ТРИЕДИНСТВО ПРИНЦИПОВ РУССКОЙ ПУНКТУАЦИИ

⇐ ПредыдущаяСтр 3 из 14Следующая ⇒

Итак, мы назвали три принципа современной русской пунктуации: грамматический, смысловой, интонационный. Как видим, существующая в настоящее время пунктуация не отражает какого-либо единого принципа в чистом виде. Однако она системно организована. Можно с уверенностью сказать, что грамматический принцип является сейчас ведущим, тогда как принципы смысловой и интонационный выступают в качестве хотя и обязательно действующих, но дополнительных. В отдельных конкретных проявлениях они могут быть выдвинуты и на передний план, если только это не приведет к забвению основного — грамматического. Например, несовпадение интонации и пунктуации заключается всегда в том, что знак имеется там, где требует этого грамматическое строение предложения, а не интонационная пауза.

Если посмотреть на современную пунктуацию, учитывая исторический аспект, то становится понятной и даже естественной ее кажущаяся невыдержанность. Это новый этап в ее историческом развитии, причем этап, характеризующий более высокую ступень. Структуру, смысл, интонацию — все это отражает современная пунктуация. Письменная речь получает возможность быть организованной не только достаточно четко, но и вместе с тем выразительно. Пожалуй, самым большим достижением современной пунктуации (если не учитывать частные проявления несовершенства) является тот факт, что все три принципа действуют в ней не разобщенно, а в единстве. Действительно, так ли уж часто мы употребляем знаки, пользуясь каким-либо одним принципом? Мы уже достаточно убедились на примерах, что, как правило, интонационный принцип сводится к смысловому, смысловой к структурному, или, наоборот, структура предложения определяется его смыслом, так же как интонация — его смыслом и структурой. Выделять же отдельно принципы сейчас можно лишь условно, для удобства изучения. На самом деле в большинстве случаев они действуют нераздельно, хотя с соблюдением определенной иерархии. Любой текст подтверждает это:

Сказки пашут для храбрых.

Зачем равнодушному сказка?

Что чудес не бывает,

Он знает со школьной

скамьи.

(А. Коваленков.)

Первый знак — точка. Она обозначает конец предложения, границу между двумя предложениями (структура); понижение голоса, длительную паузу (интонация); законченность сообщения (смысл). Второй знак — вопросительный. Он передает вопросительную интонацию, но последняя обусловлена структурой и смыслом особого по цели высказывания типа предложения. Ведь автор ничего не сообщает, он пока лишь вопрошает. Наконец, запятая. Она обозначает одновременно и границу частей предложения (структура), и расчлененность мысли (смысл), и паузу на стыке частей (интонация).

Именно сочетание принципов является показателем развитости современной русской пунктуации, ее гибкости, позволяющей выражать тончайшие оттенки смысла и структурное многообразие речи.

Современная русская пунктуация — это очень сложная и богатая система, хотя и недостаточно последовательная, так как разные звенья ее покоятся на разных основаниях. Но именно в разносторонности этой системы таятся большие возможности для пишущего, именно это превращает пунктуацию при творческом ее использовании в мощное стилистическое средство.

В этом смысле очень интересен пересказ К. Паустовским рассуждений Бабеля: «Все абзацы и вся пунктуация должны быть сделаны правильно, но с точки зрения наибольшего воздействия текста на читателя, а не по мертвому катехизису. Особенно великолепен абзац. Он позволяет спокойно менять ритмы и часто, как вспышка молнии, открывает знакомое нам зрелище в совершенно неожиданном виде. Есть хорошие писатели, но они расставляют абзацы и знаки препинания кое-как»¹.

Твердость и стабильность русской пунктуации определяется ее грамматическим принципом, а возможности передать богатство и разнообразие смысловых оттенков и эмоций — принципами смысловым и интонационным. Так что диапазон «нот при чтении» оказывается очень широким, и потому воздействие текста на читателя,

¹ Паустовский К. Г. Близкие и далекие. М., 1967. С. 341.

при безусловной талантливости пишущего, может стать чрезвычайно сильным.

Вот, например, как «с точки зрения наибольшего воздействия на читателя» пользуется пунктуацией И. Бунин (хотя не всегда следуя общепринятым нормам):

Помню раннее, свежее, тихое утро... Помню большой, весь залитой, подсохший и поредевший сад, помню кленовые аллеи, тонкий аромат опавшей листвы и — запах антоновских яблок, запах меда и осенней свежести. Воздух так чист, точно его совсем нет, по всему саду раздаются голоса и скрип телег. Это тархане, мещане-садовники, наняли мужиков и насыпают яблоки, чтобы в ночь отправлять их в город, — непременно в ночь, когда так славно лежать на возу, смотреть в звездное небо, чувствовать запах дегтя в свежем воздухе и слушать, как осторожно поскрипывает в темноте длинный обоз по большой дороге.

(И. Бунин. Антоновские яблоки.)

Тире, поставленное после союза и, очень четко и вместе с тем многозначительно отграничивает самое главное в повествовании, то, что явилось его основой, его художественным образом. Не будь этого тире (и поставлено оно не перед союзом, а после него, чтобы подчеркнуть непрерывность цепи и одновременно — значительность последующего описания), все слилось бы в едином перечне воспоминаний. Не меньшую, хотя иную эмоциональную нагрузку несет тире и перед сочетанием непременно в ночь.

Большая выразительность достигается и тогда, когда точка внезапно разрывает живую, плавную ткань повествования. Текст становится более энергичным, динамичным. Вот пример:

А потом были длинные жаркие месяцы, ветер с невысоких гор под Ставрополем, пахнущий бессмертниками, серебряный венец Кавказских гор, схватки у лесных завалов с чеченцами, визг пуль, Пятигорск, чужие люди, с которыми надо было держать себя как с друзьями. И снова мимолетный Петербург и Кавказ, желтые вершины Дагестана и тот же любимый и спасительный Пятигорск. Короткий покой, широкие замыслы и стихи, легкие и взлетающие к небу, как облака над вершинами гор. И дуэль. И последнее, что он заметил на земле, — одновременно с выстрелом Мартынова ему почудился второй выстрел, из кустов под обрывом, над которым он стоял.

(К. Паустовский. Разливы рек).

Спокойное описание разрушается здесь точками, поставленными в тех местах, где либо замыкается круг перечисления (перед вторым и третьим предложениями), либо появляется сообщение, резко диссонирующее с предшествующим описанием, несущее в себе большую психологическую нагрузку (И дуэль. И последнее, что...), т. е. там, где нужно резко прервать читателя, заставить его вникнуть в суть трагедии.

Цели воздействия на читателя служит и абзацный отступ, как один из указателей членения текста (в этом смысле абзац можно причислить к знакам препинания). Глубоко продуманное абзацное членение помогает постичь написанное.

Абзацный отступ не может быть случайным. Группа предложений между двумя абзацными отступами намечает строго последовательный переход от одной темы к другой, т. е. взаимосвязь предложений осуществляется по логико-смысловому принципу построения текста. Однако абзац может и неожиданно прервать последовательное течение мысли, приобретая тем самым эмоционально-выделительную функцию.

Вот пример «тематического» (логико-смыслового) членения текста на абзацы:

Хутор раскинулся далеко в стороне, и возле причала стояла такая тишина, какая бывает в безлюдных местах только глухою осенью и в самом начале весны. От воды тянуло сыростью, терпкой горечью гниющей ольхи, а с дальних прихоперских степей, тонувших в сиреневой дымке тумана, легкий ветерок нес извечно юный, еле уловимый аромат недавно освободившейся из-под снега земли.

Неподалеку, на прибрежном песке, лежал поваленный плетень. Я присел на него, хотел закурить, но, сунув руку в правый карман ватной стеганки, к великому огорчению обнаружил, что пачка «Беломора» совершенно размокла. Во время переправы волна хлестнула через борт низко сидевшей лодки, по пояс окатила меня мутной водой. Тогда мне некогда было думать о папиросах, надо было, бросив весло, побыстрее вычерпывать воду, чтобы лодка не затонула, а теперь, горько досадуя на свою оплошность, я бережно извлек из кармана раскисшую пачку, присел на корточки и стал по одной раскладывать на плетне влажные, побуревшие папиросы.

Был полдень. Солнце светило горячо, как в мае. Я надеялся, что папиросы скоро высохнут. Солнце светило так горячо, что я уже пожалел о том, что надел в дорогу солдатские ватные штаны и стеганку. Это был первый после зимы по-настоящему

теплый день. Хорошо было сидеть на плетне вот так, одному, целиком покоряясь тишине и одиночеству, и, сняв с головы старую солдатскую ушанку, сушить на ветерке мокрые после тяжелой гребли волосы, бездумно следить за проплывающими в блеклой синеве белыми грудастыми облаками.

Вскоре я увидел, как из-за крайних дворов хутора вышел на дорогу мужчина. Он вел за руку маленького мальчика, судя по росту — лет пяти-шести, не больше. Они устало брели по направлению к переправе, но, поравнявшись с машиной, повернули ко мне...

(М. Шолохов. Судьба человека.)

Как видим, отрывок состоит из четырех абзацев (в данном случае термин используется в значении «часть текста между двумя отступами»), четко очерченных тематически: первый — общая картина ранней весны; второй — ситуация, вводящая в повествование рассказчика; третий — картина первого после зимы теплого дня и связанные с ним ощущения рассказчика; четвертый — появление основных героев рассказа. Здесь ни в одном из случаев нет смещения смысловой канвы повествования.

А вот текст, расчлененный на абзацы по иному принципу:

Несколько лет я прожил в есенинских местах вблизи Оки. То был огромный мир грусти и тишины, слабого сияния солнца и разбойничьих лесов.

По ним раз в несколько дней прогремит по гнилым гатям телега, да порой в окошке низкой избы лесника мелькнет девичье лицо.

Надо бы остановиться, войти в избу, увидеть сумрак смущенных глаз — и снова ехать дальше в шуме сосен, в дрожании осенних осин, в шорохе крупного песка, сыплющегося в колею.

И смотреть на птичьи стаи, что тянут в небесной мгле над полесьем к теплому югу. И сладко тосковать от ощущения своей полной родственности, своей близости этому дремучему краю. Так текут из болот прозрачные ключи, и невольно кажется, что каждый такой ключ — родник поэзии. И это действительно так.

(К. Паустовский. Медные подковки.)

Плавное нанизывание однотипных построений — и снова ехать...; и смотреть...; и сладко тосковать... — внезапно прерывается абзацем, и в этой акцентировке, в этом выделении угадывается глубокий смысл: цепь разрывается не случайно — писатель

снимает монотонность чтения, резко переключает наше внимание, чтобы не дать пропустить главное. А главное — это ощутить свою родственность, душевную близость с тем, что рождает поэзию...

Итак, два отрывка из художественных текстов. Равно талантливых по исполнению. Но разных по своему эмоциональному накалу. Жестко сцементированный текст из «Судьбы человека» подготавливает читателя к восприятию суровой и жестокой правды жизни. И предельно контрастный по звучанию, пронизанный поэзией текст Паустовского. Отсюда, в одном случае, следование логике развертывающегося повествования, в другом — эмоциональные «срывы», вызывающие разного рода смещения в изложении.

Как видим, современная пунктуация таит в себе большие возможности: она помогает пишущему в передаче не только мыслей, но и эмоций. И все это благодаря сложному взаимодействию в ней трех одинаково важных, но разных по своему удельному весу принципов.

С точки зрения основ пунктуации, грамматический принцип является ведущим, так как большая часть правил опирается именно на него. Правила строятся с учетом прежде всего синтаксического строя речи: пунктуация в простом предложении (при обособлении, при однородных членах, в неполном предложении, при вводных словах и т. п.), пунктуация в сложном предложении (сложносочиненном, сложноподчиненном, бессоюзном). Это делается потому, что именно здесь заложен самый большой процент объективности, так необходимый стабильным правилам.

С точки же зрения назначения пунктуации, ведущим, подчиняющим себе другие является принцип смысловой, поскольку смысл заключается в определенную интонационно оформленную синтаксическую структуру, или грамматическая структура подчиняется заданному смыслу. Таким образом, если учесть, что синтаксические единицы речи создаются для того, чтобы передавать мысли и эмоции, то станет очевидным совмещение действия всех трех принципов в единой пунктуационной системе.

ПУНКТУАЦИЯ И ЕЕ СИСТЕМНОСТЬ

Знаки препинания, эти, по выражению А.П. Чехова, «ноты при чтении», помогают нам в восприятии текста, ведут нашу мысль в заданном автором направлении. Особенно большой «силой» они обладают в тех случаях, когда только слов и их расположения в предложении и в целом тексте оказывается недостаточно для выражения нужного смысла или его оттенка. Знаки препинания могут не только подчеркнуть значение, выраженное словами, но и резко изменить его, разорвать смысловые и грамматические связи слов. Такой значимостью обладает современная система знаков препинания.

Назначение пунктуации — служить средством расчленения письменной речи, указывать на расчленение смысловое, структурное и интонационное. Например, в предложении Нынче совсем ничего не мог писать утром — заснул (Л. Толстой) тире не только отделяет сказуемое заснул, помогая передать причинное обоснование действия, обозначенного в сказуемом не мог писать, но и указывает, что временной определитель утром характеризует первое действие, а не второе (ср.: Нынче совсем ничего не мог писать — утром заснул). Одновременно тире фиксирует и наличие паузы и, следовательно, соответствующее интонационное оформление, передающее смысловое соотношение данных слов. Значит, расчленение текста при помощи знаков препинания помогает донести до читающего смысл написанного таким, каким он представляется пишущему. А это в свою очередь означает, что и пишущий и читающий должны одинаково воспринимать знаки, т. е. при создании и восприятии текста пользоваться единым кодом. Именно в этом смысле пунктуацию можно считать явлением социальным: обслуживать потребности письменного общения пунктуация может только при условии адекватности восприятия пишущего и читающего.

Современная пунктуация исторически сложилась в стройную систему знаков, достаточно совершенную и гибкую для служения своему назначению. Системность, как известно, проявляется не только в наличии элементов и их совокупности, но и — глав-

ное — во взаимодействии этих элементов, в значимом и достаточно устойчивом их соотношении.

Системность пунктуации заключается прежде всего во взаимодействии ее принципов¹, в диалектическом единстве их проявления. В современной пунктуации отражено взаимодействие трех условно расчленяемых принципов — структурного, смыслового и интонационного. Структурный принцип проявляется в том, что знаки препинания обусловлены строением предложения, его синтаксисом. Этот принцип наиболее ярко выражен.

Знаки препинания, поставленные на основании структурного принципа, составляют фундамент современной пунктуационной системы, употребление их обязательно и устойчиво. Такие знаки членят текст на структурно значимые части, они устанавливают взаимоотношение этих частей, указывают на конец одной мысли и начало другой. Они имеются в текстах разной функциональной принадлежности — в официальном документе и в научном сочинении, в художественном произведении и в публицистическом выступлении.

С другой стороны, структурное (в данном случае — синтаксическое) членение текста в качестве своего конечного результата предполагает членение логическое и смысловое, так как структурно значимые части совпадают с частями смысловыми и логическими, т. е. служат выражению смысла. Поэтому можно прийти к выводу, что с точки зрения основ пунктуации структурный принцип является ведущим, и поэтому большая часть правил опирается именно на него. С точки же зрения назначения пунктуации ведущим принципом является принцип смысловой, потому что цель любого высказывания есть выражение смысла.

Так возникает диалектическое единство формы и содержания, в нашем случае — структурного и смыслового принципов пунктуации: смысл заключается в определенную синтаксическую форму, или грамматическая структура передает заданный смысл. Например, в предложении В кабинете он упал на диван и, чтобы хоть немного успокоиться, потянул с тумбочки дневники Толстого... (Ю. Бондарев) выделена придаточная часть (структурный принцип), вместе с тем с точки зрения смысла акцентируется обозначение цели, сопутствующей названному действию. Следовательно, действие двух принципов здесь совмещено, что можно передать и терминологически, назвав принцип структурно-семантическим или семантико-структурным.

¹ Подробнее о принципах пунктуации см. в разделе «Триединство принципов русской пунктуации».

Однако ограничить описание принципов пунктуации этими двумя или, точнее, их совмещением, нельзя, так как любое высказывание-предложение, как известно, бывает всегда интонационно оформленным. И потому русская пунктуация отражает и интонацию. В частности, в приведенном примере точка в конце предложения, имея значимость структурную (конец предложения) и смысловую (конец мысли), одновременно указывает на понижение тона. Однако по тому же примеру можно судить и о другом: интонационный принцип выступает в современной пунктуации как принцип, сопутствующий основным, и потому при некотором стечении обстоятельств, под действием контекстуальных условий, может быть «предан забвению». Например, постановка запятой после союза и определяется отнюдь не интонацией, а структурой предложения (обозначается граница придаточной части), и, следовательно, интонационный принцип явно нарушается, так как интонационная пауза располагается перед союзом и.

Усматривая связь между интонацией и пунктуацией, нельзя не обратить внимание на разные функции интонации в русской речи: интонация может служить средством передачи смысловых оттенков, но может быть только показателем эмоционального качества речи. Если интонация имеет смысловую значимость, то интонационный принцип сопутствует семантико-структурному; если же интонация выражает эмоциональное качество речи, то интонационный принцип используется в чистом виде (ср., например, по-разному оформленные обращения). Однако в большинстве случаев все-таки, даже если интонация оказывается как бы на первом плане при выборе знака препинания, она обнаруживает свою вторичность и является следствием смысловых и структурных характеристик высказывания. Например: Саша вернулась со свадьбы — милая, хорошая (Л. Толстой) — здесь тире стоит на месте паузы (действует интонация). Нет паузы, нет и тире: Саша вернулась со свадьбы милая, хорошая. Так кажется на первый взгляд. Хотя на самом деле наличие или отсутствие паузы отражает заданный смысл и как следствие — разные структурные характеристики предложения. Понижение тона после со свадьбы говорит о законченности основной мысли, о достаточной самостоятельности и содержательной наполненности сказуемого вернулась; милая, хорошая воспринимаются в данном случае как дополнительные сведения (с точки зрения смысла) и как определения к подлежащему (с точки зрения структуры). Отсутствие тире (паузы) лишает высказывание расчлененности, что снимает фразовое ударение со сказуемого и одновременно присоединяет к нему прилагательные, теперь уже включенные в со-

став сказуемостного члена; предикативные определения, беря на себя основной смысл, лишают глагол прежней весомости и функциональной самостоятельности. Так интонация (знак препинания) изменила смысл и структуру высказывания. Точнее, наоборот: новый смысл нашел свою новую структуру, что и отразилось на интонации. В этом и заключается системность пунктуации, проявляющаяся в диалектическом единстве действия ее принципов.

Системность пунктуации можно обнаружить и в другом ее свойстве — в двусторонней функциональной значимости: «пунктуация от пишущего» (направленность от смысла к знакам) и «пунктуация для читающего» (направленность от знаков к смыслу). Оба эти процесса — кодирование и декодирование текста — возможны при условии совпадения (полного или приближенного) для пишущего и читающего тех значений, которые несут в себе знаки препинания. Следовательно, знаки закономерно обнаруживают одинаковые качества в одинаковых позициях. Более того, системность проявляется именно в этом: разные знаки, попадая в одинаковую позицию, под влиянием этой позиции приобретают новые функции, хотя при этом сохраняют и свою основную функцию. Причем смена знаков в процессе эволюции пунктуационной системы осуществляется на базе функционального сходства. Например, при вытеснении двоеточия знаком «тире» в бессоюзном сложном предложении и при обобщающих словах тире берет на себя основное значение двоеточия как знака разъяснения именно потому, что данный содержательный потенциал присущ тире, не противоречит его сущности. Только этим можно объяснить замену двоеточия на тире, а не двоеточия на запятую, к примеру, ибо назначение запятой разделять однозначное, а не указывать на различные смысловые взаимоотношения.

Например: Под утро отчетливо услышал во сне, как кто-то пытался взломать дверь с лестничной площадки, — остро и жестко скрежетало железо выворачиваемых замков, трещали доски (Ю. Бондарев) — тире здесь заняло позицию «разъяснительного» знака, но сохранило и свое исконное качество и тем самым привнесло следственный оттенок значения во вторую часть сложного предложения. Взаимоотношения частей и содержательная значимость предложения в целом осложнились. Такое восприятие оказалось возможным благодаря «узнаваемости» знака препинания применительно к новой для него синтаксической позиции, т. е. «узнавание» произошло вследствие системных взаимоотношений, с одной стороны, между знаками (двоеточие и тире), а с другой стороны — между знаками и синтаксической позицией. В этой системе и проявилась «двунаправленность» знака

препинания: от знака к смыслу и от смысла к знаку. Возможна ли постановка запятой вместо тире (или двоеточия) в данном предложении? На этот вопрос лучше всего ответить так: в приведенном предложении замена невозможна, однако она допустима при необходимости выразить иную мысль: тогда исчезнут разъяснительный и следственный характер взаимоотношения частей предложения и эти части выстроятся в перечислительный ряд, передающий однолинейные факты.

Системность пунктуации выявляется и во взаимоотношениях самих знаков препинания, которые часто образуют пунктуационные ряды, состоящие из функционально схожих знаков¹. Например, при обозначении синтаксической однородности сопоставимыми оказываются запятая, точка с запятой, точка, различающиеся степенью своей значимости как отделителя: ...На страшную глубину залегал отвесный обрыв, на дне его в сырых теперь сумерках, меж теснин, как лента, извивалась река; направо шумел, прыгая, водопад, и за ним, с северо-востока окаймленная серыми скалами, лежала зеленая полянка (А. Толстой).

Иной пунктуационный ряд можно выстроить при выборе запятых, тире и скобок, когда они фиксируют вводные и вставные конструкции. Эти знаки имеют разную степень выделительной значимости, высшей степенью выделительности обладают скобки: Младенческое выражение страха и любопытства засветилось в его зеленых глазах и, как казалось в сумерках, растянуло и сплющило крупные черты его молодого, грубого лица (А.Чехов); Нынче — теперь утро — проводил Дунаева и Никитина(Л.Толстой); Рассказывают, что от Харитоновского дома в Екатеринбурге до озерка в городском саду (на озере по зимам каток) проделан еще в древнее время подземный ход (А. Толстой).

Системность современной русской пунктуации — качество исторически сложившееся, выработанное практикой употребления знаков препинания. И явилось оно результатом длительного накопления знаками значений, привязывающих их к определенным контекстуальным условиям. Повторяемость синтаксической позиции закрепляла употребление того или иного знака, делала его стабильным (хотя стабильность вовсе не означает неизменность).

Устойчивое постоянство в пунктуации обычно связано с определенным периодом в ее развитии. Сравнение письменных памятников разных хронологических эпох показывает динамику пунктуации,

¹ Об этом более подробно см. в разделе «Функции знаков препинания».

помогает понять ее сущность как живой, развивающейся системы. Иными стали, например, в наше время функции двоеточия и тире в сравнении с употреблением их в XIX в. Изменилась и сочетаемость знаков препинания при оформлении тех или иных синтаксических конструкций, например, прямой речи, бессоюзного сложного предложения и др. Ср., например, как оформлена внутренняя речь у Л.Н. Толстого¹: «И зачем они все собрались тут? » — думал Нехлюдов (Воскресение. М., 1900); «Что же это такое? » — говорил себе Нехлюдов, выходя из камер (там же).

Современная русская пунктуация — система регламентированная, она тесно связана с общей культурой письменной речи, так как одним из показателей такой культуры является правильность пунктуационного оформления текста. Правильная речь — это речь нормированная. Понятие пунктуационной правильности по существу совпадает с понятием языковой нормы: ей свойственны такие качества, как стабильность (устойчивость), общераспространенность и обязательность, традиционность и привычность. Эти качества неизменно сопутствуют норме. Однако сама норма — категория изменяющаяся, поскольку она распространяется на постоянно развивающиеся объекты.

Пунктуация отражает изменения, накапливаемые в языке, в его структурно-семантической организации. «Языковая норма с ее только относительной устойчивостью всегда слагается в борьбе между традицией языкового вкуса и теми живыми силами, которые направляют естественный ход исторического языкового развития»². Соблюдение нормы применительно к пунктуации означает достижение адекватности сообщения авторскому замыслу. Естественно, что такое соответствие возможно при закрепленности за знаками препинания определенных функций и значений, установленных для данного периода. Поэтому норма — это не только обычность употребления, но и обязательность.

Устойчивость пунктуации поддерживается правилами, объединяющими все звенья пунктуационной системы. Однако правила и практика печати не всегда совпадают. Это несовпадение, исторически объяснимое, может быть более существенным или менее существенным. В любом случае это отклонение от нормы, которое может иметь разную природу: отклонения, связанные с индивидуальностью пишущего, отражают стилистику пунктуации и не колеблют стабильности ее основ; отклонения же, распространенные в прак-

¹ См. подробнее в разделе «Некоторые тенденции в современной русской пунктуации».

² Винокур Г.О. Из бесед о культуре речи // Рус. речь. 1967. № 3. С. 13.

тике печати данного периода, приводят к пересмотру самих норм. Обычно изменения в пунктуации не затрагивают основных норм в употреблении знаков препинания (например, правил о знаках, фиксирующих членение сложного предложения на части; отделяющих однородные члены предложения; выделяющих различные компоненты, осложняющие предложение). Такие нормы, отражаемые в правилах, обеспечивают преемственность пунктуации разных периодов, они стабильны, наиболее устойчивы.

Изменяются и уточняются обычно правила, указывающие на действие смыслового и интонационного принципов пунктуации в качестве ведущих. Показательно, что формулировки именно этих правил нечетки: это правила, касающиеся определения самостоятельности или несамостоятельности конструкций, степени их распространенности или нераспространенности, степени слияния по смыслу, наличия или отсутствия тех или иных оттенков значения и т. п. Например, стабильно правило о постановке знака препинания на стыке частей бессоюзного сложного предложения, однако выбор запятой, двоеточия или тире определяется дополнительными правилами, учитывающими смысловые взаимоотношения частей (причина — двоеточие, следствие — тире и т. д.). Эти значения знаков «накладываются» на их общее функциональное значение — разделительное или отделительное. Употребление знаков препинания приводит к изменению или уточнению именно этих, вторичных правил (например, при обозначении причины тире сейчас вытесняет двоеточие и т. п.). Надо признать, что именно эти правила для нашего времени уже несколько устарели¹.

Некоторый разрыв между практикой печати и «Правилами» естествен, так как объективно подготавливается изменениями в синтаксической системе русского языка. За последние пятьдесят лет, например, заметно активизировались конструкции экспрессивного синтаксиса: это номинативы (препозитивные и постпозитивные), парцеллированные конструкции, двучленные и различные инверсированные построения. Они сейчас широко используются в разных жанрах письменности и существенно влияют на ритмико-синтаксический строй современных публикаций. При оформлении таких конструкций и наблюдается «пунктуационный разнобой».

Расхождение между практикой печати и «Правилами», на наш взгляд, имеет и другие, менее объективные причины. Оно как бы с самого начала было запрограммировано. Дело в том, что почти весь иллюстративный материал «Правил» 1956 г. взят из произведений

¹ См.: Правила русской орфографии и пунктуации. М., 1956.

XIX — начала XX в.: из произведений А.С. Пушкина приведено 58 примеров, И.А. Крылова — 18, М.Ю. Лермонтова — 28, И.С. Тургенева — 24, В.Г. Белинского — 15; кроме того, представлены А.С. Грибоедов, Н.В. Гоголь, Н.А. Добролюбов, Д.И. Писарев, А.И. Герцен, М.Е. Салтыков-Щедрин, Н.А. Некрасов, П.И. Мельников-Печерский, А.К. Толстой, С.Т. Аксаков, Ф.М. Достоевский (количество примеров от 2 до 9); имеются даже примеры из произведений В.А. Жуковского и Г.Р. Державина; из произведений Л.Н. Толстого приведено 32, А.П. Чехова — 22, М. Горького — 23, А. А. Блока и В. Я. Брюсова — по одному примеру. Примеры из произведений советских писателей представлены следующим образом: А. Толстой — 2, А. Фадеев — 2, М. Шолохов — 9; В. Маяковский, Д. Фурманов, К. Федин, А. Первенцев, Ф. Гладков, Н. Островский — по одному примеру. При таком явном крене в сторону прошлого, естественно, не могли быть учтены те новые тенденции в развитии синтаксиса и пунктуации, которые наблюдались уже в 40— 50-е годы XX века.

Разрыв между «Правилами» и практикой печати приводит к функциональному смешению некоторых знаков препинания, к разнобою в оформлении одинаковых или схожих конструкций (в данном случае мы не имеем в виду фиксацию разных смысловых оттенков, что закономерно и вполне оправданно приводит к вариантности в употреблении знаков). Поэтому пунктуационные нормы, в силу исторической изменчивости, должны своевременно закрепляться соответствующими времени правилами. Этот принцип касается только основных правил, т. е. стабильной пунктуации, регламентирующая роль которой одинакова в текстах разной жанровой и стилевой ориентации. Эти нормы имеют всеобщий характер.

Но современная пунктуация способна обслуживать нужды письменного общения, преследующего разные цели. Разные цели рождают разные формы речевого общения. Речь научная, официально-деловая, публицистическая, художественная обладает синтаксическим своеобразием, более или менее ярко выраженным. А поскольку пунктуация прежде всего фиксирует синтаксическое членение речи, то она неодинакова в разных по функционально-стилевой принадлежности текстах.

Пунктуация приспосабливается к стилевым разновидностям письменной речи.

Способность пунктуации реагировать на функционально-стилевые и стилистические качества текста отнюдь не означает, что каждый вид литературы имеет свою собственную пунктуацию; она едина и закреплена общественной практикой. Своеобразие пунк-

туации заключается в своеобразии самого синтаксического строя, который она обслуживает. И в этом смысле можно говорить о контекстуально и функционально обусловленной пунктуации.

Следовательно, есть нормы общие, обладающие высшей степенью стабильности, и нормы ситуативные, приспособленные к тексту конкретного вида. Первые включаются в обязательный пунктуационный минимум¹; вторые, не столь жесткие в своем применении, характеризуют гибкость современной пунктуации, ее способность повышать информационные и выразительные качества речи. Общие нормы подлежат усвоению. Нормы ситуативные выявляют языковую интуицию и высокую культуру письменной речи. Эти нормы опираются на общие функции знаков препинания, диктуемые характером информации: логико-смысловую (проявляется в разных текстах, но особенно в научных и официально-деловых), акцентно-выделительную (преимущественно в официальных текстах, частично в публицистике и в художественной литературе), экспрессивно-эмоциональную (в текстах художественных и отчасти публицистических), сигнальную (в рекламных текстах).

Наряду с нормативной пунктуацией (как общей, стабильной, так и ситуативной), существует и пунктуация ненормативная. Она обычно связывается с понятием авторских знаков препинания. При строгом понимании этого термина сюда включается пунктуация, связанная с четко выраженным пристрастием автора к определенным приемам, помогающим создать характерный эмоциональный строй речи. Такая пунктуация включается в понятие «слог писателя», она предельно индивидуализирована. Однако пунктуация достигает цели, т.е. служит повышению своеобразия текста, если она опирается на функциональную и социальную значимость знаков. Индивидуализация возможна лишь в определенных пределах. Этот предел — общественное осмысление на базе стабильных функций и значений знаков. Чрезмерная индивидуализация, не опирающаяся на постижение самой сути пунктуации и отдельных знаков ее системы, может привести авторскую пунктуацию к потере общественной значимости. Чувство разумного предела для индивидуального осмысления знаков препинания — один из показателей талантливости пишущего, его культуры.

Каждый знак может стать выразительным, если он использован мотивированно, с пониманием его основного значения и внутренних возможностей. Забвение этого правила грозит автору остаться не-

¹ См.: Текучее А.В. Об орфографическом и пунктуационном минимуме для средней школы. М., 1976.

понятым, но чаще всего свидетельствует о неряшливости пишущего или о его элементарной неграмотности.

Свободное владение пунктуацией возможно лишь при глубоком усвоении ее основ, при бережном отношении к «содержанию» каждого знака препинания. Индивидуальность в использовании пунктуации заключается не в нарушении функциональной значимости знаков препинания, а в расширении границ их использования, что проявляется при сохранении знаками типичных, т. е. общественно осознаваемых, значений в нетипичных контекстуальных условиях.

⇐ Предыдущая 1 234 5 6 7 8 9 10 Следующая ⇒