Das Lied, das aus der Kehle dringt

Ist Lohn, der reichlich lohnet..

(Песня, льющаяся из уст, сама есть лучшая награда).

Главенствование идеальных потребностей

 

Так как у подавляющего большинства людей главенствуют потребности социальные, то человек с преобладающей идеаль­ной потребностью неизбежно резко от этого большинства отличается. Но поскольку главенствующая потребность не осознается, причины этого отличия ни он сам, ни окружаю­щие обычно не видят, не понимают; когда оно проявляется в пренебрежении к господствующим нормам удовлетворения социальных потребностей, то представляется чем-то противоес­тественным, нелепым, чуть ли не преступным. Но отличие это постоянно выступает на поверхность в столкновениях с боль­шинством из-за удовлетворения в норме какой-то определен­ной идеальной или социальной потребности, в предпочтитель­ном внимании к той или другой. Все это можно иллюстриро­вать множеством примеров и суждений.

Б.Л.Пастернак пишет о Л.Толстом: «Он всю жизнь, во всякое время обладал способностью видеть явления в ото­рванной окончательности отдельного мгновения, в исчерпыва­юще выпуклом очерке, как глядим мы только в редких случа­ях, в детстве, или на гребне всеобновляющего счастья, или в торжестве большой душевной победы.

Для того, чтобы так видеть, глаз наш должна направлять страсть. Она-то именно и озаряет своей вспышкой предмет, усиливая его видимость. Такую страсть, страсть творческого созерцания, Толстой постоянно носил в себе. Это в ее именно свете он видел все в первоначальной свежести, по-новому и как бы впервые. Подлинность виденного им так расходится с нашими привычками, что может показаться нам странным» (212, стр.221).

О Ф.М.Достоевском вспоминает В.В.Тимофеева: «И так было всегда и во всем. Ничего вполовину. Или предайся во всем его богу, веруй с ним одинаково, йота в йоту, или -враги и чужие! И тогда сейчас уже злобные огоньки в глазах, и ядовитая горечь улыбки, и раздражительный голос, и на­смешливые ледяные слова» (274, стр.441). О нем же ЕА.Шта-кеншнейдер: «Вообще, великий сердцевед, как его называют, знал и умел передавать словами все неуловимейшие движения души человеческой, а людей, с которыми ему приходилось сталкиваться, угадывал плохо» (325, стр.314). «Плохо» - т.е. не так, как принято, как «угадывают» другие.

В.Каверин о живописи К.Моне: «<...> когда Моне стоял подле умирающей жены, он, к своему ужасу, заметил, что ма­шинально следит, как меняется цвет ее лица, голубые тона сменяются желтыми, потом серыми... Это страшно...» (112, стр.46).

С.Моэм: «Писатель испокон веков утверждает, <...> что он не таков, как другие люди, а стало быть не обязан подчи­няться их правилам. «Другие люди» встречают подобные за­явления руганью, насмешками и презрением». И дальше: «Но художник и другие люди стремятся к разным целям: цель художника - творчество, цель других людей - непосредствен­ное действие. Поэтому и взгляд на жизнь у художника осо­бый» (192, стр.170 и 171).

Ю.Ф.Самарин пишет в письме И.С.Гагарину в 1840 г. о Лермонтове: «Это в высшей степени артистическая натура, неуловимая и не поддающаяся никакому внешнему влиянию благодаря своей неукротимой наблюдательности и большой глубине индифферентизма» (232, стр.305).

С.Т.Аксаков в письме сыновьям - о Гоголе: «Всякому бы­ло очевидно, что Гоголю ни до кого нет никакого дела; ко­нечно, бывали исключительные мгновения, но весьма редкие и весьма для немногих» (7, стр.222).

Н.В.Гоголь в письме С.Т.Аксакову: «Верь, что я употреб­ляю все силы производить успешно свою работу, что вне ее я не живу и что давно умер для других наслаждений» (7, стр.106).

Ш.Бодлер: «Жребий поэзии - великий жребий. Радостная или грустная, она [поэзия - П.Е.] всегда отмечена божествен­ным знаком утопичности. Ей грозит гибель, если она без устали не восстает против окружающего» (34, стр.236).

Д.В.Григорович о И.С.Тургеневе: «Но слабость характера отличала Тургенева только в делах житейских. <...> Такие на­туры как бы вмещают в себя два отдельные существа, не только не сходные между собою, но большею частью совер­шенно противоположного характера: одно выражается вне­шним образом и принадлежит жизни; другое скрывается в тайниках души и служит только творчеству; последнее чаще всего лучше первого. Пушкин превосходно выразил эту двой­ственность, сказав:

Пока не требует поэта

К священной жертве Аполлон,

В заботах суетного света

Он малодушно погружен;

Молчит его святая лира,

Душа вкушает хладный сон,

И средь детей ничтожных мира,

Быть может, всех ничтожней он.

Но лишь божественный глагол

До слуха чуткого коснется,

Душа поэта встрепенется,

Как пробудившийся орел... и т.д.

 

Но это не вполне можно отнести к Тургеневу. Когда усыплялось его творчество и сам он малодушно погружался «в заботы суетного света», он и тогда не казался ничтожным; его большой ум и образование нигде и никогда не допустили бы его до такой роли» (79, стр.262-263).

А.М.Горький в «Литературных портретах» в главе «В.И.Ленин» пишет: «У меня же [в противоположность Лени­ну - П.Е.] органическое отвращение к политике, и я плохо верю в разум масс вообще, в разум же крестьянской массы -в особенности» (74, стр.26).

В науке средняя норма удовлетворения потребности позна­ния практически касается узкого круга коллег - специалистов. С ними и возникают неизбежные конфликты у того, кто нор­мой этой не удовлетворен. Для всех остальных, кто не знает ни нормы, ни смысла стремлений опровергнуть ее, человек, страстно занятый этими опровержениями, - просто чудак с неуживчивым характером.

В искусстве же неудовлетворенность господствующей нор­мой задевает не только коллег, охраняющих ее, но и широкие круги квалифицированных потребителей - всех, кто доволен нормой и для кого, следовательно, искусство - одно из средств удовлетворения социальных потребностей. Они ведут борьбу поэтому преимущественно как социальную: того, кто посягнул на норму, они стремятся лишить места в обществе, как если бы он только о месте и хлопотал (как озабочены им сами консерваторы). Но для новатора «место» - средство, и он часто не умеет ни добиваться его, ни удерживать, если ему оно даже достанется; он недостаточно ценит «места» сами по себе, а лишенный места, не может доказать или показать пре­имущества предлагаемой им новации... Его интуиция занята другим...

В результате - современники в большинстве своем не мо­гут оценить значительные вклады в науку и в искусство, вклады, требующие решительной смены средней нормы удов­летворения идеальных потребностей. Современники находятся во власти старой нормы (поэтому она и норма! ), зато они ясно видят нарушения норм общественного поведения, и эта необходимая черта открывателя нового неизбежно ставится современниками ему в упрек - в лучшем случае как его не­умение или легкомыслие. Так, В.А.Жуковский упрекал Пуш­кина: «Я ненавижу все, что ты написал возмутительного для порядка и нравственности. Наши отроки (то есть все зреющее поколение) при плохом воспитании, которое не дает им ника­кой подпоры для жизни, познакомились с твоими буйными, одетыми прелестью поэзии мыслями; ты уже многим нанес вред неисцелимый - это должно заставить тебя трепетать. Талант ничто. Главное отличие нравственное» (цит. по 329, стр.241).

Потомки судят иначе: они видят преимущество новой нормы в науке и искусстве (поскольку она стала нормой! ), испытывают благодарность к тому, кто когда-то ее открыл и предложил; видят и то, что устарели нормы общественного поведения, которые он нарушал («величие нравственное» - по Жуковскому), и потому их нарушение склонны вменять в вину не нарушителю, а тому обществу, в котором они гос­подствовали.

Вот, что пишет Пушкин: «Поэзия выше нравственности -или по крайней мере совсем иное дело. Господи Суси! какое дело поэту до добродетели и порока? разве их одна поэтичес­кая сторона» (221, т.12, стр.229).

Человек с главенствующей идеальной потребностью перво­начально оказывается как бы в стороне от окружающей его общественной жизни. Мало интересуясь ею, пренебрегая тем, чем заняты все, он сам занимается чем-то, по мнению окру­жающих, бесполезным. Если эти его занятия ни к чему обще­ственно значимому не приводят, то он так и остается чуда­ком, отщепенцем или неудачником.

Равнодушие художников к тому, что живо интересует.ок­ружающих, можно подтвердить примерами. А.Я.Панаева вспо­минает, что Островский не принимал никакого участия в жарких спорах о предстоящей Крымской войне, и когда Тур­генев заметил ему, неужели его не интересует такой животре­пещущий вопрос, как война, то Островский отвечал: «В дан­ный момент меня более всего интересует - дозволит ли здеш­няя дирекция поставить мне на сцене мою комедию». Все ахнули...» (см.: 219, стр.145).

К.А.Коровин рассказывал, как А.П.Чехов в споре со сту­дентами сказал, что у него нет убеждений, и даже добавил: нет ни идей, ни убеждений (см.: 136).

Кордовский отмечал неустойчивость убеждений И.Е.Репи­на, который с одинаковым увлечением днем поносил террори­стов, а вечером восхищался их юношеским героизмом и чут­костью. К.И.Чуковский в своих воспоминаниях писал, что иногда для перемены мнений Репину бывало достаточно двух-трех минут.

В.Теляковский рассказывает о Ф.И.Шаляпине: «Шаляпин всегда стоял вне политики, в том смысле, что никогда ею не занимался, а всегда оказывался вовлеченным в нее стараниями тех или других, правых или левых. У него не было деления на политические партии, просто одни люди были ему симпатичны, а другие антипатичны, и он одновременно и притом очень искренне дружил с Максимом Горьким, находившимся в то время на крайне левом крыле, и с бароном Стюартом, убежденным крайне правым монархистом» (316, т.2, стр.238).

И.Стоун в книге о Ван-Гоге рассказывает о Рубенсе: «Ру­бенс был голландским послом в Испании <...>. Придворный говорит: «Я вижу, что наш дипломат иногда балуется живо­писью». А Рубенс ему в ответ: «Нет, это живописец иногда балуется дипломатией» (268, стр.99). Кто теперь, кроме исто­риков искусства, помнит, что Рубенс был дипломатом?

Но и современники иногда обнаруживают, что непонятные и как будто праздные дела - искусство - вдруг дают ощути­мый результат - находятся люди, которым нужны плоды та­ких «забав», они кем-то высоко ценятся, вокруг них возникает ожесточенная борьба. Значит, и место в обществе при помо­щи искусства уже завоевано.

В.Шкловский отмечает место, завоеванное художником К.Брюлловым: «Портреты членов императорской семьи Брюл­лов уже делал и бросил, начав превосходно. Он рисовал так­же и Николая, но прервал работу, так как император опоздал на двадцать минут на сеанс. Все это ему прощалось, потому что художник имел право на странности, так же как кавале­рийская лошадь могла горячиться, но, горячась, подчинялась удилам и шпорам, что придает особую красоту посадке всад­ника» (322, стр.373).

Когда «место» завоевано, окружающие, начиная с друзей и знакомых, проявляют иногда повышенное внимание к худож­нику. Ф.М.Достоевский рассказывал Вс.С.Соловьеву: < «...> я узнавал о степени успеха новой своей работы по количеству навещающих меня друзей, по степени их внимания, по числу их визитов. Расчет никогда не обманывал. О, у людей чутье, тонкое чутье! » (257, стр.209).

Но за вниманием и даже уважением следует обычно тре­бовательность: художник должен соблюдать нормы поведения соответственно занятому им «рангу». Но как раз в этом он часто отказывает, без всякого уважения относясь чуть ли не ко всем нормам и не желая отвлекаться от своего главного дела тем, что кажется ему пустяками. (К.Брюллов, впрочем, принял нормы придворного художника, подобные нормам кавалерийской лошади, достаточно ему удобные).

Столкновения, более или менее острые, с господствующи­ми нормами удовлетворения социальных потребностей ведут к тому, что значительные превышения нормы удовлетворения идеальных потребностей можно увидеть только на значительном расстоянии. Открытия в науке и искусстве видны, в сущ­ности, только потомкам. В науке, вместе с накоплением и дифференциацией знаний, это делается все более и более уде­лом специалистов.

Хорошей иллюстрацией потери общего языка, с окружаю­щими вследствие главен ствования идеальных потребностей представляется мне роман Г.Бёлля «Глазами клоуна». Вот его вывод: < «...> человек творческий просто не в состоянии не делать то, что он делает: либо писать картины, либо высту­пать по городам и весям как клоун, либо петь, либо высекать из мрамора и гранита «непреходящие ценности». Художник похож на женщину, которая не в силах отказаться от любви и становится добычей первой встречной обезьяны мужского пола» (26, стр.113).

⇐ Предыдущая21222324252627282930Следующая ⇒

Поделиться:

Популярное:

1. Darauf beschlossen sie, um das Haus herum zu gehen.
2. Die Schweiz: Grundlagen der Staatsordnung
3. Die Staatsaufgaben und ihre Finanzierung
4. Die Wolke riss auf und es regnete – Buttermilch.
5. Du hast Recht», sagte der Alte. «Noch ein Jahr. Und ich kann mich jetzt nicht operieren lassen, ich muss mich stellen. Meine letzte Gelegenheit.»
6. Frau Winter blickte mich erstaunt an. Ihre Augen, von hellblonden Wimpern und Augenbrauen umrahmt, sahen seltsam aufdringlich aus.
7. HANDLING EQUIVALENT-LACKING FORMS AND STRUCTURES
8. Ich angelte den Haifischzahn aus der Tasche.
9. Ist das dein Ernst?», rief die kleine Hexe.
10. IV. Сравните параллельные тексты, проанализировав использование приема приближенного перевода.
11. Nun legte ich ihr doch den Arm um die Schulter.
12. Positive statement - negative tag - positive answer