (Именно такую запись от 14 июля 1789 г. - в день взятия Бастилии - он соизволил оставить в своем дневнике. - Прим. авт.)

В действительности же, это самое «ничего» было последним звонком для французского абсолютизма: нежелание делиться властью с набирающей силу буржуазией было безрассудно и чревато для привилегированных сословий смертельной опасностью. В отличие от недалекого монарха, епископ Отенский это отлично понимал.

Вот что он напишет в своих «Мемуарах» много лет спустя:

«Французская революция родилась из тщеславия».

Депутаты от третьего сословия, имея численное преимущество в Генеральных штатах и воодушевленные захватом Бастилии, день ото дня всё усиливали беспрецедентно дерзкое и в политическом смысле крайне опасное наступление на своих оппонентов от духовенства и дворян. (Двойное представительство по сравнению с депутатами от привилегированных сословий было безрассудной идеей министра финансов Неккера, и в конечном итоге стало чем-то вроде «бочки с порохом», которая «взорвет» французское сословное общество и приведет к революции. - Прим. авт.)

Вот как оценивал ту сложную ситуацию Талейран:

«Так как состав Генеральных штатов явно сводил первые два сословия к нулю, то оставалось лишь одно разумное решение: уступать до того, как к этому принудят силой, и пока еще можно было поставить это себе в заслугу».

Человеком он был незаурядным и расчетливым, и уже в самом начале революции ясно видел беды, грозящие привилегированным сословиям: наступали времена, когда было бесполезно и опасно пытаться усидеть на двух стульях. Он знал, что третье сословие не только гораздо многочисленнее дворянства и духовенства, но и сильнее. Убежденного циника мало занимали лозунги, которыми были исписаны стены домов в Париже: «Свобода, равенство, братство! » И когда он натыкался на них взглядом, то резонно замечал про себя:

«Политика - это всего лишь способ возбуждать народ таким образом, чтобы суметь его использовать».

Потом он напишет в своих «Мемуарах»:

«Слова «Республика», «Свобода», «Равенство», «Братство» были написаны на всех стенах, но того, что соответствовало этим понятиям, нельзя было найти нигде».

Вскоре после взятия Бастилии, когда уже и сам Париж оказался во власти революционно настроенного народа, Талейран добивается личной встречи с братом короля, графом д′ Артуа. (Карл д′ Артуа (1757 - 1836), будущий король Франции Карл X (1824 - 1830), летом 1789 г. выступал за решительное подавления революции. - Прим. авт.)

Аудиенция была получена, и епископ Отенский, видимо, в первый и последний раз делает попытку убедить королевскую семью дать самый решительный, проще говоря - военный отпор взбунтовавшемуся народу. В этом он видел единственное спасение и для королевской семьи, и для дворянства, и для всей нации в целом. Беседа продолжалась более часа, но Карл твердил, что король на это никогда не согласится. Так оно и оказалось: король был категорически против кровопролития.

- Что касается меня, - поведал граф д′ Артуа о своих планах, - то мое решение принято: завтра утром я покидаю Францию.

- В таком случае, ваше высочество, - заметил Талейран в конце аудиенции, - каждому из нас остается лишь думать о своих собственных интересах, раз уж король и принцы бросают на произвол судьбы и интересы монархии, и свои собственные.

На предложение Карла эмигрировать вместе с ним Талейран ответил отказом. Во-первых, потому, что не хотел прозябать на чужбине, во-вторых, потому, что никакого состояния в ту пору у него еще не было, а в-третьих, потому, что такие образованные люди, как он, могли пригодиться третьему сословию для решения всевозможных, например, финансовых проблем. Благо, что опыт управления финансами Галликанской церкви у него уже был.

В-четвертых, его проницательный ум и феноменальная способность просчитывать развитие политической ситуации подсказывали: при наступившем хаосе и безвластии можно было не только сделать блестящую политическую карьеру, но и сколотить значительное состояние.

Скорее всего, именно последний аспект и оказался решающим. (Вся жизнь епископа, революционера, князя и «непотопляемого» министра иностранных дел при Директории, в период Консульства, в период империи Наполеона, при короле Людовике XVIII и короле Луи-Филиппе указывает на то, что одной из немногих вещей, которыми он действительно дорожил, были деньги. - Прим. авт.)

 

Хитрость бедного епископа

Тем временем революция продолжается: она сокрушает многовековые устои государства, ввергает страну в хаос и выносит на политическую сцену новых героев.

Пользуется моментом и епископ Отенский. Он активно участвует в разработке и способствует принятию в августе 1789 г. исторического документа, шокирующего привилегированные классы Франции - «Декларации прав человека и гражданина». («Люди рождаются и остаются свободными и равными в правах. Общественные различия могут основываться лишь на общей пользе. - Из первой статьи «Декларации прав человека и гражданина».)

И это явно противоречило собственным убеждениям епископа Отенского и князя Беневентского:

«Всякое преобладание в социальной системе основывается на одном из следующих условий: власть, рождение, богатство и личные заслуги».

Осенью того же года Талейран оказывается в центре грандиозного политического скандала, так как именно он инициирует декрет о национализации церковных земель. Что ж с того, что епископ Отенский ранее был ярым защитником церковных привилегий? С тех пор ситуация изменилась…

Вот слова Талейрана, которые потрясают своей циничностью и позволяют понять его феноменальную беспринципность:

«Предательство - это вопрос даты. Вовремя предать - значит предвидеть».

Именно так объяснял свою позицию мятежный епископ, неожиданно предавший не только свое сословие, но, по сути, и саму Галликанскую церковь.

Почему же Талейран занял столь радикальную, если не сказать самоубийственную для епископа позицию? Ведь достаточно очевидно, что в лучшем случае ему грозит лишение сана, долгая ссылка в дальний монастырь, суровая епитимья в виде строгого поста и молитв в тесной монашеской келье… В худшем - отлучение от церкви и несмываемый позор, который ляжет на всю его семью.

Это - в графе «убытки». А что же в графе «прибыли»? А там - скандальная известность среди дворянства и духовенства, бешеная популярность среди голодных и обездоленных людей, а также протестантов и отпетых безбожников. А таковых - половина Парижа...

«Популярность - вещь приятная, но переменчивая и преходящая, - размышлял мятежный епископ, запершись в своей комнате. - Поэтому ее нужно быстро обменять на что-либо более надежное, перспективное и денежное. Если у меня сладится такой обмен, то, значит, я не зря пожертвовал своей епископской митрой. Ватикан расторопностью никогда не отличался и не отличается, следовательно, какое-то время до отлучения от церкви у меня есть. Думаю, что месяца три-четыре… Вот как за такое короткое время сделать политическую карьеру? Не знаю… Зато точно знаю, чего хочу. Хочу, чтобы отныне меня считали другом народа, защитником угнетенных и врагом привилегий. Это тоже разменная монета, но более надежная, чем бумажная ассигнация скандальной популярности».

Говорят, что, наступая на горло собственной песни, - случай редкостный, если не сказать - уникальный, Талейран даже героически отказался от взятки, предлагаемой ему королевским двором:

«В кассе общественного мнения я найду гораздо больше того, что вы мне предлагаете. Деньги, получаемые через посредство двора, впредь будут лишь вести к гибели».

(Феноменальное политическое чутье мятежного епископа не подвело: многие видные царедворцы Людовика XVI закончат свою жизнь на эшафоте. - Прим. авт.)

Неожиданный политический оверштаг вызвал недоумение со стороны дворянства, проклятия со стороны духовенства и восторг со стороны третьего сословия. (1. Ovеrstag, нидерл. - поворот парусного судна на новый галс против ветра, при котором нос судна пересекает направление (линию) ветра. - Из «Большой энциклопедии Кирилла и Мефодия». 2. Франция переживала тяжелейший кризис, и продажа с молотка церковных земель позволяла выручить огромные средства, которыми можно было заткнуть дыры в государственном бюджете. - Прим. авт.)

Чутье подсказывало мятежному епископу, что непоследовательная, нерешительная политика Людовика XVI и его бездарных министров только провоцирует взбунтовавшийся народ на еще более решительные выступления против королевской власти. Следовательно, свежие революционные ветры, веющие над страной, могут перерасти в сокрушительный ураган. Поэтому надлежало заручиться поддержкой новых политических сил и, что для него было еще более важным - попытаться извлечь из небывалой смуты личную выгоду.

С одной стороны, политический оверштаг мгновенно сделал его популярным среди народа - ему аплодировали на улицах Парижа, с другой - его влияние в Национальном собрании настолько возросло, что в 1790 году он на какое-то время становится даже председателем Учредительного собрания. (Учредительное Национальное собрание (Assemblee Nationale Constituante) - высший представительный и законодательный орган Франции (1789 - 1791) в период Великой Французской революции. Был создан как результат преобразования Генеральных Штатов в Национальное, а затем в Учредительное собрание в знак того, что главной задачей собрания является выработка Конституции. - Из материалов, опубликованных на сайте «Хронос».)

С третьей же стороны, его родное сословие осыпает изменника проклятиями, а папа римский впоследствии предаст его анафеме и отлучит от церкви.

В действительности же, его мало занимала собственная аморальность, и еще менее - мнение о нем других людей. Он был чужд морали: всё, что находилось за пределами мира чувственных удовольствий, денег и власти, его не интересовало. И потому блестяще задуманная афёра с церковными землями основывалось вовсе не на высоких помыслах, а на точном расчете и великолепном знании людской психологии.

В случае с секуляризацией церковных земель, хитрость состояла в том, что Талейран, как главный разработчик нового законопроекта, сильно занизил их стоимость. И не только потому, что продать нужно было быстро, так как революция срочно нуждалась в деньгах. Главная причина была в другом: охотников купить землю по дешевке окажется больше, чем предлагаемых к продаже земельных участков. А так как продажей тех участков ведал никто иной, как Талейран, то становится понятным, кому покупатели будут предлагать взятки, чтобы обойти конкурентов и задешево скупить первоклассные церковные угодья: пашни, виноградники, луга, леса…

Так оно и получилось: автор скандального декрета получит в виде взяток около полумиллиона ливров. Во всяком случае, именно такую сумму называли его недоброжелатели и завистники. Насколько это соответствовало действительности, сказать трудно, однако вся жизнь Талейрана указывает на его непомерное корыстолюбие.

Незатейливая с виду, но психологически верно рассчитанная комбинация с церковными землями подтвердила на практике то, о чем Талейран давно догадывался: государственная служба дает огромные возможности для личного обогащения. Нужно только видеть эти возможности и умело ими пользоваться.

Секуляризация церковных земель имела и еще одно важное последствие: она отвела угрозу от имущества короля и дворянства. Соответственно, Людовик и высшая аристократия понимали, чем обязаны епископу-революционеру, предавшего и продавшего родную, но никогда не любимую им католическую веру. Видимо, поэтому Талейрана назначают на административно-финансовую должность с жалованием… аж в 18 тыс. ливров в год!

Что и говорить, современники явно недооценивали ни способностей Талейрана, ни его аппетиты. Стремительный политический взлет открывал для епископа-расстриги великолепные карьерные перспективы при новой власти - власти буржуазии. Во всяком случае, к этому всё шло. Но вмешался Его Величество Случай…

 

Большой террор

Если кто-то из видных представителей дворянства и духовенства, сумевших в первые годы революции разбогатеть или сделать головокружительную политическую карьеру, полагали, что потоп, предрекаемый Людовиком XV, их минует, то они жестоко заблуждались.

Мало того, что в 1792 г. закончится эпоха абсолютизма, а в январе следующего года из-под ножа гильотины скатится и голова их незадачливого монарха - Людовика XVI, так это только откроет новые страницы в истории Франции: страницы напитанные страхом, ужасом и кровью. Опрометчивые пожелания его деда, Людовика XV, «материализуются» для страны настоящим бедствием: потоп окажется кровавым.

Вопреки ожиданиям, после казни монарха и других одиозных представителей королевской власти ситуация не только не стабилизируется, а напротив - пойдет вразнос и станет смертельно опасной для духовенства и дворян. В отношении привилегированных классов начнется «Большой террор».

Талейран едва успевает покинуть Францию. После его бегства были обнаружены письма и другие документы, которые изобличали его в тайных связях с королевским двором. Соответственно, по решению Конвента имя Талейрана было внесено в проскрипционные списки, все его имущество было конфисковано, а он сам фактически был приговорен к смерти. (Конвент (Национальный конвент), высший законодательный и исполнительный орган Первой французской республики. Действовал с сентября 1792 по октябрь 1795 г. - Прим. авт.)

Но самое ужасное было впереди. Почувствовав запах крови, толпа словно осатанела и загодя занимала места на площади Революции (ныне - площадь Согласия. - Прим. авт.), ставшей постоянным местом казней. Те, кто побогаче, арендовали окна и балконы, те, кто победнее - крыши зданий, а городские босяки еще с вечера «оккупировали» заборы и саму брусчатку той площади, уже обильно политую «голубой» дворянской кровью.

На эшафоте закончат свою жизнь и знатные представители аристократии или духовенства, и незнатные предводители буржуазии, и представители других политических групп. Но самое ужасное, дикое, необъяснимое и доводящее осатаневшую толпу до пьянящего экстаза начнется тогда, когда из-под ножа гильотины полетят головы титулованных дворянок. В такие дни на площади Революции были полные аншлаги.

Однако и революционеров не минует кровавое изобретение кровавой революции: многие из них сами лишатся голов с помощью славного изобретения доктора Гильотена. В их числе окажутся Сен-Жюст, Дантон и, наконец, «главный террорист» Республики - Робеспьер. (Только в 1793 году в Париже будет совершено более тысячи трехсот публичных казней. Всего же, во время «Большого террора» в стране погибнет около 40 тыс. человек, в основном представителей аристократии и духовенства. - Прим. авт.)

Оказавшись сначала в Англии, а потом в Североамериканских Штатах, Талейран с большой тревогой наблюдает за разгулом революционного террора. Возвращается же он только тогда, когда к власти приходит «вегетарианская» Директория, положившая конец публичным казням своих политических противников.

 

Блистательный дебют

Вновь назначенный министр внешних сношений всегда был безукоризненно одет, сдержан и подчеркнуто вежлив. Лицо Талейрана было столь непроницаемо, что решительно невозможно было понять, как он относится к своим или чужим словам, к существу затрагиваемой темы.

На этот счет даже ходил такой анекдот: «Если Талейран разговаривает с вами, а в это время кто-нибудь сзади даст ему пинка, то по его лицу вы ни за что об этом не догадаетесь».

Министр никогда не повышал голоса, говорил ровно, бесцветно и намеренно не очень ясно по существу. Хорошо знавшие его люди отмечали его своеобразную манеру ведения разговора: в его словах всегда оставалась какая-то недосказанность, что, в свою очередь, вынуждало его собеседников задавать уточняющие вопросы. (Талейран не был косноязычным, напротив - язык у него был хорошо подвешен. Скорее всего, такая манера говорить, со временем вошедшая в привычку, была одним из его психологических приемов, позволяющих прощупать позицию своего визави. - Прим. авт.)

Зато как никто другой новый министр умел слушать и извлекать пользу из малейшей необдуманности собеседника, из любого, неосторожно сказанного слова.

Еще задолго до того, как Талейран занял столь милое его сердцу место, он довольно ясно представлял - пусть и в общих чертах, какие невероятные возможности оно сулит. И как для заядлого игрока - а дипломатия это очень азартная, интеллектуальная и интересная игра, и как для безудержного стяжателя.

Если уж посредственности, занимавшие высокие должности в своих министерствах, ведомствах и комитетах, за короткое время сколачивали весьма солидные капиталы, то почему это не получится у нового министра внешних сношений, который был на голову выше их? Было бы странным, что при всех его дарованиях он бы не обошел их в стремлении разбогатеть.

«Мое министерство - это не богадельня для неимущих, - рассуждал Талейран, посматривая на большую карту Европы, занимающей полстены в его огромном кабинете, - и потому никаких бесплатных раздач больше не будет. Ни для кого: ни для союзников, ни для врагов Французской республики. С этой минуты всем им придется платить: и за то, чтобы хотя бы одним глазком заглянуть в черновые варианты готовящихся международных договоров, пактов, конвенций и прочих документов, и за то, чтобы знать наперед, что там будет написано, когда черновики перепишут набело. И это справедливо: за сведения надо платить, а за важные сведения - платить хорошо. А так как Франция почти постоянно находится в состоянии войны со своими соседями, то и недостатка в клиентах у меня не будет».

В кабинете он был один, и потому позволил себе едва заметно усмехнуться: «Англия, Австрия, Пруссия, Турция, Россия… - державы богатые. Стало быть, и я с ними в накладе не останусь. А тут еще десятка три лоскутных и совсем карликовых государств, - он снова окинул взором карту Европы, - у этих денег мало, но зато самих их много. Значит, и с них набежит неплохой доход».

Не прошло и нескольких месяцев, как по Парижу поползли слухи, что новый министр направо и налево торгует если не национальными интересами, то уж государственными секретами - точно.

Так казалось его завистникам, да и просто недалеким людям, которые замечали, что и карета у министра стала как у первых вельмож Республики, и кони подстать ей, и форейторы, и лакеи...

Но гораздо больше парижскую публику интриговало то, что в его экипаже постоянно можно было видеть одетых в шелка, кружева и бархат очень красивых женщин из знатных дворянских семей. Молодые баронессы или графини с удовольствием демонстрировали публике свои модные шляпки со страусовыми перьями и изысканные, баснословно дорогие наряды. Они томно обмахивались веерами или зябко кутались в соболиные накидки - в зависимости от погоды, и свысока поглядывали на благородную публику, фланирующую по бульварам.

Причина их превосходства была очевидна: ушки и пальчики первых парижских красавиц украшали изумруды, топазы, рубины и блистающие всеми цветами радуги бриллианты, а их стройные шейки - колье или ожерелья из индийского жемчуга, тонкой работы золотые кулоны, цепочки и всё остальное прочее, что можно видеть в лучших ювелирных домах Парижа, Лондона или Рима. Их изысканные туалеты дополняли изящные сумочки, шарфики, зонты от солнца…

Чтобы дать возможность прогуливающимся по бульварам дамам и господам в полной мере оценить всё великолепие их гардероба, разодетые в пух и прах красавицы время от времени останавливали новенький экипаж и прогуливались под ручку с господином лет пятидесяти, одетого изысканно, но без той броскости, что была свойственна его молоденьким спутницам. Даже те парижане, которые не были сильны в геральдике, уже знали, что на дверцах блистающей лаком кареты изображен древний герб князей Талейранов-Перигоров…

…В действительности же, Талейран торговал не секретами - для этого как раз много ума не надо, а «дырками от бубликов», которые недалекие правители иностранных государств принимали за настоящие бублики, то есть - за совершенно секретную информацию, касающуюся военно-политических планов воинственной республики. А вот для того, чтобы продать «дырки от бубликов» по цене самих бубликов - для этого действительно требовался не только большой ум, но и великолепное знание людской психологии.

В чём же заключалось «изобретение» хитроумного Талейрана?

 

Продавец воздуха

Новый министр внешних сношений всё-таки придумал, как продавать нечто важное, ничего на самом деле не продавая и не выходя за те границы условий или уступок, которые ему определяла Директория.

Как же можно продать то, чего нет и, что, по идее, ничего не стоит? На первый взгляд, это кажется совершенно невозможным… Но не для Талейрана. Он отличался не только великолепным знанием психологии и большим умом, но и редким его складом, что и позволяло находить решения, казалось бы, неразрешимых парадоксов.

Вот суть его «ноу-хау»: превышая полученные на то полномочия, Талейран умышленно ужесточал требования Франции, и с этой целью - самовольно и в тайне от Директории - вносил в черновики каких-либо договоров, пактов или конвенций дополнительные пункты, которые заметно осложняли военно-политическое, территориальное или экономическое положение других стран. («Ноу-хау», от англ. know-how, буквально - «знаю как», обычно этот термин употребляется в следующем значении: изобретение, открытие, секрет технологии. - Прим. авт.)

Кто ему мешал от себя добавить в текст черновика парочку городов или лишнюю провинцию, на которые претендует Франция, и о которых Директория, что называется, ни сном, ни духом… - считая это слишком наглым либо вовсе нереальным? Никто не мешал.

И даже если тот же Баррас начнет интересоваться, почему министр в черновых вариантах договоров так дерзко превышает полномочия, предоставленные ему Директорией, то Талейран всегда мог оправдаться:

«Ваше сиятельство, это всего лишь политические уловки, позволяющие прощупать позицию других государств: насколько они готовы уступить требованиям Французской республики? »

Что и говорить, такой остроумный подход позволял министру выходить «сухим из воды» почти при любой ситуации. Главное, что такая тактика срабатывала и приносила Франции ощутимую политическую выгоду. А выгода действительно была реальной и значимой.

Дальше дело техники. Через своих «агентов влияния» при европейских дворах, Талейран доводил до заинтересованных лиц мнимые намерения Французской республики. И не суть важно, в каком виде задумки коварного министра достигали ушей или глаз европейских государей: в виде прозрачных намеков или в виде готовящихся в недрах его министерства «черновиков» совершенно секретных документов. Важно другое: дезинформация, искусно «имплантированная» в текст документов, так была похожа на правду, что, как правило, за нее и принималась.

«Ложь это такая прекрасная вещь, что не стоит ей злоупотреблять».

Этот известный афоризм Талейрана можно понимать и как требование «техники безопасности» применительно к внешней политике государства. Кстати говоря, известен и близкий по смыслу, блестящий афоризм его современника Георга Лихтенберга (1742 - 1799):

«Лучшие сорта лжи готовятся из полуправды».

…И как тогда поступят заинтересованные государства? Ужаснутся, конечно, ненасытности республиканской Франции и попытаются как-то умаслить Талейрана, чтобы тот смягчил навязываемые им кондиции. Во всяком случае, это им представляется много дешевле и безопаснее, чем сражаться с непобедимыми армиями мятежной республики, под началом таких блестящих полководцев, как генерал Бонапарт.

«Всё гениальное просто»: за помощь в столь деликатном деле Талейран получает затребованную сумму, убирает из документа отсебятину и более или менее приводит его в соответствие с полученными инструкциями. Проще говоря, ничего не делая сверх того, что ему предписано, он получает от недалеких государей столько золота, во сколько он оценил их виртуальные потери, естественно, с учетом их реальных финансовых возможностей.

(Сравните современную формулировку подобного казуса: как сделать человеку хорошо, ничего при этом не делая? Очень просто: сначала нужно сделать плохо, а потом - как было. - Прим. авт.)

На первых порах запрашиваемая им цена не всегда была реальна - чудовищное корыстолюбие его нередко подводило. Однако он довольно быстро научился правильно оценивать финансовые возможности правителей, которые нуждались в его услугах либо непременно будут в них нуждаться спустя какое-то время.

В этом и состояла суть его «ноу-хау». Никакой измены нет и все безмерно довольны: Директория - тем, что Министерство внешних сношений блестяще решило поставленные перед ним задачи, «потерпевшие» - тем, что «легко отделались», ну а сам корыстолюбец - тем, что заработал сотню-другую тысяч золотом, ничего не делая и никого не предавая.

И обратите внимание на два любопытных момента. Первый. Как правило, ненасытный взяточник получал деньги дважды. Сначала он получал мзду за якобы за проданный «черновик договора», потом - за его «отредактированный» в соответствие с «приватной договоренностью» сторон вариант, то есть - подлинный документ, который спустя какое-то время вполне официальным путем попадал в руки того или иного европейского государя.

Второй момент. «Наезжая» на государства с непомерными требования, которые он коварно добавлял от себя лично, Талейран ставил правительства других стран в весьма затруднительное положение: они-то не знали, сколько и чего он добавил от себя и до каких «заранее подготовленных позиций» может отступать в ходе переговоров.

Начинался торг, при котором блефующий министр изначально был в более выигрышном положении, так как заранее оставлял себе значительную фору. «Зарезервированная» фора сильно облегчала выполнение поставленной Директорией задачи, способствовала успешному решению внешнеполитических проблем Франции и создавала Талейрану славу ловкого дипломата и ненасытного взяточника, с которым, правда, всегда можно договориться «по-хорошему»…

Вот мнение Наполеона Бонапарта по поводу алчности своего министра:

«Это талантливый человек, но с ним ничего нельзя сделать иначе, как платя ему деньги».

Мнение Наполеона вполне соответствует исторической действительности: бесплатно Талейран никогда и ничего не делал, даже не мстил своим врагам. И хотя современники называли его «ходячей коллекцией всех людских пороков», однако они всё же преувеличивали: мстительность в число его пороков не входила.

…Возвращаясь к моральному облику Талейрана, нельзя обойти вниманием один любопытный казус: его не называли… лицемером. Правда, не потому, что такой изъян был ему чужд, а потому, что лицемерие в его виртуозном исполнении настолько превосходило общепринятое понимание этого недостатка, что само название порока никак не соответствовало тем высотам, коих он в оном достиг.

Талейран был непревзойденным лицемером, искусно скрывающим свои намерения, и потому на его лице можно было прочесть лишь те чувства, которые он умышленно «декларировал». Например, такие: безусловное одобрение, солидарность с какими-то суждениями или планами своего визави, угодливость, раболепие…

Вот что он пишет в своих «Мемуарах»:

«…Осмотрительность, то есть искусство обнаруживать лишь часть своей жизни, своих мыслей, чувств и впечатлений, - составляет главное достоинство».

И надо отдать Талейрану должное: никогда и ни при каких обстоятельствах он не отступал от этого жизненного правила, которому, судя по всему, следовал еще с юности. Более того, в зрелые годы он удостоится и вовсе неслыханной аттестации. А именно: его станут называть «отцом лжи», что по сути дела являлось беспрецедентно высокой оценкой его способностей, так как отцом клеветы считают дьявола.

Любопытно, но князь Беневентский мог легко парировать упреки в таком «отцовстве» своим знаменитым афоризмом:

«Язык дан человеку для того, чтобы скрывать свои мысли».

…Однако и у гения интриги не всё и не сразу получалось так, как было задумано. Вовсе нет: поначалу у него случались досадные накладки. К примеру, именно такая история, и история скандальная, произошла с американцами по поводу каких-то «жалких» пятидесяти тысяч фунтов стерлингов, которые он с них запросил «на сладенькое». (1. Министерство внешних сношений тянуло с выплатой американскому флоту его доли за участие в военных конфликтах на стороне республиканской Франции. 2. По тем временам, 50 тыс. фунтов - огромная сумма. - Прим. авт.)

Неискушенные в политике американские «ковбои» не оценили предоставленные им «льготы», «взбрыкнули» и пожаловались своему правительству на вымогательства Талейрана. Однако тому не только удалось замять международный скандал, но и от души помурыжить доморощенных североамериканских «дипломатов». Во-первых, - для того, чтоб впредь не жаловались, а во-вторых, - чтобы продемонстрировать более понятливым европейским коллегам, кто в доме хозяин.

После того скандала европейские державы уразумели, что спорить с Талейраном не только себе дороже - причем в буквальном смысле этого выражения, но и опасно: их-то от воинственной Франции Атлантический океан не отделял. Они, как водится, торговались и даже выторговывали себе какие-то «скидки», не подозревая о том, что хитроумный министр заранее включал те «скидки» в цену «сладенького».

Надо так же добавить, что в тех случаях, когда ему передавали оговоренные суммы, министр не только не чинил никаких препятствий, но и содействовал скорейшему выполнению всех условий заключенных договоров. В этом тоже был свой резон: во-первых, это поднимало престиж министра внешних сношений, а во-вторых, подводило к простой мысли: с ним можно иметь дело - он надежный партнер.

Активно новый министр пользовался и более простыми уловками, которые тоже приносили ему деньги. Например, если в одном и том же деле пересекались интересы двух разных государств или высокопоставленных вельмож, то патриотические, моральные и прочие нематериальные аспекты его не занимали вовсе. Он всегда принимал сторону того, кто платил лучше.

Но при всём при том, Талейран выдерживал «генеральный курс» внешней политики Франции и не шел на сделки, которые могли ей навредить. И это одна из причин, почему его не лишали министерского кресла: в своем деле он был настоящим виртуозом, способным решать невероятно сложные международные проблемы к явной выгоде Франции, пусть и на грани фола.

Директория, конечно же, знала о его денежных махинациях не только за столом переговоров, (правильнее, видимо, - «под столом переговоров». - Прим. авт.) но, к примеру, и на бирже, где он, используя секретную информацию своего министерства, играл постоянно и весьма успешно.

Однако правительство смотрело на это сквозь пальцы. Во-первых, потому, что как министр иностранных дел Талейран был незаменим: он как никто другой умел с блеском решать самые сложные и запутанные международные проблемы. А во-вторых, в казну Французской республики он свою лапу не запускал, вполне довольствуясь казенными деньгами иностранных государств либо кошельками владетельных сеньоров и прочих господ, заинтересованных в его решениях.

Случались и пикантные ситуации: испытывая постоянную нехватку в деньгах, Талейран брался помочь заинтересованным лицам или государствам, в полной мере не зная всего расклада и тех политических задач, которые ему поставит Директория. Проще говоря, иногда министр брал плату авансом и наобум.

Удивительно, но факт: если Талейран не мог оказать обещанных услуг, то он просто возвращал полученную мзду… Это тоже являлось «плюсом» для поднаторевшего, но благородного взяточника, потому что увеличивало к нему доверие со стороны потенциальных взяткодателей.

А вот еще одно его фирменное «ноу-хау», до которого как-то не додумались его предшественники. Так же как банкиры делят своих заемщиков на категории по надежности или ликвидности их активов, так и он относил государства к разным категориям - по их платежеспособности. Проще говоря, как истый аристократ он не мог позволить себе «унижать» европейские державы малыми размерами взяток, которые брал со слабых государств, мелких княжеств, герцогств и прочих клиентов «второй или третьей категории».

Новое «ноу-хау», сильно не понравилось европейским державам - это автоматически умножало их расходы на взятки, но всё же они были вынуждены признать некоторую справедливость его меркантильного подхода: да, богатые королевства должны платить больше, чем бедные княжества.

Однако когда ненасытный Талейран начал применять новое «ноу-хау» и в отношении родовитой аристократии - герцогов, князей, маркизов… - оказавшимися втянутыми в военные или территориальные конфликты как частные лица, это им понравилось еще меньше.

Потомственные аристократы матерились как ломовые извозчики:

- Каналья! Мало того, что своего не упустит, так и мимо чужого не пройдет. Сиятельный сукин сын!

Но правоту Талейрана всё же признавали: герцог не ровня графу или барону, а тем более безродным буржуа.

Вот какую, и весьма колоритную характеристику дает ему Евгений Тарле, автор известной книги:

«…Никто и никогда не обнаруживал такого искусства в сознательном извращении истины, такого уменья при этом сохранять величаво небрежный, незаинтересованный вид, безмятежное спокойствие, свойственное лишь самой непорочной… чистоте души, никто не достигал такого совершенства в употреблении фигуры умолчания, как этот, в самом деле, необыкновенный человек».

«Большая советская энциклопедия» рубит с плеча:

«…Слуга всех господ», предававший и продававший их поочерёдно, ловкий политик, мастер закулисной интриги. Его отличали большая проницательность, умение использовать слабые стороны своих противников и вместе с тем вероломство, крайняя неразборчивость в средствах достижения цели. Отличался феноменальным корыстолюбием, брал взятки у всех правительств и государей, нуждавшихся в его помощи…»

Что и говорить, но даже «Большая советская энциклопедия», на дух не выносящая аристократию и ее ярких представителей, дает весьма колоритный портрет своему классовому врагу - князю Талейрану. Хотя многие его дипломатические достижения, и достижения удивительные, она просто замалчивает.

Было у Талейрана, конечно, и еще множество сравнительно «честных» способов добывания денег, о которых он не распространялся, его доверенные лица - тем более. И потому остается только догадываться, на что была способна его светлая голова. Впрочем, о некоторых его дополнительных «приварках» известно: кроме игры на бирже он успешно занимался всевозможными спекуляциями и государственными подрядами. Причем не только во Франции, но и в других странах.

Что же касается корыстолюбия, то в этом единодушны все его современники: брал взятки, да еще как лихо брал! А вот что касается размеров тех баснословных взяток, то в этом вопросе историки не могут сойтись во мнении и поныне. Что и не удивительно: только при Директории (по времени это менее двух с половиной лет. - Прим. авт.) начинающий министр, можно сказать - стажер, положил в свой карман около 14-ти (! ) млн. франков золотом. Неплохо для дебютанта!

 

В поисках сильного хозяина

Войдя в состав правительства, Талейран своими глазами убеждается в том, что возможности и перспективы коррумпированной Директории неуклонно падают. И по этим причинам, не дожидаясь, когда существующая власть рассыплется как карточный домик, следовало если не подыскивать себе новых хозяев, то, по крайней мере, присматриваться к реальным кандидатам на высшую государственную власть.

Его внимание привлекает молодой, талантливый и амбициозный генерал Бонапарт, который почти все свое время проводит в военных походах и одерживает блистательные победы над разношерстными армиями старых европейских монархий. Знаком он с Бонапартом не был, однако это не мешает ему написать доблестному генералу длинное письмо, умело пересыпанное тонкой лестью.

Проще говоря, Талейран действовал по давно отработанной схеме и в точном соответствии с собственным афоризмом:

«Единственное вложение, которое ничего не стоит, но приносит большой доход - это лесть».

Как и следовало ожидать, Наполеон ему отвечает, и вскоре между ними начинается оживленная переписка…

В своих «Мемуарах» Талейран лукавит и излагает дело с точностью до наоборот: мол, первый ему написал генерал Бонапарт, а он, как хорошо воспитанный человек - ответил… (Князь Беневентский, как и большинство потомственных аристократов, презирал работу вообще, а рутинную - в частности. - Прим. авт.)

…Возвращаясь к теме, следует пояснить, что самый влиятельный член Директории, граф Баррас, познакомился с Наполеоном Бонапартом значительно раньше, чем Талейран. Еще в октябре 1795 г. Баррас привлек его для подавления мятежа, и молодой генерал с блеском справился с несвойственной для него миссией. (Но гораздо пикантнее другое: в награду за оказанную услугу, Баррас отдал ему в жены свою бывшую любовницу Жозефину де Богарне, ставшую впоследствии императрицей Франции. - Прим. авт.)

Тем временем против Франции была сформирована вторая антифранцузская коалиция, а сама Директория пребывала в агонии из-за недовольства народа внутри страны и затяжной серии военных неудач за ее пределами.

Положение усугублялось и тем, что генерал Бонапарт безнадежно застрял в Египетском походе, где его армия оказалась блокирована с моря мощным английским флотом.

А между тем, по доходящим из Парижа сведениям, власть Директории настолько ослабла, что в любой день следовало ожидать государственного переворота. Бонапарту не оставалось ничего другого, как бросить на произвол судьбы свою страдающую от болезней и недостатка снабжения армию, и, рискуя попасть в плен, пробираться во Францию. (Он чудом разминулся с английской эскадрой, стерегущей его с моря. - Прим. авт.)

В середине октября 1799 г. Наполеон прибывает в Париж, где, не смотря на совершенное им дезертирство, его встречают как героя и спасителя нации. Столица же Франции была похожа на растревоженный улей, в который не только соваться, но даже и приближаться к которому было опасно. Парижане знали, при какой власти легли спать, но при какой власти они проснутся утром - нет: настолько к тому времени ослабла власть и настолько обыденны стали дворцовые перевороты.

После целой серии государственных переворотов Директория была упразднена, и власть перешла к трем временным консулам, из которых Бонапарт был Первым и, соответственно, реальным претендентом на единоличное правление. (Два других консула играли декоративную роль, и потребовались организаторам переворота для того, чтобы переход от республиканской формы правления к монархической был не столь очевиден. - Прим. авт.)

В государственных переворотах - на стороне Наполеона Бонапарта - принимали самое непосредственное участие Талейран и министр полиции Фуше. При этом Фуше сохранил, а Талейран, вернул себе министерское кресло. (1. Фуше (Fouche) Жозеф (1760 - 1820), французский политический и государственный деятель, министр полиции. Создал разветвленную систему политического сыска, разведки и шпионажа. Беспринципный карьерист, служил республике, Наполеону I, Бурбонам. - Из «Большой энциклопедии Кирилла и Мефодия». 2. Осенью 1799 г. Фуше обеспечивал бездеятельность полиции в Париже и других крупных городах. 3. Во время подготовки и совершения государственного переворота Талейран не был министром внешних сношений - это диктовалось тактическими соображениями. Однако он сумел задействовать свои связи с правительствами соседних государств и удержать их от вмешательства во внутренние дела Франции. - Прим. авт.)

Чтобы обезопасить себя от козней бывшего правителя Франции и одного из самых влиятельных членов Директории - Барраса, Наполеон предлагает ему солидные отступные: несколько млн. франков золотом. Поручает же ту щекотливую миссию Талейрану - и как ловкому политику, и как человеку лично знакомому с Баррасом.

Однако пикантность ситуации состояла в том, что как только Талейран понял, что граф Баррас безмерно доволен тем, что Наполеон не собирается привлекать его к ответственности за прошлые злоупотребления властью, то многомиллионное «выходное пособие» навсегда «застряло» в бездонных карманах Талейрана - деньги до Барраса так и не дошли. Причем оба помалкивали: один - «из скромности», а другой - из-за неведения.

Наполеон был не только гениальным полководцем и государственным деятелем. Обладал он и потрясающей работоспособностью. И потому весьма круто взялся за решение государственных и семейных проблем: создает действенную полицию и разветвленную тайную службу, проводит административную реформу (1800), учреждает государственный Французский банк (1800), заключает конкордат (1801) с папой римским. (1. Рим признавал новую власть, католицизм был объявлен религией большинства французов, свобода вероисповедания сохранялась. 2. Талейран, несомненно, причастен к конкордату с Ватиканом: оставаясь безбожником в душе и циником до мозга костей, он, тем не менее, прекрасно понимает, как велика роль церкви в укреплении государственной власти и умиротворении французского народа. И, видимо, с подачи бывшего епископа Отенского, Наполеон отменяет нелепые и оскорбительные для католиков ограничения в обряде католической церкви, в первую очередь - запрет на колокольный звон, а также восстанавливает уголовную ответственность за разграбление и вандализм в отношении храмов, монастырей и мест захоронений, в течение многих лет насаждаемых оголтелыми революционерами. - Прим. авт.)

Следует, видимо, пояснить, что родившийся на Корсике Бонапарт, имел много братьев, сестер и прочих родственников. Согласно корсиканским традициям и благодаря его личной протекции все они станут весьма значимыми, влиятельными персонами. (Некоторые из его близких родственников станут даже королями и королевами. - Прим. авт.)

Наполеон реформирует систему среднего и высшего образования, проводит через Сенат декрет о пожизненности своих полномочий (1802) и провозглашает себя (1804) императором французов…

Он спал не более четырех часов в сутки, чрезвычайно ценил свое время и даже первых красавиц Франции, приглашенных во дворец по их просьбе, «имел» - если так можно выразиться - на скорую руку, не раздеваясь и не отцепляя своей шпаги.

«Готовые к употреблению» герцогини, маркизы и графини долгими часами дожидались на диванчике в его приемной, когда у всемогущего Первого консула выдастся хотя бы несколько свободных минут. За эти считанные минуты им нужно было успеть изложить суть своих проблем и авансом отблагодарить за содействие в их решении, с показным удовольствием и томными стонами отдаваясь на том самом диванчике или рядом с ним. (Наполеон умышленно унижал родовитых аристократок: за то, что в свое время их мужья и отцы весьма надменно и даже презрительно отнеслись к выходцу из большой, но незнатной дворянской семьи, да еще из французской Тмутаракани - с острова Корсика. - Прим. авт.)

Невероятно, но факт: за 10 лет Наполеон I решил такое количество чрезвычайно важных для Франции задач и проблем, на которые у свергнутой династии Бурбонов, пожалуй, не хватило бы и целого века. Любопытно, но сам Наполеон считал самым важным своим достижением не военные триумфы, не создание Империи, а собственноручно написанный им Гражданский кодекс. (Кодекс Наполеона и сегодня (! ) является действующим нормативным документом. - Прим. авт.)

Настало золотое времечко и для Талейрана, причем в буквальном смысле этого расхожего выражения. С раннего утра и до глубокой ночи посланники многих европейских государств толпились в приемной министра иностранных дел. Его чиновники, помощники и писцы едва успевали начисто переписывать пространные статьи новых международных договоров, а дипломатическую почту отправляли и получали едва не мешками.

Что же касается милых ему сердцу кружочков с профилями европейских монархов, то особо доверенные подручные князя кряхтели под тяжестью мешочков, ларцов и сундучков с золотыми, реже - серебряными монетами, тайными путями доставляя драгоценный груз пред светлые княжеские очи. (Использование серебряной монеты создавало серьезные технические трудности, так как и объем, и вес таких монет был примерно в десять раз больше, чем при расчетах золотом. - Прим. авт.)

Видимо, в те времена легендарный взяточник и заметил не без иронии:

«На самих Людовиков и самих Наполеонов полагаться нельзя, но на золотые кружочки с чеканными их портретами вполне и при всех условиях положиться можно».

Став у руля внешней политики воинственной Франции, Талейран в полном блеске продемонстрировал свои феноменальные способности министра иностранных дел и, пожалуй, еще более феноменальные способности гения закулисных интриг. Только за ничего не стоящие, личные заверения Талейрана в дружбе к Испании он запросил (! ) - и получил миллион (!! ) франков. За смягчение некоторых малозначительных статей Люневильского договора с Австрией (1801 г.) «великий иллюзионист внешней политики» получил больше, чем за два с половиной года в начале своей карьеры, а именно: 15 млн. (!!! ) франков золотом.

Конечно, император, благодаря четкой работе своей службы безопасности, знал, что Талейран чудовищно корыстолюбив и не чист на руку. Однако не только сквозь пальцы смотрел на его «художества», но и осыпал своими монаршими милостями. (Фуше к службе безопасности отношения не имел, более того - сам был под ее неусыпным надзором. Однако созданная Фуше тайная полиция и ее четкая работа станет недостижим образцом для многих монархий. В частности, по ее образу и подобию Николай I создаст жандармерию в России. - Прим. авт.)

Всего за несколько лет Наполеон сделал своего виртуозного министра светлейшим князем и владетельный герцогом Беневентским, великим камергером императорского двора, великим вице-электором Французской империи, и прочая, и прочая…

В связи с «производственной необходимостью», император даже пожаловал Талейрану прекрасный особняк в Париже, где тот мог бы не только принимать своих иностранных коллег или августейших особ, давать блестящие балы и званые обеды, но и с комфортом жить со своими любовницами. (Пройдя у министра хорошую школу, его красавицы тоже получали немало ценной информации от иностранных посетителей роскошно и с большим вкусом обставленного особняка. - Прим. авт.)

Может быть, потому хитроумный Талейран, прекрасно разбирающийся в человеческих слабостях, и скажет:

«Лучший помощник дипломата - это его повар».

Что касается его красивых помощниц, то он дипломатично обойдет вниманием их роль во внешней политике Франции.

По иронии судьбы, пожалованный особняк оказался недалекоот того места на площади Восстания, где в годы «Большого террора» титулованным и прочим аристократам ежедневно отсекали головы с помощью гильотины. Однако князь Талейран-Перигор мнительным не был и не придал этому совпадению ровно никакого значения. (И он оказался прав: ему предстояло прожить долгую и чрезвычайно богатую на события жизнь, а умереть - в своей постели и в весьма преклонном возрасте. - Прим. авт.)

Однако не смотря на все пожалованные титулы, звания, должности и ордена, Наполеон всё же презирал своего лучшего министра. И не столько за его безграничное стяжательство, сколько за практикуемые им способы.

Любопытно, но император Франции, открыто разорявший и грабивший Европу с помощью своих победоносных армий, считал хитроумные вымогательства типа «а ля Талейран» низким и постыдным ремеслом, недостойным настоящего аристократа. И это не смотря на то, что Париж и другие крупные города были рассадниками распущенности, взяточничества и казнокрадства, а многие вельможи и «примадонны» Империи безнадежно погрязли во всевозможных грехах и пороках.

 

Любовницы Талейрана

Талейран был очень осторожным, скрытным человеком. Это проистекало и из его характера, и из его рода занятий. Однако в его многотомных «Мемуарах» всё же встречаются имена дам высшего света, с которыми он был близок:

«С эпохи царствования Людовика XVI началось мое общение с несколькими дамами, выделявшимися своими достоинствами, дружба которых всегда придавала прелесть моей жизни. Я говорю о герцогине Люйнь, о герцогине Фитц-Джемс и о виконтессе Лаваль».

Что касается «дружбы», то на то он и дипломат, чтобы тщательно подбирать слова и не навредить репутации своих любовниц, пусть и бывших.

Талейран любил красивых, умных женщин, и находил в общении с ними не только много приятного для себя лично, но и полезного для внешней политики Франции. Сочетание неотразимой красоты и ясного ума было характерно для его любовниц. (Они выполняли весьма сложные задания, связанные с получением секретной информации от посланников, министров и монархов других стран. Неотразимым красавицам выполнять такие поручения было значительно легче. - Прим. авт.)

Однако он умел вскружить голову и дурнушкам, если это было необходимо для его карьеры. Именно такова истинная подоплека его «дружбы» с баронессой де Сталь, которую он очень умело использовал, чтобы добиться назначения на пост министра внешних сношений.

Красотой мадам де Сталь, увы, не отличалась и потому российский поэт Батюшков, так охарактеризовал ее: «Дурна, как чёрт…» (Поэту случалось бывать в Париже, а жене шведского посланника в России, баронессе де Сталь, - в Петербурге. - Прим. авт.)

Баронесса держала один из самых модных в Париже литературных салонов, отличалась несносным характером и чрезмерно завышенном мнением о своем творчестве.

- Кто для вас первая женщина в мире? - спросила она в начале 1798 года тогда еще генерала Бонапарта, явно напрашиваясь на комплимент.

- Та, что родила больше всего детей, - не мудрствуя лукаво, ответил Бонапарт. Таким ответом он нажил себе злопамятного врага.

В другой раз баронессе все же удалось взять реванш. Мадам де Сталь говорила о политике и спросила мнение Наполеона по поводу своих суждений.

Генерал, весь вечер молча сидевший в кресле, недовольно проворчал:

- Я не люблю, когда женщины вмешиваются в политику.

- Вы правы: это не женское дело. Однако в стране, в которой женщинам отрубают головы, они вправе знать, за что с ними так поступают, - а это уже политика.

Отличалась баронесса и язвительным пером, от которого многим ее знаменитым соотечественникам изрядно достанется. К примеру, перечисляя своих выдающихся современников, она умудрилась обойти молчанием… Наполеона Бонапарта, хотя к тому времени он был блестящим и непобедимым полководцем. (Наполеон Бонапарт (1769 - 1821), французский государственный деятель, полководец… выдвинулся в период Великой французской революции. - Из «Большой энциклопедии Кирилла и Мефодия».)

Впрочем, не останется в долгу и император, когда так отзовется об ее очередном романе:

«Это метафизика чувства, творение беспорядочного ума. …Я не в силах больше терпеть эту женщину».

(Он запретит ей жить в Париже, а впоследствии прикажет уничтожить весь тираж ее очередной книжки, в которой мадам де Сталь симпатизировала Германии, - как политически вредной для Франции. - Прим. авт.)

И сколько бы потом, находясь уже в эмиграции, баронесса де Сталь ни пыталась принизить Наполеона, в глупом свете она прежде всего выставляла себя, ибо, действительно, нужно было обладать «беспорядочным умом» и чудовищным самомнением, чтобы в упор не замечать одаренность Наполеона Бонапарта. (1. Наполеон обладал феноменальной памятью и работоспособностью, острым умом, военным и государственным гением, даром дипломата, артиста, обаянием, позволявшим ему легко располагать к себе людей. - Из «Большой энциклопедии Кирилла и Мефодия». 2. Порывистость, стремительность, а также смена убеждений, проще говоря, - взбалмошность всегда была характерна для мадам де Сталь: и в творчестве, и в жизни. - Прим. авт.)

…Наполеон, не смотря на свою запредельную занятость государственными и прочими делами, в долгу не останется и оставит для потомков такое «резюме»:

«Мадам де Сталь написала о страстях как женщина, вполне освоившаяся с предметом, о котором пишет. Она часто принимает сущую галиматью за нечто возвышенное и более всего пуста в тех случаях, когда претендует на глубокомысленность».

Поэтому остается только гадать, как с баронессой уживался и находил общий язык князь Талейран.

Что же до самой мадам де Сталь, то став известной писательницей, но так и не испытав настоящего женского счастья, она с горечью заметит:

«Для женщины слава - лишь блистательный траур по счастью».

Талейран имел множество любовных связей с красавицами высшего света не только Франции, но и других европейских стран. Соответственно, ему приписывают и немало внебрачных детей. Сколько у него было таких детей, наверняка не знает никто, но молва, к примеру, упорно считала его отцом таких известных людей, как художник Эжен Делакруа и граф Флао. (1. Делакруа (Delacroix) Эжен (1798 - 1863), французский живописец и график, виднейший представитель французского романтизма в изобразительном искусстве. - Из «Большой энциклопедии Кирилла и Мефодия». 2. Имя этого художника отлично известно россиянам и по знаменитой картине «Свобода на баррикадах», которая стала обязательной иллюстрацией в учебниках истории, и где та Свобода была изображена в виде полуобнаженной женщины с флагом Французской республики. - Прим. авт. 3. Огюст Шарль Жозеф, граф де Флао де Ла Биллардье (1785 - 1870), французский генерал и государственный деятель. - Из «Большой энциклопедии Кирилла и Мефодия».)

Удивительные и совершенно особенные отношения сложились у Талейрана с Доротеей Саган, герцогиней Курляндской. Но об этом будет рассказано отдельно…

 

Ход конем

В ходе военных кампаний 1807 г. Талейран, пожалуй, впервые начал задумываться над темой, которая его сильно беспокоила и страшила: чем могут закончиться эти нескончаемые, пусть пока и победоносные войны в Европе? Сколько еще стран нужно завоевать, чтобы Наполеон наконец-то удовлетворил свое честолюбие и насытился захваченными землями, награбленными богатствами, и своей военной славой? Три? Пять? Десять?

Ведь только две державы, Англия и Россия, могли избежать скорбной участи остальных европейских государств. Первую спасало от вторжения непобедимых французских армий островное положение и сильный военный флот, а вторую - гигантская территория и практически неиссякаемые экономические, военные и людские ресурсы.

И сколько ни размышлял Талейран над этими вопросами, а выходило, что Наполеон не успокоится, пока не покорит всю Европу. И хорошо еще - если не Азию в придачу. Слава великих завоевателей прошлого, вот что было движущей силой императора Франции, вот что гнало вперед его непобедимые армии.

- На сегодняшний день Наполеон, скорее всего, лучший полководец, которого когда-либо рождала земля, - вслух добавил Талейран. - Во всяком случае, по количеству выигранных сражений он уже никому не уступает. Однако всему есть предел: и воинской славе, и гению полководца, и удаче, и покровительству свыше. А так как безудержное стремление к славе и есть его цель, то это стремление его и погубит. Не суть важно, с кем именно он решит воевать - с Англией или Россией, важен результат. А результат можно предсказать уже сегодня: он неминуемо погибнет сам и погубит свою Империю. И чтобы не погибнуть вместе с ним, нужно уже сейчас подыскивать себе нового хозяина…

На невыразительном лице великого интригана мелькнула едва заметная усмешка:

«…Вовремя предать - значит предвидеть».

Приняв такое решение, Талейран выбрал и время для исполнения задуманного: сразу после окончания переговоров в Тильзите. (1. Тильзит, название г. Советск Калининградской обл., Россия, до 1946 г. 2. В 1807 году, в результате личных переговоров между Александром I и Наполеоном I, был заключен Тильзитский мир. Россия соглашалась на создание великого герцогства Варшавского и присоединялась к Континентальной блокаде [Англии]. Отдельный акт оформил наступательный и оборонительный русско-французский союз. - Из «Большой энциклопедии Кирилла и Мефодия».)

И когда в беседе с императором, Талейран вдруг заговорил об отставке, то он чрезвычайно удивил Наполеона. Однако когда его министр совершенно неожиданно признал жалобы некоторых европейских государей на свою непомерную алчность… справедливыми, - удивлению императора не было границ. Было чему изумляться: тот, который десятки раз почтительно выслушивал справедливые нарекания, но тем не менее под всякими предлогами благополучно от них открещивался, виртуозно переводя разговор на какую-нибудь менее опасную для себя и более приятную для государя тему, тот неисправимый стяжатель вдруг заговорил о собственной отставки с поста министра иностранных дел.

Наполеон не верил своим ушам: первый взяточник в Европе просил отставки со столь доходного места, где успел сколотить многомиллионное состояние!

«Спектакль» продолжался: «кающийся» грешник так искусно подыграл императору и так ловко повел дело, что в качестве «выходного пособия» получил придворную должность великого вице-электора с жалованием в триста тысяч франков золотом в год, а к титулу «светлейшего» князя Беневентского присовокупил еще и право на почетное обращение «высочество». (1. На такое обращение имели право только принцы и принцессы императорской фамилии. 2. Обязанности великого вице-электора почетны, но необременительны: во время особо торжественных церемоний находиться подле трона императора. - Прим. авт.)

Почетная отставка вполне устроила хитроумного экс-министра. Но главное было в другом: теперь он отделил свою личную судьбу от судьбы императора, который, по мнению Талейрана, вел Францию к гибели. А значит - можно было спокойно наблюдать за развитием событий, ничем при этом не рискуя.

Версия же самого Наполеона была иной:

«Король баварский и король вюртембергский приносили мне столько жалоб на его алчность, что я отнял у него портфель».

Лишившись своего насиженного и такого доходного места министра иностранных дел, Талейран начал присматривать себе нового хозяина. И возможно, это был один из тех редких случаев, когда он поторопился с предательством: Французская империя была на подъеме и во всем блеске своего величия - большинство европейских стран были либо уже завоеваны Наполеоном, либо должны быть завоеваны в ближайшие годы. «Смотрины» же затягивались, и Талейран, часто привлекаемый Наполеоном в качестве опытного советника по внешней политике, всё никак не мог сделать выбор между Англией и Россией.

Ничего не подозревающий император по-прежнему пользуется советами опытного экс-министра и даже берёт его с собой на важнейшее политическое событие 1808 года: на встречу с Александром I в Эрфурт. (Эрфуртская конвенция, союзный договор между Россией и Францией, заключен в 1808 г. в Эрфурте. Условия договора подтверждали Тильзитский мир 1807 г. Наполеон I Бонапарт признал права России на Финляндию, Молдавию и Валахию… - Из «Большой энциклопедии Кирилла и Мефодия».)

Именно в Эрфурте Талейран определяется со своим выбором: он делает ставку на Российскую империю. И именно там он не только начинает сближаться с Александром I, но и вести за спиной Наполеона двойную политическую игру - игру рискованную и опасную. В приватных встречах с российским императором экс-министр начинает давать ему ценные советы, связанные с внешней политикой Франции.

Однако российский император с большим подозрением отнесся к неожиданной инициативе коварного экс-министра. Он прекрасно помнил события 1804 года, связанные с похищения и казнью злосчастного герцога Энгиенского, когда своим знаменитым ответом министр фактически оскорбил Александра. (На протест Александра I в связи с явным нарушением международного права, Талейран ответил примерно следующее: «Если бы Ваше императорское величество узнали, что убийцы Вашего отца, Павла I, находятся неподалеку от русской границы, пусть и на чужой территории, и если бы Вы повелели их схватить, то Франция не протестовала бы». - Прим. авт.)

Именно с тех пор между ними были весьма натянутые отношения.

Анекдот в тему. В XIX веке Франция устанавливает дипломатические отношения с одним из полинезийских королевств, где еще встречались отдельные случаи людоедства, и где местные людоеды по ошибке съели французского посла. На ноту протеста МИД Франции из той нецивилизованной страны был получен ответ, достойный Талейрана: «Съешьте нашего посла, и на этом инцидент будем считать исчерпанным».

Поэтому Александр не оценил явных реверансов самого ловкого дипломата Европы, Министерства иностранных дел ему не предложил и предпочел использовать его в качестве тайного агента. (Именно к этому периоду относятся тайные донесения Талейрана, подписанные, например, агентурным псевдонимом «Анна Ивановна». Россия была не единственной страной, которой экс-министр иностранных дел продавал какие-либо сведения. - Прим. авт.)

Конечно же, «Анна Ивановна» стала шпионить в пользу России не за красивые глаза, а из-за беспредельной любви к золотым кружочкам с профилем царя Александра. При этом произошел двойной казус. С одной стороны, император Александр явно недооценил тех возможностей, которые получила бы Российская империя, если бы Талейран возглавил ее МИД. (Возможно, Александр I просто посчитал, что иметь такого пройдоху министром, от которого неизвестно когда и что можно ожидать, это постоянная «головная боль» для всего его правительства. - Прим. авт.)

Ведь уже тогда Талейран поражал Европу не только своей алчностью, но и гениальными политическими интригами. Проще говоря, Александр не представлял, как такого виртуоза закулисных интриг вообще можно держать «в узде»? И чего от такого министра будет для России больше: вреда или пользы?

С другой стороны, став заурядным платным осведомителем, самый ловкий политик в истории дипломатии посчитал себя оскорбленным, но, по своему обыкновению, вида не подал. Он продолжал снабжать посольство России в Париже важными сведениями, в то же время пристально наблюдая за действиями обоих императоров и выжидая своего «звездного часа».

При желании, в этой истории можно усмотреть и еще один казус. А именно: если уж Александр опасался доверять Талейрану как министру, то как же он мог доверять ему как своему тайному агенту? Ведь тому ничего не стоило, не только запутать своими донесениями МИД, но, что гораздо опаснее - втянуть Россию в очередную европейскую интригу, по которым Талейран был великим специалистом. (Судя по всему, Россия напрасно оплачивала своим золотом «кроссворды», составленные непревзойденным виртуозом политической интриги. Обнаруживать в его донесениях скрытые подвохи, каверзы, провокации и ловушки - это, пожалуй, посложнее, чем голыми руками обезвреживать мину неизвестной конструкции. - Прим. авт.)

И что примечательно, именно к тому времени относятся попытки Талейрана повлиять на внешнюю политику Наполеона. Во всяком случае, прежде, набивая карманы золотом зависимых от Франции государей или вельмож, он никогда не отговаривал Наполеона от его пресловутых наполеоновских планов. И это являлось одной из причин, почему его терпел император.

Приблизительно к тому же времени относится и его сближение с министром полиции Фуше, так поразившее современников. Все прекрасно знали, что Фуше ненавидел Талейрана, а тот его презирал: уж слишком они были разные. Но, как говорится, если между кошкой и собакой вдруг вспыхивает дружба, значит, она направлена против повара. Оба, хотя и по разным причинам, не одобряли политики «повара», то есть Наполеона Бонапарта.

Что касается военной кампании 1808 г. в Пиренеях, то там, вопреки ожиданиям Наполеона, возникла сложная ситуация. Талейран же считал военные действия против Испании и Португалии - на тот момент союзников Французской империи - излишними: вся их «измена» заключалась лишь в нарушении континентальной блокады Англии. Однако военное вторжение на Пиренейский полуостров вызвало крестьянские волнения, и это подавало дурной пример для других покоренных стран.

В действительности же, Талейран вел двойную игру и потому на словах поддерживал Наполеона, не скупясь на лесть. Он настолько убедительно сыграл свою роль, что император даже отправил ему - для содержания под домашним арестом в его замке Валансе - плененного наследника Испанского престола и еще двух принцев все той же ветви испанских Бурбонов.

Отказаться от такого «подарка» экс-министр не посмел, однако тут же запросил 2 млн. франков на капитальный ремонт замка Валансе. В ремонте замок, понятно, не нуждался, так как был прекрасно отреставрированным зданием средневековой архитектуры, давно используемым его хозяином для балов, банкетов и прочих торжеств. Однако и пройти мимо денег, которые сами плыли в его руки, Талейран категорически не мог: это противоречило его натуре. (Как там обстояли дела с ремонтом, история умалчивает. Но что касается денег на содержание пленников, то эти деньги, и деньги немалые, казначейство Империи отпускало в течение многих лет. - Прим. авт.)

 

Дерьмо в шелковых чулках

В январе 1809 г. грянула гроза. Да еще какая! Все свидетели той исторической сцены дрожали как осиновые листки и не смели поднять глаз на императора, стремительно вернувшегося из испанского похода и до предела разъяренного закулисными интригами Талейрана.

- «Вы - вор, мерзавец, бесчестный человек! - в бешенстве кричал Наполеон. - Вы не верите в бога, вы всю свою жизнь нарушали все ваши обязанности, вы всех обманывали, всех предавали, для вас нет ничего святого, вы бы продали вашего родного отца! Я вас осыпал благодеяниями, а между тем вы на всё против меня способны! Вот уже десять месяцев, только потому, что вы ложно предполагаете, будто мои дела в Испании идут плохо, вы имеете наглость говорить всякому, кто хочет слушать, что вы всегда порицали мое предприятие относительного этого королевства, тогда как это именно вы подали мне первую мысль о нем и упорно меня подталкивали!..»

Князь Талейран-Перигор стоял совершенно спокойно, почтительно и внимательно выслушивая всё, что орал ему разъяренный император. Со стороны казалось, что он единственный, кто в столь экстремальной ситуации сохранял полнейшую безмятежность духа. Его лицо не выражало ничего, даже страха перед всемогущим императором. А ведь судьба величайшего интригана висела на волоске…

- «А тот человек, тот несчастный?.. Кто меня уведомил о его местопребывании? Кто подстрекал меня сурово расправиться с ним? » (Намёк на судьбу герцога Энгиенского. - Прим. авт.)

- «Каковы же ваши планы? Чего вы хотите? На что вы надеетесь? Посмейте мне это сказать! - едва не с кулаками кидался разъяренный император на своего бывшего министра, который подобострастно и абсолютно спокойно выслушивал столь серьезные обвинения в свой адрес. - Ну, посмейте! Вы заслужили, чтобы я вас уничтожил, и у меня есть власть, чтобы сделать это, но я слишком вас презираю, чтобы взять на себя этот труд! Почему я вас еще не повесил на решетке Карусельной площади?! Но есть, есть еще для этого время! Вы - дерьмо в шелковых чулках! Дерьмо!! Дерьмо!!! »

Некоторые царедворцы добавляли к этой бурной сцене одну пикантную деталь. Якобы, когда Талейран уже покидал приемную императора, он совершенно спокойным голосом обронил свою легендарную фразу:

«Как жаль, что такой гениальный человек так дурно воспитан».

Была эта фраза сказана Талейраном или кем-то другим, точно не известно. Да это и не суть важно, хотя по стилю она вполне соответствует тем афоризмам великого дипломата, авторство которых не оспаривается другими острословами его эпохи. Важно другое: «хрестоматийная сцена», описанная в сотнях (! ) мемуаров, воспоминаний и художественных произведений, навсегда закрепила за Талейраном, если так можно выразиться, титул «короля хладнокровия и личной выдержки».

Хотя, с другой стороны, он мог обронить ту фразу. И вот почему. Как уже было сказано, среди многих его достоинств было и такое: он как никто другой умел слушать. И если рассвирепевший император ни словом не обмолвился о его эрфуртских «проделках» и о пресловутой «Анне Ивановне», значит, ему ничего об этом не было известно. (В противном случае изменник уже болтался бы в петле на той самой площади, на которой Наполеон публично грозился его повесить. - Прим. авт.)

Другими словами, попытка повлиять на внешнюю политику Империи едва не стоила Талейрану головы. И именно с этого момента он таких, опасных для жизни попыток больше не предпринимал, сделав из полученного урока надлежащие выводы.

Буквально на следующий день весь императорский двор изнывал от нетерпения и изводил себя на редкость каверзным вопросом: с какими глазами Талейран появится во дворце, если по своему придворному статусу он был обязан присутствовать на официальной церемонии, на которой должен быть и Наполеон Бонапарт? И не сбежал ли этот светлейший сукин сын из Парижа? Пока его и в самом деле не повесили на Карусельной площади? Ведь до вчерашнего дня таким страшным оскорблениям и угрозам не подвергался ни один из камер-лакеев или кучеров императора.

В тот же день их нездоровое любопытство было удовлетворено: светлейший князь и владетельный герцог Беневентский, великий камергер двора, великий вице-электор Французской империи и прочая, и прочая… как ни в чём ни бывало стоял на своем месте, в двух шагах от трона. Одет он был, как и положено по дворцовому этикету, в белые атласные панталоны и роскошный, красный с золотым шитьем бархатный камзол, сверху донизу усыпанный орденскими звездами и увешанный лентами, полагающимся к ним по статуту. (В то время опальный министр был кавалером всех орденов Империи, в том числе - и одним из первых кавалеров ордена Почетного Легиона, учрежденного Наполеоном и являющегося одной из самых престижных наград во Франции и поныне. Но гораздо пикантнее другое: Талейран был также кавалером почти всех (! ) европейских орденов, в том числе и самой престижной награды России - ордена святого Андрея Первозванного. - Прим. авт.)

Император, правда, не ответил на подчеркнуто учтивый поклон Талейрана, но того, судя по всему, это мало занимало, если занимало вообще. Великий притворщик величественно стоял на своем месте, галантно, насколько позволяла покалеченная нога, раскланивался с вельможами, приглашенным на официальную церемонию, и еще более величественно молчал. За весь вечер он не проронил ни слова, однако, как сказали бы китайцы, лица своего не потерял.

Вот что по этому поводу пишет в своих «Мемуарах» сам экс-министр иностранных дел:

«Недоверие ко мне Наполеона и его оскорбления не меняют ничего в истинном положении вещей, и я громко повторяю: никогда не существовало опасных для него заговорщиков, кроме него самого. Тем не менее, в течение последних лет своего царствования он установил за мной самое гнусное наблюдение. Оно одно доказывает невозможность для меня в то время участвовать в заговорах, даже если бы у меня и была к ним склонность».

Вслед за сокрушительным разносом на «императорском ковре» потянулись годы опалы. Судя по всему, Талейрана не столько удручала бессрочная отставка - в его жизни случалось и похуже, сколько то, что он оказался на обочине европейской политики, среди других праздных наблюдателей. Тайная переписка с российским императором продолжалась, но всё более вяло и всё более беспредметно…

Не вызывал оптимизма и постоянно уменьшающийся «золотой запас» самого знаменитого взяточника Европы. Но не потому, что запас был невелик - светлейший князь успел набрать взяток предостаточно, во всяком случае, для любого другого князя, а потому, что Талейран привык жить широко.

Похоже, эти обстоятельства и подвигли Талейрана клянчить деньги у Александра I. На великолепном французском языке, изящно, льстиво и даже задушевно он писал своему августейшему корреспонденту о том, как он, бедный и несчастный, поиздержался, выполняя поручения Его императорского величества, и было бы очень неплохо послать ему немного денег, ну, хотя бы миллиона полтора золотом…

И даже сейчас, два века спустя, можно спорить на что угодно, но несуразная сумма фигурирует в том письме не случайно: хитрец заранее предвидел, что российский император «урежет» затребованное «пособие по безработице», и если пришлет денег, то значительно меньше той суммы, о которой его просил Талейран. Хитроумный политик остался верен себе: чтобы получить нужное, следовало просить больше.

Однако на этот раз вышла осечка. Александр не любил, когда его считали уж совсем за простака, и вместо денег проситель получил безупречный по форме, но ехидный по содержанию ответ: мол, денег Мы прислать не можем, дабы не скомпрометировать светлейшего князя тайными связями с Российской империей. (Талейран, также как и Наполеон, считали русского царя достаточно посредственным государем. - Прим. авт.)

Как там в действительности обстояли дела с «золотым запасом», история умалчивает. Зато доподлинно известно другое: до зимы 1812 года титулованный владелец замка Валансе вел подобающую его статусу светскую жизнь, хотя и с меньшим размахом и блеском, чем до своей отставки.

 

Распрекрасная герцогиня

Была в жизни князя и герцога Беневентского одна поразительно красивая и удивительно умная женщина, которую никак нельзя обойти вниманием. Ее имя - Доротея Саган. (Иоганна Доротея фон Бирон, герцогиня Курляндская и Земгальская, графиня Эдмон де Перигор, герцогиня Саган, герцогиня де Дино, герцогиня де Талейран (1793 - 1862) - младшая дочь последнего курляндского герцога Петра Бирона и графини Доротеи фон Медем, знаменитая аристократка эпохи Александра I. Играла выдающуюся роль при французском дворе в эпоху Наполеона I и Реставрации. - Из Википедии.)

В 1809 г. Талейран знакомится с Анной-Шарлоттой, герцогиней Курляндской, и ее дочерью, красавицей Доротеей. Следует пояснить, что в то время он подыскивал для своего племянника Эдмона достойную партию. Однако Талейран был прекрасно осведомлен о том, что всех родовитых французских аристократок Наполеон придерживал для своих доблестных генералов, и потому невесту для племянника следовала искать подальше от Франции.

Более того, чтобы предупредить возможное противодействие со стороны всесильного императора Франции - Доротея Саган была не только родовитой аристократкой, но и потрясающе красивой женщиной, Талейрану пришлось подстраховаться и подбить на роль свата… самого императора России, Александра I.

Вот как описывает этот эпизод в своих «Мемуарах» сам Талейран:

«В тот период я стремился женить своего племянника Эдмона Перигора. Нужно было действовать так, чтобы мой выбор жены для него не вызвал недовольства Наполеона, не желавшего выпустить из-под своего ревнивого влияния молодого человека, носившего одно из самых громких имен Франции. Он полагал, что за несколько лет до того я способствовал отказу моей племянницы графини Жюст Ноайль, руки которой он просил у меня для своего приемного сына Евгения Богарнэ. Поэтому, какой бы выбор я ни сделал для своего племянника, мне предстояло встретить неодобрение императора. Он не позволил бы мне выбрать невесту во Франции, потому что блестящие партии, которые могли быть в ней заключены, он приберегал для преданных ему генералов.

Итак, я обратил взоры за границу. В Германии и Польше я часто слышал о герцогине Курляндской и знал, что она выделялась благородством чувств, возвышенностью характера, а также чрезвычайной любезностью и блеском. Младшая из ее дочерей была на выданье. (Курляндия - историческая область в западной части Латвии. В 1795 году Курляндия вошла в состав Российской империи... - Из «Большой энциклопедии Кирилла и Мефодия».)

Этот выбор не мог не понравиться Наполеону, так как не лишал партии никого из его генералов, которые все неизбежно получили бы отказ. Он должен был даже льстить его тщеславию, заставлявшему его привлекать во Францию громкие иностранные имена. Это тщеславие побудило его незадолго до того способствовать браку маршала Бертье с одной из Баварских принцесс. Поэтому я решился просить для моего племянника руки принцессы Доротеи Курляндской, а чтобы император Наполеон не мог, передумав или из каприза, взять назад уже данное им одобрение, я склонил добрейшего императора Александра, который был личным другом герцогини Курляндской, самому просить у нее для моего племянника руки ее дочери. Я имел счастье получить ее согласие, и свадьба состоялась во Франкфурте-на-Майне 22 апреля 1809 г.»

После свадьбы молодые поселились в парижском особняке Талейрана, вместе с ними жила и мать Доротеи - Анна-Шарлотта, с которой у хозяина особняка возникла длительная любовная связь. Однако спустя несколько лет, герцогиня Курляндская покинет Париж, а муж Доротеи еще раньше отбудет к месту дислокации своего полка - в Северную Италию. (Эдмон де Перигор добродетелями не отличался: был игроком, мотом и прожигателем жизни. - Прим. авт.)

И именно с того момента принято считать, что между Талейраном и красавицей Доротеей возникли близкие отношения, которые продлятся ни много, ни мало, а четверть века и закончатся только со смертью самого князя Талейрана. (С 1818 года она станет жить отдельно от своего мужа, но брак будет расторгнут только в 1824 году. - Прим. авт.)

Проще говоря, несколько лет прекрасная Доротея одновременно была женой племянника и любовницей его дяди. У блистательной герцогини было несколько детей, но кто являлся их настоящим отцом, история умалчивает.

Но, пожалуй, еще более любопытно другое: старого князя и молоденькую герцогиню (разница в возрасте составляла 39 лет. - Прим. авт.) связывали не только трогательные любовные отношения, но и увлечение европейской политикой. Помимо своих внешних достоинств Доротея оказалась очень умна, старательна, быстро усваивала дипломатическую науку и выказывала в ней незаурядные способности. В этом отношении ей, безусловно, повезло: ее наставником был самый искушенный, хитроумный и опытный дипломат в Европе.

Однако и сама Доротея была весьма одаренной личностью: хорошо владела пером, знала европейские языки и была очень хорошей пейзажисткой. (В 1820 году Прусская Королевская академия искусств устроит её персональную выставку. - Прим. авт.)

Собственно говоря, однажды поселившись в доме Талейранов-Перигоров, Доротея уже никогда не покидала его. Куда бы ни направлялся князь Талейран по частным или служебным делам, его любовница охотно сопровождала его и всегда производила на высший свет европейских столиц неизгладимое впечатление своей красотой, умом, обаянием и искусством вести беседы на самые разные темы. Своим экипажем, гардеробом и украшениями она поражала не только мужчин - что при ее красоте и неудивительно, но и светских дам, чего добиться гораздо труднее. Одетая по последней парижской моде, Доротея Саган отличалась безупречным вкусом и по праву считалась эталоном великосветской изысканности.

Конечно, стареющий князь осыпал молодую красавицу дорогими подарками, исполнял ее милые капризы и ни в чём ей не отказывал. Талейран ничего не жалел для любимой женщины: ни денег, ни бриллиантов, ни даже титулов. (1. Когда в знак признательности за помощь на Венском конгрессе он получит от короля Сицилии герцогство Дино, то передаст новое владение (вместе с титулом) своему племяннику. Соответственно, Доротея Саган станет герцогиней Дино. 2. Дино - остров на юге Италии. - Прим. авт.)

Но вряд ли он смог бы ее удержать подле себя, если бы Доротея не разделяла его главного увлечения - страсти к европейской политике. Более того, из нее князь Беневентский вырастит не только очень способную мастерицу политического кружева, но и найдет в ней свою единомышленницу.

Известно высказывание Талейрана, несомненно, связанное с появлением в жизни старого холостяка этой молоденькой красавицы и умницы:

«Брак это такая чудесная вещь, что нужно думать о нём всю жизнь».

Пройдет всего несколько лет, и князь Талейран вместе с герцогиней Саган отправятся на Венский конгресс, где будет решаться судьба Франции. И вот там-то они в полном блеске продемонстрируют изумленному миру свое виртуозное мастерство в дипломатии, и в еще большей степени - мастерство в сложнейших закулисных интригах.

Поэтому нет ничего удивительного и в том, что значительно позднее, когда Талейран будет назначен послом в Англию, она поедет вместе с ним. Любопытно, но в Лондоне его блистательная любовница будет чувствовать себя более комфортно, чем в Париже, где Сен-Жерменское предместье никогда не позволяло ей забыть, что она иностранка.

Доротея всегда будет рядом с Шарлем-Морисом Талейраном, до самого последнего его вздоха…

Остается добавить, что герцогиня Саган была внучкой всесильного фаворита российской императрицы Анны Иоанновны - графа Бирона (1690 - 1772)

Что и говорить, классик русской литературы прав: «Как причудливо тасуется колода! Кровь! » (Михаил Булгаков, «Мастер и Маргарита»)

 

Крах Французской империи

Если политическое чутье и подвело Талейрана в 1807 году, то спустя 5 лет его давние прогнозы начнут подтверждаться с пугающей неотвратимостью. Начав войну с Россией, непобедимая армия Наполеона будет вынуждена оставить сожженную Москвы и отступать по разграбленной Смоленской дороге.

«Это начало конца», - прозорливо заметил по этому поводу Талейран и не ошибся: это было началом крушения Французской империи.

«...Наполеон, не усматривая впереди ничего другого, как продолжение ужасной народной войны, способной в краткое время уничтожить всю его армию… постигнув, наконец, всю суетность дерзкой его мысли: одним занятием Москвы поколебать Россию, предпринял поспешное отступление вспять. Теперь мы преследуем силы его, когда в то же время другие наши армии… будут содействовать нам к конечному истреблению врага, дерзнувшего угрожать России…» - Из обращения главнокомандующего русской армией М. И. Кутузова к армии 19 (31) октября 1812 г.

Мало того, что европейские державы собирались дать Наполеону решительный военный отпор, так и его измотанную, голодную и страдающую от холодов армию постоянно преследовали русские партизаны и наносили ей весьма значительный урон.

«От великого до смешного - один шаг… Сколько раз мне придется это произносить во время русского отступления. Как хохотала судьба! Солдаты армии, именовавшейся Великой… оборванные, в полусгоревших в Москве шинелях, которые не грели… и поверх шинелей накручено всякое тряпье… Это была не армия, а какой-то грязный сброд… А мороз все крепчал. Единственный талантливый русский полководец, «генерал Мороз», добивал моих солдат, они падали от холода и голода… и умирали прямо на глазах. Но ни ропота, ни слова осуждения я не услышал! Никогда и никому солдаты не служили так, как мне - до последней капли крови, до последнего крика, который всегда был: «Да здравствует император! » - Из книги Эдварда Радзинского «Наполеон: Жизнь после смерти».

В 1814 г. войска антифранцузской коалиции заняли Париж и вынудили Наполеона I отречься от престола. И здесь уже не обошлось без интриг Талейрана, который, как и следовало ожидать, уже представлял политические интересы Бурбонов. Именно благодаря его стараниям и сложным закулисным интригам была восстановлена королевская власть в лице Людовика XVIII. (Людовик XVIII (1755 - 1824), французский король в 1814 - 15 и 1815 - 24, из династии Бурбонов. - Из «Большой энциклопедии Кирилла и Мефодия».)

Вот как это было. Когда Александр I посетил дворец Талейрана в Париже, тот начал убеждать российского императора в том, что народ Франции желает возвращения старой династии. (Император Александр I хотел посадить на престол трехлетнего сына Наполеона, на тот момент - римского короля, с регентством его матери. - Прим. авт.)

- «Как я могу убедиться, что Франция хочет Бурбонов? » - подозрительно спросил царь, на собственном опыте знакомый с уловками лучшего дипломата Европы.

- «Так решит Сенат, Ваше императорское величество. И такое решение я берусь организовать», - заявил Талейран так спокойно и уверенно, как будто бы это решение у него уже лежало в кармане.

И надо отдать ему должное: он выполнит свое обещание.

Сам же Талейран, наблюдая, как вернувшиеся из эмиграции аристократы пытаются возродить порядки, бытовавшие во Франции до революции, весьма скептически заметит: «Бурбоны ничего не забыли и ничему не научились». И как покажет время, его оценка окажется верной…

Трудно сказать, какими мотивами руководствовался лукавый дипломат, неожиданно для всех переметнувшийся под знамена Бурбонов. (Задолго до этих событий, приблизительно в 1808 году, «непотопляемый» министр иностранных дел, которого Наполеон в 1807 году всё же «потопил» - то есть отстранил от должности, установил с королевской семьей в изгнании доверительные отношения. Видимо, уже тогда Талейран, с присущей ему политической прозорливостью, предвидел не только крах Империи, но и реставрацию королевской власти. - Прим. авт.)

Фактически он оказался между двух огней: кто бы ни оказался на престоле: малолетний Наполеон или престарелый Людовик, лично ему ничего хорошего это не обещало. Но так как Талейран открыто перешел на сторону Бурбонов, более того - именно благодаря его интригам, новым монархом Франции стал Людовик XVIII, а не малолетний сын Наполеона, то самому Талейрану пока ничего другого не оставалось, как и дальше поддерживать реставрацию Бурбонов.

При этом нужно добавить, что Наполеон призывал Талейрана под свои знамена. Однако его бывший министр иностранных дел простаком никогда не был, на его соблазнительные посулы не поддался и на службу к Бонапарту не вернулся. Да и зачем, если еще в 1807 г. он предсказывал крах его Империи?

 

Венский конгресс

Летом 1814 г. князь Талейран, в качестве главы официальной французской делегации, был направлен на конгресс в Вену, где решались важнейшие европейские проблемы, в том числе - территориальные претензии к Франции, а также взаимные претензии стран-победительниц друг к другу.

Вместе со светлейшим князем Беневентским приехала и блистательная герцогиня Саган. Пикантность ситуации заключалось в том, что являясь супругой его племянника, она открыто поселилась с его дядей в прекрасных апартаментах одного из венских дворцов, специально предоставленных этой паре для проживания.

Явное игнорирование светских норм приличия нередко вызывало в высшем обществе скандал, однако Венский императорский двор безмолвствовал, понимая, как много будет зависеть от самого маститого дипломата Европы.

В том роскошном дворце Доротея Саган принимала титулованных аристократов с самими громкими именами, съехавшихся в Вену со всей Европы. Она умело вела переговоры и получала ценную дипломатическую информацию, покоряя всех своей красотой и изысканностью парижских туалетов. (Для участия в конгрессе в Вену съехались 2 императора, 4 короля, 2 наследных принца, 3 великих герцогини, 215 представителей княжеских домов, а также весь цвет европейской дипломатии. Россию на конгрессе представлял император Александр I… - Из «Большой энциклопедии Кирилла и Мефодия».)

Неотразимо красивая и обаятельная Доротея с блеском справлялась со своей непростой ролью, и ее помощь в закулисных интригах Венского конгресса была неоценима. Однако, Талейрану, как представителю побежденного государства и бывшему сановнику поверженной империи, не смотря на весь его огромный опыт, было очень трудно продвигаться к намеченным целям. И не только потому, что предстояло решать сложнейшие межгосударственные проблемы, на которые у каждой из сторон были свои виды, но и потому, что позиции Франции были слабы как никогда.

«Валяйтесь у них в ногах... но никогда не будьте в их руках», - инструктировал французскую делегацию самый опытный и коварный дипломат Европы.

Сам же светлейший князь и владетельный герцог Беневентский держался на Конгрессе с поразительным достоинством и своей легендарной невозмутимостью. А между тем, было от чего прийти в отчаяние, так как каждая из европейских держав преследовала свои собственные интересы, нисколько не считаясь с побежденной Францией.

А именно: Пруссия рассчитывала заполучить левый берег Рейна и Саксонию, Россия - земли герцогства Варшавского. Правда, остальные державы всячески противились подобному усилению Пруссии и России, однако тоже имели свои «шкурные интересы»: Австрия стремилась закрепить свое господство в Германии, а Англия рассчитывала оставить за собой захваченные ею заморские колонии, как французские, так и голландские.

3 января 1815 Австрия и Англия заключили между собой секретный договор, целью которого было помешать присоединению Саксонии к Пруссии, а Польши к России.

«Я мог надеяться только на то, что между державами возникнут разногласия, - пишет Талейран в своих «Мемуарах», - когда дело дойдет до дележа обширных территорий, оказавшихся вследствие войны в их распоряжении: каждая из них желала либо получить для себя, либо дать зависящим от нее государствам значительную часть завоеванных земель. В то же время все желали исключить из участия в разделе те государства, чрезмерная независимость которых внушала им опасения. Эта борьба не давала мне, однако, повода детально вникнуть в дела, потому что державы заключили предварительные соглашения, предопределявшие судьбу самых важных областей. Для того, чтобы добиться изменения этих соглашений или же заставить державы совершенно от них отказаться… нужно было не только уничтожить предубеждения, не только отвергнуть притязания и подавить честолюбие, - нужно было заставить аннулировать то, что было решено без участия Франции».

Что и говорить, перед французской делегацией стояли чрезвычайно сложные задачи. Более того, до сих пор не было примеров, чтобы, империя, грабившая и разорявшая многие европейские страны в течение двух десятков лет, не подверглась бы ответному разграблению и не лишилась бы части своих исконных земель. Это как минимум. В худшем случае - если странам-победительницам удастся договориться между собой, они могли растащить поверженную империю по частям, то есть - можно было лишиться и самой государственности.

В отличие от других делегаций, французы прибыли на Конгресс фактически «с пустыми руками»: у Франции не было ни боеспособной армии, ни союзников, ни денег… Не было даже политической общности: одни хотели жить в республике, другие - в империи, третьи - в королевстве. И тем не менее, князь Беневентский вел себя так, словно Франция была победившей, а не проигравшей стороной. Более того, французская делегация выступила с совершенно неожиданными инициативами…

Вот требования, которыми Талейран весьма озадачил монархов и их министров, а заодно - заметно сбил с них спесь:

Во-первых, самый хитроумный дипломат Европы выдвинул «принцип легитимизма», на основе которого отныне должно быть построено всё (! ) международное право. (От лат. legitimus - законный. - Прим. авт.)

Даже сейчас, два века спустя, нетрудно представить возмущение его коллег из других стран: в зале заседаний стоял гул, временами заглушавший слова оратора.

В действительности же, столь необычная для Талейрана позиция понадобилась вовсе не потому, что его беспокоили какие-то там принципы - он был абсолютно беспринципным человеком, а для того, чтобы обеспечить сохранность территории Франции в тех границах, которые она имела до начала революционных и наполеоновских войн. В сложившейся политической ситуации «принцип легитимизма» был чрезвычайно выгоден именно Франции, не имеющей сил для сопротивления враждебной ей коалиции. (Талейран, витийствуя о легитимизме, в действительности придерживался прямо противоположных взглядов, которые вообще отрицали какие-либо принципы: «В политике нет убеждений, есть обстоятельства». - Прим. авт.)

Во-вторых, Франция признает лишь те решения, которые будут приняты на пленарных заседаниях Конгресса в присутствии представителей всех держав. Это требование было связано с тем, что антифранцузская коалиция никого в свой «клуб» не допускала, даже те страны, которые сильно пострадали от агрессии Франции. (Сравните в этой связи и высказывание самого Талейрана: «Лучший способ сбросить правительство - это войти в него». - Прим. авт.)

В-третьих, Франция настаивает на том, чтобы Польша была восстановлена либо в границах 1805 года, либо по ее состоянию до первого раздела.

В-четвертых, Франция не согласится ни на расчленение, ни на лишение самостоятельности Саксонии…

Последние два требования поставили победителей перед неразрешимой загадкой: на кой чёрт Талейрану далась та Польша за компанию с Саксонией, если судьба самой Франции висела на волоске?!

Александр I, раздраженный неожиданными инициативами французской делегации, а в еще большей степени - величаво небрежным, вальяжным поведением князя Беневентского, всем своим видом демонстрирующим безмятежное спокойствие и уверенность в успехе своей миссии, так выразил свое недовольство:

«Талейран тут разыгрывает из себя министра Людовика XIV».

Однако Талейран действовал с такой непостижимой ловкостью, что сумел пролезть в так называемый комитет четырех, куда входили Англия, Австрия, Россия и Пруссия. Теперь, вместе с Францией, он превратился в комитет пяти, и гений политической интриги получил возможность влиять на его решения.

Участников же Конгресса больше всего возмущало то, что Талейран, без малейших угрызений совести продавший легитимную монархию и церковь, а также нелегитимную революцию, Директорию и Империю, теперь пытается навязать им игру по своим правилам. Но еще больше их бесило то, что о принципе легитимности заговорил тот самый политик, который с помощью лично подготовленных им договоров кроил и перекраивал карту Европы в угоду Франции, вероломно уничтожая и топча всякое подобие международного права.

Наглость, не имеющая прецедентов в истории дипломатии: упреки в неэтичности и нелегитимности их позиций им высказывал самый беспринципный политик во всей Европе! Его оппоненты не верили своим ушам, в крайнем изумлении слыша, что столь нелицеприятную критику в их адрес высказывает тот самый князь Талейран, который эти самые принципы не ставил и в грош, и которого европейские газеты в каких только грехах и пороках ни обвиняли. (Впрочем, обвиняли с одинаковым успехом: светлейший князь не считал нужным как-то реагировать на все те публичные обвинения, и потому надменно игнорировал любые выпады в свой адрес, чем, кстати, доводил прессу до «белого каления». Одних карикатур на него нарисовали столько, что можно было открывать персональную выставку, посвященную «хромому чёрту» и «отцу лжи». - Прим. авт.)

Пока победители ломали голову над неожиданной стратегией французской делегации и «грызлись» из-за областей Польши и Саксонии - что, несомненно, было коварной ловушкой, приготовленной для них хитроумным Талейраном, тот успел сплести целую сеть сложнейших интриг, направленных на то, чтобы настроить Россию и Пруссию против Австрии и Англии.

Более того, он так ловко повел дело, что внушил европейским державам серьезные опасения: теперь вместо имперской Франции они получат еще более могущественного и ненасытного врага - Российскую империю.

Как и рассчитывал в своих многоходовых комбинациях Талейран, Пруссия, претендующая на Саксонию, и Россия, не желающая отказываться от польских земель, своей политической недальновидностью и откровенной алчностью только подыграли ему и тем самым заставили европейские державы всерьез опасаться возросшей мощи Российской империи.

 

Женщина в чёрном

По количеству всевозможных интриг Венский конгресс вообще не имел себе равных. И в большинстве из них Талейран прямо или косвенно принимал незримое, но весьма деятельное участие.

Впрочем, не интриговал там только ленивый. Даже свергнутый Бонапарт, и тот пытается вмешаться в большую политику. С этой целью он, раздобыв копию секретного сепаратного договора между Австрией и Англией, пересылает его Александру I, тем самым рассчитывая внести раскол в ряды своих противников. Однако эта акция не дает нужного ему результата: существующий раскол между державами заметно больше или острее от этого не становится. (Наполеон открыто высказывал сожаление по поводу того, что в свое время отправил князя Беневентского в отставку: будь Талейран на его стороне, то он помог бы ему выпутаться из столь безнадежной ситуации. И уж во всяком случае, тот сумел бы использовать такой козырь, как секретный Англо-австрийский договор, причем с несравненно лучшем результатом. - Прим. авт.)

Сам же князь Беневентский, не смотря на свою феноменальную способность с одного взгляда проникать в суть самых сложных и запутанных проблем, просмотрел одну опасность, угрожающую лично ему.

Дело в том, что на Венском конгрессе присутствовала вдовствующая принцесса Ольденбургская, скрывающая свое лицо под густой вуалью. Одетая во всё черное - не так давно она похоронила своего мужа, она внимательно следила за выступлениями главы французской делегации. Если бы не вуаль, то от ее испепеляющего взгляда содрогнулся бы даже славящийся своей невозмутимостью Талейран: столько ненависти было в ее глазах…

Здесь, конечно, следует сделать необходимые пояснения. Принцессой Ольденбургской она стала, когда вышла замуж, в девичестве же она была великой княжной из дома Романовых - это была Екатерина Павловна, родная сестра императора России Александра I.

С младых лет она была умна и очень красива, но чрезмерно честолюбива, своевольна и надменна. Было ли это стечением обстоятельств или, и в самом деле, она родилась под несчастливой звездой, но судьба была к ней неблагосклонна. Когда ей было всего 13 лет, ее едва не выдали замуж за принца Вюртембергского. Однако внезапная смерть ее отца, императора Павла I, расстроила эти планы. Так она не стала принцессой Вюртембергской.

Когда ей минуло 18, ее снова хотели выдать замуж, на этот раз за австрийского императора Франца. И снова неудача. На этот раз виновата оказалась политика, причем дважды.

Во-первых, это не устраивало Францию, которая постоянно воевала с Австрией, неизменно одерживала над ней победы и захватывала ее земли. Такой брак мог подвигнуть императора Александра на ненужные Парижу «подвиги»: например, оказывать Вене более значимую военную помощь. И Наполеон, и его министр иностранных дел Талейран прекрасно это понимали. Поэтому Талейран расстроил намечавшийся брак, как нежелательный для интересов Французской империи.

Во-вторых, император Александр сам не желал сближения с Австрией, но мотивировал свой отказ иначе: мол, жених так себе, слишком много у него недостатков… И не смотря на то, что Екатерина умоляла Александра выдать ее замуж за Франца, августейший брат остался непреклонен. Так она не стала императрицей Австрии.

Сватались к ней и эрцгерцоги австрийские, Фердинанд и Иоанн. Снова не сложилось. Так она не стала эрцгерцогиней австрийской.

Но был в ее жизни еще один шанс, шанс редкостный и завидный: стать императрицей самой блистающей европейской державы - Франции. (В 1808 г. император Наполеон всё еще не имел наследника, так как его супруга Жозефина уже не могла иметь детей. Поэтому он собирался с ней развестись и жениться вторично: этого требовали интересы Империи. - Прим. авт.)

Самому Бонапарту великая княжна Екатерина, красавица и умница, нравилась, и казалось, всё шло к свадьбе… Но снова вмешалась политика: такой брак не устраивал одного из самых влиятельных и коварных вельмож Франции - князя Талейрана, который на тот момент уже не был министром иностранных дел. (Это отодвигало на неопределенный срок уже ожидаемое им крушение Французской империи. И вот почему: Наполеон, став зятем Александра, вполне мог подбить простоватого русского царя но новый передел Европы между собой, что неизмеримо упрочило бы Францию и, соответственно, ее императора. Мог Наполеон подбить своего нового родственника и на войну с Англией, исход которой, с учетом того, что в вооруженный конфликт будет вовлечен и русский военный флот, был бы неясен. Но и в том, и в другом случае, Талейран надолго бы остался не у дел, прозябая в декоративной должности великого вице-электора Французской империи. - Прим. авт.)

Благодаря закулисным интригам Талейрана тот брак не состоялся, и Наполеон взял себе в жены дочь австрийского императора Франца. Так Екатерина не стала императрицей Франции.

В конце концов она вышла замуж за принца Ольденбургского, человека малозначительного, но ей преданного и находящегося полностью под ее влиянием. (Во время описываемых событий Ольденбург был герцогством, в настоящее время - округ в земле Нижняя Саксония, ФРГ. - Прим. авт.)

Видимо поэтому, герцог Ольденбургский остался в России и был назначен генерал-губернатором Новгородской, Тверской и Ярославской губерний.

Екатерина была страстной, увлекающейся и очень энергичной натурой. Об этом говорит следующий факт: в Отечественную войну 1812 г. она добилась, чтобы из ее удельных крестьян был сформирован «егерский великой княжны Екатерины Павловны батальон», который впоследствии неоднократно участвовал в серьезных боях.

Было у Екатерины и увлечение, нетипично для аристократок: она настолько увлеклась политикой, что Александр I часто с ней советовался по таким вопросам. Ее влияние на брата было настолько очевидно, что с этим были вынуждены считаться все европейские государи.

После смерти в 1812 г. своего супруга, принца Ольденбургского, Екатерина Павловна сопровождала Александра I в его военных походах против Наполеона. (Какое-то время она жила в Лондоне, где своим высокомерным и бестактным поведением содействовала тому, что на Венском конгрессе английское правительство займет позицию, враждебную интересам России. - Прим. авт.)

История умалчивает, каким образом ей стало известно о вмешательстве в ее судьбу Талейрана, но, скорее всего, она все-таки вызнала об этом у своего августейшего брата. На Венском конгрессе ей было не до высокой политики: она глаз не спускала со своего злого гения.

«Так вот кому я обязана тем, что не вышла замуж за Наполеона, - думала она, с ненавистью поглядывая на князя Талейрана. - Мне много рассказывали о его коварстве и вероломстве, да не всему я верила. Думала, наговаривают люди… Теперь верю: именно под такой невзрачной личиной и должен скрываться самый отъявленный негодяй, мерзавец и подлец, который когда-либо жил на белом свете».

Она отыскала взглядом сидящую в зале герцогиню Курляндскую, его утешительницу в делах любовных и наперсницу в делах политических, и нехорошо усмехнулась:

«Хороша стерва, и даже - слишком, тут уж ничего не скажешь. Одета роскошно, но с большим вкусом - даже я не смогу придраться, - она завистливо вздохнула. - Престарелый любовник не жалеет для нее средств: вся в брильянтах… К тому же говорят, что она не только умна, но, как и я, увлекается политикой».

«Ничего-ничего, - в ее взгляде вспыхнула неугасимая ненависть помноженная на женскую зависть, - я найду способ отомстить за ту подлость, когда этот мерзавец вмешался в мою судьбу, и я не стала французской императрицей. Найду!..»

Она сравнила свои драгоценные камни с бриллиантами Доротеи Саган и осталась недовольна таким сравнением: бриллианты герцогини могли украсить корону какого-нибудь небольшого королевства.

«Хорошо бы, рассорить любовников, - Екатерина бросила ненавидящий взгляд в сторону герцогини. - Впрочем, - поправилась она в своих мыслях, - в этом немного проку: князь слишком богат, и потому спальня в его дворце недолго будет оставаться без новой молоденькой красотки. Найдет другую герцогиню, маркизу или графиню, только и всего. Ему даже искать не надо, - еще раз поправилась она в мыслях, - многие титулованные шлюхи только и мечтают оказаться в его постели».

«Нет, тут надо действовать иначе, - обжигающий взгляд вдовствующей принцессы метнулся в сторону своего коварного врага, - надо нанести удар в самое болезненное его место. У него много пороков и страстей - куда как слишком много для одного человека, но главная страсть его жизни - дипломатия. Если на Конгрессе князь добьется успеха, то Людовик непременно предложит ему портфель министра иностранных дел».

«Следовательно, - на ее губах мелькнула злая усмешка, - нужно лишить его той должности. Правда, Талейран считается непотопляемым министром - этот мерзавец уживается с любой властью, - но я клянусь, что не прощу интригану его давней подлости. Я его утоплю! И в этом мне поможет не только моя заступница - святая Екатерина, но и мой братец, который тоже причастен к моим несчастьям, и, стало быть, просто обязан мне помочь…»

 

Триумф Талейрана

13 марта 1815 года представители европейских держав, собравшиеся на Венском конгрессе, приняли историческое решение: они объявили Наполеона Бонапарта «вне гражданских и общественных отношений», «врагом и возмутителем мирового спокойствия». Казалось бы, он был обречен…

Но это только казалось: неделю спустя Наполеон совершает беспрецедентно дерзкий побег с острова Эльба, чем вносит грандиозное смятение в умы европейских монархов и политиков. Тут действительно было, о чём задуматься: свергнутый узурпатор по пути в Париж легко собирает под свои знамена целую армию и без единого выстрела возвращает себе престол. Людовик XVIII и его двор позорно бежали, а многие его бывшие сановники и полководцы переметнулись на сторону мятежного императора. (К примеру, Фуше снова возглавил министерство полиции. - Прим. авт.)

Однако Талейран, обладавший огромным опытом и феноменальным политическим чутьем, воздержался от заманчивых предложений Наполеона. И оказался прав: второе царствование великого корсиканца продолжилось всего лишь «Сто дней». («Сто дней», время вторичного правления императора Наполеона I во Франции (20 марта - 22 июня 1815) после его бегства с о. Эльба. - Из «Большой энциклопедии Кирилла и Мефодия».)

Чтобы заставить Наполеона Бонапарта вторично отречься от власти, нужно было победить его на поле сражения. Это и произошло в знаменитой битве при Ватерлоо. (1. Waterloo, населенный пункт в Бельгии, южнее Брюсселя, где 18 июня 1815 г. англо-нидерландские войска разгромили армию Наполеона. - Из «Большой энциклопедии Кирилла и Мефодия». 2. После поражения под Ватерлоо и отрешения от власти, Наполеон Бонапарт был сослан на богом забытый остров в Тихом океане - остров Святой Елены, где и умер пленником англичан в 1821 г. - Прим. авт.)

Летом 1815 г. - после окончании пресловутых «Ста дней», официальная французская делегация во главе с Талейраном продолжила свою работу на Венском конгрессе.

Проиграв «саксонский вопрос» - частично, и «польский» - вчистую, Талейран, как ни странно, переиграл всех дипломатов и государей. (Часть Саксонии, не смотря на все старания французской делегации, всё же отошла Пруссии, Польша же изначально предназначалась в жертву рискованной политической игре. - Прим. авт.)

Совершенно невероятно, но факт: он не допустил того, чтобы победители растащили поверженную Империю по кускам. (Франция лишалась всех территориальных завоеваний в Европе, но осталась в своем довоенном виде - то есть в границах 1792 г. - Прим. авт.)

Поразительно, но это тоже факт: пока европейские державы грызлись за польские и саксонские «сахарные косточки», Талейран за свое содействие в решении запутанных территориальных проблем получил от баденского герцога 1 млн., а от короля Саксонии - 5 млн. франков золотом! (Тот лишился гораздо меньшей и гораздо менее ценной части своего королевства, чем следовало бы ожидать. Не менее интересно и то, что Талейран принял от саксонского короля взятку с тем же величаво небрежным, незаинтересованным видом, как и в 1807 году, когда отговорил Наполеона грабить знаменитую на всю Европу Дрезденскую картинную галерею. - Прим. авт.)

Неплохой куш перепал Талейрану и из-за интриг с престолом обеих Сицилий: в его бездонном кармане исчезли еще 6 млн. франков.

Словом, как только светлейший князь и владетельный герцог Беневентский оказался в своей стихии, то он виртуозно начал разруливать запутанную ситуацию, не забывая при этом и о своих собственных интересах. (Любопытно, но и после Венского конгресса Англия, Австрия, Пруссия да и многие другие европейские государства предпочтут иметь дело именно с Талейраном. И это не смотря на то, что при Директории, Консульстве или Империи именно этот человек «вертел» европейской политикой как хотел и при этом никогда не забывал о своих собственных интересах, вымогая и получая с европейских государей многомиллионные взятки, которые клал в свой воистину бездонный карман. - Прим. авт.)

Однако самое невероятное достижение коварного Талейрана заключалось в том, что ему удалось не только разобщить победителей и заставить их с подозрением относится друг к другу, но и сколотить тайный политический союз с Великобританией и Австрией, направленный против России и Пруссии!

Не надо быть политиком, чтобы понять простые вещи: Талейран был гениальным дипломатом и не менее гениальным взяточником.

«Князь Талейран оттого так богат, что всегда продавал всех тех, кто его покупал! » - заходились в истерии европейские газеты, в том числе - и французские, не понимая всей тонкости, сложности и масштабности политических процессов, которые тихой сапой подводила и «продавливала» французская делегация под мудрым руководством гения закулисных интриг.

Летом 1815 г. князь Талейран, наряду с полномочными представителями Австрии, Англии, России, Пруссии и Швейцарии, подписывает «Заключительный акт» Венского конгресса. И его подпись закрывает целую эпоху не только в истории Франции, но и в истории Европы.

Говорят, что после этого Наполеон выразил сожаление о том, что не успел повесить своих лучших министров: Талейрана и Фуше. И якобы добавил при этом: «Я оставляю это дело Бурбонам». (Бурбоны не оправдают его надежд: пять лет спустя Фуше умрет в изгнании, Талейран же доживет до преклонных лет. - Прим. авт.)

- «Скажите, князь, как вам удалось пережить столько смен власти? » - спросил Талейрана Людовик XVIII после Венского конгресса.

- «Сам не знаю… - неподражаемо безмятежно и спокойно ответил Талейран. - Видимо, я приношу несчастье тем правительствам, которые мной пренебрегают».

Что и говорить: блестящий ответ великого дипломата!

Вряд ли недалекий король и его столь же недалекое окружение поняли скрытое в ответе предупреждение самого хитроумного политика за всю историю дипломатии. Однако положение самого Людовика было чрезвычайно шатким, и ему ничего не оставалось, как назначить Талейрана сразу на две важнейших должности в Правительстве: премьер-министром и министром иностранных дел. (Пресловутые «Сто дней» Наполеона являются лучшей иллюстрацией к сказанному. - Прим. авт.)

 

Вместо эпитафии

На закате своей жизни Талейран совершает еще один неожиданный оверштаг: он пишет покаянное письмо понтифику, в Ватикан. Что, конечно же, бестактно, если не сказать - беспардонно. Однако результат точно просчитанной акции ошеломителен: хитроумный дипломат умудряется не только примириться с католической верой и вернуться в лоно Церкви, но даже получить прощение от папы римского!

Очередной парадокс: Его святейшество явил милосердие и простил епископа-расстригу, который когда-то лишил Галликанскую церковь земельных угодий и, соответственно, нанес ей колоссальный материальный ущерб. (Несомненно, Ватикан зачёл Талейрану его участие в подготовке и заключении Конкордата 1801 г. - Прим. авт.)

Его соотечественники, долгие годы считавшие, что душе закоренелого безбожника не спастись от когтей дьявола, были в полном недоумении. Однако за словом в карман не лезут, и французские газеты снова заходятся в истерии:

«Князь Талейран всю жизнь обманывал бога, а перед смертью вдруг обманул сатану! »

***

Незадолго до своей смерти, светлейший князь прощается с дорогими ему местами в Париже. Он посещает дом, где родился, церковь, где его крестили, коллеж, где учился…

В мае 1838 г. в возрасте 84 лет Шарль-Морис де Талейран-Перигор скончался. Он умер в том самом парижском дворце, где когда-то принимал Александра I - в особняке на улице Сенфлорентан. (В настоящее время там располагается Посольство США. - Прим. авт.)

Светлейший князь без мучений умер в своей постели, оставаясь в здравом уме и твердой памяти, до последнего часа сохраняя свое легендарное спокойствие и безмятежность духа. И даже на смертном одре лукавый царедворец остался верен себе: когда король Луи-Филипп пришел проститься с умирающим, тот уже коснеющим языком отпустил Его величеству последний в своей жизни светский комплимент. (Визит короля пришелся на последний день жизни светлейшего князя Беневентского. - Прим. авт.)

Невероятно, но факт: монархи других европейских стран отказывались верить в смерть Талейрана!

«Что на этот раз задумал старый интриган? Зачем это ему потребовалась умирать? » - ломали они голову над непостижимо загадочной вестью, казавшейся им верхом коварства.

Однако в этот раз их подозрения не оправдались: непревзойденный хитрец умер от старости, на 85-ом году своей долгой и удивительной жизни.

Что же касается блистательной Доротеи Саган, то в благодарность за любовь, заботу и преданность, она унаследует не только огромное состояние светлейшего князя Талейрана, его недвижимое имущество, но и его титулы. (В последующие годы у нее будет ещё несколько могущественных любовников, сама же она прославится как потрясающая соблазнительница. - Прим. авт.)

Можно, конечно, сомневаться в искренности ее чувств - она ведь четверть века была любовницей самого циничного и аморального человека в Новой истории Европы, однако тут тоже есть одно «но». Дело в том, что она завещала похоронить свое сердце в могиле Талейрана. И это исторический факт… (В том желании ей будет отказано, и ее похоронят в имении Саган, рядом с её близкими родственниками. - Прим. авт.)

***

Догадывался ли Талейран, что тоже войдет в историю Франции, как один из выдающихся государственных деятелей той бурной эпохи? Несомненно. Именно поэтому потомственный аристократ пересилит свое отвращение к рутинной работе и засядет за написание многотомных «Мемуаров», а также примирится с католической церковью. (На это его подвигла его добрая фея - герцогиня Саганская, которая из подобных политических соображений не только приняла католичество, но и занялась благотворительностью. - Прим. авт.)

Кстати говоря, его желание - опубликовать «Мемуары» спустя 30 лет после своей смерти - вовсе не прихоть и тем более не блажь выжившего из ума старика. Всё гораздо проще: к тому времени из живых свидетелей почти никого не останется, следовательно, трудно будет уличить автора в подтасовках «тщательно отредактированной» истории его жизни.

«Я всегда был человеком, наиболее в моральном отношении дискредитированным, - сетовал Талейран незадолго до своей смерти, - какой только существовал в Европе за последние сорок лет».

В этой фразе тоже можно усмотреть лукавство: он был самым дискредитированным человеком едва ли не за последние четыреста лет. Но, как и любой другой политик, хотел реабилитировать себя в глазах потомков.

Впрочем, Талейран в любом случае остался бы в памяти изумленного человечества. Хотя бы потому, что еще знаменитый партизан Отечественной войны 1812 года, Денис Давыдов, прозорливо заметил, что все, кто так или иначе был причастен к свершениям «раздавателя славы», Наполеона, «автоматически попадали в историю».

Вот его слова:

«Историческое бессмертие обеспечено прежде всего тем, кто связал свою деятельность с деятельностью этого «раздавателя славы».

И надо заметить, что Денис Давыдов окажется прав: имена маршалов и министров Наполеона, имена государей той бурной эпохи, также как и их вельмож навсегда останутся в истории Европы.

***

Величайший в истории человечества дипломат похоронен в своем любимом имении - в Валансе. И в этом не было бы ничего удивительного, если бы не одно «но». Дело в том, что на могиле нет эпитафии. Вот что написано на его надгробном камне:

«Здесь покоится тело Шарля-Мориса де Талейрана-Перигора, князя Талейрана, герцога Дино, родившегося в Париже 2 февраля 1754 г. и умершего там же 17 мая 1838 г.»

Талейран остался верен себе: он умел удивлять людей при жизни, но продолжает удивлять и после своей смерти.

Почему? Ну, хотя бы потому, что ему принадлежит немало знаменитых афоризмов, которые разошлись по всему миру и которые могли бы украсить могилу любого политика. Например, - такой блестящий афоризм:

 

«Язык дан человеку, чтобы скрывать свои мысли».

Или такой:

«Есть штука пострашнее клеветы. Это - истина».

А истина горька и досадна: за истекшие века род человеческий не стал ни лучше, ни добрее, ни честнее. И добавить к этому, к сожалению, нечего.

Вот потому-то на могиле Талейрана и нет никакой эпитафии: он слишком презирал людей, чтобы обращаться к ним даже после своей смерти…

Виктор Аннинский,

декабрь 2010 г. (в редакции от 4 февраля 2015 г.)

Послесловие автора

Настоящий очерк не претендует на историческую полноту или объективность - история жизни любого государственного деятеля необъективна по определению, однако он позволяет в достаточно сжатом виде познакомить читателя с биографией величайшего дипломата когда-либо жившего на свете, а также в какой-то мере раскрыть его крайне необычный внутренний мир.

Автор включил в сравнительно небольшую работу огромное количество афоризмов, мыслей Талейрана, а также цитат, энциклопедических справок и воспоминаний современников о нем. И это неслучайно: хлесткие афоризмы светлейшего князя Беневентского, похожие на пощечины всему французскому обществу, и завистливые, ядовитые, а часто и недоуменные реплики его современников раскрывают внутренний мир непревзойденного гения интриги и непревзойденного взяточника гораздо ярче и убедительнее, чем доступные читателю, весьма пространные статьи и книги о нем, а уж тем более - «Мемуары» самого Талейрана.

Чтобы не путать читателя и не загромождать изложение событий и без того сложной эпохи, герои и героини очерка наделены теми дворянскими титулами, под которыми они вошли в историю. То есть - их титулы приведены без учета хронологии, когда они в действительности наследовали свои титулы от родителей или других родственников. Например, Доротея представлена герцогиней Саган почти с самого начала повествования, хотя в действительности она ей стала только в 1838 году, когда унаследовала герцогство Саган от своей сестры.

Автору настоящего очерка потребовалось немало сил и стараний, чтобы достаточно сжато, но в то же время образно рассказать о жизни Талейрана, его современниках и той бурной эпохе, которая была так богата на грандиозные исторические события. Что из этого получилось - судить читателю.

***

Виктор Аннинский

Источник: https: //www.litprichal.ru/work/211962/

 

Талейран, непревзойденный гений интриги. Исторический очерк.

 

Виктор Аннинский

Аристократ по рождению, епископ по недоразумению, министр по призванию… - да, это тот самый Талейран, который еще при жизни стал легендой. В историю дипломатии он вошел как величайший виртуоз политической интриги, и в то же самое время - как феноменально беспринципный человек, в грош не ставящий моральные запреты.

Современники считали его ходячей коллекцией всех людских пороков. И по большому счету, они были правы: Талейран был льстивым царедворцем и в то же самое время - расчетливым предателем, он был надменным циником и ловким политиком, ненасытным взяточником и щедрым любовником... Он любил деньги, роскошь, красивых женщин, обожал предметы искусства, азартные игры, коллекционные вина, изысканную французскую кухню…

Ему принадлежит немало поразительных «рекордов», которые уже два века никто не может повторить, а тем более - превзойти. И маловероятно, что такой человек как Талейран, родится в течение следующих двух или трех веков: его ум настолько же феноменален, насколько его личность порочна.

 

Хромой чёрт

Шарль-Морис де Талейран-Перигор родился в обедневшей, но очень знатной аристократической семье, упоминавшейся в хрониках Французского королевства с X века. (Сharles Maurice de Talleyrand-Perigord (1754 - 1838) - епископ Отенский, князь и герцог Беневентский, граф Дино, министр иностранных дел при Директории, в период Консульства и империи Наполеона I, при Людовике XVIII… Пэр Франции, один из самых выдающихся дипломатов, мастер тонкой дипломатической интриги... - Из энциклопедических словарей.)

Так как его родители постоянно жили при дворе короля Людовика XV, то воспитанием мальчика они не занимались. В детстве Шарль-Морис, по недосмотру кормилицы, получил серьезное увечье ноги, что делало для него военную карьеру - обычное поприще для мужчин их семьи - невозможной. Поэтому, окончив парижский коллеж д`Аркур (в свое время там учились Дидро, Расин, Буало и др. известные люди эпохи Просвещения. - Прим. авт.), он учится в духовной семинарии и в самом престижном университете Франции - в Сорбонне.

Духовная карьера мало занимала потомственного аристократа, так как изначально она была предопределена: его родной дядя был архиепископом в той же епархии, где будущий аббат начнет свою карьеру. Еще меньше Шарля-Мориса Талейрана интересовало богословие: он всегда мечтал о государственной службе, к которой, увы, оказался негоден по состоянию здоровья. Что касается влияния на него родителей, то они его не любили и не вмешивались в его воспитание, ограничиваясь общими замечаниями, как следует вести себя потомственному аристократу в высшем свете, с этой целью они каждое воскресенье приглашали его к обеду.

Поэтому нет ничего удивительного в том, что еще с юных лет семинарист соблюдает внешние приличия: он безукоризненно, хотя и бедно одет, отменно учтив и галантен, но при всём при том, он игнорирует светскую мораль, ведет довольно разгульный образ жизни и начинает увлекаться картами, вином и женщинами. (Этим страстям он останется верен до конца своей жизни: он навсегда останется ценителем красивых женщин и изысканных вин, и почти до самой смерти останется очень умелым, опытным и везучим игроком. - Прим. авт.)

Его первые любовницы не были аристократками, однако они помогли ему избавиться от одного застарелого комплекса: Талейран понял, что, не смотря на свое увечье, он может нравиться женщинам. (Ему было трудно не только ходить, но и стоять, и потому трость была для него совершенно необходимой вещью. - Прим. авт.)

Одна из его очередных любовных интрижек, на этот раз с красивой актрисой, неожиданно растянулась на целых два года.

- Меня заставили стать актрисой… - призналась актриса еще в первую встречу. - Я не выношу театр.

- Откровенность за откровенность, - отвечал будущий аббат, любуясь красотой ее обнаженного тела, - я не выношу церковь…

Чтобы встретиться со своей возлюбленной, будущий дипломат едва не каждый день придумывал мыслимые и немыслимые предлоги, чтобы улизнуть из семинарии. Это послужило ему хорошей школой, и уже тогда он начал проявлять свои незаурядные способности: ему приходилось быть и лжецом, и артистом, и лицемером, и клятвопреступником…

Любопытно и одно из высказываний Талейрана, в котором, судя по всему, отразился его личный опыт, приобретенный еще в юности:

«Бойтесь первого движения души, потому что оно, обыкновенно, самое благородное».

Длительность того любовного увлечения указывает и на другое важное свойство его характера - скрытность. В противном случае он не смог бы в течение двух лет морочить голову и своим наставникам, и своим товарищам по семинарии.

Его карьера была успешной: в 21 год он становится аббатом, а в 26, занимая пост генерального викария духовенства, становится своего рода «министром финансов» Галликанской (Французской) церкви. В 34 - он уже епископ Отенский. В этом ему покровительствовал не только его родной дядя, архиепископ Реймсский, но и его любовницы из высшего света, пользующиеся влиянием при королевском дворе. (Родной дядя Талейрана занимал в то время весьма важные посты: был архиепископом Реймсским, затем кардиналом и архиепископом Парижским. А так как для рукоположения в сан епископа требовалось согласие короля, то влияние любовниц Талейрана при дворе Людовика было весьма кстати. - Прим. авт.)

Завистники, которые тоже не отличались добродетелями, злословили о нём:

«Благодаря женщине из мальчика с искривленной ступней получился хромой чёрт…»

Стремительная карьера распутного аббата, который и не думал соблюдать данные им обеты, раздражала многих его современников. На что молодой Талейран резонно замечал:

«Обещание тем и хорошо, что от него всегда можно отказаться».

 

123456789Следующая ⇒

Поделиться: