Коммерция, колонизация и внешняя политика

⇐ ПредыдущаяСтр 14 из 50Следующая ⇒

Крайние меры, предпринятые Джефферсоном в сфере торговли, были вызваны угрозой со стороны ведущих войну европейских держав. Американцы осознавали всю серьезность своего положения и считали, что их ждет «вторая Война за независимость» – ни больше, ни меньше. Вооруженный конфликт между Англией и Францией вспыхнул с новой силой в 1803 году. И хотя Америка принципиально воздерживалась от участия в военных действиях, в коммерции она оказалась в самой гуще событий. Пока европейские соперники мерялись силой на полях сражений, американская морская торговля заметно активизировалась. Несмотря на статус нейтральной державы, Соединенные Штаты не собирались упускать возможность получить нечаянную прибыль. Беда состояла в том, что Британии и Франции сильно не нравилось такое положение дел. Они не без оснований полагали, что расчетливые американцы наживаются на их конфликте, предлагая помощь и поддержку (в том числе материальную) обоим воюющим государствам. Поэтому в 1805–1807 годах они постарались максимально ужесточить условия судоходства для Соединенных Штатов. Они останавливали и захватывали американские корабли вместе с грузами. Более того, Британия – под предлогом борьбы с дезертирством из своего военно‑ морского флота – подвергала насильственной вербовке членов команд с американских судов. Джефферсон во всеуслышание заявил, что его страна терпит беззаконные притеснения со стороны Англии и Франции – государств, одно из которых дозволительно сравнить «с гнездом пиратов, а другое – с воровским притоном». Соединенные Штаты не могли оставить подобные враждебные акции без внимания. Однако, памятуя об объявленном нейтралитете, президент предпочел использовать не вооруженное сопротивление, а методы так называемого «мирного сдерживания». В 1807 году Конгресс принял «Акт об эмбарго», запрещавший американским кораблям заходить в иностранные порты и фактически парализовавший всю морскую торговлю.

Введенное эмбарго действовало год и три месяца и за это время нанесло серьезный урон интересам мореходов, торговцев и фермеров – увы, не английских и французских, а своих, американских. Неудивительно, что федералисты, только и дожидавшиеся повода, забили тревогу на всю страну. Да и сам президент осознал, сколь высокую цену – и с экономической, и с политической точек зрения – пришлось заплатить, и пошел на попятный и одним из последних своих законов отменил злополучное эмбарго. Его преемник Джеймс Мэдисон в 1810 году восстановил торговлю с европейскими государствами, правда исключив из их числа Британию и Францию. Некоторое время спустя Франция вновь оказалась в числе торговых партнеров, поскольку пообещала больше не преследовать американские суда (впрочем, Наполеон очень скоро позабыл о своем обещании).

Итак, главным врагом Соединенных Штатов снова стала Британия. Причем если восточные штаты в основном страдали на море, то на Западе англичане серьезно осложняли жизнь жителям американского приграничья. Местные поселенцы вкупе с политическими союзниками жаловались, что британцы намеренно вносят разлад в их отношения с индейскими племенами, дабы помешать американской колонизации западных земель. Особенно много хлопот доставило восстание индейцев из племени шайенов. Во главе его встали вождь по имени Текумсе и его сводный брат Тенскватава. Мало того, что имели дерзость защищать свои исконные земли, они еще и предприняли попытку объединить остальные племена в борьбе за сохранение индейской культуры и привычного уклада жизни. Осенью 1811 года восстание захлебнулось и пошло на спад после решающей схватки близ ручья Типпеканоэ. Тем не менее радикально настроенные представители «военных ястребов» в Конгрессе – такие как Генри Клэй из Кентукки и Джон К. Кэлхаун из Южной Каролины – настаивали на военных действиях против Британии. Только так, по их мнению, можно было захватить новые земли в Канаде и Флориде и отстоять честь Американской республики.

Война 1812 года

Под действием воинственных настроений, охвативших все штаты, 1 июня 1812 года президент Мэдисон сделал заявление, в котором обвинял Британскую империю во враждебных нападениях на суше и на море. И хотя 16 июня того же года Британия отменила коммерческие санкции, произошло это слишком поздно. Восемнадцатого июня Конгресс успел объявить войну. Что характерно, спор по поводу прав нейтральной стороны – который, собственно, и спровоцировал ужесточение ситуации – уладился буквально накануне военного конфликта. В этом заключалась одна из многочисленных насмешек войны 1812 года.

Второй парадокс состоял в том, что администрация, столь воинственно настроенная, оказалась на удивление плохо подготовленной к войне. Не желая содержать большую регулярную армию, республиканцы сократили ее численность до 7 тыс. солдат и всего 20 военных судов – этими крохами предстояло обороняться от превосходящего по силе противника. А напуганная разговорами о концентрации денежных средств партия допустила не менее серьезную ошибку: закрыла национальный банк США и оставила государство без центрального финансового учреждения. Сторонники Джефферсона пошли на поводу у своих оппонентов, обвинявших правительство в чрезмерных доходах, и в результате оказались неспособными финансировать начатую войну. Как известно, у страны на тот момент не осталось никаких внутренних налогов; Конгресс препятствовал повышению налогов, которое могло бы покрыть военные расходы, а таможенные поступления упали, поскольку война внесла свои коррективы в объемы торговли. Приходилось воевать в кредит, в результате партия, столь яростно отрицавшая концепцию государственного долга, оказалась по уши в долгах – и все для того, чтобы оплатить вторую войну за республиканскую независимость.

Третий неожиданный поворот был связан со стратегией разворачивавшихся военных действий: хотя начало войны спровоцировали притеснения американцев на море, тем не менее началась она на суше. Определенная логика в этом имелась. Поскольку военный флот Соединенных Штатов сильно уступал британскому, то решение заманить противника на сушу выглядело вполне разумным, тем более что таким образом возникала возможность удовлетворить территориальные притязания «военных ястребов». Вот так и получилось, что военная кампания началась в Канаде. Лидеры янки планировали нанести удары по трем направлениям. Два удара провалились, а до третьего и вовсе дело не дошло. Против всех ожиданий свою самую крупную победу (по крайней мере, в начальной фазе войны) американцы одержали именно в морском сражении, состоявшемся в1813 году на озере Эри. Эта битва не только принесла лавры победителя капитану Оливеру Перри, но и продемонстрировала всему миру достоинства «Старушки Железные Бока» – фрегата «Конститьюшн», которым он командовал.

Четвертый парадокс заключался в том, что военный конфликт, имевший целью отстоять независимость Америки, стал единственной в истории республики войной, в ходе которой серьезно пострадала национальная столица. Вторая фаза войны началась в 1814 году с британского наступления по трем направлениям. Первое наступление на Нью‑ Йорк окончилось неудачей. Зато второе, состоявшееся в августе 1814 года в Чесапикском заливе, окончилось трагически для американской столицы: британские войска захватили Вашингтон, сожгли Капитолий, Белый дом и другие общественные здания. Затем англичане двинулись на север, в сторону Балтимора. Артиллерийский обстрел города вдохновил Фрэнсиса Скотта Ки на создание вдохновенно‑ патриотических стихов под названием «Звездно‑ полосатый флаг», позднее ставших национальным гимном республики.

И, наконец, последний удар британцев был направлен против Нового Орлеана. Во время этой военной кампании произошло событие, которое следует расценивать как своеобразную насмешку судьбы. Именно об этом мы хотели бы поведать в‑ пятых, рассуждая о странностях данной войны. Так уж случилось, что самую выдающуюся военную победу американцы одержали уже после окончания войны. Восьмого января 1815 года американская армия под командованием Эндрю Джексона встретилась на улицах Нового Орлеана с британскими войсками сэра Эдварда Пэкингема. Встретилась и одержала убедительную победу; причем считается, что американцы потеряли всего 60 человек убитыми и ранеными, в то время как потери англичан составили 2 тыс. человек. Джексон наслаждался своим триумфом и не знал, что незадолго до того произошло куда более важное событие. Проходившие в городе Гент переговоры завершились подписанием мирного договора, положившего конец англо‑ американской войне. И случилось это в самый канун Рождества 1814 года – за две недели до победы в Новом Орлеане.

Сам по себе Гентский договор можно отнести к очередному, шестому по счету, парадоксу этой войны. Дело в том, что названный договор ничего не улаживал. Он просто восстанавливал довоенное положение, обойдя стороной все разногласия, касавшиеся территориальных притязаний, насильственной мобилизации американских моряков и компенсации ущерба. Тем не менее сам факт подписания договора вкупе с победой Джексона много значил для американского общественного мнения. Оба события стали доказательством силы республики, сумевшей остановить наступление монархизма.

Последствия войны 1812 года

Если с военной точки зрения завершение войны и не выглядело стопроцентной победой над внешним врагом, то на внутриполитической арене оно, безусловно, означало триумф республиканцев и, соответственно, поражение их противников. Война, образно выражаясь, сломала хребет федералистам, которые страдали вдвойне – от убытков, связанных с приостановкой торговли, и от сыпавшихся на них обвинений в «нелояльности» (некоторые прямо называли их предателями). В декабре 1814 года федералисты собрались на конвент в Хартфорде, где подвергли резкой критике военную политику президента Мэдисона. Апеллируя к прежним высказываниям республиканцев по поводу «прав штатов», они открыто выражали недовольство действиями федерального правительства и требовали дополнительных поправок к конституции – с целью защитить интересы Новой Англии, традиционно профедералистской области. К несчастью для участников конференции, они явно неудачно выбрали момент для своей встречи. Их антивоенные выступления потеряли всякую актуальность, как только распространилась весть об американской «победе». Федералистам так и не удалось отмыться от обвинений в предательстве, их авторитет резко упал. Дошло до того, что в 1820 году они даже не смогли выставить своего кандидата на президентских выборах. В 1817–1820 годы горячим всенародным спорам пришел конец; трезвый наблюдатель, наверное, охарактеризовал бы это время как «период однопартийного руководства». Но одна из бостонских газет нашла более оптимистичное определение, она назвала эти годы «эрой дружелюбия». Именно под таким названием период 1817–1820 годов и вошел в историю.

Война 1812 года внесла существенные изменения в положение коренного населения Америки. На протяжении двухсот лет индейцы, чтобы выжить, использовали тактику сталкивания лбами одних белых с другими. Заключая недолговечные союзы с европейскими державами, они умудрялись довольно долго сдерживать американскую экспансию на Запад. Основная идея заключалась в том, чтобы застращать потенциальных противников: европейцев местью со стороны американцев, американцев, соответственно, со стороны европейцев. Индейцы рассчитывали, что так им удастся расшатать равновесие на континенте и помешать белым переселенцам в освоении западных земель. Однако к 1815 году французы и испанцы фактически утратили влияние в Северной Америке; а с завершением войны 1812 года значительно ослабло напряжение в американо‑ британских отношениях. Индейцам становилось все труднее заключать оборонительные союзы и сохранять свои земли.

Освободившись от контроля со стороны политических оппонентов, республиканцы позволяли себе принимать неожиданные, порой удивительные решения. Преемники Джефферсона извлекли своеобразные уроки из военного времени: оказывается, превышение власти не столько таит угрозу, сколько приносит выгоду. Умудренные жизнью республиканцы предприняли ряд неожиданных шагов. Они восстановили лицензию национального банка Соединенных Штатов (дабы обеспечить себе надежную финансовую поддержку в ведении войны с Британией); уже в мирное время утроили численность регулярной армии (чтобы сохранять постоянную боеготовность страны); впервые за всю историю республики установили протекционистские тарифы (для поддержки развивающейся промышленности в нелегкие годы войны и торгового эмбарго); предприняли ряд мер по усовершенствованию транспортной системы (чтобы облегчить переброску войск, да и просто перевозку грузов и населения). Столь решительные экономические меры были неоднозначно восприняты в стране. По словам одного критика, республиканцы «переплюнули в федерализме самих федералистов».

Наряду с расширением политической власти, республиканское правительство пеклось и о раздвижении границ самого государства. В 1818 году генерал Эндрю Джексон вторгся в пределы западной Флориды с целью усмирения индейского племени семинолов. В 1819 году удалось заключить Трансконтинентальный договор с Испанией, по которому вся Флорида переходила во владение Соединенных Штатов, а также решался вопрос западной границы, оспариваемой со времен приобретения Луизианы. Не менее радостным было сообщение о том, что Испания отказалась от территориальных притязаний на Орегон. Если же принять в расчет расположенные выше 42‑ й параллели северо‑ западные территории – согласно договору от 1818 года, эта область находилась в совместном владении американцев и британцев, – можно смело сказать, что молодая американская республика, раскинувшись от моря и до моря, превратилась в трансконтинентальную державу.

Отстояв в ходе войны политическую независимость, американцы были не прочь заявить и о своем дипломатическом суверенитете. Президент Джеймс Монро от лица Соединенных Штатов выразил озабоченность судьбами тех стран Западного полушария, которые в результате череды освободительных войн после 1811 года вышли из колониальной зависимости. Можно ли допустить, чтобы реакционные силы Европы вновь утвердили свое влияние в этих государствах? Президент и госсекретарь Джон Куинси Адамс отклонили предложение Великобритании вмешаться и сообща воспрепятствовать такому повороту событий. Монро и Адамс выработали собственный свод правил международного лидерства, получивший название «доктрины Монро». В конце 1823 года текст документа был зачитан на заседании Конгресса. Соединенные Штаты, говорилось в доктрине, не имеют желания вмешиваться в европейские дела, равно как и в дела уже существующих европейских колоний. Но при этом они не желают и дальше наблюдать европейскую колонизацию в Западном полушарии. Отныне и впредь любая попытка европейцев вмешаться в жизнь независимых государств Северной и Южной Америки будет расценена как недружественный акт по отношению к Соединенным Штатам. Американцы восторженно приняли обнародованный документ. В их глазах это была дерзкая и гордая декларация суверенной республики, направленная на защиту своих законных территорий. Что касается европейских стран, то большая их часть сначала попросту проигнорировала доктрину Монро. И тот факт, что ее принципы все же утвердились в мире, объясняется отнюдь не влиянием США на мировое сообщество. Скорее, решающую роль сыграла поддержка со стороны Великобритании и, что немаловажно, готовность при случае использовать британский ВМФ для утверждения доктрины Монро.

Республиканское наследие

На протяжении первых двадцати пяти лет XIX столетия сторонники Джефферсона, безусловно, главенствовали в национальном правительстве. По мнению некоторых историков, они произвели подлинную революцию в американской теории управления. Якобы основным постулатом республиканцев (на котором, собственно, и строилась вся их деятельность) являлась вера в простой народ. Они доверяли его здравому смыслу, его способности безошибочно ориентироваться в политических реалиях и эффективно осуществлять самоуправление. Отсюда вывод: в своей деятельности национальное правительство должно руководствоваться волей народа. Подчиняться той самой воле, а не подминать ее под себя, как это делалось раньше. И ничего больше от правительства не требовалось, все остальное штаты и их граждане сделают сами. Таким образом, выходило, что республиканская концепция государства изначально предполагала слабое правительство.

Однако существует и другая точка зрения. Ее сторонники доказывают, что сторонники Джефферсона лишь на словах ратовали за ограничение прав федерального правительства (то есть самих себя), а на деле пытались выжать максимум полномочий, предусмотренных конституцией. Действительно, самому Джефферсону не раз доводилось превышать пределы исполнительной власти. Он и вел себя как влиятельный партийный лидер, экономический манипулятор и рачительный хозяин, который неустанно печется о расширении своих владений. Его последователи преподали нации суровый урок, наглядно продемонстрировав, чем может обернуться излишняя расслабленность в экономическом и военном плане. После этого никто особенно не возражал против кое‑ каких изменений в конституции – надо же исправлять ошибки. Вообще республиканцы начала 1820‑ х годов все больше и больше походили на федералистов образца 1790‑ х. А сами федералисты все чаще ворчали и жаловались, как это делали их политические оппоненты на заре республики. И то сказать, что же еще им оставалось? Обе стороны, таким образом, вносили свою лепту в формирование замечательной традиции идеологических кульбитов, столь характерной для американской политики.

Они же вместе помогли создать (а после и разрушить) первую партийную систему. Так получилось, что федералистов – при всей их ловкости и проницательности – сгубило пренебрежение к общественному мнению: слишком уж заносчиво они себя вели в пору политического лидерства, да и с антивоенными протестами выступили решительно не вовремя. Но если федералисты дерзко и самоуверенно – на глазах у всей страны – промаршировали по выбранному пути саморазрушения, то республиканцы удивили еще больше: сам их успех привел к падению. В начале 1820‑ х годов республиканцев в Америке было очень много. И что же из этого вышло? После десятилетий горячих споров установилась «эра дружелюбия», которая весьма скоро завершилась полным крахом. Если в прежние времена традиционный жупел федерализма оказывал на республиканцев мобилизующее и сплачивающее воздействие, то в 1820 году, когда федералисты исчезли с политической арены, а пришедшие к власти республиканцы стали подозрительно смахивать на федералистов, в их рядах воцарились разброд и шатание. Президентские выборы 1820 года стали самой яркой (но, увы, последней) демонстрацией единства республиканского лагеря.

Эпоха подходила к концу. В начале 1820‑ х годов первая политическая группа, способная возглавить республику, ушла в небытие: конституционный порядок (в котором вовсе не предусматривалось никаких партий) вынужден был иметь дело сначала с двумя, а затем с одной партией. В середине 1820‑ х старое революционное поколение утратило лидирующие позиции. Четвертого июля 1826 года, как раз в пятнадцатую годовщину Декларации независимости, умерли два великих вождя, стоявших у истоков американской революции, Томас Джефферсон и Джон Адамс. К концу этого десятилетия установился новый политический порядок. И хотя джефферсоновский принцип ограничения правительственных полномочий остался в силе, новый «демократический» порядок использовал собственный набор правил и политических стратегий.

⇐ Предыдущая 9 10 11 12 131415 16 17 18 Следующая ⇒