Дальнейший процесс консолидации древнебашкирского этноса

⇐ ПредыдущаяСтр 35 из 43Следующая ⇒

Развитие и углубление этнических связей с миром тюркских кочевников сочетались с дальнейшим процессом консолидации племен в самой Башкирии.

Продолжается смешение и интеграция древнебашкирских племен с булгаро-мадьярской родо-племенной • группой. К началу XIII в. восточные границы Волжской Булгарии расширяются. Составной частью Булгарии стали земли по нижнему течению р. Ик и низовьям Белой, где В. Ф. Генингом и П. Н. Старостиным зафиксированы отдельные находки булгарского типа. С этими,. пока немногочисленными находками согласуется сообщение Ал-Идриси (XII в.) о двух группах «тюркских булгар», которых он соответственно размещает у г. Болгара и северо-восточнее, в Прикамье (Jaubert, 1840, стр. 402—403). Многие исследователи считают, что к рубежу XII—XIII вв. восточные пределы Волжской Булгарии достигли Белой и Яика (Смирнов, 1951). Опираются при этом на сообщения Лаврентьевской ле-

тописи от 1229 г. о сражении сторожевого отряда булгар с монголами («сторожеве болгарские») на р. Яик (ПСРЛ, I, 1962, стр. 453), на известия казанского летописца, а также отдельные находки булгарских памятников в верховьях Самары и в южной Башкирии. Речь в данном случае, очевидно, идет о расширении культурного и политического влияния Булгарии, так как основным районом собственно булгарского расселения и в эту эпоху остается юго-западное Закамье до низовьев рек Степной Зай и Шешма.

Находки булгарского типа по нижним течениям Ика и Белой показывают некоторый сдвиг населения из Булгарии на восток по левобережью Камы, что можно связать с появлением здесь в XIII в. енейских и булярских групп. Юго-восточнее, на территории Приуралья до рек Белой и Яика, булгарские памятники, по крайней мере пока, немногочисленны: это означает, что в XII — начале XIII в. здесь появлялись не более чем отдельные группы булгарского населения. Если под летописным «сторожеве болгарские» подразумевать военные отряды Волжской Булгарии, то они должны были включать не только булгар, но и все подвластное население, в том числе башкир и мадьяр. Д. Немет идентифицирует названия подразделения нагман в составе племени усер-ган в южной Башкирии с финно-угорским Nyek (название древ-невенгерского племени) со значением «пограничное сооружение» или «племя для охраны границ» (Nemeth, 1966, стр. 21). К этой же эпохе, к концу XII в., относятся упомянутые сведения о переселении «из Булгар» племени гайна-тархан, топонимиче-ркие памятники которого до настоящего времени сохраняются в верховьях Демы (деревни Гайна, Таукай-Гайна, Гайна-Ямал, р. Гайна). Расширение политического влияния Волжской Булгарии сопровождается, таким образом, переселением части населения из района водораздела рек Бугульминской возвышенности, а именно: племен булгаро-мадьярской группы на восток в западную и южную Башкирию. Это ускоряет их смешение с башкирскими племенами, с которыми они нередко выступают теперь в единых родо-племенных образованиях.

Другой линией внутреннего этнического развития, которая протекала не менее интенсивно, было взаимодействие башкир с местными и ранее пришлыми племенами на западе современной Башкирии, по всему течению р. Белой от ее поворота в районе г. Мелеуза на север. К эпохе XI—начала XIII в. относится инкорпорация в башкирскую среду и, вероятно, завершение этноязыковой ассимиляции смешанных финно-угро-самодийских и сармато-аланских племен турбаслинской, кара-якуповской, куштерякской

и других культурных комплексов. Племена сызгы, упей, терсяк влились в качестве самостоятельных образований или небольшими группами в состав башкир, восприняв их язык, многие черты культуры и хозяйства и в свою очередь повлияв на физический тип и ряд культурных признаков формирующегося этноса.

Слабая археологическая изученность территории Башкирии в эпоху после X в. (известны лишь единичные памятники) не дает возможности детально хронологизировать многие этнические процессы домонгольского периода. Этнографические и антропологические данные (которым не противоречат лингвистические) показывают довольно активный процесс смешения башкир в XI—XIII вв. с местными финноязычными племенами — наследниками бахмутинских, мазунинских и именьковско-романовских памятников, главным образом в долине нижнего течения Белой.

В башкирской этнонимии и топонимии представлено множество названий финского происхождения. В. Ф. Генинг на территории распространения мазунинской культуры обнаружил до 20 удмуртских топонимов (1967). В обзоре этнической истории ниж-небельских и северных башкир нами указан ряд наименований родовых подразделений, которые самими башкирами связываются с удмуртами, марийцами и мордвой (ар, аримес, сирмеш, мукшы, нукшы, максей и др.). Время появления этих этнонимов и соответственно топонимов определить но этнографическим материалам невозможно, но выявленный лингвистами достаточно мощный пласт гидронимов финского происхождения, по их заключению, древний, дотюркский (Камалов, 1971). Некоторые лексические заимствования в татарском и башкирском языках, связанные с названиями деревянных сосудов, имеют финские истоки (например, от финской основы кдр удм. гумы, финск. kaami, общетюркск. киббщ тат. гэбэ, башк. гвбэ ^цилиндрически^ сосуд из цельного дерева'). Эти и аналогичные примеры, очевидно, «свидетельствуют о проникновении деревянных сосудов от угро-финнов к тюркам» (Ахметьянов, 1972, стр. 8). С финским субстратом в башкирском этносе связаны также многочисленные древние «черемисские кладбища», разбросанные по всей западной Башкирии. Многие из них находятся за пределами территорий современного расселения марийцев, и башкирскими преданиями приписываются древнему языческому населению (Юсупов, 1960, стр. 133). В этом же плане надо рассматривать упомянутые старинные сказания и легенды башкир о предках-марийцах, переходе от язычества в ислам, борьбе башкир с народами ар и сирмеш, особенно с «нашествием марийских женщин» и т. д.

Эти сведения хорошо сопрягаются с сравнительно-историческим анализом материальной культуры башкир, финских народов Поволжья, а также чувашей. Башкир, волжских финнов и чувашей объединяют древний покрой верхней одежды с прямой спинкой (у башкир тире тун), туникообразная рубаха, примитивная мягкая обувь, стянутая ремешком вокруг щиколотки, и т. д. Особенно выразительными являются аналогии в области женской одежды и украшений: общую основу имеют старинные, украшенные монетами и кораллами шлемообразные головные уборы с наспинной лопастью (кашмау — у башкир, хушпу — чувашей, кашпу — бесермян, венец — мордвы); тонкие счетные вышивки на полотенцеобразных уборах (тадтар — у башкир, сурпан — чувашей) и т. д. (Руденко, 1955; Шитова, 1968, 1971; Белицер, 1971). Сходные черты в ранних пластах орнаментики и технических приемах прикладного искусства (в резьбе по дереву — винтовая и врезная резьба, силуэты и оформление ковшей, солярный орнамент, простейшие геометрические фигуры; в вышивках — косая стежка, фигуры в виде противостоящих птиц или животных и т. д.) не оставляют сомнений в древности финно-башкирских этнических взаимодействий (Авижанская, Бикбулатов, Кузеев, 1964; Денисов, 1969).

М. С. Акимова на основе изучения современного физического типа башкир и краниологических материалов намечает линию связей: племена пьяноборской культуры — племена мазунинской культуры — современные северные башкиры. Она приходит к выводу о «единстве происхождения северных башкир с другими народами Волго-Камья» (Акимова, 1968, стр. 97). Некоторые различия в физическом типе северных башкир с западными соседями объясняются, по мнению М. С. Акимовой, ролью пришлого суперстрата (башкирских кочевников). Отмечая правильность этих заключений, заметим, однако, что историко-этнографические материалы заставляют внести в эту схему существенные коррективы территориального характера. Смешение древних башкир и финно-угорских племен бахмутинской, мазунинской, именьков-ско-романовской культур с IX и до конца XII в. имело место в долине нижнего течения р. Белой (и возможно южнее), но не на севере Башкирии, где башкирские группы появились не ранее XII в. К тому же накопление, пока очень бедного, краниологического материала по северной Башкирии (X—XVII вв.) может дополнить, а может быть, и изменить наши представления о формировании физического типа северных башкир. Надо иметь в виду и более поздние события, а именно: чрезвычайно активное смешение северных башкир начиная с XVI в. с крупными группами

вновь пришлого населения (марийцами, удмуртами, мордвой и, особенно, татарами), общая численность которых в XVIII в. в этих районах превысила количество башкир.

Смешение древних башкир с финнами бельской долины до начала XIII в. оставило заметный отпечаток не только на северных башкирах, но и на юго-восточной географической группе башкир, обитавших тогда в этих районах. Об этом свидетельствует присутствие отмеченных выше волжско-камских аналогий в материальной культуре башкир разных областей, особенно юго-восточных. В этой же связи находится вывод М. С. Акимовой о том, что южные башкиры (усерганы), которые относятся к наиболее монголоидной группе, по ряду признаков (цвет глаз и волос, показатели измерений лица, эпикантус) «занимают промежуточное положение между казахами, с одной стороны, и татарами, удмуртами, марийцами — с другой» (Акимова, 1968, стр. 97). Древне-башкирские племена расселились на Южном Урале после активного периода смешения с аборигенами в западной Башкирии. Это находит подтверждение в наблюдениях языковедов в области башкиро-финских языковых связей, которые, бесспорно, относятся к башкирскому языку в целом (Максютова, 1967; Ишбула-тов, 1967). «Язык народов Поволжья — чувашский, татарский, башкирский, — пишет Н. А. Баскаков, — испытал на себе значительное влиян4э славянского и финского субстрата» (Баскаков, 1964, стр. 2; курсив наш. — Р. К.).

В целом же этнические процессы в Башкирии в домонгольское время характеризуются взаимопроникновением и консолидацией трех основных компонентов предшествующей эпохи — древнебаш-кирского, булгаро-мадьярского и финно-угорского (смешанного с сармато-аланским) — при нарастающем притоке кыпчакских и кыпчакизированных кочевников с юга, которые, проникая во все части древнебашкирского этноса, влияли на дальнейшее его формирование и нивелирование этнокультурных признаков.

В социально-экономическом аспекте складывающийся этнос находился на стадии распада патриархально-родовых отношений и формирования раннеклассового общества, характерного для кочевников той эпохи. Экономической основой социальных процессов было неравенство во владении скотом и в эксплуатации пастбищ ². С постепенным разрушением племенной замкнутости, в условиях постоянной борьбы и соперничества намечается тенденция к возникновению крупных объединений племен. Истори-

² Об общественном строе башкир в домонгольскую эпоху см.: Кузеев, 19566, 1957.

ческие сказания, гнежере свидетельствуют о появлении в домонгольскую эпоху нескольких племенных союзов в западной Башкирии, собирателями которых выступала родо-племенная знать усерганцев и бурзян (БШ, стр. 81). Башкирское племенное объединение во главе с ханом Джалыком было настолько сильным, что оно в одно время якобы соперничало с Волжской Булгарией. Несмотря на обычные преувеличения племенных сказаний, они показывают масштабы и глубину этнических и политических процессов консолидации. При естественном их развитии они могли бы привести к сложению башкирской народности. Однако тенденция этно-политической централизации башкирских племен была прервана монгольским завоеванием, имевшим разрушительные последствия для населения Волго-Уральской области и надолго отодвинувшим завершение формирования башкир в народность. Оно внесло также существенные изменения и в направление этнического развития ряда народов Восточной Европы, в том числе башкир.

ГЛАВА X

⇐ Предыдущая 30 31 32 33 343536 37 38 39 Следующая ⇒