Психологически реального значения слова

 

ЯМ	Психологически реальное номинативное значение (по Першаевой)	Лексическое значение ЯМ	Семы, актуализованные в ЯМ	Семы, противоречащие ЯМ
Заяц	Грызун, длинные уши, длинные задние ноги, быстро бегает, при бе­ге петляет, трусливый, используются шкурки и мясо, вредит сельскохозяйственным культурам; питается корой деревьев, серый, белый	Трусливый человек	Трусливый	—
Корова	Домашнее млекопитающее жвачное парнокопытное животное, пасется на пастбищах, питается травой, теплая, мычит; ласковая, добрая, смир­ная, умная	Нерасторопная, неповоротливая или неумная женщина	—	Добрая, умная
Медведь	Сильное косолапое животное, массивное тело, громко рычит, лазит по деревьям, любит сладкое, питается ягодами, медом и мясом, зимой спит в берлоге, используются мясо и шкура, больших размеров, опасный, на­падает на домашний скот; толстый, крупная голова, длинная шерсть, неуклюжий, быстро пе­редвигается	а) Неуклюжий человек б) Невоспитанный человек	Неуклюжий, косолапый   —	Проворный, быстро передвигается —
Собака	Умная, верная, острый нюх, тонкий слух, лает, быстрая, выносливая, используется на охоте; добрая, бегает с высуну­тым языком, сильная, лох­матая, кусается, стере­жет дом	Злой, жестокий, дурной человек	«Кусается»	Добрая

В чистом виде в ЯМ заяц актуализируется сема «трусливый». Частые победы убедили их [швейцарцев] в собственной непобедимости и исполнили презрения к другим. Французских латников они называли вооруженными зайцами. (Грановский. Рыцарь Баярд.)

Сема «быстро бегает» реализуется в ЯМ уже не как таковая, но осложненная семой «трусливый»: зайцем назовут не того, кто способен к быстрому бегу (например, на кроссе), но того, кто стремительно бегает, спасаясь от кого-, чего-л.: [Гришутка] проскочил зайцем и пропал за клетушкой. (Григорович. Кошка и мышка.)

В потенциальной ЯМ (представленной единичным примером) фигурирует сема «грустный», по-видимому, развившаяся путем переосмысления семы «трусливый»: [Волынцев] едва улыбался в ответ на их [сестры и Лежнева] шутки и глядел, как выразился о нем однажды Пигасов, грустным зайцем. (Тургенев. Рудин.)

В семантическом преобразовании (в наших материалах — сравнении) могут также актуализоваться и семы, не вошедшие в семный набор психологически реального значения слова, например сема «издает громкий, тонкий крик»: Один только раз, взглянув на нее [Варвару], закричал Антип, как заяц, и остановился, весь дрожа. (А. Н. Толстой. Черная земля.)

Более сложную семантическую трансформацию психологически реального значения рассматриваемого слова можно наблюдать в ЯМ «безбилетный пассажир» и в вышедшей из употребления ЯМ «биржевой маклер». В том и в другом случае перед нами психо­логическое переосмысление и чувственное, конкретное наполнение семы «трусливый»: «тот, кто делает что-л. незаконное, поэтому вынужден бояться, прятаться или чувствовать себя в опасности, неуверенно, кто находится в постоянном напряжении» и т.п.: [Контролер] выжимал штраф из зайца-студента... Тот хлопал глазами, шарил в портфеле и лопотал насчет стипендии, что завтра получит, а контролер весь светился от радости, что поймал. (Санин. Семьдесят два градуса ниже нуля.)

Приведенные соображения заставляют не согласиться с высказанным в свое время мнением, что признак, послуживший основой метафоризации (в частности, в разряде зооморфизмов), должен быть лексикографически зафиксирован в толковании исходного значения (слон — большой, тюлень — неповоротливый т.п.) [Биржакова; Сергеев]. Само собой разумеется, этот признак находит отражение в исходном значении, если он релевантен, т. е. является существенным и необходимым для определения данного понятия (слон — большой). Однако, как мы пытались показать, характеризующая метафора образуется на основании несущественных, случайных и даже противоречащих семантике исходного значения признаков. Кроме того, необходимо учитывать широкий диапазон зооморфных характеристик: это может быть не только внешнее сходство и физические данные (большой, неуклюжий, ловкий, неповоротливый и т.п.), но и психологические (бесчувственный, хитрый, коварный, бестолковый, упрямый) и даже нравственные (неблагодарный, презренный) качества. Если согласиться с тем, что необходимо фиксировать такой признак в толковании прямого значения, то в слове свинья пришлось бы указать: «парнокопытное млекопитающее… нечистоплотное, неблагодарное и т. д.», в слове индюк: «крупная домашняя птица…, глупая, заносчивая, надменная» и т.п.

В отдельных случаях обобщенный чувственный образ в процессе метафоризации расчленяется, создавая дифференцированные метафорические значения: слово свинья, метафорически употребленное применительно к человеку, распадается на ряд самостоятельных метафорических значений: 1) неопрятный; 2) низменный; 3) невежественный; 4) непорядочный; 5) неблагодарный. В семантической структуре этого слова первое метафорическое значение основано на прямой ассоциации с нечистоплотностью этого животного (объективное это свойство или приписываемое человеком — в данном случае значения не имеет), второе метафорическое значение выводится из первого — здесь уже само качество «нечистоплотность» дает вторичное значение — низменные свойства личности. Следующий перенос совершается так же линейно, вытекая из предыдущего значения на основе более отдаленных, опосредованных ассоциаций (низменный — невежественный). Наконец, последнее метафорическое значение далеко отходит от остальных, ни логически, ни образно не соотносится с номинативным и формируется на основе абстрагирования уже не конкретных признаков, так или иначе связанных друг с другом или с исходным понятием, а общего эмоционального восприятия (в данном случае отрицательного).

Предлагая такую интерпретацию семантической структуры лексемы свинья, отражающую по сути дела попытку воспроизведения первоначальных семантических преобразований, мы не претендуем, разумеется, на то, чтобы считать этот вариант единственным и окончательным. Возможны и другие варианты, ср., например: «свинья — грязное животное, она не привязывается к хозяину, как другие домашние животные — отсюда атрибуция признака неблагодарности» [Телия, 1977]. Прав был Л.С. Выготский, когда писал: «Перенесение названия обычно происходит по разнообразным ассоциациям, реконструировать которые невозможно без точного знания исторической обстановки акта перенесения названия».

Печатается по кн. Скляревская Г.Н. Метафора в системе языка. СПб., 1993. С.29-64.

 

 

В.К.Харченко

ФУНКЦИИ МЕТАФОРЫ

 

§ 1. НОМИНАТИВНАЯ ФУНКЦИЯ МЕТАФОР (метафора в названиях)

 

Возможность развития в слове переносных значений соз­дает мощный противовес образованию бесконечного числа новых слов. “Метафора выручает словотворчество: без мета­форы словотворчество было бы обречено на непрерывное про­изводство все новых и новых слов и отяготило бы челове­ческую память неимоверным грузом” (Парандовский, 1972).

Щедрый материал для изучения метафорической номи­нации дают названия растений: божий мех и пастушья сум­ка, Адамова свеча и дедушкины кудри. Уникальная роль метафоры в системах номинации связана с тем, что благодаря метафоре восстанавливается равновесие меж­ду необъяснимым или почти необъяснимым, матовым наиме­нованием и наименованием объяснимым, прозрачным, хрус­тальным. Это равновесие можно пронаблюдать на примере названий одних и тех же реалий: Белокрыльник болотный — белый попутник, лягушечник, лапушник водяной, медвежьи лапки, петушки, хлебник, фиалковый корень, образки, змей­ка, змеевик, гуска, житница.

Метафорические названия обогащают жизнь, создают своеобразную эстетику быта. Так, каждый день масленицы имел свое имя: встреча, заигрыш, лакомка, широкий четверг, тещины вечера, золовкины посиделки, прощеное воскресенье.

Знание метафорических обозначений обостряет слух, укрепляет внимание. Так, специалисты различают следую­щие разновидности птичьего пения: пулькапье, клыканье, дробь, раскат, пленканье.

В различных своих значениях слово обслуживает многообразные виды деятель­ности <...>.

В институте географии проанализировали географичес­кие термины н пришли к выводу, что многие из них — чис­тая метафора: “руководящий валун”, “кающиеся грешники”, “ванна выпахивания”, “жандармы”, “террасы”, “монахи”, “спина кабана”, “ступени”, “климатический сценарий”.

Номинативная функция метафоры столь естественна, столь характерна для самой метафоры, так отвечает ее при­роде, что в условиях метафорической номинации образ­ность сохраняется труднее всего. Кладбищем метафор вели­чал язык Жан Поль Рихтер. Действительно, обычные слова вокруг нас не что иное, как погасшие вулканы, притихшие, свернувшиеся, спящие метафоры: окно — око дома, сугроб— то, что прячет, погребает под снегом. Метафорическая но­минация предмета приводит к быстрому угасанию образа, это подчеркивает Н.Д.Арутюнова, когда пишет об иденти­фицирующих метафорах типа носик чайника, ушко иголки.

Номинативные свойства метафор просвечивают не только в пределах конкретного языка, но и на межъязыковом уровне. Образ может возникать при дословном переводе заимствованного слова и, наоборот, при переводе слов родно­го языка на другие языки.

Автор (auctor или augeo — “увеличиваю”) — это “тот, кто приумножает какую-либо вещь, т.е. сообщает ей дви­жение, силу, крепость, опору и устойчивость” (из старого латинского словаря). “Иногда очень полезно бывает узнать первоначальный смысл слов, обозначающих ныне общеупотребительные избитости. Например, “кибернетика” буквально обозначает “управлять кораблем”; “религия” — “вновь связывать, вновь соединять” (В.Конецкий. Здесь обойдемся без названия).

Почему подобные экскурсы в этимологию или в сопос­тавительную семантику языков создают эффект радостного открытия? Потому что восстанавливается историческая спра­ведливость по отношению к слову, восстанавливается его образ. Этическое отношение к слову касается не только количественного плана (знать как можно больше слов для максимально точного выражения чувств и мыслей), этика затрагивает и качественную сторону — умение отнестись к слову как к бесценному сокровищу, увидеть блеск образа и глубину скрывающихся за словом знаний.

Говорящие интуитивно осознают наглядную компонен­ту слов, и оценки ими степени образности слов в большинстве случаев совпадают, что было продемонстрировано в экспериментальном исследовании образности существитель­ных русского языка. Автор этого эксперимента Е. М. Бебчук предлагала испытуемым указать, какую картину или образ вызывает у них то или иное слово-стимул. Результаты были суммированы и обработаны, в итоге создан мини-словарь образности 198 самых употребительных существительных. Например:

Солнце — ярко-желтый или золотисто-красный огненный шар высоко на небе, испускающий лучи и несущий свет и тепло на землю.

Лес — много хвойныx или лиственных деревьев, шумя­щих от ветра, залитая солнцем зеленая поляна, много грибов, пение птиц.

Веками сохраняющаяся в глубинах слова образность дарует слову вторую жизнь, когда это слово становится метафорой. Номинативная функция метафоры — это презумп­ция образности любого (подчеркиваем, любого! ) слова.

Дети быстро овладевают номинативной функцией мета­фор, встречаясь с незнакомыми предметами, явлениями. Приведем высказывание шестилетней Даши: Варежки мне в горловине малы.

В процессах метафорической номинации многое зави­сит от национальных традиций, скажем, в такой области, как культура имени. Даруя ребенку имя, в Средней Азии традиционно используют метафорику: Айжан — “веселая луна”, Алтынай — “золотая луна”, Гульбахор — “весенний цветок”. Имя-метафора встречается и в других языках.

 

§ 2. ИНФОРМАТИВНАЯ ФУНКЦИЯ МЕТАФОР

(особенности метафорической информации)

 

< …> Первой особенностью информации, передаваемой посред­ством метафор, является целостность, панорамность образа. Панорамность опи­рается на зрительную природу образа< …>, заставляет по-новому взглянуть на гностическую сущность конкретной лексики, конкретных слов, которые становятся основой, сырьем, фун­даментом любой метафоры. Чтобы метафора состоялась, зародилась, сработала, у человека должен быть щедрый запас слов-обозначений < …>.

“Для нас существует только то, что имеет имя. Неназ­ванные предметы как бы прячутся от нашего сознания”, — писал Геннадии Гор в понести “Чилиры”. “Имя или слово является указателем для внимания и толчком к образова­нию новых представлении” (Выготский, 1956).

Гносеологическая связь “количество слов — качество мышления” не вызывает сомнений ни у лингвистов, ни у психологов, ни у писателей. Недостаток конкретных впечат­лений оборачивается ущербностью процессов предпонимания, бедностью “объект-гипотез” < …>.

Вторым уникальным свойством метафорической информации является подключение огромной массы неосознаваемого к психическому отражению. “Бессознательно-психичес-кие процессы могут обладать не менее богатым содержанием и не менее значимой ценностью, чем сознательные процес­сы” (Дубровский, 1978). Известно, что на бессознатель­ном уровне за единицу времени перерабатывается в 10 млн. раз больше информации, чем на сознательном, и резкое рас­ширение диапазона сознательных процессов за счет бессоз­нательных привело бы человеческий организм к энергетичес­кому банкротству.

Глубинность наших образных ассоциаций у психоло­гов — специалистов по теории цвета сомнений не вызывает. Небесно-голубой цвет, очевидно, напоминает спокойст­вие безоблачного неба и ясной погоды, темно-красный — грозовые тучи, черный — непроглядную, полную опасности ночь, зеленый — символ тепла, плодородия. “Цвет лишь один аспект панорамного образа, присутствующего в пашем сознании и проникшего в глубины бессознательного. Из этих же глубин рождаются интуитивные представления, “виде­ния” пластических эйдосов — идей. “В каждый момент дея­тельности человеком осознается только небольшая часть то­го предметного содержания, которое презентовано в обра­зе... Полноценный с точки зрения регуляции деятельности образ подобен айсбергу — в каждый момент на поверхнос­ти видна лишь его небольшая часть” (Запалова, Ломов, Пономаренко, 1986).

Наконец, третьим свойством метафоры, обусловливаю­щим ее уникальность с позиций информационных систем, является плюрализм, множественность образного прочтения ситуации.

Множественность образного прочтения хорошо видна в списках названий одного и того же предмета. В.Д. Бондалетов в одной из своих книг приводит 63 названия Млечно­го Пути, большинство из которых метафоры, как и само общепринятое название.

Говоря об особенностях метафорической информации, мы не можем не соотнести сказанное с оценкой “фактора лени”. Не только в лингвистике, но и в других науках лень издавна рассматривается как причина происходящих и непроисходящих событий. Эйлер и Мопертюи выяснили мате­матическую суть “принципа природной лени”. Мопертюи писал: “Природа — лентяйка; она движет тела так, чтобы совершать) при этом наименьшее действие”. Е.Д.Полива­нов в статье “Где лежат причины языковой эволюции? ” подчеркивал: “И вот если попытаться одним словом дать ответ относительно того, что является общим во всех этих тенденциях разнообразных (и без конца — в самых различ­ных языках — повторяющихся) “типичных” процессов, то лаконический ответ этот — о первопричине языковых изме­нений – будет состоять из одного, но вполне неожиданного для нас на первый взгляд слова: “лень” (Поливанов, 1968). Наш материал опровергает концепцию лени. Как было уже подчеркнуто, и номинативная, и информативная, и все другие функции слова могут быть реализованы, задей­ствованы без метафор, посредством прямых значений. Но такой экономии усилий не наблюдается, наоборот, наблю­дается тяга к метафоре, к этому сложному, красивому явле­нию языка, предполагающему панорамный образ, подключающему каналы бессознательного, требующему рождения других, параллельных образов, и, как мы убедимся далее, во всем ансамбле функций говорящие будут отдавать пред­почтение метафорике, каких бы усилий это ни стоило, а кроме усилий здесь есть еще опасность банальности, изби­тости образа. Мы можем изо дня в день повторять слово в прямом значении, не вызывая ничьих нареканий, но повто­рить метафору-оценку, только что сказанную, подчас просто невозможно. Метафора — слияние ученичества и творчества, долга и дара.

 

§ 3. МНЕМОНИЧЕСКАЯ ФУНКЦИЯ МЕТАФОР (метафора и запоминание)

Метафора способствует лучшему запоминанию инфор­мации. Действительно, стоит назвать грибы природными пылесосами, и мы надолго запомним, что именно грибы луч­ше всего всасывают токсины из почвы. Строение цветка ге­рани легко запоминается после предваряющей метафоры:

“Герань словно сама оценила свою красоту и изящество, выставив себе своеобразную отметку “пять”: у нее по пять лепестков и чашелистиков, завязь пятигнездная, пятилопа­стная, с пятью нитевидными рыльцами” (Юный натура­лист. 1978. №5). Повышенная запоминаемость обра­за обусловлена, по-видимому, его эмоционально-оценочной природой. < …> в книге Н.В.Цзена и Ю.В.Пахомова “Психотренинг: игры и упражнения” пятидесяти играм даны метафорические названия: “Диктант”, “Кипятильник”, “Гамма”, “Ванька-встань­ка”. Такие названия быстро напоминают новичку содержа­ние той или иной игры < …>.

В чистом виде мнемоническая функция, как, впрочем, и другие, встречается редко. Она сочетается с объяснительной функцией в научно-популярной литературе, с жанрообразующей функцией в народных загадках, пословицах, в литературных афоризмах, с эвристической функцией в философских концепциях, научных теориях, гипотезах< …>.

 

§ 4. СТИЛЕОБРАЗУЮЩАЯ ФУНКЦИЯ МЕТАФОР

(метафора в художественном произведении)

 

Под стилеобразующей функцией обычно понимают учас­тие метафор в создании стиля, и прежде всего стиля худо­жественной литературы.

“Они уже жили в Лёне – сто веков человеческой мысли, — и смотрели сквозь его глаза с длинными ресницами, и вскрикивали от чужой боли: “Не надо...”. Рос храм буду­щего, — как-то незаметно даже для тех, кто его строил, сам собою: каждый день строительства — новое чудо. В тихих комнатках набухала и когда-нибудь вся целиком упадет в жизнь та капля любви, которой так не хватает жизни, и когда упадет, — станет тихо, радостно и тепло”. “Встрепе­нулась душа Едигея, воспарила и застонала, и разом отво­рились для него все двери мира — радости, печали, раз­думья, смутные желания и сомнения”.

По небольшим отрывкам мы сразу угадываем, что перед нами художественный текст, и угадывать среди прочих дру­гих признаков помогают метафоры. Первый отрывок взят из рассказа С.Н. Сергеева-Ценского “Небо”, второй — из ро­мана Ч. Айтматова “Буранный полустанок”.

Хотя степень метафоричности языка художественного текста зависит от индивидуальных установок автора (есть яркие метафористы, такие, как А. Марлинский, и есть писа­тели, не склонные к излишнему орнаменту прозы, например С.Т. Аксаков), хотя, повторяем, тяга к метафоре глубоко индивидуальна, тем не менее метафора остается одной из ярких примет стиля художественной литературы.

В художественном тексте происходит реконструкция первоначальной образности слова, которую традиционно рассмат­ривают как художественный прием, свидетельство мастерст­ва поэта, писателя. Точнее, однако, говорить не о приеме, а о результате — рождении образа, к которому ведут многочисленные приемы работы с прямым значением слова, например прием расширения, эксемии значения.

Образность прямого значения может быть восстановлена приемом перекрестной предикации слов типа: “Нужно чтобы школа была еще и Домом, а дом был еще и Школой” (М.Панич. Путь к себе).

Здесь восстановить образность прямых значений помогает переносное употребление слов. И наоборот, образность некоторых стертых переносных значений может быть восстановлена путем контекстной поддержки их прямых смыслов.

“Самые первые предметы, уцелевшие на ветхой картине давно прошедшего, картине, сильно полинявшей в иных местах от времени и потока шестидесятых годов... — кор­милица, маленькая сестрица и мать” (С.Т. Аксаков).

Чтобы восстановить образность прямого значения, ему надо придать некоторые свойства переносного значения. Чтобы восстановить образность переносного значения (картина прошедшего), ему надо вернуть некоторые свойства прямого значения (ветхая, полинявшая картина). В следующем примере выде­лим элементы контекста, ориентирующие на прямое значение слова “светильник” и восстанавливающие всю яркость этой метафоры.

“Мать не давала потухнуть во мне догоравшему светиль­нику жизни, едва он начинал угасать, она питала его маг­нетическим излиянием собственной жизни, собственного ды­ханья” (С.Т. Аксаков).

Художникам слова приходится восстанавливать не толь­ко образность прямых значений, но и образность некоторых переносных значений, ставших банальными, традиционными и, как следствие, слабообразными.

В целом же художественная литература не присваива­ет, не отбирает право на реконструкцию образа, а учит этой реконструкции, учит восстановлению исторической справедливости по отношению к слову, учит для нужд нашей пов­седневной речи, которая включает в себя и поучающую, и задушевную, и эпистолярную, и внутреннюю, и этикетную речь и совсем не чужда образности < …>.

 

§ 5. ТЕКСТООБРАЗУЮЩАЯ ФУНКЦИЯ МЕТАФОР (метафора и текст)

 

Текстообразующими свойствами метафоры называется ее способность быть мотивированной, развернутой, т.е. объ­ясненной и продолженной. Как происходит рождение текста посредством метафорического зачина — видно на примере.

“Есть такое забавное, но очень мудрое изречение: “Ле­карство — это кошка, которая бежит за мышкой и все на своем пути разбивает”. Поэтому с возрастом надо быть очень осторожными с лекарствами. По мнению французских врачей, людям старше сорока не рекомендуется употреблять больше трех наименований лекарств” (Неделя. 1988. № 21).

Эффект текстообразования — это следствие таких осо­бенностей метафорической информации, как панорамность образа, большая доля бессознательного в его структуре, плюрализм образных отражений.

Текстопорождающие свойства метафоры хорошо прос­леживаются в лирических стихотворениях. Так, известное стихотворение В.А. Жуковского строится на развертывании и объяснении начального образа.

Знать, солнышко утомлено:

За горы прячется оно;

Луч погашает за лучом

И, алым тонким облачком,

Задернув лик усталый свой,

Уйти готово на покой.

Пора ему и отдохнуть...

Образными и очень добрыми словами поэт далее объясняет, какую работу проделало солнышко, но вот парадокс, типичный для любою высокохудожественного произведения: текст не столько доказывает, сколько опровергает задан­ную мысль, и у читателя рождается не жалость, не сочувст­вие уставшему труженику-солнцу, а восхищение жизнью, благоговение перед солнечным светом, радость бытия, “И вишням дай румяный цвет”, “А тех на гнездышке согрей”, “Не позабудь горячий снег Рассыпать на зеленый сад”, “Зер­ну скорлупку расколи И молодую из земли былинку выведи на свет”.

Метафора порождает текст, но в этом тексте может быть столько же творчества, сколько в самой метафоре.

Многие метафоры лирических стихотворений не нужда­ются в шлейфе объяснений. Придавая изложению эффект объемности, эти метафоры выступают как сигналы другого пласта, другого класса знаний, т.е. обладают свойствами не реального, а потенциального тскстообразования.

Существует жанр, в котором с особенной наглядностью проявляется текстообразующая функция метафор. Это афо­ристические миниатюры. Здесь однако, уместно напомнить о феномене “жанр в жанре”. Афористическая миниатюра, другими словами, развернутый афоризм чаше встречается в ткани художественного текста, нежели в самостоятельном исполнении и окружении себе подобных. Более того, художественные произведения дают едва ли не лучшие образцы развернутых афоризмов, осно­ванных на текстопорождающих свойствах метафор.

“Поколения идут за поколениями, и никто не догадыва­ется, что зло коренится в самом нетерпеливом сердце че­ловеческом, которое боится краткости жизни и хочет всего сейчас, сейчас и не выращивает плод в своем саду, а спешит сорвать его в чужом” (М. Анчаров. Самшитовый лес). “Архитекторы случайностей создать не могут. Умысел всег­да беднее счастливого случая. Город должен иметь интим­ные уголки, паузы, где вырастает поэзия. Городу это нуж­нее, чем деревне” (Д. Гранин. Картина).

Приведенные отрывки содержат элементы афорис­тичности, но нашу мысль они, скорее, опровергают, чем до­казывают, поскольку не начинаются, а завершаются, закан­чиваются метафорами “сорвать плод”, “паузы”. Будем, однако, рассуждать глубже. При неторопли­вом чтении именно благодаря метафоре у человека, воспри­нимающего текст, возникает желание согласиться с мыслью, или опровергнуть ее, или добавить свою аргументацию. В справедливости сказанного легко убедиться на примере афоризмов, ядерная метафорика которых требует нового вчув-ствования, нового осмысления, привнесения “текстового ма­териала” со стороны адресата речи: “Оттенки — лакомство умных” (Ф. Искандер). “Собственная жизнь — прекрасный учебник. Читать его не хотим” (Д. Гранин).

Метафорическое текстообразование можно понимать и буквально, как порождение текста, и иносказательно, как порождение подтекстового слоя.

 

§ 6. ЖАНРООБРАЗУЮЩАЯ ФУНКЦИЯ МЕТАФОР (метафора и жанр)

 

Жанрообразующими можно назвать такие свойства ме­тафоры, которые участвуют в создании определенного жан­ра < …>.

Польский исследователь С. Гайда считает, что между жанровостью и стилем существуют непосредственные связи. Действительно, для загадок и пословиц, од и мадригалов, лирических стихотворений и афористических миниатюр метафора почти обязательна. Аристотель называл загадку хорошо составленной метафорой. Ср.: Шуба нова, на подоле дыра (прорубь). Около кола золотая голова (подсолнух).

Жанрообязательность метафоры в загадках можно доказывать и на материале детского художественного творчества, загадок, придуманных детьми: Стоят два зеленых берега, а между ними не перебраться (берега реки). Рыжие звери под землей живут, землю ногами бьют (землетрясение).

Столь же обязательна метафора в составе пословиц.

Жанрообразующие свойства обнаруживают метафоры в народной примете, которая нередко воспринимается как метафора ситуации. Встретить человека с пустыми ведрами – к неудаче, к пустой дороге. Наоборот, налить чаю гостю по самый край чашки – к полной жизни. Сесть за угол стола – семь лет замуж не выйдешь. Разбить зеркало – к потере близкого человека.

Метафора в поговорке, как правило, на вторых ролях, она создает элемент наигрыша, балагурства, но при этом подчинена требованиям ритма и рифмы и обусловлена ими. Тот же вывод можно сделать о колыбельных песнях, жанрообязательным компонентом которых являются, скорее, олицетворения, нежели метафоры < …>.

Наконец, существуют жанры, чуждые метафорике, говорящие подчеркнуто прямыми смыслами. Это детские страшилки, черный юмор, стихи, созданные с целью испугать собеседника. Жанрообязательным признаком таких стихов является прием умолчания, провал текста.

Жанрообразующая функция метафор просвечивает и через материал других параграфов: этическую функцию метафоры наблюдаем в проповеди, объяснительную — в научно-популярной статье, аутосуггестивную — в молитве. Эти и другие функции метафор наслаиваются на жанрообразующую её природу.

 

§ 7. ЭВРИСТИЧЕСКАЯ ФУНКЦИЯ МЕТАФОР (метафора в научных открытиях)

 

Употребление метафор в научных текстах дает возмож­ность изучить эвристическую, или поисковую, функцию метафоры < …>.

Научный стиль речи не только не чужд образным вкрап­лениям, но сам поиск гипотезы подчас начинается с художе­ственного сравнения, образа. “В теории, — пишет Ю.И. Кулаков, — невозможно каждый раз прибегать к опыту. Развитое чувство прекрасного помогает выделить в теории то, что шероховато, что чуждо природе” (Знание — сила. 1992. № 1).

Проблему “эвристика метафор” можно решать на конк­ретном материале метафор-терминов, как это делают С.С.Гусев, В.В.Налимов. Действительно, рождение термина начинается с метафоры: мантия земли, загар пустыни, пушис­тые множества. Однако эвристичность метафоры кроется в ее гносеологической природе. Метафора лежит в основе мышления, и эту мысль подтверждают современ­ные философские исследования. Приведем интересные цитаты из статьи Н. С. Автономовой “Метафорика и понимание”.

“...Именно метафорический перенос — как чувственно выполненная ипостась аналогии — выступает в качестве главного механизма понимания на всех его уровнях. Вполне понятно, что метафора в таком ее истолковании не есть явление чисто языковое и даже прежде всего им не являет­ся, хотя, конечно, лишь в языке могут быть зафиксированы развитые формы метафорического переноса как механизма понимания… затем происхо­дит процесс, который можно назвать процессом стирания этой изначальной компоненты, выветривания чувственного образа и кристаллизации понятия, хотя идеепорождающая и системопорождающая функция разума — понимание — всегда осуществлялась и осуществляется лишь в образной форме. Таким образом, метафорический перенос лежит и в основе первичного понимания, изначального схватывания целостности, и воснове построения систем более высоких уровней.... Тем самым филологические категории — образ, метафоры и др. — обнаруживают свою гораздо большую, нежели ранее предполагалось, роль в исследовании возмож­ностей и функционирования человеческого сознания”.

В цитируемой работе нет конкретных аргументов в под­держку столь радикальной точки зрения и... есть аргументы, если проанализировать сам язык работы. При всей повышенной теоретичности приведенных отрывков (это резю­ме, выводное знание) даже в них не обошлось без метафор: механизм понимания, выветривание образа, стирание ком­поненты, кристаллизация понятия.

Великолепную иллюстрацию эвристической функции ме­тафор найдем в статье А.П.Огурцова “Герменевтика и есте­ственные науки”, где изучается судьба метафоры “книга природы” и роль этой метафоры в развитии естественных наук. “Известно, что Демокрит сопоставлял буквы алфавита с атомами и по образу написания букв мыслил различение атомов по повороту, положению и форме.... Плотин сравни­вал звезды с буквами, с помощью которых все написано на небе и которые обладают движением. Наблюдение за звез­дами он уподобляет чтению букв алфавита природы, кото­рые обнаруживают порядок и регулярность.... М. Монтень, называя книжную мудрость жалкой, противопоставляет ей знание о природе... Ч. Ляйэлль хотел понять “символический язык, на котором написана автобиография земли” (едини­цей измерения языка является слово, а единицей измере­ния флоры и фауны — вид). Метафорой “книга природы” пользовались Эпикур и Лукреций, Августин и Николай Кузанский, Галилей и Бойль. Отвечая на вопрос: почему эта метафора становится неэвристичной, А. П. Огурцов не соглашается с Гете, писав­шим по этому поводу, что книга перестала быть чем-то свя­щенным. По мысли А.П. Огурцова, “произошла объектива­ция семантико-семиотических структур”, однако и такое объяснение представляется нам неверным, поскольку процесс объективации означал бы сокращение всех метафор, а не только старинных. Думается, что ни од­на метафора не может обладать пожизненной эвристичностыо, вечно эвристическими свойствами, и всеобщность, всеохватность метафоры оборачивается со временем ее традицион­ностью, привычностью. Метафоры могут служить прекрасными методологическими опорами, позволяющими ориентиро­ваться в диалектике известного — неизвестного. Если рань­ше такой метафорической опорой была “книга, которую мы еще только начали читать”, то теперь чаще прибегают к метафоре “айсберг, семь восьмых которого скрыто от наших глаз” или к метафоре “черный ящик” (знаем процессы на входе и выходе и не знаем процессов внутри).

Как обычная метафора приобретает методологические, суперпознавательные свойства, интересно проиллюстрирова­ли в книге “Метафоры, которыми мы живем” Дж. Лакофф и М. Джонсон. Они привели пример наведения исключитель­но удачной метафоры, основанной на английском выраже­нии solution of the problem — “разрешение проблемы”. Вот что рассказано об этом в статье А. Баранова и Ю. Караулова: “...В одном из значений слово solution связано со смыс­лом “растворение”, и некий иранский студент, не очень хо­рошо владеющий английским языком, воспринял это выра­жение как исключительно продуктивную метафору, навевающую образ большого сосуда с дымящейся жидкостью, в которой плавают проблемы в растворенном и нерастворенном виде. В таком метафорическом мире окончательное решение проблемы просто невозможно: цель принимающего решение может заключаться лишь в том, чтобы подобрать такие “реактивы”, которые растворят данную проблему, но не приведут к “выпадению в осадок” еще более сложных проблем. Этим примером исследователи иллюстрируют важ­нейшее свойство метафоры как средства речевого воздействия — ее способность влиять на процесс принятия реше­ний”.

 

§ 8. ОБЪЯСНИТЕЛЬНАЯ ФУНКЦИЯ МЕТАФОР (метафора и понимание)

 

В учебной и научно-популярной литературе метафоры играют совершенно особую роль, помогая усваивать слож­ную научную информацию, терминологию. Если вести речь об учебниках, то метафоры в их объяснительной функции значительно шире использовались в учебниках XIX — на­чала XX в., нежели в ныне действующих учебниках. Для иллюстрации этой мысли сравним следующие тексты.

Кроме внутренних сил, поверхность Земли непре­рывно изменяют внешние процессы: выветривание, ра­бота текучих вод, ледников, ветра, морского прибоя. В отличие от внутриземных процессов внешние направ­лены на разрушение воз­вышенных мест и заполне­ние продуктами разруше­ния углублений на земной поверхности (Герасимова Т.П., Грюнберг Г. Ю., Нe-клюкова Н.П. География. Учебник для 6 класса средней школы. М, 1990. С. 62).

Теперь мы знаем глав­ных ваятелей, и день, и ночь работающих над по­верхностью земли, — это лед, вода, ветер да тепло и холод. Эти ваятели в тече­ние громадного числа веков разрушили когда-то высо­кие горы, бывшие на месте нынешнего Донского кряжа, где теперь добывают ка­менный уголь... И от моло­дого и могучего когда-то хребта осталось теперь од­но воспоминание (Вахтеровы В. и Э. Мир в рассказах для детей: Четвертая после букваря книга для классного чтения в началь­ных училищах. М., 1913. С. 267).

Казалось бы, сравнение ветра с ваятелем немного дает детям, поскольку в рассмотренных учебниках текст сопровождается рисун­ками, фотографиями, схемами, и тем не менее сравнения и метафоры обеспечивают своеобразное предпонимание, то образное поле, в котором крепче укореняются семена чис­той теории, иначе мы не могли бы объяснить такое явление в старинных учебниках, как преобладание, превалирование метафоры над объясняемым понятием < …>.

Объяснительные возможности метафоры зависят не только от удачного выбора метафоры или сравнения, но и от сте­пени развернутости образной символики, так что объясни­тельные свойства метафоры тесно сопряжены с текстообразующими ее свойствами < …>.

⇐ Предыдущая18192021222324252627Следующая ⇒

Поделиться:

Популярное:

1. I. Выделение (узнавание) звука на фоне слова
2. I. Дополните предложения данными словами. Переведите предложения на русский язык.
3. I. Слова на праздники Господни и Богородичные
4. II. Вычленение первого и последнего звука из слова
5. II. Однородные члены предложения могут отделяться от обобщающего слова знаком тире (вместо обычного в таком случае двоеточия), если они выполняют функцию приложения со значением уточнения.
6. II. Приготовьтесь к проверочной работе на тему «Трудные слова»: запомните правописание слов и объясните их значение.
7. II. Слова на праздники святых
8. III. Слова на дни воскресные, недельные и на особые случаи
9. III. Типы и виды лингвистических словарей.
10. V. Анализ типов значений слова
11. VI.2. Педагогический стиль и его влияние на межличностные отношения и психологический климат в коллективе класса.
12. VII. Обретение реального мира