ДЖЕМС РЕТЕДЛИ И ЛИЗА У ЛОРДА БЕНЕДИКТА

⇐ ПредыдущаяСтр 20 из 49Следующая ⇒

Встретившись с Лизой, с тем же, что и он, нетерпением ждавшей возможности поговорить без помехи со своим женихом, капитан пов„з е„ в свой маленький, по его словам, коттедж. Он оказался прелестным, правда одноэтажным, но поместительным и уютным старинным особняком. Когда-то это была холостяцкая обитель деда, пожелавшего отдать е„ внуку Ричарду. Но после ссоры, вполне сознавая свою ошибку, упрямый дед вс„ же завещал дом Джемсу, которому в то время было всего двенадцать лет. Дом так и простоял много лет заколоченным.

Когда капитан впервые вош„л в него, на него пахнуло такой стариной, о которой сейчас и думать забыли в Англии, поддаваясь модным течениям. Дед собрал в этом доме вс„ самое лучшее из мебели, хрусталя, скульптуры и фарфора, чем владели его предки. Не только кусочек старой Англии, но много венецианских кружев и стекла, несколько исключительной художественной ценности картин и ковров, музейных столов и старинный гобелен обнаружил здесь капитан. Дом стоял на холме и был окружен садом, и улица спускалась вниз, вся в зелени садов. Правда, до центра было далеко, но капитан не сомневался, что Лизе дом понравится, и решил поселиться в н„м с женой.

Отделав заново некоторые из комнат, подновив другие в их прежнем старинном стиле, капитан очень радовался, что его родным ни разу за столько лет не приходило в голову проведать дом, хотя ключи у них были. Леди Ретедли была поражена, когда узнала, что сын предполагает поселиться с семьей в дедовском особняке.

- Да разве там есть что-то ценное? Ведь дедушка говорил мне, что дом пуст.

- Ценное, матушка, понятие растяжимое. На ваш с Ревеккой вкус там, быть может, и нет ничего ценного. На мой и, надеюсь, моей будущей жены - там будет уютно и красиво, а главное, радостно.

Крайне недовольная тем, что ей не только отказано в покровительстве будущим родственникам, но что сын даже не собирается спрашивать ни мнения, ни советов у матери, леди Ретедли замолчала, всем своим видом выражая негодование. Однако уверенная, что сына е„ околдовала жадная особа; благородная леди решила быть разумной и политичной, выказывая как можно больше внимания сыну, но всячески язвя будущую родню и особенно - невестку.

Капитан ни словом не обмолвился Лизе, как выглядит их будущее жилище. И девушка, хотя и знала своего жениха как натуру художественную, делавшую красивым вс„, к чему бы ни прикоснулись его ловкие руки, думала тем не менее, что это будет обычный приличный дом. Она заранее обрекла себя на печальную участь светской дамы, хотя сердце е„ бунтовало против пустой и бессодержательной жизни, какую ей приходилось наблюдать в своей среде.

Дилемма любви к человеку и любви к искусству беспокоила Лизу. Здесь мог таиться простор для размолвок и взаимных разочарований. Сердце Лизы часто болело, когда она думала о будущей семейной жизни. Но она ни разу не высказала Джемсу своих сомнений, и все они испарялись, когда она видела его тв„рдо смотревшие ж„лтые глаза или замирала под его поцелуем.

В этом настроении Лиза пребывала и сейчас. Но как только капитан открыл входную дверь и она очутилась в большом холле с потолком из огромных старинных балок, с высокими, деревянными же панелями, потемневшими от времени, с гигантским камином, где весело трещал огонь, с множеством цветов в старинных вазах, - у не„ вырвался крик восторга и, забыв все приличия на свете, она бросилась на шею жениху.

Чем дальше шла Лиза со своим будущим мужем, тем яснее становилось ей, что он пойм„т е„ сердце, что у не„ не будет тайн, что их не разъединит ревностью е„ искусство.

- Ну, теперь мы входим в твою святая святых, - сказал капитан, подводя Лизу к небольшой двери, которую скрывал редкий по красоте ков„р. - Не знаю, угадал ли я. Понравится ли тебе этот уголок. Но я вложил в него всю любовь, вс„ понимание художественного вкуса, на какое я способен.

Капитан отворил дверь, но ставни комнаты, куда они вошли, были закрыты, и Лиза не могла видеть ясно того, что е„ окружало. Как только капитан открыл ставни и солнце ворвалось в комнату, Лиза увидела, что стоит в небольшом помещении, из которого идут двери направо и налево. На самой середине на тяж„лом старинном постаменте стояла белая статуя Будды, державшего на вытянутой руке чашу. Глаза его смотрели прямо перед собой, точно приветствуя вошедших и прося положить в его чашу вс„ самое высокое, самое чистое в душе.

Пол был застлан светлыми японскими циновками очаровательной работы и тонов, и такими же циновками были затянуты стены. По углам и у стен стояло несколько низких диванов, низеньких восточных столиков с инкрустацией из перламутра и таких же табуретов. Лиза смотрела в лицо встретившего е„ Будды, которое сияло божественной добротой и состраданием, и по лицу е„ катались сл„зы.

- Откуда мог ты знать, что я так глубоко чту Будду? Я ведь никогда никому об этом не говорила. Как я всегда мечтала иметь белого Будду! - прошептала она.

- Перестань плакать, дорогая. Я наш„л это сокровище в одном из ящиков в подвале, как и эти циновки. И увидел в Будде символ величия человека, который хочет идти пут„м раскрытия талантов и возможностей, что живут в н„м.

Я подумал, что если оба мы будем видеть перед собой эту чашу и нести в не„ мир и милосердие, - наша жизнь не окажется пустой и бесцельной. И мир, и милосердие будут снова литься из этой чаши в наш день через наши сердца.

Ты будешь совершенствоваться в искусстве, очаровывать сердца людей музыкой. Я же буду трудиться, как умею и могу, среди серого своего дня. И оба мы, видя перед собой этот символ милосердия, будем нести чашу любви и единить вокруг себя людей в красоте и чести. Не бойся меня, не бойся жизни вообще и не бойся жизни со мной. Перед этим великаном духа я обещаю тебе оберегать твою свободу и создать тебе дом, где бы тебе жилось легко, просто, весело. Но пойд„м, дорогая. Это преддверие, твой храм дальше.

Они прошли в комнату налево. Окна выходили в сад, и вс„ в ней, от ковра, стен, люстр, занавесей, было белое. Посреди комнаты стоял рояль, покрытый белой старинной парчой, и в небольшом шкафу из саксонского фарфора и стекла стояла скрипка в старинном футляре.

- Скрипку эту я наш„л в одном из стенных шкафов, всю покрытую пылью и паутиной, об„рнутую чуть ли не рулоном бумаги. Я разворачивал е„ почти час, пока не добрался до футляра. Здесь же была записка, написанная женской рукой, где говорилось, что тот, кто эту скрипку отыщет, может считать себя е„ владельцем. Не будучи осведомл„н в достоинствах скрипок, я вызвал знакомого мастера, который сказал, что инструменту этому и цены нет.

Дольше Лиза выдержать искушения не могла, и через минуту, забыв вс„ на свете, кроме своей любви и великого образа Будды, заиграла свою фантазию.

Почти пустая комната, с узкими белыми диванами, вся наполнилась звуками.

Скрипка, точно человек, то плакала, то торжествовала, и голос е„ напомнил капитану другой город, другой музыкальный зал, Ананду с его виолончелью и...

человека его мечтаний, чудесно воплотившегося из мечты в действительность.

Капитан закрыл лицо руками. Мысли его улетели к Флорентийцу. Он вспоминал слово за словом их разговор в деревне, вспомнил картину в кабинете, где видел И. и Ананду в обществе ещ„ кого-то, кого он не знал, и тв„рдо, ясно понял, что без этих людей для него больше жизни нет. Звуки умолкли. Капитан открыл глаза и увидел Лизу преображенную, Лизу, какой бывает она в моменты вдохновения. Она прижимала скрипку, как икону, к своей груди и не то давала клятву, не то молилась.

- О ч„м ты думаешь, Лиза? - подходя к ней и обнимая е„, спросил капитан.

- Я молюсь, чтобы мы с тобой, под благословением этой статуи, что ты поставил здесь, прошли в чистоте и доброте тот кусок жизни, что нам дано быть вместе, Джемс. Я молюсь, чтобы мы встретили такого наставника, который помог бы нам славить жизнь, украшать е„ для людей, как мы оба хотим того сейчас; чтобы мы умели не плакать о себе и не забывать о других.

- У нас с тобой есть этот друг, Лиза, друг такого обаяния и совершенства, что только личное тво„ знакомство с ним может дать тебе о н„м представление.

Все слова бледны и бессильны, чтобы его описать. В понедельник мы с тобой поедем к нему завтракать. Ты ни о ч„м не беспокойся, вс„ устроится так, что мы поедем вдво„м, и вс„, что только ты сможешь понять в доме друга, лорда Бенедикта, - вс„ проникнет в тебя навеки. Я уверен, что там ты найд„шь тот духовный путь, ту творческую красоту, которые ищешь.

Уложив скрипку в футляр, скрипку, цену которой Лиза поняла с первых же звуков, она поставила е„ обратно в чудесный шкаф.

- И надо же было твоему деду собрать столько сокровищ в одном доме! Глаза разбегаются, я даже упомнить всего не могу, что здесь видела.

- Пойд„м, посмотрим ещ„ раз на божественного мудреца, - сказал капитан, взяв Лизу под руку и уводя е„ из музыкального зала.

Они подошли к статуе. Теперь Лизе лицо Будды казалось ещ„ прекраснее.

Чудилось, сейчас уста его раскроются и он заговорит. Ей представился мир человеческий с войнами, преступлениями, местью, жадностью, борьбой.

Представилась смерть, о которой царский сын, будущий нищий и наконец Будда не должен был ничего знать. Представилась его юность в садах удовольствий, где он не видел увядших лиц, не знал о старости и болезнях, - но вот он выбрал себе удел санньясина и стоит здесь, вечный и милосердный, провозглашая миру свободу и милость.

Лиза и Джемс тесно прильнули друг к другу. Они точно венчались сейчас здесь, давая обет верности и любви перед этой дивной эмблемой и видя в ней единственный для себя чистый путь к чистой и честной жизни.

- Направо, Лиза, твоя спальня. Мы не войд„м туда сейчас. Мы войдем как муж и жена, чтобы никогда не переступать е„ порога в ссоре или раздражении.

Пусть великий образ этого искателя божественной истины будет нам тем источником доброты и мудрости, где мы будем находить силы для каждого нового дня.

Сойдя вниз и посмотрев на часы, они увидели, что пропустили все обещанные сроки возвращения и помчались к графам Р. Старики хотели было начать с выговора, но увидев, как преображены счастьем лица молодых людей, весело рассмеялись и только изменили план своих действий. Сначала - визит к леди Ретедли, потеем - осмотр дома.

Визит к будущей свекрови, которого так боялась Лиза, теперь уже не страшил ее, он стал казаться ей просто формальностью, тем более что она отлично почувствовала суть отношений сына, матери и сестры. О сестре она думала меньше всего, так как капитан говорил ей иногда о Ревекке в юмористическом тоне, о том, что она ждет заморского принца, так и не явившегося по сей час за столь соблазнительной невестой.

Леди Ретедли попробовала встретить покровительственно своих будущих родственников, но наткнулась на стену высокой гордости, кроме того граф засыпал е„ именами своих друзей из высшей аристократии, которые будут присутствовать на свадебном обеде его дочери, и леди Ретедли, и не мечтавшая о таком обществе для себя и Ревекки, сразу изменила тон. По свойственной ей бестактности, она опять пересолила, что не особенно пришлось по вкусу графине Р.

Любя музыку, проведя в кругу выдающихся людей всю свою молодость, графиня Е. не переносила мещанских по духу семей. Мать будущего зятя произвела на не„ отталкивающее впечатление, и она радовалась такту и любви капитана, устроившего Лизе совершенно отдельный дом. Теперь ей не терпелось увидеть поскорее этот дом и вырваться из банальной атмосферы, окружавшей леди Ретедли. Перед отъездом едва не разыгралась неприятная сцена. Ревекка, узнав, что брат вез„т своих будущих родственников осматривать дом, захлопала в ладоши и запрыгала, как восьмилетнее дитя, выражая страстное желание присоединиться к графу. У тех вытянулись физиономии, но капитан категорически заявил, что ни мать, ни сестра не войдут в его новый дом до свадьбы. Когда молодые устроят первый при„м, приедут они, но не раньше. Если не было охоты наблюдать, как он перестраивал дом, - они увидят его только в полном блеске, когда хозяин и хозяйка будут в н„м жить. Тон капитана, тот новый тон, к которому ни мать, ни сестра никак не могли привыкнуть, был очень любезен, но категоричен. Пришлось покориться, затаив злость и любезно улыбаясь.

Лиза торжествовала. Она везла родителей к себе в дом, совершенно отч„тливо ощущая себя хозяйкой нового жилища. Не сговариваясь друг с другом, оба решили никому не показывать Лизин уголок, а после ряда комнат ввести родителей прямо в музыкальный зал и этим закончить осмотр дома. Старики были восхищены и домом, и садом, и обстановкой. Графиня-мать радовалась уедин„нности места, но отец находил, что молодым людям было бы удобнее жить поближе к центру. Возвратившись в отель, они выработали программу дня на завтра, и старики были чрезвычайно польщены предстоящим визитом к лорду Бенедикту, о котором они уже были наслышаны как о новом чуде лондонского общества.

Следующий день пролетел для Лизы и Джемса так быстро, что они едва успели выкроить время, чтобы несколько минут постоять у статуи белого Будды, без которого, как казалось теперь Лизе, она уже жить не может. В воскресенье вечером, после подробного обсуждения, во что и как все Р. оденутся, отправляясь в дом лорда Бенедикта, прич„м капитан делал дамам такие смешные наставления, что все дружно смеялись и, в свою очередь, добродушно подкалывали его, графиня несколько раз пожаловалась на л„гкую головную боль.

Но так как у графини всю жизнь было плохое здоровье, то никто не увидел в этом ничего, кроме простой мигрени. Весело расставшись с женихом, все разошлись по своим комнатам. И также весело, легко, радостно вскочила Лиза с постели на следующий день. Она спала всю ночь очень крепко, проснулась с сознанием какого-то небывалого счастья, уверенности в себе, и в первый раз почувствовала себя по-новому взрослой, по-новому самостоятельной и готовой к жизни.

" О, я в силах вс„ победить! Я знаю сейчас, сколько величия в жизни человека и какими чудесами она полна. О мой белый Будда, как многим я тебе обязана, - думала Лиза. - Те минуты, что я простояла у твоей чаши, великий мудрец, раскрыли мне, что в жизни не может быть смерти. Ты не умер, ты - Вечность. А значит, и всякий, за Тобой идущий, тоже Вечность. И моя скрипка тоже частица Вечности".

Лиза была уже совсем готова, но не хотела идти к родителям, так необычайно светло она себя чувствовала. Всеми мыслями она прильнула к чаше Будды и несла к нему свою скрипку и свою любовь, молясь, чтобы светлое состояние духа, в каком она находилась сейчас, никогда не омрачалось для е„ искусства и любви. Ничто ей сейчас не казалось страшным. Она поняла, что жизнь вечна, что тот день, который она жив„т сегодня, - это минута творчества. А творчество вечно, значит и эта минута, в огне творчества прожитая, не может быть ничем иным, как мгновением вечного творчества, Вечной Жизнью. " Как хотелось бы мне, - шептала Лиза, - приносить мои звуки людям такими чистыми, такими любовными и утешающими, как будто я вынула их из чаши Будды".

Стуком в дверь были прерваны е„ гр„зы. Стучал граф, взволнованный и раздосадованный. У графини к утру поднялся жар, появились кашель и насморк, и о поездке их к лорду Бенедикту нечего было и думать. Лиза тотчас же прошла к матери, очень огорч„нной своей неожиданной болезнью и ещ„ больше раздосадованной невозможностью поехать к очень е„ интересовавшему лорду.

Привыкнув видеть в Лизе девочку, которой не полагается быть самостоятельной и которая не может ехать никуда без отца или матери, графиня принялась уговаривать дочь ехать с отцом и оставить е„ одну. Граф, не стеснявшийся в России покидать свою жену на очень долгое время, здесь не расставался с нею ни на шаг. Он категорически заявил, что они не поедут, что лорду Бенедикту будет извещено о болезни графини, а дети посидят дома.

- Это совершенно невозможно, папа. Лорд Бенедикт ближайший друг Джемса, которым он очень дорожит и которого чтит не меньше, чем мог бы чтить отца. Я знаю, что вся семья лорда переехала из деревни раньше времени, чтобы познакомиться со мной. Я знаю, что на этом завтраке, даваемом в честь меня и Джемса, будут присутствовать люди, от которых будет зависеть многое в судьбе Джемса. Мама не больна, а только нездорова, и мы возвратимся скоро. Если вы, папа, не хотите ехать, мы поедем с Джемсом вдво„м. Ехать нам необходимо, и мне немного странно, как вы, решаясь отдавать меня замуж, боитесь предоставить мне самостоятельность в таком маленьком деле, как завтрак.

Супруги были так поражены решительностью Лизы и е„ желанием, выраженным в столь категорической форме, что даже не нашлись, что ответить, но оба были явно недовольны. Графиня точно ото сна очнулась и стала наконец понимать, что у дочери есть своя жизнь, где ей места может и не быть. Каждый из троих таил свои мысли и, будучи слишком воспитанными людьми, чтобы говорить неприятности, все держались внешне спокойно, но горечь переполняла стариков.

Как бы то ни было, в назначенный час Лиза и капитан Ретедли входили в дом лорда Бенедикта.

Лиза была приготовлена капитаном, кто и что е„ ожидало в доме и семье Бенедикта. Но она не только растерялась от первого же взгляда хозяина, но и каждое новое лицо, с которым он е„ знакомил, заставляло е„ вс„ больше смущаться. Застенчивость, свойственная ей всегда, на этот раз дошла до такого предела, что ей самой становилось невыносимым е„ скованное состояние.

И именно в тот миг, когда она дошла до полного изнеможения, она почувствовала на себе взгляд лорда Бенедикта, который встал со своего места и, опустившись в кресло рядом с нею, спросил о здоровье матери. Постепенно разговор переш„л на Лондон, на музыку и через десять минут от стеснительной застенчивости Лизы не осталось и следа. А все окружающие е„, казавшиеся ей такими особенными, теперь стали простыми и достижимыми. Вначале, пораженная целым сонмом красавиц, Лиза законфузилась, На самом же деле в сво„м светло-сером костюме с отделкой цвета резеды, с бледным личиком, на котором горели глаза существа, отмеченного темпераментом и талантом, вдохновляемая любовью и счастьем раздел„нной привязанности, Лиза была не просто мила, но не могла бы остаться незамеченной среди любых красавиц. Тонкая фигурка и полные грации движения делали весь е„ облик гармоничным и исключительно изящным. Е„ голос, металлический и вибрирующий массой разнообразных интонаций и оттенков, приятного тембра, решительный, довершал цельность впечатления. От той девочки, которую И. и Левушка встретили в пути ещ„ так сравнительно недавно, и следа не осталось.

Флорентиец спросил Лизу, не певица ли она, она засмеялась - точно колокольчик зазвенел - и сказала, что, к большому огорчению отца, она и певица, и скрипачка, но и то и другое ещ„ только в любительской фазе.

- О, тогда у вас есть соперница. Моя при„мная дочь тоже певица, но не скрипачка, а пианистка и тоже любительница. Если бы вы захотели доставить нам удовольствие, то не отказались бы сыграть нам что-нибудь вместе с Алисой. Мы давно не слышали скрипки и были бы вам благодарны за час отдыха в музыке.

- Играть я так люблю, что рада каждому случаю, когда могу коснуться струн. Но сегодня у меня так много " но", что я едва ли решусь играть.

- Ну, а если я угадаю все ваши " но" до самого последнего, согласитесь ли вы тогда играть?

- Это так невероятно, лорд Бенедикт, что я даже не решаюсь принять такое условие.

- Первое ваше " но" состоит в том, что вы давно по-настоящему не занимались. Второе - здесь нет вашей скрипки, а моя - понравится ли вам, вы не знаете. Третье - вы только что держали в руках скрипку, перл старинного мастера подаренную вам влюбл„нным в вас человеком. Четв„ртое - у Будды...

- О, ради всего святого, - вскрикнула вскочившая с места Лиза, - я не знаю, что вы хотели сказать, - задыхаясь, продолжала она, - но слово, которое вы начали, привело меня в восторг и ужас одновременно.

- Если бы я не был прерван столь внезапно, я сумел бы дойти до вашего пятого и шестого сомнений, - улыбался Флорентиец.

- Нет, нет, я вижу, что мне уж лучше согласиться. Я ещ„ не знаю, найд„м ли мы контакт с мисс Алисой и известны ли мне вещи, которые играет она, но, пожалуйста, дальше не угадывайте.

Лиза старалась овладеть собой. Ей была неприятна эта вспышка перед лордом Бенедиктом, особенно в присутствии жениха, так образцово владевшего собой всегда. Лиза даже не решалась посмотреть в его сторону, как вдруг увидела его перед собой.

- Если вы желаете играть на вашей старинной скрипке, я привезу е„ вам, Лиза, сию минуту. - Голос капитана был так необычно нежен, ласков и любящ.

- Не беспокойтесь, капитан, - вмешался Флорентиец.- У меня есть скрипка Ананды, которую он оставил мне на хранение. Я думаю, чистые руки вашей невесты достойны прикоснуться к такой драгоценности. А вам, - продолжал он, повернувшись к Лизе, - прикосновение к смычку и грифу, которых касались руки великого мудреца и музыканта, поможет выполнить то четв„ртое " но", которое вы не дали мне высказать.

Слуга вош„л звать к завтраку, чем дал Лизе немного прийти в себя от изумления, восторга, детской радости и робости, которые внушал ей красавец-хозяин. Подав ей руку, лорд Бенедикт пов„л е„ к столу.

Положительно, вс„ в этом доме поражало своей необычайностью. Хотя у себя дома Лиза была приучена к прекрасной сервировке и красиво накрытому столу, всегда украшенному цветами, так как дед - большой любитель фарфора и цветов - сам составлял букеты, но в доме лорда Бенедикта она не знала, кому и чему отдавать предпочтение. Лизе казалось, что вс„ вокруг нереально, что Наль рядом только сказочная принцесса е„ собственного сна, что вот она проснется - и Наль не станет. Алиса представлялась ей феей, а Николай и сам лорд Бенедикт - заколдованными царевичами. Пока она шла в столовую, она дважды сильно оперлась на руку хозяина, точно желая проверить себя. И оба раза чудесное чувство спокойствия, почти блаженства, разливалось по всему е„ существу. Все страхи Лизы, е„ робость и скованность постепенно исчезали.

Сидя подле ласкового хозяина, видя напротив своего жениха, Лиза думала, что за всю свою жизнь она, пожалуй, не была ещ„ так счастлива, как сейчас.

Какое-то величавое спокойствие, ещ„ не испытанное ею равновесие и вместе с тем полнота осознания себя творчески цельным существом по-новому освещали ей жизнь.

- Жизнь - не есть нечто совершенно изолированное, - услышала она слова лорда Бенедикта. - Жизнь человека на земле - это та частица Вселенной, которую он мог вместить, творчески в себе обработать, очистить страданиями и снова передать Вселенной, чтобы помочь ей двигаться впер„д.

Наша гостья будет нам играть сегодня. Мы будем слушать. Но если дух е„ не будет гореть огнем негасимой любви к искусству, мы останемся холодными наблюдателями. Мы будем разбирать е„ тон, е„ руки, лицо, е„ мимику. Мы будем видеть только е„, и наши глаза не проникнут в царство радости общения в красоте, которое одно только и ценно и необходимо людям. Если Фидий оставил нам сво„ имя, которое не затмил ни один из скульпторов, то это потому, что, творя статую, он не о земле только думал, а н„с ей, скорбящей, сво„ небо.

Наша гостья вс„ ещ„ стесняется в нашем обществе. Но я уверен, что как только пальцы е„ коснутся заветной скрипки, - она забудет о нас и понес„т сво„ счастливое небо в наши сердца.

Флорентиец ласково и ободряюще смотрел на смущ„нную Лизу.

- Если бы подле вас, лорд Бенедикт, я не испытывала совсем неизвестных мне до сих пор чувств, я бы не могла, по всей вероятности, издать ни единого звука после ваших слов об искусстве. Но сейчас в меня вливаются и уверенность, и дерзновение. Я не боюсь больше играть перед вами, а наоборот, мне кажется, что только сегодня я начну играть не по-ученически. Быть может, это слишком дерзко - так говорить, но так чувствует моя душа в эту минуту.

Завтрак кончился, все встали вслед за хозяином. Если бы Лизу спросили, что она ела и пила и был ли вообще завтрак, она вряд ли сумела бы ответить.

Для не„ существовали какие-то отдельные минуты, отдельные слова лорда Бенедикта и лицо человека, в которого она была влюблена. Вс„ остальное тонуло в желании играть и в такой - ещ„ никогда не испытанной - жажде творчества, которые ей открылись сегодня и сжигали е„ своим огнем. Лорд Бенедикт подв„л Лизу прямо к роялю, куда подозвал и Алису. Пока девушки сговаривались, что им сыграть, он прин„с футляр из своего кабинета. И футляр, и н„сший его человек были необычны. Футляр был квадратный, из очень светлого, пожелтевшего от времени дерева. Небольшим старинным ключом лорд Бенедикт открыл его. Прежде чем поднять крышку, он посмотрел на Лизу, говоря:

- Я ещ„ раз повторяю вам, Лиза, что скрипка эта принадлежит теперь моему другу Ананде, большому мудрецу. Он не только мудрец, он принц среди обычных людей. Это чистая доброта и такая сила любви, перед которой и Везувий затихает. Соберите всю вашу любовь, такую сейчас чистую и счастливую. Играя на этой скрипке, несите в чашу Будды ваши звуки, и пусть они прольются из не„ миром и силой для всех скорбящих.

Он открыл ящик и подал Лизе старинную большую и удивительно пропорциональную скрипку. Дрожа от радости, Лиза взяла инструмент, попробовала строй, удивляясь, что он точен, и, переглянувшись с Алисой, стала ждать первых звуков сонаты. В это короткое мгновение у не„ мелькнули десятки мыслей и сомнений, что и кого она найд„т в пианистке. Взглянуть на Алису она уже не могла. Все е„ силы перешли в руки, которые казались ей л„гкими, свободными, точно их зарядили сильным электрическим током. Алиса под устремленным на не„ взглядом Флорентийца преобразилась более обычного, и первые звуки, неожиданно глубокие и мощные, заставили Лизу выпрямиться, вздрогнуть, и когда она ударила по струнам смычком, ей показалось, что она зацепила сердца присутствовавших.

Часть за частью шла соната, и вдруг Лиза ощутила, что за е„ спиной растет какая-то неведомая сила, которая ей помогает. Руки е„ стали ещ„ легче, звук сильнее, сама скрипка одухотвореннее, и не мозг, не память вели е„ пальцы, а из самого сердца ш„л к ним ток. Почти не сознавая, где она и кто подле не„, Лиза кончила сонату.

- Теперь, Лиза, попробуйте сыграть нам свою фантазию, - попросил лорд Бенедикт.

Вс„ так же мало сознавая действительность, Лиза стала играть свою фантазию, ту песнь торжествующей любви, которую играла, вдохновясь образом Будды. Сейчас ей казалось, что она слышит какой-то новый оттенок в струнах, точно они шепчут ей: " Ты играй для земли, для людей. Ты не думай о себе, но думай о людях, для радости которых должна жить твоя песня. Играй только, тогда, когда сердце чисто". Сила, помогавшая ей сейчас играть, слилась с е„ руками, сердцем, окутав всю е„ атмосферой счастья. И Лиза закончила свою фантазию таким порывом страсти, что даже физически почувствовала изнеможение.

Когда она пришла в себя, е„ потянуло оглянуться. Е„ взгляд встретил незаметно вошедшего гостя. Посреди комнаты стоял Ананда. Глаза присутствующих были прикованы к его фигуре, к его глазам, испускавшим лучи.

Все были поражены бесшумно проникшим к ним неизвестным, и только хозяин и Николай радостно спешили к нему из разных концов огромной комнаты.

Флорентиец заключил гостя в свои могучие объятия, и тот, казавшийся за мгновение до того таким высоким, сделался вдруг меньше рядом с гигантом-хозяином. После первых приветствий лорд Бенедикт представил нового гостя, назвав его своим другом Сандрой Кон-Анандой.

Первыми познакомились с ним обе юные музыкантши. Взяв руку Лизы в свои руки, Ананда оглядел комнату, как бы кого-то ища.

- Ты, конечно, ищешь другую половину яблока, - лукаво усмехаясь, сказал Флорентиец. - Вот он, храбрец-капитан, спрятался за моей спиной. - И Флорентиец выдвинул впер„д Джемса, лицо которого было таким растроганным и взволнованным, каким Лиза даже не считала возможным его увидеть.

Ананда взял руку капитана, положил е„ на руку Лизы, которую держал в своей, и сказал Джемсу своим особенным, неподражаемо ласковым металлическим голосом:

- Когда я говорил вам об этой минуте в Константинополе, это показалось вам немыслимой фантазией. Теперь я спокойно соединяю вас с сей чистой душой, зная, что в ней для вас сохранится огонь радостной любви до конца е„ и ваших дней. Вс„ остальное, друг, неважно. Сейчас важна только задача создания новой семьи, в которой так нуждаются чудесные, высокие души, ожидая чистого места для своего воплощения. Помните об этом, и вы выполните то, что обещали мне в Константинополе. А я буду всегда помнить, кому обязан столь многим, кто вернул мне украденное кольцо. Вы же, дорогая, - обратился Ананда к Лизе, - выполните только один мой завет: всегда, везде УТВЕРЖДАЙТЕ и научите своих детей понимать современность, принимать е„, никогда не отрицая.

Искусство поможет вам воспитать своих детей. Оно будет им второй матерью.

Не верьте тем, кто будет говорить, что искусство и семья несовместимы. Не делить надо любовь между семьей и искусством, но сливать их воедино, отражая в себе всю Вселенную как единую вечную Любовь, в которой семья и труд для не„, общественный труд и искусство - вс„ лишь аспекты Единой Любви, живущей в нас. Играйте. Играйте всюду и везде как можно больше. Играйте большим толпам народа, отбросив предрассудок: " Выступать на подмостках". Но играйте всегда даром, отдавая все деньги беднякам.

Ананда повернулся к Алисе, слушавшей его с тем вниманием, что граничит с благоговением.

- Вам, мой друг, также дано утешать людей музыкой. Ещ„ молодой вы будете выступать вместе со своими детьми. Забудьте робость, идите с той непреклонной волей, которую передал вам отец. Ничего и никогда не бойтесь. Я ещ„ буду с вами говорить.

- А тебе, Ананда, я у самой двери изловил вот эту парочку беглецов, - со смехом подв„л Флорентиец Генри и его мать к Ананде.

- Неужели же, Генри, ты был бы способен ещ„ раз бежать от меня?

- Простите нас, - тихо сказала леди Цецилия и - чего никто не мог ожидать - опустилась на колени перед Анандой. - Мы оба так виноваты перед вами. Не сын виноват, но мать, не сумевшая воспитать в н„м самообладания, - поднятая Анандой, продолжала леди Цецилия, склонясь к нему на плечо.

- Полноте, дорогая. Генри славный малый. Если в н„м раньше слишком бурлили страсти, то сейчас, за время жизни у нашего друга и Учителя Флорентийца, он уже так вырос в своей чести и цельности, что прежнего сумбурного мальчика и в помине нет. Генри, мой добрый сынок, твои испытания зрелого, честного сердца только ещ„ начинаются, а не кончились, как ты думаешь, - с неподражаемой добротой говорил Ананда. - Немало тебе предстоит испытать. Но ты не один, у тебя не только Флорентиец и я. У тебя ещ„ целое кольцо друзей здесь, и сердца всех тех, кого ты видишь в этой комнате, связаны с тобой многими веками труда и любви.

Правда, до сих пор ты доставлял нам всем немало забот и беспокойства. Но сейчас в тебе уже созрело мужество отдать самому себе отч„т в своих поступках. Созревай же дальше, друг, вскоре тебе представится случай проявить героизм сердца и правдивость его.

Радостно и счастливо приветствуемый Николаем и Наль, Ананда сказал ей:

- Вы давно знаете меня заочно, как и я вас. Теперь нам довелось встретиться и уже никогда не забыть, где, как и когда мы встретились. Ваш дядя Али и тот, кого вы теперь зов„те отцом, - мой великий друг Флорентиец, - мои извечные наставники. Я всем сердцем приму ваших детей в свои ученики.

И хотел бы для вас только одного: чтобы вы, готовя к жизни детей, не боялись за их судьбу. Нет сильнее талисмана и защиты для детей, чем бесстрашная любовь матери.

Окруженный всеми, Ананда прош„л в кабинет Флорентийца, где сказал Амедею, Сандре и Тендлю, каждому в отдельности, по нескольку слов. Он говорил так тихо, что никто другой их не слышал, но лица всех троих засияли, и это ясно видели все.

Через некоторое время, когда Ананда рассказал, что неожиданно получил известие о новых каверзах Браццано и приказ своего дяди немедленно выехать в Лондон, лорд Бенедикт отпустил всех гостей, чтобы переговорить с Анандой наедине и дать ему отдохнуть. Прощаясь с Лизой и капитаном, Флорентиец ласково напомнил обоим, что для них начинается новая жизнь и они по-новому должны теперь встречать каждый расцветающий день.

- Я буду завтра у вас, Лиза, вместе с Алисой, Наль и Николаем. Я знаю необычайное хлебосольство вашего отца и потому даю вам право " по секрету" выдать наш завтрашний визит. Вы же, Джемс, не беспокойтесь ни о ч„м. Я помогу вам миновать угрозу помпезного венчания, точно так же, как угрозу путешествия родителей следом за вами в Америку. Будьте счастливы, в добрый путь.

Оставшись вдво„м с Анандой, лорд Бенедикт передал гостю, что в дело о завещании пастора уже вмешались друзья Браццано, которых прислал к пасторше один из друзей е„ юности и близкий человек из Константинополя.

- И не только они, - отвечал Ананда. - На одном со мною пароходе прибыли ещ„ двое. Эта парочка получила точное задание похитить Алису. Пасторша в переписке со своим другом четко, со свойственной ей откровенностью характеризовала своих дочерей. Чтобы осуществились адские замыслы Браццано, ему нужна девственница с чистейшим сердцем. Меня не узнали. Полагая, что я не понимаю их языка, они откровенно болтали и о плане женитьбы подосланных юнцов на обеих сестрах, и о немедленном увозе Алисы после венчания.

Подкупить они, конечно, могут пол-Лондона. Я не составил пока плана действий и приму все ваши приказания. Нет ли надежды спасти пасторшу и е„ старшую дочь от того ужаса, в котором они погрязают?

- Я испробовал все средства, Ананда. Им сейчас спасения нет: и мать, и дочь давно раскрыли сердце злу. Жажда роскоши, желание блестящей жизни, вс„ использовано и разожжено. Пока обе несчастные не дойдут до дна, ни одна из них не опомнится. Но я думаю, что дно пасторши ближе, и мы с тобой ещ„ сможем попытаться вырвать е„ у шайки злодеев. Что же касается дочери, то там слишком глубока связь с Браццано. Себе путы она сама связала, отвергнув дважды мой зов.

- От тех же моих спутников я узнал, что Дженни возьмут как бесплатное приложение к Алисе, которая и есть вся цель. Несчастная Дженни, - прошептал Ананда.

- Да, весь их план наш„л пламенного слугу в пасторше. Она пойд„т на вс„, чтобы вырвать Алису из моих рук. Нам с тобой, Ананда. предстоит встретиться в судебной конторе с нею, с Дженни и с теми двумя молокососами. Не может быть и речи хоть о малейшей угрозе для Алисы. Но тех. кого я тебе оставлю. - Сандру, Тендля, - тебе, Ананда. придется защищать, так же как и бедного адвоката. На них пад„т вс„ бешенство врагов. Мой дорогой друг и брат, - обнимая Ананду, продолжал Флорентиец, - который раз в этой жизни ты принимаешь на себя тяжесть борьбы со злом, тяжесть за чужие грехи и проступки, развязывая страшные кармы людей. Да будут благословенны дни твои! Да будет вечным светом и спасением твой труд для людей!

Точно сноп солнечного света лился от Флорентийца и окутывал Ананду со всех сторон.

- Немало мучительных минут придется тебе пережить ещ„ и здесь, мой друг, в новой фазе борьбы с шайкой Браццано. Твоя божественная доброта, пут„м которой ты ид„шь, служа людям, заставила тебя пожалеть негодяя. Ты полагал, что у гада вырвано ядовитое жало, если он дал слово чести оставить т„мный путь. Ты поверил. Ты забыл, что нет чести у бесчестного. Ты его пожалел, применив меру личного восприятия момента. Но ты упустил из вида, что закон мировой пощады требовал полного уничтожения гада. Снова и снова ты принял в себя муку погибшего сердца, мой светлый друг. И теперь, не смея ослушаться выше меня идущих, я вынужден предоставить тебе одному бороться со вновь сплотившейся шайкой. Да к тому же подкидываю тебе двух юных и неопытных моих приятелей. Они мужественны и бесстрашны, но не закалены в воле и послушании.

⇐ Предыдущая 15 16 17 18 192021 22 23 24 Следующая ⇒