Архитектура Аудит Военная наука Иностранные языки Медицина Металлургия Метрология
Образование Политология Производство Психология Стандартизация Технологии


Наука как культурно-исторический феномен и автономный социальный институт.



Философия науки как область философского исследования. Основные понятия и направления ее развития.

Лекции: Предмет философии науки

Технологический прогресс ХХ в., приведший в развитых странах Запада и Востока к новому качеству жизни, основан на применении научных достижений. Наука не только революционизирует сферу производства, но и оказывает влияние на многие другие сферы человеческой жизни, начиная регулировать их, перестраивая их средства и методы. Мировоззренческие образы природы, общества, человеческой деятельности, складываются под влиянием представлений научной картины мира, с которыми мы знакомимся через систему образования. Мы познаем мир в разных формах. Существует не только научное, но и обыденное познание, философское, художественное, религиозно-мифологическое освоение мира. Наука, как особый вид познавательной деятельности, взаимодействует с другими формами этой деятельности.

Громадное влияние науки на жизнь и деятельность людей заставляет нас обратить внимание на саму науку и сделать её предметом особого изучения. Что такое наука? Чем отличается научное знание от мифа или религиозной веры? В чем ценность науки? Как она развивается? Какими методами пользуются ученые? — Попытки найти ответы на эти и другие вопросы, связанные с пониманием науки как особой сферы человеческой деятельности, привели к возникновению особой дисциплины — философии науки, которая сформировалась в XX веке на стыке трех областей: самой науки, её истории и философии. Философия науки – это область философских исследований, относящихся к науке. Философия науки, анализируя закономерности развития научного знания, обязана учитывать историзм науки. В процессе её развития не только происходит накопление нового знания, но и перестраиваются ранее сложившиеся представления о мире. В наше время изменился и сам характер научной деятельности по сравнению с исследованиями классической эпохи (17-20 вв.). На место науки узких сообществ учёных пришла современная «большая наука» с её почти производственным применением сложных и дорогостоящих приборных комплексов, с резким увеличением количества людей, занятых в научной деятельности и обслуживающих ее; с крупными объединениями специалистов разного профиля, целенаправленным гос. финансированием научных программ.

От эпохи к эпохе прибавляются функции науки в жизни общества: мировоззренческая в 17 в., наука как производительная сила общества в 19 в., социальная функция науки как основы для принятия управленческих решений в 20 в.

Философия науки пытается понять, что такое наука, в чем состоит специфика научного знания и методов науки, как развивается наука и как она получает свои изумительные результаты. Таким образом, философия науки — это не особое философское направление и не философские проблемы естественных или общественных наук, а изучение науки как познавательной деятельности. Иногда философию науки называют методологией научного познания, желая подчеркнуть её внимание к методам науки. Философия науки включается в науковедение — совокупность дисциплин, исследующих те или иные стороны науки.

Предметом философии науки являются общие закономерности и тенденции научного познания как особой деятельности по производству научных знаний, взятых в их развитии и исторически изменяющемся социокультурном контексте (Стёпин).

Долгое время в философии науки в качестве образца для исследования структуры и динамики познания выбиралась математика. Но в этой науке отсутствует ярко выраженный слой эмпирических знаний, поэтому с конца 19 в. философия науки все больше ориентируется на анализ естественнонаучного знания.

Представители философии науки могут ориентироваться на различные философские направления и в своих исследованиях опираться на разные научные дисциплины и особенности их возникновения и развития. Они часто могут приходить к выработке сильно отличающихся представлений о науке. Это находит выражение в факте существования в философии науки множества различных методологических концепций — теорий науки, дающих систематизированные и логически согласованные ответы на указанные выше вопросы.

В конце XIX — начале XX вв. широкой известностью пользовались методологические идеи, сформулированные австрийским физиком и философом Э. Махом, французским математиком А. Пуанкаре. Однако первая целостная концепция науки была создана, по-видимому, логическим позитивизмом. Она не была вставлена в раму философской концепции, как это было у Маха, и не сливалась с самой наукой, как это было у Пуанкаре. И она пользовалась почти всеобщим признанием в течение 30-ти лет. Во второй половине XX в. выступили со своими методологическими концепциями К. Поппер, Т. Кун, и многие другие философы и учёные. Концепция логического позитивизма создавалась под сильнейшим влиянием современной формальной (математической) логики, её средств и методов. Научное знание отождествлялось с выражающим его языком и основным средством исследования у логических позитивистов был логический анализ языка науки. С помощью логического анализа они надеялись очистить язык науки от псевдонаучных выражений и придать ему ту строгость и точность, которые были достигнуты в математике и логике. Однако все попытки логических позитивистов втиснуть науку в ложе узких логических схем потерпели крушение. В конечном итоге эта методологическая концепция выродилась в решение специальных задач, возникающих в ходе логико-семантического анализа научных терминов и предложений.

Расширение и изменение проблематики философии науки часто связывается с деятельностью К. Поппера, который основной задачей своей методологической концепции сделал анализ развития научного знания с конца 40-х годов. Сфера представителей философии науки постепенно начинает смещаться от проблем анализа структуры и языка науки к проблемам её развития. Это вызвало пробуждение широкого интереса к истории науки. В свою очередь, обращение методологов к истории тотчас обнаружило узость и жёсткость формальных методологических предписаний, как логических позитивистов, так и самого Поппера.

Осознанием того факта, что методологические построения нужно соотносить с историей науки и что не только логико-философские принципы, но также и история науки может служить источником методологических проблем и их решений, философия науки обязана работам, выступивших в конце 50-х годов, Т. Куна и И. Лакатоса. Именно эти два исследователя чётко поставили вопрос о соотношении методологии науки и её истории. Они же в очень большой степени способствовали ослаблению методологических стандартов научности и рациональности, стремясь привести эти стандарты в соответствие с реальной практикой науки. В методологических концепциях Куна и Лакатоса метафизика уже не отделяется от науки, а становится её существенной частью.

Обращение философии науки к истории науки было обусловлено, как мне представляется, существенным изменением её проблематики, происшедшим приблизительно на рубеже 50-х—60-х годов. Если в предшествующий период внимание методологов — как неопозитивисткого направления, так и их критиков — в основном было направлено на обсуждение и решение проблем, связанных с анализом структуры научного знания, процедур проверки и подтверждения теорий, то с начала 60-х годов центральными вопросами в философии науки становятся вопросы, возникающие при описании развития знания. Обсуждение и решение этих вопросов потребовало привлечения исторического материала. Обращение к реальной истории развития научных идей дало мощный стимул к развитию самой философии науки. Происходит быстрое ослабление и смягчение жестких методологических стандартов и норм, замена их более мягкими и слабыми. В конечном итоге, этот процесс привёл к отказу от каких-либо универсальных стандартов научности, рациональности и т.п. Одновременно изменялось отношение к метафизике (философии в традиционном смысле): неопозитивисты объявили метафизику бессмыслицей, затем ей вернули осмысленность и даже признали её плодотворное влияние на развитие науки; в конечном итоге пришли к отрицанию каких-либо границ между наукой и философией.

Наука и власть

Научная деятельность не может протекать в отрыве от социально-политических процессов. Наука не только энергоемкое, но в огромной степени и финансово затратное предприятие. Она требует огромных капиталовложений и не всегда является прибыльной.

Прикладные науки, обслуживая производство, могут надеяться на долю в распределении его финансовых ресурсов, при этом фундаментальные науки напрямую связаны с объемом бюджетного финансирования и наличием тех планов и программ, которые утверждены государственными структурами.

Весьма злободневной является проблема предотвращения негативных последствий применения новейших технологий. Реализация текущего экономического интереса в рамках рыночной модели хозяйствования делает инновационные проекты весьма конфликтными, основанными на противоестественных решениях, не учитывающих возможности окружающей среды. Поэтому для современного этапа развития экономики и производства весьма актуальны требования государственного регулирования технологических разработок.

С точки зрения некоторых ученых, сама наука обладает властными функциями и может функционировать как форма власти, господства и контроля. Однако в реальной практике власть либо курирует науку, либо диктует ей свои властные приоритеты. Существуют такие понятия, как национальная наука, престиж государства, крепкая оборона. Понятие «власть» тесно связано с понятием государства и его идеологии. С точки зрения государства и власти наука должна служить делу просвещения, делать открытия и предоставлять перспективы для экономического роста и развития благосостояния народа.

Вместе с тем наука имеет специфические цели и задачи, ученые придерживаются объективных позиций. При этом следует учитывать различие фундаментальных и прикладных наук, и если фундаментальные науки в целом направлены на изучение универсума, то прикладные должны решать те цели, которые ставит перед ним производственный процесс, способствовать изменению объектов в нужном для него направлении. Их автономия и независимость значительно снижена по сравнению с фундаментальными науками, которые требуют огромных капиталовложений и отдача от которых возможна лишь через несколько десятилетий. Отсюда возникает проблема определения наиболее приоритетных сфер государственного финансирования.

Современное состояние науки вызывает необходимость государственного регулирования темпов и последствий научно-технического развития, прикладных инженерных и технологических приложений и их гуманитарного контроля. Когда же наука ориентируется на идеологические принципы того или иного типа государства, она превращается в лженауку.

Отношения науки и экономики всегда представляли собой большую проблему. Наука не только энергоемкое предприятие, но и в огромной степени финансово затратное.

Для спектра проблем, связанных с соотношением экономики и науки, важно подчеркнуть, что негативные последствия технократического развития (угроза ядерной и экологической катастроф, сциентизированное мировоззрение, последствия зомбирования и мн. др.) подразделяются на природогенные и телеогенные. К первым причисляют те, которые возникают в природных процессах, но являются отрицательными результатами технократического давления, нарушающего природное равновесие, например, землетрясения, наводнения, снегопады, сход лавин и пр. Ко вторым относят явления, генерируемые человеко-машинными, техническими системами и имеющие тесную связь с ошибками в расчетах, планировании, проектировании. Это нарушение норм сейсмостойкости, строительство на затопляемой территории, сброс вод в водохранилище и последующее за этим наводнение.

Пропорция и гармония

Числовые пропорции, или соразмерности, пифагорейцы называли также гармониями. Еще Пифагор, как утверждают многие свидетельства, открыл связь числовых соотношений с музыкальной гармонией. Он обнаружил, что при определенных соотношениях длин струн последние издают приятный (гармонический) звук, а при других — неприятный (диссонанс).

«Пифагор открыл, что если заставить последовательно звучать целую струну, половину её, две трети и три четверти, то получим основной тон, октаву его, квинту и, наконец, кварту. Таким образом, отношения, даваемые длиной струны, будут для октавы 1: 2, дня квинты 2: 3 и для кварты 3: 4. Эти числа представляют прогрессию, в которой 4 термина и 3 интервала. Сумма терминов равна 10, а три последовательных интервала. 2, 3/2, 4/2, 4/3, согласно чудесному открытию Пифагора, суть интервалы октавы, квинты и кварты».

Гармония и число обнаруживаются пифагорейцами не только в музыке. Пифагорейцы на основании чисел составляли представление о расположении небесных светил; в движении небесных тел они видели ещё одно подтверждение своего тезиса, что все в мире устроено «в соответствии с числом». Аналогия между числовыми соотношениями в музыке и в астрономии породила характерное для пифагорейцев представление о «гармонии сфер».

Открытие несоизмеримости

Можно допустить, что пифагорейцы обнаружили несоизмеримость при попытке либо арифметически определить такую дробь, квадрат которой равен 2 (т. е. арифметически вычислить сторону квадрата, площадь которого равна 2); либо геометрически при отыскании обшей меры стороны и диагонали квадрата; либо, наконец, в теории музыки, пытаясь разделить октану пополам, т. е. найти среднее геометрическое между 1 и 2. В любом случае задача предстала перед ними в виде отыскания величины, квадрат которой равен 2.

Видимо, последствием открытия иррациональности было усиление тенденции к геометризации математики; появилось стремление геометрически выразить отношения, которые, как оказалось, невыразимы с помощью арифметического числа.

(из «Истории греческой философии» Гайденко)

В конце VI в Кротоне сложилась, по-видимому, первая (из известных в истории человечества научно-философско-религиозно-политическая школа — Пифагорейский союз. C конца VI в. до середины IV в. до н.э. и оказал громадное влияние на развитие древнегреческой культуры, науки, философии.

Основное мировоззренческое положение (которое принадле­жит, очевидно, Пифагору) — «все есть число». Ранние пифагорейцы воспринимали число как божественное начало, сущность мира, а в исследованиях числовых отношений видели средство спасения души, некий религиозный ритуал, очищающий человека и сближаю­щий его с богами. Это философско-религиозное учение о том, что «мир есть число», ускоряло перевод математики из области практи­чески-прикладной, вычислительной в сферу теоретическую, в систе­му понятий, логически связанных между собой процедурой доказа­тельства. Мир целостен, гармоничен, в нем все взаимосвязано.

В то же время «мир есть число», значит, все числа связаны между собой, а занятия математикой позволят эти связи установить, прояснить их логическими доказательствами. Кто изучит и поймет божественные числовые отношения, тот сам станет божественным (подобно Пифа­гору), а его душа перестанет переселяться в другие существа (реин­карнация) и возвысится до абсолютного блаженства. Основные направления математических исследований раннего Пи­фагорейского союза:

· доказательства тех положений, которые были получены в еги­петской и вавилонской математике (включая и «теорему Пифа­гора»);

· разработка теории пропорций, музыкальной теории (важней­шие гармонические интервалы могут быть получены при помо­щи отношений чисел 1, 2, 3 и 4);

· разработка теории чисел.

В теории чисел пифагорейцами была проведена большая работа типологии натуральных чисел. Пифагорейцы делили их на классы.

В эту эпоху стали также известны формулы суммирования простейших арифметических прогрессий, Рассматривались также вопросы делимости чисел. Введены арифметическая, геометрическая и гармоническая пропорции, а также различные средние: арифметическое, геометрическое, гармоническое.

Важнейшим событием в истории пифагореизма было открытие несоизмеримости диагонали и стороны квадрата, равной единице (современным математическим языком √ 2). Это открытие имело не только чисто научное, математическое, но и большое мировоззренческое значение. Философский смысл его состоял в крахе общей идеи гармоничности, цельности, стройности, пропорциональности, измеримости, организованности Космоса. Под сомнением оказалась сама идея о том, что «мир есть число».

Для решения проблемы несоизмеримости надо было иметь четкое представление о следующих вещах: является ли неограниченной продолжительность процесса нахождения общей меры; как выразить бесконечную малость последней; как выразить то, что она должна содержаться бесконечное число раз в сравниваемых величинах.

Теоретически были возможны два выхода. Первый связан с обоб­щением понятия числа и включением в него более широкого класса математических величин (как рациональных, так и иррациональ­ных). По этому пути математика пойдет много позже, в эпоху Возрож­дения.

Второй путь — геометризация математики, т.е. решение чисто алгебраических задач с использованием геометрических образов (геометрическая алгебра позволяет выражать как рациональные, так и иррациональные отрезки). Поскольку совокупность геометричес­ких величин (например, отрезков) более полна, чем множество раци­ональных чисел, постольку такое исчисление можно построить в геометрической форме. Так возникла геометрическая алгебра.

Методы геометрической алгебры имели принципиальные огра­ниченности: они позволяли определить только один, положитель­ный корень квадратного уравнения; средствами построения были циркуль и линейка; объектами построения были геометрические об­разы размерности не выше второй; уравнения степени выше третьей в геометрической алгебре древних просто невозможны.

Пифагорейцы первыми в Древней Греции научились распознавать в небесном своде планеты, отличать их от звезд (в то время распознавали лишь пять планет). Им же принадлежит идея гармонии «небесных сфер». Представители пифагорейской школы сформулировали идею гелиоцентризма, которую впоследствии развивал Аристарх Самосский.

Всемирно-историческая заслуга пифагореизма — в осмыслении и утверждении категории количества. Мир не является многообразием качественно различных предметов, вещей, за таким качественным многообразием лежит количественное единство вещей. Каждая вещь и ее свойства имеют определенную меру, степень роста, изменчивости, насыщенности своих качеств. Мера изменчивости определенного качества и есть его количество. Каждая определенная вещь есть некоторое единство качества и количества. Нельзя постичь вещь в ее сущности и в ее целостности без выявления количественных характеристик вещи, а они постигаются математикой.

Платон и пифагореизм

В своем учении о едином и многом Платон оказывается пифагорейцем. Он возвращается к пифагорейскому учению о том, что все существующее есть единство предела и беспредельного. В отличие от пифагорейцев, для которых положение о числе как единстве предела и беспредельного возникло в докритической ситуации и еще не прошло через огонь зеноновской и протагоровской критики, Платон возвращается к этому положению уже на основе преодоления критической рефлексии как элеатов, так и софистов.

Число как идеальное образование

В отличие от пифагорейцев, у которых не существовало различия чисел и вещей, Платон такое различие устанавливает. число — это идеальное образование, его нельзя воспринять чувственно, а можно только мыслить. В чувственном мире невозможно найти «единицу, которая ничем не отличалась бы от другой — любой предмет чувственного мира, любая чувственная «единица» отличается от другого предмета, от другой «единицы».

Важным моментом в платоновском обосновании числа как чисто мыслительного образования является положение о принципиальной неделимости единицы — неделимости логической, поскольку сама единица теперь мыслится как логическое начало. Единица неделима, ибо она есть единое, а единое неделимо по определению. Единица, согласно концепции Платона, рождает множество, но и само множество имеет своим логическим условием единицу: ведь если нет единого, то нет и многого, поскольку многое — это множество единиц. Единицу нельзя разлепить на том самом основании, которое Платон с предельной четкостью сформулировал в заключительных словах к диалогу «Парменид»: «Если единое не существует, то ничего не существует».

Платон различает геометрические фигуры, как они представлены на чертеже, и «фигуры сами по себе», т. е. такие, которые «можно видеть лишь мысленным взором». Видимо, последние как раз и есть те «математические вещи», которые, по свидетельству Аристотеля. Платон отличает от чисел и которые он считает промежуточными, помещая их между миром идеального и чувственным миром.

«Математические объекты», стало быть, - это те образования, которыми оперирует не арифметика, имеющая дело с числами, а геометрия, это фигуры: окружности, треугольники, четырехугольники - и их элементы: радиусы, углы, диагонали, биссектрисы и т.д., т. е. линии и плоскости, по-разному сконструированные. К математическим Платон относит и «объекты» стереометрии: шар, куб, тетраэдр, икосаэдр и др.

Категории

Сущность — это первая из десяти категорий Аристотеля.

«Сущностью, о которой бывает < идёт> речь главным образом, прежде всего и чаще всего является та, которая не сказывается ни о каком подлежащем и не находится ни и каком подлежащем, как, например, отдельный человек или отдельная лошадь. А вторичными сущностями называются те, в которых, как видах, заключаются сущности, называемые < так> в первую очередь, как эти виды, так и обнимающие их роды; так, например, определенный человек заключается, как в виде, в человеке, а родом для < этого> вида является живое существо. Поэтому здесь мы и говорим о вторичных сущностях, например это — человек и живое существо».

Главное же, важное для нас в аристотелевском определении сущности — это то, что сама сущность ни о нем не сказывается (и ни в чем не находится), на этом определении основано и деление Аристотелем сущностей на «первичные» и «вторичные». Вторичные сущности — это те, которые сказываются о первичных, а первичные - те, которые уже ни о чем не сказываются.

Все остальные категории — качества, количества, отношения, места, времени, положения, обладания, действия, страдания — сказываются о сущностях — первичных или вторичных.

«Единое» согласно Аристотелю, является мерой. С помощью единого предмет может быть измерен (соотнесен с мерой), или же один предмет соотнесен с другим (с помощью общей обоим меры).

Проблема единого

Кузанец видит в Платоне мыслителя, создавшего понятие «единого» - центральное понятие также и у Кузанца. Неоплатоническая традиция сказалась также и в учении Кузанца о «тайнах числа», и в его стремлении разъяснять важнейшие принципы философии и теологии с помощью математических аналогий. Чтобы пояснить, как соотносятся между собой бог, разум, душа и тело, - эти «четыре единства», как их называет Кузанец, он прибегает к аналогии с понятиями точки, линии, плоскости и объема.

В своем определении понятия единого Кузанец существенно отходит от Платона и неоплатоников. В самом деле, в рамках традиции Платона и неоплатоников единое характеризуется через противоположность иному, не единому. Кузанец, напротив, с самого начала заявляет, что «единому ничто не противоположно». Отсюда совершенно логично вытекает, что «единое есть всё». Из утверждения, что единое не имеет противоположности, следует большой важности вывод о том, что единое тождественно бесконечному, абсолютный минимум — абсолютному максимуму. «Божество есть бесконечное единство», - говорит Кузанец, отождествляя тем самым то, что пифагорейцы, Платон и неоплатоники противопоставляли как крайние противоположности: самотождественное и иное.

Чтобы сделать более наглядным принцип совпадения противоположностей — максимума и минимума, Кузанец обращается к математике, указывая, что при увеличении радиуса круга до бесконечности окружность превращается в бесконечную прямую. У такого максимального круга диаметр становится тождественным окружности, более того, с окружностью совпадает не только диаметр, но и сам центр, а тем самым оказываются совпавшими точка (минимум) и бесконечная прямая (максимум).

Место понятия единого у Кузанца теперь занимает понятие актуальной бесконечности, которое есть, собственно, продукт совмещения противоположностей - единого и беспредельного.

Кузанец оказал сильное влияние на развитие научного мышления XVI-XVII вв., и не столько как математик или естествоиспытатель, сколько как философ. Его сочинения во многом подготовили теоретическую почву, на которой позднее произросла новая математика.

(из «Истории греческой философии» Гайденко)

Бесконечное как мера.

Роль меры, какую у греков играло неделимое (единица), у Кузанца выполняет бесконечное — теперь на него возложена функция быть мерой. Николай Кузанский понимает, что с этим переосмыслением понятия меры в его мышление входит парадокс, но как раз парадокс в виде принципа совпадения противоположностей уже объявлен Кузанцем верховным началом философии. Кузанец называет абсолютный максимум «всеобщим пределом», хорошо понимая при этом, что он употребляет слово «предел» в переносном смысле, даже более того - как оксюморон.

Как видим, отождествление единого с бесконечным - это акция, далеко не безразличная для развития научного знания, поскольку она касается философских оснований науки. Для того, кто в этом пункте согласится с Кузанцем, арифметика уже не будет самой точной среди наук, как это полагали Платон, Аристотель, Евклид, Архимед. Высказывание типа 2 + 3 = 5 есть, согласно Кузанцу, лишь приблизительное знание. А не может ли столь же парадоксальным путем быть доказано, что знание, прежде считавшееся только приблизительным, на самом деле является точным?

Пойдем теперь дальше. В области геометрии, как показывает Николай, дело обстоит так же, как и в арифметике. Различение рациональных и иррациональных отношений, на котором держалась геометрия древних греков, Кузанец объявляет имеющим силу только для рассудка. Только для рассудка, согласно Николаю, существуют иррациональные отношения, ибо рассудок не в состоянии постигнуть совпадение противоположностей.

Кузанец отлично понимает, что введенный им принцип совпадения противоположностей — единого и бесконечного, минимума и максимума — отменяет, если говорить строго, математическую науку, как, впрочем, и вообще все точное знание в том смысле, как его трактовали античность и средние века. Согласно Кузанцу, аксиомы, так же как и базирующиеся на них доказательства, являются тем «забором», с помощью которого рассудок заботливо отгородил свою территорию от тех противоречий, которые могли бы взорвать все возводимое им здание науки.

Намерения Николая Кузанского радикальны: он не просто ставит под сомнение основательность того фундамента, на котором строились греческая математика и физика, - он убежден, что этот фундамент построен не с помощью высшей способности интеллекта, но с помощью низшей рассудка, а потому подлежит пересмотру. Николай Кузанский вновь возвращает нас к Зенону с его парадоксами бесконечности, с тем, однако, различием, что Зенон видел в парадоксах орудие разрушения (ложного знания), а Кузанец видит в парадоксе средство созидания, с помощью которого можно заново создать фундамент человеческого знания.

С помощью идеи тождества единого и бесконечного и рассмотрения бесконечного как меры Кузанец, таким образом, приводит как бы во взвешенное состояние вообще всю прежнюю математическую науку, а не отдельные ее положения. Начиная с Николая Кузанского, понятие бесконечного начинает сопрягаться с понятием единицы и у самих математиков. Не менее существенным для становления механики и математики XVII в. было также то уравнивание в правах приблизительного и точного знания, которое мы видим у Кузанца, ведь именно Кузанец объявил приблизительным математическое знание, почитавшееся издревле за точное.

" Привативная" бесконечность Вселенной [d]

Если в области арифметики и геометрии бесконечное как мера превращает знание о конечных соотношениях в приблизительное, то в астрономию эта новая мера вносит, кроме того, еще и принцип относительности. Происходит это следующим образом. Так как точное определение размеров и формы мироздания может быть дано лишь через отнесение его к бесконечности, то в нем не могут быть различены центр и окружность. «Из-за необходимого совпадения минимума с максимумом, — пишет Николай, — такой центр мира совпадает с внешней окружностью. Значит, у мира нет и внешней окружности. В самом деле, если бы он имел центр, то имел бы и внешнюю окружность, а тем самым имел бы внутри самого себя свои начало и конец... хотя этот мир не бесконечен, однако его нельзя помыслить и конечным, поскольку у него нет пределов, между которыми он был бы замкнут! ».

Как следует понимать слова Николая о том, что мир не конечен, но и не бесконечен в собственном смысле? Дело в том, что Кузанец различает два вида бесконечного: негативно бесконечное и привативно бесконечное. «Только абсолютный максимум негативно бесконечен, только он есть то, чем может быть во всей потенции. Наоборот, Вселенная, охватывая все, что не есть Бог, не может быть негативно бесконечной, хотя она не имеет предела и тем самым привативно бесконечна».

Негативная бесконечность Бога - это бесконечность актуальная, то, что Кузанец чаще всего называет абсолютным максимумом. Привативная же бесконечность скорее соответствует тому, что мы сегодня называем потенциальной бесконечностью и что в античности предпочитали называть беспредельным. Как разъясняет Николай Кузанский, конечная величина не может стать бесконечной путем постепенного возрастания. Вот такого рода конечностью, могущей возрастать без предела, но никогда не могущей превратиться в актуальную бесконечность, Кузанец считает Вселенную. Таким образом, согласно учению Николая Кузанского, Земля не может быть центром мира, поскольку, во-первых, у Вселенной нет никакого центра, а во-вторых, вообще не может быть такой совершенной сферы, чтобы все точки ее периферии были одинаково удалены от центра. Отсюда следует немаловажный вывод, меняющий очень многое в средневековом мировоззрении: Земля ничем принципиально не отличается от других небесных тел - она не находится в центре мира, не является неподвижной, а значит, объективно нет никакого «верха» и «низа», положение небесных тел относительно и, стало быть, Землю можно считать таким же небесным телом, как Солнце или Луну.

(из «Истории новоевропейской философии» Гайденко)

Техника как идеал для науки

Для Бэкона нет не только никакого сомнения в том, что технические изобретения ни в чем не уступают по своей ценности и общественной значимости науке, как знанию теоретическому, но он глубоко убеждён в том, что техника превосходит науку и является для неё образцом. И дело тут не только в том, что назначение технических изобретений и усовершенствований с самого начала практическое, но и в том, что благодаря своей изначально практической ориентации техника представляет собой такую область деятельности, которая на протяжении многих веков прогрессивно развивается, обогащаясь все новыми и новыми приращениями, в то время как наука в основном, по мнению Бэкона, вращается в кругу, если даже не просто топчется на одном месте.

План создания истории науки и техники

Бэкону принадлежит идея, получившая впоследствии - главным образом уже в XVIII в. - свою реализацию: о необходимости создания истории науки и истории искусств, под которой Бэкон понимает главным образом историю технических изобретений и открытий, трактуемых им очень широко - как историю преобразования природы человеческой деятельностью. Бэкон предлагает традиционное деление истории на естественную и гражданскую: " в естественной истории рассматриваются явления и факты природы, в гражданской - деятельность людей". Термин " история" означает, как и в эпоху античности, " описание" - описание природных явлений и процессов - как обычных, так и редких и поражающих своей странностью. Итак, естественная история делится, согласно Бэкону, на три области: во-первых, обычных явлений, во-вторых, - явлений исключительных и, в-третьих, - " историю искусств, которую мы обычно называем также механической и экспериментальной историей".

Теория движения Галилея

Средневековая физика при рассмотрении движения исходила из двух фундаментальных принципов перипатетической кинематики:

  • всякое движение предполагает двигатель (omne quod movetur, ab aliquo movetur);
  • любое тело оказывает сопротивление движению, это сопротивление должно быть преодолено, чтобы началось движение, и постоянно преодолеваемо, чтобы движение продолжалось (resistentia est causa successionis in motu - сопротивление есть причина последовательности в движении).

Первое положение означает, что всякое движение нуждается для своего возникновения и сохранения в постоянно действующей силе. Второе положение по существу сводится к аристотелевскому тезису о невозможности движения в пустоте: там, где движущемуся телу не оказывалось бы никакого сопротивления, имело бы место не движение как последовательное изменение пространственного положения тела, протекающее во времени (motus), а мгновенное изменение (mutatio), происходящее вне времени, или, что то же самое, с бесконечной скоростью. Движение мыслится Аристотелем как изменение состояния тела, а покой - как неизменность этого состояния. Движение и покой здесь - не относительные понятия, какими они стали в механике нового времени как раз благодаря Галилею, а понятия, так сказать, абсолютные: движется ли тело или покоится, это определялось не через отношение его к любому другому телу или системе тел, которые онтологически равноправны с первым, а по отношению к абсолютным точкам отсчета: центру и периферии космоса, т.е. абсолютному " низу" и " верху".

Поскольку нас интересует та трансформация фундаментальных понятий физики, которую произвел Галилей, мы вкратце охарактеризуем физику импетуса, как она сложилась к его времени.

Представителем физики импетуса был непосредственный предшественник Галилея Дж. Бенедетти, работа которого " Различные математические и физические рассуждения" была издана в Турине в 1585 г., как раз в то время, когда формировались научные интересы молодого Галилея.


Поделиться:



Популярное:

Последнее изменение этой страницы: 2016-06-05; Просмотров: 1653; Нарушение авторского права страницы


lektsia.com 2007 - 2024 год. Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав! (0.072 с.)
Главная | Случайная страница | Обратная связь