СЛОВАРЬ ОМОНИМОВ РУССКОГО ЯЗЫКА

 

Высокий уровень развития советской лексикографии проявляется в том, что выделение разных слоев и аспектов лексики языка из общего (толкового или переводного) словаря становится все более многообраз­ным и научно обоснованным. Все больше создается словарей, представ­ляющих в законченном виде ту или другую из микросистем лексики данного языка: словари синонимов, «ложные друзья переводчика», фразеологические словари, словари сокращений, названий жителей и др. Хотя наличие в словарном составе подобного рода «микро-» или «подсистем» можно считать научно установленным, довести этот факт до сознания пользующихся языком, раскрыть его значение можно толь­ко через соответствующие лексикографические пособия.

Словарь давно уже перестал у нас быть просто справочником. Все расширяющиеся и углубляющиеся изыскания в области теории и прак­тики лексикографии дают вполне ощутимый результат: каждый новый вид словаря теперь источник детально разработанной, практически исчерпывающей информации о данной конкретной лексической области.

Именно одним из таких пособий и должен явиться словарь омони­мов. Как известно, внимание к проблемам омонимии было привлечено еще в 20-х годах широко известными работами Л.А.Булаховского, Л.В.Щербы, В.В.Виноградова, причем уже в 1940 г. В.В.Виноградов оставил со всей ясностью вопрос об омонимии не просто в общетеорети­ческом плане, но и применительно к лексикографии [116]. В статье «О грам­матической омонимии в современном русском языке»[117] В.В.Виногра­дов на конкретных примерах показал недостатки толковых словарей русского языка, бессистемно трактовавших аналогичные случаи то как разные значения одного и того же слова, то как разные слова — омони­мы. Исследования в этой области А.И.Смирницкого предстали в виде законченной системы в Русско-английском словаре, изданном под его редакцией.

Что же такое омоним и как следует вообще подходить к вопросу об омонимии? Прежде всего необходимо еще раз обратить внимание на то, что о м о н и м ы и о м о н и м и я относятся к тем лингвистическим понятиям, которые конституируются наличием определенного отно­шения. Иными словами, нельзя говорить об о м о н и м е, т. е. характеризовать то или другое слово в отдельности как омоним. Можно только говорить об омонимах как о разных словах, совпавших по своему внешнему облику. Точно так же, уточняя дефиницию, можно определять омонимы как два (или более) слова, состоящие из тож­дественных фонемных рядов и различающиеся только семантически или грамматически, или и семантически и грамматически одновременно [118].

Понятно, что такие определения будут иметь смысл только если считать, что само понятие «слова» является в достаточной степени ясным и определенным.

Не имея возможности подробнее остановиться здесь на этом вопросе, следует тем не менее сказать, что одним из крупнейших достижений советского языкознания, нашедшим отражение и в советской лексикогра­фии, является то, что у нас преодолено свойственное многим языковед­ческим направлениям неразличение слова — с одной стороны, и его лексического или грамматического варианта, или формы, или разновид­ности — с другой.

Слова, как наиболее полноценные языковые единицы, в результате общественного применения языка с объективной необходимостью ока­зываются связанными с определенными «единицами внешней оболочки». Материальная языковая оболочка постольку и является языковой обо­лочкой, поскольку она наполнена определенным смысловым содержа­нием. Поэтому наиболее естественным было бы такое положение, при котором каждой единице языкового смысла соответствовала бы отдель­ная и строго закрепленная за ней единица внешней оболочки. Однако этого положения, которое, отвлеченно рассуждая, и могло бы казаться желательным, удобным и т. п., на самом деле не существует. Обычно единицы внешней оболочки оказываются как бы растяжимыми, легко допускающими соотнесение их со все новыми и новыми разновидностя­ми и оттенками языкового содержания или значения. Отсюда обычное сосуществование в границах одного слова весьма разнообразных лексико-семантических его вариантов (или «разных значений»), не разру­шающих, однако, его тождества.

От этого положения, представляющего общее правило, общий закон функционирования и развития языковых единиц, принципиально отли­чаются те случаи, когда единицы внешней оболочки оказываются как бы сдублированными, а иногда и утроенными, учетверенными. Это про­исходит тогда, когда они оказываются связанными (или соотнесенными) с настолько разными единицами смысла, что наличие для каждой в от­дельности одной и той же внешней оболочки выступает уже как возник­шее в результате какого-то особого стечения обстоятельств. Поскольку общим правилом функционирования языковых единиц является закрепленность данной внешней оболочки за определенными единицами зна­чения, факт объединения в одной и той же единице внешней оболочки совершенно различных значений требует особого изучения. Следует за­метить, что «бремя доказательства» (onus probandi) в таких случаях падает на того, кто рассматривает данное семантическое расщепление звукового комплекса как омонимию, а не как разветвленную полисе­мию, т. е. разросшуюся, расширившуюся совокупность лексико-семан-тических вариантов одного и того же слова.

Как же, на основании каких правил и критериев можно отграни­чивать разные значения одного и того же слова от разных слов — омо­нимов? Думается, что совершенно правы те авторы, которые объясняют неупорядоченность в существующих общих словарях (о чем было ска­зано выше) отсутствием достаточно строгой методики, достаточно опре­деленной общеметодической и общетеоретической основы для того, чтобы можно было принимать однозначные решения в бесконечном количестве разнообразнейших конкретных случаев. Как показывает материал, ос­новным критерием и должен явиться системный характер представляемых лексико-семантических отношений: тот или иной ин­дивидуальный случай должен трактоваться как представитель того или другого типа. Важно отметить, в связи со сказанным, что разные типы составляют по отношению друг к другу сложную иерархию: степень «омонимизации», или «омонимности», того или другого лексико-семантического отношения может быть далёко не одинаковой.

Высказанные соображения и исследованный материал заставляют нас коснуться вопроса о тех разнообразных случаях несовместимости звучания и значения, которые акад. В.В.Виноградов назвал «омоформией», т. е. случаев «одинакового звучания» при «несовместимости зна­чений» не в слове в целом (как совокупности всех его грамматических форм), а лишь в какой-то части его форм. Однако полное описание всех случаев и типов в этом аспекте вряд ли возможно при современном со­стоянии исследования. По-видимому, пока целесообразно сосредото­читься на омонимии словарных форм[119], т. е. тех форм слов, которые традиционно выступают как их представители в словарях, при изучении языков и вообще во всех тех случаях, когда слова становятся ре орудиями, а предметом речи. Следует напомнить, в связи со сказанным, что в очень большом количестве случаев разные формы слова являются потенциальными: говорящий может, теоретически рассуждая, образовать их, если нужно. Однако очень часто он не будет уверен в том, что образовал данную форму правильно, и предпочтет обратиться к более привычным выражениям. Так, например, сказать «игра часто кончалась патами», или «плата по разным таксам» как будто бы и можно, но в обычной речи... лучше не надо!

Итак, имея в виду словарные формы слов, основными типами омони­мов являются следующие:

I. Слова с выраженной морфологической структурой. Омонимия их обусловливается семантической не­совместимостью либо основной, либо формальной части или даже несовместимостью как основной, так и формальной частей. Невозможность объединения единиц этого рода в системе значений одного слова может определяться также такими особенностями их строения, которые более или менее регулярно воспроизводятся, имеют системный характер, т. е. такими их свойствами, которые раскрываются только в системе структурно-семантических оппозиций данного языка.

Этот важнейший тип подразделяется на 5 подтипов:

1. Омонимия основ. К этому подтипу относятся такие про­изводные слова, которые оказываются семантически несовместимыми потому, что они образованы от разных производящих основ. Так, напри­мер, колкий I (колкая трава, колкая насмешка) и колкий II (колкий сахар, колкие дрова) произведены соответственно от колоть I (колоть иглой) и колоть II (колоть дрова); перетопить I, II и III произведены соответ­ственно от топить I (топить печь), топить II (топить сало) и топить III (топить человека); многозначный I и II — соответственно от значение и знак и т. д.

Таким образом закономерно омонимируются целые лексико-грамматические классы слов. Так, например, при омонимии исходных гла­голов автоматически омонимируются отглагольные существительные (визирование I, II при наличии визировать I, II; баловство I, П от баловать I, II; уравнивание I, II от уравнивать I, II и мн. др.), при омонимии основ существительных — соответствующие относительные прилага­тельные (гранатовый I, II от гранат I, II; базисный I, II от базис I, II; угарный I, II от угар I, II и др.).

2. Омонимия аффиксов. Сказанное выше об омонимии основ mutatis mutandis относится и к этому подтипу. Семантический анализ приставок дает все основания для вывода о наличии 6 омонимич­ных приставок пере.., 2 омонимичных приставок за.., до.., 5 приставок о (об, обо, объ)... [120]. Поэтому глаголы, образованные с этими пристав­ками, являются омонимами.

Аналогичный анализ проделан и для суффиксальных образований. Такие суффиксы, как ...ник I, II, ...тель I, II, также порождают произ­водную омонимию. См., например, ночник I, II, держатель I, II и др.

В связи с этим следует заметить, что в исследованиях по омонимии наиболее спорными представляются случаи типа финка, полька, однако поскольку основным критерием является именно тот или иной характер системных отношений, финка I (соотносимая с финн) и полька I (соотносимая с поляк) не могут объединиться в семантической структуре одного и того же слова с финка II (нож) и полька II (танец).

Хотя в словарь в соответствии со сказанным выше должны были бы входить только словарные формы слов, в него тем не менее включается омонимия множественного числа некоторых существительных с соответ­ствующим лексикализованным образованием, вследствие того, что вооб­ще категория числа существительных не представляет собой граммати­ческой категории в полном смысле этого слова. Это такие пары, как бурки (бурка и валенок), верхи (верх и руководящие верхи), горелки (горелка и игра), курсы (курс и учебное заведение), низы (низ и непри­вилегированные классы), ноготки (ноготь и цветы), очки (очко и для глаз), плавки (плавка и от плавать), счеты (счет и прибор), хоры (хор и галерея), чары (чара и волшебство), часы (час и золотые часы) и т. п.

3. Разная степень членимости, т.е. неодинаковая морфологическая мотивированность построения омонимически противо­поставляемых слов. Хотя оба омонима в таких случаях восходят к од­ной и той же словопроизводственной модели, семантическая и морфоло­гическая их связь с производящей основой разная; ср., например, вы­править гранки (править гранки) и выправить паспорт. Такое же отно­шение наблюдается в выглядеть I, II, донести I, II, отбывать I, II, плестись I, II и т. д.

4. Различие внутренней структуры, не имеющее открытого выражения в словарной форме. Хотя определение этого под­типа и противоречит как будто бы определению данного типа в целом, он включается именно сюда, так как в конечном счете этот вид омонимии все же определяется морфологическими особенностями, хотя и неявного свойства. Так, например, самострел I — это то, что само стреляет (вид оружия), тогда как самострел II — это стреляние в себя или тот, кто с а м в себя стреляет, газоход I — то, по чему идет газ, то, что является ходом для газа, а газоход II — то, что ходит газом, при помощи газа, см. также другие примеры (при­вод, порыв, припек). Эти сравнительно немногочисленные случаи пред­ставляют тем не менее большой интерес, так как здесь проявляются те особенности морфологической структуры, которые носят название криптотипических (covert, cryptotype) и особенно важны для исследова­ния причин и типов полного совпадения звучания при явной несов­местимости значения.

5. Несовпадение (различие) по принадлеж­ности к частям речи, т.е. лексико-грамматическая несов­местимость, например, печь I, II, пасть I, II, знать I, II, III.

Как было сказано выше, настоящее пособие строго ограничивается только словарными формами, поэтому включение этого подтипа в сло­варь (несмотря на то, что в целом парадигмы этих слов, конечно, совер­шенно различны) является вполне оправданным.

Объединенные в типе I со всеми его подразделениями разнообразные виды отношения представляют наибольший интерес. Входящие сюда омонимы являются структурно сложными и их выделение основывается на изучении их морфологического строения. Поскольку слово — это единство лексического и грамматического, вещественного и формаль­ного, вполне обоснованным представляется следующий постулат: если несовместимым оказывается значение хотя бы в одной морфологической части сравниваемых единиц, их следует считать омонимами. Поэтому в эту категорию включаются многочисленные и разнообразные приста­вочные глаголы, прилагательное и существительное, склоняющееся как прилагательное, и т. п. Из аналогичных соображений в эту кате­горию входят также многочисленные и разнообразные слова с десемантизированным уменьшительным суффиксом, потому что они, в отли­чие от своих омонимов, несоотносимы с основными словами, и многие другие.

II. Исконно разные слова. В эту группу входят такие случаи, в которых семантическая несовместимость определяется характером их прототипов, т. е. семантическими отношениями, установившимися за пределами данной синхронической системы и, поэтому, необъяс­нимыми в рамках этой последней, например, брак I, II, кран I, II, рейд I, II, лук I, II, такса I, II, топить I, II, III. Вполне понятно, что объ­яснение здесь может быть только диахроническим, т.е. в терминах уже прежде осуществлявшихся фонетических процессов.

Как видно из приведенных примеров, слова, относимые к этому типу, далеко не однородны: наряду с такими словами, как кран I, II или рейд I, II, которые генетически различны, т. е. восходят к совершен­но разным словам и даже из разных языков, сюда включаются омонимы лук I, II, топить I, II, III, где все слова являются исконно разными сло­вами и относятся к данному типу только потому, что несовместимость их значений восходит к ранним периодам развития русского языка и та­ким образом тоже выводится за пределы данной синхронической системы. Ср. также лебедка I, II.

III. Разошедшаяся полисемия. Как явствует из сказанного в начале настоящего предисловия и из литературы вопроса, именно этот тип омонимии вызывает наибольшие сомнения и трудности. В большом числе случаев омонимия здесь находится in statu nascendi и даже в тех случаях, когда процесс можно считать завершившимся, объективным критерием оказываются такие факторы, как различие словообразовательных рядов, характер словосочетаний и т. п. В слова­ре сделана попытка разделить «завершившиеся» и «незавершившиеся» процессы распада полисемии (см. статью о пользовании словарем § 5).

Как показывает языковой материал, между типами II и III нет неподвижной — постоянной и неизменной границы, поскольку именно такова природа соотношения синхронии и диахронии вообще. См., например, палата I, II, белый I, II, красный I, II, кулак I, II, пионер I, II, парк I, II [121].

В тексте словаря принадлежность к данному типу (или подтипу) обозначается индексами I1, I2, I3 I4, I5, II и III. Однако сложность омонимических отношений, в особенности если имеется не два, а три и более членов в данной омонимической группе, приводит к необходимости «накопления» индексов. Так, например, перетопить I—III сопровож­дается индексами I1, I2, потому что в этом случае совмещается омонимия основ и омонимия аффиксов. В случае переваривать I—IV совмещают­ся индексы I1, Iз, III, в статье перекосить I—III индексы I1, I2 и т. д. Вместе с тем, и при отсутствии такого накопления, выбор даже одного индекса оказывается затруднительным, особенно в так называе­мых пограничных, или промежуточных, случаях..Решается вопрос тогда следующим образом: из всех возможных (или даже в той или иной сте­пени выраженных) выбирается тот признак, который выступает как наиболее очевидный.

Описанные типы омонимических отношений создают основу как для более широких обобщений, так и для более углубленного исследования отдельных микросистем. Как показало исследование, наиболее последо­вательно те или другие виды омонимии проявляются в системе русского глагола, где оказывается возможным выделить регулярно воспроизводящиеся ряды, или цепочки, словообразовательных омонимических от­ношений. Например, глаголы быть, вести, вить, брать и др. вполне закономерно дают целый ряд производных, образованных при помощи омонимических аффиксов, в результате чего столь же закономерно воз­никают омонимические пары и даже ряды—забрать, перебирать(ся), добираться, прибыть, сбыть, развить, перевить и т. д.

Следующей ступенью, или шагом, оказываются соответствующие омонимичные существительные — забор, переборка, которые, в свою очередь, могут порождать омонимичные прилагательные.

Вся совокупность омонимических отношений этого рода, следова­тельно, возводится к одному основному глаголу, не имеющему омонимии в исходной форме [122].

В отличие, от только что описанного случая, выделяется ряд, или цепочка, или система омонимических отношений, восходящих к таким основным глаголам, которые являются омонимами уже сами по себе, т. е. к таким, как ходить I, II, бродить I, П, болтать I, II, бить I, II, III и т.д.

Хотя здесь отношения между производными развиваются в общем по той же модели, т.е, образуется прежде всего большое количество омонимичных приставочных глаголов, затем существительные и прила­гательные, структурно-семантический характер системы в целом ока­зывается совершенно другим [123].

Третий интересный тип отношений представляют собой те пары и ряды, которые восходят к двум неомонимичным гла­голам, таким как купать/купить, валять/валить, сыпать/спать и др. [124]

Понятно, что сосредоточиваясь на одном каком-то аспекте струк­турно-семантических отношений, мы не должны забывать, что реально мы всегда имеем дело с целым комплексом сложнейших переплетений разных параметров, таких, как, например, разная членимость, индиви­дуальное своеобразие внутренней структуры, семантический распад и др. Поэтому исчерпывающее разъяснение особенностей той или иной конкретной пары (или ряда) омонимических отношений возможно толь­ко в виде отдельных словарных статен, к которым и отсылается чи­татель.

Приведенные материалы достаточно убедительно говорят о необ­ходимости дифференцированного подхода к данной многообразной и сложной лексической области. Необходимо добавить, что трудности, с которыми до сих пор встречаются здесь исследователи, могут быть преодолены только при условии, если реальное положение дел будет вполне принято во внимание. Иными словами, исследование не сможет продвинуться, если методологической основой описания будет оставаться ригористическая (и, добавим, метафизическая) дихотомия: «омоним — не омоним». Как неоднократно отмечалось в литературе в связи с исследованием различных «ярусов» языка[125], изучение естест­венных человеческих языков (в отличие от искусственных — ин­формационно-логических, машинных и т. п.) не может быть эффектив­ным, если не будет найдено способа описывать и классифицировать яв­ления, характеризующиеся сложными переплетениями элементарных признаков. В нашем случае такими признаками (в терминах исследова­тельского процесса «шагами», «вопросами» и т. п.) являются следующие (не считая более общего критерия выраженности — невыраженности омонимии, ср. выше стр. 6, 7): 1) идентичны ли сравниваемые единицы с точки зрения разных сфер употребления — общий язык — специальнтерминология; 2) синхронизировано или нет данное соотношение; 3) установлена ли их принадлежность к одной и той же территориальной разновидности языка (поскольку проблема интердиалектной омонимии представляет совсем особый вопрос); 4) имеется ли явное различие в сти­листических (метасемиотических) коннотациях сопоставляемых единиц. Приведем примеры.

1) Разные сферы употребления: парить I (парить овощи, парить кого-н. в бане) и спец, —парить П (оставлять под паром); перебрать I (крупу) и спец.—перебрать II (строчку, статью), травить I (мышей), травить II (зверя) и спец.—травить III (узоры, клише), спец.—тра­вить IV (якорь, цепь).

2) Не синхронизированное, т. е. не одновременное отношение: рядить I (во что-н.) и устар.— рядить II (работников), шпиц I (церкви) устар. и шпиц II (собака), печатать I (ставить печать) устар. и печатать II (на машинке), полагать I (все силы) устар. и полагать II (полагаю, что приеду) и мн. др.

3) Отношение, усложненное «территориальной» неоднородностью единиц: бабка I (бабушка) и обл. —бабка III (льна), бурак I (свекла) и бурак II (из бересты).

4) Отношение, осложненное различием метасемиотического характе­ра (различием стилистическим): больно I (больно удариться) и прост. — больно II (больно умен), пайка I (от паять) и прост. — пайка II (пайка хлеба), треснуть I (стакан треснул) и прост. —треснуть II (кого-н.).

В словаре на принадлежность слова к той или другой из перечислен­ных выше четырех подсистем указывает снабжение его особой пометой, соответственно: спец., устар., обл. и прост.

Омонимы в словаре снабжаются переводами на английский, фран­цузский и немецкий языки. Это сделано для того, чтобы еще более ясно показать семантическую несовместимость, противопоставляемость лек­сических единиц.

Необходимо заметить, что именно демонстрация омо­нимичности представляет собой единственную цель введения в словарь иноязычных эквивалентов. Вполне понятно, что по характеру работы анализ значений и многообразное их воспроизведение на других языках были бы не только невозможны, но и совершенно не нужны. Так, например, два русских глагола вывесить I и вывесить II имеют каж­дый по 2 значения и, далее, ряд употреблений, для разъяснения которых на другом языке необходима соответствующим образом разработанная словарная статья. Для наших же целей (и в пределах данного лексико­графического задания) требуется только достаточно четко противо­поставить вывесить (повесить) и вывесить (взвесить) < …>.

 

Печатается по кн. Ахманова О.С. Словарь омонимов русского языка. М., 1986. С.3-12.

 

ЛЕКСИЧЕСКАЯ СИНОНИМИЯ

 

Л.А.Новиков
СИНОНИМИЯ

Определение лексической синонимии. Типы си­нонимов. Сущность синонимов как слов (словосочета­ний) с одинаковым или сходным значением и употребле­нием по-разному понимается различными исследователя­ми. Можно говорить о нескольких подходах к изучению синонимии.

При одном подходе синонимы рассматриваются с точки зрения их смыслового содержания как слова тождественные и слова, близкие по значению. Это общее традиционное определение синонимии. Говоря о сходст­ве и различии слов несчастие, напасть, беда и бедствие, Д.И.Фонвизин писал в своем «Опыте российского сословника» (1783): «Все сии слова возвещают и знаме­нуют злоключения; но несчастием называется всякое злое происшествие; напасть же есть злоключение не­чаянное. Беда также есть нечаянное зло, но грозящее еще лютейшими следствиями. Бедствие значит то же самое, но в обширнейшем смысле употребляется». По­добное общее определение синонимов с различными его модификациями дается обычно во многих пособиях по лексикологии.

При другом подходе, опирающемся в значительной степени на логические дефиниции, синонимия слов опре­деляется с точки зрения их взаимозаменяемости в одном и том же контексте без изменения смысла цело­го (хотя и с возможными стилистическими различиями) < …>. В основе такого рассмотрения лежит тождество (сходство) дистрибуционных свойств лексических единиц.

При третьем подходе синонимы рассматриваются как семантически тождественные (подобные) слова, имею­щие различную стилистическую характеристику. Это изучение синонимии как стилистического, изобрази­тельного средства языка, как реализации эстетических функций слова. Такая синонимия в силу ее специфики как свойства поэтической речи понимается расширитель­но: это «наличные», реально функционирующие сред­ства текста, дающие различную оценочную характерис­тику обозначаемого.

Наконец, возможен и четвертый подход к рассмотре­нию тождественных по смыслу слов — изучение контек­стуальных дескрипций (обозначений), соотносимых с одним и тем же денонтатом в пределах определенного текста: ср. различные характеристики при описании бур­сака Воздвиженского в «Очерках бурсы» Н.Г.Помялов­ского (Воздвиженский, друг, камчатник, ученый муж, мудрый географ); ср. у А.П.Чехова в расска­зе «Глупый француз»: Первое, что бросилось ему [клоуну Пуркуа.—Л. Н.] в глаза, был какой-то полный, благообразный господин, сидевший за сосед­ним столом и приготовлявшийся есть блины <...> Сосед между тем помазал блины икрой, разрезал все их на половинки и проглотил скоре, чем в пять минут... <...> Половой поставил перед соседом гору блинов и две тарелки с балыком и семгой. Благообразный гос­подин выпил рюмку водки, закусил семгой и принялся за блины.

Каждый из подходов к исследованию синонимии от­ражает (исключительно или преимущественной один из аспектов значения лексических единиц: сигнификатив­ный, структурный, прагматических и денотативный (сиг­матический). Начнем с последнего. Совер­шенно очевидно, что словам, одинаково отнесенным в тексте денотативно (референтно), но не обладающим в языке необходимым семантическим (сигнификативным) сходством, следует отказать в статусе синонимов < …>, так как синонимия, будучи категорией семантической, языковой, связана прежде всего со смыслом (сигнификатом), позволяющим ей оставаться таковой не только в данном, но и во многих других текстах (в языке). «Денотативная синонимия» имеет определенное значение для лингвистики текста, однако она должна быть от­граничена от собственно языковой синонимии. Что ка­сается стилистической синонимии, то она устанавлива­ется на основе семантической эквивалентности лексичес­ких единиц и поэтому будет рассмотрена позднее.

Синонимия как явление языка, как выражение смыс­ловой эквивалентности лексических единиц рассматри­вается прежде всего в собственно семантическом и структурном (операциональном) планах, соответствую­щих первым двум подходам к ее изучению. Эти под­ходы, отражая различные соотносимые аспекты рассмот­рения значения, не отрицают друг друга, а согласуют­ся и должны быть рассмотрены в их единстве; они представляют собой одно из проявлений постулируемого положения о том, что тождество (сходство) употребле­ния языковых единиц является отражением их семанти­ческого тождества (сходства). Поэтому в общем опре­делении синонимии должны быть учтены обе эти ха­рактеристики (как и ее стилистическая роль).

Существуют «узкое» (строгое) понимание синонимии как свойства слов, полностью совпадающих в своем зна­чении, и более «широкое» ее понимание. Первое имеет большую ценность с точки зрения семантического перифразирования высказываний, второе — для осмысления того, как функционируют в тексте полностью или ча­стично эквивалентные единицы. При более широком понимании синонимии внимание акцентируется на том, что языковые единицы обладают не только значитель­ным сходством, но и известными различиями, которые нейтрализуются в тексте < …>.

Известно, что многозначное слово может иметь не­сколько рядов синонимов, соотносимых с тем или иным его значением (ЛСВ). Поэтому в основу описания си­нонимии положим смысловые отношения лексико-семантических вариантов; высокий1 (о человеке) — рослый, высоченный, длинный, долговязый, высокий2 (о голо­се) — тонкий, писклявый, высокий3 (о языке, стиле, сло­вах) — возвышенный, приподнятый, торжественный, па­тетический, патетичный. Одни ЛСВ слова могут иметь регулярно употребляемые синонимы (ср. открыть1 — отворить, раскрыть, растворить, распахнуть (двери, ок­на), открыть4 —раскрыть, разинуть— (рот, пасть) и др.), другие—обычно нет (открыть9 (закон, закономерность) и т.п.). Семантическая близость синонимов проявляет­ся обычно в совпадении, тождестве части их смыслового содержания: определенных лексико-семантических вариантов (их семем), а также части сем (компонентов) таких семем. В этом смысле синонимия — это «тождественность, но тождественность не слов, а отдельных элементов их смысловой структу­ры». Синонимы семантически тож­дественны (эквивалентны) в пределах определенных значений (ЛСВ) или совпадающих частей значений взаимодействующих слов, взаимозаменимы в тексте в пределах, соответствующих их общему содержанию (пересечению их смыслового объе­ма). Это их наиболее характерные отношения.

Как лингвистически конкретизировать понятие «близ­кие (сходные) значения»? По-видимому, необходимо прежде всего всесторонне и тщательно рассмотреть языковой механизм синонимии, проанализировать сино­нимию с операциональной точки зрения, принять во

внимание абсолютный характер синонимии как явления языка и относительность понятия синонимов в тексте.

Близкие по значению слова (ЛСВ) представляют со­бой лишь «потенциальную синонимию», которая может как реализоваться, так и не реализоваться в речи и в последнем случае практически не быть языковой синонимией. Действительная синонимия имеет место тогда, | когда тождественные или близкие но значению слова одной и той же части речи так или иначе замещают друг друга с определенной целью в одинаковых позициях. В отличие от уже рассмотренных категорий лексико-семантической системы (полисемии, омонимии, конвер­сии) синонимия характеризуется прежде всего употреб­лением единиц в одинаковых позициях, очень часто не­посредственно контактным их расположением (ср. с до­полнительной дистрибуцией ЛСВ многозначного слова). С этой точки зрения едва ли можно считать реальными синонимами в языке глаголы задувать и выключать, включаемые в «Кратком словаре синонимов русского языка» В.Н.Клюевой в ряд погасить, потушить, задуть, выключить. Практическая ценность такой синонимии невелика, поскольку эти два глагола, несмотря на их смысловую близость, не обладают общей сочетаемостью, находясь в отношении дополнительного распределения. Их взаимная замена в тексте невозможна и при сочета­нии со словом лампа, так как в одном случае имеется в виду керосиновая, а в другом — электрическая:

Слова, сочетающиеся с глаголами	Глаголы
гасить	тушить	задувать	выключать
огонь пламя костер свеча лучина лампа (керосиновая) лампа (электрическая) папироса свет пожар	+ + + + + + + + + +	+ + + + + + + + + +	+ + + + + + - - - -	- - - - - - + - + -

Решающим фактором при оценке синонимии оказыва­ется не отвлеченное сопоставление семантически близ­ких слов, а их реальное взаимодействие в тексте, обна­руживающее зону нейтрализации семантических разли­чий. Степень синонимии слов тем выше, чем больше сходства в их лексической сочетаемости, чем больше общих кон­текстов, в которых эти слова могут так или иначе замещать друг друга: ср. гасить — тушить (последнее слово чаще сочетается с суще­ствительным пожар), с одной стороны, и тушить — вы­ключать — с другой, где сходства гораздо меньше. Если допустить, что две лексические единицы употребляются абсолютно одинаково во всех случаях, то они должны представлять смысловое тождество. Каждое слово мо­жет быть представлено в этой связи как бы раздвоен­ным и семантически тождественным самому себе, как предел его собственной синонимии, приближения к са­мому себе.

Несмотря на общее (инвариантное) определение си­нонимии как семантической эквивалентности всей или части содержания языковых единиц, понятие «синони­мы», по-видимому, всегда относительно и определяется характером контекста, а также актуальностью той ин­формации, которую несут эти единицы в составе целого высказывания. Абсолютна только сама синонимия (за­мещение, уточнение и проч.), реализация же ее и деле­ние слов на «синонимы» и «несинонимы» (языковые и речевые, истинные или «приблизительные», т.е. квази­синонимы) в значительной степени условны.

В чем же основное назначение синонимов в языке. Обладая тождественными или сходными значениями, они замещают друг друга в тексте, уточняют содержание обозначаемого, давая ему различную оценку, формируя вместе с другими словами тот или иной «стилевой строй» высказывания (текста).

Синонимия как лексическая категория — это семантическое отношение тождественных или сходных значении, выражаемых формально различными словами (ЛСВ), которые реализуют в тексте функции замещения, уточнения, а также стилистические функции. Два (или более) ЛСВ являются синонимами, если они, обладая различными знаками (лексемами), способ­ны благодаря тождеству или сходству значений заме­щать друг друга во всех или определенных контекстах, не меняя содержания высказывания. С точки зрения операционального подхода синонимию можно опреде­лить в терминах двусторонней импликации[126], или экви­валентности. Если два предложения имп­лицируют друг друга (Мы изучаем языкознание ® Мы изучаем лингвистику и Мы изучаем лингвистику ® Мы изучаем языкознание), т.е. эквивалентны, имеют одина­ковую структуру и отличаются только соотносительными лексическими единицами, занимающими одну и ту же позицию, то такие единицы представляют собой сино­нимы (языкознание — лингвистика). Напротив, импли­кация типа Он подарил ей розы ® Он подарил ей цветы является односторонней («несимметричной»)' обратного отношения с необходимостью не следует (*0н подарил ей цветы®0н подарил ей розы). Такое родо-видовое отношение, определяемое в терминах односторонней импликации, образует гипонимию, по отношению к которой синонимия выступает как «симметричная ги-понимия».

Итак, синонимия — полная или частичная эквива­лентность значений, выражаемая разными знаками (лек­семами): Х ~ У, где знак условно представляет собой в общем виде контаминацию обозначений полной эквивалентности еди­ниц (=) и частичной их эквивалентности (»), или пол­ной эквивалентности части их смыслового содержания.

В отличие от полисемии и омонимии это лексико-семантическая категория ономасиологического характера. Изучение синонимии — компетенция прежде всего ономасиологии, ее «типичная проблема», так как изучение синонимии идет в направлении от значения к формам выражения.

⇐ Предыдущая22232425262728293031Следующая ⇒

Поделиться:

Популярное:

1. V. Характерные черты философии русского «религиозно-философского» ренессанса.
2. Активные морфонологические процессы в структуре русского производного слова.
3. Англо-русский словарь деловой лексики
4. Англо-русский терминологический словарь
5. В чем различие (с точки зрения продуктивности) между суффиксами -ист и -ок в словах: активист, очеркист, связист; едок, стрелок, ходок? Воспользуйтесь обратным словарём русского языка (Грехова 2003).
6. В. И. Даль. «Толковый словарь живого великорусского языка»
7. Введение в курс лексикологии русского языка
8. Выборка из «КОРНЕСЛОВА русского языка»
9. Выразительная лексика русского языка (слагаемые экспрессивности).
10. Глава 15. ВНЕШНЯЯ ПОЛИТИКА РУССКОГО ГОСУДАРСТВА (ВТОРАЯ ПОЛОВИНА XV НАЧАЛО XVII в.)
11. Глава XIV. ИСТОРИЯ РУССКОГО УГОЛОВНОГО ПРАВА
12. Государство как форма русского сознания.