Глава IV БОРЬБА ЗА ЦЕРКОВНУЮ СОБОРНОСТЬ

⇐ ПредыдущаяСтр 3 из 9Следующая ⇒

Соборность, понимаемая как благодатное единство иерархического, личного и общественного начал, всегда была одной из самых излюбленных идей русского религиозного сознания.

Поместный Собор 1917-18 гг., на котором избранные члены Русской Церкви пережили минуты такого благодатного единения, еще более увеличил религиозную жажду утверждения этого начала как нормы церковной жизни.

Но как показал реальный исторический опыт, идеал этот предъявляет чрезвычайно высокие требования к каждому члену Церкви.

Жажда приобщения к благодатной соборной жизни требовала от каждого члена Церкви воспитания в себе двух способностей: первое — умение и желание смиряться перед общим законом и общим благом, дабы предохранить соборный организм от духовного и физического распада, и второе, оказавшееся намного более трудным, — воспитание способности каждого лица быть свободным, не впадая в грех, ибо грех есть «преодоление» закона не к свободе, а к рабству.

Отказ от непреложного требования быть свободным порождал соблазн осуществления «соборности» уже не путем добровольного взаимного смирения, а путем духовного насилия целого над индивидуальным, общего над частным, власти — над подвластными.

И тогда в Русской Церкви стала расти опасность превращения церковного организма — в механизм, собора — в безликое и безвольное собрание, гармонии иерархического и личного начал — в канцелярски-бюрократический деспотизм церковного «начальства».

Вместо того, чтобы внедрить дух соборности во все стороны народной жизни, Русская Церковь сама оказалась захваченной смертоносным процессом духовного распада и разложения, который стал уделом русского общества и государства.

Но именно перед лицом этого победоносного шествия духа смерти с небывалой прежде силой проявили себя животворные энергии подлинной церковности.

Наше спасение — в том, чтобы сквозь долгие годы забвения пробиться к этим источникам, нешумно струящимся у подножия Русской Голгофы; наш долг — обеспечить, чтобы доступ к этим источникам не преграждался более никем и никогда...

* * *

Надежду на то, что соборность является единственным спасением Русской Церкви, выразил арх. Иларион (Троицкий) в своем письме из заключения:

«Последние два года с лишком я не участвую в церковной жизни, имею о ней лишь отрывочные и, возможно, не точные сведения.

Поэтому для меня затруднительно суждение о частностях и подробностях этой жизни, но, думаю, общая линия церковной жизни и ее недостатки, и ее болезни мне известны. Главный недостаток, который чувствовался еще и раньше, — это отсутствие в нашей Церкви Соборов. С 1917 года, т. е. в то самое время, когда они особенно были нужны, так как Русская Церковь, не без воли Божией, вступила в совершенно новые исторические условия, условия необычные, значительно отличающиеся от раннейших условий, — церковная практика, включая и постановления Собора 1917-18 гг., к этим новым условиям не приспособлена, так как она образовалась в иных исторических условиях. Положение значительно осложнилось со смерти Святейшего Патриарха Тихона. Вопрос о местоблюстительстве, поскольку мне известно, тоже сильно запутан, церковное управление в полном расстройстве. Не знаю, есть ли среди нашей иерархии и вообще среди сознательных членов Церкви такие наивные и близорукие люди, которые имели бы нелепые иллюзии о реставрации и свержения советской власти и т. п., но думаю, что все, желающие блага Церкви, сознают необходимость Русской Церкви устраиваться в новых исторических условиях. Следовательно, нужен Собор, и прежде всего нужно просить государственную власть разрешить созвать Собор. Но кто-то должен собрать Собор, сделать для него необходимые приготовления, словом — довести Церковь до Собора. Поэтому нужен теперь же, до Собора, церковный орган. К организации и деятельности этого органа у меня есть ряд требований, которые у меня, думаю, общие со всеми, кто хочет церковного устроения, а не расстройства, мира — а не нового смятения. Некоторые из этих требований я и укажу.

1. Временный церковный орган не должен быть в своем начале самовольным, то есть, должен при своем начале иметь согласие Местоблюстителя.

2. По возможности во временный церковный орган должны войти те, кому поручено Местоблюстителем митрополитом Петром (Полянским) или Святейшим Патриархом.

3. Временный церковный орган должен объединять, а не разделять епископат, он не судья и не каратель несогласных — таковым будет Собор. (Подчеркнуто нами — Л. Р.).

4. Временный церковный орган свою задачу должен мыслить скромной и практической — созвание Собора. Последние два пункта требуют особого пояснения. Над иерархией и церковными людьми витает отвратительный призрак ВЦУ 1922 года. Церковные люди стали подозрительны. Временный церковный орган должен как огня бояться хотя бы малейшего сходства своей деятельности с преступной деятельностью ВЦУ. Иначе получится только новое смятение. ВЦУ начинало со лжи и обмана. У нас все должно быть основано на правде. ВЦУ, орган совершенно самозванный, объявил себя верховным вершителем судеб Русской Церкви, для которого не обязательны церковные законы и вообще все божеские и человеческие законы. Наш церковный орган — только временный, с одной определенной задачей — созвать Собор. ВЦУ занялось гонением на всех, ему не подчиняющихся, то есть на всех порядочных людей из иерархии и из других церковных деятелей, и, грозя направо и налево казнями, обещая милость покорным, ВЦУ вызвало нарекания на власть, нарекание, едва ли желательное для самой власти. Эта отвратительная сторона преступной деятельности ВЦУ и его преемника, так называемого Синода, с его Соборами 1923-25 гг., заслужила им достойное презрение, доставив много горя и страданий неповинным людям, принесла только зло и имела своим следствием только то, что часть иерархии и несознательных церковных людей отстала от Церкви и составила раскольническое общество. Ничего подобного, до самого малейшего намека, не должно быть в действиях временного церковного органа.

Эту мысль я особенно подчеркиваю, потому что здесь именно вижу величайшую опасность. Наш церковный орган должен только созвать Собор. Относительно этого Собора обязательны следующие требования.

5. Временный церковный орган должен собрать, а не подбирать Собор, как то сделано печальной памяти ВЦУ в 1923 году. Собор подобранный не будет иметь никакого авторитета и принесет не успокоение, а только новое смятение в Церкви. Едва ли есть нужда увеличивать в истории количество разбойничьих Соборов; довольно и трех: Ефес-ского 449 г. и двух Московских 1923-25 гг. Самому же будущему Собору мое первое пожелание то, чтобы он мог доказать свою полную непричастность и несолидарность со всякими политически неблагонадежными направлениями, рассеять тот туман бессовестной и смрадной клеветы, которым окутана Русская Церковь преступными стараниями злых деятелей (обновления). Лишь только настоящий Собор может быть авторитетным и сможет внести успокоение в церковной жизни, дать покой измученным сердцам церковных людей. Я верю, что на Соборе обнаружится понимание всей важности ответственного церковного момента, и он устроит церковную жизнь соответственно новым условиям».

Основные идеи, высказанные арх. Иларионом в письме от 10/12 1927 г. и поныне остаются актуальными...

Опасность, указанная арх. Иларионом, проявилась сразу же после начала второго периода заместительства митр. Сергия. Признание за митр. Сергием в качестве «фактического управителя» Церкви права на перемещения и увольнения архиереев создавало порочный круг: изменяя в желательном для себя направлении состав русской иерархии, он затем получал возможность создавать впечатление соборного одобрения своих действий. Ясно, что при такой постановке дела «соборность» превращалась в полную фикцию. Аналогичную «процедуру» митр. Сергий проделал и с Синодом: выбрал по своему усмотрению из нескольких десятков русских архиереев шесть епископов с сомнительной репутацией, но полностью ему послушных, и после этого стал говорить о «соуправляющем» органе власти, подкрепляя подписями членов Синода свои постановления, по существу не перестававшие от этого быть единоличными.

Признание принципа бюрократического единовластия приводило к тому, что один епископ, захвативший в свои руки церковную канцелярию, получал возможность изменить иерархический состав и духовное лицо целой Поместной Церкви! Такое положение было бы абсолютно недопустимо даже в том случае, если бы митр. Сергий действительно был настоящим первоиерархом...

Первую попытку разорвать порочный круг предпринимает Ленинградский митр. Иосиф, которого митр. Сергий со своим Синодом указом от 31 авг.ЛЗ сент. 1927 г. переводит на Одесскую кафедру на том основании, что гражданские власти запретили митр. Иосифу въезд в Ленинград.

Неожиданно, вместо традиционной бессловесной покорности, с которой русские архиереи принимали исходящие «сверху» распоряжения, митр. Иосиф отвечает полным и категорическим отказом подчиниться приказу о своем перемещении, как незаконному и неприемлемому. Это была еще не вполне осознанная и обоснованная — но, несомненно, здоровая — реакция церковного организма на внедрение в него инородного и вредоносного бюрократического начала.

Поступок митр. Иосифа создавал прецедент, грозивший разрушить весь замысел перестройки Церкви, задуманный митр. Сергием.

По докладу Петергофского епископа Николая (Яру-шевича) о волнениях в Ленинградской епархии в связи с делом митр. Иосифа, митр. Сергий с Синодом (получившим уже название Временного Патриаршего (! ) Священного Синода) принимают постановление, в котором используют все приемы, рассчитанные на поверхностное и незрелое экклезиологическое сознание: и ссылка на каноны, не относящиеся к сути данного конкретного дела, и напоминание о «церковной пользе», о «церковном послушании и дисциплине», об «искусственности» связи с епархией митр. Иосифа, и совет «не соблазняться легкой возможностью жить в Ростове», и требование не производить «смущение» среди верующих...

Викариям Ленинградской епархии пердписывалось прекратить за богослужением возношение имени митр. Иосифа и подчиниться временному управляющему Ленинградской епархии еп. Николаю (Ярушевичу).

Митр. Иосиф, однако, снова не подчиняется, в своем письме к митр. Сергию от 17/30 окт. поясняя, что настроения в епархии породил тайно оглашенный по Ленинградской епархии приказ о его перемещении, что связь его с ленинградской паствой не искусственная, но основанная на горячей любви к нему пасомых, что его скудная жизнь в Ростове не может его ничем «соблазнить» и, наконец, что послушания «церковной власти» он оказывать не желает, поскольку сама «церковная власть» находится в рабском состоянии...

Митр. Киевскому Михаилу на запрос относительно прибытия в Одессу митр. Иосиф отвечает телеграммой: «перемещение противоканоническое, недобросовестное, угождающее злой интриге, мною отвергнуто».

Митр. Иосиф еще не может сформулировать, в чем именно состоит противоканоничность действий митр. Сергия и его Синода, но, признавая их церковной властью, всем своим церковным чутьем знает, что Святые Каноны — это то, что охраняет Церковь, а не то, что разрушает её, и потому именно он, а не митр. Сергий, действительно исполняет церковную правду.

И это оставалось несомненным, несмотря на то, что митр. Сергий, как прежде обновленцы, начал получать одно за другим приветствия Восточных Патриархов, «с радостью» узнавших о его примирении с гражданскими властями и признающих его законным возглавителем одной из половин Русской Церкви, наряду с обновленцами, — приветствия, из которых видно, что «симфонической болезнью» страдала не только Русская Церковь...

В октябре 1927 г. с гневным письмом обращается к митр. Сергию Ижевский еп. Виктор (Островидов), так отзываясь о «воззвании» (Декларации) митр. Сергия: «...от начала до конца оно исполнено тяжелой неправды и есть возмущающее душу верующих глумление над Святой Православной Церковью и над нашим исповедничеством за истину Божию. А через предательство Церкви Христовой на поругание «внешним» оно есть прискорбное отречение от своего спасения, или — отречение от Самого Господа Спасителя. Сей же грех, как свидетельствует слово Божие, не меньший всякой ереси и раскола, а несравненно больший, ибо повергает человека непосредственно в бездну погибели...

Насколько было в наших силах, мы, как себя самих, так и паству сберегали, чтобы не быть нам причастниками греха сего, и по этой причине самое «воззвание» возвратили обратно. Принятие «воззвания» являлось бы пред Богом свидетельством нашего равнодушия и безразличия я отношении к Святейшей Божией Церкви — Невесте Христовой...»

Как это часто свойственно ревнителям, еп. Виктор не проявляет должного терпения и снисхождения к тем колеблющимся и малодушным членам Церкви, выразителем настроений которых явился митр. Сергий. Но еп. Виктор, защищая духовную чистоту Церкви, также выразил чувства многих верующих, и это лишний раз указывало всю ложность и фальшь претензий митр. Сергия навязать свою частную политическую позицию всей Русской Церкви! Не все писали такие письма, как еп. Виктор, но, как сообщает исследователь этого вопроса, архим. Иоанн (Снычев), во многих епархиях большинство православных приходов отослали Декларацию обратно ее автору!

В связи со своим категорическим отказом принять курс церковной политики, навязываемый митр. Сергием, Боткинская и часть Вятской епархии во главе с еп. Виктором перешли на самоуправление, повторяя опыт борьбы против обновленчества.

Затем возвысила свой голос Петроградская епархия.

В декабре 1927 г. проф.-прот. В. Верюжский изложил в обращении к митр. Сергию требования, которые митр. Сергий должен был, по мнению ленинградского духовенства, исполнить, чтобы прекратить вызванные его деятельностью настроения в Церкви:

«1. Отказаться от намечающегося курса порабощения Церкви государству.

2. Отказаться от перемещений и назначений епископов полшмо согласия на то паствы и самих перемещаемых и назначаемых епископов.

3. Поставить Врем. Патриарший Синод на то место, которое было определено ему при самом его учреждении в смысле совещательного органа, и чтобы распоряжения исходили только от имени Заместителя.

4. Удалить из состава Синода пререкаемых лиц (т. е. арх. Серафима Александрова, еп. Алексия Симанского и еп. Филиппа Гумилевского — Л. Р.).

5. При организации Епарх. Управлений должны быть всемерно охраняемы устои Православной Церкви, каноны, постановления Поместного Собора 1917-18 гг. и авторитет епископата.

6. Возвратить на ленинградскую кафедру митр. Иосифа (Петровых).

7. Отменить возношение имени Заместителя (митр. Сергий распорядился возносить свое имя за литургией вслед за именем митр. Петра, якобы ради отличия от григориан, поминавших только митр. Петра. — Л. Р.).

8. Отменить распоряжение об устранении из богослужений молений о ссыльных епископах и о возношении молений за гражданскую власть». (Везде подч. нами — Л. Р.).

Приведем ответы митр. Сергия на три первых требования:

«1. Отказаться от курса церковной политики, который я считаю правильным и обязательным для христианина и отвечающим нуждам Церкви, было бы с моей стороны не только безрассудно, но и преступно.

2. Перемещение епископов — явление временное, обязанное своим происхождением в значительной мере тому обстоятельству, что отношение нашей церковной организации к гражданской власти до сих пор оставалось неясным. Согласен, что перемещение часто — удар, но не по Церкви, а по личным чувствам самого епископа и паствы. Но, принимая во внимание чрезвычайность положения и те усилия многих разорвать церковное тело тем или иным путем, и епископ, и паства должны пожертвовать своими личными чувствами во имя блага общецерковного.

3. Синод стоит на своем месте, как орган управляющий. Таким он был и при Патриархе, хотя тоже состоял из лиц приглашенных».

Рассматривая эти ответы, мы можем сформулировать основные черты позиции митр. Сергия следующим образом:

1. Полный отказ от установления Поместного Собора, отменившего общеобязательную церковную политику: то, что «я считаю правильным», было бы «преступно» не навязывать всей Церкви как общеобязательное («обязательное для христианина»).

2. Провозглашение примата гражданской власти в деле перемещений и увольнений епископов: епископ, избираемый и назначаемый на кафедру «пожизненно», согласно постановлениям Собора, увольняется с нее в случае гражданской ссылки, на несколько лет разлучающей епископа с епархией. Этим подрывается самая основа церковности — неразрывная связь епископа со своей паствой, восстановленная Поместным Собором. Этим поистине «разрывается церковне тело», разрушается церковное единение в вере и любви, которое выражается в том числе и в «личных чувствах епископа и паствы», о которых митр. Сергий говорит столь пренебрежительно. Удар по этим чувствам — это и есть один из самых тяжелых ударов по единству Церкви.

Кроме того, митр. Сергий обходит основной вопрос — о том, что перемещения епископов, производимые по его личному произволу под давлением гражданской власти, сводятся к искусственному подбору состава епископата по принципу политической ориентации, т. е. принципу совершенно нецерковному и антиканоническому.

3. Называя Синод «Патриаршим» и обосновывая его существование на прецеденте, имевшем место при Патриархе Тихоне, митр. Сергий подчеркивает тождественность своей власти с властью Патриарха. Кроме того, создание Синода и ВЦС из лиц, не избранных Собором, было и для Патриарха неканоничным, ошибочным действием, которое он быстро исправил под влиянием соборного суждения Церкви, о чем митр. Сергий умалчивает.

В том же месяце (декабрь 1927 г.) 70-летний старец, Гдовский епископ Димитрий (Любимов), обращается к духовенству, поясняя причины разрыва канонического общения с митр. Сергием.

«...Вас смущает прежде всего то, что мы так долго не порывали канонического общения с митр. Сергием (Страгородским), хотя и послание его (Декларация — Л. Р.), и дело митр. Иосифа (Петровых) давно уже были перед нашими глазами. На сие ответствую так:

Последнее представлялось нам первоначально одним из обычных даже для Патриарха подтверждений о невмешательстве Церкви в дела гражданские. И нам пришлось изменить отношение к нему лишь тогда, когда обнаружилось, что послание начинает оказывать сильное влияние и на дела чисто церковные и искажать не только канонически, но даже и догматически лицо Церкви. Плоды его выявились не сразу, а самые крупные из них, по крайней мере, до сего времени, отразившиеся и в нашей епархии, следующие:

1. Закрепление временного Синода, который, в сущности, не Синод, т. к. не представительствует совершенно лица Русской Церкви, а (есть) простая канцелярия, каковой первоначально представил его митр. Сергий (Страгородский); закрепление его в качестве соуправляющего Заместителю органа, без которого уже ни одно решение не исходит от митр. Сергия (Страгородского), что является незаконным и самочинным действием. Искажен самый патриарший образ управления Церковью.

2. Одновременно с таким самоограничением митрополита в своих правах является требование возносить имя его вместе с Местоблюстителем митрополитом Петром (Полянским), что еще более искажает единоличную форму правления Церковью, установленную Собором 1917-18 гг., да и вообще противно духу Св. Церкви, никогда не допускавшей на одно епископское место двух отправителей или хотя бы именование двух имен с одинаковым значением.

3. Также незаконно и объясняемое, по словам митр. Сергия (Страгородского), лишь гражданскими причинами массовое, до 40 случаев, перемещение епархиальных епископов.

4. Такую же цель принизить значение епископа для епархии имеют и учрежденные ныне епархиальные советы, под надзор которых будет попадать каждый вновь назначенный на епархию епископ.

5. Незаконно и требование, обращенное митр. Сергием (Страгородским) к русским православным людям, по мимо отношения внешней подчиненности к гражданской власти, которую они доблестно являли в течение десяти лет, не нарушая гражданского мира и не восставая против законов страны, не противоречащих христианской совести, незаконно требование от них и внутреннего признания существующего строя и общности и радости и печали с людьми, совершенно чуждыми и враждебными Церкви.

Таковы первые плоды, возросшие на почве послания; другие подрастают еще, и о них говорить преждевременно, но и явившихся оказалось достаточно для того, чтобы поставить пред совестью вопрос о дальнейшем отношении к митр. Сергию (Страгородскому) и его делу...»

Если три последних пункта в письме еп. Димитрия не вызывают возражений и свидетельствуют о возрождении Соборных принципов достоинства епископа и отделения Церкви от политики, то два первых пункта вскрывают, до какой степени была еще не изжита в церковном сознании подмена в образе патриаршества идеи Боговластия — идеей единоначалия. Вся критика построена на уклонениях митр. Сергия от принципа единоначалия — ни сам этот принцип, ни право митр. Сергия на первосвятительскую (т.е. патриаршую) власть не подвергаются сомнению! Митр. Сергий упрекается даже в «самоограничении» своих прав, и в этом уже должно было ощущаться противоречие между церковной реальностью и позицией еп. Димитрия, ибо всем было ясно, что созданием Синода никакого реального самоограничения на свою власть митр. Сергий не накладывал (если не считать «самоограничения» в пользу НКВД)!

Ухватив лишь внешнюю видимость искажения патриаршего строя, церковные критики митр. Сергия еще не могли осознать сущность этого искажения, ибо сами ошибочно или недостаточно ясно понимали содержание патриаршества.

Митр. Сергий мастерски использовал эту слабость позиции своих первых критиков и подавлял внутреннее духовное сопротивление колеблющихся иерархов, зажимая их разум в тиски псевдоканонической аргументации, против которой, казалось, нечего было возразить. Намного превосходя большинство русских епископов по образованию, по формальной четкости мышления, по быстроте ориентировки в сложной ситуации, он не столько стремился прислушиваться к голосу своих собратьев, пусть не всегда отчетливому, но глубоко искреннему, не столько стремился воспринять всё богатство соборного свидетельства и придать ему, пользуясь своими способностями, четкие канонические формы, сколько занимался выискиванием слабых мест в аргументации критиков и подавлял их своим интеллектуальным превосходством. И это тоже было одним из глубинных проявлений той подмены духа церковной соборности — духом насилия, которая столь характерна для митр. Сергия. Какой поразительный контраст с умением и стремлением Святейшего Патриарха Тихона прислушиваться ко всем, даже самым слабым голосам, идущим из глубины церковной жизни!

Должно было пройти еще несколько лет, прежде чем довелось и митр. Сергию испытать горечь полного канонического разгрома от столь мощного духом иерарха, как митр. Кирилл, не оставившего камня на камне от всех его изощренных построений...

Но пока что митр. Сергий без особого труда «справился» со всеми возражениями, касавшимися объема его полномочий. Всё казалось предельно простым: митр. Петр получил от Патриарха всю полноту первосвятительской власти и передал ее своему Заместителю — митр. Сергию.

Поскольку, с одной стороны, митр. Петр в звании Местоблюстителя был необходим митр. Сергию как надежный щит от других претендентов на местоблюстительство, митр. Кирилла и митр. Агафангела, а с другой стороны, вмешательство самого митр. Петра не всегда было в пользу митр. Сергия (достаточно вспомнить, как митр. Петр дважды отстранял митр. Сергия от Заместительства), то митр. Сергий постепенно сформулировал концепцию местоблюстительства по принципу — «король царствует, но не управляет».

Митр. Петр оставался, по этой концепции митр. Сергия, единственным мистическим возглавителем Церкви, что выражалось в возношении его имени за литургией и недопущении других Местоблюстителей; «фактическим» же возглавителем становился наличный Заместитель — митр. Сергий, что также выражалось в возношении его имени и в полном церковно-административном подчинении епископов митр. Сергию, как облеченному властью первосвятителя, равной власти Патриарха. От возможного повторения ситуации, когда к митр. Петру проникнут сведения о сложившейся ситуации в Церкви и он снова попытается лишить митр. Сергия заместительских полномочий, митр. Сергий заранее ограждал себя тем, что «лиши№ митр. Петра всякой фактической власти, заявляя, что распоряжения «мистического» Главы Церкви не имеют силы, т. к. он находится «вдали» от церковных дел и неизбежно будет совершать ошибки вследствие своей неосведомленности (как это случилось в эпизоде с григорианством).

Единственным условием, при котором митр. Сергий признавал возможным сложить свои «первосвятительские» полномочия, было возвращение митр. Петра к фактическому управлению Церковью — но этого можно было не опасаться по причинам, не имевшим ничего общего с церковными канонами...

Позиция митр. Сергия на первый взгляд казалась незыблемой: сохранялся и принцип единоначалия, и мистическое, благодатное содержание патриаршества.

Не учитывалось только одно — что никакое разделение этих двух аспектов патриаршества абсолютно недопустимо, что единственным проявлением мистической природы первосвятительской власти является фактическое, реальное осуществление этой власти и что единственным основанием церковного единовластия является его благодатная, харизматическая природа.

Отделив мистическое содержание первосвятительской власти от ее реального осуществления, митр. Сергий тем самым ввел понятие «фактического возглавителя» Церкви, лишенного первосвятительской харизмы, поняв природу своей власти как административно-правовую, или патриархальную, по образцу власти монархически-государственной. Но никакой власти, кроме власти Божией, в Церкви быть не может, и потому власть не харизматическая, безблагодатная, административно-правовая является в Церкви инородным телом, чуждым Ее Богочеловеческой природе. Не имея Божественного происхождения, власть митр. Сергия как «фактического управителя» могла быть приемлема только по добровольному соглашению тех, кто захотел бы иметь над собой авторитетного руководителя. Но при этом становится несомненным, что никакого антицерковного действия, никакого «раскола» не учиняли те иерархи, которые руководство митр. Сергия над собой не признавали, и тот факт, что они не всегда отчетливо формулировали мотивы своих действий, сути дела не меняет.

В официальном акте отхода ленинградских епископов Сергия (Дружинина) и Димитрия (Любимова) от митр. Сергия, датированном 13/26 дек. 1927 г., повторяется прежняя ошибка, т. к. митр. Сергий именуется «бывшим нашим Предстоятелем, незаконно и безмерно превысившим свои права», и намечается новая экклезиологическая ошибка в утверждении о том, что отделившиеся сохраняют «апостольское преемство чрез Патриаршего Местоблюстителя Петра (Полянского)».

«Апостольское преемство» епископа не имеет к первоиерарху никакого отношения, т. к. оно передается через епископскую хиротонию. Эта неудачная идея об «апостольском преемстве» была первой попыткой понять, в чем же конкретно проявляет себя харизматическая природа первосвятительской власти, столь глубоко переживаемая в непосредственном православном церковном восприятии.

Ложную идею «апостольского преемства» через первоиерарха — энергично подхватывает митр. Сергий, который в своем послании от 18/31 дек. 1927 г. пишет:

«Мы не забываем, что при всем нашем недостоинстве мы служим тем канонически бесспорным звеном, которым наша русская православная иерархия в данный момент соединяется со Вселенскою, через нее — с Апостолами, а через них — и с Самим Основоположителем Церкви Господом Иисусом Христом».

Митр. Сергий, в соответствии со своей концепцией, мог бы, конечно, уточнить, что он осуществляет только «фактическое преемство», тогда как осуществление «мистического преемства» остается за митр. Петром. Уместно здесь было бы ему ответить также на вопрос, через кого именно осуществлялась связь Русской Православной иерархии со Вселенской Церковью в период 1922-27 гг., когда Восточные Патриархи были в каноническом общении с обновленцами, а с Патриаршей Церковью каноническое общение прервали, признав «отлучение» Святейшего Тихона от патриаршества?

И если мы не захотим оставаться при формально-юридическом представлении о Церкви, но веруем в нее, как в Живое Тело Христово, то мы должны будем признать в духе православной традиции, что соединение с Господом Иисусом Христом, Апостолами и Вселенской Церковью осуществляет каждый епископ, вне зависимости от первоиерарха, в момент совершения любого церковного таинства и, прежде всего, евхаристии.

Иначе мы вынуждены были бы предположить, что составители Указа 7/20 ноября 1920 г., долускавшие существование в течение неопределенного времени Поместной Церкви без первоиерарха, в виде собора самостоятельных «местных Церквей» — епархий, обрекали всю Церковь на разрыв «апостольского преемства»/на разрыв связи с Господом Иисусом Христом, Апостолами и Вселенской Церковью! Мы такое предположение категорически, отвергаем, как ввиду его < явного противоречия православному разуму и опыту, так и ввиду нашего духовного доверия к тем лицам, которые Указ составляли нашего глубокого убеждения в том, что именно они продолжили развитие подлинно православной экклезиологии — учения о Церкви, основы которого заложил Поместный Собор 1917-18 г.г.!

Мы приводили догматические суждения членов Собора о том, что первосвятительский сан связан не с апостольским служением вообще, а с особым служением Апостола Петра. Но это служение как раз и заключается прежде всего в фактическом управлении Церковью: «паси овцы Моя» — сказал Господь Апостолу Петру. И если Петрово служение епископа в отношении своей епархии всегда является необходимым основанием Церкви, то патриаршество в Поместной Церкви не есть обязательное условие ее бытия в каждый момент исторического времени, но есть увенчание, восполнение и завершение Ее строительства в истории.

И необходимыми условиями такого восполнения Церкви является утверждение апостольского достоинства каждого отдельного епископа, с одной стороны, и полное изгнание из Церкви мирского административно-бюрократического духа — с другой.

Дело это, начатое Поместным Собором и Святейшим Патриархом Тихоном, достойно продолжили иерархи Русской Церкви, боровшиеся за православную церковность против бюрократических установлений митр. Сергия. Уже по-новому звучат слова митр. Иосифа, который говорит о распоряжениях митр. Сергия, которые не должны принимать «живые души верных чад Церкви Христовой». В этом отвержении мертвого администрирования ощущается жажда такого церковного управления, таких действий церковной власти, которые воспринимались бы не «бумагой», а «живыми душами» верующих.

«...Для осуждения и обезвреживания последних действий митр. Сергия (Страгородского), — писал митр. Иосиф 25.12/7.1 1928 г., — противных духу и благу Св. Христовой Церкви, у нас, по внешним обстоятельствам, не имеется других средств, кроме как решительный отход от него и игнорирование его распоряжений. Пусть эти распоряжения приемлет одна всетерпящая бумага да всевмещающий бесчувственный воздух, а не живые души верных чад Церкви Христовой.

Отмежевываясь от митр. Сергия (Страгородского) и его деяний, мы не отмежевываемся от нашего законного Первосвятителя митр. Петра (Полянского) и когда-нибудь да имеющего собраться Собора оставшихся верных православных святителей. Да не поставит нам тогда в вину этот желанный Собор, единый наш православный судия, нашего дерзновения.

Пусть он судит нас не как презрителен священных канонов святоотеческих, а только лишь как боязливых за их нарушение

Если бы мы даже и заблуждались, то заблуждались честно, ревнуя о чистоте Православия в наше лукавое время, и если бы мы оказались виновными, то пусть окажемся и особо заслуживающими снисхождения, а не отвержения. Итак, если бы нас оставили даже все пастыри, да не оставит нас Небесный Пастырь, по неложному Своему обещанию пребывать в Церкви Своей до скончания веков». (Подч. везде нами — Л. Р.).

Московский протоиерей Валентин Свенцицкий (впоследствии признавший «каноничность» митр. Сергия) писал митр. Сергию 30. 12. 1927 / 12. 1. 1928 г.:

«Сознавая всю ответственность перед Господом за свою душу и за спасение душ вверенной мне паствы, с благословения Димитрия (Любимова) епископа Гдовского, я порываю каноническое и молитвенное общение с Вами и организовавшимся при Вас совещанием епископов, незаконно присвоившим себе наименование — «Патриаршего Синода», а также со всеми, находящимися с Вами в каноническом общении и не считаю Вас более Заместителем Местоблюстителя Патриаршего Престола на следующих основаниях: Декларация Ваша от 16/29 июля и все, что общеизвестно о Вашем управлении Церковью со времени издания Декларации, с несомненностью устанавливает, что Вы ставите Церковь в ту же зависимость от гражданской власти, в которую хотели поставить ее два первых «обновления», — вопреки свв. канонам Церкви и декретам самой власти гражданской.

И «Живая Церковь», захватившая власть Патриарха, и Григорианство, захватившее власть Местоблюстителя, и Вы, злоупотребивший его доверием, — все вы делаете одно общее, антицерковное обновленческое дело, причем Вы являетесь создателем самой опасной его формы, так как, отказываясь от церковной свободы, в то же время сохраняете фикцию каноничности и Православия. Это более, чем нарушение отдельных канонов!

Я не создаю нового раскола и не нарушаю единства Церкви, а ухожу и увожу свою паству из тонкой обновленческой ловушки: «Да не утратим по малу неприметно той свободы, которую даровал нам кровию Своею Господь наш Иисус Христос освободитель всех человеков» (из 8-го правила 3-го Вселенского Собора).*

Оставаясь верным и послушным сыном Единой Святой Православной Церкви, я признаю Местоблюстителя Патриаршего Престола митрополита Петра (Полянского), признаю и тех епископов, которые, не присваивая себе самочинно общецерковной власти, уже порвали с Вами каноническую связь, по их свидетельству: «впредь до суда совершенного Собора местности», т. е. с участием всех Православных епископов, или до открытого и полного покаяния перед Святой Церковью самого митрополита». (Сергия — Л. Р.). (Подч. везде нами — Л. Р.).

Опасным уклонением в борьбе с митр. Сергием было допускавшееся одним из ведущих иосифлянских епископов — еп. Димитрием (Любимовым) — обвинение сергианского духовенства в безблагодатности. Такая позиция была, по существу, тем же грехом против церковного братолюбия, который насаждал митр. Сергий, и давала повод последнему для решительной и беспощадной, получающей при этом видимость нравственного и канонического оправдания, расправы с наиболее активными деятелями оппозиции и компрометации всего движения в целом.

Против этих крайностей направлено проникнутое благодатным духом церковного братолюбия письмо авторитетного петроградского священника (из ссылки) — «духовного старца» о. Всеволода по поводу последних церковных событий:

«...Знаю, что у вас произошли великие церковные недоумения и нестроения. У вас произошло разделение на две части. Одни стоят за митр. Сергия (Страгородского) и за Синод, другие — против.

⇐ Предыдущая 1 234 5 6 7 8 9 Следующая ⇒