Эволюция личных дневников (XVIII — первая половина XIX в.)

⇐ ПредыдущаяСтр 10 из 24Следующая ⇒

Истоки личных дневников. Как самостоятельный видовой комплекс исторических источников личные дневники стали формироваться в России в начале XVIII в. Прообразом дневниковых записей служили семейные летописцы второй половины XVII в. с Описаниями событий, участниками которых были авторы и их родственники. Именно такие события стремились сохранить в па-•Мяти создателя летописцев, именно они интересовали последую-

щие поколения, принадлежавшие одной фамилии. В числе первых дневников можно считать семейную хронику московских подьячих Шантуровых. Она велась с 1684 по крайней мере до 1696 г. и еще имела летописную форму повествования.

Осознание необходимости вести личные подневные записи формировалось на фоне социальных, политических и культурных преобразований Петра I, которые прямо и косвенно затрагивали все сословия российского общества. Реформы обострили восприятие русскими людьми действительности. Они острее ощутили нестабильность окружающего мира, влияние общественных изменений на их жизнь, использовали потребность в точной информации, привязанной ко времени и определенным персоналиям, и в то же время столкнулись с неспособностью человека удерживать эту информацию в памяти на протяжении длительного времени и т.д.

Ускорение темпов жизни и ее насыщенность самыми разными событиями стали очевидными в XVIII в. и благодаря появлению в России печатной газеты. Расширяя информационное пространство, газета пробуждала интерес человека к событиям, происходившим вне той территории, на которой он проживал: в столицах, за границей, в других губерниях и т.д. Многие дневниковые записи содержат отсылки на газеты как источник тех или иных сведений.

Поток разнообразной информации, непосредственно касавшейся какого-либо лица или представлявшей для него познавательный интерес, требовал хотя бы выборочной письменной ее фиксации. Подневную форму записи информации иногда «подсказывала» газета.

Внедрение дневниковой формы фиксации событий в повседневную жизнь русских людей было отчасти предопределено административными реформами начала XVIII в. Изменив систему управления страной, Петр I изменил и государственное делопроизводство, в котором появилась новая разновидность документации — журнал. Слово «журнал» (от фр. jour — день) означает «ежедневный», «подневный». Основное назначение нового документа заключалось в регулярной фиксации конкретной работы каждого государственного учреждения и его служащих: Сената, Синода, коллегий и т.д. Журналы сохранялись и в министерском делопроизводстве, пришедшем на смену коллежскому в начале XIX в.

Официальные журналы велись также в канцеляриях государственных деятелей: военачальников, губернаторов и т.д. Так, в канцелярии санкт-петербургского генерал-губернатора А. Д. Мен-шикова они составлялись на протяжении длительного времени. До нас дошли семь подлинных журналов за 1716—1720, 1726 — 1727 гг. и копия конца XIX в. за 1718 г. Подневные записи оформлялись в журналах по единому формуляру: сначала указывались

дата и день недели; затем, начиная с раннего утра, по часам отмечалось, что делал Меншиков, кто у него бывал, куда он выезжал, с кем встречался. В конце дня отмечалась погода. Степень подробности записей зависела от значимости события, которую, скорее всего, определял сам генерал-губернатор. Записки велись первоначально в черновом варианте, затем оформлялся беловик. Оба варианта создавались секретарем канцелярии Меншикова.

Журналы велись и некоторыми государственными служащими на небольшом отрезке времени в ходе выполнения ими одноразового поручения (подневные записи дипломатов, секретарей и канцеляристов посольств, офицеров и т.д.). Исполняя отдельные поручения, должностные лица создавали документ в форме журнала, содержание которого отличалось от канцелярских журналов. Их подневные записи включали описание маршрута к пункту назначения, раскрывали существо порученного задания и его выполнение, описывали обратный путь, а также фиксировали информацию, представлявшую, с точки зрения автора, государственный интерес.

Подобного рода журналы регулярно велись, например, русскими офицерами, которые направлялись киевским генерал-губернатором в 50-х гг. XVIII в. в Крымское ханство для разрешения пограничных конфликтов. Один из журналов составлялся с 21 августа по 10 сентября 1755 г. Он озаглавлен так: «Журнал, содер-жанной Киевского гарнизона Стародубского полку секунд-майором Матвеем Мироновым во время посылки его в Крым до Бак-цысарая к хану крымскому Арслан-Гирею с письмами, а что им, секунд-майором, в бытность его в Бакцысарае и в проезде в оба пути о тамошних обращениях разведано и присмотрено, явствует ниже»¹.

Эти журналы являлись частью официального делопроизводства. Журнал Миронова стал одним из документов дела, в которое вошли также письмо к хану киевского вице-губернатора Костю-рина, ответное письмо хана, инструкция, данная Миронову от вице-губернатора, ордера кошевому атаману Запорожской Сечи. В Киеве журнальные записи сначала были проанализированы. Затем в связи с ними были предприняты определенные действия, породившие ряд новых делопроизводственных комплексов в других государственных учреждениях. Так, особый интерес в Киевской губернской канцелярии, несомненно, вызвали беседы сопровождавших Миронова двух запорожских казаков с постоянно проживавшими в Крыму украинцами Федором Мировичем и Федо-

¹ Андр[иевский\ А. К истории пограничных наших сношений с Крымским ханством. Путевой журнал секунд-майора Матвея Миронова, в командировку его к крымскому хану, 1755 года // Киевская старина. — Киев, 1885. — Т. 11. —

ром Ивановым сыном Нафимовским. Последние сообщили крайне важную информацию: «а ныне король прусской, король французской и король шведской согласились де между собою против России и намерены войну иметь, и мы де присланы от польской стороны для того, чтоб совокупить орду татарскую и нападение учинить на Россию со всех сторон в декабре месяце сего года или предбудущего 1756 г. в генваре месяце; так мы москаля со всех сторон возьмем; а вы не сказывайте молодым козакам о сем, а сказывайте таким, которые еще были во владении под ханом, чтоб они к нам писали и чтоб согласились с нами вместе на москаля, а мы де по времени будем и от себя к старым козакам, кого знаем, писать...»¹. Эта запись в журнале не могла не вызвать реакции главы Киевской губернской канцелярии. Из Киева в Сенат, Коллегию иностранных дел и Военную коллегию, безусловно, были отправлены донесения с информацией о возможной подготовке некоторых западноевропейских стран к войне с Россией. Но, как показала начавшаяся в следующем году Семилетняя война, информация о возможных противниках России оказалась неверной. Против России и ее союзников выступила только Пруссия. Киевскую губернскую канцелярию заинтересовали те люди, которые сообщили, с одной стороны, секретную информацию, а с другой — собирались агитировать запорожских казаков выступить против России. Сбор сведений о Федоре Мировиче и Федоре Иванове сыне Нафимовском отразился в переписке Киевской губернской канцелярии с полковыми канцеляриями Левобережной Украины в виде указов и ордеров. Журнал Миронова, таким образом, занимает важное место в ряду разновидностей делопроизводственной документации, возникавшей в недрах как Киевской губернской канцелярии, так и других центральных и местных учреждений.

Составление официальных журналов в учреждениях различных уровней способствовало расширению круга лиц, для которых ведение личных подневных записок стало обычным делом. Несомненно, под влиянием официального делопроизводства создавались дневники дипломатов, которые в большинстве случаев принадлежали дворянскому сословию. Среди тех, кто вел личные дневники, был дипломат петровского времени князь Борис Иванович Куракин (1676— 1747). Он оставил несколько комплексов дневниковых записей: автобиографические поденные записки с 1676 по 1712 г.; записки о пребывании за границей с июня 1705 г. по август 1708 г. и с 1710 по 1712 г. Ему приписывают авторство журнала о поездке Петра I за границу.

О знакомстве авторов ряда личных дневников XVIII в. с государственным делопроизводством свидетельствуют сами тексты.

¹ Андр\иевский\ А. К истории пограничных наших сношений... — С. 353.

Подробное изложение в личном дневнике саратовского священника Герасима Алексеевича Скопина (1746—1797) содержания указов, поступавших в местную консисторию из центральных органов, косвенно подтверждает его знакомство с документацией, которая накапливалась в данном учреждении. Личный дневник вел его сын — саратовский протоиерей Николай Герасимович Ско-пин (1767 — 1836), который принимал также участие в составлении в 1806—1812 гг. специального «Журнала для записи деяний и иных поступков, до духовного причта саратовского касающихся». Дмитровский купец Иван Алексеевич Толченов начал свой дневник в том возрасте, когда к документации городского магистрата, членом которого он стал намного позже, никакого отношения не имел. По всей видимости, привычка к ведению дневника досталась ему от отца, который входил в число местных городских служащих, а в 1767 г. был избран депутатом от купечества города Дмитрова в Комиссию сочинения Нового уложения. Возможно, и IB этой семье складывалась традиция ведения личных дневников.

О единых истоках личных дневников и официальных журналов свидетельствует общее наименование этих источников в XVIII — первой половине XIX в. Обе группы источников назывались журналами, поденными (повседневными, дневными, повременными) записками. Так, самоназвание личного дневника Толченова — «Журнал, или Записка жизни и приключений Ивана Алексеевича Толченова». Официальные журналы Меншикова при описании их в XVIII в. были названы «Поденными записками». В дворянской среде наименование личного дневника журналом сохранилось, скорее всего, благодаря тому, что записи велись на французском языке. Например, на каждой из десяти книжек дневника статско-1Г0 советника, гофмейстера Павла Дмитриевича Дурново (1804 — 1864), указано «Journal de P... D...ff». Поэт В.А.Жуковский также называл собственные каждодневные записи журналом.

Особенности личных дневников XVIII —первой половины XIX в. Имея единые корни и некоторые общие формальные признаки, официальный журнал и личный дневник в то же время принципиально различались.

В любом государственном учреждении производство журнала было непрерывным процессом. Однажды запущенная законом государственная машина воспроизводила эту разновидность делопроизводственной документации на протяжении нескольких столетий. Приостановить составление официального журнала мог только закон. Он же определял содержание и формуляр журнала.

К числу таких официальных журналов относится, например, вахтенный журнал корабля, обязательное ведение которого предписывал Устав морской Петра I (1720). Вахтенный журнал представлял собой книгу установленной формы, прошнурованную, пронумерованную и скрепленную сургучной печатью. В нее зано-

сились сведения о местонахождении, обстоятельствах плавания и состоянии корабля, метеорологические, гидрографические и другие наблюдения. В военное время в вахтенном журнале отмечалось участие корабля в боевых действиях.

Личные дневники обычно начинали писать в юношеском возрасте. Однако не каждый из числа тех, кто начинал вести дневник в юности, продолжал это дело на протяжении всей своей жизни. Ведение частного дневника зависело от воли автора, который мог в любой момент начать дневник, в любой момент прервать свои записи, в любой момент их возобновить. Так, Пушкин оставил свидетельство о своих неоднократных попытках вести дневники: «Несколько раз принимался я за ежедневные записки и всегда отступался из лености»¹. Однако неудачи поэта в этом деле были связаны, скорее всего, с его темпераментом, неусидчивостью, разнообразием увлечений, жизненными обстоятельствами и т.д. Среди пушкинских бумаг сохранились два дневника за разные годы: дневник путешествия поэта в Арзрум, охватывавший период с 15 мая по начало августа 1829 г., и дневник, начатый 24 ноября 1833 г. и завершившийся записями за февраль 1835 г. Пушкинисты предполагают существование еще одного дневника поэта, поиском которого они занимаются.

На примере пушкинских материалов видно, что записи в личных дневниках могли вестись на протяжении разных временных отрезков: от нескольких месяцев до нескольких лет. Небольшими по хронологии и объему подневных записей были заметки, которые велись во время непродолжительных путешествий. Например, подробную «Дневную записку пешеходца, саратовского церковника из Саратова до Киева по разным городам и селам, бытие в Киеве и обратно из Киева до Саратова» Г. А. Скопин вел с 11 мая до 11 августа 1787 г. Никита Акинфиевич Демидов, путешествовавший по Европе более двух с половиной лет, оставил «Журнал путешествия», охватывающий период с 17 марта 1771 по 22 ноября 1773 г. Таким образом, протяженность путевых дневниковых записей иногда определялась продолжительностью путешествия.

От XVIII —первой половины XIX в. остались образцы хронологически весьма длительных дневников. Таковым был «Журнал, или Записка жизни и приключений Ивана Алексеевича Толченова», включавший подневные записи с 1769 до лета 1812 г., когда в связи с приближением наполеоновской армии автор был вынужден выехать из Москвы. Еще более значительным по временному охвату был дневник бывшего крепостного крестьянина, чиновника Цензурного комитета, литератора, профессора Петербургского университета, академика Александра Васильевича Ники-тенко (1804— 1877). Свой дневник он вел на протяжении всей со-

¹ Пушкин А. С. Поли. собр. соч.: в 10 т.... — Т. 8. — С. 76.

знательной жизни — с 1818 по 1877 г. Никитенк: о делал записи ежедневно, обращаясь к дневнику несколько раз в день. Он писал о погоде, встречах и беседах с различными людьми, своих впечатлениях, событиях семейной жизни и т.д. Если учгесть, что автор дневника принадлежал к высшему кругу российского чиновничества и был свидетелем важных событий в истории России (восстания декабристов, отмены крепостного права, прошедения буржуазных реформ и т.д.), то информативные возможности этого источника можно оценить очень высоко. На протяжении многих десятилетий — с 1836 по 1908 г. — вел дневник известный историк Иван Егорович Забелин (1820—1908). С некоторыми пробелами, вызванными, возможно, лишь частичной сохранностью дневника, дошли до наших дней подневные записи П. Д.. Дурново за период с 1835 по 1861 г. Его родной брат флигель-адъютант и генерал-майор Николай Дмитриевич Дурново (1792—1828), погибший под Варной во время русско-персидской войны, оставил 17 книжек дневника, который охватывал период с 9 ноября 1811 по 14 сентября 1828 г.

В официальных журналах каждодневные записи велись по определенному формуляру. Интересен формуляр официального учебного дневника, в котором фиксировались ежедневные занятия великого князя, цесаревича, будущего императора Александра II. Этот дневник представлял собой типографским способом изданную книгу со следующими графами, расположенными на обороте листов: «Часы»; «Чем занимались»; «Номера (А, В, П)»¹; «Примечания». В разработке формы этого рабочего дневшика принимал, участие наставник наследника престола — поэт В.А.Жуковский, который неоднократно высказывался о положительной роли дневника в развитии личности. Он составил специаль ный «План учения» Александра, рассчитанный на 12 лет. План был одобрен императором Николаем I. Рабочий дневник занимал, таким образом, важное место в воспитательном и учебном пгроцессе.

В официальных журналах пропуски записей были невозможны, а если они все же случались, то это специальна оговаривалось. Например, в журнале сенатского департамента могло быть сделано такое замечание: «1765 года апреля с 23-го мамя по 2-е собрания не было, а 2-го числа, понедельник, в собрание Правительствующего Сената прибыли по полуночи...»².

Для личных дневников допустимы нерегулярность записей (встречаются пробелы за какие-то числа и даже месяцы), а также повествование о событиях разных дней под одной календарной датой. Иногда под более ранней датой помещались события, про-

¹ Так обозначались имена будущего императора и его соучеников: Виельгор-
ского и Паткуля.

² РГАДА, ф. 248, кн. 5521, л. 1.

изошедшие позднее. Последняя запись за 1824 г. в дневнике Н. Г. Скопина свидетельствует о том, что она была внесена в текст позднее: «По 31-е [декабря]. Стояли все мокрота, сырость и грязь. Накануне нового года приехал преосвященный в Саратов для выборов судей и прожил по 13-е генваря 1825 года»¹.

В личных дневниках возможны самые разнообразные способы датирования записей. Первую запись было принято датировать подробно — указывать год, число и месяц. В дальнейшем автор дневника мог использовать разные варианты датировки своих записей: указывать только число («12») или день недели («пятница»); увязывать день недели с церковным календарем («Середа на Святой неделе» или «Месяц март. 1-го. Чистый понедельник или [день] первыя недели поста»).

Для записей в официальных журналах требовалось документальное обоснование или подтверждение их содержания. Текст документов, служивших основанием для записи в журнале, либо вносился в подневную запись, либо прикладывался к журналу на отдельных листах. Такая система существовала, например, при оформлении журналов Меншикова.

Журналы Сената XVIII в. составлялись из протоколов заседаний общего собрания сенаторов или заседаний присутствующих в отдельных структурных подразделениях Сената. Принятые на заседаниях и записанные в журналах решения документировались приговорами и указами Сената и докладами императрице.

Записи в личном дневнике были свободны от этого требования. Однако некоторые важные или интересные официальные документы (указы, манифесты и т.д.), а также корреспонденции, напечатанные в газетах, и личные письма могли быть внесены автором в текст дневника по его выбору.

Официальные журналы как разновидность делопроизводственной документации предназначались для внутриведомственного использования. Однако государственные интересы иногда диктовали необходимость сделать содержание некоторых журналов достоянием широкой публики. В XVIII в. для обнародования подобных официальных материалов использовались приложения к газете «Санкт-Петербургские ведомости». На их страницах издавались, например, выдержки из журналов, которые составлялись походными канцеляриями командующих войсками в ходе военных кампаний, журналы путешествий членов императорской семьи и т.д. Так, в годы Семилетней войны регулярно публиковались «Журнал Российской императорской армии из главной квартиры» и журналы отдельных воинских подразделений (корпусов). О работе

Знаменитой екатерининской законодательной комиссии за период с июля 1767 по январь 1769 г. читателей газеты информировала «Дневная записка Комиссии о сочинении проекта Нового уложе-Ния». Некоторые официальные журналы выходили отдельными Изданиями. Например, с поездкой Екатерины II в июне —июле 1764 г. в Прибалтику познакомил публику «Журнал путешествию Ея Императорского Величества в Эстляндию и Лифляндию», изданный типографией Сухопутного кадетского корпуса в 1769 г. г Что касается личного дневника, то его автор, как правило, не Предполагал копирование и издание своего текста. Дневник создавался в единственном экземпляре и предназначался либо только для автора, либо для узкого круга родственников и друзей. Он Хранился среди бумаг в домашнем архиве.

О том, что частные лица не предусматривали обнародования своих записей, свидетельствует ряд особенностей дневников. В о-и е р в ы х, некоторые имена упоминавшихся в тексте лиц передавались только инициалами. Сокращения имен встречаются, например, в записях Н. Г. Скопина: «Посланы письма к О. И., к С, К пр. Ф.И. и к Мал. С.» (запись 8 марта 1815 г.)¹. Подобное сокращение имен есть и в дневнике опочецкого купеческого сына Ивана Игнатьевича Лапина, который вел записи с 1817 по 1837 г. На страницах его дневника можно найти записи такого рода: «30 марта (1817 г.). Я был именинник, и были у меня любезные друзья (далее вместо имен следуют заглавные буквы. — Изд.), и я сей день Так провел весело, что еще первой по начатии весны. Играл на [той стороне (т.е. на Завелицкой стороне г. Опочки. — Изд.) с девушками в холостые, т.е. с П..., и получил поцелуй»².

В о-в торых, автор дневника иногда скрывал информацию, записывая свои размышления на иностранном языке, особенно в тех случаях, когда они содержали критику в адрес верховной власти или непосредственных начальников. Назначение этих записей становится очевидным в том случае, если весь дневник составлялся на русском языке. Так, зная многие иностранные языки, Н.Г.Скопин вел свои подневные записи на русском. Однако 24 июля 1801 г. он записал: «Было очень жарко, хотя ветерок маленькой и дул. Nihil novi ex Petropoli, nisi quod Imperator protectorern sese pronunciavit ordinis ioannitarum maltiensium; sed probe notandum, Magni Magistri titulum non accepit» («Из Петербурга (не слышно) ничего нового, кроме того, что император объявил себя протектором (покровителем) мальтийского ордена Иоаннитов, но следует хорошо заметить — титул " Великого Магистра" не принял»)³.

¹ Саратовский исторический сборник, издаваемый Саратовской ученой архивной комиссией в память трехсотлетия города Саратова. — Саратов, 1891. — Т. 1.- С. 575.

¹ Саратовский исторический сборник... — С. 493.

² Дневник Ивана Игнатьевича Лапина // Труды Псковского археологическо
го общества. 1914—1915 гг.-Псков, 1915. - Вып. 11.-С. 27.

Саратовский исторический сборник... — Т. 1. — С. 256.

Сообщение из Петербурга было неожиданным для саратовского жителя, а для представителя православного духовенства даже огорчительным. В записи усматривается оттенок неодобрения поступка императора Павла Петровича. Для случайного читателя дневника, не владевшего латинским языком, запись становилась закрытой.

В-третьих, впервые упоминаемые автором лица включаются в повествование без каких-либо комментариев: отсутствуют указания на их титулы, социальное и профессиональное положение, связи между людьми. Автор не думал о возможных читателях своего дневника, поэтому не комментировал то, что для него было данностью: его родственные, дружеские, служебные, соседские связи. Но для постороннего человека, не включенного в систему контактов автора дневника, безусловно, требовался определенный контекст.

В-четвертых, текст некоторых дневников состоял из минимальных единиц сообщения, своего рода «ключевых слов». Подобный стиль был присущ прежде всего путевым дневникам. Этот стиль диктовался условиями, в которых они создавались. Задачей составителя каждодневных записей, находящегося в пути, была фиксация хронологии событий, названий населенных пунктов, через которые пролегал маршрут, достопримечательностей того или иного города, имен новых знакомых и т.д. Краткость записей оправдана тем, что, читая позднее собственную запись об увиденном или услышанном, человек восстанавливал в памяти многие детали и свои эмоции. Лаконичные записи являются своего рода «подсказкой» для памяти. Поэт П. А. Вяземский характеризовал их так: «Дневник его (В.А.Жуковского. — Т.К.) несистематический и не подробный. Часто отметки его просто колья, которые путешественник втыкает в землю, чтобы означить пройденный путь, если придется ему на него возвратиться, или заголовки, которые записывает он для памяти, чтобы после на досуге развить и пополнить»¹.

В качестве образца кратких записей приведем фрагмент из дневника флигель-адъютанта императора Александра II Александра Семеновича Корсакова (1831 — 1862). Весной 1861 г. Корсаков был командирован в Курскую губернию в связи с введением Положений 19 февраля 1861 г., содержавших условия освобождения крестьян от крепостной зависимости. Во время поездки, продолжавшейся с конца зимы до конца лета 1861 г., он вел свои записи. В одной из подневных записей читаем: «16 апреля. Вербное воскресенье. Обедня. Краткий разговор со старшинами. Отъезд на Обо янь. Первая станция в Казе <...> селе. Ямщик малоросс не знает дороги; ищем подставы. Красивые места, вид на Обоянь. Приезд к

¹ Вяземский П. А. Жуковский в Париже. 1827 год. Июнь // Вяземский П.А. Поли. собр. соч. князя П.А.Вяземского. — СПб., 1882. — Т. 7. — С. 481.

Лукину. Ден еще здесь; у него вечер, ревизия его. Воскресенье в [Городе. Ночью в Курск»¹. Совершенно очевидно, что для посторон-i него человека содержание подобного дневника требовало пояснений. \ Однако известны случаи, когда составители подневных записей Знакомили с фрагментами своего рукописного текста определен-I Ьый круг читателей. К числу таких авторов принадлежал Семен Андреевич Порошин — учитель и воспитатель великого князя и I шследника престола Павла Петровича. Со своими записями он озна-[ комил ряд лиц, о которых рассказывал дневник (Н. И. Панина, вел. Ьш. Павла Петровича, о. Платона), своих приятелей из числа военных. Он также показывал «сии Записки некоторым из любопытных ' купцов, особливо такие в них места, кои о его высочестве могут i подать высокое мнение»². Однако распространение в обществе неофициальной информации о «закулисной» жизни двора принижа-| ло в глазах подданных императрицу Екатерину II и членов импера-I торского дома, что было крайне нежелательно. По всей видимости, именно это обстоятельство послужило причиной отставки в 1766 г. Порошина, вынесшего эту информацию за пределы дворца.

Дружеские и доверительные отношения между людьми допускали обмен личными дневниками для ознакомления с мыслями, '■ ■ чувствами, поступками друг друга, особенно в тех случаях, когда ¹ друзья не имели возможности общаться устно. Жуковский предла-I гал М.А.Протасовой, с которой поэт был разлучен жизненными I обстоятельствами, обмениваться дневниками, чтобы каждый из ■ )шх мог знать, чем живет любимый человек.

В 1859 г. фрейлина Антонина Дмитриевна Блудова (1812— 1891) ослала поэту Тютчеву фрагмент своих дневниковых записей с азмышлениями о грядущей в России крестьянской реформе. Тют-ев ответил ей письмом, в котором делился мыслями о неспособности власти провести справедливые преобразования: «Возвращаю вам ваш дневник, дорогая графиня. Если бы я не опасался пышных слов, то сказал бы вам, что прочел его не только с восхищением и интересом, но с благоговейным умилением... Да, конечно, если бы дух, которым проникнуты эти несколько листков, Мог каким-либо чудом переселиться во всех нас, сделаться душой власти, администрации, высших классов, — одним словом, всей официальной России, — тогда, быть может, нам и удалось бы спастись, то есть Святая Русь смогла бы осуществить преобразования, ставшие неизбежными, не проходя через все испытания, столь ею заслуженные»³.

¹ Дневник А. С. Корсакова (1861) // Река времен: альманах: в 5 т. — М., 1995. —
Кн. 2. - С. 64.

² Порошин С.А. Записки, служащие к истории великого князя Павла Петро
вича // Русский Гамлет. — М., 2004. — С. 369.

³ Тютчев Ф. И. Сочинения... — Т. 2. — С. 183.

Публикации личных дневников однако уже встречаются в XVIII в Спустя 15 лет после путешествия, в 1786 г., был опубликован дневник путешествия Н.А.Демидова в Западную Европу. Не случайно то, что именно путевые дневники стали издаваться первыми: они расширяли кругозор читающей публики, удовлетворяли познавательный интерес русских людей, принадлежавших к разным сословиям.

По мере развития системы периодических изданий в XVIII — первой половине XIX в. на их страницах помещались тексты различного содержания, которые имели форму путевых дневников.

Составители журнала как разновидности делопроизводственной документации демонстрировали свою беспристрастность по отношению к объекту описания. Это ярко видно на примере так называемых камер-фурьерских журналов, которые велись при императорском дворе со времени правления Петра I и до февраля 1917 г.

Приведем фрагмент изданного «Церемониального, банкетного и путевого журналов 1764 г.», составлявшихся при дворе императрицы Екатерины II:

«8-го числа (8 января 1764 г.), в четверток, при Дворе Ея Императорского Величества ничего особливого не происходило.

9-го числа, в пятницу, по утру, в 10-м часу, Ея Императорское Величество изволила иметь выход в Сенат, откуда изволила возвратиться во Дворец по полудни в 1-м часу. Обеденное кушанье изволила кушать с кавалерами и фрейлинами за ординарным столом, поставленным в боковой от галереи комнате. А ввечеру Ея Величество и Его Высочество покоями изволили проходить в Оперный дом смотреть игранной там французской комедии при одном балете; по окончании изволили возвратиться в свои апартаменты»¹.

Как видим, в записи за 9 января 1764 г. зафиксирована только последовательность некоторых действий императрицы без какого-либо комментария об их причинах и сути. Такой характер записей для подобных журналов оправдан, поскольку записи делали люди, которые только наблюдали внешнюю сторону жизни членов императорского дома. Отстраненность авторов офици& чьных журналов от духовной и эмоциональной жизни лиц, о которых они писали, приводила к появлению трафаретных формул в описании событий.

Для того чтобы еще ярче показать различие записей официального журнала и личного дневника, сравним два описания одного события, произошедшего 10 января 1765 г., — похода в театр великого князя цесаревича Павла Петровича и его воспитателя Порошина. В камер-фурьерском журнале сухо и без подробностей констатировалось:

¹ Камер-фурьерские журналы, 1764 г. — Б.м., б.г. — С. 9—10.

V «10-го числа, в понедельник, ввечеру, в начале 7-го часа по полудни, Иго Императорское Высочество покоями изволил проходить в Оперный [дом смотреть представленной там французской комедии при одном балете; по окончании изволил возвратиться в свои апартаменты»¹.

;

В личном дневнике Порошина это же событие изложено с [Подробностями, отвечающими задаче, которую он поставил перед [Собой — «записывать каждый день упражнения и разговоры все-Чюбезнейшего наследника российского престола»: Щ«10 (января 1765 г.)...Часов в шесть пошли мы в театр. Комедия hero дня была французская, сочинения комедианта Л'Анжа: «Le bieniait rendu»; балет Нейвилев «La jalousie villageoiise», маленькая пьеса «La IDeuil». Ее величество быть не изволила. Великий князь напросился сам

■ Сего дня, чтоб идтить в комедию, более для! угождения Никите Ивановичу (Панину. — Т.К.), нежели по собственной охоте. Вообще сказать, 1|го высочество театральные позорища не весьма изволит жаловать,

■ Частью оттого, что они иногда долго продолжаются и он принужден

■ Сидеть все на одном месте, что живости его почти несносно; також, 1цто в таком случае и опочивать лечь против обыкновенного опоздает, ■ Что нам всего тяжеле; частью жив самых оных (позорищах), по соб-I ственнсму его высочества уверению, не изволит он находить большого

ивселья и удовольствия. Великий князь неуказанно похвалял автора Выборных историй из светских писателей («Histoires choisies des Liuteurs profanes») за то, что в артикуле о позорищах, который мы с [его высочеством некогда читали, рассуждает, что театральные позори-|ща развращают нравы, отвлекают от дела и человека в некоторое тунеядство приводят. Возвратясь из комедии, изволил он пойтить к государыне во внутренние покои. Мы дожидались в бильярдной. Более [Четверти часа быть там не изволил. Пришед к себе, сели мы за стол. Разговаривали по большой части об актерах. Опочивать изволил государь лечь, было три четверти десятого»².

Эта запись многое рассказывает о наследнике: в ней раскрывается характер 10-летнего мальчика, его интересы, взаимоотношения с людьми, обозначается круг его чтения и т.д. В то же вре-шя записи раскрывают личность автора, характеризуют его как целеустремленного, внимательного и вдумчивого воспитателя. Авторы дневников записывали и анализировали свои и чужие

[ ошибки с тем, чтобы избежать их в будущем. Особенно часто та-Ише записи встречаются в дневниках духовных лиц, которые в своих ■ проповедях часто обращались к примерам из жизни.

Так, Н. Г. Скопин, рассуждая о достоинствах и недостатках од-

¹ Камер-фурьерский журнал, 1765 г. — Б. м., б.г. — С. 8. ² Порошин С.А. Записки... — С. 155. ³ Саратовский исторический сборник... — Т. 1. — С. 292.

" ного из умерших знакомых, записал: «Сие длинное примечание Отнюдь не во осуждение его пишу, но в наставление свое и собственное, ибо из всего надобно научаться»³ (запись 8 января 1803 г.).

В официальных журналах использовался своеобразный канцелярский стиль, сформировавшийся в недрах государственных учреждений в XVIII в. В таких текстах авторская манера никак не просматривается, так как они оформлялись по определенному трафарету или были результатом обработки записей многих лиц по заданному шаблону. К числу последних относятся камер-фурь-ерские журналы. Например, в течение 1765 г. журнал частями сдавался в Придворную контору камер-фурьером Герасимом Крашенинниковым-Журавлевым. Его можно считать редактором окончательного текста журнала, который состоял из записей дежурных камер-фурьеров.

В журнале секунд-майора Матвея Миронова есть стилистическая особенность, характерная для некоторых официальных документов. Она заключается в том, что в тексте, составленном и подписанном Мироновым, автор упоминался в третьем лице: «В Козлеве на пристани лежат больших медных новых пушек десять, видел их сам секунд-майор»¹; «Да он же грек Янакий секунд-майору объявил: ежели де хана не переменят, то намерены войну с ханом иметь бахтигиреевы сыны»². Таким образом, в официальном журнале личность автора отодвигалась на второй план, а на первый выходила собранная им и его подручными информация, ее источники. Подобный стиль отражал генезис данной разновидности делопроизводственной документации. Задание, которое получил Миронов, было сродни дипломатическому, поэтому его журнал имел черты отчета о выполнении задания и восходил к древнерусским статейным спискам, которые также оформлялись от третьего лица.

Личный дневник велся автором собственноручно, и это обстоятельство определяло стиль записей, отбор фактов для внесения в дневник. Запись в нем делалась, как правило, от первого лица. В качестве примера приведем отрывок из дневника Никитенко:

«Май 1 (1826 г.). Был на гулянье в Екатерингофе. Пыль, холод, ветер, шумные толпы народа, болото, усаженное жидкими елями и соснами — вот все достопримечательности его.

23 (мая). Несколько дней тому назад г-жа Штерич праздновала свои именины. У ней было много гостей и в том числе новое лицо, которое, должен сознаться, произвело на меня довольно сильное впечатление. Когда я вечером спустился в гостиную, оно мгновенно приковало к себе мое внимание. То было лицо молодой женщины поразительной красоты. Но меня всего больше привлекала в ней трогательная томность в выражении глаз, улыбки, в звуках голоса.

Молодая женщина эта — гене

⇐ Предыдущая 5 6 7 8 91011 12 13 14 Следующая ⇒