Проза. Сюрреализм. Валеев Иван. Ёлкокот

⇐ ПредыдущаяСтр 9 из 15Следующая ⇒

Я проснулся и резко сел на кровати. Делать такие вещи в состоянии " недопереспал" не следует, голова как чугуниевая бомба — гулкая и неподъемная, и что-то в ней болтается… мозги, наверное. Я нацепил очки и посмотрел на часы. На часах было начало одиннадцатого вечера, вечер был предновогодний, а по полу были разложены составные части искусственной елки, которую мне, по-хорошему, неплохо было бы собрать. То есть, с одной стороны, поскольку мои ушли — я же их и отвел — к бабушке, можно было бы елку и не собирать, но с другой — кто-то маленький и капризный где-то внутри меня все нудил и нудил: " Хочу елку! ". Да и вообще — делов-то! Собрать, нарядить, гирлянду найтить и воткнуть. В розетку… Вот и все вроде бы.

Я подошел к компьютеру. Компьютер был включен. Все понятно: " Subkraut" кончился, и я проснулся от тишины. Да, спится под него неплохо, уже не первый раз замечаю, но сейчас надо как-то взбодриться.

Я зарядил " Ace of spades" и пошел умываться и ставить чайник. Хорошо, что я этого не сделал перед тем, как вырубиться. Есть такой альбом, " Flying Teapot"...

К сбору елки я приступил уже в более-менее бодром состоянии. " Motorhead", как всегда, на высоте. Инструкция от елки потерялась уже при втором-третьем использовании ее по назначению, поэтому я некоторое время соображал, как, что, куда втыкается и в каком порядке что следует делать, но, к счастью, это все-таки елка, а не космический, тудыть его, аппарат и не аналоговый синтезатор — справился. Теперь дело за игрушками.

Выпив чайку, я обратился за советом к маленькому-капризному, который сидел внутри, но он то ли уже был удовлетворен самим наличием елки, то ли умаялся мне помогать, поэтому я пошел по пути минимализма. Для этого пришлось сначала выключить " Motorhead" — слишком уж мощно — и включить " Скверное место для сна", которое, несмотря на все мои ошибки, неплохо подходило для создания и поддержания необходимой атмосферы. Потом я достал все шарики, выбрал небьющиеся — кстати, учтите, господа, небьющиеся-то они небьющиеся, только относительно — красные и синие, добавил несколько разноцветных шишек и под конец намотал поверх этого всего гирлянду из лампочек. Получилось вроде неплохо, оставалось только придумать, куда применить другую гирлянду — из простых пластиковых звездочек. На елке она была явно лишней, но я пододвинул поближе свою старенькую электрогитару и повесил эти звездочки на нее. Прошло минут сорок, надо было докинуть что-нибудь в плэйлист, и я сунул туда " Новогодний коллаж", до кучи. Потом зажег гирлянду, отошел к двери в комнату и выключил свет.

Маленький-капризный что-то тихонько пискнул и уставился на елку. Ну и я вместе с ним. Настоящий Новый Год! Гирлянда, настроенная на медленную смену цветов, неспешно сменяла их один за другим, монитор добавлял некоторой серьезности, гитара — колорита… Ну, в общем, все как надо. Я включил свет обратно.

На стуле рядом с компьютерным столом сидело нечто и смотрело на елку. Нечто было размером с хорошо отъетую кошку, с кошачьей, насколько я мог судить, головой, с кошачьими ушами и, скорее всего, с кошачьими же лапами, которые обвивал кошачий хвост. Правда, нечто было, как мне показалось, излишне косматым, а шерсть его более жесткой и зеленой, чем это полагается пристойным у хорошо отъетых кошек. Или котов.

Я выключил свет.

Нечто не исчезло, продолжая сидеть на моем стуле и сосредоточенно таращиться на елку.

Я включил свет.

Нечто повернуло голову, мигнуло глазами и уставилось в меня. В его презрительном взгляде так и читалось " Ну решись ты уже наконец! ".

Я выключил свет.

Нечто отвернулось и снова стало смотреть елку.

Елка спокойно выдержала еще один взгляд нечто… нечта… ну, короче, того, что сидело на моем стуле. Кажется, и впрямь неплохо нарядил. А еще говорят, что современные игрушки " бездушные". Ох, не в игрушках тут дело...

Тут мне пришло в голову, что если вот это вот — все-таки кошка (или хотя бы кот), то меня ожидают серьезные проблемы. Нет, я хорошо отношусь к кошкам. Ну они же не виноваты, что у меня на них аллергия, правильно? Однако я именно из-за кошек не остался у бабушки — то есть, у мамы жены, — а так получается, что я поменял шило на мыло. Как мне аукнется визит этого зеленого чучела?..

Чучело, наконец, оторвало самого себя от созерцания елки и снова перевело взгляд на меня.

— Здравствуйте, — сказал я осторожно. В конце концов, нормальные коты и кошки, как мне кажется, не имеют привычки краситься в зеленый цвет (недостаточно пока нахватались) и конденсироваться в комнатах совершенно незнакомых с ними людей, страдающих аллергией, а что гуляют сами по себе...

Нечто — теперь, когда оно смотрело прямо на меня, было совершенно очевидно, что действительно не то кошка, не то кот. Скорее, даже кот — шибко серьезная у него морда. Так вот, этот зеленый кот посмотрел на меня, зевнул и зажмурился с таким видом, словно я ему совершенно не мешаю, хотя проблемы, которые он решает сейчас в своей голове, как минимум континентального масштаба.

— Может быть, чаю? — ляпнул я. Конечно, коты чай обычно не очень, но этот-то зеленый...

Зеленый открыл один глаз, окинул им меня с ног до головы и обратно, раздумывая, смогу ли я сделать чай на должном уровне или хотя бы на уровне, стремящемся к должному, потом бегло глянул на елку — и кивнул.

— С молоком? — спросил я.

Кивок, на этот раз без промедления.

— Сахару положить? — спросил я.

Отрицательное движение головы.

— И чтоб не очень горячий? — уточнил я.

Кот взглянул на меня, как мне показалось, с одобрением, и вновь кивнул.

— Одну минутку.

Чай я решил налить в большую такую широкую чашку для супа. Ну не в тарелку же его, правильно? В холодильнике нашлась колбаса, но я долго сомневался, стоит ли предлагать ее уважающему себя коту. Потом решил все-таки предложить — авось не обидится.

Когда я вернулся в комнату, кот сидел уже на полу, поближе к гитаре, все так же глядя на елку. Видимо, решил посмотреть на дело моих рук с другого ракурса. Я поставил перед ним суповую чашку с чаем и, помедлив, показал ему колбасу на тарелочке:

— Не желаете?

Кот посмотрел на меня, тоже чуть помедлил и отрицательно мотнул головой. Вежливый — не фыркнул даже… Я поставил тарелочку с колбасой на стол, подальше, а сам уселся на стул и тоже стал смотреть на елку. На кота я старался не таращиться и, по возможности, даже не коситься, это представлялось мне несколько невежливым. Однако я заметил, что шерсть его была не просто жесткой, как показалось на первый взгляд — было в нем что-то от елки. Этот товарищ явно стремился отрастить себе иголки и неплохо в этом преуспел.

Зазвонил телефон. Я вздрогнул и посмотрел на кота. Тот не повернул головы, только нервно дернул ухом и погрузил морду в чашку. Я взял трубку. Оттуда спросили, как у меня дела и чем я занимаюсь. Я ответил, что собрал елку, сижу, пью чай и думаю о вечном. Про кота пока решил не говорить. Во избежание. Черт его знает, может, я вообще сплю. Правда, тогда вроде бы все равно, что говорить по телефону, но — воспитание есть воспитание. Из трубки спросили, собираюсь ли я спать или меня можно будет поздравить с Новым Годом сразу же, как только он наступит. Я сказал, что пока не знаю, предложил поздравить заранее и пообещал позвонить, если не усну. На том и распрощались.

Время потихоньку шло к двенадцати. Мы вдвоем молча смотрели на елку. Потом я сходил, налил еще чаю. Вернулся. Время все еще шло.

Наконец, за окном загрохотали петарды, засверкали салюты и все, кому не лень, закричали " Ура! " Нам с котом было лень. Мы просто переглянулись. Елкокот, кажется, усмехнулся.

— Вот, — сказал я, — и они так каждый год...

Кот глубоко вздохнул и посмотрел на потолок. Похоже, вся эта свистопляска и ему тоже была не по душе. Потом он перевел взгляд на гитару. Я тоже посмотрел на нее и мне пришло в голову...

— Послушайте, — сказал я, — можно я кое-что...

Я не договорил, потому что кот кивнул, выжидающе глядя на меня. Я снял с гитары гирлянду из звездочек и осторожно надел ее на кота.

— Пойдемте, — сказал я ему, взял стул и вышел в коридор.

Я поставил стул перед большим зеркалом, висевшим в коридоре. Кот вспрыгнул на него и сел, склонив голову набок.

— Ну как? — спросил я.

Кот довольно зажмурился.

— Не колет?

Он отрицательно мотнул головой, спрыгнул со стула и пошел в комнату, волоча за собой длинные концы гирлянды, и снова уселся перед елкой. Стул я оставил в коридоре и решил за ним не возвращаться, поэтому просто сел на пол рядом с гитарой, прислонившись спиной к шкафу. И, похоже, все-таки заснул.

Гирлянду эту потом мы так и не нашли.

Надеюсь, кот не обиделся, что я заснул.

Поэзия. Юханан Магрибский

Церквушка при кладбище

Церквушка при кладбище, сумрак ночной,

сидим со священником. Неторопливо

ведём разговор. На кладбищенских криво

стоящих крестах отразился больной,

чахоточный отсвет. По мглистому небу

карабкался месяц. Осеннюю хмарь

с её колдовством разогнал бы звонарь

(а может и он разогнать не сумел бы) —

но нет звонаря, а хозяйскому псу

хандры не прогнать — только воет тоскливо,

и клочья тумана запутались в ивах,

и ворон уселся на дальнем кресту.

Тут, хитро прищурившись, старый священник

сказал мне: «Разбойник недавно усоп,

отпели его, заколоченный гроб

спустили в могилу, а этот бездельник

с тех пор прилетает сюда, что ни ночь.

То ждёт, то кружится и каркает, словом,

как будто ручной он», — и ворон с укором

прокаркал тревожно и ринулся прочь.

«А то ещё памятны сказки старушьи,

как будто так ведьмы покойникам мстят,

что он-де предстать перед Богом и рад,

а птица его не пускает, и души

таких вот проклятых блуждают в плену,

да всё это глупые сказки — и только».

А пёс выл тоскливо, протяжно и горько,

и не было слышно ответа ему.

Уже холодало, и мой собеседник,

зевнувши, сказал, что пора бы и спать,

он долго возился, улёгся в кровать,

а я всё смотрел, как спускается в ельник

завешенный тучами месяц, и как

осенняя ночь покрывается мраком,

я слушал, как старая плачет собака,

как ворон вдали не уймётся никак.

Язык

Но любимые им серафимы

За его прилетели душой.

Ирина Одоевцева

Вырви колокола язык —

густо, звонко

звон летел, надрывался крик,

плач ребёнка,

низким голосом благовест

лился в праздник,

нем, кто весть разносил окрест:

смертной казнью

хочешь — всех, государь, казни,

небо стерпит.

Сундуки из твоей казны

пахнут смертью,

Кровью залитая парча

пригодится,

колокольней горит свеча

над столицей.

Вырви колокола язык,

вырви слово!

Видишь, как головой поник

произволу

царскому твоему народ

— ветер в поле —

покорился и держит рот

на запоре.

Псов спускай, разоряй дворы,

шли в опалу,

укрепленья и башни срыв,

рой подвалы.

Только вовремя рви язык,

не промешкай —

из груди исторгает рык

онемевший

Не смирён, будь хоть стар, хоть мал,

смотрит волком:

песне колокола внимал —

той, что смолкла!

А звериная немота

слов не дарит,

плачь у каменного креста,

государе.

Голос чистый гудел как медь,

было, было!

Будто колокол начал петь

во всю силу!

Не поддавшись ни тьме ночей,

ни покою

вырос, выдюжил, как ручей,

став рекою.

Желтоглазого за усы

дёргал тигра.

Тигру томно, он пьян и сыт —

терпит игры.

Воин! Пули его груди

не касались

Не врагом, а своим убит,

оказалось.

И расстрельный приказ кадык

дёрнул еле

Залп — и вырвали нам язык.

Онемели.

⇐ Предыдущая 4 5 6 7 8910 11 12 13 Следующая ⇒