Проза. Фантастика. Руденко Евгений. Светлые деньки

⇐ ПредыдущаяСтр 10 из 15Следующая ⇒

Лента реки вонзается в огненное небо, заселяя противоположный берег солнечными зайчиками: белые, рыжие, красные — они медленно ползут по рыхлой глине вслед за уходящим солнцем, сверкают, пускают блики. Целое стадо зайцев: среди сочной июньской травы на верхушке крутого обрыва, в тёмных как смоль елях, на изрезанных водой и временем валунах, в гроте. Куда хватает глаз, тянутся эти смертельно опасные полосы разноцветных точек — сверкнут и погаснут, сверкнут и тут же погаснут.

— Снайпер.

— Где?

— Я б поставил.

— Не говори ерунды.

Марта оборачивается, и её повязка сползает, обнажая запекшиеся ожоги на щеках и подбородке. Радиация никого не щадит: некогда белоснежная кожа бугрится язвами. Это видно и через невесомый пурпурный шарфик, который обхватывает тонкую шею чуть выше потрёпанного воротника кожаной куртки, и через солнцезащитные очки — их стёкла не так темны, чтобы скрыть… Роджер вздыхает и, отклонившись немного назад, потягивается, широко раскинув руки над головой. Седло старенького чоппера жалобно скрипит под ним, а винчестер прикладом упирается в спину.

— По-твоему, я всегда говорю ерунду.

— Довольно часто.

— Красиво здесь, не правда ли?

— Хочешь заночевать?

— Да.

Роджер слезает с мотоцикла. С потёртого джинсового костюма сыплются хлопья серой пыли. Отвязав спальник, берёт охотничий нож — нужны дрова. Вокруг на этом берегу, куда ни глянь, выжженная земля и пепел да несколько мёртвых деревьев с обглоданными пожаром ветками. Ближе к линии горизонта, где дрожит раскаленное марево, к небу поднимаются клубы белого дыма.

— А помнишь, лет двадцать назад здесь был мост? На его перилах висели замочки — клятвы в вечной любви. Ванты, как струны испанской гитары, чуть подрагивали на ветру. Плели необыкновенную мелодию, погружая всех, кто решил перейти с одного берега на другой, в ожидании чуда, — грустно говорит Марта, и на бензобак её чоппера капает слеза.

— Не смотри на солнце, — бурчит Роджер, пытаясь развести костёр на чёрной от золы земле. — Ты же знаешь, как только мы окажемся на том берегу, ты сразу выздоровеешь. Зрение вернётся, язвы заживут.

— Моста больше нет. Он разрушен. Нас там никто не ждёт.

У Роджера выскакивает из рук зажигалка и подкатывается к колесу мотоцикла. Рифлёная резина с редкими шипами на боковушках пахнет пройденными милями, разрушением и чуточку свободой. По крайней мере, хотелось бы надеяться на это, ведь свобода бывает разной… Но что сказать человеку, чтобы он не терял надежду? Соврать? Роджер поджигает наконец дрова. Всполохи пламени разгоняют быстро наползающие тени и вьются вокруг хрупкой Марты, обнимая её на фоне звёздного неба золотыми лепестками. Соврать… А это не такая уж и плохая идея.

— Мост есть, просто ты его не видишь!

— Опять ты… — Марта сердится. В её блёкло-голубых глазах начинает зарождаться ураган, и она судорожно скидывает со своего мотоцикла спальник, винчестер, кастрюльки и припасы. Утварь, падая, гремит на всю округу. — Хватит, Роджер! Они нас догонят и убьют как Питера. Нам не убежать, и ты это прекрасно знаешь. Да и переход моста ничего не решит! Я не стану зрячей, так не бывает! На той стороне живут цивилизованные люди, но нам до них не добраться. Никогда!

«Будешь так греметь — нас точно убьют», — думает Роджер, но вслух говорит совсем другое:

— Марта, я… мы…

— Чистильщики идут за нами. Их мотоциклы мощнее, а ты… ты всего лишь механик! У Питера не получилось, а он знал, что делал. Если бы не сломавшаяся вилка… Почему она сломалась? Почему, ответь мне? — срываясь на визг, голос Марты бьёт смычком по натянутым нервам Роджера, заставляя его виновато шептать:

— Это я виноват, я, надо было проверить его байк. Надо было посмотреть…

Оборвав себя на полуслове, Роджер встаёт и, отряхнувшись, уходит. Разговор по душам не получился. Марта никогда не забудет ему того, что случилось с Питером, хотя его вины в этом нет. Он не виноват в том, что у Питера на скорости в сто миль сложилась вилка. Тело товарища и мотоцикл ещё двести метров бросало о стены и бордюры разрушенного города.

Да, они втроём рискнули и сбежали, выбравшись на поверхность. Разбитые дороги и пустота некогда перенасёленных городов — вот и всё, что осталось от этого берега. Радиация сожрала цветущую нацию изнутри. Атомные электростанции, ракеты, корабли: подводные, надводные, космические — ядерная мощь невероятной силы… И что в результате? Утечка, цепная реакция и вымершая культура. Земля, покрытая пеплом…

Они гнали вперёд на собственный страх и риск, и Питеру не повезло. Что тут ещё можно сказать или сделать?

Тёмная вода лижет прибрежный песок. Серебрится диск луны. Природа шепчет размеренным шелестом набегающих волн и кажется, что разбитые бетонные опоры с вывернутыми наружу рёбрами арматуры не так страшны вблизи, как казалось ещё каких-нибудь полчаса назад. Ванты висят порванными струнами… Права была Марта, у них своя песнь, сродни испанскому фламенко, только медленнее… Была… Всё в этой жизни когда-то было. Нет того, что должно быть сейчас. Или вчера, или завтра! Теперь, несмотря на фору перед чистильщиками в один день и на разбитый мост, у них есть сегодня. Этого времени не хватит ни на что. Вчера и завтра значительно длиннее, но… Но можно сказать Марте то, ради чего он согласился бежать, поддавшись на уговоры Питера.

— Ты будешь свободен, — говорил Питер. — На том берегу нет радиации. Они живут не так, как мы. Они не цепляются за прошлое, а развивают новые технологии. У них уже давно никто не ездит на чопперах и не стреляет из винчестеров. Тебе не надо будет купаться в масле сутками напролёт, перебирая эту рухлядь.

— Но мне нравятся байки, — возражал Роджер.

— Посмотри на Марту — ты не видишь, как она изменилась? Помоги ей, поехали с нами. Без тебя мы далеко не уедем.

— Нас поймают и убьют.

— С тобой не поймают.

Три дня назад они думали, что их не поймают, а за мостом их будут ждать светлые деньки. Кто знал, что всё сложится иначе?

Роджер вздыхает и пускает камешек жабкой прыгать по воде. Раз, два и потонула. Следующая делает на скачок больше и тоже камнем идёт на дно. Вот и они завтра… Роджер чертыхается и, буцнув валун, идёт обратно к Марте. Её сгорбленная фигурка колдует над огнём, звенят жестяные кружки. Запах жареного мяса приятно щекочет нос.

— Марта, я хочу…

— Садись есть, — протягивая кружку, перебивает Марта, — а то всё остынет.

В кружке набухают и лопаются жёлтые пузыри бульона из варана.

— Спасибо.

— Знаешь, Род, я тут немного подумала — а ведь у тебя есть шанс. Ты можешь вернуться. Скажешь, что увидел, как я с Питером угоняю байки, и погнался за нами. Ты механик, нужный человек, тебя простят.

Роджер вздрагивает, и часть бульона проливается на джинсовые штаны и сапоги.

— Что?

— Поверь, так будет лучше. Может, ты сможешь помочь другим, кто решится на побег. Я не виню тебя в смерти Питера. — Кожаная куртка скрипит в такт рукам Марты. Её руки пробегают по волосам Роджера, легонько касаются лица. — Извини, я сказала глупость. Мы слишком гнали…

«Это Питер гнал, а мы с тобой тащились, как черепахи», — хочет возразить Роджер, но не может. «Интересно, кто помогал ей по верёвке выравнивать чоппер? — думает он. — Кто, по её мнению, чуть шею не свернул, боясь, что она въедет в яму, а кто давил на газ, уходя далеко вперёд? А ведь не исключено, что Питер специально взял с собой Марту и меня, чтобы мы были барьером между ним и чистильщиками».

— Я не брошу тебя, — возражает Роджер и пытается обнять Марту, но женщина резко отстраняется.

— Ты должен, я не поеду дальше с тобой, Род. Ты должен вернуться.

— Марта, ты же разобьёшься!

— Я поеду медленно вдоль берега. Чистильщики погонятся за мной.

— Не говори глупостей. Мы поедем вместе. С мостом всё в порядке, он есть. Стоит отсюда в километре. Поверь, — притягивая Марту к себе, частит Роджер. Он боится. Без Марты всё потеряет смысл. Зачем ему обратно без неё?

— Нет, — пытаясь вырваться, упрямится Марта, — моста нет. Если бы мост был, то мы бы уже мчались вперёд, а не сидели бы здесь. Уходи… Завтра же возвращайся обратно и оставь меня в покое!

Роджер вскакивает, его сильно трясёт. По ногам, по груди, по спине растекается лавой внезапный жар. Он хлещет, утюжит, не даёт ничего сказать и… возразить.

— Хорошо, — наконец выдавливает он. — Как хочешь! — Каждое слово даётся ему с трудом. — Завтра… Направлю тебя на мост, а сам уеду обратно.

Марта молчит. Её грудь часто вздымается, будто она хочет что-то сказать, но ей не хватает воздуха. Тогда, не дождавшись ответа, Роджер хватает свой спальник и идёт к воде. От пенистых волн несёт холодом. Жар раскалённого дня успел смениться почти арктическими заморозками.

В спальнике жёстко и не хватает винтовки. Он ни за что не бросит Марту. Ни за что…

Спустя двадцать минут, вернувшись за карабином, Роджер поправляет спальник Марты. Сегодня закончилось, а он так и не сказал о том, что хотел сказать, и другой возможности уже не будет. Марта наверняка делает вид, что спит, хотя… какая теперь разница?

***

Из тонкой линии горизонта, из белой дымки дрожащего марева, показываются чёрные точки — это шесть чопперов и один трайк. Три колеса остервенело молотят по земле, посыпая идущую сзади шестёрку серой пылью всего в трёх километрах от Роджера с Мартой или около того. Расстояние неумолимо сокращается. Роджер хотел немного потянуть время и сделать круг перед тем как въехать на остатки моста. Теперь же, оглядываясь назад, он понимает свою ошибку. Медлить было нельзя.

На шлеме главаря волчица — значит, за ними послали Трейтона — самого жуткого из чистильщиков. Он не только догонял и убивал, но ещё и обвешивал себя трофеями из частей мёртвых тел: ушами, пальцами, гениталиями, языками… Поговаривали также, что он сначала собирал «трофеи», а потом уже убивал свои жертвы. Его команда под стать ему: к кожаным курткам пришиты скальпы, на шлемах рога из человеческих костей. Лица скрыты за цветными балаклавами и очками-хамелеонами. На кого не скупился их город, так это на убийц.

Роджер топит на газ, и верёвка, соединяющая его и Марту, натягивается, выравнивая руль слепой мотоциклистки. Он хочет обхитрить и чистильщиков, и Марту. Он покажет поворот, будто хочет свернуть на дорогу, ведущую обратно в город, а сам свернёт к мосту. Марта не успеет сообразить, что он обманул её и не бросил, как она того хотела. Роджер для себя уже всё решил прошлой беспокойной ночью. Они влетят в следующую жизнь вместе, вдвоём, на полной скорости под рёв моторов и свист ветра. Короткий миг — и разбитый мост станет их взлётной полосой… Умирать не хочется, но что делать, если не хватило мозгов жить своей жизнью и не лезть в чужую? Разве могло из этого получиться что-то хорошее? Определённо нет. Марте он не нужен…

Но надо поднажать, появление Трейтона может всё испортить. Роджер просчитался, чего с ним раньше никогда не случалось.

— Держись, — кричит он.

Сзади раздаются хлопки одиночных выстрелов. В мёртвое дерево рядом с Роджером, откалывая щепки, вгрызаются пули. «А они хороши, — думает он. — А вот я дурак». Словно в подтверждение его слов, клин Трейтона распадается надвое. Чистильщики хотят перерезать ему дорогу и в город, и на мост. Трейтон же остаётся на хвосте. В руках изувера ручной гранатомёт. Если дистанция между ними сократится на расстояние прицельного выстрела…

Чоппер дёргается, и Роджер сильнее цепляется за руль. Сейчас надо сбросить скорость — впереди поворот. Кажется, время тормозит вместе с ними. Натяжение верёвки ослабевает, и Роджер оборачивается. Лишь бы только Марта не упала, но то, что он видит, вгоняет его в чрезвычайный ужас. Марта, притормозив, одной рукой выворачивает руль вслед за ним, а другой рукой режет соединяющий их канат. Солнечный свет, отражаясь от лезвия, бьёт наотмашь по глазам.

— Нет, — голос Роджера тонет в эхе взорвавшейся гранаты. Трейтон, не дождавшись, выстрелил, и граната разорвалась далеко, не причинив им никакого вреда. — Не делай этого!

Женщина не слышит или делает вид, что не слышит.

— Нет!

Марта, перерезав верёвку, добавляет газу и вырывается вперёд. Она мчит всё быстрее и быстрее. У Роджера нет таких мощностей, он не может за ней угнаться. Взглянув назад, на Трейтона, он видит, как чистильщик на ходу вытряхивает стреляную гильзу и вставляет новую гранату. Времени совсем не осталось. Курточка Марты постепенно удаляется, но ей наперерез уже готовы выскочить три ублюдка — они могут ей помешать. Роджер достаёт винчестер. В магазине пять патронов. Он должен их остановить.

Первый выстрел уходит в молоко. Второй тоже. Двое чистильщиков меняют траекторию, достают пистолеты. Они готовы нашпиговать зарвавшегося механика свинцом. Третий продолжает гнать наперерез Марте, в его руке сверкает цепь. Роджер резко давит на тормоза и останавливается. Пот льётся ручьём, попадает в глаза, жжёт солью на языке. Надо выровнять дыхание. Вдох — выдох, вдох — выдох. Есть только ты и я, и никого между нами! Прицел сползает с курточки Марты и останавливается посередине между ней и ублюдком. Один выстрел — один шанс.

Выдох.

Чистильщик, преследующий Марту, начинает крениться, цепь выпадает из его ослабевшей руки. Ещё немного — и чоппер завалится, а ублюдок свернёт себе шею, но чистильщик только сбавляет ход.

— Я же попал в тебя, — вслух удивляется Роберт, прежде чем его плечо и ногу прошивают пули.

Два чистильщика, стреляя из пистолетов, проносятся мимо него по встречке. Пустые гильзы по инерции прыгают за ними.

Не обращая внимания на боль, Роджер припадает к рулю. Только бы остановить раненого ублюдка. Только бы остановить! Он видит, как Марта въезжает на мост, как ублюдок достаёт ружьё.

Их разделяют триста метров.

Марта чудом не попадает в большой провал перекрытия, через который видны синие волны.

До ублюдка остаётся метров сто.

Чистильщик тщательно целится. По его спине бежит кровь, капая с чьего-то светловолосого скальпа.

Десять метров!

Чудовищной силы удар выбрасывает Роджера из седла. Под ним ломается и корёжится металл, превращая тело человека, зажатого между чопперами, в фарш. В последнюю секунду перед тем, как упасть и разбиться, Роджер видит, как Марта едет по воздуху. Её байк, бешено вращая колёсами, летит и не падает. «У них есть технологии…» — мелькают слова Питера о жителях того берега, и Роджера на скорости в пятьдесят миль в час прикладывает об асфальт.

***

— Он ещё жив?

— Да, обе ноги сломаны, плечо вывихнуто, возможно, повреждён позвоночник. Если и протянет, то не больше часа. Я наложил жгут на ногу. На всякий случай.

— Молодец, Джей. Нам больше и не нужно.

Роджер лежит на асфальте, не чувствуя своего тела. Из разбитого лба течёт кровь. Забрало шлема лопнуло и разлетелось, куски пластика порвали щёку, войдя глубоко под кожу. Глаза застилает мутная кроваво-красная пелена.

Это конец.

Трейтон подходит к Роджеру и огромной ручищей в кожаной перчатке с черепами-заклёпками на костяшках хватает механика за остатки разбитого шлема и тащит к мосту. Ремешок глубоко впивается в шею, и у Роджера перехватывает дыхание. Он с трудом различает контуры чистильщиков, которые идут за ними. Бесформенные комки волос: не люди — обезьяны. Гориллы.

Трейтон обращается к ближайшему помощнику:

— Соберите остатки байков в кучу.

— Сейчас, босс.

— Сожжём эту падаль.

— Сожжём! — вопли горилл сливаются в один алчущий крови хриплый голос. — Сожжём!..

Наконец, Трейтон останавливается. Сплюнув с края обломанной плиты в речку, он присаживается на корточки рядом с Роджером. Их глаза встречаются. Чёрные, пугающие своей бездонностью пустые глаза Трейтона с любопытством ощупывают разбитое лицо механика.

— Куда делась девчонка?

Высоко в лазурном небе кружатся диковинные птицы. Они, словно дельфины с крыльями, выныривают из пушистых облаков и ныряют обратно. Большие и маленькие, с брюшком и стройные, как выхлопная труба Дайтоны, они свободно парят между солнцем и землёй. Роджер пытается коснуться их кончиками пальцев, но рука не слушается, а может он просто её не видит? Может, он уже летит вместе с ними и гладит упругие бока, зарываясь в небесный пух всем телом?

— Эй, ты слышишь? Куда делась девчонка?

Сильная оплеуха размазывает птиц по небосводу. Роджер непроизвольно стонет. Перед ним скалится волчица, она загораживает небо, ей хочется крови.

— Да пошла ты, — шепчет механик. — Марта ушла в небо, и теперь тебе её не догнать. Теперь никому её не догнать. Она стала святой.

— Ах ты, падаль!

Трейтон хватает Роджера и поднимает над головой.

— Ты тоже сейчас у меня станешь святым! — орёт чистильщик и швыряет Роджера в реку.

Тело механика пролетает пяток метров по воздуху и натыкается на невидимую преграду, распластываясь по ней, как по ровной площадке. Трейтон не верит своим глазам. Вместо того, чтобы ухнуть кулём вниз с тридцатиметровой высоты, Роджер висит напротив него в нескольких шагах. Не осознав до конца, что произошло, чистильщик осторожно пытается поставить ногу на пустоту и чувствует, как подошва его ботинка упирается в твёрдую поверхность.

Второй шаг он делает уже смелее.

— Эй, сюда! — приказ Трейтона заставляет горилл прекратить собирать остатки разбитых мотоциклов и броситься к нему.

— Этот мост не…

Из пустоты, там, где ничего до этого не было, возникает изогнутый клинок. Резкое движение, как удар молнии среди бела дня, и шлем Трейтона вместе с рукой и частью плеча отделяются от туловища. Кровь ровной полосой ложится на асфальт.

Чистильщики на ходу достают ружья и начинают стрелять. Тело их босса с глухим стуком падает назад на полуразрушенную железобетонную плиту за прозрачной плёнкой, о которую щёлкает горохом свинец. Секунда — и клинок появляется снова, рядом с Джеем, первым, кто откликнулся на призыв Трейтона. Лезвие проходит сквозь него, как горячий нож сквозь масло. Чистильщики впадают в панику. Их ружья лупят во все стороны. Пули попадают в своих, разрывают резину на чопперах, шлёпаются о бетонные опоры моста. Одна попадает в бензобак, и столб огня разносит шрапнелью куски горящего металла.

Стрельба сменяется стонами и криками боли. Один из чистильщиков пытается уползти, оставляя за собой кровавый след. Его товарищи лежат неподвижно, не пытаясь даже пошевелиться, их глаза или закрыты, или обращены к небу. Кто-то просит о пощаде, а кто-то хрипит о мести. Из недорубков толчками вытекает жизнь. Клинок беспощадно и методично добивает одного за другим.

Тихий свист — последний шлем с человеческими костями вместо рогов катится к трайку Трейтона.

***

Роджер смотрит на вернувшихся птиц. Дельфинов с крыльями стало больше, они немного снизились, что позволяет рассмотреть их лучше. Брюшки у них светлые, как и плавники, а вот спинки уже темнее и переливаются, будто кожа у хамелеона. Бока играют красками солнца, то становясь ярче и белее, то желтея, то превращаясь в красное переспелое яблоко. Крылья на фоне облаков темнеют, а в синем небе принимают вид полупрозрачных полукружий.

Внезапно небо загораживает тёмная кудрявая туча. Роджер хочет её прогнать и смотреть дальше на крылатых дельфинов, но туча не уходит, а, наоборот, становится чётче и ближе.

— Ты как?

По шее скользит холодная сталь, острая, как наконечник иглы. Жалит пару раз, а потом, спустя время, снова и снова.

— Роджер?

— Да?

Глаза упираются в ярко-синие кристаллы. Круглые камни неестественно яркого цвета мерцают на холодном белоснежном лице.

— Хорошо.

— Кто ты? — спрашивает Роджер. Он скользит взглядом по необычному наряду незнакомки из переливающихся на солнце блестящих пластин. Они очень похожи на стадо солнечных зайцев с того берега. Вместо левой руки у женщины длинный клинок. «Какая она странная — и красивая, и кого-то мне напоминает», — думает Роджер.

— Я Марта.

— Марта?

— Да, — говорит Марта и её рука-клинок превращается в пальцы. — Сейчас помогу.

Она аккуратно обнимает Роджера за грудь и ставит на ноги. Быстро перехватив за пояс, взваливает на плечо.

— Поедем на трёхколёсном муле.

— Куда? — спрашивает Роджер. — И где твои язвы, Марта? Тебя вылечили? И повязка, которую подарил тебе Питер?

— Футурам повязки не нужны.

Марта усаживает Роджера за руль трайка, а сама садится сзади.

— Едем?

Роджер пытается завести мотоцикл, но у него не получается. Руки висят бесполезными верёвками. Тогда Марта прижимается к нему и заводит трайк. Мотоцикл рычит диким волком.

— Вперёд… — из последних сил шепчет Роджер и теряет сознание.

Трайк трогается, медленно въезжает на мост. Марта, чтобы Роджер не упал, обхватывает его ногами, а руками помогает одновременно и управлять, и держать голову ровно.

— Вперёд, — механически повторяет она, и по её щеке катится тёмная, как машинное масло, слеза. — К светлым денькам.

Из облака прямо над мостом показывается группа крылатых дельфинов. Они облетают стройную, уходящую высоко-превысоко в небо опору, на которой свободно болтаются ванты. Ветер спрыгивает с их крыльев и начинает перебирать порванные струны.

⇐ Предыдущая 5 6 7 8 91011 12 13 14 Следующая ⇒