Праздники со слезами на глазах

Как уже упоминалось, в тот год⁵, в отличие от предыдущих, в нашем поселке оказалось довольно много эвакуированных евреев, практически полноценная община. В месяце Тишрей, как известно, у большинства евреев - даже живущих в Советском Союзе, даже тех, кто в остальные дни года не столь ревностно соблюдает заповеди Торы, - религиозность усиливается. К мужу начали приходить люди, и наш дом превратился в центр еврейской жизни Чиили. Каждый шел со своими вопросами и просьбами - евреи из Бессарабии, Польши и множества других мест. В большинстве своем это были женщины, особенно из Бессарабии, откуда людей забирали в ссылку целыми семьями, но по дороге обстоятельства разлучали жен с мужьями… Они приходили с одними и теми же вопросами - о местонахождении своих мужей. У всех на сердце было очень тяжело и горько…

Лишь небольшая часть евреев попала сюда из Москвы и других крупных городов. Они были довольны тем, что оказались вдалеке от опасностей войны, к тому же, им удалось привезти с собой достаточно много вещей, часть из которых обменивалась на еду. Но даже они с трудом переносили тесноту жилищ и не слишком благоприятный климат. Некоторые из тех, что помоложе, пытались заниматься разнообразными гешефтами, но на них тут же начинали поглядывать косо, жизнь их становилась очень беспокойной…

Несмотря на все тяготы, на праздничные молитвы собралось немало людей. Увы, среди них не было благочестивых евреев, которые могли бы быть шалиах цибур⁶, бааль крия⁷ или бааль ткия⁸. Это были люди не слишком грамотные, а многие - не очень-то и религиозные. Свиток Торы у нас тогда уже был, а шофар я в свое время привезла из Днепропетровска. Моему мужу пришлось самому и читать Тору, и трубить, и вести молитву - отдавая этому служению себя целиком, в полном соответствии с написанным: «Все кости мои скажут…»⁹. Такой молитвы у него не было уже пять лет: в миньяне, в окружении множества людей, где каждый - в возвышенной чистоте и святости, со слезами на глазах… Это было непередаваемо!

Чтобы добраться от дома, где собирался миньян, до нашей квартиры, нужно было идти достаточно далеко, к тому же дорога сначала шла под гору, а потом в гору. На исходе Йом-Кипура, когда муж, отмолившись весь день и успев еще и произнести молитву-освящение новой луны, наконец вернулся домой, я с трудом его узнала - так исказилось его лицо. Но он был счастлив, что ему удалось провести Дни Трепета в точном соответствии - насколько это было возможно в тех условиях - с требованиями еврейского закона.

В первый день Суккот, к сожалению, уже нельзя было молиться в том доме, где прошел Йом-Кипур, однако в следующие дни праздника удалось найти новое место для молитв. А радость Симхат-Тора я просто не могу передать словами. Песни, танцы и праздничное застолье были такими, что многие потом говорили нам: даже в прошлые годы, когда мы были дома, у нас не было такого веселого праздника! При виде моего мужа, пляшущего со свитком Торы в руках, люди забывали о своих бедах - таково было его влияние на окружающих.

Несколько человек из числа молящихся устроили кидуш у себя дома, пригласив гостей. Такого размаха празднования не было ни в одном из окрестных городов - только в Чиили, где находился мой муж. Многие говорили, что никогда не забудут, как он вел себя в эти праздничные дни. И в самом деле, видя его во время молитв и праздничных застолий, можно было подумать, что этому человеку не довелось пережить страдания и лишения! Увы, физически он был уже в плохом состоянии, хотя дух его еще был крепок.

Плохая погода - виноваты евреи!

Закончились праздники, которые немного отвлекли от подавленного настроения и унылой будничности и дали возможность ощутить себя на более высоком духовном уровне. Началась повседневная жизнь, в которой не было интересных событий, заслуживающих упоминания.

В конце осени ударили сильные морозы, со снегом. По словам местных жителей, таких холодов не было уже лет тридцать. При этом они нередко добавляли, что плохую погоду принесли с собой жиды…

Поскольку обычно необходимости в отоплении жилищ не возникало, печей для обогрева в домах не устраивали. Стены делались из глины (на казахском - «саман»). Лето в таких домах переносится без особых проблем, а вот зимой в них холодно и сыро. По утрам, когда нужно было надевать ботинки или более привычные местным жителям валенки, они постоянно оказывались мокрыми. Пока обувь не высыхала и ноги не согревались, ходить было не очень-то приятно. Стены от постоянной сырости покрывались плесенью.

Я нашла еврейского печника, взявшегося устроить в нашей комнате небольшую печурку, на которой можно было бы варить и жарить и сейм-тайм¹⁰, как тут говорят, обогревать с ее помощью жилище. Но у мастера не было кирпича, а достать его было негде. Пришлось мне самой заняться этим. С помощью всевозможных ухищрений удалось раздобыть (именно раздобыть – купить не было никакой возможности) более сотни кирпичей, из которых, слава Б-гу, мастер в конце концов сложил печку в нашей комнате. Здесь я остановлюсь, поскольку вся эта история не заслуживает того, чтобы о ней рассказывали с такими подробностями.

Возникли новые проблемы. Во-первых, с топливом. Раздобыть его было нелегко, но с этим мы кое-как управились. Во-вторых, дымоход у нас был общий с хозяйкой дома. Когда затапливались обе печки, их дымы «встречались» в трубе и в результате весь дым шел в нашу комнату, находиться в которой становилось практически невозможно. После этого вся комната становилась черной от сажи.

Нам посоветовали не топить печь в одно время с хозяйкой. Обычно это помогало, но иногда на нее находили приступы ненависти к евреям, и она специально растапливала печь так, чтобы весь дым шел к нам в комнату. Впрочем, даже без этого у нас бывало полно дыма - особенно когда дул сильный ветер…

" Я займусь лечением"

К трудностям и без того суровой зимы прибавились, упаси Б-г, эпидемии: сыпной тиф и грипп. Мой муж тоже заболел. Он слег и пятнадцать дней провел в постели, вставая с нее лишь ценой огромных усилий.

Примерно месяц спустя у меня тоже начала подниматься температура - до сорока! Чтобы меня осмотрел врач, нужно было попасть в больницу. Она находилась километрах в пяти от места, где мы жили, причем дорога все время шла в гору, так что мы решили пока туда не идти.

В Чиили был один ссыльный доктор-нееврей. Так как он не имел права практиковать, ему приходилось, идя к нам, переодеваться в чужую одежду, чтобы остаться неузнанным. По той же причине он приходил обычно в час-два ночи. Осмотрев мужа, он выписывал лекарства, но личной печати, которую положено ставить на рецепты, у него, естественно, не было. Однако, благодаря тому, что аптекарь был в хороших отношениях с моим мужем, благословенной памяти, мне выдавали лекарства по такой бумажке, хотя этим аптекарь подвергал себя большой опасности.

Я пролежала с температурой несколько дней, и мы решили все-таки позвать нашего доктора. Он сказал, что у меня, возможно, сыпной тиф - очень заразная болезнь…

В кишлаке неподалеку жила семья эвакуированных - шойхет и его жена. Они пришли к нам просить мужа договориться с врачами в больнице, чтобы уберечь шойхета от мобилизации в армию и отправки на фронт. Остановились они у нас, несмотря на протесты хозяйки квартиры (в то время было запрещено пускать в дома проезжающих по железной дороге).

Жена шойхета увидела меня, лежащую в кровати, те условия, в которых мы живем, и моего мужа, стоящего у печки и готовящего мне кашу, попутно разбирая, что " сказано у Маарша¹" по поводу того, нужно ли сначала заливать молоко или засыпать крупу... Она заявила, что не покинет нас до тех пор, пока я не выздоровею и не встану с постели. Я сказала: моя болезнь заразна и может представлять большую опасность для тех, кто находится рядом. На это она ответила, что нисколько не боится и не намерена изменять свое решение. Сняв с себя дорожную одежду и переодевшись в домашнее, она покормила своего мужа и сразу принялась за дело. Начала с меня - первым делом сняла одежду, в которой я пролежала несколько дней, без конца потея от сильного жара. Потом постелила свежее белье на кровать и на подушки - старое так пропиталось потом, что затвердело и резало меня, как нож. Тот, кто не пережил подобного, не сможет понять, что это было за удовольствие - лежать на чистой постели! Потом жена шойхета сварила мне манную кашу, причем без всяких пилпулей², так что у меня, наконец, было что поесть…

Температура не спадала, и наш знакомый доктор продолжал - с обычными своими предосторожностями и под покровом ночи - свои визиты. Когда он уходил, муж обычно доставал книгу Псалмов, которая сейчас здесь, со мной³, и говорил: " Теперь я займусь лечением…"

В нашей комнате жили теперь четыре человека, так что мужу моему приходилось спать на полу у двери - другого места не было, к тому же он опасался заразиться от меня сыпным тифом, который при его слабом здоровье наверняка оказался бы для него смертельным.

Наша гостья, жена шойхета, устроила себе место рядом с моей кроватью. Поскольку в комнате находился посторонний мужчина - мой муж, а перегородки отсутствовали, она практически все время проводила одетой. Она и ее муж не могли ни кашлянуть, ни сделать лишнего движения – хозяйка не должна была догадаться, что они ночуют в нашей комнате.

В таких условиях, в атмосфере неопределенности (врач так и не мог с уверенностью сказать, чем я больна) моему мужу не оставалось другого выхода, кроме как садиться за стол и читать Теилим. Слезы текли у него рекой. Я часто наблюдала, лежа в постели, за этим чтением и видела, с каким разбитым сердцем муж произносит слова псалмов. Казалось, даже камни тронуты его слезами! Я верила полной верой - и верю и по сей день, что именно его Теилим помогли моему исцелению от болезни...

Шли дни, жар постепенно начал спадать. Одновременно с этим уменьшались и наши опасения, что я больна " сыпняком". Если бы у меня была эта болезнь, то в тех условиях, в которых мы находились, не было ни малейшей возможности провести все необходимые для лечения процедуры…

" Мы слышали, что ваша жена нездорова"

Наступила пятница - канун Шаббата, а у нас в доме не оказалось ни кусочка хлеба. Как я уже говорила, нас тогда в комнате жило четыре человека, и у наших гостей к пятнице закончились лепешки, которые они привезли с собой. Рыбу мы купили на базаре, жена шойхета ее приготовила. Ее муж принес два ведра воды - тоже не такое простое дело: веревка, на которой мы опускали ведра в колодец, порвалась, а наши нееврейские соседи не желали одолжить нам другую… Но в конечном счете со всем удалось справиться, мы даже убрали комнату и помыли полы в честь святой Субботы. Однако хлеб! Хлеба не было, как не было никакой возможности найти что-нибудь ему в замену.

Мы сидели в комнате, сильно обеспокоенные. Муж мой сидел у окна, ему было очень невесело: скоро Шаббат, и ничего нельзя сделать! Вот уже подходит время благословить субботние свечи…

Вдруг мы увидели, что по улице идет девушка в нееврейской одежде, закутанная в огромную шаль так, чтобы никто не мог разглядеть ее лица. Она постучала в дверь и зашла в комнату, направившись прямо к моему мужу. " Вы раввин Шнеерсон? " - спросила девушка и достала из-под шали большую буханку хлеба, завернутую в полотенце! " Моя тетя прислала вам этот хлеб, - сказала она. - Мы слышали, что ваша жена нездорова…" Тетя этой девушки руководила государственной пекарней и имела возможность время от времени выпекать лишний хлеб - за счет уменьшения веса каждой буханки на несколько грамм. Однако тех, кто попадался на этом, ждало самое строгое наказание!

О, что за вкус был у этого хлеба! Конечно, это был самый обычный черный хлеб, но я говорю сейчас не о вкусовых его качествах в буквальном смысле, а о том, что эта буханка позволила нам ненадолго забыть о голоде, тем более накануне Субботы. Муж тут же разрезал буханку на две части, накрыв их салфеткой. Таков был наш лехем мишне⁴ в тот Шаббат…

Девушку, принесшую хлеб, проводили до ворот, стараясь, чтобы ее не увидела квартирная хозяйка, которая в последнее время начала бурчать что-то вроде: " К попу слишком много ходят" , - а нам такое внимание было совершенно ни к чему, поскольку вполне могло привести к увеличению срока ссылки еще на пару лет!

Перед этим, в ночь на пятницу, мой муж читал Теилим. Это было не обычное чтение псалмов, не просто чистые рыдания, и не проявление упадка сил… Он изливал всю свою душу - с величием и силой истинной веры, с чувством подлинной близости к Б-гу.

В Шаббат я уже смогла сесть на кровати, еда у нас тоже была. Мой муж и наш гость, шойхет, молились вместе, оба в талесах. После молитвы устроили фарбренген.

Есть такая поговорка: " Когда радуется бедняк? Когда теряет, а потом находит". Я начала потихоньку оправляться от своей болезни.

⇐ Предыдущая12345678910Следующая ⇒

Поделиться:

Популярное:

1. I. Слова на праздники Господни и Богородичные
2. II. Слова на праздники святых
3. И потому, когда мы читаем: Йешайя 49:1-6, мы знаем в духе, мы слышим сердцем, что Раб Божий не подавлен, наоборот Он говорит: «Я почтен в глазах Господа, и Бог Мой – Сила Моя» (стих 5-ый).
4. Перескажите текст, выделив новые, традиционные и исторические праздники.