Похоронить еврея по-еврейски

⇐ ПредыдущаяСтр 6 из 10Следующая ⇒

Больница находилась от нас километрах в пяти. Как-то раз, когда муж пошел проведать " полтавского раввина", он увидел, что состояние его здоровья сильно ухудшилось. У мужа было несколько знакомых среди докторов, один из которых тоже был ссыльным. Он попросил, чтобы больному обеспечили самое лучшее лечение, насколько это возможно. Однако через пару дней ссыльный доктор сообщил, что больной скончался… Возникла проблема с его захоронением, так как еврейского кладбища в нашем поселке не было.

Муж мой сильно переживал и принял большое участие в решении этой проблемы. Он тут же отправился к врачам и добился разрешения оставить тело на три дня в морге. Также он договорился, чтобы не делали вскрытия, хотя по правилам эта процедура являлась обязательной для всех умерших от тифа. От врачей муж отправился на телеграф - зная, что за каждым его шагом следят! - и послал телеграмму кзыл-ординской общине, чтобы они прислали в Чиили человека, объяснив, с какой целью. Подписал телеграмму он только именем, без фамилии.

На следующий день из Кзыл-Орды приехал тамошний раввин, бухарский еврей. Как я уже писала, днем он работал чистильщиком обуви и так зарабатывал на пропитание себе и семье, а по вечерам шел в синагогу. Он считался в городе хахамом² и, действительно, был не простым евреем, обладал определенными познаниями в Торе. Вместе с хахамом приехал также габай³ тамошней Хевра Кадиша⁴, казахстанский еврей, облаченный в национальные одеяния, препоясанный широким красным шарфом. Это был толстый человек с грубым лицом, не слишком грамотный (иврита, скажем, он совершенно не знал), но при этом очень Б-гобоязненный. С собой они привезли все необходимое - доски, новое полотно длятахрихим⁵ и так далее. И доски, и полотно были в большом дефиците, достать их было практически невозможно, но сын габая служил офицером, и отец просил его, чтобы тот присылал ему все полотно, которое только можно будет раздобыть. Доски габай тоже где-то доставал…

Хахам и габай остановились у нас. Зайдя в дом, они - в соответствии с принятыми там обычаями траура: сразу сели на пол и стали есть " трапезу скорбящих" - еду, которую привезли с собой. Закончив, они спросили у мужа указаний, что им нужно делать.

Прежде всего, надо было пойти в больницу и выяснить, сдержал ли свое слово врач, который обещал не отдавать тело для захоронения вместе с остальными умершими (неевреями). Врач сказал им: " Если я что-то пообещал Шнеерсону, то, как бы ни было трудно, от слова своего не отступлю! "

Затем они втроем - мой муж и евреи из Кзыл-Орды - отправились искать место, где можно было бы захоронить " полтавского раввина". Остановились на небольшом участке земли неподалеку от больницы, но уже не на территории поселка. Захоронение нельзя было проводить в открытую - в первую очередь из-за того, что его организовал ссыльный " преступник". Муж рассказал бухарскому раввину и габаю Хевра Кадиша обо всем, что они должны будут сделать во время похорон, затем вернулся в больницу - попросить прощения у покойного, а оттуда отправился домой, чтобы никто его не увидел.

Лехаим, рабби!

В четыре часа дня двое кзыл-ординских евреев, занимавшихся похоронами, вернулись к нам домой. Они были счастливы и не уставали благодарить моего мужа, который помог им исполнить столь важную мицву.

Слова раввина выдавали в нем человека грамотного и начитанного. Габай же, который был человеком совсем простым, не мог толком сказать ни слова - ни на идише, ни на иврите. Но ему очень хотелось выразить свой восторг перед моим мужем, и он, крепко пожав ему руку, воскликнул: " Лехаим, рабби! " (это была едва ли не единственная фраза на иврите, которую он знал). В словах габая звучало такое глубокое чувство, которое мужу редко доводилось слышать от неказахских евреев.

(Стоит отметить, что люди, живущие в нормальных условиях, просто не в силах представить себе масштаб и сложность достигнутого моим мужем в ссылке. Я бы дала этому название " святой стойкости" ).

Все евреи Чиили - особенно те, кто постарше, - после смерти " полтавского раввина" стали говорить с печальной улыбкой, смешанной с горечью и страхом: " Не хотел бы я лежать среди казахов! " Они думали о несчастном еврее, который остался один-одинешенек, брошенный своей семьей…

Шнеерсон не хочет нееврейских соседей? ⁶

Когда в Чиили скопилось много эвакуированных, начались сложности с жильем. Были объявлены правила, строго регламентирующие размер жилплощади, которую мог занимать каждый человек. В соответствии с новыми нормами, в нашей комнате по метражу могли поселиться пять человек, а мы там жили вдвоем.

Руководил отделом, занимавшимся вопросами расселения, ссыльный инженер-нееврей, который с большим уважением относился к моему мужу. Это был образованный человек, автор трудов по математике, любивший поговорить об этом с моим мужем, когда они встречались. Знакомство с ним сослужило нам хорошую службу: он не послал своих подчиненных проверять наши жилищные условия, " лишняя" жилплощадь не была зафиксирована, и новых жильцов к нам подселять не стали. Это было настоящее доброе дело с его стороны!

К сожалению, в один из дней к нашей хозяйке пришла дочка с двумя детьми. Увидев, что мы живем в комнате вдвоем, она тут же принялась писать письма в тот самый отдел коммунхоза, которым руководил наш знакомый инженер. Он оказался в сложном положении: поскольку сам он находился в ссылке, ему приходилось быть весьма осторожным в работе. И понятно, что он не мог не отреагировать на письмо, в котором содержались такие " неопровержимые" аргументы: ссыльные евреи занимают такую большую комнату вдвоем, в то время как она, настоящая пролетарка с двумя детьми, к тому же член партии, не имеет где жить! Поэтому она требует, чтобы ее немедленно поселили в комнате Шнеерсонов, тем более что тогда она будет жить рядом с матерью.

Заведующий отделом коммунхоза не мог откладывать рассмотрение ее писем надолго, надо было срочно что-то решать. Он выдал учительнице, одинокой порядочной женщине с ребенком, которая тоже нуждалась в жилье, ордер на подселение в нашу комнату, считая, что это будет лучше, чем туда заселится дочка хозяйки с двумя детьми. С этим ордером учительница пришла к хозяйке (таков был порядок) и, показав его ей, добавила: " Шнеерсон не хочет нееврейских соседей? Ничего, я ему покажу!.." От хозяйки она направилась прямиком в нашу комнату. Положение складывалось не из приятных, но что мы могли сделать?!

Неподселившаяся соседка

Как мне помнится, это было незадолго до Йом-Кипура. Муж со слезами на глазах говорил мне: " Где же я буду молиться?! " Кроме всего прочего, возникала большая проблема с кашрутом - как его соблюдать, находясь в одной комнате с неевреями и готовя на одной плите?! Да еще маленький ребенок, который, наверное, будет постоянно плакать.

Мы стали раздумывать над тем, как добиться нормальных отношений с новой соседкой. До Йом-Кипура оставалось еще две недели, но муж начал строить планы, что можно сделать в этой ситуации.

Учительница оставила нам свой ордер. Формально это означало, что она уже заселилась, но проходила неделя за неделей, а она все не появлялась. Тем не менее, когда приходила с претензиями дочка нашей хозяйки, мы показывали ей ордер: комната занята.

После Йом-Кипура учительница подошла к мужу. " Рабби, как прошел ваш пост? - спросила она на идише и добавила: - Я тоже постилась". Когда муж спросил, почему же она не пришла к нам, чтобы провести праздник вместе, женщина рассказала: чтобы спасти свою жизнь, она раздобыла себе в Польше фальшивый паспорт и с тех пор считалась " полячкой". По этому паспорту ее и отправили в Чиили.

" Когда я пришла в ваш дом, - продолжала она, - и увидела вас, то сразу решила, что не буду нарушать ваш покой. Живите спокойно, но сохраните ордер, который я у вас оставила, и тем, кто будет приходить к вам с вопросом о комнате, говорите, что я здесь живу…"

Вот так порой маленькие радости прорывались сквозь тяготы нашей жизни. Во всех подобных случаях отчетливо проявлялось уважение, которое окружающие испытывали по отношению к моему мужу - даже те, кто видел его впервые в жизни.

С тех пор учительница часто приходила к нам. Ей нужен был совет и помощь в поисках мужа, о местонахождении которого у нее не было никаких сведений. Через какое-то время она пришла к нам и рассказала, что ей удалось найти мужа и завязать с ним переписку. Он работал в одной из отдаленных республик. Она же пока так и осталась в Чиили, работала учительницей по своему фальшивому паспорту. О том, что она еврейка, знали только мы.

⇐ Предыдущая 1 2 3 4 567 8 9 10 Следующая ⇒