Часть II. Геоэкономическая система координат

Неоэкономика

В современных текстах чаще и чаще встречается понятие «геоэкономика». Но что оно все-таки означает? Несет ли данное понятие реальное содержание или же это просто очередная вариация из модного сегодня ряда: геостратегия, геокультура, геоистория и т. п., где приставка «гео» часто используется вполне условно и играет необязательную роль? Действительно, употребляется термин большей частью метафорично (нередко просто в качестве синонима понятия «мировая экономика»), а иногда и самым обескураживающим образом. Но подчас его словоупотребление оказывается удивительно уместно, затрагивая какой-то важный нерв современности.

У понятия геоэкономики несколько источников. Во-первых, это утвердившееся за последнее столетие понимание цивилизационного развития как полифоничного взаимодействия устойчивых культурно-исторических типов общества. Истоки данного йодхода можно обнаружить в трудах того же Н. Я. Данилевского и К. Н. Леонтьева, о полиморфизме культур в цивилизационном контексте писал Освальд Шпенглер, значительна роль Арнольда Тойнби в исследовании цивилизационной полифонии. Во-вторых, это конечно геополитика, понимаемая как наука о взаимодействии, в том числе и борьбе, конкурирующих социальных организмов, об их связи с определенными географическими и метагеографическими реалиями. И наконец, в-третьих, это фундаментальный кризис эпохи Нового времени, приведшей к смене традиционной архитектоники социума, кризис, заставивший искать новые обобщающие категории, прежде всего в сфере экономической жизни общества, для описания актуальной действительности.

Членение мира на различные структурные зоны уходит в глубь веков вплоть до Античности («цивилизация — варварство»), а еще точнее, бинарность есть коренное свойство человеческого мышления, по-видимому, вытекающее из двуполушарной структуры мозга, соучастии двух режимов его деятельности в создании целостной картины мира. (Но возможно, это и коренное свойство самого материального мира, прослеживаемое на уровне фундаментальных его законов.) На протяжении истории понимание различий цивилизационных кодов отражалось, скажем, в устойчивом делении мира на Запад - Восток. В XX в. усложнившаяся социальная реальность вы нудила перетолковать данную формулу, вложив в нее новое содержание. Однако прежнее ее наполнение нашло выражение в новой оппозиции Север — Юг. Свое понимание сути фундаментальных различий общественных систем сформулировала и геополитика, найдя их истоки в вечном противостоянии цивилизаций суши и моря, теллурократии и талассократии, Heartland и Rimland.

Вскоре после Второй мировой войны, в новом глобальном контексте (возникшем не в последнюю очередь из-за развития человечеством своего технологического могущества), общественные процессы все заметнее выходят за рамки простых бинарных конструкций. Здесь, кстати, одна из причин изменения смысла понятия «Третий мир» по сравнению с первоначальным, что позволило по-своему интегрировать в рамках одной модели обе актуальные бинарные оппозиции (Запад — Восток; Север — Юг). Геополитическая же мысль пыталась приспособиться к усложняющейся реальности, создавая понятия «аэрократия», «эфирократия» и т. п.

2. Конец Нового времени

Новое мироустройство XXI в., новая механика мира рождаются на наших глазах. Привычная паутина международных связей, роль и вес регионов, контуры элитных группировок — все это изменяется, пребывая в движении. Всемирный концерт стран и народов, основанный на межгосударственных отношениях и кодифицированный международным правом, фальшивит и идет вразнобой, находясь в явной растерянности и замешательстве.

Только за один прошлый, 1998 г. произошел ряд событий, серьезно влияющих на расклад сил в мире. Так, ушла в небытие монополия 1 пяти постоянных членов Совета Безопасности ООН на ядерное оружие. Индия и Пакистан без лишних церемоний и особых приглашений открыто вступили в «термоядерный клуб» (не говоря уже о его тайных «членах-корреспондентах»). События вокруг Ирака и Косова показали, насколько непрочным стало международное право, базировавшееся на принципе незыблемости национального суверенитета и отказе от применения силы без санкции мирового сообщества. Балканы вслед за Междуречьем стали очередным полигоном испытания новых технологий по управлению мировым порядком. Вступление в североатлантический альянс трех восточноевропейских государств резко изменило архитектуру европейской безопасности. США также объявили о своем намерении пересмотреть в ближайшие годы основу уже глобальной системы безопасности — договор о ПРО.

В этих условиях, естественно, заметно меняются роль, функции и политический вес ООН. Происходит явный сдвиг в пользу более узких по составу, но и более влиятельных в современном мире организаций — Большой семерки, НАТО, сформулировавшей сейчас новую, гораздо более амбициозную программу деятельности. Фактически рухнула ялтинско-хельсинкская система баланса сил в Европе, Самым драматичным образом изменилось положение России в мире. Одновременно кардинально модифицировался облик Китая, нового, Большого Китая, уже восстановившего суверенитет над одним из восточноазиатских «драконов» — Гонконгом и теперь искоса Поглядывающего на следующего кандидата. Да и сам факт четырех кратного увеличения ВВП «Поднебесной империи» за последние двадцать лет заставляет все чаще задумываться экспертов, занимающихся стратегическим анализом и планированием.

Перемены в мире, если вдуматься, даже оглушительнее взрывов, прозвучавших в Южной Азии, на Балканах или на землях Междуречья. Кардинально преображается весь социальный ландшафт планеты. Zeitgeist, «дух времени», становится все благосклоннее к динамичгным и многоликим субъектам мировой экономики, чьи подвижные очертания не совпадают с государственными границами, да и взаи" моотношения давно уже не определяются и тем паче не исчерпываются дипломатией на правительственном уровне. Именно здесь в мозаичных и изменчивых пространствах глобальной экономики зарождаются коллизии, привлекающие затем взоры мира: кризисы в Восточной Азии, России, Бразилии, рождение европейского конкурента мировой резервной валюты...

Мы, живые свидетели первых, утренних зарниц III тысячелетия, вполне ощущаем подспудные, тектонические толчки разламывающийся эпохи. И как когда-то Фауст в глубинах алхимической реторту пытался разглядеть облик рождающегося на свет нового существа; так и человечество в отблесках нынешних финансово-экономических пертурбаций может увидеть марево грядущих пожарищ— геоэквиомических бурь и потрясений XXI в.

Реально утверждающийся на планете порядок все отчетливее проявляет себя как порядок экономический — Pax Oecanoffiieana. Глобальная экономика — это свершившаяся мировая революция нашего века, и она же становится повсеместно правящей системой. Подобное коренное изменение можно описать достаточно внятной формулой: если раньше мировая экономика была ареной, на которой действовали суверенные государства, то теперь она — достаточно автономный персонаж, оперирующий на поле национальных государств. Однако появление уникального глобального субъекта не привело к одновременному удалению с поля прежних игроков. Возникла эклектичная реальность, более сложная и даже парадоксальная в своих проявлениях, сочетающая яркие и характерные черты обеих систем. При этом, естественно, происходит существенный сдвиг в привычных способах проекции власти.

Экономика меняет внутреннее содержание, ей уже тесно в рамках прежних смысловых конструкций. Она начинает проявлять себя не только как способ хозяйствования, но и как доминирующая система управления обществом: как политика и даже идеология наступающей эпохи, становясь, по сути, новой властной системой координат... В результате привычные геополитические императивы явно уступают место реалиям геоэкономическим.

Силовые маневры эпохи уже не связаны ни с завоеванием территорий, ни даже с прямым подчинением экономической) пространства противника. Они скорее Нацелены на навязывание окружению своей политической воли и видения будущего, на установление и поддержание желаемой топологии мирохозяйственных связей, на достижение стратегических горизонтов, определяемых геоэкономической конкуренцией и масштабным управлением рисками, на упрочение либо подрыв той или иной системы социально-экономических ориентации...

Столкновение стилей и форм хозяйствования, соперничество основных центров мирового развития, социальные и финансовые коллизии, непростые взаимоотношения между региональными сообществами — все эти драматичные игры нашего времени сопровождаются параллельно протекающей реконфигурацией систем глобальной безопасности. Использование военной силы в этом Контексте все чаще сводится к рамочной и превентивной демонстрации воли к ее применению, а также впечатляющих технических возможностей, нежели к полномасштабной реализации боевой мощи.

В мире, таким образом, разворачиваются нешуточные, хотя и невидимые обывателю сквозь «голубой кристалл» СМИ геоэкономические битвы, в ходе которых на планете складывается новая реальность, другое мироустройство.

Социальная организация эпохи Нового времени, судя по всему, достигла своей вершины, глобализации — хотя это определение и не получило в те годы распространения — где-то незадолго до Первой мировой Войны. (К тому моменту планету также поделили границы транснациональных колониальных империй, в которых «никогда не заходило солнце».) Затем — на протяжении всего «последнего» столетия — человечество было ввергнуто в пучину конкурирующих версий нового мироустройства: российской, германской, американской... И заодно — яростного состязания мировых идеологий, искусивших сердца людей и раздробивших тело универсальной мировой религии.

Нынешняя глобализация — это, пожалуй, совсем иная историческая модель: вместо гаснущей идеи универсальной христианской цивилизации — проект глобального (планетарного) воздействия, влияния современных центров силы, их выраженное намерение управлять развитием всего мира. Это также новый, постмодернизационный синтез встающего из вод истории неотрадиционного Востока и погружающегося в пучину постхристианского бытия Запада.

Интернационализация производственных и торговых трансакций сейчас в значительной мере связана с особым феноменом — миром ТНК и операциями, осуществляемыми между их филиалами. На сегодняшний день число подобных корпораций превысило 53 тыс., численность их дочерних филиалов — 450 тыс. Появляется и новый класс ТНК — мультикультурные, глобальные... Параллельно в среде национальных экономик происходит сложный и многогранный процесс образования социально-экономических коалиций и союзов. Так что реально протекающий сейчас процесс обустройства планеты, похоже, с не меньшими основаниями можно определить как «новый регионализм» или «новый региональный порядок», т. е. формирование макрорегиональных геоэкономических пространств на фоне социально-экономического расслоения мира.

В целом же развитие механизмов стратегического планирования и контроля за ситуацией на планете, — эффектно обоснованное глобальными вызовами и угрозами, вставшими перед цивилизацией во второй половине XX в., — сформировало систему глобального хозяйственного управления (высоких геоэкономических технологий).

То, что мирохозяйственный контекст базируется на определенной политической платформе, далеко не всегда очевидно просто в силу инерции и привычки к определенному порядку вещей. Однако представим на минуту, что политическая власть на планете принадлежала бы не Северу, а Югу. Естественно предположить, что в таком случае югоцентричный мир быстро бы обязал промышленно развитые страны платить экологическую ренту и переоценить значение невосполнимых природных ресурсов, произведя собственную «шокотерапию», эффект которой, по-видимому, значительно превзошел бы результаты нефтяного кризиса 1970-х гг. Действительно, промышленная экономика наносит биосфере Земли серьезный ущерб, но пока практически не несет ответственности за него. Кстати, правомерно предположить, что подобная дополнительная нагрузка выявила бы практическую нерентабельность сложившейся на-сегодняшней день формы производства, что, в свою очередь, привело бы к системным изменениям в конструкции мирового хозяйства.

И еще одно более чем актуальное пространство, где «никогда не заходит солнце», сложилось к концу столетия. Это — глобальный финансовый рынок, темпы роста которого сейчас в несколько раз превышают скорость увеличения мировой торговли и дивергенции производства (чьи нужды международные финансовые трансакции вроде бы призваны обслуживать)¹. Пространство, где интенсивно развиваются собственные высокие технологии, разработке которых человеческий гений, кажется, отдает в последние десятилетия гораздо больше ума, усилий и энергии, нежели другим видам интеллектуального творчества.

Финансовая глобализация — это одновременно жизненная субстанция и интегральный символ новой глобализации. Здесь сошлись воедино экономическая интеграция, повсеместная информатизация и глобальная коммуникация. Здесь же отчетливее всего проявился сам дух нового универсализма, заменившего проект универсального гражданского общества идеей и практикой глобального планирования стратегических форм перераспределения мировых ресурсов.

А. И. Неклесса

Эпилог истории

Часть I. Мир

1. Геном истории, или Человечество как система

Мир людей является сложной системой, развивающейся по своим внутренним законам, которые, впрочем, с той или иной мерой полноты могут быть выявлены, а система отчасти — формализована. История — синергийный процесс самоорганизации человеческого сообщества во времени и пространстве. Она имеет начало и — в определенном смысле, — возможно, имеет конец.

В своем становлении человечество проходит сквозь череду базовых состояний: исторических эпох (при рассмотрении диахронного, временного аспекта) или цивилизаций (при синхронном, пространственном анализе системы). Эти эпохи: Протоистория (аморфное состояние), Древний мир (процесс интеграции системы), Великие интегрии и империи (гомеостаз закрытой системы), Средневековый мир (кризисное состояние индивидуации, при котором система распадается на сообщество «коллективных субъектов»), эпоха Нового времени (период становления открытой системы) и, наконец, наиболее интересное состояние: новый порядок, т. е. существование общества в виде устойчивой, но неравновесной — диссипативной — структуры (Новый мир). Как видим, у истории есть пять межфазовых переходов и, образно говоря, свои «шесть дней творения».

Параллельно в человеческом мире потенциально (а иногда и активно) соприсутствует особое, «ночное» состояние последовательного разрушения системы (Мир Распада), т. е. своеобразный код антиистории. <...>

Возникающая полифоничная конструкция — социальный геном, «дом человечества» — является одновременно и пространством сложного, многостороннего взаимодействия его хронологических составляющих, исторических эпох. Их фундаментальные коды, в латентной либо актуальной форме, сохраняются и соприсутствуют на протяжении всей истории человечества. Проявляются они и в ткани современного мира, являясь основой фундаментальных цивилизационных, типологических различий в структуре социума. Косвенно это как раз подтверждается реальностью сосуществования на планете шести очерченных в обсуждавшейся работе цивилизационных зон - интегрий (помимо кое-где сохранившихся очагов протоисторического бытия), а именно: Южной (тропической), Тихоокеанской, Евразийской, Североатлантической, а также глобального слоя транснационального Нового Севера и «сумеречного» архипелага Глубокого Юга.

Смены эпох — подобно неспокойному состоянию пограничных поясов цивилизационных разломов (областей столкновения культур) — сопровождаются хаотизацией социума, периодами смуты, нередко занимающими продолжительное время, исчисляемое десятками, а то и сотнями лет. Иначе говоря, между «историческими материками» порой зияют провалы темных веков...

Грядущий Новый мир, повторюсь, носит устойчивый, но не равновесный характер, его устойчивость во многом базируется на колоссальном количестве накопленных цивилизацией ресурсов, на их перманентном, динамичном перераспределении, и потому он достаточно уязвим, скрывая в себе фермент тотальной деструкции. <...>

Заря эпохи Постмодерна

История XX в. — это также ряд событий, последовательно разводящих модернизацию мира и экспансию христианской культуры, лежащую в ее основе, усиливающих их взаимное отчуждение. Христианская цивилизация, становясь глобальной, вмещала и объединяла все более многочисленные, разнообразные культурные и религиозные меньшинства. При этом она испытывала растущие неудобства, декларируя собственную исключительность, и даже затруднялась порой просто подтвердить свою идентичность. В сущности, сколь странным это утверждение ни покажется, христианское общество (стремясь поддержать необходимый баланс между обществом духовным и гражданским, целями метафизическими и политическими) подверглось более чем парадоксальной культурной агрессии именно вследствие своего доминирующего положения.

В ходе нарастающей прагматизации общественного сознания происходило постепенное перерождение секуляризации западного сообщества в фактическую дехристианизацию его социальной ткани, что неизбежно влекло за собой коррозию и распад начал двухтысячелетней цивилизации. Кроме того, становится очевидным расхождение основополагающих для западного социума векторов политической демократизации и экономической либерализации, особенно заметное на глобальных просторах. Модернизация явно утрачивает присущую ей ранее симфонию культуры и цивилизации.

Феномен Модерна (уже претерпев серьезную трансформацию внутри североатлантического ареала) был по-своему воспринят и переплавлен в недрах неотрадиционных, восточных обществ, в ряде случаев полностью отринувших его культурные корни и исторические замыслы, но вполне воспринявших внешнюю оболочку современности, ее поступательный цивилизационный импульс. Иначе говоря, духовный кризис современной цивилизации проявился в расщеплении процессов модернизации и вестернизации на обширных пространствах Третьего мира. В результате во второй половине XX в. традиционная периферия европоцентричного универсума породила ответную цивилизационную волну, реализовав повторную встречу, а затем и синтез поднимающегося из вод истории Нового Востока с секулярным Западом, утрачивающим свой привычный культурный горизонт.

Роли основных персонажей исторической драмы как бы перевернулись: теперь, кажется, Запад защищает сословность, а жернова Востока распространяют гомогенность. Культура христианской Ойкумены, все более смещаясь в сторону вполне земных, материальных, человеческих, слишком человеческих ценностей, столкнулась с рационализмом и практичностью неотрадиционного мира, успешно оседлавшего к этому времени блуждающую по планете волну утилитарности и прагматизма. Первые плоды глобализации имеют в итоге странный синтетический привкус, а порожденные ею конструкции, являясь универсальной инфраструктурой, подчас напоминают ме-галоманичную ирригационную систему, чьи каналы, в частности, обеспечивают растекание по планете уплощенной информации и суррогата новой массовой культуры. В результате распространение идеалов свободы и демократии нередко подменяется экспансией энтропийных, понижающихся стандартов в различных сферах жизни, затрагивая при этом не только духовные и культурные, но и социально-экономические реалии. Такие, например, как предпринимательская этика, качество товаров массового спроса, множащиеся формы новой бедности и т. п.

Рожденная на финише второго тысячелетия неравновесная, эклектичная и в значительной мере космополитичная конструкция глобального сообщества есть, таким образом, продукт постмодернизационных усилий и совместного творчества всех актуальных персонажей современного мира. Происходит плавная смена мирового этноса. Культурно-исторический геном эпохи социального Постмодерна утверждает на планете собственный исторический ландшафт, политико-правовые и социально-экономические реалии которого заметно отличны от институтов общества Модерна. Постмодернизацйонный синтез, объединяющий на новой основе мировой Север с мировым Югом, выводит прежние «большие смыслы» — в виде развернутых политических или идеологических конструкций — за пределы современного исторического контекста. Несостоявшееся социальное единение планеты на практике замещается ее хозяйственной унификацией. А место мирового правительства, действующего на основе объединения наций, фактически занимает безликая или прямо анонимная экономическая власть.

Сегодня в лоне глобального сообщества происходит вызревание вполне определенного мироустройства — наднационального неоэкономического континуума, объединяющего на основе универсального языка прагматики светские и посттрадиционные культуры различных регионов планеты.

Наконец, все более заметны признаки демодернизации отдельных частей человеческого сообщества, пробуждения комплексных процессов социальной и культурной инверсии, ставящих под сомнение сам принцип нового мирового порядка, формируя обратную историческую перспективу постглобализма — подвижный и зыбкий контур новой мировой анархии. Так, мы наблюдаем разнообразные, хотя и не всегда внятные, признаки социальной деконструкции и культурной энтропии в рамках мирового Севера. Под внешне цивилизованной оболочкой здесь в ряде случаев утверждаются паразитарные механизмы, противоречащие самому духу эпохи Нового времени, рождая соответствующие масштабные стратегии и технологии, например в валютно-финансовой сфере.

Параллельно механизмы цивилизационной коррупции, в сущности, той же природы, шаг за шагом разъедают упорядоченный социальный контекст как в кризисных районах посткоммунистического мира, так и мирового Юга. В результате на планете возникает непростой феномен Глубокого Юга, объединяющий в единое целое и трансрегиональную неокриминальную индустрию, и «трофейную экономику» новых независимых государств, и тревожные признаки прямого очагового распада цивилизации, множащегося феномена несостоявшихся государств. <...>

Демодернизация не является магистральным направлением социального развития, но она, пожалуй, уже и не просто аморфная сумма разрозненных явлений преимущественно маргинального характера. Скорее всего, это многозначительный дополнительный вектор формирующегося мира. В данной тенденции чувствуется, однако, энергичный импульс, прослеживается нарастающая вероятность наступления некоего момента истины цивилизации, ее критического пикового переживания (особенно в случае масштабных социальных, финансово-экономических или экологических потрясений). И не исключено — поворота истории — утверждения на планете неоархаичной культуры, уже сейчас, подобно метастазам, в полускрытых формах пронизывающей плоть современного общества, фактически лишенного собственной значимой социальной перспективы.

Столкновение всех этих могучих волн порождает в итоге единый синтетический коллаж Нового мира.

В. Л. Цымбурский

⇐ Предыдущая 31 32 33 34 35 36 37 383940 Следующая ⇒