IV. ПУБЛИЧНЫЙ ХАРАКТЕР ПРИМИТИВНЫХ КУЛЬТОВ

Праздничный и публичный характер культов является заметной особенностью религии в целом. Большинство священных действ проводится коллективно; в самом деле, торжественный конклав ве­рующих, объединившихся для жертвоприношения, просительного или благодарственного моления, является подлинным прототипом религиозной церемонии. Религии необходима община как целое, чтобы ее члены могли разделить друг с другом поклонение ее свя­тыням и божествам, а обществу необходима религия для поддержа­ния морального закона и порядка.

В примитивных обществах публичный характер поклонения, вза­имоподдержка религиозной веры и социальной организации по крайней мере настолько же выражены, как и в более высоко разви­тых культурах. Достаточно лишь вкратце напомнить описанные выше религиозные феномены, чтобы убедиться в том, что они — ритуалы, связанные с рождением человека, обряды инициации, дань почестей умершему во время оплакивания, похорон и поминовения, обряды жертвоприношения и тотемические ритуалы — все до еди­ного предполагают публичность и коллективность, зачастую объеди­няя все племя в целом и требуя на определенное время мобилизации всей его энергии. Этот публичный характер, единение большого числа людей особенно выражены в ежегодных или периодических празднествах, проводимых в ознаменование благоденствия, во время сбора урожая или в разгар охотничьего или рыболовного сезона. Такие празднества позволяют людям дать выход веселью, порадоваться обилию урожая и добычи, встретиться со своими друзьями и родственниками, собрать общество в полном составе — и все это в атмосфере счастья и гармонии. Иногда предполагается, что во время таких празднеств являются те, кто ушли в мир иной: духи предков и умерших родственников возвращаются, чтобы при­нять подношения и жертвенные воздаяния, слиться с живыми в культовых действиях и разделить с ними радость праздника. А если прихода духов умерших не ждут, то их поминают в форме культа

Б. Малиновский

МАГИЯ, НАУКА И РЕЛИГИЯ

 

предков. И опять же, эти празднества, проводимые с большой час­тотой, включают обряды плодородия и культы растительности. Но каковы бы ни были прочие аспекты таких празднеств, одно несо­мненно — религия требует осуществления сезонных, периодических церемоний с большим количеством участников, с весельем и празд­ничными нарядами, с обилием пищи и с послаблением нормативных ограничений и запретов. Соплеменники собираются вместе, и рамки дозволенного смещаются, особенно часто снимаются привычные барьеры, привносящие сдержанность в социальное общение и поло­вые отношения. Желаниям дается удовлетворение, их даже стиму­лируют, и все участвуют в наслаждениях, всем и каждому показы­вают, как это хорошо, каждый делит радость жизни с остальными в атмосфере всеобщего благодушия. К потребности в обилии мате­риальном здесь добавляется потребность в обилии людей, в едине­нии с соплеменниками.

В один ряд с такими периодическими праздничными собраниями следует поставить и некоторые другие определенно социальные яв­ления: племенной характер почти всех религиозных обрядов, уни­версализм социально обусловленных моральных норм, реальная уг­роза распада социума при распространении греха, необходимость соблюдения установлений и традиций в примитивной религии и мо­рали и возвышающееся над всем этим слияние племени как соци­ального единства с его религией: т.е. отсутствие какого-либо рели­гиозного сектантства, раскольничества или неортодоксальности в примитивных религиозных верованиях.

1. ОБЩЕСТВО КАК ВОПЛОЩЕНИЕ БОГА

Все эти факты, особенно последний, говорят о том, что религия есть дело племенное, и напоминают нам известное изречение Робер-тсона-Смита о том, что примитивная религия — скорее забота об­щества, нежели забота индивида. Эта экстравагантная фраза содер­жит изрядную долю истины; впрочем, в науке понять, где скрыва­ется истина, и полностью раскрыть ее — отнюдь не одно и то же. Фактически Робертсон-Смит только сформулировал проблему: по­чему примитивный человек проводит свои церемонии публично? Какова связь между обществом и истиной, откровением и поклоне­нием которой и является религия?

На эти вопросы некоторые современные антропологи, как мы знаем, дают четкий, вроде бы убедительный и чрезвычайно простой ответ. Проф. Дюркгейм и его последователи утверждают, что рели­гия социальна, ибо все ее Истины, ее Бог или Боги, сам Материал, из которого она создается — все это не что иное, как обожествленное общество.

Кажется, что эта теория очень хорошо объясняет и публичный характер культа, и вдохновение и утешение, которые человек — со­циальное животное — находит в религиозном братстве, и отсутствие толерантности у религии, особенно в ее ранних формах, и непрелож­ность ее моральных принципов, и прочие подобные факты. Эта теория также отвечает нашей современной склонности к демократизму, кото­рая в социальной науке проявляется как тенденция объяснить все ско­рее " коллективными", чем " индивидуальными" факторами. Vox po-puli, vox Dei' — это выглядит как трезвая научная истина и конечно же не может не импонировать современному читателю.

Однако если поразмыслить, возникает ряд возражений, причем довольно серьезных. Каждый, кто глубоко и искренне уходил в религию, знает, что самые сильные религиозные чувства пережива­ются в уединении, в отрешенности от мира, в сосредоточенности мыслей и духовной изоляции, а не в сумятице толпы. Неужели примитивной религии абсолютно неведомо одиночество? Всякий, кто либо непосредственно общался с дикарями, либо знает их бла­годаря тщательному изучению литературы, вряд ли усомнится в обратном; такие факты, как изоляция посвящаемых во время ини­циации, их индивидуальное, личное самоутверждение в ходе испы­таний, их приобщение к миру духов, божеств и сверхъестественных сил в уединенных местах — все это указывает на то, что примитив­ному человеку часто приходится оставаться один на один с религией. И как мы уже видели ранее, веру в бессмертие нельзя объяснить, не обращаясь к предпосылкам религиозности в душевном складе индивида, с его страхом и отчаянием перед лицом неминуемой смер­ти. Нельзя сказать, что примитивная религия совсем лишена своих пророков, провидцев, прорицателей и толкователей веры. Все эти факты, хотя, конечно же, и не доказывают, что религия обусловлена сугубо индивидуальными переживаниями, все же вряд ли позволя­ют рассматривать ее как просто и чисто Социальное явление.

И кроме того, сущность морали, в противоположность закону и обычному праву, заключается в том, что соблюдение ее норм осно-

* Глас народа — глас Божий (лат.). — Прим.пер.

Б. Малиновский

МАГИЯ, НАУКА И РЕЛИГИЯ

 

вано на совести. Дикарь соблюдает свои табу не из-за страха перед общественным наказанием и порицанием. Он воздерживается от их нарушения отчасти потому, что боится дурных последствий, непос­редственно проистекающих из божественной воли или действия свя­щенных сил, но главным образом потому, что его личная ответст­венность и совесть не позволяют ему делать это. Табуированное тотемическое животное, кровосмесительная или недозволенная пол­овая связь, запретные действия или пища ему в самом деле отвра­тительны. Я видел и чувствовал, как дикари избегают недозволен­ных поступков с тем же ужасом и омерзением, с каким религиозный христианин избегает совершать то, что считает грехом. Такие духов­ные установки, несомненно, отчасти обусловлены влиянием общес­тва, постольку, поскольку традиция клеймит определенные поступ­ки как ужасные и отвратительные. Но эти установки вырабатыва­ются самим индивидом и задействуют силы индивидуальной психи­ки. Следовательно, они не являются ни исключительно социальны­ми, ни исключительно индивидуальными, а являются соединением того и другого.

Проф. Дюркгейм пытается обосновать свою поразительную тео­рию о том, что Общество является сырым материалом Божественной сущности, с помощью анализа примитивных племенных празднеств. В частности, с этой целью он исследует сезонные торжества абори­генов Центральной Австралии и приходит к выводу, что " величай­ший коллективный подъем в периоды, когда они собираются вмес­те", обусловливает все феномены их религии, и что " религиозная идея зарождается из этого подъема". Таким образом, проф. Дюрк­гейм делает упор на эмоциональном возбуждении, экзальтации, на том приливе сил, который ощущает каждый индивид, становясь участником такого собрания. Однако не требуется большого умст­венного напряжения, чтобы заметить, что даже в примитивных об­ществах моменты эмоционального подъема, когда индивид " возно­сится над самим собой", отнюдь не приурочены исключительно к подобным собраниям и не связаны только с феноменом толпы. Лю­бящий рядом со своей любимой, отважный путешественник, преодо­левающий страх перед реальной опасностью, охотник в схватке с диким зверем, искусный мастер, создающий шедевр, будь то дикарь или цивилизованный человек, в таких ситуациях всегда ощущает внутреннее преображение, приподнятое состояние духа, вдохнове­ние, ниспосланное свыше. И вне всяких сомнений, эти переживания в уединении, когда человек " слышит дыхание смерти", мучим тре-

вогой или вкушает восторг и блаженство, рождают немалую часть ре­лигиозных настроений. Хотя большинство церемоний проводится пуб­лично, религиозные откровения чаще всего переживаются в одиночестве. С другой стороны, в примитивных обществах порой совершаются коллективные действия, отмеченные не меньшими накалом страстей и возбуждением, чем те, что могут испытываться во время религи­озных церемоний, но не имеющие ни малейшей религиозной окрас­ки. Коллективная работа на огородах, которую мне доводилось на­блюдать в Меланезии, когда мужчины охвачены страстью соревно­вания и трудовым азартом, поют ритмичные песни, издают радост­ные крики и призывают друг друга к состязанию, также исполнена духом коллективного подъема, но совершенно лишена религиозного подтекста. И общество, которое " раскрывает себя в этом", как и в любом другом публичном действе, не приобретает при этом ни бо­жественного величия, ни богоподобного облика. Сражение, гонки на каноэ, большое общеплеменное собрание с целью торговли, ав­стралийское развлекательное корробори, деревенская ссора — все это по своей социальной и психологической сути примеры коллек­тивного возбуждения, феномена толпы. Однако ни одно из этих действ не порождает какой бы то ни было религии. Таким образом, " коллективное" и " религиозное", хотя и тесно связаны друг с дру­гом, ни в коем случае не совпадают; в вере и религиозном вдохно­вении многое восходит к индивидуальным переживаниям человека, и существует немело ситуаций скопления народа и коллективного возбуждения, которые не имеют никакого религиозного смысла и не стимулируют религиозности.

А если мы расширим определение " общества" и будем рассмат­ривать его как некий континуум, непрерывный в силу преемствен­ности традиций и культуры, континуум, в котором каждое новое поколение взращивается и моделируется прежним по своему образу и подобию посредством точной трансформации социального насле­дия цивилизации? Сможем ли тогда мы по-прежнему утверждать, что Общество не является прототипом всего Божественного? Даже и в этом случае останутся факты в жизни человека примитивной культуры, явно противоречащие такой гипотезе. Ибо традиции включают всю сумму социальных норм и обычаев, знаний и навы­ков, предписаний, наставлений, легенд и мифов, и лишь часть всего этого принадлежит к сфере религии, в то время как остальное в сущности явления светские, мирские. Как мы уже убедились во втором разделе этой статьи, у человека примитивного общества эм-

Б. Малиновский

МАГИЯ, НАУКА И РЕЛИГИЯ

 

пирические и рациональные знания, составляющие основу его ис­кусств и ремесел, его хозяйственных занятий и строительных спо­собностей, формируют самостоятельную область традиций. Общест­во, являющееся хранителем светских традиций, мирского, не может быть воплощенной религиозностью, или Божеством, ибо место пос­леднего исключительно в сфере сакрального. Кроме того, мы выяс­нили, что одной из основных функций примитивной религии — особенно это касается обрядов инициации и племенных мистерий — является сакрализация религиозной части традиций. Ясно поэтому, что религия не может черпать свою святость из источника, который ею же и освящается.

В сущности лишь хитроумная игра слов и изощренные софизмы противоречивых утверждений позволяют отождествлять " общество" с Божественным и Священным. В самом деле, если мы приравняем социальное к моральному, а понятие морали расширим так, чтобы оно охватывало все убеждения, все правила поведения, все веления совести; если, далее, мы персонифицируем Силу Морали и будем именовать ее Коллективной Душой, то, пожалуй, для отождествле­ния Общества с Богом не потребуется большого диалектического искусства. Но поскольку правила морали составляют лишь часть передаваемого из поколения в поколение культурного наследия, поскольку Мораль не идентична Силам Бытия, от которых, как считается, она исходит, и, наконец, поскольку метафизическая кон­цепция " Коллективной Души" бессодержательна с точки зрения ан­тропологии, постольку нам остается только отвергнуть социологи­ческую теорию религии.

Резюмируя, можно сказать, что взгляды Дюркгейма и его школы для нас неприемлемы. В первую очередь потому, что в примитивных обществах религия в значительной мере исходит из сугубо индиви­дуальных источников. Во-вторых, общество, порождающее фено­мен толпы, отнюдь не всегда тем самым порождает и религиозные верования или хотя бы религиозные состояния духа, коллективный эмоциональный подъем часто носит совершенно нерелигиозный ха­рактер. В-третьих, традиции — вся сумма обязательных правил и культурных достижений — включают в примитивных обществах как Мирское, так и Сакральное. И наконец, персонификация общества и концепция " Коллективной Души" не имеют под собой никаких оснований и противоречат строгим методам социальной науки.

2. МОРАЛЬНАЯ СИЛА ВЕРОВАНИЙ ДИКАРЯ

Вместе с тем, чтобы воздать должное Робертсону-Смиту, Дюрк-гейму и их школе, мы должны признать, что они выявили целый ряд существенных для нас черт примитивной религии. Прежде всего, самим преувеличением социальных аспектов примитивной веры они поставили некоторые в высшей степени важные вопросы. Почему большинство религиозных актов в примитивных обществах проводится коллективно и публично? Какова роль общества в ста­новлении моральных правил поведения? Почему не только мораль, но также и вера, мифология и вся священная традиция обязательны для всех членов примитивного племени? Другими словами, почему в каждом племени существует одна единая система религиозных представлений и почему не допускается никаких различий в рели­гиозных убеждениях?

Для того, чтобы дать ответ на эти вопросы, нам необходимо вер­нуться к нашему обзору религиозных явлений, вспомнить некото­рые из выводов, к которым мы пришли, и особенно сосредоточить наше внимание на способах выражения веры и утверждения морали в примитивной религии.

Начнем с религиозного действа par excellence — церемониала смерти. Здесь обращение к религии обусловлено индивидуальным кризисом перед лицом смерти, непосредственно угрожающей муж­чине или женщине. Никогда человек не нуждается в поддержке веры и ритуала в такой степени, как в момент расставания с жизнью, когда религия дарует ему последнее утешение на последнем этапе жизненного пути. Религиозные действия, аналогичные христиан­скому причастию на смертном одре, почти универсальны для всех примитивных религий. Они направлены против невыносимого стра­ха и гнетущего сомнения, от которых дикарь свободен не более, чем цивилизованный человек. Они укрепляют его надежду на сущест­вование загробной жизни, на то, что та жизнь не хуже этой, но, право же, даже лучше. Они укрепляют ту веру, ту эмоциональную установку, в которых так нуждается умирающий человек, являются самым весомым утешением в момент величайшего внутреннего конфликта. И весомость этого утешения велика потому, что велико

* В высшей степени, по преимуществу (фр.).

Б. Малиновский

МАГИЯ, НАУКА И РЕЛИГИЯ

 

воздействие множества присутствующих людей, величествен и тор­жествен ритуал. Ибо как мы уже видели, во всех примитивных обществах смерть собирает вокруг умирающего все сообщество, все приходят, чтобы выполнить свой долг перед ним. Этот долг, конечно же, заключается не в эмоциональном сопереживании с умирающим — оно просто привело бы к дезинтегрирующей панике. Напротив, прин­цип ритуального поведения заключается в противостоянии и противо­действии некоторым из самых сильных эмоций, которые могут сломить дух умирающего. Действительно, всем своим поведением группа вы­ражает надежду на спасение его души и ее бессмертие, подкрепляя тем самым только одну из противоборствующих эмоций индивида.

После смерти, несмотря на то, что главный актер оставляет сцену, трагедию играют дальше. Остаются люди, потерявшие близкого че­ловека, и они, как дикари, так и наши цивилизованные современ­ники, одинаково страдают и попадают во власть опасного душевного смятения. Мы уже анализировали это и выяснили, что, разрывае­мые страхом и благоговением, преданностью и ужасом, любовью и отвращением, они находятся в таком душевном состоянии, которое может привести к психическому расстройству. Религия спасает че­ловека, помогая ему возвыситься над самой этой ситуацией посред­ством того, что я бы назвал духовным соучастием в священнодейст­вии погребальных обрядов. Мы видели, что в этих обрядах выра­жается догмат жизни после смерти, а также моральная позиция по отношению к усопшему. Тело, а с ним и личность умершего могут быть предметом как страха, так и нежной любви. Религия укрепляет вторую составляющую этого психологического дуализма, превра­щая мертвое тело в объект забот, воспринимаемых как священный долг. Связь между умершим и живыми сохраняется, и это факт, имеющий огромное значение для преемственности культуры и не­прерывности традиции. При этом мы видим, что требования рели­гиозной традиции выполняются всей общиной, но делается это, опять же, ради нескольких человек, потерявших близкого. Все это проистекает из личного конфликта и служит для решения этого конфликта. Необходимо также помнить, что все, что переживают в таких случаях живые, готовит и их к грядущей смерти. Вера в бес­смертие, которую человек уже испытал, в которую он вжился, оп­лакивая мать или отца, прояснит ему представление о своей собст­венной будущей жизни.

При всем том мы должны четко разграничивать веру и этический смысл ритуалов, с одной стороны, и с другой — механизмы, при-

водящие их в действие, конкретные техники, с помощью которых достигается религиозное умиротворение. Спасительная вера в про­должение жизни после смерти уже заложена в сознании индивида. Эта вера не создается обществом. Корни ее в совокупности врож­денных свойств психики, обычно именуемых " инстинктом самосох­ранения". Как мы уже видели, вера в бессмертие тесно переплетена с неприятием идеи конечности бытия, своего и своих близких, тех, кого любишь, — идеи ненавистной, невыносимой для личности и разрушительной для социума. Однако эта идея и обусловленный ею страх всегда таятся в человеческих переживаниях, и только отрицая ее своим ритуалом, религия может побороть этот страх.

Происходит ли это по воле Провидения, непосредственно направ­ляющего человеческую историю, или же в результате естественного отбора, обеспечивающего выживание и распространение культуры, в которой развиваются ритуалы вечной жизни и вера в бессмер­тие, — проблема теологии или метафизики. Антропологу же доста­точно показать значение определенных явлений с точки зрения це­лостности социума и непрерывности культуры. Во всяком случае мы видим, что религия здесь, по сути, выбирает одну из двух аль­тернатив, предлагаемых человеку его наследственным инстинктом.

Однако, коль скоро этот выбор однажды сделан, общество ока­зывается необходимым для его реализации. Член группы, потеряв­ший близкого человека и сам преисполненный горя и страха, не может полагаться на свои собственные силы. Он не способен только лишь своими силами выполнить должное. Здесь вступает группа. Другие ее члены, не будучи во власти горя, не раздираемые мета­физической дилеммой, способны реагировать на кризис в соответ­ствии с требованиями религиозного порядка. Тем самым они при­носят утешение убитому горем, проводя его через спасительные пе­реживания религиозных церемоний. Всегда легче сохранять присут­ствие духа перед лицом беды, когда это непосредственно касается не тебя, а другого, и вся группа, большая часть которой не затронута муками страха и ужаса, может таким образом помочь тем немногим, кто сильнее всего страдает. Проходя через религиозные церемонии, люди, лишившиеся близкого сами в чем-то меняются, внимая откро­вениям бессмертия, обретая новую связь с любимым человеком, при­касаясь к миру иному. Религия наставляет актами культа, группа приводит в исполнение эти наставления.

Но как мы уже видели, умиротворение, которое дается ритуалом, вовсе не является искусственной, приуроченной к случаю манипу-

Б. Малиновский

МАГИЯ, НАУКА И РЕЛИГИЯ

 

ляцией. Оно есть не что иное, как порождение противоборства двух мотивов, присущих естественной для человека эмоциональной реак­ции на смерть; религиозная позиция состоит в выборе и ритуальном закреплении одной из двух альтернатив — надежды на будущую жизнь. И здесь общее собрание людей подтверждает и удостоверяет весомость, основательность этой веры. Публичность и торжествен­ность церемонии оказывают свое воздействие благодаря зарази­тельности веры, величию всеобщего единения, глубоко впечатля­ющему характеру коллективного поведения. Множество людей, все как один проникновенно совершающие величественную цере­монию, — это неизбежно захватывает дух даже у постороннего наблюдателя, не говоря уже об участниках и тем более — о скор­бящих родственниках.

Однако необходимо особо подчеркнуть, что социальное единение как исключительно действенное техническое средство утверждения и вдохновления веры — это явление одного порядка, а создание веры или самооткровение общества — явление совсем другого порядка. Об­щество провозглашает ряд непреложных истин и дает моральное уте­шение своим членам, а вовсе не предлагает им туманное и бессодер­жательное представление о его собственной божественности.

При анализе религиозного ритуала другого типа, инициации, мы обнаружили, что этот ритуал есть утверждение существования не­коей силы или личности, от которой берет свое начало племенной закон и которая задает моральные правила, преподаваемые посвя­щаемому. Торжественность церемонии и трудности периода подго­товки и испытаний — все это служит тому, чтобы сделать веру впечатляющей, упрочить ее и возвеличить. Создается незабываемая, уникальная в жизни человека ситуация, и благодаря этому он проч­но усваивает догмы племенной традиции и нормы морали. Для того, чтобы засвидетельствовать силу и достоверность открываемых истин, мобилизуется все племя и пускается в ход его авторитет.

Здесь опять же, как и в случае с ритуалами смерти, нам прихо­дится иметь дело с индивидуальным жизненным кризисом и с ду­шевным конфликтом, с ним связанным. В пубертатный период юноша должен испытать свою физическую силу, совладать со своим половым созреванием, найти свое место в племени. Это сулит ему определенные привилегии и соблазны, но в то же время накладывает на него известное бремя. Адекватное разрешение данного конфликта состоит в смирении перед традицией, подчинении сексуальной мо-

рали своего племени и принятии груза ответственности зрелого муж­чины, что и достигается посредством церемонии инициации.

Публичный характер этих церемоний служит как для утвержде­ния величия первичного законодателя, так и для достижения одно­родности и единообразия в освоении и усвоении морали. Таким об­разом, инициации становятся формой сконцентрированного образо­вания, религиозного просвещения. Как и в любом обучении, пре­подносимые принципы просто избирательным образом выявляют то, что присуще самому индивиду, закрепляя и подтверждая этот выбор. Здесь публичность опять же является средством техники, в то время как суть того, чему обучают, не изобретается обществом, а заложена в самом индивиде.

В других культах — таких как праздники урожая, тотемические собрания, подношения первых плодов и ритуальная демонстрация пищи — мы снова видим, как религия сакрализует изобилие и до­статок, сулящий благополучное будущее, и тем самым устанавлива­ет почитание внешних сил благодати. Здесь также публичность культа необходима как единственно возможное средство упрочения представлений о ценности пищи, значении ее изобилия и важности запасов. Всеобщее обозрение, всеобщее восхищение, состязатель­ность между производителями — все это средства, с помощью ко­торых формируется представление о ценности. Ценность, религиоз­ная и экономическая, должна иметь универсальную значимость. Но здесь мы опять же обнаруживаем лишь выбор и закрепление одной из двух возможных индивидуальных реакций. Добытая пища может быть либо беспечно потреблена, либо сохранена. Обилие может быть либо стимулом к безрассудной расточительности и беззабот­ности перед будущим, либо стимулом к изобретению способов со­хранения добра и использования его в более высоких целях. Рели­гия отмечает печатью святости культурно полезные мотивы и уси­ливает их публичным действом.

Публичный характер таких празднеств выполняет кроме того и другую важную социальную функцию. Члены каждой группы, со­ставляющей культурное целое, должны время от времени общаться друг с другом, но наряду с благотворной возможностью укрепления социальных связей такой контакт чреват опасностью раскола. Опас­ность возрастает, если люди встречаются в тяжелые времена, когда почему-либо утрачено душевное равновесие, в годину нужды или голода, например. Тогда аппетиты ненасытны, сексуальные жела­ния того и гляди могут вырваться наружу. Во времена же изобилия,

3- 52

Б. Малиновский

МАГИЯ, НАУКА И РЕЛИГИЯ

 

когда каждый находится в состоянии гармонии с природой, с самим собой и с другими, праздничное собрание проходит в благоприятной моральной атмосфере. Я имею в виду атмосферу общей гармонии и благожелательности. Некоторые временные свободы в период таких собраний, в частности послабление сексуальных запретов и некото­рых требований этикета, вероятно, обусловлены той же причиной. Всякий повод для ссор и разногласий должен быть устранен, иначе большое племенное собрание не закончится мирно. Так демонстри­руется, что моральная ценность гармонии и доброй воли выше су­губо негативных табу, которые сдерживают человеческие инстинк­ты. Нет высшей добродетели, чем любовь — в примитивных рели­гиях, так же, как и в более высокоразвитых — она покрывает многие грехи, более того, она их перевешивает.

Наверное нет необходимости в детальном рассмотрении всех про­чих типов религиозных ритуалов. Тотемизм, религия клана, которая декларирует общее происхождение от тотемического животного или родство с ним, предполагает коллективную способность клана кон­тролировать существование в природе этого животного вида, нала­гает на всех членов клана общие тотемические табу и требует почи­тания тотемических животных или растений, несомненно должна иметь своими кульминационными моментами публичные церемонии и носить отчетливо выраженный социальный характер. Культ пред­ков, целью которого является объединение семьи, рода или племени в единое культовое сообщество, должен, по природе своей, сводить людей вместе на публичных церемониях, иначе он не сможет вы­полнить свою функцию. Духам-покровителям отдельных групп, племен или городов; божествам отдельных родов, профессиональ­ных групп или местностей — всем до единого, опять же по опреде­лению, поклоняются деревней, племенем, городом, профессиональ­ным цехом или политическим объединением в целом.

Для культов, занимающих промежуточное положение между ма­гией и религией — таких, как обряды Интичиума*, коллективные обряды земледельческой магии или промысловые обряды рыболо­вов и охотников — необходимость публичности очевидна, ведь эти церемонии, хотя и отличаются совершенно отчетливо от тех прак­тических занятий, которые они освящают или сопровождают, явля­ются, тем не менее, точными их аналогами. Кооперации в практи­ческом деле здесь соответствует коллективная церемония; лишь

* Обряды размножения тотема в Центральной Австралии.

объединяя группу тружеников в акте молитвы, эти церемонии могут выполнить свою культурную функцию.

Вообще-то вместо того чтобы конкретно анализировать каждый из существующих типов религиозных обрядов, мы могли бы обос­новать наш тезис абстрактной аргументацией: поскольку религия концентрируется вокруг жизненно важных видов деятельности и поскольку все они предполагают общую заинтересованность единых корпоративных групп, постольку всякий религиозный обряд дол­жен быть публичным и проводиться коллективно. Все переломные моменты жизни, все важные занятия вызывают в примитивных об­щинах публичный интерес, и всем им соответствуют свои обряды, магические или религиозные. То же социальное объединение, кото­рое сплачивается общим делом или кризисным событием, исполняет и соответствующий ритуальный акт. Впрочем, такая абстрактная аргументация, какой бы корректной она ни была, не позволила бы нам получить того подлинного понимания механизмов религиозного созидания и внушения посредством публичности ритуальных действ, которое дает конкретный их анализ.

3. СОЦИАЛЬНЫЕ И ИНДИВИДУАЛЬНЫЕ ВКЛАДЫ В ПРИМИТИВНУЮ РЕЛИГИЮ

Таким образом, мы вынуждены заключить что публичность явля­ется необходимым техническим средством религиозного вдохновле­ния в примитивных общинах, но при этом общество не является ни автором религиозных истин, ни тем более субъектом самооткрове­ния. Необходимость публичной мизансцены для утверждения догм и коллективного провозглашения моральных истин обусловлена не­сколькими причинами. Резюмируем их.

Первое. Общественная кооперация необходима, чтобы окружить торжественным величием акт снятия покрова тайны с сакральных сущностей и сверхъестественных существ. Сообщество людей, всем сердцем предающихся отправлению обряда, создает атмосферу еди­новерия. В этом коллективном действии те, кто на данный момент в меньшей степени нуждается в утешениях веры и подтверждении ее истин, помогают тем, кто нуждается в этом больше. Злые, раз­рушительные силы рока в час духовного испытания или непосиль­ного бремени таким образом рассеиваются, благодаря системе вза­имной поддержки. При тяжкой утрате, в критические моменты

Б. Малиновский

МАГИЯ, НАУКА И РЕЛИГИЯ

 

взросления, перед лицом надвигающейся опасности или несчастья, равно как и в благополучии, когда достатком можно распорядиться хорошо или плохо — религия всякий раз задает стандарты правиль­ного хода мыслей и поведения, а общество подхватывает ее вердикт и вторит ему в унисон.

Второе. Публичное провозглашение религиозных догм необхо­димо для поддержания морали в примитивных общинах. Как мы уже видели, каждое положение веры оказывает свое моральное воз­действие. Мораль, для того, чтобы стать действенной, должна быть всеобщей. Прочность социальных связей, взаимопомощь, возмож­ность сотрудничества в любом обществе основываются на том, что каждый знает, чего от него ждут; короче говоря — на общепринятых стандартах поведения. Никакие нормы морали не могут работать, не будучи предсказуемы и надежны. В примитивных обществах, где полностью или почти отсутствует закон, поддерживаемый судом и наказанием, автоматизм, самодостаточность норм морали имеют ог­ромное значение для формирования самих основ примитивной ор­ганизации и культуры. Это возможно только в обществе, где нет персонального обучения морали, нет личных кодексов, правил по­ведения и законов чести, нет этических школ, нет различий в мо­ральных убеждениях. Обучение морали должно быть открытым, публичным и всеобщим.

Третье, и последнее. Передача и сохранение священной традиции также требуют публичности или по меньшей мере коллективности участия. Для каждой религии существенно, чтобы ее догмы рассмат­ривались и трактовалась как абсолютно неизменные и неприкосно­венные. Верующий должен быть твердо убежден, в том, что препо­даваемые ему истины, надежно защищены, передаются без искаже­ний и не подлежат фальсификации или пересмотру. Каждая религия должна иметь свои действенные и надежные гарантии неискажае­мости ее традиции. Мы знаем, какое исключительное значение при­дается подлинности священного писания, какая тщательная прояв­ляется забота о чистоте текстов и правильности их толкований в более высокоразвитых религиях. Туземным племенам приходится полагаться лишь на человеческую память. И все же без священного писания, без книг и без синклита теологов они не меньше озабочены чистотой своих " текстов" и не меньше оберегают их от искажений и неверного изложения. И есть лишь один способ предотвратить разрыв священной нити: это участие множества людей в сохранении традиции. Публичное инсценирование мифов у некоторых племен,

⇐ Предыдущая12345Следующая ⇒

Поделиться:

Популярное:

1. I. ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА КУРСА «ФИЛОСОФИЯ»
2. I. Прочитайте исторические документы №1–4 и охарактеризуйте взгляды Петра I на некоторые государственные проблемы.
3. I. Характер отбора, лежавшего в основе дивергенции
4. II. Личностные характеристики, влияющие на потребительское поведение
5. II. По форме и характеру роста (экспансивный, инфильтрирующий).
6. II.1. Общая характеристика отклоняющегося поведения несовершеннолетних.
7. IV. СООТНОШЕНИЕ СИМВОЛИЧЕСКИХ И ЕСТЕСТВЕННО-ЯЗЫКОВщХ СИСТЕМ КАК ФАКТОР, ОПРЕДЕЛЯЮЩИЙ ХАРАКТЕР КУЛЬТУРЫ
8. S:Укажите верную характеристику предложения: Вода была теплей воздуха, и парное тепло от разгоряченных водяных туш усиливало ощущение одухотворенности природы - море казалось живым.(В.Гроссман)
9. SWOT-анализ: характеристики при оценке сильных и слабых сторон компании, ее возможностей и угроз ей
10. V. Характеристика экзистенциональных тревог
11. V. Характерные черты философии русского «религиозно-философского» ренессанса.