ПРИРОДНЫЙ ГЕОГРАФИЧЕСКИЙ ЛАНДШАФТ И НЕКОТОРЫЕ ОБЩИЕ ЕГО ЗАКОНОМЕРНОСТИ

Предисловие

21 февраля 2002 года исполнилось 100 лет со дня рождения Николая Адольфовича Солнцева – ученого-географа, которому ландшафтоведение обязано новым, наиболее плодотворным этапом своего развития, начавшимся в конце сороковых – начале пятидесятых годов ХХ в.  Н.А. Солнцев (21.02.1902 – 6.11.1991) родился на ст. Евье (ныне г. Вевис, Литва) в семье железнодорожного служащего. В 1909 г. семья переезжает в Москву, где в 1918г. Николай Адольфович окончил реальное училище. Затем он работает конторщиком на железной дороге, преподавателем физкультуры в школе (1920), был инициатором создания одного из первых пионерских отрядов при заводе «Дукс» (1922), первого пионерского журнала «Барабан» (1923) и журнала «Юный натуралист», заведовал редакцией журнала «Знание-сила». В 1930 г. поступил на географическое отделение биологического факультета МГУ (окончил в 1935 г.). Начал преподавательскую деятельность в Московском областном педагогическом институте (1934), затем во Всесоюзном институте журналистики (1935-1936), МГПИ им. В.П. Потемкина (1938-1941), МГУ (1936-1938). В этот период работает в Крыму, Мещере, Абхазии, Н.Заволжье, особенно много – в Арктике (острова Нов.Земли, Колгуев, Вайгач, Белое и Карское моря). Его именем на Новой Земле названа бухта к северу от мыса Пять Пальцев. В 1940 г. он защитил кандидатскую диссертацию – «Снежники как геоморфологический фактор». Постоянно работает в МГУ с 1942 г. В 1950-1955 гг. был заведующим кафедрой физической географии СССР. В 1964 г. по совокупности работ защитил докторскую диссертацию, в 1965г. избран профессором, с 1970 г. – почетный член Русского географического общества. На географическом факультете МГУ читал следующие курсы: «Основы учения о географическом ландшафте», «Физическая география СССР», «Общее землеведение», «Общая гидрология», «Физическая география Австралии», «Физическая география полярных стран», «Проблемы физической географии». Много работал в экспедициях (Средняя Азия, Молдавия, Украина, центр Русской равнины).  Н.А. Солнцев обратился к ландшафтоведению в период, когда еще был жив творец первого учения о ландшафте – Л.С. Берг, пользовавшийся среди географов огромным авторитетом, и когда мало кто из географов занимался ландшафтоведением. Николай Адольфович сумел не только увидеть и оценить все значения понятия ландшафт для развития науки и использования в народном хозяйстве, но и четко сформулировать недостатки существующей ландшафтной теории и предложить пути их преодоления. С докладом на эту тему Н.А. Солнцев выступил на II Всесоюзном географическом съезде в 1947 г. В этом докладе было дано новое определение понятия ландшафт, сформулированы его диагностические признаки, решены основные вопросы морфологии ландшафтов, намечены многие проблемы современного ландшафтоведения. В этом докладе ярко проявился стихийный системный подход к изучению природы.  Идеи Н.А. Солнцева не были сразу приняты географами. Их понимание рождалось в острых дискуссиях. Главную же роль сыграли организованные Н.А. Солнцевым в 1946-1963 гг. экспедиции (Красновидовская, Приокско-Террасная, Центрально-Черноземная, особенно Зарайская, Сапожковская, Михайловская, Касимовская), во время которых было выполнено крупномасштабное картографирование многих ландшафтов. Эти исследования показали возможность и необходимость использования представлений о ландшафте в прикладных целях – сельском и лесном хозяйстве, архитектуре, при изучении поверхностного стока, в медицинской географии и т.д.  Н.А. Солнцев - один из основоположников ландшафтоведения, глава регионально-генетической ландшафтной школы. Основная его заслуга – создание теории современного отечественного ландшафтоведения, представления об иерархической структуре организации географической оболочки, о неполных и полных природных территориальных и природных аквальных комплексах или системах. Ландшафт рассматривается им как основная географическая единица, генетически однородная, возникающая вследствие взаимосвязи и взаимодействия природных компонентов и состоящая из закономерно повторяющихся морфологических единиц (фаций, звеньев, подурочищ, урочищ, местностей). Были разработаны диагностические признаки для всех таксономических единиц, методы полевых ландшафтных исследований и картографирования. В области динамики ландшафта был сформулирован принцип неравнозначности взаимодействующих факторов, которые по степени воздействия их друг на друга в относительно короткие промежутки времени располагаются в следующий ряд: земная кора, воздух, вода, растительность и животный мир (ряд Солнцева). Было показано, что развитие ландшафтов имеет ритмический и циклический характер, а изменения, накопленные в течение цикла, необратимы. Среди амплитуд ритма выделены нормальные, опасные, катастрофические. Обоснован генетический принцип физико-географического районирования, дана схема районирования Европейской части СССР.  Все эти идеи не утратили своего значения до настоящего времени и, более того, получают все большее признание как в различных отраслях науки, так и в прикладных исследованиях, особенно в работах экологической и природопользовательской тематики. Поэтому интерес к трудам Н.А. Солнцева не ослабевает и у опытных ландшафтоведов и, особенно, у тех, кто только начинает работать в ландшафтоведении. Однако Николай Адольфович не успел обобщить свои исследования в виде отдельной книги, а его многочисленные статьи ныне далеко не всегда доступны широкому читателю. Учитывая это, Ученый совет географического факультета МГУ принял решение об издании избранных трудов Н.А. Солнцева, которые и предлагаются вниманию географов и специалистов смежных профессий. Сюда вошли основополагающие работы, относящиеся к учению о ландшафте, к теоретическим вопросам физической географии, а также некоторые региональные и прикладные работы. Надеемся, что эта книга послужит новым толчком к развитию современного ландшафтоведения.

Статья №1.

ПРИРОДНЫЙ ГЕОГРАФИЧЕСКИЙ ЛАНДШАФТ И НЕКОТОРЫЕ ОБЩИЕ ЕГО ЗАКОНОМЕРНОСТИ

Статья №2.

Статья №3.

Возраст ландшафта

Для того, чтобы легче было понять географический ландшафт можно в качестве чисто методического приема представить себе, что есть «материал» и есть «резец». В каждом географическом ландшафте «материалом» является то материальное наследство, которое досталось ландшафту от предыдущих этапов его развития с иной, часто резко отличной, структурой физико-географического процесса. «Резцом» же является современный географический процесс, воздействующий на этот «материал». Однако в действительности географический ландшафт и процесс не существуют изолированно, независимо друг от друга, наоборот, они слиты и все время оказывают влияние друг на друга. 

Как резец токарного станка лишь постепенно обрабатывает материал, подставленный под него, и понемногу придает материалу соответствующую резцу форму, так и географический процесс лишь постепенно перерабатывает свой материал — географическое наследство, стремясь привести его в соответствие со своей структурой. 

Однако последнее никогда недостижимо. Полной гармонии между морфологией ландшафта и структурой физико-географического процесса, на него воздействующего, быть не может, потому что, во-первых, важнейший компонент физико-географического процесса — климат — в той или иной степени изменчив во времени; во-вторых, потому, что внутри самого ландшафта непрерывно происходят эндодинамические изменения (саморазвитие ландшафта), и, в-третьих, потому, что все изменения, протекающие в ландшафте, сами влияют на структуру процесса и приводят к его перестройке. 

Ландшафт нельзя правильно понять, если мы не будем достаточно хорошо знать «материал», над которым работает географический процесс, если не изучим досконально его структуру и то, какие они оказывают влияния друг на друга. 

Приведу пример, поясняющий высказанную мысль. В северо-западной части Калининской области географ встретит свежие озерно-холмистые моренные ландшафты, созданные при совершенно иной структуре географического процесса, а именно ледниковой. Современный географический процесс, с его важнейшим компонентом — гумидным климатом, стремится превратить эти ландшафты в типичные эрозионные. Но, вследствие молодости этих ландшафтов, мы здесь встретим еще неоформленные речные долины, едва намечающуюся овражно-балочную сеть, неосвоенные гидрографической сетью водораздельные пространства, множество крупных и мелких озер, заполняющих котловины моренного рельефа и потому имеющих неправильную форму дна и сильно расчлененную береговую линию. 

Но как только мы перешагнем границу последнего оледенения, то заметим, что ландшафты резко изменились. Именно это обстоятельство было точно установлено Калининской экспедицией НИИ географии МГУ. Почему ландшафты изменились? Потому что современному географическому процессу здесь досталось уже другое географическое наследство: более древний, т. е. значительно переработанный моренный ландшафт. Поэтому здесь мы найдем более развитую гидрографическую сеть, сравнительно хорошо разработанные речные долины (с полным долинным комплексом форм), меньшее количество озер, причем маленькие озера уже исчезли совсем, будучи заполнены осадками и заторфованы, а большие озера обычно приобрели новые морфологические черты — довольно простую береговую линию, простой рельеф дна, окружены обширными заболоченными пространствами. 

В этих двух примерах я остановился лишь на разнице в рельефе как следствии разницы возраста ландшафтов. Но вполне естественно и закономерно, что эти различия влекут за собой изменения и перестройку всех остальных компонентов ландшафтов: поверхностных вод, микроклиматов, почвенных разностей, фито- и зооценозов. 

В качестве общей закономерности можно отметить, что, чем больше в ландшафте несоответствие между структурой современного географического процесса и географическим наследием, тем интенсивнее идет его перестройка и тем динамичнее такой ландшафт. 

Таким образом, современный ландшафт является сложным образованием, состоящим из древнего ландшафтного наследства, на которое успели в большей или меньшей степени наложить свои черты современные процессы. Поэтому в каждом ландшафте можно различать черты старого, отживающего, уходящего (в широком смысле слова различные реликты) и черты нового, только что нарождающегося и развивающегося — продукт структуры современного географического процесса. В молодых ландшафтах будут еще многочисленны и резко выражены различного рода реликты, в старых ландшафтах они, наоборот, будут стерты, завуалированы, единичны или выражены в различного рода реликтовых фрагментах. Вот почему обилие или, наоборот, бедность разнообразных реликтовых черт — надежный критерий для определения относительного возраста ландшафта. Для того, чтобы быть правильно понятым, я еще раз подчеркиваю здесь, что речь идет не о сохранившихся реликтах какого-либо одного из элементов ландшафта, например, о реликтах флоры, а именно о совместном нахождении разнообразных реликтов: геоморфологических, почвенных, ботанических, зоологических и т. д. 

Если говорить о возрасте ландшафта, то, естественно, сейчас же возникает вопрос о том, какой же момент нужно принять за время его рождения? Я полагаю, что таким моментом нужно считать время появления на данной территории всех его компонентов, которые перечислены в определении ландшафта и которых до этого здесь не было. Этот момент обычно, но не всегда, сопровождается коренной перестройкой географического процесса. Причины того и другого всегда связаны либо с проявлением эндогенных сил, либо с причинами космического порядка. Так, освобождение участка литосферы из-под уровня морских вод есть рождение новых ландшафтов. Освобождение земной поверхности из-под ледникового покрова тоже будет временем рождения целого ряда ландшафтов. Образование нового лавового покрова после извержения вулкана — третий пример рождения новых ландшафтов. Последний пример я привел для того, чтобы показать случай, когда происходит резкое изменение всех компонентов ландшафта без последующей коренной перестройки географического процесса. 

В течение всей последующей жизни ландшафта могут происходить неоднократные изменения в структуре географического процесса, вызывающие изменения ландшафта, но всякое такое изменение будет знаменовать не «день рождения ландшафта», а лишь новый этап в его жизни и явится важной вехой в истории его развития.

Статья №4.

Статья №5.

Статья №7.

ОСНОВНЫЕ ЭТАПЫ РАЗВИТИЯ ЛАНДШАФТОВЕДЕНИЯ В НАШЕЙ СТРАНЕ1

В настоящее время в географической науке прочно утвердилось представление о мозаичном строении земной поверхности. Однако признание этой простой истины, разделившей судьбу многих других важных научных представлений, позже делающихся «очевидными истинами», потребовало немало времени. Установление такого взгляда является важнейшим событием в истории нашей науки, ибо он знаменует крутой поворот на пути ее развития. Вместе с утверждением в нашем сознании этого представления заканчиваются длительные и мучительные поиски основного предмета изучения нашей науки — поиски, вызванные начавшимся еще в прошлом столетии бурным процессом зарождения в недрах географии ее дочерних дисциплин, их отпочковыванием и выходом на самостоятельный путь развития. Начавшийся в XIX столетии «распад» географии захватил и часть нынешнего столетия. Временами казалось, что он навсегда лишил географию ее собственного предмета исследования. Многие ученые стали считать, что «география изжила себя» и что географу вне частных дисциплин, по существу, нечего делать. Но вот теперь этот особый предмет исследования географии возник перед взором географов сам собою: это те природные территориальные единства, из которых и образуется сложный мозаичный узор земной поверхности. 

Изучение и описание современного состояния таких природных территориальных единиц, познание их свойств и присущих им естественных ресурсов, особенностей их строения и динамики, их типология и классификация, их картографирование, познание общих закономерностей, которым подчинено их развитие и, что особенно важно с практической точки зрения, проблема их наилучшего хозяйственного использования — вот основные задачи, неотвратимо вставшие перед современной природной (физической) географией. Никто, кроме географов, этими сложными вопросами не занимается, хотя их огромное значение для науки и практики трудно переоценить. 

Познанием природных свойств отдельных участков земной поверхности человек занимался всегда, так как без этих знаний он не мог бы получать от природы то, что ему нужно для существования. Но эти свойства в прошлом познавались «ощупью», горьким опытом, который затем, под названием «народного опыта», передавался последующим поколениям. В наш век науки, и особенно в нашем плановом социалистическом хозяйстве, «горькие опыты» недопустимы, им не должно быть места. И коль скоро народное хозяйство нуждается в такого рода знаниях, необходима и наука, которая специально будет ими заниматься, наука, которая с полной ответственностью может дать точные ответы на различные практические вопросы. 

Особые природные свойства, присущие отдельным участкам земной поверхности, представляют интерес для самых разнообразных отраслей народного хозяйства. Не только тех, которые непосредственно связаны с использованием производительных возможностей земли, как сельское хозяйство, лесоводство, охотничье хозяйство и т.д., но и целого ряда других, — таких, как гидростроительство, градостроительство, промышленное строительство, транспорт и пр. 

Теперь уже не приходится сомневаться в том, что недалеко время, когда планирование всех народнохозяйственных мероприятию будет опираться прежде всего на подробные карты, отображающие пеструю мозаику больших и мелких природных территориальных единиц, а также на подробные характеристики природных свойств каждой изображенной на карте единицы. 

Таким образом, сама жизнь подсказывает природной (физической) географии путь, следуя по которому она превратится в действенную науку, призванную повседневно обслуживать бесконечно разнообразные запросы нашего социалистического народного хозяйства. Другого, более важного, интересного и плодотворного пути у нее нет. Только на этом пути советские географы смогут с наибольшей пользой участвовать в великой всенародной задаче построения коммунистического общества, столь ярко и конкретно начертанной в новой программе Коммунистической партии Советского Союза. 

Мне кажется не лишним попутно отметить, что охарактеризованное выше представление об основном предмете изучения природной географии, а также целях и задачах его изучения возникло и завоевывает признание лишь у нас в Советском Союзе, среди советских географов. В зарубежной, и особенно в буржуазной географии, изучение природных территориальных единиц все еще не привлекает к «себе внимания географов. Там основное внимание по-прежнему уделяется лишь изучению отдельных компонентов, т. е. ведутся преимущественно отраслевые исследования — геоморфологические, гидрологические, климатологические и т. д. В этом отношении чрезвычайно показателен и последний Международный географический конгресс в Стокгольме, где работали лишь отраслевые географические секции и не было ни одного доклада, посвященного проблемам изучения природных территориальных комплексов. 

На земной поверхности имеется огромное число природных территориальных единиц разного масштаба, разного генезиса, разной сложности внутреннего устройства и природных свойств. Кавказ, Русская равнина, Западносибирская низменность, Карпаты и т.д. — представляют наиболее крупные природные территориальные единицы Они состоят из более мелких. Например, на Русской равнине это будут Прикаспийская низменность, Донецкий кряж. Полесская низменность, Тиман и др. В каждой из них опять-таки можно обнаружить еще более мелкие единицы. Самой простой природной территориальной единицей является географическая фация. 

Задача природной географии—изучение единиц любого размера и сложности устройства. Однако в каждом конкретном случае в зависимости от задач исследования, обширности изучаемой территории, отведенного для этой цели времени и числа исследователей изучаться могут либо только крупные природные территориальные единицы, либо одновременно и более мелкие. Практические задачи обычно ограничивают масштаб исследований, и при этом устанавливается та нижняя ступень в длинном ряду единиц, ниже которой исследователь не опускается. 

Вполне естественно, что для удобства изучения разных категорий природных территориальных единиц необходимо уметь их различать, а для этого нужны специальные научные термины. Исходя из этой потребности, советские географы за последние годы предложили ряд новых терминов такого рода. Ближайшей задачей советской географии является отбор наиболее удачных из них и последующая их унификация. 

Какое же место в советской географии занимает ландшафтоведение? В этом вопросе бесспорно лишь одно: поскольку ландшафтоведение занимается изучением природных территориальных единиц, постольку оно входит в состав природной географии и является ее неотъемлемой частью. Однако, к великому сожалению, среди советских географов до сих пор нет единого мнения о том, что следует называть географическим ландшафтом? А раз не решен этот вопрос, — значит, остаются неясными и специальные задачи ландшафтоведения, его отличие от обычной региональной природной географии и те рамки, в которых оно должно существовать в ее недрах. 

Это, конечно, очень печальный факт. Но обойти его молчанием нельзя. Мы не можем, подобно страусу, всегда прятать голову, когда этот факт встает перед нами, делать вид, что все в порядке и что можно продолжать нормальную работу, откладывая его окончательное решение. Хотим мы этого или не хотим, но эти вопросы стихийно возникают на любом, самом малом собрании ландшафтоведов и вокруг них всегда начинаются жаркие и, к сожалению, пока бесплодные споры. Это мешает нашей успешной работе. Вот почему в докладе, освещающем основные проблемы ландшафтоведения, я считаю необходимым начать с рассмотрения именно этой проблемы, давно и вполне законно волнующей географов. Это тем более важно, что от того или иного решения этого вопроса зависит очень многое, в том числе и решение о том главном направлении, в каком должно развиваться советское ландшафтоведение. 

Как известно, среди советских географов имеются два понимания термина «ландшафт». Одни понимают под ним любую природную территориальную единицу, начиная с очень больших («ландшафт Русской равнины», «ландшафт Кавказа», «ландшафт Туранской низменности», «ландшафт лесостепной зоны» и т. д.) и кончая более мелкими («ландшафт Мещеры», «ландшафт долины Москвы-реки», «ландшафт Клязьминской поймы» и т. д.). Употребляя этот термин применительно к самым разнообразным категориям природных территориальных единиц, эта группа географов стремится к тому, чтобы термин «ландшафт» был принят в качестве общего понятия, такого как «почва», «климат» и т. п. 

Другая большая группа советских географов употребляет термин «ландшафт» в более узком смысле, применительно лишь к одной из категорий природных территориальных единиц среди большого их множества. Оба указанных понимания этого термина в настоящее время широко распространены. Но именно это и создает большие неудобства. Так, приступая к чтению какой-либо научной работы, где, говорится о «ландшафтах», приходится прежде всего выяснить, в каком смысле данный автор употребляет это слово. Если предварительно этого не сделать, то не всегда можно понять, о чем в работе говорится, и что автор стремится доказать. 

И все же, несмотря на очевидную необходимость остановиться на каком-либо одном употреблении этого термина, советские географы никак не могут прийти к соглашению. 

Некоторым товарищам может показаться, что это просто терминологический спор, не затрагивающий самого существа дела, а потому и не заслуживающий того внимания и времени, которые ему уделяются. Поэтому уже не раз высказывалось мнение, что этот опор можно решить простым голосованием. Однако, если внимательно присмотреться к тому, над чем и ради чего спорят обе указанные группы географов, то очень скоро станет понятным, что здесь речь идет не столько о том, как лучше употреблять слово «ландшафт», сколько о том, что следует понимать под ландшафтоведением. Таким образом, из терминологического спора он превратился в спор о самом существе дела, о понимании того, чем занимается ландшафтовед, что входит в его компетенцию и как он должен решать стоящие перед ним задачи. 

Попутно замечу, что вопрос о научных терминах во всех случаях должен решаться вовсе не голосованием, а тщательным обсуждением того, насколько для науки выгодно при данном уровне ее развития применение того или иного термина. С этой точки зрения я и попытаюсь рассмотреть, в каком смысле для советской географии более выгодно употреблять термин «ландшафт». 

В процессе истории развития географии в ней искони наметились два раздела: общая география и региональная география. Предметом региональной географии всегда было изучение отдельных территорий. Региональная природная география изучает естественно обособившиеся страны, области, края и т.д., т.е. природные территориальные единицы разного масштаба. Для представителей первого толкования спорного термина все эти единицы являются «ландшафтами». Следовательно, стремление добиться признания за термином «ландшафт» понятия общего, в сущности говоря, есть стремление ввести в нашу науку лишний синоним для понятия «природная территориальная единица». Какая в этом необходимость и что хорошего получит советская география, если она примет еще один параллельный термин, —понять очень трудно. 

Но если допустить, что эта группа географов все же сумеет настоять на своем, в результате чего будет узаконено предлагаемое ими понимание термина «ландшафт», то это приведет к следующему. Тотчас же исчезнет необходимость в особом направлении географии, именуемом «ландшафтоведение», ибо последнее будет не чем иным, как давно всем знакомой «региональной физической географией». Таким образом, замену старого названия новым надо рассматривать в лучшем случае как самообман, позволяющий некоторым наивным географам полагать, будто от этого они становятся участниками какого-то нового направления в нашей науке. Менее же наивные люди прекрасно понимают, что от одного переименования ровно ничего не изменится ни в содержании этой старой отрасли географии, ни в ее целях и задачах, ни в методах исследования. Замену одного названия другим они рассматривают лишь как игру в модный термин. Пройдет мода — и замена окажется больше не нужной. 

Хорошим доказательством того, что многие сторонники «широкого понимания» термина «ландшафт» именно так, как я описал, относятся к ландшафтоведению, могут служить их заявки на доклады, поступившие в Оргкомитет нашего совещания. Авторы этих заявок проделали весьма нехитрую операцию — они повсюду заменили слова «район», «область», «провинция» и т. д. модным, по их мнению, словом «ландшафт» и сочли, что этого вполне достаточно, чтобы получить право выступить на трибуне нашего совещания. О новом содержании докладов они очень мало заботились, считая эту сторону дела совсем не существенной. От сторонников «широкого понимания» термина «ландшафт» в Оргкомитет поступил также ряд заявок на доклады по физико-географическому районированию различных территорий нашей страны. В простоте душевной эти авторы тоже считали, что они вполне могут сойти за ландшафтоведов, и некоторые из них были даже обижены тем, что их заявки не были приняты Оргкомитетом. Пришлось таким авторам объяснять глубокую разницу, которая существует между подлинным ландшафтоведением и «ландшафтоведением» в понимании представителей широкого толкования этого термина. 

Мне хочется напомнить присутствующим о том, что организация любого всесоюзного совещания, в том числе, конечно, и ландшафтного совещания, связана с затратой больших материальных средств. Средства на организацию ландшафтных совещаний (а наше нынешнее совещание уже пятое по счету) отпускаются только потому, что мы развиваем новое направление в советской географии, направление, цель которого приблизить географию к практике, вовлечь массы советских географов в активное обслуживание повседневных запросов народного хозяйства. Вполне возможно, что если бы речь шла об обычных работах по региональной физической географии, то эти средства не были бы отпущены. 

Приведенные факты и соображения вскрывают лишь внешнюю сторону проблемы, но есть и другая, внутренняя сторона дела, еще более веская, чем внешняя. Как вы, по-видимому, уже поняли, я являюсь противником широкого и неопределенного употребления термина «ландшафт» в географической науке. Я принадлежу к той обширной группе советских географов, которые вслед за Л.С. Бергом считают необходимым выделить среди множества категорий природных территориальных единиц такую, которую можно было бы принять в качестве основной единицы нашей науки. Он предложил считать такой единицей географический ландшафт и писал, что в этом смысле ландшафт можно уподобить виду в биологии. 

Условность выделения среди многочисленных категорий природных территориальных единиц «основной единицы» — совершенно очевидна. Тем не менее, она необходима. Это — один из общепринятых приемов, применяемых при построении таксономических систем в любой науке. Без этого обойтись невозможно. «Вид» в биологии тоже в значительной степени условен. Ведь кроме вида имеются еще подвиды, расы, экотипы и т. д. До сих пор в биологии еще ведутся споры о понятии «вид» и его содержании, и тем не менее это понятие прочно вошло в научный обиход. Почему это так? Да потому, что оно полезно для науки! Я уже имел случай приводить слова Ф. Энгельса, высказанные им по этому вопросу. Он говорил, что «... без понятия вида вся наука превращается в ничто. Все ее отрасли нуждались в понятии вида в качестве основы...». Эта глубокая мысль величайшего философа-материалиста была высказана не случайно — она плод тщательного изучения вопроса и долгих размышлений. Для нас она любопытна еще и потому, что была высказана человеком, который отлично понимал условность понятия «вид», человеком, который сам учил, что всякая классификация —лишь необходимая условность, помогающая ученому разобраться в многообразных явлениях природы. 

Конечно, далеко не всякие произвольно выбранные предметы или явления можно положить в основу классификационной системы. Для этого они должны обладать заметными отличительными свойствами. Это законное требование должно быть предъявлено и к основной единице в таксономической системе природных территориальных единиц. Та единица, которую мы называем ландшафтом, обладает такими свойствами. Она состоит из набора многократно и закономерно повторяющихся в ее пределах генетически и физиономически однородных составных частей — морфологических единиц. Само понятие «морфологическая структура ландшафта» было разработано применительно именно к этой единице, а не к другим географическим единицам более высокого ранга. Морфологическая структура ландшафта служит надежным диагностическим признаком для его опознавания среди всех остальных категорий природных территориальных единиц. Никакая другая, более крупная, чем ландшафт, единица такими свойствами не обладает. 

Единство морфологической структуры ландшафта объясняется тем, что ландшафт распространяется лишь на ту площадь, на которой сохраняется однородность геолого-геоморфологической основы — этого самого мощного фактора обособления природных территориальных единиц. Отсюда — повторяемость ее более мелких составных частей. Там, где изменяется эта основа, — всегда изменяется и морфологическая структура ландшафта и, следовательно, начинается другой ландшафт. 

Вот это важное отличительное свойство ландшафта и дает географам право выделить его среди других природных территориальных единиц и принять его в качестве основной единицы в системе таксономических единиц нашей науки. 

Геолого-геоморфологическая основа природных территориальных единиц более высокого ранга этой однородностью не обладает и всегда представляет комплекс или систему различных морфологических структур. 

Таково наше понимание ландшафта. Если исходить из него, то место ландшафтоведения в природной географии будет совершенно ясным: общее ландшафтоведение — это учение об общих свойствах основной единицы региональной природной географии. Оно подобно учению о виде у биологов. Частное ландшафтоведение — наука о конкретных ландшафтах какой-либо территории, их типах и присущих им специфических природных свойствах. 

Таким образом, ландшафтоведение занимается изучением природных свойств и законов, управляющих развитием не любых природных территориальных единиц, а только тех, которые относятся к рангу «ландшафта» и составляющих его частей. Такие единицы невелики по размерам, но их изучение имеет огромное практическое значение потому, что в процессе хозяйственной деятельности человек имеет дело прежде всего с ними, использует их природные свойства и богатства, преобразует и изменяет их так, чтобы они наилучшим образом отвечали его повседневным нуждам и потребностям. И разве не важно знать законы, которым эти единицы подчиняются в своем развитии?  

Для того чтобы лучше уяснить взаимоотношение между ландшафтоведением и региональной природной географией, позвольте мне провести следующую параллель: подобно тому как в климатологии особое место занимает учение о местном климате и микроклимате, так и в региональной природной географии особое место занимает учение о географическом ландшафте. 

Высказанные выше соображения дают право считать, что для советской географии более выгодно закрепить термин «ландшафт» только за основной единицей нашей науки и не применять его как понятие общее, в равной мере приложимое к любой природной территориальной единице. Последнее — давно уже пройденный этап в истории нашей науки и возвращаться к нему не следует. 

Чтобы покончить с этим вопросом необходимо отметить, что для основной единицы можно было бы, конечно, придумать и какой-либо другой, совершенно новый термин, но тогда и все учение об этой единице должно будет называться не ландшафтоведением, а как-то совсем по-другому. Пусть участники нашего совещания сами решат — стоит ли это делать?  

Перехожу теперь к вопросу о том, в каком виде в настоящее время представляется структура учения о географическом ландшафте. В том курсе, который я читаю на Географическом факультете МГУ с 1947 г., ясно наметились следующие главные отделы ландшафтоведения: 1) История возникновения и развития ландшафтоведения, 2) Морфология географического ландшафта, 3) Динамика географического ландшафта, 4) Типология и классификация ландшафтов, 5) Прикладное ландшафтоведение, 6) Методика исследования и картографирования ландшафтов. 

Из перечисленных главных отделов ландшафтоведения далеко не все разработаны одинаково хорошо. В настоящее время довольно хорошо прослежена история зарождения идеи о природных территориальных комплексах как единствах, обособившихся в процессе развития земной поверхности. Особенно подробно изучена история зарождения этих идей в России, а затем в Советском Союзе. Оказалось, что многие важные положения ландшафтоведения были высказаны русскими учеными уже давно (В.В. Докучаев, Г.Н. Высоцкий, Г.Ф. Морозов, А.А. Борзов, Л.С. Берг, Р.И. Аболин, В.Н. Сукачев, Б.Б. Полынов и др.). Однако все интересные идеи, высказанные ими, касались лишь отдельных частных вопросов нашей науки. Впервые контур учения о географическом ландшафте как особой научной дисциплины, разрабатывающей взаимосвязанный круг вопросов, был схематически набросан Л.С. Бергом в его «Введении» к монографии «Ландшафтно-географические зоны СССР». Эта книга вышла из печати в 1931 г. Именно этот год и следует считать временем рождения советского ландшафтоведения, после чего оно начало все быстрее и быстрее развиваться. К числу пионеров советского ландшафтоведения, кроме Л.С. Берга, следует отнести А.А. Борзова, Б.Б. Полынова, С.С. Неуструева, М.А. Первухина, И.М. Крашенинникова, В.Н. Сукачева, С.В. Калесника, Л.Г. Раменского и некоторых других советских ученых. 

Период бурного развития советского ландшафтоведения начался после окончания Великой Отечественной войны. Этот последний этап всем присутствующим хорошо известен и потому, за недостатком времени, я останавливаться на нем не стану. Отмечу лишь, что хорошим показателем быстрого развития советского ландшафтоведения могут служить многочисленные статьи по различным проблемам ландшафтоведения, которые все чаще появляются в нашей географической печати. За развитием советского ландшафтоведения пристально следят и зарубежные географы. 

12 3 4 5 6 7 8 Следующая ⇒