Воплощенная самоуверенность и потрясающая улыбка

 

Адриана всегда удивлялась, почему люди не любят ле­тать. Что ужасного в том, чтобы провести несколько часов, уютно закутавшись в кашемировый плед, потягивая шампанское и смотря фильмы? Еда, конечно, отвратитель­ная, даже в первом классе, но если запастись провизией (шоколадными батончиками «Зоун», фруктовым салатом, водой «Эвиан»), полет может оказаться вполне прият­ным. Особенно если, как сегодня, твой сосед — красивый известный, холостой актер. Телеактер, правда, но все рав­но звезда в самом популярном сериале Эн-би-си, идущем в прайм-тайм, который смотрит даже Адриана. Актер толь­ко что прошел через ставший достоянием публики разрыв со звездочкой из дневного «мыла» — двадцати одного года, дрянной, но с потрясающим телом. Адриана следила за этим скандальным романом по «Ю-эс уикли», вплоть до распечаток злых сообщений, которыми парочка обмени­валась по блэкберри как-то ночью, находясь на разных побережьях, и Адриана считала, что он мог бы проявить себя и получше. Подумала она об этом тогда, но сейчас, украдкой поглядывая на его красивый профиль и скульп­турные бицепсы, укрепилась в своем мнении.

«Очень жаль, что я не свободна», — подумала Адриана со вздохом, который заставил соседа посмотреть на нее, но она сознательно проигнорировала это движение. Видит Бог, нет мужчин, требующих большего напряжения сил, чем представители индустрии развлечений с раздутым самомне­нием — у Адрианы было достаточно актеров, музыкантов, эстрадных исполнителей и профессиональных спортсме­нов, чтобы считать себя авторитетом, — и любая девушка, которая носит белье от «Ла Перла», знает, что откликаются они только на одно: на вызов. Они похожи скорее на детей, чем на взрослых, и любому здравомыслящему человеку ясно, что безумно хотят они только того, чего получить не могут — именно поэтому Адриана притворилась, будто его не существует.

Она сразу же узнала актера, когда тот занял место у прохода рядом с ней, но только помычала в ответ на его вежливое приветствие. Заполнив все время между посад­кой на борт и взлетом оживленнейшей болтовней по теле­фону и включив айпод, едва разрешили пользоваться элек­тронными средствами — прежде чем он успел опередить ее, — Адриана почувствовала, что до этой минуты сделала все, как надо. А когда жизнерадостная стюардесса спро­сила, не хочет ли она выпить, а мистер Телеактер повто­рил вопрос, обратившись к Адриане, она улыбнулась толь­ко стюардессе, заказала еще шампанского и снова надела наушники.

Через несколько минут он достал сценарий и устроил целое представление, демонстрируя говорящую за себя об­ложку с аббревиатурой САА[26].

Актер начал читать, хотя Адриане показалось, что он лишь для вида перелистывает страницы. Ради нее, есте­ственно — предполагалось, что это должно произвести впечатление. Адриана закатила глаза и позволила себе улыб­нуться, на что он немедленно откликнулся. Что совсем не­удивительно. В конце концов, он только и ждал предлога завести с ней разговор.

— Вы слушаете что-то смешное? — спросил он, в свою очередь одаривая Адриану скромной улыбкой.

Вообще-то Адриана ничего не слушала. Наушники были всего лишь маскировкой, знаком ее незаинтере­сованности в разговоре и, как она и предвидела, идеаль­но сыграли свою роль.

Она посмотрела на актера, выждала мгновение, затем медленно освободила левое ухо и с удивленным видом спросила:

— Простите? Вы что-то сказали?

— Я только поинтересовался, не слушаете ли вы что-то смешное. Вы смеялись...

Выждав на несколько секунд дольше необходимого, чтобы вывести парня из равновесия, Адриана заговорила:

– Правда? Нет, я просто вспомнила кое-что смешное.

Туманно. Наводит на размышления. Таинственно. Это ее коронные номера.

Он улыбнулся. Боже, а он чертовски красив.

– Я бы с удовольствием послушал. У нас столько времени. Четыре с половиной часа, если быть точным.

— Как-нибудь в другой раз, — ответила Адриана.

И медленно завела за ухо болтающийся провод, поста­равшись, чтобы актер разглядел ее изящные руки с изыс­канно длинными пальцами, бледно-розовым лаком на ног­тях и безупречной кожей, а затем протянула ему руку.

— Адриана, — проговорила она с ярко выраженным бразильским акцентом.

— Дин, — ответил он, и рука Адрианы утонула в его ладонях.

Разумеется, она знала его имя.

— Итак, Дин, зачем вы летите в Лос-Анджелес?

— На встречу. С режиссерами и сотрудниками студии.

— О, так вы подающий надежды актер! Я и понятия не имела.

Теперь она лгала напропалую, но это было необходи­мо. Конечно, никакой начинающий актер не полетит пер­вым классом, но он слишком быстро стал знаменитым; если она уступит хоть на дюйм, его эго придавит их обоих. Кроме того, всего лишь намек на узнавание с ее стороны немедленно превратит ее из сексуальной и утонченной бразильянки из Ныо-Йорка в льстивую поклонницу, по­мешанную на «звездах», и Адриана скорее умерла бы, чем позволила такому случиться.

— Э... нет, вообще-то я...

— Что ж, удачи вам на прослушивании! Вы нервничаете?

Он нахмурился:

— Это не прослушивание. Я вообще-то уже...

— Дин? — сладким голосом перебила Адриана. — Не могли бы вы вызвать для меня стюардессу? Я бы не отка­залась от еще одного бокальчика шипучки.

Вздохнув, актер сделал знак стюардессе и заказал вис­ки с имбирным элем для себя и еще шампанского для Ад­рианы.

— Вы живете в Лос-Анджелесе? — спросил он, страст­но желая продолжить разговор, чтобы исправить заблуждение спутницы.

 – Я? В Лос-Анджелесе? Никогда, — засмеялась Адриана — Лечу на выходные навестить подругу. — Его, ко­нечно, совершенно не касается, что ее «подруга» — на самом деле бойфренд, и не кто иной, как Тоби Бэрон, от име­ни которого у Дина голова пошла бы кругом. — Ничто так не волнует, как настоящее прослушивание! Это для телевидения или для кино?

По лицу актера стало ясно, что он признал свое пора­жение. Чтобы вывести Адриану из заблуждения, ему при­шлось бы назваться — чего никогда не позволило бы са­молюбие. Она его сделала, в этом Адриана не сомневалась. Настолько, что начала считать: «Пять, четыре, три, два, один и...»

— Адриана, разрешите пригласить вас на ужин? Вас и вашу подругу, если захотите. Лос-Анджелес и вполовину не так плох... если знаешь, куда пойти.

В точку. Она по-прежнему это умеет. Может, она и при­ближается к тридцати годам, но все так же может заста­вить любого мужчину — ну, почти любого, в том случае, вероятно, виноват был Яни, а не она — через десять минут или даже меньше пригласить ее на ужин. Здесь она свою работу закончила.

— О, я бы с огромным удовольствием, Дин, но весь уик­энд у меня забит.

Потребовалось сверхчеловеческое усилие, чтобы про­изнести эти слова, но у нее сейчас моногамные отношения. Всего лишь на прошлой неделе Тоби объявил, что больше ни с кем не встречается, и ожидал, что Адриана поступит так же. Ее первый бойфренд из идейных соображений — и идеальный материал для будущего мужа. Получивший образование во всех нужных школах Восточного побережья, сделавший себе имя (и миллионы) сразу по окончании киношколы при университете Южной Калифорнии и в насто­ящее время один из самых востребованных режиссеров Голливуда. Адриане доставляло огромное наслаждение воображать шок подруг, когда всего через несколько месяцев ее отношений с Тоби она объявит, что помолвлена. А ее мать! Наверняка упадет в обморок. Только эти мысли и давали ей силы сопротивляться такому лакомому кусочку, как сидящий рядом мужчина.

— Что ж, думаю, тогда нам придется сделать это в Нью-Йорке, — сказал Дин — воплощенная самоуверенность и обладатель потрясающей улыбки.

— Конечно, — ни секунды не колеблясь ответила Ад­риана.

«А что девушке делать? » — спросила она себя. Ужин — всегда ужин, и никто не скажет, что до сих пор она не была образцовой подругой. Просто он слишком хорош.

Остаток полета они проболтали, и к посадке Адриана точно знала, что сделает с ним в постели. Лишь в самую последнюю секунду она вспомнила, что должна встретить­ся с Тоби у выдачи багажа.

— Дин, querido, мне нужно привести себя в порядок. Должна с тобой попрощаться.

— Я подожду. За мной придет машина, и я подброшу тебя до дома твоей подруги, — сказал он, останавливаясь у двери в дамскую комнату.

— Нет, дорогой, но все равно спасибо. Ступай. — Она опустила ресницы. — Я бы предпочла подождать до Нью-Йорка.

— С удовольствием. — Дин поцеловал ее в щеку. — Я тебе позвоню.

— Конечно, — промурлыкала Адриана.

Она нырнула в туалетную комнату, подправила маки­яж и через пять минут уверенно зашагала на встречу с бойфрендом. Как же сильно она удивилась, когда вместо улыбающегося Тоби увидела шофера в униформе, кото­рый держал в руке табличку с ее именем. Они собира­лись провести вместе весь уик-энд, и ей, наверное, не помешает немножко отдохнуть от флирта, уловок и бе­зупречного, в остальном, поведения. Водитель взвалил ее чемодан от Гоярда на тележку — чемоданы на колесиках так буржуазны — и подал конверт с логотипом студии «XX век Фокс» в левом углу.

 – Мистер Бэрон приносит свои извинения, что не смог вас встретить, — сказал водитель, ведя ее к парковке.

 – О, ничего страшного, — весело ответила Адриана. — Я как раз собиралась подремать в машине, если вы не про­тив.

Однако, водворившись на плюшевое заднее сиденье ли­музина последней модели, Адриана обнаружила, что слиш­ком возбуждена, чтобы спать. Два с половиной месяца — и она наконец увидит легендарное поместье Тоби на Гол­ливудских Холмах. Она прочла и тут же с удовольствием пе­речитала его письмо («Дорогая Адриана, мне так жаль, что я не смог встретить тебя в аэропорту, но в последнюю ми­нуту возникли непредвиденные обстоятельства. Обещаю исправиться. Люблю, Т.»), обратила внимание на использованное им слово «люблю» — вероятно, всего лишь гол­ливудская аффектация, поскольку он еще никак не мог ее полюбить — не мог? — и с удовольствием вздохнула. Вся эта затея с моногамностью нисколько не обременительна. Чего она так долго сопротивлялась? Может, это и не столь волнующе, как встречаться одновременно с полудюжиной мужчин, но изнуряет уж точно меньше. Кроме того, как ни неприятно это признавать, но ее мать оказалась права. Как раз этим утром, в самолете, она заметила, что ее бедра заняли на кожаном сиденье чуть больше места, чем рань­ше. А бросившись в туалет для более тщательного изуче­ния, заметила рядом с левым глазом крохотную морщин­ку. Черт бы побрал эти кошмарные лампы дневного света и так называемые меры предосторожности, запрещающие девушке взять с собой на борт нормальные средства по Уходу за кожей! Еще пара дюймов в бедрах или — упаси Бог — гусиные лапки, и успешные режиссеры и модные актеры будут ей не по зубам. Настало время стать серьезной и найти кого-нибудь, кто должным образом о ней по­заботится, и пока что Адриана была в высшей степени до­вольна собственными действиями. Тоби, который на две­надцать лет старше (и самую чуточку придурковат, вынуж­денно признала она), повезло, что он заполучил такую мо­лодую и красивую девушку, как Адриана, и он, к счастью, похоже, это понимал.

И словно в ответ на ее мысли, на экране сотового вы­светилось имя Тоби. Адриана выждала три звонка и толь­ко потом ответила.

— Уильям? — смущенно спросила она.

— Адриана? Это ты?

Бедный Тоби был сбит с толку и немного возмущен.

— О, Тоби, querido! Как ты, милый? Какую чудесную записку ты прислал!

— Кто такой Уильям? — рявкнул он.

— Какой Уильям, дорогой?

Она тихонько вздохнула. Вся эта шарада утомляла, но была необходима.

— Ты приняла меня за кого-то по имени Уильям. Когда ты ответила, то сказала: «Уильям». Я спрашиваю тебя еще раз: кто такой Уильям?

— Тоби, дорогой, я просто допустила глупую ошибку! Ты же знаешь, какой забывчивой я иногда бываю. Я даже никогда не была знакома с человеком по имени Уильям, клянусь. — Адриана понизила голос и без всякого пере­хода превратилась из милой школьницы в сексуальную обольстительницу. — А теперь скажи мне, ты взволнован нашей предстоящей встречей? Потому что я очень взвол­нована.

— Не могу дождаться, когда ты окажешься в моих ру­ках, — выдохнул он в телефон.

Мужчинами так легко манипулировать, что это почти преступление. Почему многие женщины не понимают, что немного дисциплины и творческого подхода — и можно заполучить любого мужчину, кого только пожелаешь?

Щелкнула другая линия, как раз когда водитель свора­чивал на автостраду 405, и Адриана сказала:

 – Тоби, мне нужно ответить. Приедешь ко мне в гос­тиницу, когда освободишься?

 – Это Уильям? — тоном собственника спросил он.

 – Нет, дорогой, с сожалением сообщаю, что ничего столь же волнующего, как тайный любовник. На самом деле звонит моя мать.

 – Значит, ты признаешь, что тайный любовник есть?

Адриана весело засмеялась и решила пожалеть бедня­гу, тем более что все это перестало ее вдохновлять.

— Нет абсолютно никакого тайного любовника. Всего лишь бразильская мать, которая во всех подробностях хо­чет рассказать мне, какой ужасной дочерью я была в по­следнее время.

— Скоро увидимся, — проворчал Тоби и повесил трубку.

Адриана вздохнула и переключилась:

— Мама! Как хорошо, что ты позвонила.

— Скажи мне, Ади, куда ты пропала?

— В буквальном или переносном смысле?

— Адриана, у меня нет настроения играть в игры, — заметила миссис де Соза.

— Что-то случилось? — спросила Адриана, беспокоясь не о возможном сердечном приступе у отца или безвре­менной кончине кого-то из ближайших родственников, а о том, не решили ли ее родители продлить свой визит в Нью-Йорк.

– Мне только что позвонил Джерард и сказал, что сегодня утром ты уехала с чемоданом размером с «ленд-ровер».

– Ты велела моему консьержу шпионить за мной? — воскликнула Адриана, забыв, что водитель Тоби слышит каждое слово. — Как ты посмела!

– Я велела моему консьержу, — отрезала миссис де Соза. ‒ Адриана, мне казалось, мы только что все обсудили. Твоему отцу не понравился твой счет от «Америкам экспресс» за последний месяц. Он составил, насколько я помню, десять тысяч на одежду и обувь и еще одну тысячу на путешествия и развлечения. Тебе было приказано значительно сократить пустые траты, а теперь ты опять куда-то помчалась.

— Мама! Я не куда-то «помчалась». Я сейчас в Лос-Анд­желесе. — Она понизила голос и прикрыла рот рукой. — Я встречаюсь с мужчиной. Очень подходящим мужчиной. — И прошептала: — Это не траты, а вложение.

Что ж, похоже, старушка успокоилась. Адриане унизи­тельна была зависимость от родителей, поскольку квартира принадлежала им. Они могли приехать в любое время без предупреждения и оставаться, сколько пожелают. Могли поставить под сомнение каждый доллар, потраченный ею на одежду, уход за лицом или перелеты, просто потому что оплачивали счета. И теперь, будучи тридцатилетней женщиной, она вынуждена оправдывать знакомство с Тоби. Адриана порадовалась, что рядом нет свидетелей.

— Это правда? — спросила мать. — И кто, могу я уз­нать, этот джентльмен?

— О, всего лишь мелкий кинорежиссер. Ты ведь зна­ешь Тоби Бэрона, не так ли?

Адриана услышала, как ахнула мать, и это доставило ей несказанное наслаждение.

— Тобиас Бэрон? Он, кажется, получил «Оскара»?

— Совершенно верно. И еще дважды был номиниро­ван. Да, он, вероятно, один из трех самых влиятельных ре­жиссеров из ныне живущих, — гордо сказала Адриана.

— Какие у тебя отношения с мистером Бэроном? — спросила мать.

— О, он мой бойфренд.

Как ни старалась, она не смогла скрыть ликования в голосе.

— Бойфренд? Ади, querida, у тебя со старших классов не было бойфренда. Ты хочешь сказать, что встречаешься только с ним?

— Именно это я тебе и говорю, мама, — ответила Адриана. — На самом деле этот визит — целиком его идея. Он огорчен, что я не являюсь частью его жизни в

Лос-Анджелесе, не знакома с его друзьями и не видела его дома. — Адриана понизила голос и пригнулась. — Который, как я слышала, просто великолепен.

По правде говоря, она не только слышала: в ходе мно­гочасовых поисков в Интернете Адриана наткнулась на статью в «Инстайл» с дюжиной снимков его холостяцкого жилья. Адриана уже знала, что в своем доме с четырьмя спальнями и пятью ванными комнатами он предпочитает свободный от лишних вещей современный стиль, дом вы­строен в балинезийском стиле — с душами в помещении и на улице, с садом, отдельными павильонами для приемов еды, развлечений и сна, и в довершение всего там имеется убийственно роскошный бассейн, простирающийся до, собственно, бесконечности над долиной внизу. Заочно Ад­риана решила, что, внеся несколько незначительных по­правок (в главной спальне наверняка потребуется встро­ить туалетный столик и немедленно оборудовать достой­ную гардеробную от «Калифорния клозитс»), будет жить там с большим, большим удовольствием.

— Хорошо, querida, на этот раз мы закроем глаза на твою поездку. Но, пожалуйста, в будущем проявляй боль­шую сдержанность. Мне не нужно напоминать тебе, что в последнее время на твоего отца свалилось много стрессов.

— Я знаю, мама.

— И веди себя как следует с мистером Бэроном, — пре­достерегла мать. — Не забывай, чему я тебя учила.

— Мама! Конечно, не забуду.

– Как бы то ни было, но в отношении богатых и вли­ятельных мужчин правила становятся еще важнее. Эти люди привыкли, что женщины падают к их ногам, и, в свою очередь, больше ценят, когда встречают кого-то, отказывающегося так поступать.

– Знаю, мама.

– Сохраняй свою загадочность, Адриана! Я сознаю, что ты ложишься в постель с мужчинами гораздо быстрее, чем делали в свое время мы, но тем важнее оставаться недоступной в других сферах. Ты понимаешь?

— Да, мама. Прекрасно понимаю.

— Потому что в твоем полете через всю страну для встречи с мужчиной нет ничего нового, — заметила мис­сис де Соза.

— Мама! Самое время. Он уже четыре раза навещал меня в Нью-Йорке.

Может, она самую малость и преувеличила, но матери не нужно об этом знать.

— И ты останавливаешься в отеле, надеюсь?

— Конечно. Хотя было бы гораздо дешевле остановить­ся в его доме...

Это предположение повергло мать в панику.

— Адриана! Ты так не поступишь! Конечно, мы с тво­им отцом оценили бы твое стремление к сдержанности в вопросе финансов, но этот конкретный случай не обсуждается.

— Я пошутила, мама. У меня забронирован номер люкс в «Пенинсуле», и я планирую в нем жить.

— И помни: не оставайся у него на ночь! Если уж ин­тимные отношения с ним так необходимы, имей хотя бы здравый смысл уйти после этого.

— Да, мама.

Адриана сдержала улыбку. Большинство матерей пре­достерегают дочерей от случайного секса из страха перед возможным заболеванием, неуважением или испорченной репутации. Ничто из этого миссис де Соза не беспокоило, она боялась, как бы неверный шаг не нанес непоправимо­го ущерба балансу отношений и не сделал бы конечную цель — быструю помолвку Адрианы с подходящим муж­чиной — еще более труднодостижимой.

— Хорошо, дорогая, я рада, что мы поговорили. Он подает очень большие надежды. И, разумеется, гораздо предпочтительнее мужчин, с которыми ты обычно встре­чаешься...

— Я позвоню тебе, когда вернусь в Ныо-Йорк в вос­кресенье, хорошо?

Мать поцокала языком и сказала:

– Дай-ка посмотреть... Я загляну в свой ежедневник, да, мы тогда уже будем в Дубае. Сотовая связь должна действовать, но лучше позвонить в квартиру. Номер у тебя есть?

– Есть. Позвоню тебе туда. Пожелай мне удачи!

– Удача тебе не нужна, querida. Ты совершенно потря­сающая девушка, которую любой мужчина — мистер То­биас Бэрон, конечно, не исключение — рад был бы заполучить. Только помни о своих обязательствах, Адриана.

Адриана посмотрела на водителя, прикидывая, сколь­ко он мог услышать, но тот тихонько разговаривал по мо­бильному. Конечно, общение с матерью выматывает, и, судя по рассказам Ли и Эмми, она резко отличается от большинства матерей, но отрицать ее достижения трудно. Миссис де Соза превратила феноменально успешную ка­рьеру модели в жизнь, полную роскоши и праздности, ко­торые обеспечивал ей добрый, трудолюбивый мужчина, боготворивший землю, по которой она ступала. Городское поместье в Сан-Паулу, поместье на берегу океана в Пор­тугалии и роскошные квартиры в Нью-Йорке и Дубае... что ж, это, согласитесь, немало. Да и с мехами и драгоценностя­ми, автомобилями и прислугой тоже все было в порядке, и естественно, миссис де Соза с удовольствием пользовалась своей неограниченной и несомненной возможностью тра­тить (пункт, на котором она настояла до свадебной цере­монии). Может, и утомительно выдерживать бесконечные «уроки» матери, но во всех вопросах, связанных с мужчи­нами, авторитет этой женщины непререкаем.

Адриана посмотрела в окно, когда они выехали с шоссе 405 на Уилшир-стрит, потом проехали но бульвару Уэствуд, а затем по Синагог-элли. В последний раз она была в  

Лос-Анджелесе пару лет назад, но не сомневалась, что во­дитель пропустил поворот к ее отелю.

— Сэр? Простите, мне кажется, мы проехали «Пенин-сулу». Разве он не на бульваре Санта-Моника?

Водитель кашлянул и посмотрел на нее в зеркало заднего вида.

— Мистер Бэрон направил нас в другое место, мэм.

— О, в самом деле? Что ж, боюсь, мне придется отме­нить его решение. Сначала я заеду в свой отель.

Как ни горела Адриана желанием увидеть великолеп­ную показную роскошь Тоби, то есть свой будущий дом, ей отчаянно требовалось уделить внимание своей растре­павшейся из-за влажности прическе и освежить землис­тый после путешествия цвет лица. И еще следовало разоб­раться с этим обращением «мэм».

К великой досаде, а затем и к ужасу Адрианы, водитель проигнорировал ее слова и продолжал вести машину. Не­ужели ее похищают? Неужели водитель — какой-то извращенец, потерявший разум, едва на заднее сиденье села красивая девушка? Позвонить Тоби? Матери? В полицию?

— Простите, мэм. Дело в том...

— Вы можете не называть меня «мэм»? — резко бро­сила Адриана, все мысли о неминуемой смерти исчезли.

На лице водителя отразилось подобающее смущение.

— Конечно, Мисс. Я только говорил, что вам будет при­ятно узнать, куда мы направляемся.

— В центр Каббалы Мадонны? — с надеждой спроси­ла Адриана.

— Нет, мэм. Э... мисс.

— В центр сайентологии Тома[27]?

— Боюсь, нет. — Он крутанул руль, и автомобиль по­вернул налево — прекрасный, волшебный, желанный по­ворот налево... на Родео-драйв.

— В парижскую тюрьму?

Легко было шутить теперь, находясь в таком замеча­тельном месте.

Водитель свернул к тротуару, под табличку «Стоянка запрещена», выключил двигатель и помог Адриане выйти из машины, предложив руку со словами:

 – Прошу вас следовать за мной...

Он повел ее мимо магазина Биби (на Родео!), и она на мгновение запаниковала, пока не увидела вывеску. Адри­ана затаила дыхание. Ей хотелось петь, кричать и вопить. «Боже мой, Боже мой, Боже мой», — думала она, пытаясь восстановить дыхание. Не может быть! Не может? Быст­рый взгляд на потрясающие витрины этого бутика под­твердил: они только что вошли под священную сень постав­щика украшений на церемонию присуждения «Оскара», самого гуру — Гарри Уинстона.

— О Господи, — ахнула она, на секунду забыв, что и водитель, и высокомерная продавщица внимательно за ней наблюдают.

— Да, это ошеломляет, — сочувственно кивнула про­давщица. — Вы здесь впервые?

Адриана собралась. Будь она проклята, если позволит этой женщине покровительственное обращение. Проде­монстрировав свою самую ослепительную улыбку, она кос­нулась ее руки и переспросила с легкой насмешкой:

— Впервые? Просто я немного опешила, решив, что мы идем в «Булгари».

— А-а... — Женщина явно не поверила. — Что ж, боюсь, сегодня вам придется довольствоваться этим.

В обычных условиях Адриане потребовалась бы вся ее воля, чтобы удержаться от гадости, но что-то во всем этом сверкающем великолепии погасило ее воинственный пыл. И она только улыбнулась:

– Вообще-то не совсем представляю, зачем я здесь...

Продавщице было, вероятно, хорошо за сорок, и даже Адриана вынуждена была признать, что для своего возра­ста та выглядит отлично. Элегантный темно-синий костюм выгодно подчеркивал фигуру, а макияж был наложен опытной рукой. Женщина указала на небольшой уголок с диванами и знаком предложила Адриане сесть.

Водитель незаметно ретировался, пока Адриана усажи­валась на старинную, с бархатной обивкой тахту, манив­шую своей мягкостью, но она лишь осторожно примостилась на краешке, боясь опрокинуться назад. Полная жен­щина в старомодной униформе горничной поставила перед ней поднос с чаем и печеньем.

— Спасибо, Ама, — не глядя бросила продавщица.

— Gracias, Ама, — добавила Адриана. — Me gustan sus aretes. Son de aqui? Мне нравятся ваши сережки. Они от­сюда?

Служанка покраснела, она не привыкла, чтобы к ней обращались клиенты.

— Si, senora, son de aqui. El senor Winston me los dio como regalo de boda hace casi veinte aiios. — Это означало: «Да, мисс, отсюда. Мистер Уинстон подарил их мне в качестве свадебного подарка почти двадцать лет назад».

— Muy lindos. Очень красивые.

Адриана одобрительно кивнула, смущенная Ама исчез­ла за тяжелой бархатной шторой.

— Вы так бегло говорите по-испански? — спросила продавщица больше из вежливости, чем из подлинного лю­бопытства.

— Мой первый язык — португальский, но мы учили и испанский. Родственные языки, — терпеливо объяснила Адриана, хотя едва сдерживала возбуждение.

— А, интересно.

«Нет, не интересно», — подумала Адриана, гадая, не поставит ли вот-вот некий рекорд скорости, с которой мужчина сделал ей предложение. Не собирается же Тоби действительно предложить ей руку и сердце... или соби­рается? Нет, это смешно, они познакомились всего лишь в начале лета. Вероятно, он немного разволновался из-за воображаемого «тайного любовника» и решил — разумеется, правильно, — что небольшая побрякушка пере­весит чашу весов в его пользу.

 – Прохладно сегодня, не так ли? — говорила в этот мо­мент продавщица.

Адриана неопределенно помычала. «Хватит уже болтать! — хотелось ей крикнуть. — Я. Хочу. Мой. Подарок!»

 – Что ж, дорогая, вы, вероятно, недоумеваете, почему вы здесь, — заметила продавщица.

«Это еще мягко сказано», — подумала Адриана.

— Мистер Бэрон просил меня передать вам... — Слов­но в ответ на ее мысли перед ней возник джентльмен лет шестидесяти, в костюме-тройке, с лупой ювелира на шее, и указал на продавщицу с маленьким, выстланным барха­том подносом, который та протягивала Адриане. — ... Вот это.

На черном бархате лежали самые красивые серьги, ка­кие только доводилось видеть Адриане. И даже более чем красивые... абсолютно потрясающие!

Продавщица осторожно тронула одну из них ухожен­ным ногтем и заметила:

— Очаровательны, не правда ли?

— Они совершенны. Сапфировые капли, точно такие были на Сальме Хайек на церемонии вручения «Оскара», — выдохнула Адриана.

Женщина вскинула голову.

— Так-так, а вы знаете свои украшения.

— Не совсем, — засмеялась Адриана, — но я знаю ваши украшения.

Удивительно — нет, просто поразительно, — что Тоби запомнил, как она восхищалась оскаровскими серьгами Сальмы на фотографии в старом журнале. Одно это до­статочно невероятно, но то, что он сохранил снимок и на­шел идентичную пару два месяца спустя после разговора, просто непостижимо.

‒ Ну, вообще-то именно эти и были на мисс Хайек на Церемонии «Оскара». Она взяла их напрокат, и с тех пор мы получили на них много заявок. Однако, — ради пущего эффекта продавщица выдержала паузу, — теперь они принадлежат вам.

Адриана только охнула и непослушными пальцами взя­ла серьги, чтобы примерить.

Пятнадцать минут спустя в достойных знаменитости сапфировых серьгах-каплях и с бутылкой «Эвиан» в руке Адриана прыгнула на заднее сиденье лимузина. Она была довольна собой не только из-за нового приобретения, но и из-за того, что оно олицетворяло: надежного, предан­ного бойфренда, который обожал ее и щедро одаривал любовью и вниманием (и драгоценностями от Гарри Уинстона). Наконец-то она поняла, почему девушки так стра­стно желают стабильности. Кому нужны сотни мужчин и связанная с ними головная боль, когда можно найти од­ного, имеющего все? Конечно, телеактер Дин — лакомый кусочек, но насколько лакомым он будет, если через пять лет, ничего не достигнув, поселится в каком-нибудь ак­терском общежитии в Западном Голливуде? Нельзя от­рицать, она получила массу удовольствия от хирурга из Гринвича, и от израильского шпиона, и от парня из Дарт­мута. Она насладилась всеми и каждым в отдельности и, если честно, бесчисленным множеством других. Но это было в юности, а теперь она взрослая женщина с соот­ветствующими желаниями. Адриана потрогала голубые драгоценные камни и улыбнулась. Ее ждут идеальные выходные, она в этом уверена.

 

— Тебе не столько платят, чтобы еще и по домам ез­дить, — пробормотал Рассел, нежно поглаживая Ли по спине.

— Можно подумать, я не знаю, — отозвалась та, мо­лясь, чтобы он не останавливался.

Она еще теснее прижалась к широкой, теплой, почти безволосой груди Рассела и сунула голову ему под мышку. Она любила лежать с ним вот так, прижавшись друг к другу, и даже сейчас это волновало Ли; может, ей и не хочется заниматься с Расселом сексом, но его прикосновения не вызывают у нее отвращения. Ли вспомнила, как Эмми про­ходила через все это с Марком, своим бойфрендом до Дун­кана. Она заявляла, что секс с ним никогда не был потрясаю­щим даже вначале, но ситуация неуклонно ухудшалась — в основном в голове у подруги, признавала Ли, — пока Эмми не начала отскакивать с отвращением всякий раз, когда он к ней прикасался. Ли, прекрасно понимавшая, что значит отпрянуть в сторону, когда бойфренд хочет тебя поцело­вать, помнила эту историю, но именно поэтому находила ласки такими обнадеживающими. Она не хотела бы ле­жать голой в постели с Расселом, прижавшись к нему и наслаждаясь его прикосновениями, если бы в этом было что-то не то... или нет? Нет, это ясно указывает, что все идет как должно. У каждой женщины меняются порой сек­суальные желания. Согласно статье в «Харперс базар», которую она неделю назад прочла в маникюрном салоне, женское либидо — вещь хрупкая, на него влияют стресс, нарушения сна, гормоны и миллион других факторов, не­подвластных контролю. Немного времени и терпения — уверял автор статьи, и женщина вернется в нормальное состояние. Главное — подождать.

— Так какой он? — спросил Рассел. — Действительно такой сумасшедший, каким его рисуют?

Ли спросила себя, когда это Рассел читал о Джессе в «Гугле»?

— В смысле? Он похож на... не знаю, на автора. Они все ненормальные.

Рассел лег на спину и заслонил рукой глаза, защищаясь от раннего солнца, просачивавшегося по сторонам жалюзи.

— Да, но он продал пять миллионов экземпляров и по­лучил Пулитцеровскую премию, а затем исчез. На шесть лет. Это правда была проблема с наркотиками? Или он просто исписался?

– Понятия не имею. Мы только один раз пообедали вместе, он со мной не откровенничал. — Ли постаралась скрыть раздражение, но это было нелегко. — Послушай я тоже не горю желанием туда ехать.

Что являлось в общем-то правдой. Ли, безусловно, на­шла бы, чем — и с большим удовольствием — заняться в эти два неприсутственных дня, вместо того чтобы ехать в Хэмптоне как раз накануне выходных.

— Знаю, милая. Только не позволяй ему третировать тебя, хорошо? Может, он и считает себя шишкой, но тем не менее его редактор ты. И сама заказываешь музыку, верно?

— Верно, — машинально ответила она, думая, насколько же ее злит, когда Рассел говорит совсем как отец. Накануне вечером мистер Эйзнер сказал ей то же самое в разговоре, который, вероятно, призван был подбодрить, но показался Ли снисходительной лекцией высококвалифицированного профессионала беспомощному любителю.

Рассел поцеловал ее в лоб, натянул трусы-боксеры и пошел в ванную. Включил душ, пустив горячую воду, и направился в кухню, закрыв дверь в ванную комнату. Там он будет ждать, пока ванная наполнится жаром и паром — как он любит, — и готовить себе тем временем ежедневный питательный завтрак: соево-протеиновый коктейль, обезжиренный йогурт и яичницу-болтунью из трех яичных белков. Этот ритуал чрезвычайно раздра­жал Ли. «А как же вся эта впустую льющаяся вода?» — спрашивала она его каждый раз, но он лишь напоминал, что эта вода включена в ежемесячный счет за квартиру, который она оплачивала, поэтому — какая разница? Это была всего одна из черт его характера, доводившая Ли до белого каления. Она прекрасно понимала, что раз в неделю Рассел вынужденно возвращается домой в пол­ном телемакияже, но терпеть не могла наблюдать, как он его снимает. Он использовал ее средство и ватные диски и крайне осторожно обращался с зонами под гла­зами и вокруг носа, и хотя Ли сама не знала почему, но находила это отвратительным. Иногда он забывал это делать, и наволочки Ли покрывались основой под макияж … все это было просто невыносимо.

Ли упрекнула себя за такую суровость и нетерпимость «сделала глубокий, расслабляющий вдох. Сегодня четверг, девять утра, светит солнце, а она уже чувствует себя так, будто бодрствовала двое суток и пережила мировую вой­ну. Измученная, подогреваемая умеренной тревогой, Ли заставила себя встать с кровати и нырнула в заполненную паром ванную комнату.

Ей удалось натянуть белые джинсы и все остальное, прежде чем Рассел закончил принимать душ, поэтому она послала ему воздушный поцелуй с порога ванной и быст­ро покинула квартиру. Она дотащила свой чемодан до прокатной конторы «Хертц» на Восточной Тринадцатой улице и, согласившись на все пункты страховки — лучше безопасность, чем сожаления! — выпила большую чаш­ку ледяного латте в «Джо», кинула в рот две «Никоретты» и забралась на водительское сиденье красного «фор­да-фокуса». Поездка заняла меньше времени, чем плани­ровала Ли, и через два с небольшим часа она въехала на автостоянку у ресторана под названием «Эстиас». Она вошла в ресторан — коттедж, обшитый вагонкой, в точ­ности как описал его Джесс. Ли воспользовалась туалет­ной комнатой и выпила еще одну чашку кофе, прежде чем позвонить.

Ответил он на четвертом гудке.

– Джесс? Это Ли. Я в «Эстиас».

– Уже? Не ожидал вас до середины дня.

Она почувствовала, как взлетело давление.

– Почему же? Мы разговаривали только вчера, и я ска­зала вам, что приеду между двенадцатью и двенадцатью тридцатью.

Джесс засмеялся. Судя по голосу, он, вполне возможно, только что проснулся.

      – Да, но кто же приезжает вовремя? Когда я говорю полдень», то подразумеваю «в три».

— Да что вы? —удивилась Ли. — А вот я, говоря «в пол­день», действительно подразумеваю «в полдень».

Джесс снова засмеялся:

— Понял. Сейчас оденусь и приеду. Закажите кофе, постарайтесь расслабиться. Мы сразу же начнем работать обещаю.

Ли заказала еще одну чашку кофе и стала листать «Нью-Йорк таймс», оставленный кем-то на стойке.

Она узнала о приходе Джесса раньше, чем его увиде­ла, поскольку пристально смотрела в газету, притворяясь, будто поглощена статьей в разделе моды о щетках для волос с натуральной свиной щетиной. Вокруг нее махали руками и громко здоровались завсегдатаи ресторана — все местные и, судя по виду, к соседям Билли Джоэла[28] не принадлежавшие.

Один грубоватый старик в рабочем комбинезоне — в настоящем, а не в ретромодели, что продаются в «Блуминг-дейле» в отделе одежды для молодежи, — с вышитым на нем именем «СМИТ» поднял свою кружку с кофе и под­мигнул Джессу.

— Утро доброе, сэр, — сказал тот, хлопая мужчину по спине.

— Шеф, — кивнул старик, отпивая кофе.

— Вечер понедельника остается в силе?

Мужчина снова кивнул:

— Остается.

Джесс добрался до стойки, за которой подавали завтра­ки, здороваясь по пути со всеми и каждым, и сел на свобод­ное место рядом с Ли. Возможно, ей только показалось, но сегодня он выглядел лучше, чем во время их предыдущих встреч. По-прежнему не сексуальный и даже не красивый в обычном понимании, Джесс снова казался небрежно помя­тым и, как бы глупо это ни звучало, стильным. Отчасти из-за одежды — приталенная винтажная рубашка в клетку и джинсы «Дивайс» казались сшитыми на него, — но было тут не­что большее, связанное с манерой держаться. Все в нем кри­чало, что это «не стоит ему никаких усилий», но в отличие от подражания стилю девяностых или намеренно всклокочен­ных, как после сна, волос Джесс выглядел естественно.

Ли поняла, что неприлично пялится на него.

 – А что будет в понедельник? — быстро спросила она первое, что пришло в голову.

 – Опускаем привычные любезности? — улыбнулся Джесс. — В понедельник по вечерам мы играем в покер, и сейчас очередь Смита принимать нас. Он живет в микроскопической квартирке-студии над деревенским винным магазином, поэтому мы соберемся в аэропорту Ист-Хэмптона, где он работает механиком по обслуживанию самолетов. Будем играть в ангаре, чего я жду, пожалуй, с нетер­пением. Это двойной праздник, поскольку мы отметим и конец лета, и конец Большого Нашествия Придурков... по крайней мере до следующего года.

Ли покачала головой. Может, все эти сплетни и табло­иды были правы, и Джесс действительно спятил? Несколь­ко лет назад он летал по всему миру с международными книжными турами, не мог насытиться едой в лучших рес­торанах, дизайнерской одеждой и шикарными женщина­ми, использовал свою новообретенную литературную сла­ву для посещения всех модных вечеринок, а теперь уеди­нился в рабочем районе восточного Лонг-Айленда и играет в покер с механиками в заброшенных авиационных анга­рах? Новой книге нужно быть чертовски хорошей — вот все, что знала Ли.

Словно прочитав ее мысли, Джесс сказал:

    – Вы жаждете приступить к работе? Только скажите.

– Я жажду приступить к работе. Я приехала сюда всего на два дня и до сих пор не имею ни малейшего представления, над чем вы трудитесь.

– Тогда поедем. — Он подвинул к женщине за стойкой десятидолларовую купюру и пошел к выходу. — Я бы предложил и вам, но что-то подсказывает мне, что вы не курите, — сказал Джесс, вытряхивая из пачки сигарету

Ответа он ждать не стал, а сразу забрался в свой джип

— Поезжайте за мной. Дом всего в десяти минуту езды, но полно поворотов.

— Вы уверены, что мне не нужно сначала зарегистри­роваться в гостинице? — спросила Ли, наматывая на па­лец прядь своих забранных в хвост волос. Она забронировала номер в историческом отеле «Америкэн» в местечке Сэг-Харбор, известном своим клубным антуражем, старо­модным гостеприимством и гигантскими порциями мар­тини.

Джесс высунулся из окна:

— Можете попробовать, но по пути сюда я заглянул к ним и узнал, что там селят только с трех часов. Я был бы более чем счастлив подождать до этого времени, поверьте мне...

— Нет-нет, едем. Днем я сделаю перерыв, чтобы засе­литься, а потом мы вернемся к работе.

— Прекрасно.

Он поднял стекло и рванул с места, из-под задних ко­лес взметнулось облако пыли.

Ли поспешила к своей взятой напрокат машине и помча­лась за Джессом. Он свернул на Сэг-роуд и проехал мимо гостиницы, на которую указал Ли, махнув ей в зеркало заднего вида. Главная улица была просто очаровательна. На ней располагались оригинальные бутики, семейные рестораны и рынки с местной свежей продукцией, разбавленные ред­кими художественными галереями и винным магазином. Родители везли детей и овощи в красных колясках. Пешехо­ды имели право преимущественного движения. Люди улы­бались без всякой причины. И почти у каждого была собака.

Они выехали из городка к заливу с классической при­станью для яхт, миновали мост и оказались на извилистой дороге, идущей через лес. Незаасфальтированная подъезд­ная дорожка Джесса была в полмили длиной, и огоньки, мелькавшие за деревьями, создавали ощущение нереальности.

Когда они проехали еще немного, в стороне от дороги заметила дом, похожий на гостевой. Это был маленький коттедж с голубыми ставнями и милым крылечком, так приятно читать, сидя в кресле-качалке. Через пять­сот ярдов показалась затейливая — и новехонькая — дет­ская площадка для игр на свежем воздухе. Она не принадле­жала к числу ярких пластмассовых сооружений от «Фишер-Прайс»; вырезанная из роскошного красного дерева, она была явно ручной работы и включала стену для лазанья, до­мик на дереве, куполообразный навес, песочницу, детский столик для пикников и две горки. У Ли на мгновение пере­хватило дыхание. Она знала, что у Джесса есть жена (хотя в Хэмптоне она вроде не живет), но ей трудно было предста­вить его отцом. Разумеется, в этом нет ничего странного, но Ли почувствовала смутное раздражение и разочарование.

Когда они добрались до дома, ее сердце забилось чаще, а дыхание стало прерывистым — красноречивые призна­ки подступающей тревоги. Джесс вылез из джипа и пошел к ее машине. Ли почувствовала, что на лбу у нее выступил пот, и пожалела о своем диване, где могла бы сейчас ле­жать, читая рукопись или болтая с Расселом о приближа­ющемся интервью с Тони Ромо. Даже если бы Рассел за­хотел заняться с ней сексом и смотреть спортивный ка­чал, а соседка сверху устроила танцевальный вечер, на который пригласила бы кучу гостей с протезами. Лишь бы оказаться не здесь и не сейчас.

Джесс открыл для Ли дверцу автомобиля и направился по дорожке к крыльцу — широкому открытому помосту, который украшали только гамак и двухместный диванчик- качели. Рядом с качелями стояла пустая бутылка из-под кьянти и единственный грязный бокал.

– А ваши дети здесь? Была бы рада познакомиться с ними, - солгала Ли.

Джесс окинул взглядом крыльцо, вроде бы растерявшись, а потом понимающе улыбнулся, словно читал ее мысли.

— О, вы имеете в виду детскую площадку? Это для племянников — не для детей.

В его тоне явно прозвучало нежелание продолжать раз говор на эту тему; и хотя Ли сказала себе, что ей все равно и прекрасно сознавала свою бестактность, она не отстала:

— Означает ли это, что у вас нет детей или вы вообще не хотите их иметь?

Он засмеялся и покачал головой, отпирая входную дверь

— Господи Боже, вы говорите все, что вам приходите голову, да?

«Раз уж влезла, иди до конца».

— Так что? — спросила Ли.

— Нет, я не хочу детей. Ни сейчас, ни когда-либо по­том.

Ли подняла руки, насмешливо сдаваясь:

— Похоже, я задела вас за живое.

Джесс попытался спрятать улыбку, но Ли все равно ее уловила.

— Еще что-нибудь хотите знать? Как я ем, как сплю?

— Что ж, с детским вопросом покончено. Итак... как вы едите и спите?

Она широко улыбнулась и почувствовала, как отступа­ет тревога. Ли и забыла — с Джессом весело пикироваться.

Глаза у него были красными, а лицо небритым и блед­ным. Даже волосы выглядели тускло — не грязными или сальными, просто скучными. Он шутливо подбоченился:

— И вы еще спрашиваете? Как, по-вашему, я ем и сплю?

— Дерьмово, — ни секунды не колеблясь ответила Ли.

Джесс засмеялся и толкнул дверь.

— Добро пожаловать в мое скромное жилище.

Ли осмотрелась. Скрипучие полы, гигантский обшар­панный стол, какие стоят в домах фермеров, вязаное оде­яло, небрежно наброшенное на диван, и хотя она сразу влюбилась в этот дом, тяжко вздохнула эффекта ради и сказала:

– Джесс, Джесс, Джесс... неужели вы действительно потратили весь свой заработок на кокаин и проституток, как утверждают таблоиды? Он покачал головой:

– На кокаин, выпивку и проституток.

– Поправка принимается.

– Ладно, тогда начнем? В основном я работаю в задней части дома, за гостиной, поэтому давайте сядем там, и я принесу напитки. — Открыв холодильник, он заглянул внутрь. — Посмотрим, у меня есть пиво, какое-то дрянное белое вино, не такое дрянное розовое и «Кровавая Мэри». Для красного, думаю, немного рановато, а?

– Думаю, немного рановато для всего этого. Я буду ди­етическую колу.

Джесс щелкнул пальцами и вытащил из морозильника полбутылки водки «Кетел».

–  Отличный выбор. Сейчас приготовлю «Кровавую Мэри».

Ли уже поняла, что спорить с ним бесполезно, да и, судя по виду, ему требовалось опохмелиться после вчерашне­го. Она смутно помнила, что такое похмелье. В первые после колледжа годы в Нью-Йорке, когда организм позволял ей пить до трех, а в девять утра быть на работе, она иногда выпивала за завтраком несколько глотков вина, чтобы ослабить головную боль. Она вспомнила все ночные гулян­ки с Эмми и Адрианой — они бесцельно болтались по го­роду, перебираясь со «счастливого часа» на чей-то день рождения, и слишком много пили, курили и целовались с безымянными, безликими парнями. Боже, прошла, кажет­ся, вечность... семь, восемь лет, а ощущение такое, будто прожита целая жизнь. Теперь уже она и каблуков таких высоких не носит (как она вообще ходила в столь неудобной обуви?), и битком набитые бары уступили место более цивилизованным ресторанам (слава Богу), и трудно вспомнить, когда она в последний раз не спала всю ночь какой-то другой причине, нежели работа или бессон­ница. Но, напомнила себе Ли, некоторые из этих счастливых воспоминаний относятся совсем к другой истории. Да и как иначе ? Тогда не было ни престижной работы, ни собственной квартиры и, уж конечно, заботливого жениха.

Ли неторопливо пересекла гостиную с окном-люком и открыла раздвижные стеклянные двери, за которыми ее взору предстал потрясающий вид. Это был скорее не задний двор, а оазис посреди леса. Огромные высокие дубы и клены как бы отгораживали площадку, покрытую манящей, ухоженной зеленой травой. По сторонам маленького бассейна стояли два шезлонга, позволяя сосредоточиться на самом главном — идеальном прудике футов двадцать на тридцать, с плавучей мягкой платформой для отдыха и деревянной гребной лодкой, привязанной у берега. За прудом, на самом краю владения, под сенью лиственных деревьев стояла ти­ковая кушетка в балинезийском стиле под балдахином. Ли едва удержалась, чтобы не направиться прямиком к кушет­ке и повалиться на нее. Интересно, как в таком красивом и расслабляющем месте Джесс вообще мог что-то сделать!

— Неплохо, а? — спросил он, ступая на мощенный кам­нем дворик-патио и подавая Ли «Кровавую Мэри», допол­ненную стеблем сельдерея и лаймом.

— Боже мой, ваш дом не представляет собой ничего особенного с фасада... да и внутри, собственно, тоже... но это... это потрясающе!

— Спасибо. Согласен.

— Нет, правда, вы не думали о фотографиях? Я так и вижу это в одном из дизайнерских журналов, как же они называются? «Двелл». Это идеально для «Двелла».

Джесс пригладил волосы и отпил пиво «Будвайзер».

— Маловероятно.

— Нет, правда, мне кажется, это могло бы стать...

— Никаких журналистов или фотографов в моем доме, никогда.

— Я об этом слышала, — согласилась Ли, невольно вспомнив фотографию квартиры Рассела на целый разворот, которую увидела в «Элль декор» еще до их знаком­ка фотография иллюстрировала статью о лучших холостяцких квартирах Нью-Йорка и подана была в каче­стве основного блюда — ультрасовременная студия на втором этаже бывшего склада в Трайбеке. В то время Ли сосредоточенно изучала фотографии кухни, достаточно просторной для приема гостей, деревянной кровати-плат­формы, низкой, как положенный на пол матрас, и ван­ной комнаты, словно взятой из отеля «Уолдорф» и постав­ленной в центре апартаментов. Ли прочла, что площадь квартиры свободной планировки составляет двести два­дцать квадратных футов, включает огромные окна и деревянные полы, покрытые черным лаком, но только при третьем их свидании увидела все это великолепие во­очию. С тех пор она проводила там как можно меньше времени — вся эта сталь, черный лак и острые углы не­рвировали ее больше обычного.

Джесс сел за стол и знаком предложил Ли занять мес­то напротив. Еще раз глотнув пива, он с глубоким вздохом расстегнул застежки на обтрепанной холщовой почтовой сумке, вынув из нее стопку листов бумаги формата теле­фонной книги, обеими руками подал ее Ли жестом офи­цианта-азиата:

— Будьте снисходительны.

— Мне казалось, вам нужна честность, а не снисходи­тельность? — Ли взяла рукопись и положила перед собой, едва сдерживаясь, чтобы тут же не заглянуть в нее. — «Ни­кто не говорит со мной откровенно, меня все балуют, под­дакивают, а мне нужен редактор, который скажет все как есть». — Она воспроизвела его слова, произнесенные, как ей передали, во время первого посещения Генри.

Джесс закурил.

– Это все бравада. Болтовня. Я совершенное дитя, которое едва выносит конструктивную критику, не говоря уже о хорошей порке.

Ли положила ладони на стол и улыбнулась.

— Что ж, это делает вас, Джесс Чэпмен, абсолютно похожим на всех остальных известных мне авторов.

— Господом Богом я себя пока еще не считаю, но с недостатков уверенности, подрывающим силы, и постоянным сомнением и самобичеванием справиться могу.

Джесс поднял сигарету, прося слова.

— Ну-ну, давайте-ка не будем забегать вперед. Это, он указал на рукопись, — лучший вклад в литературу последнего года, если не десятилетия — я уверен. Я лишь просил немного сочувствия на тот случай, если вы наткнетесь на абзац или два, которые вам не понравятся.

— Ах да, конечно. Абзац или два. Уверена, и этого не наберется, — кивнула Ли с напускной серьезностью.

— Великолепно. Рад, что в этом мы с вами согласны. — Помолчав, он пристально посмотрел на нее. — Ну?

— Что — ну?

— Вы не собираетесь читать?

— Начну, как только вы оставите меня одну.

Джесс округлил глаза:

— Одну? Не знал, что такова стандартная процедура.

Ли засмеялась:

— Вам, так же как и мне, известно, что здесь нет ниче­го от стандартной процедуры.

Джесс сделал невинное лицо:

— Понятия не имею, о чем вы говорите.

— Согласно стандартной процедуре, вашу книгу редак­тировал бы мой начальник, а не я. Согласно стандартной процедуре, я прочла бы вашу рукопись — или даже всего лишь план и главу на выбор, — прежде чем ехать два с по­ловиной часа для встречи с вами. Согласно стандартной…

Джесс поднял руки, словно защищаясь, и объявил:

— Мне это наскучило. Крикните, если что-то понадо­бится. Я прилягу наверху.

И без лишних слов исчез в доме.

Прошла минута или две, прежде чем Ли ощутила, что ее ногти впиваются в ладони. Он пытался лишить ее самообладания или всегда так себя ведет? Шутил насчет сверхчувствительности к критике, или думает, будто написанная им книга ‒ о чем бы она ни была — действительно второе его пришествие, или все это просто маска? Он мог быть таким обаятельным, непосредственным и остроумным, а потом — раз! — щелкает переключатель, и Джесс опять превраща­йся в нахального придурка, каким все его называют.

Ли посмотрела на часы и увидела, что до заселения в го­стиницу остался час, поэтому, глотнув «Кровавой Мэри» и с вожделением посмотрев на оставленную Джессом пачку сигарет, приступила к чтению. Действие романа начиналось в клубе иностранных журналистов в Пномпене и велось от имени снятого с должности, сильно пьющего американца, показавшегося Ли очень знакомым. Не плагиат, но доста­точно банально — на ум немедленно пришли «Конец одно­го романа», «Тихий американец» и «Аутодафе»[29].

Само по себе это ее не обеспокоило — достаточно лег­ко изменить, — но по прочтении еще нескольких страниц тревога Ли усилилась. Сама история — о парне двадцати с небольшим лет, первая же книга которого неожиданно стала бестселлером, — захватывала своим бесстыдством, что неудивительно, учитывая личный опыт автора. Трево­гу вызвала манера письма — плоская, неоригинальная, вре­менами даже нудная. Совершенно не похожая на стиль Джесса. Ли глубоко вдохнула и напомнила себе, что могло быть куда хуже. Окажись катастрофическим сюжет — и она не знала бы, с чего начать.

Когда через час Джесс вернулся, с мутным взором, но сме­нив пиво на бутылку воды, Ли начала осознавать свое поло­жение. Каким образом она, Ли Эйзнер, младший и до сих пор не имевший дела с авторами бестселлеров редактор, должна сказать одному из самых успешных в литературном и коммерческом отношениях писателю своего поколения, что в настоящем виде его последнее творение никогда не пробьется в список бестселлеров? Ответ прост: она не скажет.

Джесс зажег сигарету и подвинул пачку к Ли.

— Расслабьтесь же немного. Вы целый день не сводите с них глаз.

– Да?

Он кивнул.

И Ли последовала его совету. Ни секунды не колеблясь и лишь мимоходом подумав, как разочаруется Рассел, если узнает, она вынула из пачки сигарету и жадно нагнулась к протянутой Джессом спичке. Первая затяжка обожгла легкие и оказалась резкой на вкус, но вторая и третья пошли лучше.

— Целый год псу под хвост, — сокрушенно сказала она и снова затянулась.

Джесс пожал плечами:

— Вы не показались мне человеком, злоупотребляю­щим выпивкой, наркотиками, едой или... да хоть чем-то. Если выкуренная время от времени сигарета доставит вам удовольствие, почему его не получить?

— Если бы я могла курить время от времени, то так бы и делала. Беда в том, что, выкурив одну, десять минут спу­стя я начну уничтожать пачку.

— А, значит, все же и у мисс Все Продумано есть ка­кая-то слабость, — улыбнулся Джесс.

— Отлично, я рада, что моя борьба с вредными привыч­ками вас забавляет.

— Считаю это не столько забавным, сколько подкупа­ющим. — Он помолчал, видимо размышляя. — Да, пола­гаю, это и забавно.

— Спасибо.

Указав на рукопись, Джесс осведомился:

— Есть уже какие-то соображения или в стандартную процедуру не входит обсуждение с автором до окончания чтения?

Он глотнул воды из бутылки.

Обрадовавшись, что Джесс дал ей путь к отступлению, Ли туманно ответила:

— Я прочла только семьдесят страниц и хотела бы дочитать до конца.

 И кашлянула.

Джесс посмотрел на нее напряженным взглядом, от которого ей стало не по себе. Казалось, он ищет на ее лице ответы, и после почти минутного молчания Ли почувствовала, что краснеет. Тем не менее Джесс промолчал.

– Тогда мне, наверное, нужно... э... зарегистрировать­ся в гостинице, — сказала Ли, бросая сигарету в импрови­зированную пепельницу, которую Джесс сделал из бутыл­ки «Поланд спринг».

– Да.

– Мне вернуться потом сюда, или вы предпочтете встретиться в другом месте? В холле отеля? В кафе? Как насчет четырех или четырех тридцати?

Напряжение было ощутимым и нервировало, но Ли приказала себе замолчать.

— Приезжайте сюда, но только прочитав рукопись.

Ли засмеялась, но тут же поняла, что Джесс не шутит.

— Мне понадобятся еще пять или шесть часов как ми­нимум, чтобы прочесть ее до конца. Мы могли бы догово­риться хотя бы о сроках. — Поняв, что это звучит как просьба, Ли придала своему голосу авторитетности: — Генри четко дал понять, что крайний срок неизменен.

— Ли, Ли, Ли, — разочарованно произнес Джесс. — Любой крайний срок можно изменить. Пожалуйста, про­чтите рукопись. Приезжайте, когда бы ни закончили. Как вы догадываетесь, я поздно ложусь спать.

Ли пожала плечами в вялой попытке выразить пренеб­режение и взяла свои вещи.

— Если собираетесь не спать всю ночь, меня это устра­ивает.

Он закурил очередную сигарету и откинулся на стуле.

— Не сердитесь, Ли. Нам понадобится некоторое вре­мя, чтобы сработаться. Наберитесь терпения.

Она фыркнула и, не подумав, сказала:

–   «Сработаться»? «Наберитесь терпения»? Вы что, на­учились этому в одном из своих ашрамов, в постреабили­тационных клиниках? Постойте, вы все еще проходите курс реабилитации?

Долю секунды Джесс выглядел так, будто ему дали пощечину, но быстро оправился и усмехнулся.

— Рад слышать, что вы по крайней мере почитали обо мне, — проговорил он, выдыхая дым.

— Простите, я не хотела...

— Пожалуйста, Ли, бегите. — Он махнул сигаретой в сто­рону двери. — Я много лет не общался с редакторами, поэто­му простите, если поначалу несколько неуклюж, хорошо?

Ли кивнула.

— Великолепно. С нетерпением жду вас позже. Пред­варительно звонить не нужно, просто приезжайте в лю­бое время. Приятного чтения.

Ведя свой арендованный автомобиль по немощеной подъездной дорожке Джесса, Ли гадала, стала ли их первая встреча достойным началом или полной катастрофой. И вынуждена была признать, что второе гораздо вероятнее.

 

 

⇐ Предыдущая123456789Следующая ⇒

Поделиться: