Отношения, идеальные на данный момент

 

Руки массажиста замечательно разминали зажатые мышцы плеч, но, несмотря на негромкую классическую музыку, приглушенный свет и лавандовое ароматическое масло, Ли не могла успокоиться. Месяц, прошедший с тех пор, как она переспала с Джессом, стал пыткой, а для человека, подверженного навязчивым идеям и придерживающегося  строго определенного поведения, ну, это говорило  о многом. Не было ни единой секунды —  буквально ни одной — чтобы Ли снова и снова не переживала произошедшее между нею и Джессом, их с Расселом будущее или какое-то извращенное сочетание первого и второго. Ли собиралась немедленно рассказать обо всем Расселу, но у нее было время подумать, пока она ехала домой из Хэмптонс, и Ли приняла другое решение. Было бы несправедливо по отношению к Расселу и к их роди­телям испортить всем День благодарения неким драма­тическим — и, вероятнее всего, ведущим к разрыву от­ношений — заявлением. Ей значительно помогло поступив­шее по голосовой почте сообщение от Джесса, в котором он говорил, что на следующий день уезжает на отдых в Индонезию и вернется только после Нового года. Он, так сказать, преподнес ей безболезненный выход из ситуа­ции на блюдечке с голубой каемочкой, и хотя совесть молила о снисхождении, Ли решила, что выдержит эту вину и притворится, будто все прекрасно, пока они не пройдут через ужасные недели Дня благодарения, Рож­дества и Нового года.

Каким-то образом Ли удалось прожить последний ме­сяц без окончательного нервного срыва, но психовала она больше обычного. Эмми находилась в Израиле, Ад­риана — в Бразилии, и у нее не было возможности пове­дать подругам о том, что натворила, хотя, если говорить честно, Ли испытывала и облегчение. Она даже выдержала мучительную новогоднюю вечеринку в квартире одного из коллег Рассела — почти полной копии его жилища, вот только находилась она в Сохо, — но когда второго января настал час выходить на работу, Ли поняла, что не в состоянии этого сделать. Она взяла отгул, сославшись на плохое самочувствие, а потом и следующий — событие столь редкое, что обоснованно вызвало звонок от Генри.

— Вы действительно больны, Эйзнер, или я чего знаю? — спросил он.

Она позвонила ему на голосовую почту в шесть утра бы оставить сообщение, но он снял трубку на втором гудке. Генри всю жизнь не спал воскресными ночами, поэтому взял за обычай по понедельникам приезжать в офис в четыре или пять утра, утверждая, будто эти несколько часов в одиночестве — единственное по-настоящему рабочее время за всю неделю. В своих страданиях Ли об этом позабыла.

— О чем вы говорите? — спросила Ли с довольно правдоподобным возмущением. — Конечно, я действительно больна. Почему вы должны думать иначе?

— О, не знаю, может, потому что за все годы вашей ра­боты здесь вы ни дня не болели. Кроме того, Джесс Чэпмен — только что сошедший с борта самолета в Азии — оставил мне три сообщения вчера и два уже сегодня ут­ром. Просто интуиция.

— И что же он сказал? — поинтересовалась Ли.

В душе она знала, что их профессиональные отноше­ния, по сути, окончены, но ей хотелось лично сообщить об этом Генри, когда она будет готова.

Ли услышала, как Генри что-то отхлебнул, а затем при­щелкнул языком.

— Да ничего он не сказал. Заверял, будто всего лишь «напоминает о себе», «поддерживает связь» и «хочет по­здороваться», что в устах мистера Чэпмена с таким же ус­пехом может означать: «Мы тут кое-что запороли, и я пы­таюсь выяснить, знаете ли вы, в чем дело».

Ли вздохнула — на нее произвела впечатление прони­цательность Генри и разобрала злость на «прозрачность» Джесса.

— Ну, за Джесса я говорить не могу, но, насколько мне известно, докладывать не о чем. Рукопись еще не на том этапе, на котором мне бы хотелось, но поводов для беспокойства нет, — заверила она с самообладанием, которого не чувствовала.

Генри мгновение помолчал, хотел что-то сказать, но передумал.

– Значит, это ваша история и вы ее придерживаетесь? Хорошо. Я ей не верю, но приму — пока. Однако едва возникнет что-то, способное поставить под угрозу дату выхода книги, я хочу об этом знать. Мне все равно, в какое время дня или ночи я получу эту информацию и каким образом, хоть почтовым голубем, но я хочу знать. Договорились?

 – Конечно! Генри, вам не нужно напоминать мне, на­сколько это важно, клянусь. Я обещаю, что справлюсь. И мне очень неприятно сворачивать разговор, но сейчас у меня такое ощущение, будто я глотаю стекло.

— Стекло, да что вы?

Ли кивнула, хотя никто ее не видел.

— Да, думаю, это стрептококк, поэтому и завтра, на­верное, не выйду. Но ноутбук у меня дома, и, разумеется, я всегда на связи по сотовому.

— Что ж, поправляйтесь. Я рад этому нашему разго­вору.

Болезненный прострел в шее вернул Ли к массажу, на который она записалась, едва распрощавшись с Генри. Она дернулась.

— О, простите, — сказала массажистка. — Слишком сильно надавила?

— Нет, ничего, — солгала Ли.

Она знала, что ответная реакция во время массажа до­пускается, и глупо платить бешеные деньги, не получая от этого удовольствия, или, еще хуже, выдерживать час боли, но сколько Ли ни убеждала себя в этом, сказать ничего не смогла. Каждый раз она клялась себе, что заговорит, но, стиснув зубы, вновь и вновь терпела слишком сильный нажим, слишком громкую музыку или холод в комнате. Может быть, она боится ранить чувства массажистки? Вот это ирония! Никаких угрызений совести по поводу обманутого жениха, но ни единого слова чужому человеку, которому платишь деньги и от коего предпочитаешь получать более мягкие прикосновения! Ли с отвращением покачала головой.

— Я делаю вам больно? — спросила девушка в ответ движение Ли.

— Вообще-то это слабо сказано. Больше похоже на из­биение профессиональным боксером, — не задумываясь ответила Ли.

Девушка рассыпалась в извинениях:

— Господи, я и понятия не имела. Простите, пожалуй­ста. Я, конечно, могу действовать гораздо мягче.

— Нет-нет, извините. Я... э... ничего такого в виду не имела. Просто... э... сорвалось. Все отлично, — поспешила заверить ее Ли. И почему она не может держать язык за зубами?

Этим утром массаж показался хорошей идеей — если ей когда и требовалось расслабиться, так это сейчас, а один из авторов прислал ей подарочный сертификат на Рожде­ство, поэтому Ли не чувствовала себя виноватой, тратя деньги, — но массаж пока не дал ничего, кроме продол­жительного отрезка времени в одиночестве и покое, в те­чение которого Ли могла только думать.

Сегодня вечером, за ужином, они с Расселом планиро­вали обсудить свадьбу, и ничего более страшного в своей жизни Ли припомнить не могла.

— Мышцы шеи у вас здорово напряжены. У вас в послед­нее время было много стрессов? — спросила девушка, со­вершая ладонью все те же болезненные круговые движения.

Ли промычала в ответ что-то нечленораздельное, на­деясь, что девушка уловит ее незаинтересованность в бол­товне.

— Да, могу себе представить. Люди всегда удивляют­ся, откуда мы знаем об их неприятностях, а я всегда отве­чаю, мол, этому нас и учили, понимаете? Естественно, любой может размять вам спину, но только профессионал выявит особые болевые точки и сможет их расслабить. Так что это? — спросила она.

Говорила массажистка мягко и негромко, но так быстро, что и сама казалась озабоченной. — Что — что? — переспросила Ли, раздраженная не­обходимостью участвовать в разговоре.

– С чем связан ваш стресс?

Для человека, который перестал ходить к психоанали­тику, посчитав, что это слишком разоблачающая процеду­ра, подобные вопросы восторга у Ли не вызвали. Как и во­обще любые расспросы о чем бы то ни было. И в то же вре­мя она была совершенно неспособна выдавить несколько простых слов, вроде: «У меня болит голова, вы не против, если я просто спокойно у вас тут полежу? » Вместо этого Ли сочинила какую-то невнятную историю о поджимающих на работе сроках и давлении в связи с планированием идеальной гринвичской свадьбы. Интересно, какую реакцию она вызвала бы, описав истинный источник своего напряжения, а именно тот факт, что переспала с одним из своих авторов (и под «переспала» на самом деле подразумевала: «имела лучший секс в своей жизни во всех мыслимых позах и ва­риантах в течение десяти часов, полностью отключивших ее мозги»), а сама тем временем продолжала играть роль лю­бящей и взволнованной невесты по отношению к своему милому, поддерживающему ее и абсолютно ничего не ве­дающему жениху.

К концу массажа Ли чувствовала себя чуть более встре­воженной и значительно менее расслабленной. Она оде­лась, не потрудившись даже смыть ароматические мас­ла, и мысленно попыталась подготовить себя к расхле­быванию каши, которую сама же и заварила. На самом деле она хотела возвратиться в дом своего детства, свер­нуться калачиком под одеялом и погрузиться в какой-нибудь фильм. Ей так этого захотелось, что она уже го­това была поехать в автомобиле Рассела к своим роди­телям, когда в мозгу вспыхнула другая картинка. Там тоже присутствовали мягкий плед и любимые романы, но, кроме этого, еще и ее родители, прибывшие домой и забрасывающие ее вопросами. «Почему ты здесь редине рабочей недели? Где Рассел? Как продвигается работа? Когда мы составим меню для приема? Что происходит с книгой Джесса? Когда вы собираетесь зарегистрироваться? Почему у тебя такой несчастный вид? Почему? Где? Когда? Скажи нам, Ли, скажи нам!» Тупая боль в голове теперь превратилась в острую, и Ли вдруг почувствовала себя толстой из-за липкого слоя оставшегося на коже массажного масла.

Она быстро расплатилась и умудрилась устоять, когда ее попросили заполнить анкету о своих впечатлениях от посещения спа.

— Вы уверены? — спросила девушка на ресепшн, быс­тро, с раздражающим треском жуя резинку. — Вы полу­чите купон на пятнадцатипроцентную скидку на следую­щую процедуру.

— Спасибо, но тороплюсь, — солгала Ли, почти улыб­нувшись себе (почти), когда прикинула, что, вероятно, половина из сказанного ею в последние дни — ложь. Она поставила неразборчивую подпись на подарочном сер­тификате, дала больше двадцати пяти процентов чаевых наличными из чувства вины, что не поддержала разго­вор с массажисткой, и вылетела на улицу, пока очеред­ной щелчок жевательной резинки не побудил ее к смер­тоносным действиям.

Даже в плотном движении часа пик поездка на такси от Верхнего Ист-Энда до Трайбека заняла всего тридцать секунд. Ли выходила из машины перед домом Рассела, ког­да зазвонил ее телефон и Рассел сказал:

— Привет.

Его голос прозвучал как-то отстраненно, но Ли убеди­ла себя, что просто придумывает.

— Привет! Я как раз подъехала к твоему дому.

Ее собственный голос звучал наигранно весело, но Рассел, похоже, не заметил.

– Я буду занят еще по меньшей мере час, но надеюсь, меня дождешься. Поднимайся и, может, закажешь нам что-нибудь поесть? С нетерпением жду нашей встречи.

– Я тоже, — сказала Ли и с облегчением поняла, что это была не совсем ложь.

 Она расплатилась с водителем и вышла из такси, когда ее телефон зазвонил снова. Ли ответила, не посмот­рев, кто это:

– Я забыла спросить, ты хочешь суси или что-нибудь итальянское?

– Я — за итальянское, — со смехом ответил женский голос.

– Эмми! Ты звонишь из Израиля? Как ты?

  Говорить Ли не хотелось, но она не могла просто так оборвать разговор с лучшей подругой, с которой не обща­лась больше недели.

– Нет, я только что приземлилась. Еду в такси из аэро­порта. Чем занимаешься сегодня вечером? Может, поужи­наем вместе?.. Я скучаю по своим подругам!

– Я расстаюсь с Расселом, — спокойно произнесла Ли. Ей понадобилась секунда, чтобы осознать — она действи­тельно сказала эти слова.

– Что ты говоришь? Я не расслы...

– Все ты расслышала, — спокойно прервала ее Ли. — Я сказала, что разрываю отношения с Расселом.

– Ты где?!

– Эмми, я прекрасно себя чувствую. Я ценю твою...

– Где ты, черт бы тебя побрал? — заорала Эмми так громко, что Ли пришлось отвести телефон от уха.

– Вхожу в его квартиру. Его еще нет дома, но я закажу ужин на двоих и потом это сделаю. Эмми, я знаю, это словно гром среди ясного неба, но...

Голос ее прервался.

– Я сейчас приеду. Слушай меня, Ли Эйзнер. Я еду туда, ясно? — Ли услышала приглушенные звуки — Эмми водителю указание ехать к перекрестку, где стоял

дом Рассела. — Ты здесь? Мы уже проехали туннель и двинемся на юг по Эф-дэ-эр[36]. Я буду на месте через десять – двенадцать минут. Ты меня слышишь?

Ли кивнула.

— Ли? Скажи что-нибудь.

— Я тебя слышу, — всхлипнула Ли.

— Хорошо, стой на месте. Стой. На. Месте. Поняла? Я сейчас буду.

Ли услышала, что Эмми отключилась, но не могла заставить себя закрыть телефон. Почему она сказала, что со­бирается порвать с Расселом? Совсем не об этом она дума­ла последние пару дней, во время массажа, на обратном пути в город. Она лишь решила быть честной с ним — любой це­ной — в том, что касается Джесса. И даже если это эгоистическая попытка успокоить свою совесть, начинать брак на обмане — не самая блестящая идея, и Рассел заслуживает того, чтобы знать правду. Короче говоря, она не сомнева­лась, что Рассел — при должном старании — может дать ей второй шанс. Ничего приятного или веселого для них не бу­дет, но если она достаточно убедительно объяснит Расселу, что с Джессом у нее произошла чистой воды ошибка (чем она и была) и это никогда не повторится (и это не ложь), у них есть весьма приличный шанс преодолеть данную ситу­ацию. Она и подумать не могла, что может не захотеть прой­ти через все это... пока не выпалила минуту назад.

В крохотном угловом магазинчике Ли выпила чашку кофе — и где все эти проклятые пончики, когда они тебе так нужны? — и поплотнее закутала горло шарфом. Она уже собиралась войти в вестибюль, когда услышала поза­ди себя крик Эмми. Ли обернулась и увидела с визгом при­тормозившее такси, из заднего окошка которого выгляды­вала загорелая и крайне встревоженная подруга.

Ли остановилась в дверях, терпеливо дожидаясь, пока та сунет три двадцатки шоферу, возьмет несколько долларов сдачи и вытащит свой чемодан на колесиках из багажника.

 – Когда так жутко похолодало? — прошипела Эмми, дергая не желавшую выдвигаться ручку чемодана.

 – Через две секунды после твоего отлета. — Ли понимала, что должна помочь подруге, но не чувствовала ника­кого желания это сделать.

Сейчас ей нужно именно это — стоять и смотреть, как собственное дыхание превращается в облачко пара в хо­лодном воздухе. Она расстается с Расселом. Расстается с Расселом. Неужели она действительно возьмет и покон­чите этим — раз и все? Расторгнет помолвку, вернет коль­цо, перестанет быть невестой? Да. Да, действительно.

— Боже мой, как неудобно! Как все не приспособле­но! Почему мы выбираем себе такую жизнь? — Эмми по­целовала Ли в щеку. — Рассела дома нет, так? Значит, мы можем подняться наверх?

Ли придержала дверь и поманила Эмми. С помощью своего ключа она вызвала лифт, который поднимался не­посредственно в апартаменты Рассела, занимавшие весь этаж, и девушки вдвоем загрузили в кабинку чемодан Эмми. Открывшейся панорамы из нержавеющей стали и черного лака оказалось достаточно, чтобы рывком вер­нуть Ли в реальность: при виде коллекции Рассела, состо­ящей из металлических скульптур и выбранных декора­тором черно-белых гравюр, она немедленно почувство­вала, как ее ногти впились в ладони.

— Добро пожаловать! — насмешливо проговорила Ли. — Есть что-то в этом месте, от чего на сердце тепле­ет, не правда ли?

Эмми оставила чемодан у двери, скинула дутое пальто на стул в столовой и неловко плюхнулась на диван Рассела — До невозможности шикарный, твердый как камень.

— Я с ходу назову тебе три дюжины женщин, которые отдали бы все за одну лишь ночь в этой квартире.

Ли бросила на нее предостерегающий взгляд.

— Я лишь говорю...

— Ты, разумеется, права. И это еще больше усиливало иронию того, что я к их числу не отношусь.

Ли говорила спокойно и серьезно и на мгновение удивилась, что уже не плачет.

Эмми похлопала рядом с собой по дивану.

— Боже, какой же твердый, — пробормотала она. — Иди сюда, сядь и расскажи, что происходит. А то я чув­ствую себя свалившейся с Луны.

Ли села напротив, на кушетку от «Линь Розе».

— Наверное, так и есть. Черт, у меня самой похожее чувство. Но если быть по-настоящему честной с собой...

Ли почувствовала спазмы в горле и почти обрадовалась, что наконец-то переживает нечто похожее на нормальную реакцию.

— Что происходит? Вы ссоритесь?

— Ссоримся? Нет, конечно, нет. Рассел все такой же милый и поддерживает меня. Не знаю, просто я, ну, не знаю...

— Господи Боже! — Эмми хлопнула себя по лбу. — Как я не догадалась? Он же мужчина, в конце-то концов. Рас­сел тебя обманывает, да?

Ли изумленно уставилась на нее.

— О Боже! Вот дерьмо! Мистер Само Совершенство обманывает тебя? Ли, милая моя, к несчастью для нас обе­их, я точно знаю, что ты сейчас чувствуешь. Господи, не могу поверить, что он на самом деле...

— Не он обманывает меня, Эмми. Я его обманываю.

Это заставило Эмми замолчать на целых тридцать се­кунд. Вид у нее был такой, будто ее ударили, — лицо иска­зилось от удивления, пока она переваривала услышанное.

— Ты обманываешь Рассела?

— Да. В смысле — нет. Не в настоящее время. Но я это сделала.

— С кто? То есть с кем? Да говори же.

Ли вздохнула.

– Это не важно. Важно, что с этим покончено, но я вынуждена думать, что все случилось неспроста. Люди, у которых безумно счастливые отношения, не обманывают.

Эмми подняла руку, как бы прося тишины.

– Это не важно? — переспросила она. — Ли, доро­гая, ты — одна из двух моих лучших подруг на этой пла­нете. Дело вовсе не во мне, но посуди сама! Я и понятия не имела, что ты с кем-то спала, пока это длилось — и при­знаю, сейчас, вероятно, не самое лучшее время сердить­ся на тебя за это, — но даже предположение, что ты не расскажешь мне об этом постфактум, просто смехотвор­но! В смысле — ты действительно...

— Это был Джесс. Джесс Чэпмен.

Эмми всплеснула руками:

— Господи Боже, и как это у нее получается? У нее, видимо, шестое чувство на такие вещи. Или, может, пе­респав с достаточным количеством мужиков, сама начи­наешь ощущать, когда кто-то другой занимается тем же. Невероятно. Невероятная девушка!

— О ком ты говоришь? Кто невероятная?

Звук голоса Ли, видимо, вернул Эмми к действитель­ности.

— О, прости. Просто Адриана уже несколько недель... может, месяцев... считает, будто ты спишь с Джессом, а я настаиваю, что не спишь. Клялась всем чем можно, что это самое нелепое предположение. В смысле — ты же помолв­лена с Расселом...

Эмми умолкла на полуслове и закрыла рот ладонью.

— Прости. Ли, извини, я не так выразилась.

Та пожала плечами:

— Ну, для сведения: я не «сплю» с Джессом и никогда не спала. Это случилось лишь однажды и никогда не по­вторится. Поэтому в следующий раз, общаясь с Адриапой, можешь сказать, что она ошибается.

— Зазвонил телефон Эмми. Выражение ее лица, когда она увидела, кто звонит, подтвердило, что это Адриана. Господи, она что, к тебе антенну прикрепила? – Ли покачала головой.

— Это все латинская интуиция, так она заявляет. – Эмми отключила телефон и сунула назад в сумочку. – Итак, рискуя показаться... э... настойчивой, могу я узнать, почему ты считаешь, что должна закончить свои отношения с Расселом? В смысле, если Джесс был на один раз – и ты хочешь, чтобы так и осталось, — не слишком ли ужасно с моей стороны предположить, что ты просто зарыва­ешь голову в песок?

— Это не так просто.

— Значит, ты неравнодушна к Джессу?

— Нет! Ну да. Немного. Но вообще-то Джесс не имеет к этому никакого отношения. Дело в Расселе и во мне.

Эмми извлекла из сумки бутылку воды, отпила и пред­ложила Ли. Та покачала головой.

— Я слышу, — осторожно произнесла Эмми. — Но уве­рена, что ты сознательно умалчиваешь неприятное толь­ко ради того, чтобы облегчить свою душу. Типа, если им это знание не на пользу, пусть лучше не знают?

Ли заставила себя расцепить руки и опустить плечи. Ей не хотелось раздражаться, но притворяться становилось все труднее. Очевидно, что она все обдумала и ситуация гораздо сложнее, чем предполагает Эмми. Разумеется, Ли не чувствует себя вынужденной — как там выразилась Эмми? — облегчить душу перед Расселом только потому, что напортачила и хочет получить прощение. Будь дело в этом, она приняла бы единственно возможное разумное решение и поступила бы в точности так, как рекомендует Эмми: чувствовала бы себя виноватой, что обманула же­ниха, поклялась бы себе, что это никогда не повторится, и пошла бы дальше. Проблема появилась, когда Ли позволи­ла себе признать, что даже имея такую возможность, не хочет идти дальше.

— Я не люблю Рассела, — вздохнув, сказала она.

— О, Ли.

Эмми вскочила с дивана и бросилась к кушетке, но Ли подняла руку.

– Нет. Прошу, не надо.

Эмми попятилась и удовольствовалась тем, что сжала ее руку.

– Вот я говорю нечто совершенно нелепое и до смеш­ного банальное, например: «Я люблю, но я не влюблена в Рассела», верно? — Ли засмеялась и размазала по виску большущую слезу, повисшую на нижних ресницах. — Боже мой, вся эта ситуация — полная неразбериха. Кто бы мог подумать, что такое возможно? Идеальная особа — Марша, Марша, Марша! — соглашается выйти за парня, кото­рого не любит, поскольку его любят все остальные, и дума­ет, будто со временем тоже его полюбит. И вместо того что­бы, как зрелый человек, исправлять ею же самой созданную ситуацию, предпочитает переспать с человеком, с которым работает. И женатым к тому же! Враз загубив таким обра­зом и свою карьеру, и любовную жизнь. Все это было бы смешно, когда бы не было так грустно.

— Это не грустно, — машинально откликнулась Эмми.

— Я говорю о себе в третьем лице. Что в этом веселого?

— О, милая, — вздохнула Эмми. — Прости меня. Я и понятия не имела, что все так плохо. Никто из нас. Но ты не можешь упрекать себя из-за того, чего не чувствуешь. Рассел — отличный парень, и — да, очень похож на иде­ального. Но все это не имеет значения, если он не идеален для тебя.

Ли кивнула:

Просто все произошло так быстро! Вот мы совер­шаем романтические прогулки по Юнион-сквер, а в сле­дующий момент он уже надевает мне на палец бриллиант, Даже не сомневаясь, что я соглашусь. Я все гадаю, когда мы так разошлись. Мне казалось, мы просто встречаемся, Хорошо проводим время и у нас идеальные на данный мо­мент отношения. Никакого конца в перспективе, но и необязательно грандиозный роман. Но помолвка? Замужество? Эмми, даже рискуя показаться самой большой на свете дурой  — или самой бесчувственной, — я просто ни­чего такого не предвидела. Я каждую минуту ждала уве­ренности, понимания, что поступаю правильно, но не до­ждалась. Я никогда не чувствовала себя так с Расселом, и, думаю, настало время посмотреть правде в глаза — никог­да не почувствую.

Подруги застыли при звуке поднимающегося лифта. Не успев произнести больше ни слова, они услышали, как открылась дверь, Рассел прошел из прихожей в кух­ню, заглянул в холодильник и стремительно направился в гостиную.

– О, привет, Эмми. Прости, не знал, что ты здесь, — рассеянно сказал он.

По единственному брошенному на нее взгляду Ли по­няла, что сегодня вечером Рассел не расположен сидеть в компании. Что ж, значит, они оба чувствуют одинаково.

Надо отдать должное Эмми — других намеков ей не по­надобилось. Она вскочила с дивана и, поцеловав сначала Рассела, а затем Ли, пробормотала что-то насчет обязательного делового ужина и бросилась к двери. Исчезла Эмми так быстро, что у Ли не осталось времени на подготовку к тому, что она скажет. Или когда. Или как.

— Привет, — смущенно произнесла она, гадая, слышал ли Рассел их разговор. Это было, конечно, невозможно — как только заработал лифт, они не проронили ни слова, — но Ли все же надеялась, что Рассел уловил обрывки разго­вора. Насколько облегчилась бы ее задача, если бы он хоть немного догадывался, что предстоит.

— Привет. Надеюсь, я вам не помешал. Эмми так стре­мительно умчалась.

Рассел ослабил галстук (который подарили ему на день рождения ее родители), а потом стянул его через голову и бросил на кофейный столик от «Люсайта».

— Ну, ты же знаешь Эмми, она постоянно куда-то бе­жит.

Рассел хмыкнул.

— Ты заказала еду?

— Прости, Эмми хотелось повидаться по пути домой из аэропорта, и мы разговаривали, всего несколько минут, но я забыла. Что ты хочешь? — спросила Ли, обрадовав­шись возможности чем-то заняться. Она достала телефон и пролистала список номеров. — Суси? Вьетнамскую? В том заведении на Гринвич готовят отличные фарширован­ные блинчики.

— Ли.

— Мы можем пойти в закусочную, если хочешь. Ом­лет с сыром и отличный картофель по-домашнему? Сей­час это как раз кстати.

— Ли!

Он не повысил голос, но тон стал резче, настойчивее.

Ли в первый раз после прихода Рассела встретилась с ним взглядом. Рассел никогда не раздражался в разгово­рах с ней, ни по какому поводу. Неужели сегодня что-то случилось на работе? Может, он поругался с тем помощ­ником продюсера, который всегда был такой сволочью? Или руководство Сети снова решило поменять время вы­хода его программы? Они как-то разговаривали об игри­щах с сеткой вещания, и Рассел был в ужасе, что его соби­рались убрать из прайм-тайма. И ведь сегодня днем он ска­зал, что хочет о чем-то с ней поговорить. Что, если, упаси Боже, произошло что-то более страшное и по какой-то неизвестной, непредсказуемой, совершенно дикой причи­не Рассела уволили? Ведь нельзя же порвать с человеком в тот самый день, когда его уволили. Нельзя, если в тебе сохранились хоть какие-то остатки порядочности, ты не мо­жешь... даже в этом же месяце. При одной мысли об этом Ли поежилась.

— Ли, что с тобой происходит? Уже несколько недель ты сама на себя не похожа, и я не представляю почему.

— Тебя уволили?

– Что? О чем ты говоришь?

— Я подумала, ты хочешь сообщить мне, что тебя уволили.

— Никто меня не увольнял. Я знаю, что сегодня должны были обговорить некоторые моменты, касающиеся нашей свадьбы, но мне кажется, гораздо важнее поговорить о тебе. В чем дело, Ли?

Что ж, лучшего случая не представится. Рассел буквально сделал ей подарок, дав идеальную возможность начать разговор. Она глубоко вдохнула, снова сжала кулаки так что ногти впились в ладони, и заговорила:

— Рассел, я знаю, это трудно... мне невыносимо даже думать об этом... но я хочу быть с тобой откровенна. — Она смотрела в пол, чувствуя, что Рассел наблюдает за ней. — Я считаю, что нам нужно на какое-то время расстаться.

Ну да, это не совсем правда — расставание на время подразумевает, что со временем все уладится, — но она хотя бы сумела что-то сказать.

— Что? — переспросил он.

Ли подняла глаза и увидела невозмутимого Рассела в пол­ном недоумении, что еще больше вывело ее из равновесия.

— Я... мм-м... думаю, что нам нужно немного повреме­нить. Чтобы все обдумать.

При этих словах Рассел вскочил с дивана и обнял ее.

— Ли, о чем ты говоришь — «повременить»? Мы обру­чены и должны пожениться, дорогая. Впереди у нас целая жизнь. Ты действительно хочешь отложить ее начало?

Объятия Рассела показались Ли наехавшим на нее авто­бусом. Кислород в легкие не поступал, и становилось все труд­нее не обращать внимания на давление и поплывшие перед глазами круги. Но она понимала, что должна перетерпеть.

— Рассел, я не уверена, что хочу, чтобы мы пожени­лись, — мягко проговорила она, настолько мягко, насколь­ко могла произнести такие жестокие слова.

Рассел молчал, и Ли могла бы подумать, будто он не рас слышал ее, если бы он не разжал руки и не вернулся на свое место.

Ли села рядом, достаточно близко для людей, тесно свя­тых, но так, чтобы не соприкасаться:

– Расс, ты любишь меня? То есть — по-настоящему? Настолько, чтобы провести остаток жизни со мной и только со мной?

Он стоически молчал.

— Любишь? — настаивала Ли, думая — зная, — что от­вет, конечно же, нет.

Если она так долго подозревала неладное, то и он, долж­но быть, тоже. Ей просто требовалось дать ему возмож­ность сказать об этом.

Рассел сделал глубокий вдох, взял Ли за руку и улыб­нулся.

— Разумеется, я люблю тебя, Ли. Поэтому и попросил стать моей женой. Ты моя невеста, моя любовь, мой друг. А я — твой. Я знаю, иногда делается страшно, когда понимаешь, что нашел такого хорошего человека, но, Ли, ми­лая, это нормально. Не могу поверить, будто именно это беспокоило тебя последнее время. Всего лишь небольшой приступ малодушия. Бедняжка, мне жаль, что ты так долго носила это в себе.

Он остановился, чтобы снова обнять ее, но на этот раз Ли его оттолкнула. Его отказ слушать — действительно слу­шать — то, что она говорит, разозлил ее. Неужели так уж невозможно понять, что она не хочет выходить за него за­муж?

— Рассел, ты меня не слушаешь. Ты знаешь, что я тебя люблю, но спрашиваю себя, не случайно ли все у нас совершилось так быстро, понимаешь? Ты начинаешь с кем-то встречаться в этом возрасте, и человек отвечает всем критериям — он красив, успешен и привлекателен, и все вокруг выходят замуж и спрашивают тебя, когда же ты об­заведешься семьей. И это постоянно тебя сопровождает. То, что может быть замечательными, приятными годичными отношениями в двадцать пять лет, внезапно приобре­тет совершенно иное значение в тридцать, тридцать два. Затем, не успел ты оглянуться, как уже обручаешься и по­свящаешь свою жизнь кому-то, кого совсем не обязатель­но хорошо знаешь. Поскольку «самое время», что бы это ни значило. Боже, я плохо объясняю...

Взгляд Рассела, всего минуту назад источавший сочув­ствие и доброту, сделался стальным.

— Да нет, выражаешься ты вполне ясно.

— Значит, ты понимаешь, о чем я говорю?

— Ты говоришь, что, по-твоему, все неправильно и длит­ся так уже некоторое время, но у тебя не хватало духу ска­зать мне об этом.

Теперь ей захотелось выложить Расселу всю правду, рассказать о Джессе, о том, какой счастливой и расслаб­ленной она чувствовала себя с ним, о единственной ночи секса, оставившей в ее сознании более глубокий отпеча­ток, чем полтора года, проведенные с ним.

Ли уже готова была выложить ему все это, но, к сча­стью, удержалась. Какой смысл рассказывать о Джессе? Будет ли это великодушно? Рассел не воспримет отказ как нужно, если сконцентрируется на ненависти к Ли за ее не­честность. Это тоже казалось неправильным. Зачем ранить его без нужды? Но и скрывать ведь нельзя, принимая во внимание общепринятые ценности — благородство, абсо­лютную честность и откровенность. Растерянная и изму­ченная, Ли решила промолчать. Судя по холодности по­следнего замечания и выражению глаз, Рассел не распо­ложен к дальнейшим разговорам. Зачем осложнять то, что и так тяжело?

Внезапно Рассел изумил Ли, схватив ее лицо в ладони и посмотрев прямо в глаза.

— Послушай, я знаю, ты переживаешь всего лишь обычный естественный приступ малодушия. Почему бы тебе не пожить некоторое время одной, понимаешь, как ты предложила, и все обдумать? Все продумать.

Ли мысленно вздохнула. Его умоляющий взгляд был не­выносимее злости.

— Расс, я... э-э... я... — «Скажи же это, — приказала она себе, — сорви пластырь». — Боюсь, это лишь на время ото­двинет неизбежное. Думаю, нам нужно покончить с этим сейчас.

Очевидно, это было правдой. Она поняла, что нет смыс­ла — никакого смысла — затягивать разрыв, и не важно, что легче оттянуть неприятное решение. У Ли не осталось никаких сомнений — все кончено навсегда, но тем не ме­нее собственные слова оказались настоящим шоком.

Рассел встал и подошел к двери.

— Что ж, — спокойно произнес он своим ровным то­ном, который так хорошо звучал в эфире. — Полагаю, го­ворить больше не о чем. Я люблю тебя, Ли, и всегда буду любить, но сейчас хочу, чтобы ты ушла.

Эти слова она повторяла про себя всю дорогу домой, сидя на заднем сиденье такси, которое в первый раз лови­ла самостоятельно, уезжая от Рассела. Почти так же быст­ро, как начались, ее отношения с Расселом закончились, и вместе с ними ушла тревога, гнездившаяся в ней не один месяц. Ли глубоко вдохнула и, пока такси мчалось вверх по Шестой авеню к ее дому, наконец призналась себе, что глубоко опечалена произошедшим, но чувство облегчения все же сильнее.

 

 

⇐ Предыдущая123456789Следующая ⇒

Поделиться: