Считай его латиноамериканцем

 

Эмми вынула противень из духовки тостера и осто­рожно потрогала кусочки подсушенной питы, радуясь, какие они нежно-хрустящие, и одновременно раздража­ясь, что не может приготовить партию побольше в нор­мальной духовке. Ее подруги должны были прийти к ней с визитом, который наносили дважды в год, и вместо того чтобы устроить для них пир (лучше итальянский — хоро­шие эскалопы с гарниром из идеальной, al dente[30], пасты), она готовит чипсы из питы в духовке тостера, занимаю­щей все «рабочее пространство», и толчет турецкий го­рох в миске на коленях. Эмми всегда успокаивала себя, что в один прекрасный день у них с Дунканом будет но­вая общая квартира с огромной плитой «Викинг», холодильником «Сабзеро» и шкафчиками, полными кастрюль из настоящей нержавеющей стали, но мечта испарилась вместе с Дунканом.

Эмми с трудом верилось, что они расстались целых пять месяцев назад. Еще более странно, насколько решительно они ‒ о, если быть до конца честной, Дункан — разорвали все контакты. Хотя Эмми не говорила Иззи или девочкам, первые два месяца она регулярно звонила и даже приезжа­ла к нему домой, пока он не сменил замки. После такого уни­жения ей удалось немного успокоиться, и к середине лета Эмми практически перестала звонить Дункану, за исклю­чением одного маленького рецидива — после того, как в Па­риже ее отверг Пол. О, и еще был тот е-мейл. Стыдно, ко­нечно, но Эмми убедила себя, что такое случается. Она не собиралась ему писать, но как-то вечером, незадолго до по­ездки во Флориду, вернулась домой слегка под хмельком после работы, связанной с дегустацией вин, и села побро­дить в сети перед сном. Вспомнив, что у приятельницы Полли день рождения, тридцать лет, Эмми вошла в почту и на­брала «П» в строчке адреса, и само собой выскочил адрес Дункана, который она сохранила в адресной книге под кличкой «Пупсик». Она мгновение поразмыслила, а потом со­ставила письмо как бы Полу из «Костеса», категорически отвергшему ее парню, адреса почты которого она, конечно же, не знала.

Привет, милый!

Рада была узнать, что ты отлично отдохнул в Сен-Тропезе, хотя я так здесь по тебе скучаю. Дел сейчас полно, но мне кажется, на подходе новая работа, связанная с путешествиями. Как тяжело в разлуке с тобой! Большущее спасибо за роскошное французское неглиже, которое ты прислал. Оно такое кружевное, милое и с-е-к-с-у-а-л-ь-н-о-е. ЖДУ НЕ ДОЖДУСЬ продемонстрировать его тебе. Осталась всего неделя до моего приезда туда...

хохо Э.

 

Она нажала на значок «Отправить» и почувствовала дрожь возбуждения, когда увидела в «Отправленных» имя Дункана: если это не заставит его ответить, значит уже ничто не заставит. Ему потребовалось для ответа целых два дня, и даже тогда Эмми ждало разочарование. Он просто написал: «Ты, наверное, по ошибке послала это не тому человеку» и поставил в конце улыбающуюся рожи­цу. Смайлик! Это было так оскорбительно, что не выразить словами, и Эмми мгновенно пожалела о своей затее. Ни ревнивых вопросов об имени тайного возлюбленно­го, ни упоминаний о ее новой работе, ни даже иронично­го замечания насчет сексуального белья или (скажем) предстоящего путешествия на юг Франции. Это стало последней каплей. Прошло почти два месяца с того уни­зительного обмена письмами, и Эмми ни разу не пошла с ним на контакт. Более того, она с удовольствием обнару­жила, что даже не думала о нем в течение двух недель после неистового случайного секса с Джорджем. Что, бе­зусловно, означало только одно: требовалось больше не­истового случайного секса.

Звонок домофона раздался ровно в восемь, и Эмми при­готовилась к неминуемым воплям Отиса. И точно, он про­будился и закричал:

— Кто там? Скорей! Кто там? Скорей!

Эмми вздохнула, сунула ноги в шлепанцы и пошла к ле­стнице. Кнопка, позволяющая открывать входную дверь из квартиры, была сломана, и хотя в здании имелся лифт, построенный примерно в 1925 году, Эмми достаточно было застрять в нем на полдня три года назад, чтобы убедить себя в несомненных преимуществах лестницы. Она ценила готовность Адрианы и Ли прийти к ней два раза в год — особенно учитывая, что обе они живут в одном доме и имеют квартиры значительно более комфортабельные, чем ее жилище, — но уже перестала комплексовать насчет размера своей студии и чувствовать себя виноватой, заставляя всех подниматься на пятый этаж, а затем сидеть на полу и целый вечер терпеть отвратительные оскорбления попугая.

–  Привет! — весело воскликнула она, забывая о своих сомнениях, когда открыла дверь на улицу и увидела подруг, сидящих на крыльце. Воздух для октября был теп­лый, но полный смога.

– Ничего себе! Что я вижу?

Адриана толкнула Эмми локтем в бок и, ухмыляясь, кивнула в сторону Ли.

— Возьми на заметку.

Ли затаптывала сигарету, выпустив последнее облако дыма.

– Ли! Что случилось? Ты же так хорошо держалась! — вскричала Эмми.

— Именно что «держалась».

— И что же?

— Джесс Чэпмен, — с явным удовольствием протяну­ла Адриана.

Девушки гуськом потянулись наверх.

— Почему в твоем срыве виноват Джесс Чэпмен? — обернулась Эмми.

Ли театрально вздохнула.

— Я всегда подозревала, что вы не слушаете, когда я вам рассказываю.

– О, избавь нас от драматизма, — отмахнулась Ад­риана. — Мы ничего не упустили из твоей производ­ственной мелодрамы. Нам просто повезло, что Джесс Чэпмен оказался немного интереснее твоих обычных чокнутых авторов.

  – Постой! Что все-таки случилось? — спросила Эмми. Они наконец-то добрались до ее квартирки, и Эмми с удовольствием отметила, что в отличие от тяжело дышавших подруг чувствует себя просто прекрасно.

  –  Ничего не случилось. Послушать тебя, можно подумать будто происходит что-то скандальное, уверяю — это не так. С ним просто полно хлопот.

Адриана самодовольно ухмыльнулась:

— Кто бы спорил.

Эмми знаком предложила девушкам располагаться на подушках, а сама стала разливать красное вино, которое открыла перед их приходом.          

– Говоря о сексе с незнакомыми мужчинами...

  Адриана взвизгнула так громко, что Отис разразился серией криков, и Ли заткнула уши.

— Эмми! Не может быть! — не поверила Адриана.

– О, еще как может. Было так приятно произнести эти слова, наблюдая за реакцией подруг. Пока они ездили в Хэмптоне и Лос-Анджелес, сентябрь промелькнул, не дав возможности поде­литься впечатлениями, но Эмми порадовалась, что подо­ждала до сего момента.

— Не-е-е-ет, — выдохнула Ли, потрясенно глядя поверх бокала.

— Да-а-а-а-а-а, — ликующе протянула Эмми.

– Жирная! Жирная! Толстуха! — заверещал Отис. Адриана хлопнула по клетке ладонью, которую Отис немедленно попытался укусить.

— Расскажи нам все! Кто он? Где? Когда? Как? Хоро­шо было? Он отец твоих будущих детей?

Эмми села на пол и сделала долгий глоток, наслажда­ясь вниманием.

— Зовут его Джордж. Он учится в юридической школе в Майами. Познакомилась я с ним, когда навещала Иззи и Кевина. И это случилось, — сказала Эмми, разглядывая свои руки.

Адриана игриво толкнула ее в плечо:

— Ты все сочиняешь. Как по-твоему, Ли?

– Считаю, что она на самом деле это сделала, — задум­чиво произнесла Ли, — но

что-то тут не складывается. Мне кажется, это не настоящая история. Ты влюбилась, да? ‒ спросила она, наклоняясь вперед. — Вот оно! Ты по уши влюбилась в этого парня и уже представляешь его своим мужем.

Адриана согласно кивнула.

– Сто процентов. Юрист, друг твоей сестры, вероятно самый приятный парень на земле. Что ж, я счастлива за тебя, дорогая. Не удивлена, должна сказать, но счастлива.

Однако, — Адриана погрозила пальцем, — требую признать, что я, как и обещала, установила отношения, которые приведут к помолвке в ближайшие полгода, и, значит, официально выиграла наше пари.

  – Я свидетель, — подтвердила Ли. — Я тоже счастли­ва, что ты встретила парня своей мечты, Эмми, но ты про­игрываешь Адриане.

Адриана взяла с кофейного столика пачку меню до­ставляемой на дом еды и принялась их перебирать.

  – Давайте закажем сейчас, чтобы доставили к началу «Анатомии Грейс». Суси?

  – Подождите минутку, — попросила Эмми.

  – Подождите! Толстуха! Подождите! Толстуха! — за­кричал Отис.

  – Не знаю, как ты живешь с этим отвратительным со­зданием, — заметила Адриана.

Эмми отобрала у нее листки, а затем выхватила у Ли из рук пульт дистанционного управления. Выключила те­левизор и сказала:

  – Пожалуйста, мне бы хотелось вашего полного вни­мания.

Ли вздохнула.

  – Ты помолвлена? Только не говори, что вы с этим пар­нем уже поженились.

Они с Адрианой рассмеялись.

  – Хочу, чтобы вы обе знали, — Эмми подняла палец, — Первое, у меня был совершенно случайный, без обязательств секс с человеком, которого я никогда в жизни больше не увижу. – Довольная, что завладела вниманием подруг, она продолжила: — И второе, мне это понравилось.

Заявление было встречено молчанием, которое в конце-концов нарушила Адриана:

— Правда?

Эмми кивнула.

— И говоря, что парень был неподходящим, я нисколько не шучу.

Эмми сама поняла, что наделала, только на следующее утро, когда небрежно упомянула имя Джорджа в разговоре с сестрой.

— Кто? — переспросила готовившая яичницу-болтунью Иззи.

— Парень по имени Джордж. Вчера вечером я спустилась к бассейну, чтобы позвонить Ли, и он был там. Мы немного поговорили. — Пауза. — Он показался мне до­вольно милым.

— Джордж, Джордж... не знаю я никакого Джорджа, — сказала Иззи.

— Может, он новенький? Да ладно, не важно.

Никогда раньше Эмми ничего от Иззи не скрывала, но просто не могла заставить себя поведать о том, что случи­лось между ней и Джорджем. На фоне беременности сес­тры это почему-то казалось таким... таким мелким. Глупым.

В кухню вошел Кевин и налил себе кофе.

— О ком мы говорим?

— Вчера вечером у бассейна Эмми познакомилась с од­ним из наших соседей. С Джорджем. Но я не знаю, кто это.

Кевин повернулся к Эмми и спросил:

— Студент-юрист?

Та кивнула.

— Да, он сказал, что учится в юридической школе в Майами.

— Высокий мальчик, приличного вида, всегда в шортах?

— Точно, — согласилась Эмми.

— Хорхе! Я все ждал, когда же он начнет называть себя Джорджем. Этот мальчик — местная легенда.

Что-то в том, как Кевин повторял «мальчик», заставило Эмми насторожиться, да и слова о «легенде» не обнадеживали.

 – Что ты имеешь в виду? — спросила Эмми, хотя на самом деле знать этого не хотела.

 – Невероятный бабник. В буквальном смысле слова новая девушка каждый вечер, иногда две. В двадцать три года у того парня перебывало больше девушек, чем у большинства мужчин за всю жизнь.

Эмми застыла, не донеся до рта стакан с апельсиновым соком:

– Двадцать три?

Иззи тоже села за стол и откусила кусочек тоста.

– Да, он совсем ребенок. Но девушкам нравится. — Она странно посмотрела на Эмми.

– А что? Что-то случи­лось?                                                 

Эмми постаралась не подавиться и сказала:

– Не смеши меня! Конечно, нет. Ты же меня знаешь...

Кевин допил кофе и завязал шнурки на кроссовках.

– Иззи, дорогая, хоть Эмми и красавица, но, думаю, Хорхе интересует возраст от восемнадцати до двадцати пяти.

Опа!

Эмми пересказала содержание этого разговора подру­гам, которые к его окончанию смеялись до слез.

– Ты шутишь! — выдавила Ли. Схватившись за жи­вот, она каталась по полу.

 – Ему двадцать три, querida? Правда?

– Я же не знала! И уж конечно, не подозревала, что у чего такое хобби — заниматься любовью у бассейна с ни­чего не подозревающими женщинами...

– Ничего не подозревающими женщинами старше его, ‒ добавила Адриана.

 – Смейтесь сколько хотите. — Эмми набросила на клетку Отиса полотенце. — Но это был лучший секс в моей жизни пожилой леди.

Ли подняла руку:

– Подожди-ка секунду. Мы забыли о самом главном, сколько я поняла, этот Хорхе — кубинец?

Эмми пожала плечами:                                

— Вероятно. Вообще-то Кевин, кажется, упомянул, что его семья — известные активисты антикастровского движения.

— Значит...

Ли наклонила голову и выставила руку.

— Значит? — недоумевающе переспросила Эмми.

— Значит, мы только что засчитываем тебе твоего первого иностранца! — воскликнула Адриана. — Понятно, что он, вероятно, родился в Штатах, и даже если нет, Карибский бассейн не считается. Но я голосую — жестом доброй воли и поощрения — что он засчитывается.

— Поддерживаю. Считай латиноамериканцем. Но оп­ределенно засчитывай.

Адриана, дотянувшись, ущипнула Эмми за щеку:

— Поздравляю, querida. Один долой... два, если посчи­таем Дункана за североамериканца... осталось пять.

Эмми почувствовала в воздухе вибрацию при упоми­нании Дункана и могла бы поклясться, что Адриана и Ли обменялись взглядами, но проигнорировала это. Эмми знала, подруги не верят, что она действительно с ним покон­чила, и устала постоянно убеждать их.

— Да, таким образом я излечилась от своего пристрас­тия к моногамии. И ценю, что вы поддержали меня на пути к распутству.

Девушки чокнулись. Эмми позвонила в их любимую до­ставку суси (три супа мисо, две порции суси, одну — сасими и очень острый соус). Полчаса спустя, после того как Эмми еще раз сбегала вниз, чтобы впустить парня из дос­тавки, а возвратившись, увидела, что Адриана выставила клетку с Отисом за окно ее квартиры на пятом этаже, девушки весело расправились с едой и уговорили вторую бутылку любимого гевюрцтраминера[31] Эмми.

— Как Рассел? — спросила у Ли Эмми, надеясь вызвать подругу на откровенность.

Они знали друг друга достаточно давно, чтобы Эмми примирилась с тем, как жестко Ли ограждала свою личную жизнь, но попыток не оставляла.

– Что? — переспросила Ли, явно погруженная в свои мысли. ‒ Рассел? О, у него все хорошо. Отлично. На этой неделе он берет интервью у Тони Ромо, поэтому сильно занят. Адриана макнула суси в соевый соус и отправила в рот. ‒ Эмми сказала, что вы уже почти договорились о дате свадьбы?

Ли кивнула:

–  В апреле.

– В апреле? Правда? Это же так скоро!

Эмми удивилась. Если учесть, что до помолвки они были знакомы всего год, могли бы подождать по крайней мере до следующего лета, но Ли, кажется, проявляет к свадьбе интерес. Уже хорошо.

– Да, это уж точно не мой выбор, но ничего.

– А что так?

  – Не знаю. Думаю, мне всегда нравилась идея осен­ней свадьбы. Кроме того, апрель кажется немного преж­девременным. И книга Джесса запланирована к изданию примерно на это время, поэтому будет сумасшедший дом. Но мои родители настаивают, что это единственные сво­бодные выходные в клубе в ближайшие два года, посколь­ку кто-то отменил заказ, к тому же они совпадают с рас­писанием поездок семьи Рассела, а посему мы на том и порешили. Да какая, в сущности, разница.

Она пожала плечами.

– Восторженная невеста, ничего не скажешь, — за­метила Адриана.

Ли снова пожала плечами.

– А чего мне так переживать из-за даты? В какой-то момент мы должны пожениться, поэтому не важно, когда именно.

– Слушая, Ли, я просто в обморок падаю от романтичности всего этого, — сказала Эмми, пытаясь сгладить неловкость, но вышло еще хуже. И она быстро сменила тему. — Как у тебя дела с мистером Чэпменом? Ты познакомилась с его женой?      

Ли положила палочки и подобрала под себя ноги, словно готовясь к длинному разговору.

— Я с ней не встречалась. Даже не знаю наверняка существует ли она... я ни разу не читала о ней в газетах или журналах... и ни за что этому не поверила бы, если бы тогда за ленчем он сам не сказал, что женат. Странно, поскольку он никогда о ней не упоминает... я, например, даже не знаю, как ее зовут.

— Он к тебе еще не приставал? — спросила Эмми.

Ей было интересно, когда же Ли очнется и поймет, что происходит. Совершенно очевидно, что она увлеклась этим человеком, который, кстати, по ее рассказам, первостатей­ный козел, и Эмми не видела в этом ничего хорошего. Кро­ме того, раздражало, что Ли нашла такого потрясающего парня, как Рассел, и, судя по всему, не ценит его должным образом.

Ли подняла глаза.

— Приставал ко мне? Эмми, он же мой автор. Конеч­но, нет.

— И ты помолвлена, — добавила Эмми.

— Естественно! Мне казалось, об этом и говорить не надо.

Адриана налила всем вина и сказала:

— Девушки, девушки, успокойтесь. Я уверена, что ми­стер Джесс Чэпмен уже наложил свои грязные лапы на Ли везде, где только можно. В конце концов, он известен не своим целомудрием, а наша Ли — красавица. Но это, разумеется, не ее вина. А теперь мы можем поговорить обо мне? Я хочу вам что-то показать.

Она открыла стеганую сумку от Шанель и достала бархатную коробочку.

— Посмотрите-ка на них. Они от Тоби. Или лучше сказать, от Гарри Уинстона.

 Подруги склонились над изумительными серьгами.

– Они потрясающие! — объявила Ли, с благоговением касаясь их рукой.

Эмми не могла не заметить оказавшихся рядом искрящегося кольца Ли и сапфировых серег Адрианы. Подруги казались без ума от своих побрякушек, и Эмми спрашивала себя осознают ли они, насколько им повезло? Ведь за этими украшениями стоят любящие мужчины. Она с радостью отказалась бы от всех алмазов мира, если бы на­шла предназначенного ей человека. Или, уточним, смогла удержать предназначенного ей человека. Если бы все по­шло как надо, то сейчас они с Дунканом планировали бы свою свадьбу.

— Тоби запомнил, как они понравились мне на старой фотографии Сальмы Хайек на вручении «Оскара». Имен­но эти и были на ней.

Эмми присвистнула.

— А он — стоящее приобретение, Ади. Мне очень жаль, что Ли с ним знакома, а я — нет. Когда я с ним познаком­люсь?

— В ближайшие несколько недель он будет на съем­ках в Торонто, но в следующем месяце собирается устро­ить роскошный ужин в честь моего дня рождения. Я ска­зала ему, что трид... что этот возраст не повод для празд­ника, но он настаивает.

Девушки проболтали всю серию «Анатомии Грейс», повторный показ «Окружения» и урывками посмотрели «Поймать хищника». Они уже готовы были погрузиться в «Ноттинг-Хилл» на канале «Оксиджен нетуорк», когда Эмми заявила, что устала, а завтра ей рано вставать, и хотя она очень ценит их приход, пора закругляться. Ли и Адриана удивились, но не слишком встревожились, и через несколько минут, после сборов и прощальных объятий, Эмми осталась в блаженном одиночестве.

Этим вечером у нее не было настроения для обычной болтовни. Без особых на то причин она испытывала раздражение и легкую грусть. «Это полная ложь», ‒ сказала себе Эмми, закалывая волосы и кое-как умываясь пару часов до прихода подруг позвонила Иззи и сообщила, что у них с Кевином будет мальчик. Когда Эмми ахнула от возбуждения (искренне) и спросила, по-прежнему ли они думают назвать его Эзрой, Иззи засмеялась и сказала, что Кевин, похоже, запал на Дилана. Дилан на «Д», как Дункан. Дункан, который — если его вообще можно было навести на разговор о детях — настаивал, что у него будут только мальчики, и мальчики, названные в его честь. Она так долго так хорошо себя вела, сопротивлялась любому искушению, но сегодня почувствова­ла, что сила воли иссякает. Сообщение о ребенке Иззи и тот взгляд, которым обменялись Ли и Адриана при упо­минании Дункана, вернули воспоминания. Она предста­вила, что он уже мог жениться на инструкторше или, еще хуже, она могла забеременеть от него, а ей ничего об этом не известно. Как так получилось? Почему в три­дцать лет она осталась одна, а Адриана и Ли — которым как будто все равно — в любой момент могут выйти за­муж? Это так несправедливо! Может, Дункан и не зна­менитый режиссер или телевизионная суперзвезда, но он хорошо к ней относился. Идиоткой Эмми не была, знала, что он любит флиртовать, и слышала все эти годы его заверения о неготовности к семейной жизни, но кто мог предвидеть такое?

Она переместилась поближе к компьютеру.

Разум призывал не включать ноутбук, кричал: «Нет! Нет! Нет! Ты об этом пожалеешь. Плохая мысль! Плохая мысль!», и на мгновение это прозвучало так реально, что Эмми удивилась: не Отис ли верещит? Но уже через мгно­вение ее пальцы летали по клавиатуре. Еще через десять секунд перед ней оказалась интернет-страничка Брианны.

С фотографиями Дункана и тренерши во весь семнадцатидюймовый экран. На отдыхе. В купальных костюмах. Совершенно потрясающими.

Эмми быстро просмотрела снимки счастливой пары, загорающей на белоснежном песке пляжа, нежащейся, похоже в бассейне в личном патио и улыбающейся над грудой опустошенных крабовых клешней и бокалов из коктейлей. Однако никаких подписей не было, и это просто бесило. Где? Когда? Медовый ли это месяц? Она пробежала письма в правой части страницы, веселые по­слания от друзей Брианны, переполненные эмоциями, сокращениями и бессчетным количеством восклицатель­ных знаков. В одной из этих скучных писулек дана была ссылка на веб-сайт «Кодак гэллери», и Эмми поняла, что ее пытка только начинается.

— О Боже, нет, — простонала она, откидываясь на сту­ле и испуганно глядя на компьютер, как будто тот мог взо­рваться.

Она понимала, что не должна переходить на эту ссылку, но обратного пути не было. Эмми села прямо, расправила плечи, выпятила грудь, глубоко вдохнула и перевела курсор на ссылку. Она уже готова была щелкнуть, когда, слава Богу, вспомнила о страшной гостевой книге. Если она щелкнет ссылку, «Кодак гэллери» автоматически сохранит ее имя в гостевой книге Брианны, наряду с такой удобной фиксаци­ей даты и времени. Кошмар! Испытывая облегчение оттого, что избежала катастрофы, Эмми быстро перешла на главную страницу и зарегистрировалась под псевдонимом, указав вымышленный е-мейл, которым пользовалась в подобных случаях. Когда она на этот раз перешла по ссылке, привет­ствие в альбоме гласило: «Добро пожаловать, Люси! Щелкните здесь, чтобы посмотреть фотографии мексиканского приключения Брианны и Дункана».

Мексиканского приключения? Я вас умоляю. Они лежат на проклятом пляже, а не карабкаются на Килиманджаро. Сделав еще один глубокий вдох, ничуть ее не успокоивший, Эмми щелкнула «мышью».

Прежде чем экран перешел к показу в режиме слайд-шоу, Эмми увидела десятки, возможно, сотни снимков размером с ноготь. И поняла, что это очень плохая мысль, глупая с точки зрения разума и вредная для психики идея, но теперь она уже все это не контролировала. Снимки с первого по шестой промелькнули в мгновение ока, только на седьмом Эмми в достаточной мере взяла себя в руки чтобы отрегулировать скорость. Более медленный темп удовлетворял ее в течение еще полудюжины фотографий, но, увлеченная непреодолимым стремлением изучить, рассмотреть каждый квадратный дюйм всех фотографий, Эмми через несколько секунд вообще отключила автоматический просмотр. Теперь она сможет сделать это как следует, с той скоростью, которая ее устраивает.

К несчастью, первый же снимок, застывший на эк­ране, сделал, вероятно, Дункан. На нем была запечатле­на Брианна, играющая в доходящих до колен волнах при­боя, наклонившаяся вперед, чтобы плеснуть водой на зрителя, и одновременно смотрящая вверх — это дви­жение заставило ее почти порнографически отставить зад. Эмми приблизилась к экрану. Неужели зад может так отстоять сам по себе? А эти груди! Даже несмотря на то что девушка наклонялась вперед в бикини-стрингах, имея при этом полноценный размер «С», груди едва отвисали! Эмми пялилась на них целую минуту и при­шла к печальному выводу, что нет — они не искусствен­ные, просто молодые. И потом, двадцатидвухлетние дев­ственницы не накачивают себе грудь, не так ли?

Щелк.

Экран заполонил Дункан. Он лежал на плавучей плат­форме в бассейне, загорелый, заслоняясь от солнца рукой. На нем были незнакомые плавки с гавайским рисунком

(Эмми умоляла Дункана расстаться со стариковским  купальным костюмом, вышитым аллигаторами, но безуспешно) и, постойте-ка... неужели это шестибаночная упаковка пива? Эмми прищурилась. Точно! В прошлом рыхлый, бледный, весь день сидящий за столом Дункан превратился у нее на глазах в проклятущего пляжного Адониса. Эмми зажмурилась и протерла глаза, но Дункан по-прежнему выглядел подтянутым — чертовски подтянутым, — когда она снова их открыла.

Щелк.

Опять счастливая пара... на катере для дайвинга! Сидят вместе на деревянной скамье, положив руки друг другу на колени, вид спортивный и очаровательный в костюмах для погружения, расстегнутых до талии. Вокруг свидетельства недавнего погружения — стойки с кислородными баллона­ми и регуляторами, брошенные маски и ласты, а стоящий неподалеку мексиканец в белых форменных шортах соби­рается подать им свежие фрукты и сок. Как-то во время рождественских каникул на Багамах Эмми умоляла Дунка­на в прямом смысле слова умоляла, вспомнила она теперь с нарастающим гневом — попробовать вместе с ней скуба-дайвинг. Он наотрез отказался, напомнив, что ни за что не станет тратить свое драгоценное время отдыха на такое ак­тивное и опасное дело, как ныряние со скубой. Он даже с маской не пожелал поплавать, ублюдок, поскольку «не любит всю эту подводную охоту».

Щелк.

Брианна сидит на кровати под балдахином, читая жур­нал, на ней крохотные, совсем не для девственниц, шорты и едва заметный топик. Щелк. Оба в спортивных костю­мах, с айподами, вспотевшие и разрумянившиеся после пробежки. Щелк. Дункан глупо складывает губы для поцелуя перед камерой, хотя раньше никогда не складывал глупо губы для поцелуя, а на нем корнеллская футболка, которую Эмми купила ему, когда ездила на встречу одно­курсников через пять лет после выпуска. Щелк. Разодетые для ужина при свечах на песке, где они, похоже, наслаж­даются целой зажаренной на гриле рыбой, грудой свежих овощей и белым вином. Щелк. Щелк. Щелк. Эмми закончила просмотр альбома, коротко оцепила свое состояние и снова перешла к началу.

Ночь предстояла долгая.

 

 

«Дружелюбная» — значит «одинокая и несчастная»

 

— Ади, только что позвонил консьерж — пришла твоя машина, — объявила миссис де Соза, стоя на пороге комнаты дочери.

— Хорошо, — буркнула та, изо всех сил стараясь не сорваться на мать.

— Что ты сказала, дорогая? Ты меня слышала? Я гово­рю, что консьерж...

— Я тебя слышала! — резче, чем хотела, ответила Ад­риана.

Ее мать испустила глубокий драматический вздох, по­чти всегда предшествовавший продолжительной беседе на повышенных тонах.

— Адриана, я пыталась проявлять понимание... правда пыталась... но ситуация стала неприемлемой.

Адриана почувствовала, как все ее тело напряглось, но прежде чем она отреагировала, из руки выскользнули щип­цы для завивки и упали на пол, сделав по пути краткую, но болезненную остановку на ее бедре.

Адриана громко выругалась и вскочила, потирая обож­женное место.

— Адриана! Что за выражения! Я не потерплю подобных слов в этом доме. — Миссис де Соза понизила голос и заго­ворила успокаивающе: — Подойди сюда. Все в порядке?

— Я обожглась. Будет волдырь!

— Через минуту я принесу тебе неоспорин, но сначала хочу кое-что с тобой обсудить. Я понимаю, что ты...

— Мама, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, мы можем поговорить об этом, когда я вернусь? Я уже опаздываю и, как видишь, далеко еще не готова. Извини меня за это выражение. Я действительно сожалею. Но это не может подождать?

  – Дело не только в языке, Ади, а в тоне, которым ты в последнее время разговариваешь с отцом и со мной. Я не напоминать тебе, что это наша квартира и мы можем пользоваться ею, когда захотим. Ты же совершенно ясно дала понять, что не рада нашему присутствию, но по­думала ли ты, как мы себя при этом чувствуем ?

– Мама...

– И разумеется, твои траты. Уверяю тебя, я устала от этих разговоров ничуть не меньше твоего, но ничего не ме­няется. Это просто неприемлемо.

Адриана почувствовала, как нарастает комок в горле. Преисполненная решимости не заплакать и не испортить сорок пять минут тщательных приготовлений, она глубо­ко вздохнула.

Она собиралась взять свою мать за руки и спокойно объяснить, почему это время не годится для разговора — действительно собиралась, — но гнев и досада взяли верх. Ничто на земле не могло вызвать в ней такой ярости, как это снисходительное выражение на лице матери. Поэто­му она сделала то, что делала всю жизнь, когда мать заго­няла ее в угол, — заорала.

–  Почему ты пытаешься погубить мою жизнь? Я спо­койно спросила тебя, нельзя ли перенести наш разговор на другое время, а ты отказалась слушать! — Она шла к матери, которая медленно пятилась в коридор. — Я соби­раюсь закончить свои сборы и уехать, и тебе придется с этим примириться. А теперь оставь меня в покое!

Закончила она свой монолог, от души хлопнув дверью сразу же испытав облегчение. Конечно, смешно в ее воз­расте орать и хлопать дверью — так ведут себя только студентки-первокурсницы. Но эта женщина может быть такой невероятно раздражающей, а с чувством времени у нее вообще беда. Невыносимо, что родители свалились ей вчера на  голову, уведомив о своем приезде уже из аэропорта Кеннеди, и планируют остаться на День благодарения, на праздник, который даже не отмечают! Единственное утешение, что Тоби не приехал вчера, как планировалось (ужас при мысли, что все они могли встретиться в вестибюле, не поддавался описанию), поэтому имел достаточно времени, чтобы найти отель.

— В отеле? Ты серьезно? — удивленно переспросил он когда Адриана поинтересовалась, ей ли бронировать но мер или он сделает это сам.

— Ну да, querido, конечно, в отеле.

— В сущности, можно понять, почему им будет неуют­но, если я поселюсь с тобой в твоей комнате, но неужели ты действительно...

— Тоби, прошу тебя! — в отчаянии перебила Адриана. — О твоем пребывании здесь с ними не может быть и речи.

Он, естественно, подчинился и поселился в «Карлай­ле». Адриана не могла заставить себя объяснить, что ее пре­красная квартира на самом деле принадлежит им, что непременно бы вскрылось, поселись все они под одной кры­шей. Нет, это просто неприемлемо!

Преисполненная решимости успокоиться ради цвета лица, Адриана села к туалетному столику и провела по ще­кам и лбу кисточкой. Аккуратно обвела губы карандашом телесного цвета, внутри контура наложила чуть более тем­ную матовую помаду, а сверху нанесла слой прозрачного блеска. Разок промокнуть губы салфеткой — и она готова.

Выбор наряда представлял собой отдельную историю. Что надевают на деловой ужин? О, как же она его боялась! Для ноябрьского субботнего вечера необычно тепло, рес­тораны наверняка выставят столики на улицу, и все будут радоваться неожиданному бабьему лету и бросятся в танце­вальные клубы и на вечеринки, а она отправится в какую- то душную квартиру в Верхнем Ист-Сайде. Та, без сомне­ния, окажется битком набита замшелым антиквариатом и ценными коллекционными штучками — при одной мысли об этом мутило. От антиквариата на нее нападает чих. лиможский фарфор? При одном взгляде на эти расписные табакерки у нее появляется рвотный позыв. Адриана чуть-чуть покапризничала, когда Тоби объявил планы на вечер, но настаивать на своем не собиралась; Тоби бывает немного нудным в добавление к легкой чудаковатости, но он ее бойфренд, и она намеревалась выстоять до конца, как по­добает преданной и обожающей подруге, даже если это ее убьет.

Адриана на удивление быстро выбрала облегающий, с коротким рукавом кашемировый свитер с запахом и к нему узкую юбку. Чулки со швом — их вневременную сексу­альность миссис де Соза отстаивала с детских лет Адрианы и туфли на четырехдюймовых каблуках довершили картину.

Она чувствовала себя монахиней.

— Я ухожу! — крикнула она в пространство.

Мать материализовалась словно из воздуха и опытным глазом оценила внешний вид Адрианы. Последовал едва уловимый одобрительный кивок, прежде чем она сказала:

— Он за тобой не приехал?

— Его отель в Верхнем Ист-Сайде, там же и вечерин­ка. Он прислал машину.

Никто не настаивал на соблюдении всех условностей больше Адрианы, но даже она понимала абсурдность того, чтобы мужчина проехал восемьдесят кварталов в центр, а затем, развернувшись, отправился назад.

Миссис де Соза не понимала.

– О! — пробормотала она, без слов демонстрируя свое неодобрение.

— Не ждите меня.

Адриана накинула тренч от Бербери — свой самый скромный плащ — и поцеловала мать в щеку.

— Когда ты думаешь вернуться?

— Мама...

Миссис де Соза подняла руки:

– Ты права, прошу прощения. Поезжай, развлекись. Просто мы с отцом хотели бы в скором времени познакомиться с мистером Бэроном. Я правильно говорю, Ренато?

Мистер де Соза оторвался от газеты ровно настолько, чтобы кивнуть, сказать Адриане, что она прекрасно выглядит, и пожелать хорошо провести время.

Адриана покинула квартиру без дальнейших вопросов и, затаив дыхание, ждала лифта. Все это уже слишком. Она взрослая женщина, а по-прежнему, как подросток, вынуждена терпеть вопросы родителей и их вмешательство.

В элегантный, отделанный мрамором вестибюль она шагнула настолько переполненная злостью, что поначалу никого не заметила.

— Ади, я здесь, — окликнули ее.

Адриана обернулась и увидела Ли, стоявшую в малень­кой почтовой комнатке рядом с вестибюлем и разбирав­шую стопку корреспонденции.

— Привет.

Адриана театрально вздохнула.

Ли не подняла глаз, только бросила в мусорную корзи­ну каталог компании «Тайна Виктории».

— Ничто с такой быстротой не заставляет почувство­вать себя дерьмом, как эта макулатура, — сказала она. — Ну, не тебя, ясное дело, но всех нас остальных.

— Ой, не надо, ты чудесно выглядишь, — машинально отозвалась Адриана, хотя была довольна оценкой Ли и пол­ностью с ней согласна.

— Куда направляешься?

Новый вздох.

— С Тоби на какой-то ужасный ужин с его коллегами. Бывшие студийные деятели, или продюсеры, или кто-то в этом роде, а почему в городе, я не помню.

— Может, будет не так уж плохо. Где это?

— В жилом районе.

Ли наморщила нос:

— О, неприятно.

— А ты чем займешься?

Адриана уже знала ответ, но чувствовала, что должна у Ли было много замечательных качеств, но веселиться она не умела.

– Я? – Ли посмотрела на свои фланелевые пижамные брюки и засмеялась. — У меня свидание с моим теликом и пинтой мороженого. Знаю, ты в шоке.

Адриана покачала головой:

– А где же твой жених? Нет, постой... дай угадаю. Он, как все нормальные люди, куда-то поехал, развлекается и общается, а ты отказалась его сопровождать?

— Я не отказалась, просто выбрала другое. Кроме того, у меня полно работы.

— Хорошо, хорошо, querida, я должна идти. Если за­держусь еще на секунду, очень расстроюсь из-за тебя. И совсем как твоя мать, спрошу, почему такая молодая, кра­сивая и очаровательная женщина, как ты, настаивает на зимней спячке вместо процветания.

— Процветания?

Ли посмотрела на обложку каталога компании «Шарпер имидж» и выбросила и его.

— Ах! — Адриана досадливо воздела руки. Невозмож­ная девушка. И какое пренебрежение идеальным бойфрендом. Бедный Рассел, вероятно, просто хотел выйти, так сказать, в свет, немного расслабиться, повеселиться, а его подруга не знает даже значения этого слова. — Это тебе следовало бы ехать на скучный ужин, а мне — веселиться с Расселом.

Ли закатила глаза:

– Поезжай! Передай от меня привет Тоби. И веди себя хорошо, ладно? Никаких выходок на вечеринке.

– Ли, ты волнуешься, не займемся ли мы сексом в ванной комнате? — ухмыльнулась Адриана. А меня больше волнует, что ты займешься сексом в ванной комнате с кем-то другим, а не с Тоби.

Адриана сделала вид, что обдумывает ее слова, и хмыкнула.

– А мне это и в голову не пришло. Очень интересно …

Поездка по Семьдесят четвертой улице и Парк-авеню была нескончаемой. Адриана слишком молода для званых ужинов в этом районе Нью-Йорка! Слишком молода чтобы прятать свою прекрасную фигуру под юбками до коде на и плащами! Слишком молода, чтобы всю оставшуюся жизнь прожить с одним мужчиной! Все это так глупо – этот лихорадочный поиск мужа только потому, что тебе скоро тридцать. Какое давление! Со стороны родителей, но и со стороны подруг тоже. Почему они так уверены, будто их путь правильный? С каждым кварталом злость Адрианы нарастала; к тому моменту, когда они миновали здание «Метлайф», она решила раз и навсегда покончить с этим фарсом. Проиграет пари — подумаешь, важность!

Лимузин промчался мимо банка «Вер Стирнз», и Ад­риана невольно подумала о Дункане Эмми, как и всегда, проезжая мимо здания, где он, по собственному метко­му (во всяком случае, на ее взгляд выражению, «коман­довал парадом». Он никогда ей не нравился, но Адриана вынуждена была признать, что Дункан достаточно при­влекателен и уверен в себе — типичный нью-йоркский банкир, слишком привередливый, когда дело доходит до девушек. Если Дункан бросил Эмми ради другой, на во­семь лет моложе, значит, его друзья и коллеги поступи­ли бы так же? Разумеется, поступили бы. И всегда оста­вался Яни. Последние несколько месяцев она усиленно с ним заигрывала, привлекая к себе внимание, пока все не закончилось одним ужасным утром, когда она увиде­ла, как он целует после занятия другую девушку. Нельзя сказать, что она была красивее Адрианы, но она облада­ла одним явным и неоспоримым преимуществом – ей было не больше двадцати. И наконец, Тоби. Может, мать и сказала это первой, но Адриана с ней согласилась: не достатка в успешных, красивых и богатых мужчинах, конечно, нет, однако лишь немногие из них являются натуралами и холостыми. И сколько из оставшихся предпочли бы жениться на женщине за тридцать вместо двадцатидвухлетней девушки со свежим личиком, которая ли на них большими, полными обожания глазами,

словно говоря: «Я перед тобой преклоняюсь и считаю каждый звук, вылетевший из твоих уст, гласом Божьим»? Адриана, естественно, тоже могла бы это изобразить поначалу, но дни, когда она боготворила мужчин, давно прошли — мужчины, стоящие ее внимания, бого­творили ее.

Тоби ждал на улице. Адриана едва не сказала ему, что к этому блейзеру следовало бы надеть брюки, а не джинсы – дресс-коды Парк-авеню и Голливудских Холмов не совсем совпадают, — но предпочла флирт замечанию. Она наклонилась к Тоби и прошептала ему на ухо:

 – Ты так классно выглядишь сегодня. Не могу дождать­ся окончания вечера.

Лицо его осветилось беззастенчивой улыбкой.

 – Правда?

Господи, это слишком легко. Мистер Суперзвездный Режиссер, возможно, и источает дерзость и уверенность, когда речь идет о съемках фильмов, но совершенно не при­вык к подобным комплиментам. Адриана прикинула и ре­шила, что, вероятно, только что сэкономила целый месяц в погоне за кольцом-2008.

– Правда, — промурлыкала она.

Консьерж приветствовал их по именам, проводил до лифта с богатой обивкой и без тени иронии сказал:

– На самый верх.

Адриана закатила глаза, а Тоби засмеялся[32].

«Не так уж и плохо, — подумала она, позволив ему обнять себя за талию, когда двери лифта закрылись. — Он ласковый, милый и любит меня. Я смогу привыкнуть к этому».

Это длилось еще десять секунд, пока лифт доставил в апартаменты пентхауса, и Адриана встретилась взглядом с первым же человеком, оказавшимся перед ней.

  – Кого мы видим! — воскликнул Тоби, отпуская Адриану и шагнув вперед, чтобы пожать мужчине руку. – Дорогая, хочу тебе кое-кого представить. Дин Декер, это Адриана де Соза. Адриана, Дин.

Мозги Адрианы заработали быстрее. Откуда Дин и Тоби знают друг друга? Неужели она в самолете упомянула в разговоре с Дином о Тоби? Неужели ее сейчас разоблачат или накажут? Нет, быстро заключила Адриана поскольку на данный момент не сделала ничего плохого но все же пребывала в шоке, чтобы должным образом от­реагировать. Спасибо, Дин проявил больше невозмути­мости. Его это даже позабавило.

– Адриана? Красивое имя. Что ж, привет, приятно по­знакомиться.

Он протянул руку.

– Мне тоже, — выдавила Адриана и почувствовала, как при соприкосновении у нее по спине побежали мурашки.

Его сногсшибательная красота бесспорна, а если учесть, что одет он был точно как Тоби... Всего минуту назад Тоби казался вполне привлекательным, но сейчас, при сравнении с Дином, выглядел просто мерзким троллем. В голове Адриа­ны промелькнула тревожная картинка: фотографии Тоби и Дина на странице «На ком это выглядит лучше» в «Ю-эс уикли» и сто процентов голосов, отданных за Дина при опросе в Рокфеллеровском центре. Она раньше не видела стопроцент­ного голосования, даже когда сравнивали Рози О'Доннел и Петру Немкову, но на ее воображаемой странице результа­ты были кристально ясны.

Не осознавая, похоже, ни одинаковости их одежды, ни своего сокрушительного поражения, Тоби жестом собственника обнял Адриану за плечи и подвел ближе к Дину, так что головы всех троих почти соприкоснулись.

 – Мы только что подписали контракт с Дином на главную роль в «Вокруг нее», — объявил он тоном заговорщика.

Адриана метнула взгляд на актера.

– Это правда?

Тот кивнул и улыбнулся.

У Адрианы от удивления голова пошла кругом.

— Правда? — пискнула она и тут же приказала себе:

«Соберись!»

Она глубоко вдохнула и нацепила ослепительнейшую улыбку, обычно приберегаемую для особых случаев (встре­ча с женой нынешнего любовника, обращение к папе с просьбой о новом автомобиле и тому подобное).

— Как чудесно! Поздравляю вас обоих.

Вот. Уже лучше.

К ним подошла высокая, поразительно красивая жен­щина в костюме на все времена — от Шанель.

— Добро пожаловать на наш маленький праздник, — мелодично проговорила она, посылая воздушный поцелуй в сторону их группы. — Мы так рады, что вы, калифорний­ские парни, смогли прийти.

— Кэтрин, — сказал Тоби, беря ее руки в свои и целуя в обе щеки.

Адриану затошнило. Я вас умоляю! Хуже европейцев, ведущих себя как европейцы, только американцы, косящие под европейцев!

– Хотел бы я познакомить тебя с моей подругой, Адрианой де Соза. — При слове «подруга» Адриана украдкой взглянула на Дина, который насмешливо смотрел на нее, подняв брови. — А также с Дином Декером. Адриана, Дин, сия очаровательная леди — хозяйка этого вечера.

Адриана повернулась к женщине, которая при ближайшем рассмотрении оказалась старше, чем она вначале по­думала, лет шестидесяти. Адриана через силу сыпала обычными  банальностями насчет красивой квартиры и удовольствия здесь находиться, восхищалась ожерельем хозяйки но женщина лишь пристально смотрела на нее.

Позволив гостье поболтать еще некоторое время, Кэтрин взяла Адриану за подбородок и медленно повернула ее лицо вправо и влево.

— Так-так, а вы милы, — сказала она, разглядывая новую знакомую. — Великолепные скулы и красивые большие глаза. А ваша кожа! Ангельский цвет лица.

Что ж, это больше похоже на правду. Адриана поймала себя на том, что выдает вторую за этот вечер торжествующую улыбку.

— Спасибо! Очень мило с вашей стороны.

Она попыталась изобразить смущение или хотя бы скромность, но, кажется, не преуспела.

— Кэтрин... — раздался предостерегающий голос Тоби.

— Прости, я знаю... никакой работы на вечеринке. Обе­щаю не беспокоить ее сегодня, хотя все пари оставлены до понедельника. — Женщина увидела двух новых гостей, появившихся в холле, указала на внушительные застеклен­ные двери. — Бар там, в гостиной. Прошу меня извинить на минутку.

— Я, пожалуй, выпью, — заявил Дин, когда Кэтрин на­правилась встречать новых гостей. — Увидимся позже?

— Позже, старик, — сказал Тоби, стараясь, чтобы по­лучилось непринужденно, но получилось, увы, по-стариковски.

Адриана просто не знала, с чего начать. О ком первом пытать Тоби — о Дине или Кэтрин?

— Ты должна соблюдать осторожность, а не то ока­жешься на страницах «Мари Клер», — сказал Тоби, взяв два бокала шампанского с подноса прохаживавшегося по­близости официанта и протянув один Адриане.

— Кэтрин работает в «Мари Клер»? — спросила та.

– Кэтрин работала в «Мари Клер». И не одно десятилетие ведала портфелем заказов.

Считается, что она открыла массу ныне знаменитых моделей. Поэтому комплимент в твой адрес дорогого стоит. Хотя я и так это знаю...

Он наклонился достаточно близко, и Адриана почувствовала его дыхание, отдававшее шампанским.

 – Интересно, — произнесла она. — Очень, очень интересно.

Надо будет спросить мать про Кэтрин; если эта женщина действительно гуру по отбору моделей в «Мари Клер», тогда миссис де Соза наверняка ее знает.

— Идем, дорогая. Я тебе все здесь покажу.

Когда подошло время ужина, Адриана нашла на столе карточку со своим именем и обнаружила, что сидит меж­ду женщиной-редактором из «Мари Клер» и Дином. Кэт­рин — как поступают все хорошие хозяйки, за что их не­навидят гости — разбила все пары и рассадила по разным местам, поощряя разговоры между незнакомыми людьми. Не идеально, но и не полная катастрофа. Она могла ока­заться между Дином и Тоби, вот тогда было бы не до весе­лья. Адриана оценила место действия, выработала план игры и заняла свое место. Кивнула Дину, а затем, по пла­ну, быстро повернулась налево и, наклонившись к женщи­не, сказала:

— Вы знаете, как вам повезло? Вы сидите рядом с са­мым красивым мужчиной в этой комнате.

Женщина, которую ранее Тоби представил как Макензи Майклз, ту самую, из «Мари Клер», мгновение тупо смотрела на Адриану, не зная, на что решиться. Но та лишь кивнула, как бы говоря: «Это правда», и Макензи украд­кой посмотрела влево от себя. Адриана наблюдала, как ее глаза расширились и женщина беззвучно ахнула. По дру­гую сторону от Макензи сидел парень еще более роскошный, чем Дин. На нем был отличный костюм в тончайшую полоску в духе Тома Брауна, без галстука. Волосы на затылке и по бокам коротко подстрижены, но на макушке лены немного длиннее, чтобы стояли торчком: стильно, но не слишком нарочито. И весь он сиял. Кожу словно отполировали, а загар явно настоящий, а не из солярия;  ногти коротко подстрижены и чуть тронуты блеском, ко­торый ни в малейшей степени не выглядел женственным;  даже его кожаные мокасины сверкали в свете ламп.

Макензи со стоном повернулась к Адриане и прошептала:

— Вы правы. Он — постельный бог.

Адриана посмотрела на ее руки и, не увидев колец, сказала:

— Вперед, querida. Сделай его своим.

Макензи засмеялась, однако смешок получился далеко не таким нежным и женственным, как у Адрианы.

— Да, конечно. Хотя я скорей вернусь сегодня домой с Мэттом Деймоном.

— Он здесь? — спросила Адриана, забывая о данном себе обещании не смотреть в сторону Дина. И окинула взглядом стол, внимательно пройдясь по лицам всех две­надцати гостей.

— Нет, здесь его нет, — засмеялась Макензи. — Я толь­ко хотела подчеркнуть — нет ни шанса, чтобы этот эффект­ный парень достался мне.

И снова Адриана оценивающе посмотрела на свою но­вую подругу. Средний рост. Симпатичный вздернутый но­сик и приятная улыбка. Сносная фигура, хотя невозмож­но сказать, что таится под этим кукольным платьем.

Как же она ненавидит кукольные платья! Любая жен­щина на планете, включая ее саму, выглядит в подобном наряде или устрашающе тучной, или на восьмом месяце беременности, и все равно они пользуются невероятной популярностью. Адриана подозревала, что под платьем Ма­кензи вполне может скрываться очень даже приличное тело... а если так, это преступление. Спасибо, ее до неко­торой степени спасала безупречная ухоженность. Адриана обратила внимание на блестящие, хорошо уложенные волосы, на профессиональный макияж и комплект из туфель и сумки, за который большинство женщин пошли на преступление. Ее внешность в сочетании с успехом одного из самых востребованных журнальных редакторов в Нью-Йорке, как позже узнала Адриана, должны были вознести Макензи в стратосферу сильных женщин, так что ее неуверенность в себе была совершенно непонятна.

Не успела Адриана остановить Макензи, как та повернулась к красавчику, настойчиво постучала по его руке и кашлянула. Она, похоже, не замечала, что перебивает разговор с женщиной, сидевшей слева от него, не уловила и удивленного и слегка раздраженного выражения его лица. Мужчина повернулся к Макензи.

– Здравствуйте, — нейтральным тоном произнес он, но Адриана видела, что на самом деле за этим подразуме­вается: «Да? Могу я чем-нибудь помочь?»

Макензи приклеила широкую фальшивую улыбку и протянула руку довольно неуклюжим жестом, поскольку вокруг стола все сидели очень плотно. В итоге вид получился слегка глуповатый, что не укрылось от парня.

— Привет. Я хотела представиться. Я — Макензи Майклз, художественный редактор в «Мари Клер». Не ваше чтение, вероятно, поскольку это женский журнал... но вообще-то у нас довольно много читателей мужчин. И, на удивление, не все они геи...

— Макензи, querida? У тебя, случайно, нет мятной па­стилки или жевательной резинки? — спросила Адриана, хватая соседку за руку.

Не блестяще, но ничего лучше для едва знакомой жен­щины она придумать не смогла. Кроме того, ей на самом деле было наплевать, что говорить, лишь бы заставить Ма­кензи замолчать. На это больно было смотреть, словно сидеть в первом ряду, когда сбился актер или шафер провалил свой тост. Ей было неловко, и по одной этой причине  Адриана вмешалась.

Она посмотрела на красивого парня, и на мгновение ей пришло в голову, что он подходящая кандидатура в мужья. Если Макензи отпадет... Но нет! Ей уже повезло с будущим мужем, и она не позволит этому дешевому бою искушать себя. Данная миссия предпринималась исключительно по необходимости, а не ради удовольствия.

  – Алло! — Она подбавила в голос бразильского акцента. – Я Адриана. Ничего, если на минутку отвлеку свою подругу?

Макензи открыла рот, чтобы возразить, но Адриана взяла на себя смелость и ущипнула ее за предплечье.

Красавчик улыбнулся, кивнул и вернулся к прерванной беседе. 

Адриана чувствовала ледяной холод, исходивший от Макензи, но еще более остро ощущала присутствие Дина справа от себя. Он наблюдал за этой сценой, и краем глаза Адриана видела его улыбку. Кроме того, Тоби на другом конце стола упомянул ее имя в разговоре, достаточно гром­ко, чтобы она слышала каждое слово. Она могла бы лежать дома на кушетке с кампари и парнем, а вместо этого попа­дает в одну за другой неловкие ситуации.

— Если ты хотела его для себя, зачем побуждала меня охотиться на него? Чтобы выставить дурой? — не поворачи­вая головы, прошипела Макензи. Обе женщины улыбнулись официантке, поставившей перед ними салат из эндивия.

Адриана убедилась, что Дин занят разговором с дру­гой соседкой, и сказала:

— Я не хотела... не хочу... его для себя, querida. Просто не могла на это смотреть. Это выглядело так...

Она попыталась подобрать слово помягче, но уже чув­ствовала себя в полном изнеможении.

— Так как? — настаивала Макензи.

Адриана ответила спокойным взглядом:

— Ты была такой несчастной.

Макензи резко втянула воздух, и Адриана ощутила острое сочувствие, прежде чем вспомнила, что сделала одолжение. Придется открыть бедняжке глаза. Она, конечно, ее возненавидит. Но Адриане больше не о чем волноваться, кроме как о чувствах случайной знакомой.

  – Я не ощущала себя несчастной, — прошептала Макензи. ‒ Просто вела себя дружелюбно.

А,  разыгрывалась карта дружбы. Адриана мгновенно неслась в свои подростковые годы, когда мать пыта­юсь преподать ей эти важные уроки, а она приводила те самые аргументы. Воспоминание едва не вызвало у нее улыбку.

– Дружелюбная, общительная, обворожительная, оба­ятельная, называй как хочешь, но все равно это означает «одинокая и несчастная», когда инициатива исходит от тебя.

Макензи открыла было рот, собравшись возразить, но передумала.

– Ты считаешь? — наконец спросила она.

Адриана кивнула. Это скучно, абсолютно очевидно. По­чему американки этого не понимают? Почему их этому не учат? «Правила»[33] немного помогли, но лишь отчасти, они учат женщин, как отказывать мужчинам, а не как их со­блазнять. Если бы за последние десять лет она лично не была этому свидетелем, то никогда не поверила бы, что существуют взрослые женщины, полагающие, будто мужчи­ну можно завоевать, преследуя. Именно это она наблюда­ла у своих подруг — у Ли в несколько меньшей степени из-за ее большей сдержанности, но Эмми вела себя про­сто унизительно — лезла с разговорами, звонила первой, строила планы и летела по первому зову.

– Значит, мне не следовало представляться?

– Да.

Адриана отпила вина.

– А как же иначе мы могли познакомиться?

Адриана посмотрела на Макензи, стараясь не впасть в уныние, ведь она ни в чем не виновата.

      – Вы познакомились бы, вероятно, через несколько минут, когда он представился бы тебе.

— О, конечно! Но какая разница, кто...

Адриана продолжала как ни в чем не бывало:

— И тогда ты с улыбкой и томным взглядом вознаградила бы его за вежливость, а потом немедленно уклонилась от любого прямого вопроса, отвернулась и с головой ушла в разговор с кем-то другим.                                                            

— Даже если...

— Даже если бы оборвала его на полуслове, даже если бы он задал тебе вопрос, даже если бы казался увлеченным тобой. Особенно если бы казался увлеченным. Единственный вариант, когда можно продолжать, если мужчи­на — урод, поскольку тогда мы не заинтересованы в ко­нечном результате, не так ли?

Макензи кивнула: Адриана скорее завораживала ее, чем раздражала своим покровительственным тоном. Это были основополагающие вещи, элементарные. Как полу­чилось, что эта во всех остальных отношениях привлека­тельная, успешная женщина их не знает?

— Значит, ты считаешь, что нам нужно быть живым воплощением «Правил»? Но это же совершенно нере­ально!

— Согласна, — сказала Адриана. — Это совершенно нереально. «Правила» хороши для начала, для подростков. Но взрослой женщине они ничего не дадут. В смысле, лю­бая книга, в которой тебе предлагают воздерживаться от секса, далека от реальности.

И Адриана, с удовольствием отметив ошеломление Ма­кензи, продолжила:

— Какой вообще смысл в мужчинах, если ты не мо­жешь должным образом ими насладиться?

Макензи энергично закивала в знак согласия. Адриана давно уже не помогала кому-то просто по доброте душевной, настало время преподать несколько уроков человеку, не столь удачливому.

— Это полный миф, что как только мужчина переспит с тобой, так сразу же потеряет к тебе интерес. По правде говоря, должно быть как раз наоборот: если ты все сделаешь правильно, это заставит его еще больше тебя хотеть. Главное, чтобы найти верное сочетание таинственности, недоступности и вызова с чувственностью, соблазнительностью и сексуальностью. Ты заставляешь их трудиться ради этого... не в самый первый раз, но снова и снова, и они полюбят тебя навсегда.

– Ты говоришь так уверенно... — Макензи умолкла, но Адриана поняла, что женщина поверила.

— А я и уверена. Я бразильянка. Мы знаем мужчин и знаем, что такое секс.

Адриана принялась за салат под прикованным к ней взглядом соседки. Почти в тот же самый момент роскош­ный парень закончил свой разговор и повернулся к Ма­кензи.

— Простите? — обратился он к ней.

Макензи выждала мгновение, прежде чем повернуть­ся к нему с сияющей улыбкой.

– Да?

— Боюсь, я так и не представился. Меня зовут Джек. Приятно познакомиться.

Словно настоящий профессионал, Макензи присталь­но смотрела на него некоторое время, потом снова улыбну­лась... только на этот раз чуть более дразнящей улыбкой.

— Приятно познакомиться с вами, Джек, — промур­лыкала она.

— Так откуда вы знаете Кэтрин? — спросил он.

– О, кто же не знает Кэтрин? — Женщина рассмея­лась и отвернулась. — Адриана, милочка, ты рассказывала мне смешную историю о катастрофе с покупками на прошлой неделе. И чем же все кончилось?

«Господи, — подумала Адриана, — да у этой красотки врожденный талант». И, подыгрывая ей, придумала какую-то историю, поддерживая беседу до тех пор, пока Джек, извинившись, не встал и не удалился в мужскую комнату.

– Т ы была идеальна, — тут же объявила Адриана.

— Правда? У меня такое чувство, будто я его оскорбила. Я так грубо себя вела, что он ушел!

— Абсолютно идеальна. Ты его не оскорбила и вела себя не грубо... ты была таинственна. Продолжай в том же духе до конца вечера, и сегодня он поедет к тебе. Немножко уступи, а затем игнорируй. Кокетничай, затем проявляй сдержанность. Он с ума сойдет, пытаясь в тебе разобраться.  

И точно: вернувшись, Джек, потратил остаток ужина десерт и солидную часть времени, проведенного за напит­ками, пытаясь удержать блуждающее внимание Макензи Мужчина трудился, и Макензи наслаждалась каждой ми­нутой. Адриана видела, как ее уверенность в себе растет от раунда к раунду, и поздравила себя с хорошо проделан­ной работой. Приятно было наблюдать, а тем более зани­маться тем, чему она только что научила Макензи: жонг­лировать равнодушием и невинностью перед двумя совер­шенно разными мужчинами.

Немного за полночь Тоби наконец собрался уйти. Дин убежал раньше, без конца извиняясь, что торопится на ве­черинку к другу, которую просто не может пропустить (черт бы его побрал!), Макензи теперь разыгрывала рав­нодушие к Джеку на двухместном диванчике в темном уголке, а Адриана — в очередной раз — умирала от скуки. Она уже перепробовала все уловки, чтобы заставить Тоби потанцевать, но он ни на одну из них не поддался. Он ус­тал от работы и перелета, собирался отправиться прями­ком в отель и ожидал, что подруга поедет с ним.

Помогая Адриане надеть плащ, Тоби что-то говорил, но она с легкостью отключилась от него. Гораздо труднее было вспомнить, что ей всего только тридцать — практически совсем еще девчонка! — а не пятьдесят, на которые она себя чувствовала. По крайней мере вечер не пропал совсем уж зря: похоже, Макензи, вся такая чувствительная и смеющаяся с Джеком, стала новой женщиной. Адриана поймала ее взгляд и легонько помахала на прощание рукой.

Макензи знаком попросила ее подождать, как законченный профессионал, легонько мазнула пальцем по губам Джека и плавной походкой приблизилась к Адриане.

– Ты уже уходишь?

– Перевалило за полночь. Я без сил, — солгала Адриана. «А самом деле просто умираю со скуки», — подумала она. – А ты, по-моему, проделала отличную работу.

– Ты богиня! — прошептала Макензи, наклоняясь к Адриане и сжимая ее руку. — Он уже пригласил меня к себе выпить. Я сказала, что подумаю.

Это произвело на Адриану впечатление. Ничто не ра­ботает эффективнее, чем уклончивый ответ. Это не кате­горичный отказ, но явное послание, что нужно приложить еще немного старания.

— Только помни, если ты с ним переспишь, не оста­вайся у него. Пусть будет даже пять утра: именно ты долж­на встать и уйти. Оставайся, пока вы занимаетесь сексом. Как только настанет время спать, ты уходишь, — напут­ствовала Адриана свою новую ученицу, пытаясь не думать, насколько похожа на собственную мать.

Макензи кивнула, впитывая каждое слово.

–  А если он...

– Исключений не существует. Еще один кивок.

— Желаю повеселиться! — мелодично проговорила Ад­риана и легонько потянула Тоби за руку, вытаскивая из круга обступивших его людей. — Дорогой, нам действи­тельно пора...

– О, и еще одно, — прошептала Макензи. — Я хочу посвятить тебе центральный материал нашего следующе­го номера. Еще точно не знаю, под каким углом подам, но у тебя настоящий дар, и, думаю, нашим читателям будет интересно о нем узнать.

Что ж, интересный — и неожиданный — поворот. Адриана привыкла, что ее, случалось, упрашивали сфотографироваться туристы, находя экзотически красивой, и

этим вечером редактор журнала не в первый раз посчитал ее достаточно эффектной, чтобы включить в oчередной номер. Но материал, посвященный ее врожденным способностям обращаться с мужчинами и таланту учить других женщин правилам охоты? Такое не каждый день случается.

Она изобразила равнодушие, хотя у нее даже голос слегка задрожал от всего этого, и вежливо ответила:

— О, что ж, может мило получиться.

— Надеюсь, ты подумаешь и согласишься. Я так и вижу разворот с подробным интервью и множеством великолеп­ных глянцевых фотографий. Мы сделаем его необыкно­венным, обещаю, — торопливо щебетала Макензи.

Еще совсем недавно она не походила на человека, го­тового к подобным излияниям, но, с другой стороны, не казалась и способной так ловко подцепить парня.

Адриана едва удержалась, чтобы не завизжать от ра­дости.

— Ну... э... Кэтрин знает, как со мной связаться... или по крайней мере, как связаться с Тоби... это, вероятно, луч­ше всего...

Но Макензи уже бросилась обратно к Джеку:

— Я позвоню тебе на следующей неделе! Была крайне рада познакомиться. И спасибо... за все.

Она помахала и продолжила движение в затемненный угол с диванчиком для двоих.

— Надеюсь, ты хорошо провела время, милая? — спро­сил Тоби, останавливая на улице такси.

— Гораздо лучше, чем хорошо, Тоби. Я чудесно прове­ла время, — ответила Адриана с большей, чем до предложения Макензи честностью. — Поразительно, великолеп­но, чудесно.

 

Стук пробудил Ли от глубокого сна, редкого у нее по ночам, не говоря уж о середине дня, когда она даже не собиралась спать. Было здесь что-то такое в воздухе или каждый  раз, когда ее взятый напрокат автомобиль прибывал в Сэг-Харбор, Ли расслаблялась.     

– Войдите! — крикнула она, убедившись, что одета и не пустила слюни. Невероятно, но на улице уже стемнело.

Джесс открыл дверь и просунул в комнату голову.

– Я вас разбудил? Простите, но я подумал, что вы без устали работали круглые сутки.

Ли фыркнула.

 – Ага. Первым делом я узнала, что две «Кровавые Мэри» до обеда совсем не способствуют продуктивности.

— Совершенно справедливо. Но вы хорошо себя чув­ствуете?

– Очень хорошо, — призналась Ли.

Несмотря на всплывающие в памяти обрывки сна — как она идет к алтарю голая и дрожащая, — Ли чувствова­ла себя отдохнувшей и умиротворенной.

— Подождите минуту, — сказал Джесс, пересекая ком­нату тремя быстрыми шагами и садясь на край кровати ря­дом с полностью одетой Ли среди полудюжины подушек, поверх покрывала. — Что я вижу?

Ли проследила за его взглядом, устремленным на книж­ку в мягкой обложке, лежавшую открытой поперек ее жи­вота. Джесс рассматривал небесно-голубую обложку с фотографией красиво упакованного подарка — роман-про­должение книги «Жених напрокат»[34], которую она недавно прочитала с большим удовольствием.

  – Это? — Ли расправила страницу и подала книгу Джессу. –  Называется «Грусть не для тебя». Первый роман был про девушку, которая влюбилась в жениха своей лучшей подруги и не знала, что делать. В итоге они сошлись, а здесь мы видим историю глазами лучшей подруги, потерявшей жениха. Она тоже не так уж невинна, поскольку спала с одним из шаферов бывшего жениха.

Джесс, качая головой, прочел аннотацию на обложке и пробормотал:

— Невероятно.

— Что именно?

— То, что вы читаете это.

— И что это, по-вашему, значит?

— О, будет вам, Ли. Вы не находите забавным что мисс Английский-с-отличием-в-Корнелле-я-редактирую-только-серьезные-литературные-произведения в свободное время читает «Грусть не для тебя»?

Ли вырвала у него книгу и прижала к груди.

— Она действительно неплохая!

— Уверен в этом.

Ли едва удержалась от замечания, что «Грусть не для тебя» написана гораздо лучше последнего варианта ро­мана Джесса. Обладает разумной структурой и связным языком. Может, в ней и не освещается так много возвы­шенных интеллектуальных тем, так что с того? Она ост­роумна, неглупа, и ее приятно читать — как раз сейчас все это отнюдь не помешало бы мистеру Литературно­му Зазнайке.

Но разумеется, ничего этого Ли не сказала, лишь заме­тила:

— Я не собираюсь защищать перед вами свой выбор развлекательного чтения.

Джесс поднял руки, сдаваясь:

— Совершенно справедливо. Но вы понимаете, что это все меняет, а? Теперь у меня есть подлинное доказатель­ство, что редактор-фашист на самом деле человек.

— Только потому что я читаю такую литературу?

— Точно. Насколько суровым может быть человек, если он читает и пересказывает «Дневник Бриджит Джонс»?

Ли вздохнула.

— Эта книга мне понравилась.

— А как называлась та, другая... — улыбнулся Джесс. –  «Дневники няни»?

– Определенно классика.

Джесс что-то пробормотал себе под нос, и Ли поняла, что он уже утратил интерес. Теперь она понимала его жесты, выражение лица — могла расшифровать значение нахмуренного лба или полуулыбки. За последние три месяца она четыре раза приезжала в Хэмптонс, и с каждой встречей чувствовала себя все свободнее. Во второй раз она опять остановилась в отеле «Америкэн», хотя провела в нем едва ли несколько часов — о многом говорящий факт если учесть, что ее визит пришелся на Понедель­ник без общения с людьми (на один вечер она сделала ис­ключение). В третий и четвертый свои приезды Ли при­няла предложение Джесса остановиться в гостевом доми­ке, который он построил для своих племянников — это было гораздо удобнее, — и только вчера, в свой пятый визит, осознала мудрость проживания в одной из верх­них гостевых комнат главного дома. В конце концов, они часто работают допоздна, а дорожка до гостевого домика извилиста и темна.

Все было очень невинно и, к удивлению Ли, казалось совершенно естественным. Ей нравилось, что им удавалось так хорошо работать вместе и одновременно сохранять профессиональную дистанцию, даже если и спали они по соседству. Генри не показалось странным, когда Ли упо­мянула, что перестала бронировать гостиницу;  другие его редакторы тоже ездили к авторам — кое-кто в места бо­лее отдаленные, чем Хэмптонс, — и часто размещались во владениях. Когда за ужином на прошлой неделе Ли сказа­ла отцу, что по два-три дня в неделю работает с Джессом в его доме, он ответил нечто вроде: «Не идеально, но если гора не идет к Магомету...» Их безразличие только укре­пило в Ли убежденность, что Расселу об этом знать не надо.

 – Я угадал, что вы захотите на ужин, — сказал Джесс. — Сейчас почти шесть и не сезон, поэтому если мы сразу не определимся, нам крупно не повезет. Хотите перехватить бургер или я что-нибудь сооружу?

– Под «что-то сооружу» вы на самом деле подразумеваете кашу быстрого приготовления? Потому что в таком случае я лучше съела бы бургер.

– Ах, милая Ли, как всегда, очаровательна. Эти способ сказать: «Спасибо, Джесс. Я поела бы домашней еды, но вот такая я закоренелая стерва, чтобы так взять и сказать»?

— Точно, — засмеялась Ли.

–   Я так и думал. Ладно, тогда будет готовая еда. Я сгоняю за ней в «Скьявони». Какие-то пожелания?

— «Лаки чармс»? Или «Синнамон тоуст кранч»[35]. С двухпроцентным молоком, пожалуйста.

Джесс вскинул руки в шутливом отвращении и вышел из комнаты. Ли дождалась, пока закроется входная дверь и заработает двигатель машины, и взялась за телефон.

Рассел ответил сразу:

— Алло?

Он всегда прикидывался, будто не знает, что это она хотя, как все нормальные люди, имел определитель но­мера.

— Привет, — ответила Ли. — Это я.

— Привет, детка, как ты? Как там на сей раз твой су­масшедший? Достаточно трезв, чтобы продвинуться в ра­боте?

Рассел взял за правило беспощадно унижать Джесса при всяком удобном случае, сколько бы Ли ни заверяла, что Джесс не имеет ничего общего со своей репутацией и это просто очередной автор — то уверенный в себе до высоко­мерия, то сомневающийся до расстройства здоровья. Воз­действия это не оказывало, и Ли уяснила, что чем больше защищает Джесса, тем сильнее распаляется Рассел. Он рев­новал — она бы уж точно ревновала, если бы он проводил столько времени с другой женщиной, — но Ли не могла за ставить себя его успокоить. Даже если Джесс никогда не упоминал о своей жене (и Ли еще предстояло найти реальное доказательство ее существования), однако его брак оставался фактом, а Ли была помолвлена, и в дополнение к рабочим отношениям у них сложились и дружеские. Приятные платонические отношения — что, по раздражавшему Ли утверждению Рассела, невозможно между мужчиной и женщиной.

Ли вздохнула.

– В действительности он не такой, Рассел. Не пьяница. Он просто... просто другой. Не столь жестко организо­ванный, как мы.

Проклятие! Она явно ошиблась со словами. Любой раз­говор, которому Ли позволяла коснуться Джесса, непре­менно заканчивался ссорой, и, невзирая на все ее искрен­ние усилия, случалось это в последнее время часто.

   – «Жестко организованный»?

   – Ты знаешь, что я имею в виду.

   – А звучит так, будто ты считаешь его спокойным и уравновешенным, а меня вспыльчивым и... и... жестко орга­низованным.

   – Мы разные люди, Рассел. И по-моему, именно мы ведем себя как ответственные, взрослые люди, тогда как он потерянный и дезориентированный, понятно? — Ли не стала признаваться Расселу, что хотя еще месяц назад она так и считала, образ жизни Джесса больше не казался ей непривлекательным. — Послушай, почему мы вообще о чем говорим? Я позвонила, чтобы узнать, как твои дела. Как прошел сегодня монтаж программы?

  – Прекрасно. Ничего особенного.

     – Рассел, не надо дуться. Это тебе не идет.

  – Спасибо за урок этикета, дорогая. Я это запомню.

  – Ну почему ты так себя ведешь?

Ли вздохнула. Ей хотелось всего лишь услышать его голос, обменяться любезностями и вернуться к книге, но она чувствовала, что Рассел готовит грандиозный разговор о Состоянии Отношений. Это была его специализация и ее худший кошмар.

— Ли, что между нами происходит? — Голос Рассела смягчился. — Серьезно, мне кажется, нам нужно об этом поговорить.

Ли неслышно вздохнула и приложила все усилия бы сохранить спокойствие, хотя внутренне кричала: «Нет, нет, нет! Я устала об этом говорить. Давай не будем обсуждать все подряд. Неужели мы не можем рассказать другу, как прошел день, и двинуться дальше? Пожалуйста, не поступай так со мной!» А вслух сказала:

— Что ты имеешь в виду, Расс? У нас все в порядке.

Он долго молчал.

— Ты действительно так думаешь? А тебе не кажется, что мы сильно отдалились друг от друга? И что, по-твоему я должен отвечать людям, когда они спрашивают, почему мы до сих пор не устроили прием в честь нашей помолв­ки? Что у моей невесты, похоже, нет времени, хотя мы помолвлены уже пять месяцев?

О Боже, он опять за свое!

— Ты же знаешь, какое это большое дело... почему же не можешь понять?

— Да, конечно, назови меня ненормальным, но мне ка­залось, что заключение брака тоже станет для тебя боль­шим делом.

— Так и есть. Поэтому я и хочу подождать, пока все не образуется.

Это была не совсем ложь. Ли знала, что умышленно тя­нет со своими планами. Отчасти это связано с общим отсутствием интереса ко всему, связанному со свадьбой, –  Ли не принадлежала к тем девочкам, которые уже в двенадцать лет выбирают себе платье, — а отчасти со страхом общения одновременно со своей матерью и матерью Рассела, но, бывая абсолютно честной с собой, Ли соглашалась, что причины гораздо глубже.

Ей казалось, что все происходит слишком быстро. Они словно только вчера впервые поцеловались на скамейке на Юнион-сквер. Тогда она очень любила Рассела – он казался милым, красивым, и ей льстил его интерес. Она надеялась, что они будут встречаться и отношения естественным образом завяжутся или прекратятся. Люди или становятся ближе или связь между ними медленно ослабевает и приходит время расстаться. Ли нравилось быть вместе с Расселом и она нисколько не волновалась о будущем. И все прекрасно складывалось, пока он не сделал предложение. И не просто сделал предложение — надел ей на палец кольцо, пока она сидела, застыв в шоке, а потом поцеловал в недоверчиво приоткрытые губы. Меньше всего в жизни она была готова к этому, а в последние месяцы ее терзали очевидные сомнения. Но как объяснить Рассе­лу — или любому другому человеку, — что именно не так? Со дня их первой встречи между ними ничего не измени­лось, Рассел был все таким же милым, добрым и понимаю­щим. Проблема заключалась в том, что Ли все еще надея­лась влюбиться в него по уши, а все остальные — подруги, родители и, что хуже всего, Рассел — полагали, будто она уже влюблена. Так неужели странно, что она просто не хочет спешить?

Настал его черед вздохнуть.

— Я понимаю. Просто мне хотелось бы... не знаю... что­бы в твоем голосе прозвучало немного волнения. Ты хоть говоришь об этом с подругами?

  – Конечно, — солгала Ли. Эмми и Адриана без кон­ца спрашивали о планах, связанных с предстоящей свадь­бой, им ужасно хотелось устроить девичник, — но Ли ловила себя на том, что всегда меняет тему. Почему они не понимают, что все идет слишком быстро? От одной этой мысли Ли почувствовала себя виноватой, поэтому смягчила голос: — Милый, я волнуюсь обо всем. Мы поженимся когда это свершится, поедем в какое-нибудь экзотическое и очень, очень далекое место, на Мальдивы например, и будем просто отдыхать и радоваться друг, хорошо? Я обещаю.

— А ты захватишь купальник, который мне нравится? Тот, с металлическими колечками на бедрах и в середине верхней части ?                          

— Обязательно.

— И не возьмешь с собой ноутбук или рукопись чтобы почитать в самолете?

— Ни единой, — уверенно ответила Ли, хотя и не считала это правильным. — Это будет идеально.

— Договорились, — сказал Рассел таким тоном, словно вопрос был полностью решен.

— Я позвоню тебе попозже, чтобы пожелать спокойной ночи, хорошо?

— Ты точно возвращаешься завтра? Нам нужен хотя бы один вечер наедине перед Большой Встречей Родите­лей на День благодарения.

— Конечно, нужен, милый. Я точно буду дома завтра вечером, — заставила себя произнести Ли. Она не особен­но боялась Дня благодарения в Коннектикуте, хотя, навер­ное, следовало бы, учитывая, что на праздник прилетает все семейство Рассела, но отчаянное желание положить трубку затмевало в настоящее время все остальное.

Рассел звучно поцеловал микрофон — маленький сек­рет, касавшийся только их двоих: они всегда так делали, когда находились в разлуке.

Ли ответила таким же поцелуем, чувствуя себя глупой и немного раздраженной, а потом — виноватой. Они от­ключились, и Ли испытала облегчение, затем изнеможе­ние, она была слишком уставшей, чтобы снова открыть книжку.

Проснулась она от неприятного ощущения, что за ней кто-то наблюдает. Ли посмотрела в окно и в свете фонаря над входной дверью увидела редкие снежинки. В комнате стояла непроглядная тьма, но Ли чувствовала чье-то присутствие.

— Джесс?

— Да. Простите. Я вас напугал?

Привыкнув к темноте, она увидела, что Джесс сидит в конце комнаты в кресле-качалке красного дерева. Руки скрещены на груди, голова покоится на спинке кресла. Откуда-то доносился запах свежего чеснока и только что испеченного хлеба.

 – Что вы здесь делаете?

 – Восхищался вашим сном.

 – Моим сном?

 – Я пришел, чтобы разбудить вас к ужину, но у вас был такой умиротворенный вид. Сам я практически не сплю, очень мало, поэтому всегда приятно понаблюдать за другими. Странновато, вероятно, но надеюсь, вы не против.

— В этом есть некая ирония, поскольку я нигде не сплю. Что-то здесь есть такое, что действует лучше вамбьена, — сказала Ли.

— Может, амбьена? Без «в»?

— Ванна плюс амбьен равняется вамбьен. Но даже это не всегда помогает.

Джесс засмеялся, и на Ли волной накатило ощущение счастья. И впервые за тридцать лет своей жизни она сде­лала что-то, совершенно не думая о возможных послед­ствиях или реакции. Без единой мысли и без всякой тре­воги выбралась из кровати и подошла к креслу-качалке. Даже стоя над Джессом, она не занервничала, протянула к нему руку и, когда он принял ее, лишь чуточку смутив­шись, потянула к себе. Он встал, и они оказались лицом к лицу, что показалось странным, поскольку Рассел был на­много выше. Ли посмотрела на свои руки, переплетенные с его руками — интимный жест, который нельзя отрицать, в котором нельзя ошибиться. Джесс высвободил руки, положил ей на затылок, запустив пальцы в волосы, и губы их встретились и раскрылись; прикосновение его языка показалось ей скорее нереальным, чем волнующим или странным.

С этого момента все пошло очень быстро. Они упали на кровать и через несколько секунд уже разделись. Это был агрессивный, необходимый Ли секс, какой редко у нее случался. Хотя Джесс и перебирал ее волосы, брал лицо в ладони, целовал в кончик носа и гладил по спине, он без колебаний почти грубо вошел в нее, заведя ей руки над головой. Потом Джесс обнял ее — они все еще лежали поверх покрывала — и легко провел пальцами по плечам, пока по ее рукам не побежали мурашки. Он спросил, все ли с ней в порядке, хорошо ли она себя чувствует, не нужно ли ей воды? Ли молчала, и тогда Джесс приподнял ее лицо и поцеловал так нежно, что она чуть не умерла. Так они целовались на протяжении какого-то време­ни, лениво, томно, а когда Джесс прижал ее нижнюю губу языком, Ли показалось, что она целиком растворится у него во рту. Они целовались, мягко и нежно, пока жела­ние вновь оказалось непреодолимым, их зубы клацнули друг о друга, ногти впились в кожу, а руки снова стали требовательными и ищущими.

Потом Ли положила голову ему на грудь, из-под полу­опущенных ресниц наблюдая за бодрствующим Джессом, который тоже на нее смотрел. Однако не с любопытством или любовью — он словно пытался запомнить каждую подробность. Зрительный контакт во время секса счита­ется высшей интимностью, взглядом в душу и все такое. Но каким бы близким ни чувствовала она Рассела или других парней до него, встреча взглядами всегда казалась вынужденной и нарочитой, как будто оба читали одну и ту же статью, автор которой настаивал, что занятие лю­бовью включает зрительный контакт. Ей всегда станови­лось от этого не по себе, отвлекало, но тут все было иначе. Когда она встретилась с Джессом взглядом, стало трудно дышать — никто никогда не смотрел на нее так. Это было как в кино, и Ли чувствовала себя кинозвездой, теперь не имело значения, что на животе у нее небольшая сыпь — аллергическая реакция на новый лосьон, что кожа Джесса немного бледновата для таких темных волос на груди и оба они раскраснелись, взмокли от пота и тяжело дышат; они превратились в двух самых сексуальных людей на земле. По-настоящему нашли друг друга.

В какой-то момент они уснули, потому что когда Ли открыла глаза, небо начинало светлеть. Она выбралась из-под одеяла, которое натянул на них Джесс, и на цыпочках дошла до расположенной напротив по коридору ванной комнаты, дожидаясь потока сожаления, вины и самобичевания. Ничего не последовало. Вместо этого она помочилась, приготовившись к знакомому жжению, но чудесным образом ничего не почувствовала. Умыв­шись, Ли посмотрела на себя в зеркало и чуть не упала в обморок. Подбородок и щеки горели, а местами слегка кровоточили там, где их оцарапала щетина, губы распух­ли, кожа на шее покрылась красными пятнами со следа­ми зубов, спутанные волосы висели космами, на внут­ренней стороне бедер красовались синяки. Голову ло­мило от удара по спинке кровати, болели тазовые кости, а чувствительная кожа промежности была словно оца­рапана наждачной бумагой. Даже ступни ныли оттого, что столько часов подряд она поджимала от удовольствия пальцы.

Никогда раньше Ли не чувствовала себя так ужасно, но «ужасно» на самом деле подразумевало «абсолютно фан­тастически». Она вернулась в гостевую комнату и увиде­ла, что Джесс сидит в постели по-прежнему голый, при­крывшись одеялом. Свет, падавший из окна у кровати, ос­вещал его лицо, а часы показывали 7.23 утра. Джесс поднял глаза, и в первый раз за несколько часов она застеснялась. Она стояла совершенно обнаженная при свете дня перед этим мужчиной, которого едва знала, перед своим автором, между прочим. Неужели она действительно это сделала?

— Ли.

Она заставила себя посмотреть ему прямо в лицо. В комнате было холодно, и ноги начали замерзать.

– Ли. Милая. Иди сюда.

Он приподнял край одеяла и знаком поманил ее к себе.

Ли легла рядом с ним. Он обнял ее и укрыл одеялом. Поцеловал в лоб, как делал отец, когда она болела. И что подумал бы отец, если бы увидел ее сейчас... не просто в постели с кем-то — отцу и так тяжело это видеть, — но с мужчиной, редактировать книгу которого ей поручили... а как же Рассел... ее жених... она все еще носит красивое кольцо, которое он надел ей на палец всего пять месяцев назад. Она была грязной, отвратительной шлюхой, не сто­ящей их всех.

– У тебя такой вид, будто ты в панике, — прошептал ей на ухо Джесс и еще крепче обнял, но оберегающим, а не сексуальным жестом.

— Я грязная, отвратительная, презренная шлюха, — сказала она, прежде чем успела подумать, но едва произ­несла эти слова, как тут же о них пожалела.

Ожидавшая отрицания, хотя бы еще одного объятия или сочувственного цоканья языком — на этом специали­зировался Рассел, — Ли пришла в ужас, а затем крайне разозлилась, когда Джесс рассмеялся.

Она вывернулась из его рук и уставилась, пораженная.

— Ты находишь это смешным? По-твоему, забавно, что я, по сути, только что загубила свою жизнь?

Джесс еще крепче обнял ее, и вместо того чтобы по­чувствовать удушье, как это обычно бывало, Ли позволи­ла себе расслабиться. Джесс поцеловал ее в губы, в лоб, в щеки, а потом сказал:

— Я смеюсь только потому, что ты напоминаешь мне меня самого.

— О, отлично, — пробормотала она.

— Но мы не сделали ничего плохого, Ли.

— Что ты имеешь в виду? Да я даже не знаю, с чего начать. Может, с того факта, что обручена? Или что ты же­нат? Или что мы работаем вместе?

Она особо выделила совместную работу, но только пе­речислив все, кое в чем себе призналась: она ждала, что Джесс предложит разумное объяснение своему браку, что-нибудь вроде «Мы вообще-то разведены» или «На самом деле я не женат». Она знала, что это маловероятно. Но про­должала надеяться.

Джесс заставил ее замолчать, прижав палец к губам, и это, к удивлению Ли, показалось ей милым, а не привело в бешенство.

— Случившееся между нами естественно. Мы оба это­го хотели. Что здесь плохого?

— Что плохого? — воскликнула она сердито, почти злобно. — А как же твоя жена?

Джесс лег на бок, опираясь на локоть:

— Я не собираюсь обижать тебя обычной чепухой про то, как мы несчастны, как она меня не понимает, а я соби­раюсь ее бросить, потому что это неправда и я не хочу тебе лгать. Но это не исключает смягчающих обстоятельств. И, конечно же, не означает, что я не хочу тебя страстно пря­мо сейчас.

Что ж, этого она точно не желала услышать. Насколько могла судить Ли, ей вполне подошла бы чепуха про непони­мающую жену. И оттого, что слов этих не прозвучало, она еще острее почувствовала ошибочность происходящего и замешательство оттого, что все это казалось таким правиль­ным. Таким правильным? О чем, черт побери, она думает? Это же безумие... Нет ничего правильного в предательстве Рассела или в сексе с мужчиной, с которым она работает. Это страшная ошибка, непростительная, и будет чудо, если они выйдут из всего этого без потерь. Разумеется, она не может больше редактировать книгу Джесса, это совершен­но ясно, но казалось незначительной ценой за ее непрохо­димую глупость.

Нужно было уйти. Немедленно.

— Что ты делаешь? — спросил Джесс, когда Ли выбра­лась из-под него и завернулась в покрывало. Она схватила свою дорожную сумку и, придерживая покрывало рукой, побежала в ванную комнату. Только заперевшись там, Ли выпустила из рук ткань, но на этот раз не смогла взглянуть в зеркало на свое тело. Зная, что лишь заплачет, если позволит себе такую роскошь, как душ, Ли достала чистое белье, джинсы и блузку и собрала спутанные волосы в узел. Она дала себе время только почистить зубы и, выполнив эту единственную задачу и стиснув челюсти, чтобы не заплакать, открыла дверь.

Джесс с несчастным видом стоял перед ней в футбол­ке и шортах. Ли ничего так не хотелось, как обнять его, и это казалось и мерзким, и желанным, но ей удалось протиснуться мимо Джесса, даже не задев его руки.

— Ли, милая, не делай этого, — сказал он, следуя за ней но коридору, а затем спускаясь по лестнице. — Посиди со иной минутку. Давай поговорим.

Она бросилась на кухню за своими бумагами и тетрадями и увидела ужин, который они так и не съели. Емкость застывшей лазаньей на блюде с подогревом между двумя приборами и бокалами с красным вином, два простых серебряных подсвечника, покрытых растаявшим воском цвета слоновой кости.

— Я не хочу говорить. Я хочу уехать, — тихо, без вся­кого выражения произнесла Ли.

— Знаю и прошу тебя подождать.

Ли посмотрела на него, заметила седину в отросшей щетине и такие глубокие тени под глазами, что их можно шло принять за синяки.

— Джесс, пожалуйста.

Она вздохнула и повернулась к нему спиной, укладывая бумаги в сумку. Вспомнила, что «Грусть не для тебя» сталась в гостевой комнате наверху, но ни за что не по­шла бы туда сейчас.

Джесс положил руки ей на плечи и мягко развернул к себе.

— Посмотри па меня, Ли. Я хочу, чтобы ты знала: я ни­сколько не жалею о прошлой ночи.

Впервые после того, как покинула кровать, Ли встре­тилась с ним взглядом. И прищурившись, холодно произнесла:

— О, какое для меня облегчение! Слава Богу, ты не жалеешь о том, что случилось. Зная это, я сегодня буду спать спокойней. А пока убери от меня руки.

Он отодвинулся:

— Ли. Я не хотел, чтобы все так получилось. Пожалуй­ста, присядь со мной на минутку...

Что-то в том, как оборвался его голос, открыло им обо­им, что просьба, хоть и искренняя, не отражает истинных желаний Джесса. Он выглядел усталым и побежденным, как человек, измученный необходимостью объясняться с очередной женщиной, у которой случилась посткоитальная истерика.

Ли мечтала услышать, что он полюбил ее с первого взгля­да и она не очередная победа легендарного Джесса Чэпмена, она — Ли Эйзнер — особенная, но знала: ничего этого не будет. Она вскинула сумку на плечо и вышла на улицу с гордо поднятой головой, одновременно удивившись и огор­чившись, когда Джесс за ней не последовал.

 

 

⇐ Предыдущая123456789Следующая ⇒

Поделиться: