Архитектура Аудит Военная наука Иностранные языки Медицина Металлургия Метрология
Образование Политология Производство Психология Стандартизация Технологии


Изменение информативности сообщений в «New York Times» во время президентских выборов в Америке (в процентах)



Можно проанализировать данные среднестатистического использования СМИ гражданами.

 

Для потребителя информации СМИ чаще всего ни что иное, как огромная театральная сцена, которая живет благодаря эмоциям. Нам необходимы злодеи и герои, отстаивающие справедливость и одерживающие победу над злом. Серые тона, представляющие картину различных мнений, и скучные информативные заключения утомляют нас.

Бьёрг Энгхольм высказал следующую точку зрения: «Формирование мнения больше не зависит от интеллектуального исследования определенных формулировок или аргументов, а является интуитивной, эмоциональной реакцией на действительность в своем собственном представлении».

 

Среднестатистическое использование СМИ гражданами:

Чтобы правильно обработать и передать полученную информацию, на телевидении уже давно существует короткий анонс, длящийся, как правило, 15–30 минут. Его единственная цель – вызвать интерес публики еще не причастной к событию. Здесь также можно найти отличие коммерческого телевидения от государственного, которое требует фиксирования в письменном виде разогретой информации, чтобы предостеречь себя от ошибок, благодаря чему создается соответствующий имидж. Информация – это все, и все – есть информация, и будет приложена масса усилий для создания достойной «вербальной косметики». Блеф начинается уже с выражения «жизненное ток‑ шоу» или так называемые «жизненные заметки»: представляемые в передачах «жизненные ситуации» могут показаться таковыми лишь на первый взгляд, чаще всего это законсервированная информация в конкретный отрезок времени. Ведущие регулируют происходящее с необычайной легкостью. И что же тогда мешает поздравить с праздником Пасхи еще на Рождество? Ясно одно: прямой эфир – это большой риск, связанный с увеличенными затратами. При необходимости передачу можно растянуть или сократить (чтобы не пришлось снова переносить следующую за ней «Спортивную студию»).

Мы, как правило, не задумываемся, кто и с какой целью создает свою программу.

В середине 1995 года в Германии около 300 ТВ каналов и 200 радиопрограмм можно было настроить через спутник.

 

Установлено, что СМИ, благодаря работе с особой формой информации, практически полностью изменили понятие беседы, в результате появилась никогда ранее не существовавшая связка всех носителей информации. Посредством телевидения идет воздействие почти на все смысловые каналы: слуховой, зрительный, кинестетический, перекрывая даже составляющую конкуренцию книгу.

 

В литературных диспутах на ТВ выигрывает новый читатель. Включите «Литературный квартет», где загримированный литературный критик Марсель Райх‑ Раницкий в компании с другими интеллектуалами раз в два месяца громко спорят в прямом эфире о новейших публикациях. Кстати, единственный критерий успеха всех информационных программ радио и телевидения – количество зрителей. Парадоксально, что визуальная программа поддерживает распространение печатных публикаций и лозунгом считает библейскую мудрость: «Вначале было Слово…»

С недавних пор бытует мнение, что Райх‑ Раницкий, Сигрид Лефлер и Хельмут Каразек превратили литературу в придаток шоу‑ бизнеса, где основной целью является развлечение зрителя. Хотя Хильмар Хоффманн, коммерческий директор Читательского фонда в Майнце, высказал свое мнение о данном трио довольно осмотрительно и даже отметил, что активное участие этой команды в деятельности литературного мира можно назвать образцовым.

Первоначально интеллектуальный диспут о содержании литературного произведения оказывает на публику заметное влияние, заставляя людей соглашаться с ведущими, формируя мнение общественности с помощью неброских телевизионных уловок и умеренно употребляемых популярных слов. Девизом при этом является оригинальное профилирование, сопровождаемое бесцеремонными высказываниями, жестикуляцией и наводящими на мысль короткими ремарками. В центре событий оказываются не литературные изъяснения автора, а ловко развернутая болтовня «по ту сторону всех аргументационных стандартов» (Роланд Мишке). В романе Норберта Гштрайнса «О 2» была высказана мысль: «Получается, что книга написана для обложки». Реальность глазами авторов: если бы мы были зрителями, мы бы смеялись, великолепно!

Возможно, за такими зарисовками скрывается новый вид информации, провоцирующей, ироничной, утрированной и в то же время экстремально яркой для слушателя или зрителя, но и не обременяющей своего потребителя, а вынуждающей вынести приговор, то есть выразить свое мнение.

 

Результат деятельности СМИ – это известие. Телевидение создает новые информационные дискуссии, восприятие которых зависит от индивидуальности человека и ограничивает наши возможности суждения категориями «белое» и «черное». Раньше религия евреев проповедовала: «Вначала было Слово, и Слово было Бог». Христианский Иисус Христос провозглашается Словом и несущим Слово Божье. Считается, что транслируемая по ТВ информация должна отражать лишь видимую действительность. В СМИ картинка заменяет речь, все больше и больше становясь основным коммуникационным элементом. Язык упрощается до вспомогательного средства (к зрительной информации), в котором информационные высказывания строятся на основе острых слов.

Но мы забываем одно: телевизионная публика, как и публика на лекции, хочет разжеванной информации.

Вопрос зрителей, слушателей, публики «Какое отношение это имеет ко мне? » стал основным для людей, подающих информацию. Главным вопросом!

 

Выдающимся примером в этой области являются так называемые Европейские новости, которые предлагают новости дня в картинках. Где телезрителей опутывает бегущая строка с указанием места и время произошедшего. Было ли вавилонское смешивание языков воспринято народами как ужасающая трагедия недопонимания, как действительная утрата языка, на котором общались все нации? «Взгляд на мир» – вот лозунг нашего времени, язык мешает конкретному общению в мировом масштабе, и как посредник едва ли сможет помочь. Картинки же создают общее представление и облегчают оценку произошедшего на начальном этапе: черное – белое. Временная последовательность событий приравнивается к слову «сейчас», что уменьшает историческое значение события. Такое качество информационного сюжета или фильма, как реальность, определяется субъективной оценкой. Благодаря свойственным человеку переживаниям и действиям, наше построение действительности получается практически запрограммированным. Само по себе действие приобретает новое качество. Например, огромное количество информации о войне в Югославии, находящейся в пятистах километрах от Мюнхена, побуждало немцев к следующему: к новостям стали относиться как к завораживающему, занимательному детективу. Жестокая действительность обсуждалась на каждом углу, ударение делали на основные понятия, такие как свобода – радость – блины – реальность. Делали выводы так просто, словно речь шла о событиях художественного фильма.

CNN в сообщении о войне в заливе пояснили, что информация, относящаяся к вопросу «Какое отношение это имеет ко мне? », может оказаться попросту утраченной из‑ за пассивности людей. Но добро победило и в заливе, редактированная информация с экранов телевизоров звучала торжествующе: аплодисменты – не нужно задумываться. Новые сюжеты – оставайтесь с нами: «Я рассчитываю на вас! » (Олаф Крахт)

 

Для подачи новых сообщений, так называемых «отраженных мыслей», используются современные инструменты, такие как ТВ или радио, для передачи тщательно подготовленной информации, исключающей необходимость задумываться. Несмотря на противоречия возникающие во время постоянных поисков фактов и великолепной театральной игры, постоянно происходит освещение миллионов и миллионов новых информационных сюжетов.

Чтобы быть объективными в глазах зрителей и одновременно подавать захватывающий материал, большинство американских каналов установило продолжительность фиксирования камеры на каком‑ либо объекте не более 3, 5 секунд. В Германии и по всей Европе это время ограничено до 10 секунд, хотя разница между государственными и коммерческими каналами наблюдается даже в этом. На радио средняя продолжительность речи не должна превышать 15–25 секунд. Длинные высказывания допускаются лишь на темы определенной специфики. На ответы интервьюера отводится не более 10 секунд.

 

В Германии наблюдается тенденция сокращения эфирного времени под влиянием американского телевидения, что объясняется импортированием от 50 000 до 100 000 часов американской ТВ продукции ежегодно. Иногда допускается исключение при создании сюжета с участием скорой помощи или служб спасения, увеличение продолжительности отдельных кадров усиливает восприятие драматического момента.

Суть информационных слоев с их способами подготовки данных близка к следующей формулировке: упаковка должна вызывать первичные ощущения, притязание на живую обработку информации, как правило, ничтожно.

Визуальное представление определяется показываемым сюжетом или «суперидеологией» (Нейл Постмен) наших информационных потребностей. Так почему же мы предпочитаем телевидение остальным средствам массовой информации? Факт, не требующий статистического подтверждения.

Даже информационные каналы захлестнула развлекательная волна, информирующие сюжеты не претендуют на то, чтобы после их просмотра зритель задумывался. Поэтому едва ли кто‑ нибудь в Германии сможет объяснить успех новостного журнала «Фокус».

 

Если все‑ таки существует необходимость рассмотреть этот вид развлечения, лучше начать с главных составляющих: из 2 000 программ, относящих себя к новостным, лишь 20 можно с уверенностью отнести к информационным. В остальных же главным является разговор, а не чистая информация, иначе хватило бы нескольких информационных освещений в течение дня, что было бы логичнее и последовательней, зато не так интересно.

Клаус Альтман, корреспондент ARD, довольно удачно прокомментировал медийную действительность, при которой мы, зрители, должны сидеть в первом ряду: «Даже если мы заранее знаем, что скажет (например) политик по поводу того или иного события, все равно обратим внимание на сюжет. Нам просто необходимо изображение. Всегда новые и актуальные картинки… Лучше показать политика, раздраженно отодвигающего микрофон, когда из зала заседаний выходят 50 человек фракции, нежели репортера, стоящего перед зданием Парламента и монотонно читающего текст».

Если подать даже не несущую в себе информацию речь в сопровождении соответствующего сюжета, она вспомнится быстрее, нежели аргументированный доклад.

В программе немецкого ТВ «Тема дня» с ведущей Сабиной Кристиансен сообщения освещаются по степени значимости, вначале – самые главные, в результате чего зритель уже давно не ждет сенсации в конце выпуска.

Непонятная политическая речь (абракадабра) на небесхитростном языке чаще всего трактуется неправильно, отсюда появляется конкретное «Да», уже заключающее в себе смысловое «Нет».

История развития немецкого телевидения не связана с одновременным развитием презрения к нему публики, хотя мы не далеки от этого пути. Помните июнь 1994‑ го, частоту сообщений о проходящих выборах в Европе? После рассмотрения кандидатуры на пост премьер‑ министра Рудольф Шарпингс на вопрос об отклонении ответил неопределенно: «… это было первое… нет, не поражение, а лишь этап предвыборной кампании…» Много сказано, а информационная ценность равна нулю. Гельмут Коль произнес угрожающую фразу, цитируемую впоследствии чаще всего: «Шестнадцатое октября определенно наступит! » Как правдоподобно.

Что же происходит с информацией, полученной зрителем с экрана телевизора? Мы слышим ее, понимаем, так как происходящее знакомо нам. Но чтобы сохранить полученную информацию, мы не делаем ничего. Лишь 5 % увиденного или услышанного остается в памяти в течение часа, но даже не передаваемый материал, а лишь ассоциативные мысли. Итак, утверждения чаще всего не срабатывают, поскольку их смысл остается не понятым.

Вот прекрасный пример, как выглядит на экране наша действительность, показываемая из США. Более 50 телевизионных станций транслируют наложение швов, два комментатора замедляют операцию, чтобы информировать о процессе публику. Пациент Бернард Шулер сообщает со всей серьезностью после окончания операции: «К черту, вы не заставите меня прыгать на одной ножке для какой‑ то там передачи». Это говорит о достоверности происходящего, потому, что по сценарию этой реплики не было.

Другой пример, как информация может быстро превратиться в развлечение, это драма с заложниками, произошедшая несколько лет назад. СМИ пытаются разжалобить гангстеров, ставят во главу угла общественные интересы, а мы включаем телевизоры, конечно, только для того, чтобы быть информированными.

Вместе с новым видом информационных требований появились новые явления. Основной проблемой является отсутствие связи.

Особенный пример – набор несвязанных союзов, которыми оперируют комментаторы, транслируя новый сюжет.

Типичными стали обороты: «И теперь…», «А сейчас…» и прерывность (длинные не смысловые паузы в речи), часто возникающие в предложениях, указывающих место события: «Бонн. Партия социал‑ демократов…» Такие пробелы значат, что между отдельными новостями нет системной связи, нет логической обоснованности их последовательности. Информация воспринимается как разрозненные обрывки, где внимание фокусируется на отдельных местах происхождения событий, доступных наблюдателю, без желания представить событие в логической цепочке (как говорят, главное в цепочке – узелки).

Такое «И теперь» и взгляд на мир глазами репортера, говорят о том, что предложенная информация чаще всего без контекста. Сопутствующие отрывки речи практически не имеют значения для слушателя. Какое значение могут иметь прерывистые высказывания?

Разумеется, мы снова отбрасываем классический критерий значимости коммуникации. Был ли он раньше в диалектике, важны ли существующие критерии, стоит ли «ставить себя на место другого», иметь устаревшее мировоззрение. Вот и получается, что направленная на развлечение структура новостей является опережающим коммуникативным элементом. Неосознанно мы подразделяем информацию на «для тебя» и «для меня».

Понятно, что «меня это не касается» – особенность менталитета, которую систематически форсируют и относят к эмоциональной пассивности, тогда как состояние возмущения способно длиться, пока следующий поток информации не настигнет нас или путь к холодильнику окончательно не сотрет его нечеткие следы. Ничего удивительного, что часть наших мыслей располагается плотными рядами и структура потребления информации схожа со структурой полок в супермаркете: банки ставятся на банки, коробки – на коробки. Но нам необходим некоторый порядок, хотя возможна расстановка товара по желанию производителя.

Движение пальцем и серьезное, угрожающее, сбивающее с толку «И теперь» сначала вселяет надежду или даже кажется утверждением, но, как выясняется потом, к делу не относится. Новый масштаб подготовки информационных данных, затрагивающих наш мир чувств и ценностей, был отражен еще в постулате Аристотеля «Noli me tangere» (лат. «не тронь меня» – Пер.). Символичной стала наша реакция на появляющийся и снова исчезающий джингл (рекламная песенка) новостного канала CNN, позволяющего еще в анонсе несколько раз увидеть отрывки будущих сюжетов. Что служит скорее для привлечения зрителей.

 

Хейко Энгелькэс, специальный корреспондент ARD, комментирует происходящее следующим образом:

«Актуальность мчится по миру словно ураган, чье развитие невозможно предугадать. Сегодня это Москва, завтра – Багдад, потом – Йоханесбург. Практически ежедневно новый центр событий».

Ежегодно только страны европейского телевидения используют до 6 схем переключения передач в день, что составляет около 15 000 индивидуальных включений для обслуживания зрителей.

Попробуйте вспомнить 25 крупных заголовков с первых страниц газет за последние полгода или просто 25 отдельных событий. Или, еще проще, пять недавно услышанных по радио или увиденных по ТВ сводок новостей. Вряд ли вам это удастся!

Надеюсь, вы не посещаете курсы риторики и не увлечены специальной литературой, рассматривающей информационную функцию языка и её значение в межличностной коммуникации. Для обычных людей последовательная информация является не более чем «устранение незнания» (Руперт Лей), размеры ее поддаются количественной оценке и являются обратно пропорциональными незнанию или информационному дефициту получателя.

Телевидение, как коммуникативное средство, трактует понятие «информация», прежде всего как способ устранения дефицита общения, направленный на кажущееся объективным личное восприятие.

ПР источники ссылаются на то, что слушатель в нормальном состоянии способен воспринять максимально около 8 бит/сек. Тогда как телевидение одновременно предлагает еще и десятки картинок: известно, что одна картинка скажет больше, чем тысяча слов! Перед нами проблема, как воспринять такое количество предложенной информации.

 

Не нужно всерьез воспринимать исследования ПР служб, они не учитывают, что информацию часто приравнивают к обычному разговору. Например, даже при нормальном темпе речи ведущий новостной программы передает в лучшем случае вчетверо больше информации, чем мы можем воспринять. Расчет идет на возможность посредственного восприятия, для чего процесс подачи новостей как на радио, так и на телевидении умышленно в высшей степени избыточный, то есть отдельная информация повторяется через равные промежутки времени. Установленное среднее значение избыточной информации равно 87 %. Причем критерий избыточности определяется одной фактической информационной выработкой, из чего делают следующие расчеты:

1 – 8 бит (двоичная система): 60 (бит) = 0, 8667, т. е. 87%

Хотя для телевидения эти расчеты относительны, так как:

• Информация должна быть развлекательной, отчего избыток всегда в пользу новой единицы измерения.

• Информация не должна быть запоминающейся, особого правила объединения различных высказываний нет.

• Информация не обязана повлечь за собой какие‑ либо практические решения получателя, не должна вызывать согласованных действий или провоцировать поведение зрителя. Он просто не должен выключить телевизор или переключить его на другой канал, в лучшем случае набрать предложенный номер телефона студии для успокоения совести.

• Отправитель информации никоим образом не должен в дальнейшем повторять сообщенную информацию другими словами, что может быть не понято слушателем и спровоцирует дальнейшее развитие споров по поводу смысла услышанного.

• Проверено (! ), что эмоциональная подоплека информации способна до определенного предела развиваться посредством «А теперь».

• Соответствующий информационный контекст неспецифического характера пишется исключительно для телевидения.

• Считается, что обе классические формы понимания, а именно проективная и избирательная, не существуют в чистом виде. Причем проективное понимание лишь кажется объективным восприятием без особого умысла представленной информации определенной тематики (например политической или сексуальной). Под селективным пониманием подразумевается расположение информационных блоков по сбалансированной системе, отбирающей новости, разделяя изречения на «типичные» и неподходящие.

 

Формулируя обращение, человек делает акцент «на других» и забывает «про себя».

 

Насколько предложенные выше заключения верны, показывает результат ежедневного просмотра новостных передач в наших квартирах. Едва прогноз погоды мелькнул на матовом стекле экрана, мы тут же забыли, о чем было первое сообщение.

Даже здесь действует старое правило риторики: «Первое впечатление решающее, но остается последнее! », что на деле доходит до абсурда: получается, лишь завтрашние погодные условия имеют значение. Типичным комментарием обычно бывает: «Дорогой, завтра снова будет дождь! » Последнее впечатление остается…

Раньше транслируемая информация была обусловлена понятием «знание = сила». Потом новостным программам был дан зеленый свет. Теперь едва ли возможно запомнить что‑ то другое… – и что может быть занимательней дискуссий о погоде на завтра?! По меньшей мере, это нам больше подходит, ближе, чем молчать после просмотра реальных событий о гражданской войне в бывшей Югославии.

Как пишет один ответственный редактор новостной программы: «Суть обработки информации, в том, чтобы максимально сжато подать факты, не перегружать внимание зрителя и постоянно заинтересовывать разнообразием смены событий, где присутствуют новость, действие и волнение. Если информация не дает четкой картины, не несет яркой формы или проблемы, то вряд ли она привлечет внимание зрителя более чем на пару секунд… Произошедшее должно быть представлено с соблюдением должных параметров». Конечно, комплексности лучше избегать, отказаться от некоторых нюансов. Нет необходимости перегружать простые сообщения, «визуальное стимулирование заменяет мысли и языковую точность»!

Иногда кажется, программы новостей представляют собой ток‑ шоу, развлечение, подготовленное командой, привыкшей организовывать современные торжества. Коммуникативная дискуссия похожа на улицу с односторонним движением, заканчивающуюся тупиком.

При подобной подготовке информации происходит потеря значимости, в лучшем случае 50 % граждан смогут перечислить хотя бы половину министров действующего правительства. Не говорю уже о нижестоящих чинах. Нейл Постмен, профессор медиаэкологии университета Нью‑ Йорка, видит в этом большую опасность. По его словам, мы стоим перед фактом, что телевидение изменило понятие «информация», которую передают зрителю настолько неестественно, наигранно, что правильней было бы воспринять ее как дезинформацию… Не следует понимать под «дезинформацией» недостоверность, скорее это введение в заблуждение – излишняя, нерелевантная (несущественная), урывочная или поверхностная информация, симулирующая, будто что‑ то известно, а на деле – далекая от действительности.

Но какое отражение такая дезинформация находит в нашей повседневной коммуникативной практике, когда мы сами вдруг оказываемся не получателями, а отправителями?

Нельзя упустить из виду следующие пункты:

 

• Как правило, стиль говорящего не может не отразиться на передаваемой информации. Характерной для таких выступлений является логическая связь отдельных отрывков, понятная лишь докладчику, к сожалению, нам, публике, она оказывается недоступной. Такие сообщения напоминают паутину, где все нити переплетаются, а самым важным считается найти начало и конец.

 

• Как мне кажется, едва ли кто‑ нибудь в публичной дискуссии или на конференции – речь идет не о ток‑ шоу – может позволить себе выразить чувства. Эмоциональность в кругу менеджеров чаще всего запрещенное явление, которое по возможности стараются избегать. Понятий «для меня» или «для тебя» не существует, легче представляется положение, когда конкретные лица не указывают, а информация строго анонимна (ad rem). Естественно, эта аргументация больше подходит к фасадной технике, то есть к поверхностному рассмотрению вопроса. Как практик, я бы не захотел признавать, что близко к сердцу принимаю тот или иной проект, отношусь к нему как к «своему дитя» или горжусь им. Гордиться собою – в некотором роде запрещенное понятие, как похвала, сказанная в свой адрес по поводу какого‑ либо дела – слишком простой прием. Обратите внимание, сколько людей используют целый арсенал стратегий, чтобы похвалить себя от третьего лица. И тут же настойчиво умолявший о похвале, прежде чем ее принять, начинает терзать себя: «С какой целью меня хвалят? Чего добивается хвалящий? Куда он хочет меня заманить? »

 

• Другой пример. Однажды Вольфганг Корун, один из приближенных католического епископа Дюбы, задал своему наставнику провокационный вопрос по поводу § 218. На что последний ответил, как представитель церкви, как католический священник, наконец как епископ изворачиваясь, словно угорь, лишь бы не сказать ничего личного. Хотя оба понимали, что уместней было бы признать его положение марионетки, находящейся под давлением со всех сторон, парализованной мыслями о постоянном контроле над собой, угнетенной частью системы, в которой нет понятия «личность». По меньшей мере, это было бы честно и звучало не столь натянуто в открытой беседе. • Результат потребления продукции СМИ приобретет другой оттенок если рассмотреть отношения на презентации, когда, ссылаясь на статистику, несколько докладчиков высказывают свое мнение, так сказать объективное и общепризнанное. Как говорят, бумага стерпит все, она придает мыслям анонимность, передает чей‑ то опыт. Максимум, что можно сделать, – выразить протест, даже не адресуя его какому‑ либо лицу. Чем больше таких наслаивающихся друг на друга мнений, тем дальше общая картина от индивидуального суждения. От такой «борьбы взглядов» едва ли сможет уклониться профессиональный докладчик.

Не удивительно, что современные массмедиа запускают целую совокупность новых средств для усиления значимости беседы. СМИ формируют новые масштабы развлечения, сконцентрированного на сюжете, которому подчинена речь, значение которого определяет ведущий. Не могу не сказать: а ведь многие из нас – в том числе руководители – знают больше стилевых средств, относящихся к телевизионной среде, нежели к языковой.

 

Проверьте это сами, разделив лист формата A4 на две колонки, напишите в правой технические термины, знакомые вам, а слева объяснение на доступном обычному человеку языке. И что?!

Если пыл не угас, исследуйте свой последний реферат таким способом…

 

Безусловно, визуальное представление имеет право на существование. Но нельзя допустить, чтобы наше исконное средство общения, язык, оказался заброшенным или даже сознательно приобрел новую форму – речевую бедность. Подготовка сюжета направлена на информативность, искусство выражения рассматривается лишь в последнюю очередь, о речевых функциях говорить вообще не приходится. Как быстро мы совместили изображение и речь! Осознание происшедшего доходит до абсурда, когда мы сопоставляем книгу и поставленный по ее сюжету фильм. Вот тут и начинается прямое сравнение форм и распределение их по отдельным категориям – оценка значения одного посредством другого. Как к фильму, так и к книге предъявляются свои требования, фильм обращен к зрителю, книга – к читателю. Обычно между ними не возникает конкуренции, так как это вариации одной и той же темы. А кто из нас сравнивает яблоко и грушу? De gustibus non est disputandum – о вкусах не спорят.

 

• Но и мы, публика, влияем на длительность экспозиции общественными или профессиональными высказываниями. Мы охотно переключаемся на что‑ нибудь другое, так как сконцентрироваться на какой‑ либо деятельности долгое время не можем. Мы разучились слушать, и большинство докладчиков сразу после прочтения забывают заранее подготовленный текст. Доказательство тому – отсутствие пауз «для обдумывания», для которых не находится места ни на телевидении, ни в частных беседах, ни на производственных конференциях. Хотя трехсекундной паузы для обдумывания высказывания было бы достаточно. Только все это – утопия, на конференциях работают под давлением времени. С каким нетерпением мы ждем, когда же собеседник замолчит, чтобы мы, в конце концов, смогли выразить свои мысли, повторить сказанное, только другими словами. Наша повседневная коммуникация не отличается обдуманностью и направленностью на собеседника, наоборот, ее характеризует отрывочность, отсутствие последовательности высказываний. Как мы следим, чтобы говорящие слушали друг друга, причем важность этого аспекта мы отмечаем, лишь когда не слушают нас. Под влиянием телевидения мы привыкли к такому общению. Телевидение показывает пример отсутствия последовательности информации, нехватки аргументов, где само содержание часто оказывается похожим на разговор.

 

И почему мы не признаем, что поверхностны в своих суждениях и приветствуем беспредметное ведение разговора? Мы общаемся, если не по причине того, что должны это делать, то, как минимум, чтобы провести время. Часто непроизвольно мы наблюдаем коммуникацию не как «беседу друг с другом», а «одновременную речь или даже речь друг против друга». Вот и остается всего один маленький шаг до общения с телевизором, что практически и произошло. Зрителю не нужно возражать, притворяться, он освобожден от обязанности выслушивать собеседника, от необходимости отвечать. Кто переболтает телевизор?

Не объясняет ли это, почему с каждым годом растет число стариков, умерших в одиночестве перед включенным телевизором и обнаруженных спустя несколько дней или даже недель. Вот как один из соседей прокомментировал произошедшее: «Старику Шмидту даже некому было сказать последнее слово». А сосед хотел бы его услышать?!

Между телевизионной и лекционной информацией значительная разница. Одним из признаков первой является односторонность. В течение нескольких секунд, максимум нескольких минут, информация должна заинтересовать зрителя. Чтобы не препятствовать сбивчивому ходу мысли, бесконечно длинные, навевающие скуку утверждения исключаются. Новость или информация должна быть простой и прозрачной, чтобы с ней было легко согласиться. Структура аргументации щекотлива и однобока, создается впечатление, что текст сократили до минимума, за что ведущему, как правило, приходится извиняться перед публикой. Аудиторией мы чувствуем себя лишь во время доклада или на лекции, когда можем попросить повторить, разъяснить или задать вопрос; тогда как у экрана телевизора мы просто потребители.

Итог: как избалованные телевидением диспутанты, при прослушивании рефератов, на конференциях или специализированных обсуждениях мы предпочитаем разграничивать изречения на четкие и неразборчивые, комплексные. Неосознанно или втайне мы желаем, чтобы нам продали информацию или решение без обсуждения проблем или сопутствующих вопросов. Не потому ли мы лучше представляем себя практиками, нежели нерешительными и любящими поспорить теоретиками?

Часто желание что‑ либо доказать заходит слишком далеко, доходит до потери значения, отклонения от действительности. Альфред Хэррхаузен создал Немецкий Банк, сегодня же наоборот, происходит персонификация предприятий.

Телевидение демонстрирует нам условности прошлого, когда не было ни непрерывности, ни четкого контекста информации. Нам предоставляют несвязанные отдельные мнения, а также исторически направленные, как скорость будущего, как незначительность. Телевидение – это информационное зеркало, отражающее только «здесь и сейчас», уважающее лишь значимость. В придачу ко всему – теорема, в настоящее время существующая благодаря возрастающему отсутствию ориентации. Принцип веры в завтрашний день замещается ностальгией по вчерашнему дню. Хотя нас до сих пор заботит однажды сформулированное Гарри Фордом: «История – ерунда». Словно жуткая и непроходимая стена тумана, «вчера» отделяет нас от будущего. «" Ничего" так же старо как и вчерашняя новость», – гласит закон публицистики. «Наше прошлое – последние минуты будущего», – говорят с экранов. Согласно Девиду Рисману, печатные издания не просто информация, ей присуще интеллектуальное остроумие, так современное информационное общество получает информацию в виде разговора, утомляющего и усыпляющего сознание, в чем заключается опасный эффект телеуправления.

 

Нейл Постман кратко резюмировал понятие «телевидение»: «Это коммуникативное средство, представляющее информацию в упрощенной, невещественной и неисторической форме, лишенной своего контекста и загнанной в форму разговора».

Но и это не ключевая проблема нашего тупикового общения, это не критикуется и редко отражается на потребителе. Основная проблема в том, что мы возводим телевизионные разговоры до уровня общения и превращаем в измеритель всех коммуникаций. Таким образом все уровни нашей жизни становятся связанными с телеэкраном, и правила одностороннего монолога все глубже проникают в нее.

 

Протест против десяти заповедей телевидения:

1 Изображение есть действительность!

Там, где мир изображения становится тоталитарным, постепенно утрачивается способность общаться с помощью слов.

 

2 Телевидение отображает нашу действительность!

Если телевидение отображает нашу действительность, действительно ли это наша действительность? Спорное утверждение, она никогда не будет больше чем ее фрагмент.

 

3 Нет ни прошлого, ни будущего, только настоящее!

Межличностные отношения нельзя рассматривать без До и После, иначе будет невозможно проследить характер и главную цель этих отношений.

 

4 Признается только менталитет «А теперь»! «Итак»!

«Итак, вперед через могилы», – гласили последние слова Иоганна Вольфганга Гетте на могиле его сына, хотя они заключают в себе воспоминания далекого прошлого как неразрешимые в настоящем. Целью коммуникации являются взаимоотношения, мы передаем друг другу сообщения при различных обстоятельствах и пытаемся посредством диалога установить отношения друг с другом, даже тогда, когда изначально нечего сказать по существу.

 

5 Позволь себе поговорить!

Информация заключает в себе всегда фактический материал, отвечающий психологическим потребностям, даже когда есть желание развлечения. Сокращение ценностей не удовлетворяет спрос на нормальную интеллектуальную пищу.

 

6 Не создавай собственных суждений, но принимай опубликованные!

Наш коммуникационный мир существует благодаря обмену индивидуальными мыслями, приведению аргументов и сообщению полученных из споров истин. С экранов телевизоров все чаще пропагандируют формирование мнения «один на один», без личной ответственности с намеком на деморализацию наших собственных возможностей. Сама по себе чистая коммуникация без собственного мнения – не коммуникация.

 

7 Не поддавайся эмоциональному воздействию, не позволяй сбить себя с толку или спровоцировать!

Напротив: плодотворная коммуникация живет благодаря эмоциям, так как она отражает смущенность, она процветает с раздражением, ей сопутствуют «вопросы после». Она нуждается в провокации, хотя не каждая мысль действительно продуктивна и доступна.

 

8 Не задавай дополнительных вопросов и не провоцируй обсуждение!

Все традиционные инструменты коммуникации, такие как аргументация, выдвижение гипотез, выводы и т. д., подрывают целостность картины, предоставляют возможность спонтанным высказываниям. «Справедливость телевизионного изображения требует визуального преобразования, так во всяком случае должно быть изначально», – гласит проект, который так и не осуществился. Сами создатели не смогли прыгнуть выше головы, не научились передавать свои мысли посредством речи, а не изображения.

 

9 Поскорее забудь увиденное и услышанное!

Результаты американских исследований подтверждают такую ситуацию потребления. После просмотра передачи только 3, 5 % опрошенных зрителей были способны ответить правильно на 12 простых вопросов односложными ответами «верно» или «не верно».


Поделиться:



Популярное:

  1. IV. Остатки дивергенции в историческое время
  2. Бремя, вымя, время, знамя, имя, пламя, племя, семя, стремя, темя и путь.
  3. Были ли Вы в плену, находились ли на оккупированной территории во время войны?
  4. В настоящее время наиболее часто из встречающихся «фирменных знаков» античных ремесленников – это пометки различного рода на каменных плитах, из которых строились храмы.
  5. В то время как использование одного Laetrile во многих случаях оказывается эффективным, все же лучшие результаты обычно достигаются вместе с побочной терапией.
  6. В. Философия управления производством по принципу «Точно вовремя»
  7. Величины ограничения социометрических выборов
  8. ВЕЩЬ И ВРЕМЯ: УПРАВЛЯЕМЫЙ ЦИКЛ
  9. Включаются ли в стаж работы, дающий право на ежегодный основной оплачиваемый отпуск, непосредственно время ежегодного оплачиваемого отпуска?
  10. Влияние охлаждения на изменение продуктов
  11. Внутреннее положение в Северной Америке
  12. Внутренний мир» литературного произведения: пространство, время, событие.


Последнее изменение этой страницы: 2016-03-17; Просмотров: 1097; Нарушение авторского права страницы


lektsia.com 2007 - 2024 год. Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав! (0.069 с.)
Главная | Случайная страница | Обратная связь