Личная сфера и субъективность

⇐ ПредыдущаяСтр 8 из 56Следующая ⇒

Имплицитным, а в ряде случаев и эксплицитным исходным положением когнитивизма является пред положение о том, что когниции — это личные собы тия, о которых мы можем судить лишь на основании логических выводов. Никто не может читать чужие мысли, опыт является личным и субъективным, а люди редко раскрывают свои истинные чувства. Дан ная точка зрения возникла в XVII столетии, благо даря трактовке Декартом нефизического разума как внутреннего личного мира. Она подверглась крити ке со стороны ряда психологов. Кантор (Kantor, 1922,

1982) утверждает, что такие события, как мышление, представление и чувство, столь же объективны, как и события в области химии или геологии. Каждое со бытие во вселенной уникально, будь то падающий лист или мысль, и каждое в равной степени объек тивно. Наблюдение любых событий предполагает определенную позицию наблюдателя. Я занимаю по зицию, позволяющую мне наблюдать падающий лист, а вы — нет. Моя позиция позволяет мне наблю дать собственную зубную боль, а вы ее наблюдать не можете. Ваша позиция такова, что вы видите цифер блат часов и знаете, сколько времени, а я не вижу. Рэтлифф (Ratliff, 1962) отмечает, что собственная зубная боль является для него не более личной, чем свет, который он включает, а Цюрифф (Zü riff, 1972) утверждает, что громкость звука является личной в

той же степени, что и икота. Мы не приписываем ка чество личного формациям магмы в толще Земли или пищеварению, и у нас не больше оснований де лать это по отношению к психологическим событи ям, поскольку они столь же конкретны: «Весь лич ный характер «моей зубной боли» заключается лишь в том, что данное событие ограничено рамками усло вий, при которых в данном месте и времени именно данный конкретный организм оказывается фактором ситуации» (Observer, 1973, р. 564). «Все события яв ляются публичными (рublic) в том смысле, что пря мо или косвенно доступны наблюдению» (Observer,

1981, р. 104). Иными словами, тот или иной компо нент взаимодействия практически всегда доступен наблюдению (Smith, 1993a). Кантор (Kantor, 1982) отстаивает объективность субъективности; такова же позиция Стефенсона, разработавшего Q методоло гию (см. главу 11), позволяющую обеспечить объек тивное количественное измерение субъективности. В системе Стефенсона единственное различие меж ду объективностью и субъективностью состоит в том, что из моего положения моя реакция субъективна, а из вашего — та же самая реакция объективна.

Следуя этой аргументации, мы можем заключить, что точка зрения, согласно которой все научные кон структы должны быть наблюдаемы, не исключает — по крайней мере, в принципе — субъективные собы тия, приписываемые разуму. Так называемая личная сфера накладывает на психологию не больше ограни чений, чем на любую другую науку, поскольку не со держит иных конкретных значений, кроме указания на тот факт, что все события в природе в различной степени доступны наблюдению, и каждое из них мо жет быть наблюдаемо лишь с определенной точки зрения и с помощью определенных методов. Отложе ния магмы под поверхностью Земли, трубчатые чер ви на дне океана, взрывы звезд, репликация ДНК и человеческое воображение — все это относится к природным событиям. Изучение каждого из них тре бует специальной технологии и методологии. Разде ление их на личные и безличные не приносит для на уки никакой пользы, а лишь вносит путаницу. Соб ственно говоря, психология, возможно, находится даже в лучшем положении, чем такие науки, как фи зика, геология, археология или астрономия, которые не могут получить словесный отчет от объектов сво их исследований. Вместо того чтобы считать пробле му личной сферы присущей одной лишь психологии, мы можем рассматривать как преимущество психо логии тот факт, что в ней отсутствует данное ограни чение.

Познаваемость

Психология не представляла бы для нас особого интереса, если бы она не пыталась достичь знания. Традиция эмпиризма, рассматриваемая в своем об щем значении, распространяющемся на все науки, гласит, что систематическое наблюдение и анализ

природных событий позволяют нам открывать прин ципы природы, ряд из которых имеет универсальный характер (например, гравитация), тогда как другие относятся лишь к определенным ситуациям (напри мер, рассматриваем мы огонь как источник тепла или разрушения). Эта фундаментальная исходная пред посылка лежит в основе научных и философских ис следований уже на протяжении нескольких столетий развития западной культуры. Английский эмпиризм, рассматриваемый в своем частном значении как утверждающий, что все знание выводится из опыта, оказал влияние на ряд энвайроцентрических систем психологии — таких как бихевиоризм, — хотя бихе виористы, как правило, не заявляли открыто о своей приверженности положению, что опыт состоит из данных ощущений. Любопытно, что это положение открыто признавали многие представители органо центризма, в частности, когнитивисты.

Другую точку зрения представляет рационализм континентальной Европы. Органоцентрический под ход, подчеркивающий наличие врожденных органи зующих (по)знание способностей, оказал значитель ное влияние на когнитивную психологию. В духе традиции, идущей от Канта, этот подход утвержда ет, что «не существует внешней нейтральной точки зрения, дающей возможность проанализировать ин дивидуальное знание независимо от предъявления этого знания индивидуумом... знание, сознание и другие аспекты человеческого опыта видимы только с точки зрения переживающего этот опыт субъекта... и мы можем воспринимать реальность, в которой мы живем, только в соответствии с организацией наше го восприятия (Guidano, 1995, р. 94). Герген (Gergen,

1994b) подверг критике данную позицию, посколь

ку если мы предполагаем, что реагируем на собствен

ничивается его истинность. Даже утверждение, со гласно которому контекст играет важную роль в оп ределении того, несет огонь тепло или разрушение, не содержит никакой истины за пределами группы, объявившей это утверждение истинным. Эта социо центрическая психологическая система получила название социального конструкционизма. Она испы тала влияние постмодернизма (см. главу 8), и ее сто ронники заявляют, что наша реальность порождает ся биологической организацией, языковыми конвен циями и культурными процессами.

Среди этих взглядов встречается один, пытаю щийся избежать определяющего влияния традиции эмпиризма, избавиться от непознаваемого мира ра ционалистов и тотального релятивизма социального конструкционизма. Он предполагает, что эмпиричес кие исследования преподносят нам лишь ограничен ные свидетельства возможных причинных и функци ональных отношений, а вовсе не их неопровержимые доказательства. Психологическое исследование рас сматривается скорее как подтверждение теории, а не ее верификация (Martin & Thomрson, 1997). Анало гичным образом, подход, называемый «неореализ мом», признает социальные, исторические и лингви стические конвенции, оказывающие влияние на наши решения, интерпретации, методологии, теории, ценности и другие конструкции, используемые в пси хологи. Он также утверждает, что культурный реля тивизм может быть до некоторой степени преодолен, о чем свидетельствует тот факт, что люди овладева ют процессом межкультурного общения, при этом, поскольку большинство психологических вопросов касается внутрикультурной, а не кросс культурной сферы, проблемы межкультурных отношений, как правило, не возникает (Martin & Thomрson, 1997).

ное восприятие мира, а не на сам мир, мы не можем

Бoл

ьшаячастьразногласийпоповодупознаваемо

осуществлять проверку гипотез, а также использо

вать другие научные методы. По аналогичным при

чинам проблематично и «когнитивное картирова

ние» или определение умственных эталонов (mental

templates) мира, предлагаемое когнитивистами. В

конце концов, если познание мира невозможно, то

наука и знание просто не могут существовать. Герген

также подверг критике традицию эмпиризма, под

черкивая следующее: то, что мы считаем эмпиричес

кими данными, не является абсолютным, а подвер

жено интерпретациям конкретных социальных

групп, получающих эти данные.

Подход самого Гергена (Gergen, 1994a) к позна нию является социоцентрическим и гласит, что зна ние целиком и полностью связано (totally relative) с социальным дискурсом. Знание — это то, что счита ет истинным определенная социальная группа в кон кретный момент времени, и «социально конструиру емое» знание не может претендовать на истинность за пределами данной группы. С этой точки зрения закон всемирного тяготения не является универсаль ным. Это лишь закон, который признала группа уче ных, придав ему математическую форму; этим огра

сти является следствием традиционного философс

кого разделения познающего и познаваемого на

«эпистемологию» и «онтологию», а также следстви

ем возникновения эмпиризма, рационализма и пози

тивизма, а в недавнем прошлом — и постмодерниз

ма (см. главу 8) с его психологическим ответвлени

ем — социальным конструкционизмом. Начиная с

Александрийской эпохи мыслители отгораживались от своего окружения и в конце концов обозначили знания, касающееся самих себя, как «эпистемоло гию», а свои предположения относительно отделен ной от себя реальности как «онтологию» (Kantor,

1981a). Эти два основных направления современной философии являются не чем иным, как очередной

формой дуализма «душа — тело». Эпистемология пытается ответить на следующие вопросы: существу ет ли разум других людей, помимо собственного, и возможно ли познание чего либо, кроме своего соб ственного разума (солипсизм). Она нередко призна ет, что ощущения являются источником знания, но упускает из виду факт взаимодействия организма со

своим окружением (Kantor, 1981a). Онтология спра

шивает, существует ли внешний мир, и если да, то

каким образом мы можем узнать, что он собой пред ставляет, и не являются ли научные свидетельства о закономерностях и законах природы выдумками лю дей, а не отражением природы. Эти вопросы обраще ны к культурным конструктам, а не к наблюдаемым событиям. Кантор (Kantor, 1962) занимает деловую позицию в отношении этих вопросов:

«Такие проблемы, однако, никогда не могут возникнуть из анализа научного исследования, прямо утверждающего, что знание зависит от ве щей, а не вещи от знания. Чтобы достичь знания и получить точные описания и объяснения, мы должны укрепить нашу связь с событиями... На думанные проблемы «реальности» и существова ния внешнего мира происходят из простого сме шения событий и реакций на них. В тех случаях, когда наблюдение затруднено, когда у наблюда теля несовершенное зрение (цветовая слепота) или когда отношения между наблюдателем и на блюдаемыми вещами изменчивы, те, над кем довлеет философская традиция, приходят к зак лючению, что наблюдения влияют на существова ние наблюдаемых вещей» (р. 17–18).

Вольперт (Wolрert, 1993) отмечает, что философ ские допущения о непознаваемости в науке должны также распространяться и на обыденное знание о том, например, что солнце всходит на востоке. Он предостерегает нас от «смешения философских про блем истины, рациональности и реальности с успе хом или неуспехом науки» (р. 106).

Большинство философов ищут базис познания в таких философских теориях, как эмпиризм, рациона лизм, позитивизм и прагматизм, однако немецкий философ Мартин Хайдеггер (Martin Heidegger, 1962) утверждает, что познание начинается не в философии, а в социальном сообществе и повседневной практике. Философия происходит от обыденного знания, а не наоборот, считает он; философия сама по себе не яв ляется отправной точкой познания. Подобно ему, аме риканский педагог, психолог и философ Джон Дьюи (Dewey & Bentley, 1949) утверждал, что знание не имеет теоретического базиса, но полностью заключе но в людях, взаимодействующих со своим окружени ем, взаимоотношениях воздействующего и того, на что воздействуют. Философ науки и психолог Дж. Р. Кан тор (J. R. Kantor, 1962, 1981a) также помещает знание в сферу взаимоотношений людей с их миром и отвер гает такие конструкты, как врожденные определяю щие факторы, сенсорные данные, а также такие абсо люты, как тотальная относительность (total relativity).

Но что же тогда есть знание? То, что происходит из философских теорий? Врожденно структуриро ванные внутренние репрезентации внешнего мира? Ощущения, идущие из окружающей среды? Порож дение разума? Конвенции социальной группы? Или

продукт взаимодействий людей с их окружением? Вероятно, единственный подход, на основе которого наука может реально функционировать, состоит в том, чтобы взять за отправную точку познания то знание, которое возникает из повседневного контак та между людьми и вещами, и рассматривать науч ное познание лишь как более разработанный и сис тематизированный контакт с вещами.

Аналогии

Поскольку психология на протяжении долгого вре мени смешивала конструкты с событиями и начинала свои исследования с таких заимствованных из культур ной традиции конструктов, как внутреннее и внешнее, или душа и тело, она пыталась разрешить возникающие противоречия не за счет обращения к самим событиям, а за счет обращения к другим конструктам в форме ана логий. Такие аналогии включали идущие синхронно часы (Лейбниц), оптику (Спиноза), гравитацию (Дж. Милль), химию (Дж. С. Милль), чистый лист (Локк), вибрации (Хартли), пищеварение (Кабанис), хронометры (Дондерс), эволюцию (Джеймс), электри ческие поля (Келер), биомеханику (Уотсон) и векторы (Левин). Затем появляются аналогии с телефонными коммутаторами, компьютерами, голографией (При брам) и даже с регуляторами оборотов двигателя (Ван Гелдер) и вибрирующими дверями (Эллис). Среди всех аналогий особую популярность заслужили аналогии с компьютерами.

Аналогии полезны при прояснении какого либо вопроса либо для придания образности или драма тизма отчету о событиях, однако они являются сла быми аргументами. Если мы рассматриваем людей как если бы они были компьютерами или компьютер ными программами, мы рассматриваем их как то, чем они не являются (Blewitt, 1983). «Выводы по анало гии могут быть обоснованными только тогда, когда мы имеем достаточное количество значимых прояв лений сходства и не имеем значимых проявлений различия между случаями, в одном из которых, как нам известно, интересующее нас свойство присут ствует, а в другом наличие данного свойства выво дится» (Stemmer, 1987). Лишь в редких случаях уче ные, использующие аналогии, применяют столь строгие критерии по отношению к психологическим событиям. Другой автор отмечает, что несмотря на пользу метафор, они в конечном итоге перестают ра ботать, если мы начинаем проводить слишком пря мые параллели между вещами, которые сопоставля ются между собой (Barton, 1994). Почему мы все же встаем на скользкий путь использования столь нена дежных метафор и аналогий?

«Когда мы говорим или пишем об идеях, ко торые не могут быть доказаны с помощью логи ческих рассуждений или физических экспери ментов, мы неизбежно обращаемся к аналоги ям и метафорам; и вступая в любые дискуссии

философского, метафизического или религиоз ного свойства, мы должны помнить о роли языка в формировании концепций и убеждений» (O'Grady, 1989, р. 146).

Относится ли данное высказывание к конструктам

«душа—тело» или способностям мозга? Вполне мо

гло бы относиться, но на самом деле автор говорит о

вере в дьявола. Однако принципы остаются те же:

речь идет о сформированном в культуре веровании,

которое имеет конкретный референт, наполняющий ся содержанием с помощью таких лингвистических средств, как аналогии и метафоры. Автор продолжа ет описывать, как люди, реагируя на сконструирован ного ими самими дьявола, еще более укрепляют веру в его существование. Автор мог бы с тем же правом говорить о психологических дриадах.

Что может послужить альтернативой психологии, основанной на аналогиях? Если мы просто будем ос новывать наши исследования на конкретных событи ях, а не на конструктах, мы сможем избежать обраще ния к аналогиям. Кроме того, такая процедура будет представлять собой альтернативу конструкту «душа— тело», а также биологическому и социальному редук ционизму. Данный рецепт требует, однако, чтобы мы научились различать конструкты и события. Тогда мы сможем использовать описания (лингвистические, ма тематические, схематические и т. д.) наблюдаемых фун кциональных отношений как научные конструкты, ко торые можно подкреплять, отвергать или модифициро вать с помощью дальнейших наблюдений. Или же мы можем продолжать использовать аналогии, редукцио низм, навязываемые конструкты и дилеммы, доставши еся нам от прошлого. По крайней мере знание о воз можных альтернативах позволяет нам выбирать.

ЧАСТЬ 2

ОРГАНОЦЕНТРИЧЕСКИЕ СИСТЕМЫ

ГЛАВА 3

КОГНИТИВНАЯ ПСИХОЛОГИЯ:

ментализм, компьютерные аналогии и удвоение мира

ВВЕДЕНИЕ

Студент, начавший изучать психологию, вскоре встретится в учебниках с темой обработки информа ции человеком. В этих текстах обычно говорится о том, что информация поступает из окружающего мира в человеческий организм через органы чувств и обрабатывается нервной или когнитивной систе мой. Если учебники целиком написаны с позиций когнитивного подхода, в них будет говориться о внутренних кодирующих и декодирующих устрой ствах (кодерах и декодерах), механизмах поиска и извлечения информации из памяти, согласующих (усиливающих и ослабляющих сигнал) устройствах, контурах обратной связи, системах хранения инфор мации и других устройствах, являющихся, по мне нию авторов, механизмами нервной системы. Факти чески, с точки зрения данного подхода, человеческий организм, в особенности его нервная система, явля ется подобием компьютерных программ. В этом слу чае студент встретится в книге с многими термина ми, позаимствованными из области теории вычисли тельных машин. Помимо чисто терминологического сходства авторы данных учебников будут утверж дать, что описанные ими компьютероподобные ней ронные механизмы обеспечивают репрезентацию окружающего мира.

Данный подход возвращает психологию к ее более раннему этапу, когда центральными для этой науки являлись такие конструкты (см. главу 2), как «ра зум» (mind) и «высшие психические процессы» («higher mental processes»); именно эти конструкты и понимаются под термином «познавательная (ког нитивная) способность», или «когниция» cognition). В рамках данного подхода разум, как правило, с по мощью тех или иных теоретических построений свя зывается с функционированием мозга, и предприни маются попытки обнаружить структуры разума, ко торые могут быть представлены в виде компьютероподобных схем последовательности опе раций, хотя в последнее время появился ряд теорий, которые отошли от подобных аналогий и обратились к коннекционистским сетям (см. с. 91) и другим кон структам. Когнитивисты предпочитают иметь дело с восприятием, научением, памятью, речью, мышлени ем и воображением, уделяя меньшее внимание воп росам эмоций, анормальности, личности и индивиду альных различий. Центральное место в экспери ментальных и теоретических исследованиях когнитивной психологии всегда занимали проблемы научения и памяти, хотя восприятие, внимание, ре шение задач, мышление и воображение также рас сматриваются данной психологической системой. Иногда выделяют две формы когнитивизма: в пер вом случае утверждается, что все психологические события содержат когнитивный компонент, тогда как другая форма ограничивает его областью символи ческого мышления, тем самым исключая из сферы

рассмотрения другие виды мышления, восприятие, память и т. д. Обе формы когнитивизма исходят из предположения, что наше восприятие мира являет ся функцией не только внешних стимулов, но и мен тальных структур, которые определяют характер че ловеческого восприятия и придают ему наблюдаемые особенности.

Ряд других направлений психологии, включая оперантный субъективизм (см. главу 11), интербихе виоризм (см. главу 10) и экологическое восприятие (см. главу 13), также уделяют внимание когнитив ным формам поведения, однако не используют таких конструктов, как обработка информации, разум, со знание, мозговая каузация (brain causation) и внут ренняя репрезентация. Использование этих кон структов является характерной особенностью когни тивной психологии и отличает ее от других подходов к изучению познавательной способности.

Во второй половине XX в. когнитивная система приобрела доминирующее положение в психологии. Когнитивистским образом мысли (который скорее представляет собой совокупность различных точек зрения) пропитаны страницы большинства профес сиональных журналов и научных трудов как экспе риментального, так и теоретического характера, а также многих учебников. Когнитивная психология способствовала распространению в американской психологии конструкта обработки информации орга низмом по аналогии с компьютерной обработкой ин формации в таких масштабах, что, вполне вероятно, в недалеком будущем само слово «психология» нач нет ассоциироваться в обществе с изучением людей как особого вида компьютеров. Хотя на сегодняшний день в массовом сознании психология, судя по все му, продолжает ассоциироваться с именем Фрейда и психоанализом.

Масштабы, которые приобрела когнитивная пси хология, неизбежно порождают разногласия и кри тику, возникающие как в рамках данного подхода, так и за его пределами. Фактически данный подход пред ставляет собой не единую систему психологии, а це лый ряд в различной степени согласующихся между собой концепций. Кроме того, на сцену вышла ког3 нитивная наука (cognitive science) с характерным для нее междисциплинарным подходом, по отношению к которому когнитивная психология является всего лишь одним из компонентов, хотя граница между этими двумя системами строго не определена. В ка честве составных частей когнитивной науки высту пают такие дисциплины, как психолингвистика, фи лософия, антропология, нейропсихология и теория вычислительных систем (Hunt, 1989), которым в той или иной степени уделяет внимание и когнитивная психология. Однако когнитивная наука гораздо больше нацелена на поиск характеристик, сближаю щих компьютеры с человеком (искусственный ин теллект, ИИ) и человека с компьютерами. Гарфилд (Garfield, 1990b) считает, что наличие разногласий по фундаментальным вопросам является характер

ной чертой когнитивной науки. Однако он также от мечает свойственное данному подходу методологи ческое единство, проявляющееся в (1) интересе к раскрытию характеристик разумного (intelligent) поведения; (2) «представлении» о том, что опери рование символическими репрезентациями дела ет разумное поведение возможным; (3) описании таких операций как вычислений (comрutations) и (4) стремлении обнаружить реализацию этих про цессов структурами головного мозга. В дальнейшем мы не будем проводить различий между когнитив ной психологией и когнитивной наукой, используя по отношению к ним общий термин «когнитивизм». Уоллес (Wallace, 1996) находит между ними две дей ствительно общие черты, заключающиеся в предпо ложении о том, что (1) умственные (внутренние) репрезентации участвуют в актах познания и (2) ана логия с компьютерами является наилучшим подхо дом к пониманию этих репрезентаций.

РАННЕЕ РАЗВИТИЕ И НЕКОТОРЫЕ РАССМАТРИВАЕМЫЕ ВОПРОСЫ

Бихевиоризм и когнитивизм

Концепция бихевиоризма, выдвинутая Джоном Уотсоном в 1913 г., представляла собой «методоло гический бихевиоризм». Уотсон не отрицал нали чие разума (mind); он лишь заявил, что психоло гия может благополучно обойтись без обращения к этому понятию. Иными словами, разум не был включен в методологию бихевиоризма. Однако уже в 1919 г. он выступил с отрицанием разума как на учного понятия, провозгласив тем самым «ради кальный бихевиоризм». (Скиннер придал этому термину несколько иное значение; см. главу 6.) В методологическом бихевиоризме понятие разума сохранилось в виде ряда замещающих понятий, таких как внутренние побуждения (драйвы) у Хал ла или когнитивные карты у Толмена, а также под видом других «промежуточных переменных» — не поддающихся наблюдению причинных агентов, вмешивающихся в причинно следственные отно шения между стимулом и реакцией. Однако как методологический, так и радикальный бихевио ризм занимались преимущественно процессами научения, уделяя мало внимания мышлению, вооб ражению и другим формам когнитивного поведе ния. А исследование научения было преимуще ственно механистическим, основанным на таких конструктах, как обусловливание и подкрепление. По прошествии десятилетий страницы психологи ческих журналов наводнили отчеты о проведенных бихевиористами исследованиях, однако надежды на то, что бихевиоризму, начавшему свой путь с

простейших опытов над животными, удастся объяснить сложнейшие формы человеческого по ведения, оказались погребенными в стартовой ка мере лабиринта для животных. (Бихевиоризм Скиннера, получивший название анализа поведе ния, достиг значительно больших результатов, чем методологический бихевиоризм.)

Хотя ни одной из форм бихевиоризма не удалось достичь намеченных целей, в ходе проведенных в рамках данного подхода и ставших классическими исследований была накоплена значительная масса данных о процессе научения, часть из которых до сих пор фигурирует во вводных курсах психологии в со ставе основного корпуса знаний, полученных этой наукой. Бихевиористам принадлежит также внедре ние в психологию тщательно разработанного методо логического аппарата и использования статистичес ких приложений. Появившаяся на научном горизон те когнитивная психология заявила как о сохранении преемственности, так и о принципиальных расхож дениях с бихевиоризмом.

Сохранение преемственности

Когнитивная психология:

· Приняла статистический и методологический аппарат, разработанный в рамках бихевиоризма, от вергнув механистическую концепцию классическо го обусловливания и поставив на ее место аналогию с более технологичным механизмом — компьюте ром.

· Сохранила представления о механизмах стиму лов и реакций в форме механизмов входных и выход ных сигналов.

· Предложила концепцию обработки информации мозгом, подчеркивающую, вслед за бихевиоризмом, особую роль таких переменных, как внутренние по буждения, ментальные карты, мозговые команды, которые вводятся между стимулом и реакцией, или так называемого S—O—R конструкта.

· Сохранила характерные для бихевиоризма про цедуры выведения гипотез из теории (гипотетико де дуктивный метод), а также интерес к исследованию научения и памяти.

· Сохранила принятую методологическим бихе виоризмом практику использования операцио нальных определений для своих конструктов, т. е. реакция (операция) определяет ментальный конст рукт.

· Сохранила свойственное бихевиоризму пред ставление об иерархиях, заменив, однако, иерархии простых условных рефлексов, из которых произво дятся сложные формы поведения, иерархиями, в ко торых сложные психические процессы «составляют ся из более элементарных процессов» (Simon & Newell, 1964, р. 290). Лихи (Leahy, 1992) не видит су щественных различий между методологическим би хевиоризмом и когнитивной психологией.

Нарушение преемственности

· Когнитивная психология отказалась от практи ки экспериментирования с животными1 и сделала связь мозг—разум центральным звеном программ об работки информации. Отведя ключевую роль мозгу как психологическому органу и игнорируя роль внешних стимулов (за исключением входных сигна лов) и реакций (за исключением выходных сигна лов), когнитивная психология перенесла акцент на внутреннюю причинность, в противовес внешней при3 чинности, акцентируемой S—R бихевиоризмом. Этот важный аспект нарушения преемственности обязан тому факту, что когнитивизм и бихевиоризм исходят из различных философских традиций. Когнитивизм основан на философии немецкого рационализма, со гласно которой врожденные способности к организа ции определяют психические события, а также на дуализме «разум—тело» в понимании французского философа XVII в. Рене Декарта (Wallace, 1996). Би хевиоризм же берет свое начало в английском эмпи ризме, согласно которому поведение определяет ок ружающая среда. Однако заимствовав исходные ме тодологические предпосылки бихевиоризма, когнитивизм также отчасти был принят эмпириками.

Интерес к когнитивным событиям не нов для пси хологии. Мейеринг (Meyering, 1989) приписывает Гельмгольцу, немецкому физиологу XIX в. и одному из основоположников этой науки, предположение о том, что разум придает упорядоченность сенсорному материалу. В качестве культурного концепта представ ление об упорядочивающем разуме или душе восхо дит еще к теологии эллинистической или римской эпохи и, таким образом, имеет весьма далекие от на учных истоки (Kantor, 1963). Помимо Гельмгольца другие ученые XIX в. также пытались связать позна вательную способность (cognition) с ментализмом: к таким попыткам относится психофизика Фехнера (душа и физические стимулы), интерес Вундта к пси хической причинности, ментальная хронометрия Дон дерса и т. д. В конце XIX — начале XX в. возникают структурализм, функционализм, гештальт психоло гия, ассоцианизм, гуманистическая психология (см. главу 4) и толменовский вариант методологического бихевиоризма (теория, согласно которой крысы ис пользуют гипотетические ментальные карты для на хождения пути в лабиринте), причем все эти школы придают особое значение менталистскому когнити визму. Наряду с предложенными Толменом когнитив ными картами, другими представителями методоло гического бихевиоризма вводятся собственные про межуточные переменные, такие как внутренние побуждения (драйвы) и мозговые команды. В XX в. появляются также нементалистские подходы к когни тивным событиям, упомянутые выше.

Многие когнитивисты продолжили бихевиорист

скую традицию проведения исследований в лаборато

риях, экспериментируя с группами испытуемых и ис пользуя статистический анализ групповых средних (R методология; см. главу 11), в то время как другие переоборудовали свои психологические лаборатории для проведения физиологических исследований, свя занных с «психическими процессами». Третьи обрати лись в поисках развития теории к компьютерному моделированию и математике, а еще немногие попы тались сочетать два или более из этих методов. Ког нитивисты также приняли некоторые из ранних допу щений интроспекционистов, не пытаясь, однако, под вергать разум интроспекции (Neisser, 1976). Иными словами, они сосредоточились преимущественно на внутренних механизмах, как правило, игнорируя вза имодействия организма с окружающим миром.

⇐ Предыдущая 3 4 5 6 789 10 11 12 Следующая ⇒