Различия между языковой метафорой и безобразным производным значением

ЯМ

БПЗ

1. В основе семантического сдвига лежит эмпирический признак, нерелевантный для семантической структуры исходной семемы. 2. Низкая номинативная значимость (зависимость от исходного значения). 3. Связь словесного знака с денотатомопосредована исходной реалией («удвоение денотата»). Семантическая двуплановость. 4. Экспрессивная и оценочная насыщенность.

В основе семантического сдвига лежит признак, вычленяемый логическим путем, релевантный для семантической структуры исходной семемы. Высокая номинативная значимость (относительная самостоятельность). Непосредственная связь словесного знака с денотатом Нет двупланности. Экспрессивная и оценочная нейтральность.

Языковая и генетическая метафора

Пройдя длительный путь развития в языке, метафора либо превращается в абстрактноепонятие (подавить восстание, часы отстают, солнце встает и т.п.), либо становится единицей номинации, утратив всякую связь с первоначальным образом и уже не обнаруживая никакой стилистической или экспрессивной выразительности (нос лодки, ручка двери, горлышко бутылки и т.п.).

Существует целая серия терминов, определяющих характер «бывшей» метафоры: метафора «номинативна.я» (Арутюнова), лексическая, лексикализованная, окаменевшая, привычная, мертвая, стертая» (Ахманова), «генетическая», «терминологическая» (Корольков), «односторонняя семасиологическая» (Гак), метафора«по происхождению, стершаяся, поблекшая, эксметафора» (Черкасова). Термин г е н е т и ч е с к a я м е т а ф о р а [ГМ] обобщенно и достаточно точно отражает сущность этого языкового явления: первоначальную метафоричность и утрату образности в современном языке, семантический рапад слова – разрыв связи с источником наименования. Именно этими обстоятельствами обусловлены все характерные особенности такой лексики (семантические, номинативные, экспрессивные и др.).

< …> Мы рассматриваем ГМ не как тип (или вариант) ЯМ, а как смежное с ЯМ семантическое явление. Общность происхождения не обеспечивает единства в синхронном плане. ГМ, в отличие от ЯМ не обладает образным элементом, не обнаруживает семантической двойственности, семантически независима. Чтобы воспринять ГМ, не нужно мысленно возвращаться к исходному значению. < …> Для ГМ характерна утрата мотивированности, выпадение элемента сопоставления из семантической структуры слова. Утрата связи с исходным значением в семасиологическом плане означает возвращение к обычной, непосредственной денотативной отнесенности: если при «живой» метафоре наблюдается двойственная связь с денотатом (удвоение денотата), придающая ей семантическую двуплановость, то в ГМ — непосредственная связь с новым денотатом, без соотнесения с первоначальным, иными словами, ГМ в синхроническом плане воспринимается как первичная номинация (Арутюнова).

Вместе с тем существует ГМ, утратившая двуплановый характер, но сохранившая коннотативное содержание (эмоциональность, экспрессивность, оценку). Более того, в определенных разрядах такой лексики экспрессивность заполняет денотативную часть семантики ГМ. Ср.: загвоздка, карга, обормот, олух, фискал, волынить, клянчить, куражиться и т.п. Нет живой связи с первоначальным наименованием, значит, нет и метафоры. Чтобы установить утраченную связь с источником метафоризации в словах такого рода, приходится обращаться либо к этимологическому анализу, либо к сведениям из других языков, либо к фактам истории: олух — 'невежа, дурак' — из старого волух (пастух волов); дылда — 'человек высокого роста' — из польского dyl (половица); мыкаться — 'скитаться, испытывать нужду, невзгоды' — из диалектного мыкать (чесать лен, пеньку); карга — 'сварливая, злая или безобразная старуха' – из диалектного карга (ворона).

Как видно из приведенных примеров, реалия, послужившая источником метафорнзации, либо исчезла, либо по тем или иным причинам не известна членам языкового коллектива.

Другой вид эмоциональной метафоры составляют так называемые «интенсивы» (термин Н.А. Лукьяновой): бахнуть, жахнуть, жарить, тяпнуть, ухнуть и т.п. В этой лексике также утрачена семантическая связь с исходным значением, но сохранена экспрессивная мотивированность — одно и то же слово может обозначать разные явления, нередко не обнаруживающие никаких видимых связей; так, глагол хватить может обозначать какое угодно интенсивное действие: изловчиться, урвать что-л., выпить, быстро глотнуть, перенести, испытать что-л. Тяжелое, допустить крайнее преувеличение в чём-л., неожиданно поразить, сильно ударить, внезапно начать делать что-л., появиться быстро, внезапно.

К виду ГМ относятся, по нашему мнению, профессионализмы — наименования орудий труда, их частей, трудовых процессов и т. д. по сходству с предметами быта, с частями человеческого тела, по ассоциации с животными: козел 'застывший металл', коза 'вагонетка', свинка 'слиток металла', колено (трубы), бородка (ключа), гусеница (трактора) и т.д. Терминологические обозначения общеизвестных реалий (баранка, шкурка, гусеница трактора и под.) имеют в языке тот же статус, что и обычные ГМ (спинка стула, горлышко бутылки и под.), так как не соотносятся в языковом сознании говорящих с реалиями, по-служившими в момент наименования источником семантического развития. Несколько сложнее обстоит дело с названиями предметов, не известных за пределами узкой профессиональной среды: козел, свинка, гузка и т. д.). «Экзотичностъ» (для неспециалиста) этих обозначений, незнание соответствующих им реалий вызывает мгновенную и стойкую ассоциацию с источником наименования (козел — животное), и это может быть воспринято как двойственное метафоре удвоение денотата. Однако это псевдометафоричность: в пределах профессионального языка такие слова, выполняя функцию терминов, лишены какой бы то ни было экзотичности и двуплановости.

Семантический посредник метафоризации. Семантические виды языковой метафоры

Символ метафоры

< …> А. А. Потебня, глубоко исследовавший психологическую сущность метафоры, выделил опосредующее звено между двумя предметами и назвал его средством апперцепции. Так посредником Потебня считает как общие черты, которые могут быть обнаружены между двумя разнородными группами восприятий, так и само слово (собственно метафору.— Г. С.) [Потебня, 1862].

Идеи Потебни намного предвосхитили современные исследования семантического устройства ЯМ, поиски и определение той части семантики, того семантического компонента, который непосредственно осуществляет «перенесение» признака от одной группы восприятий к другой.

Эти вопросы вызывают множество разногласий. По-видимому, можно считать общепризнанным тот факт, что при метафорическом процессе некоторая часть семантического содержания исходного значения переносится в метафорическое значение, либо оставаясь при этом, неизменной, либо претерпевая те или иные смысловые модификации [Потебня, 1862; Веселовский, 1898; Выготский, Кацнельсон, 1965].

Распространена (и даже признается общепринятой [Черкасова, 1968; Бессарабова, 1987]) точка зрения, согласно которой метафорический перенос совершается на основании общего семантического элемента (компонента)< …>.

Другая точка зрения такова: признак, служащий основой метафорического переноса, не только не релевантен для семантической структуры переосмысляемого слова, но часто вообще не является элементом этой структуры, а зависимость метафорического значения от исходного определяется вовсе не повторением в метафорическом значении элементов, существенных для номинативных значений, а «отражением в них ассоциативных, или репре-ентативных, признаков, то есть признаков, так или иначе отражающих представления, связанные с обозначаемыми данными словами предметами и явлениями» [Шмелев, 1973]. Д.Н.Шмелевым была также высказана мысль, что такой признак, являясь устойчивой ассоциацией, связанной с представлением о явлении, которое обозначает слово, не может считаться ни дифференциальной семой, ни вообще конструктивным элементом значения [Шме-ев, 1973]. В дальнейшем, сопоставляя толкования основных и переносных значений слов (в разряде зооморфизмов), Д.Н.Шмелев делает вывод, что в толкованиях сходных значений «нет и намека на те качества, которые закреплены за ними при их применении к людям» [Шмелев, 1982]. Мысль о том, что коннотативный признак, служащий основой метафорического переноса, не входит в основное значение слова и нерелевантен для исходного значения, последовательно проводится В.Н.Телией [Телия, 1977, 1981], высказывалась также Н.3.Котеловой [Котелова, 1975].

Думается, что непримиримость описанных позиций в значительной мере основана на разном понимании объема ЛЗ. Сторонники первой позиции на основе интегрального подхода трактуют ЛЗ широко — как структуру, включающую, кроме денотативного содержания, все коннотативные наслоения, откуда и черпаются «общие семантические элементы». Сторонники второй позиции, напротив, трактуют ЛЗ в соответствии с дифференциальным подходом как денотативное содержание, оставляя за его пределами коннотативную сферу.

В настоящем исследовании принято итегральное понимание ЛЗ. При этом общим для двух значений мы считаем только такой семантический элемент, который в обоих ЛСВ выполняет структурно-дифференциальные функции, входит в денотативное ядро, который поэтому одинаково релевантен для исходного и метафорического значений и фиксируется в словарных дефинициях как в метафорическом, так и в исходном значениях.

Системный анализ обширного словарного материала показал, что характерным для ЯМ можно считать отсутствие общего с исходным значением семантического элемента. В тех относительно немногочисленных случаях, когда такой компонент семантики вычленяется и фиксируется, он имеет субъективный характер, неустойчив, легко трансформируется и разрушается и тем самым обнаруживает свою семантическую несостоятельность.

Компонент семантики, осуществляющий смысловую связь метафорического значения с исходным, обладает разной степенью сложности.

Такой элемент семантики может представлять собой конкретный признак, который лежит на поверхности, легко вычленяется и эксплицитно привязывает метафорическое значение к исходному: Белый плащ с багряной подбивкой возник в высоте на камен утесе над краем человеческого моря. (Булгаков. Мастер и Маргарита.) (Вычленяется сема «обширное пространство»). Вероника почувствовала, как погружается в океан безысходности. (Токарева. Длинный день.) Ввергнутый в пучину обид, ослабевший от банного угара, ... мальчик отыскивал в глухом углу возле каменки свою одежонку. (Астафьев. Ода русскому огороду.) (Вычленяется сема «глубина»). В других случаях в основе метафоризации лежит не конкретный признак, который можно выделить и обозначить, а не общее или сходное впечатление», производимое сопоставляемыми предметами. По этому принципу создаются целые ряды метафорической лексики, в частности многие экспрессивные наименования-характеристики человека: выдра, овца, телестолб, чурбан, кисель, тюфяк и т.п. Называя человека подобным именем, мы часто не имеем в виду какое-либо одно конкретное свойство, а отражаем общее, часто не поддающееся точному определению впечатление (которое только в словах расчленяется на частные признаки и ассоциации): выдра: непривлекательная, обычно худая, также злобная; индюк: глупый, заносчивый, надменный; корова: толстая, неуклюжая, также глупая; кувалда: грубая, неуклюжая, невоспитанная и т.д.

Роль семантического посредника между исходным и метафорическим значениями может выполнять множество сем (обычно нерасчлененное, диффузное), которыескрыты в глубине семантической структуры и извлекаются из при метафоризации. В ЯМ может актуализоваться сема, не только не релевантная для денотата, но даже противоречащая обыденному представлению об объекте, однако всякий раз обнаруживаемая пои глубинном анализе (в частности, психологическом). Иными рловами, ЛЗ ЯМ связано с исходным денотатом и детерминировано его свойствами, хотя эти свойства не фиксируются в семантической структуре исходного значения, а извлекаются из ее глубин. Такой компонент семантики, связывающий метафорическое значение с исходным, мы называем символом м е т а ф о р ы. Во-первых, термин «символ метафоры» приложим не только к единичной семе, но и к множеству сем (ср. традиционные термины коннотативная сема, ассоциативный признак, средство апперцепции и т. п.). Во-вторых, этот термин связывает источник метафоры и готовую метафору и представляет их в единстве: признак, который в семантической структуре сходного значения относился к сфере коннотаций, в метафоре перемещается в денотативную часть, становится дифференциальной семой.

В самом деле, если в номинативном значении слова лиса сема «хитрость» является потенциальной, т.е. не входит в денотативное ядро, а лишь отражает некое приписываемое человеком этому животному качество, то в ЯМ лиса сема «хитрость» становится дифференциальной, определяя семантику ЛЗ в целом и его денотат. Таким образом, символ метафоры может быть представлен как коннотативный признак исходного значения, преобразованный в процессе метафоризации в определяющий признак метафорнческого значения, иначе, как потенциальная сема исходного значения, преобразованная в дифференциальную сему метафоры.

Итак, под символом метафоры мы понимаем элемент семантики, состоящий либо из одной семы, либо из совокупности сем, который в исходном номинативном значении относится к сфере коннотации, а в метафорическом значении входит в денотативное содержание в качестве ядерных (дифференциальных) сем и служит основанием смысловых преобразований в процессе метафоризации.

Символ метафоры выполняет функции предмета квалификации, отражая сложную, сдвоенную структуру квалификации в ЯМ.

Е.М.Вольф определила типовую квалификативную структуру как четырехкомпонентную: собственно квалификация, субъект квалификации, объект квалификации и основание квалификации [Вольф, 1978]. В.Н.Телия усложнила эту структуру, вычленив также предмет квалификации — те свойства реалии, которые стимулируют эмотивную реакцию субъекта речи; например, квалификативная структура слова кляча 'изможденная лошадь' реализуется следующим образом кляча — такая лошадь (объект квалификации), которую говорящий (субъект квалификации) считает по сравнению с «нормальными» лошадьми (основание квалификации) плохой (собственно квалификация) из-за немощности или неказистого вида (предмет квалификаций) [Телия, 1981].

При метафорическом переносе квалификативная структура усложняется — удваивается вместе с удвоением денотата.

Рассмотрим в связи с этим ЯМ кляча «изнуренная, некрасивая женщина». Такая метафора имеет два предмета квалификации: оценку лошади [K1] и оценку женщины [K2] В соответствии с этим удваивается вся квалификативная структура, появляется объект вторичной квалификации, удваиваются предмет и основание квалификации (вполне понятно, что субъект первичной и вторичной квалификации совпадает). Схема развертывается следующим образом: кляча — такая женщина (объект вторичной квалификации / ОК2 /), которую говорящий (субъект вторичной квалификации СК2) считает по сравнению с нормальными женщинами (основание вторичной квалификации / ОснК.2 /) плохой (собственно вторичная квалификация [К2] ) из за ее изнуренного вида (предмет вторичной квалификации [ПК2] ) на основании сходства по ассоциации и изнуренным видом (предмет первичной квалификации [ПК1]) плохой лошади (собственно первичная квалификация [K1]) которая по сравнению с нормальными лошадьми (основание первичной квалификации [OK1]) говорящий (субъект первичной квалификации [СK1]) называет клячей (объект пеовичнои квалификации [OK1]).

Предмет квалификации (основной и вторичной поедставленной в их единстве) и формирует символ метафоры «изнуренный (+ слабый + неказистый)».

Таким образом, при метафоризации происходит как бы двоякая, поэтапная квалификация: прежде чем назвать хитрого человека лисой, трусливого — зайцем, неуклюжего — медведем и т.п., нужно связать эти качества с животными — т.е. квалифицировать каждое животное соответствующим образом.

⇐ Предыдущая 16 17 18 19 202122 23 24 25 Следующая ⇒