III. НАТУРАЛИСТИЧЕСКОЕ НАПРАВЛЕНИЕ В ЯЗЫКОЗНАНИИ (А. ШЛЕЙХЕР)

⇐ ПредыдущаяСтр 3 из 19Следующая ⇒

Развитие натуралистического направления связано с именем Августа Шлейхера (1821 — 1868) — выдающегося представителя языкознания XIX в., научная деятельность которого характеризуется широтой и многообразием интересов.

Начав с конкретных исследований в области сравнительной грамматики и изучения отдельных, в частности балто-славянских, языков (в 1852 г. он опубликовал «Морфологию церковнославянского языка», а в 1855 — 1857 гг. — «Руководство по изучению литовского языка»), А. Шлейхер в 1861 г. выпустил первое издание своего главного и систематизирующего большой материал труда «Компендий сравнительной грамматики индоевропейских языков», который оказал большое влияние на последующее развитие языкознания. К этой работе примыкает опубликованная в 1869 г. «Индоевропейская хрестоматия», содержащая образцы и краткие описания исследуемых в «Компендии» языков (к этой работе А. Шлейхер привлек и своих учеников).

С наибольшей отчетливостью натуралистические воззрения А. Шлейхера отражены в двух его поздних работах — «Теория Дарвина и наука о языке», 1863 (в 1864 г. вышел русский перевод этой работы) и «Значение языка для естественной истории человека», 1865. Наиболее полно общетеоретические взгляды А. Шлейхера изложены в книге «Немецкий язык». (Первое издание вышло в 1860 г., второе, переработанное и расширенное, в 1869 г.) В этой — по мысли автора — популярной книге подробно развиваются общие принципы изучения языка в связи с приложением их к немецкому языку (точнее — германским языкам), а также высказывается (хотя и в неразвернутом виде) ряд мыслей, перекликающихся с теми проблемами, которые в дальнейшем оказались в центре внимания лингвистов (например, о фонетическом законе, об аналогии, о системном характере языка и пр.).

Рассматривая язык как естественный организм, подчиняющийся тем же закономерностям функционирования и развития, что и прочие создания природы, А. Шлейхер стремился применить точные методы, выработанные в естественных науках, к изучению процессов развития языков и к их классификации. Идя по этому направлению, он пытался определить строгие и устойчивые законы развития звукосочетаний отдельных индоевропейских языков и установить всеобщие законы, приложимые ко всем языкам.

Целью своего основного труда — «Компендия» — А. Шлейхер ставил, опираясь на вскрытые законы, восстановление индоевропейского языка и прослеживание его развития в каждом из его разветвлений. При этом основной упор он делал на фонетическую сторону изучаемых языков, а затем

уже на их морфологическую структуру. Результаты своих исследований в области отношений языков Друг к другу и определения последовательности процессов их формирования он представил в виде родословного дерева развития индоевропейских языков. Он был настолько уверен в своих реконструкциях, что даже написал басню на «индоевропейском» языке.

«Шлейхер реконструировал общий язык, определил его существенные черты и эволюцию; он был неправ, видя в этой эволюции только упадок, он не сумел всегда быть верным принципу закономерности, который он теоретически признавал, но метод, им примененный, сделался с тех пор методом всех лингвистов и подчинил себе все последующее развитие науки» (А. Мейе).

Биологическая концепция языка, помимо А. Шлейхера, в той или иной степени и с рядом видоизменений находит свое отражение и в работах других (хотя и немногочисленных) языковедов: Морица Раппа («Физиология языка», 1840, и «Сравнительная грамматика, как естественная наука», 1852), Макса Мюллера («Лекции по науке о языке», 1861; русский перевод под названием «Наука о языке» вышел в 1865 г.), а также частично В. Д. Уитни («Жизнь и рост языка», 1875; русский перевод под тем же названием начал печататься в журнале «Филологические записки» в 1885 г., вып. IV, но остался незаконченным).

ЛИТЕРАТУРА

Б. Дельбрюк, Введение в изучение языка, Петербург, 1904. Опубликовано в «Трудах Петербургского университета» совместно с работой С. Булича «Очерк истории языкознания в России».

В. Томсен, История языковедения до конца XIX века, Учпедгиз, М., 1938.

А. В. Десницкая, Вопросы изучения родства индоевропейских языков, изд. АН СССР, М. — Л., 1955.

А. Мейе, Введение в сравнительное изучение индоевропейских языков (приложение: «Очерк развития сравнительной грамматики»), ОГИЗ, М., 1938.

А. С. Чикобава, Проблема языка как предмета языкознания, Учпедгиз, М., 1959.

III. НАТУРАЛИСТИЧЕСКОЕ НАПРАВЛЕНИЕ В ЯЗЫКОЗНАНИИ (А. ШЛЕЙХЕР)

Л. ШЛЕЙХЕР КОМПЕНДИЙ СРАВНИТЕЛЬНОЙ ГРАММАТИКИ ИНДОЕВРОПЕЙСКИХ ЯЗЫКОВ¹(ПРЕДИСЛОВИЕ)

Грамматика составляет часть языкознания, или глоттики². Эта последняя есть часть естественной истории человека. Ее метод в основном — метод естественных наук вообще; он состоит из точного наблюдения над объектом и выводов, которые устанавливаются на основе наблюдения. Одной из главных задач глоттики является установление и описание языковых родов или языковых семейств, т. е. языков, происходящих от одного и того же праязыка, и классификация этих родов по естественной системе. Относительно немногие языковые семейства точно исследованы на сегодня, так что разрешение этой главной задачи глоттики — дело будущего.

Грамматикой мы называем научное рассмотрение и описание звуков, форм, функций слова и его частей, а также строения предложения. Грамматика, следовательно, состоит из учения о звуках, или фонологии, учения о формах, или морфологии, учения о функциях, или учения о значениях и отношениях, и синтаксиса. Предметом изучения грамматики может быть язык вообще, или определенный язык, или группа языков: общая грамматика и частная грамматика. В большинстве случаев она изучает язык в процессе его становления и, следовательно, должна исследовать и описать жизнь языка в ее законах. Если она занимается исключительно только этим и, следовательно, имеет своим предметом описание жизни языка, то ее называют исторической грамматикой или историей языка; правильнее было бы именовать ее учением о жизни языка³ (о жизни звуков, форм, функций, предложений), которое в свою очередь может быть как общим, так и более или менее частным.

Грамматика индоевропейских языков есть, следовательно, частная грамматика. Так как она, далее, рассматривает эти языки

¹ A. Sсhlеiсhеr, Compendium der vergleichenden Grammatik der indogermanischen Sprachen, Weimar, 1876.

² Это отличное слово, которое решительно надо предпочесть неудачно образованной «лингвистике», создано не мною. Я обязан им местной университетской библиотеке, где оно уже давно употребляется.

³ Языки живут, как все естественные организмы; они, правда, не поступают, как люди, и не имеют истории, в соответствии с чем слово «жизнь» мы употребляем в более узком и буквальном смысле.

в процессе становления и исходит из их более или менее древних состояний, то ее правильнее было бы назвать частной исторической грамматикой индоевропейских языков.

Примечание 1. Вошло в обычай именовать сравнительной грамматикой не только описательную грамматику, но также и грамматику, по возможности объясняющую языковые формы и поэтому, как правило, не ограничивающуюся отдельным языком.

Примечание 2. Настоящий труд охватывает только две стороны, доступные научному рассмотрению при изучении языка, — звуки и формы. Функции и строение предложения индоевропейских языков мы еще не в состоянии обработать в такой же степени научно, как это оказалось возможным в отношении более внешних и более доступных сторон языка — его звуков и форм.

Невозможно установить общий праязык для всех языков, скорее всего существовало множество праязыков. Это с очевидностью явствует из сравнительного рассмотрения ныне еще живущих языков. Так как языки все более и более исчезают и новые при этом не возникают, то следует предположить, что первоначально было больше языков, чем ныне. В соответствии с этим и количество праязыков было, по-видимому, несравненно большим, чем это можно полагать на основе еще живущих языков.

Жизнь языка (обычно именуемая историей языка) распадается на два периода.

1. Развитие языка — доисторический период. Вместе с человеком развивается язык, т. е. звуковое выражение мысли. Даже простейшие языки есть результат постепенного процесса становления. Все высшие формы языка возникли из более простых: агглютинирующие из изолирующих, флективные из агглютинирующих.

2. Распад языка в отношении звуков и форм причем одновременно происходят значительные изменения в функциях и строении предложения — исторический период. Переход от первого периода ко второму осуществляется постепенно. Установление законов, по которым языки изменяются в течение их жизни, представляет одну из основных задач глоттики, так как без познания их невозможно понимание форм языков, в особенности ныне живущих.

Посредством различного развития в разных областях своего распространения один и тот же язык распадается на несколько языков (диалектов, говоров¹) в течение второго периода, начало которого, однако, также выходит за пределы исторических свидетельств. Этот процесс дифференциации может повторяться многократно.

Все это происходит в жизни языка постепенно в течение дли-

¹ Различия говора, диалекта и языка с определенностью невозможно установить,

тельного времени, так как все совершающиеся в жизни языка изменения развиваются постепенно.

Языки, возникшие первыми из праязыка, мы называем языками-основами; почти каждый из них дифференцируется в языки, а языки могут далее распадаться на диалекты и диалекты — на поддиалекты.

Все языки, происходящие из одного праязыка, образуют языковой род, или языковое дерево, которое затем делится на языковые семьи, или языковые ветви.

Индоевропейскими языками называют определенную группу языков Азии и Европы, которые обнаруживают настолько тождественные и отличающиеся от всех прочих языков свойства, что происхождение их от одного общего праязыка не вызывает сомнений.

В результате неравномерного развития в различных областях своего распространения индоевропейский язык разделился на две части. Сначала выделилcя cлaво-гepмaнcкий (который позднее расчленился на германский и славо-литовский); оставшаяся часть праязыка — арио-греко-итало-кельтский — разделилась на греко-итало-кельтский и арийский, из которых первый расчленился на (албано-)греческий и итало-кельтский, а второй, т. е. арийский, еще долго оставался неразделенным. Позднее славо-литовский, арийский (индо-иранский) и итало-кельтский разделились еще раз. Не исключено, что при некоторых или даже при всех делениях возникало больше языков, чем теперь представляется возможным установить, так как с течением времени некоторые индоевропейские языки могли исчезнуть..

Чем восточнее живет индоевропейский народ, тем более древним остался его язык, и чем западнее, тем менее древних черт и более новообразований содержит он. Отсюда, так же как и из других данных, следует, что славо-германцы первыми начали свои переселения на запад, за ними последовали греко-итало-кельты. Из оставшихся арийцев индийцы направились на юго-восток, а иранцы распространились в юго-западном направлении. В соответствии с этим родину индоевропейцев следует искать на Центрально-Азиатском плоскогорье.

Относительно индийцев, покинувших свою исконную родину последними, мы знаем с абсолютной достоверностью, что они на своей новой родине вытеснили неиндоевропейский народ, из языка которого переняли некоторые черты. Применительно к другим индоевропейским народам это также в высшей степени возможно. Древнейшие деления индоевропейского вплоть до возникновения языков-основ и языковых семейств, образующих родословное дерево, можно проиллюстрировать следующей схемой. Длина линий обозначает на ней длительность периода, а отдаленность их друг от друга — степень родственной близости.

III. НАТУРАЛИСТИЧЕСКОЕ НАПРАВЛЕНИЕ В ЯЗЫКОЗНАНИИ (А. ШЛЕЙХЕР)

НЕМЕЦКИЙ ЯЗЫК¹(ИЗВЛЕЧЕНИЯ)

...Что такое язык? Популярное определение — язык есть мышление, выраженное звуками, — абсолютно правильно. Остановимся на этом на некоторое время.

Язык есть звуковое выражение мысли, проявляющийся в звуках процесс мышления. Чувства, восприятия, волеизъявление язык прямо не выражает; язык — не непосредственное выражение чувства и воли, но только мысли. Если необходимо через посредство языка выразить чувства и волю, то это можно сделать только опосредствованным путем, и именно в форме мысли. Непосредственное выражение чувств и восприятия, так же как воли и желания, осуществляется не через язык, но через естественные звуки — крики, смех, а также через звуковые жесты и подлинные междометия, как, например, о! эй! пет! ш-ш! и др. Эти звуки, выражающие чувство и волю непосредственно, — не слова, не элементы языка, но приближающиеся к животным крикам звуковые жесты, которые мы употребляем наряду с языком. Они в большей степени свойственны инстинктивному человеку (ребенку, необразованному или охваченному болезненными чувствами и аффектами человеку), нежели человеку образованному и находящемуся в спокойных условиях культурных форм жизни. Эти звуки не имеют ни функции, ни форм слова, они находятся ниже языка. Язык имеет своей задачей создать звуковой образ представле-

¹ A. Schleicher, Die Deutsche Sprache, 2. verbesserte und vermehrte Auflage, Stuttgart, 1869.

ний, понятий и существующих между ними отношений, он воплощает в звуках процесс мышления. Звуковое отображение мысли может быть более или менее полным; оно может ограничиться неясными намеками, но вместе с тем язык посредством имеющихся в его распоряжении точных и подвижных звуков может с фотографической точностью отобразить тончайшие нюансы мыслительного процесса. Язык, однако, никогда не может обойтись без одного элемента, именно звукового выражения понятия и представления; звуковое выражение обоих явлений образует обязательную сторону языка. Меняться или даже совершенно отсутствовать может только звуковое выражение отношения; это меняющаяся и способная на бесконечные градации сторона языка.

Представления и понятия, поскольку они получают звуковое выражение, называют значением. Функции звука состоят, следовательно, в значении и отношении.

Звуки и звуковые комплексы, функцией которых является выражение значения, мы называем корнями.

Значение и отношение, совместно получившие звуковое выражение, образуют слово. Слова в свою очередь составляют язык. В соответствии с этим сущность слова, а тем самым и языка заключается в звуковом выражении значения и отношения. Сущность каждого языка в отдельности обусловливается способом, каким значение и отношение получают звуковое выражение.

Кроме звучания, кроме звуковой материи, применяемой для выражения значения и отношения (функций), и кроме функций, мы должны выделить еще третий элемент в природе языка. То многообразие [способов соединения слов], которое мы отметили, частично основывается не на звуке и не на функциях, а на отсутствии или наличии выражения отношений и на том положении, которое занимают относительно друг друга выражение значения и выражение отношения. Эту сторону языка мы называем его формой. Мы должны, следовательно, в языке, а затем и в слове выделять три элемента. Точнее говоря, сущность слова, а тем самым и всего языка определяется тремя моментами: звуком, формой и функцией.

Для определения родства языков, объединяемых в языковые роды, решающим является не их форма, а языковая материя, из которой строятся языки. Если два или несколько языков употребляют для выражения значения и отношения настолько близкие звуки, что мысль о случайном совпадении оказывается совершенно неправомерной, и если, далее, совпадения проходят через весь язык и обладают таким характером, что их нельзя объяснить заимствованием слов, то подобного рода тождественные языки, несомненно, происходят из общего языка-основы, они являются

родственными. Верным критерием родства является прежде всего происходящее в каждом языке особым образом изменение общей с другими языками звуковой материи, посредством которой он отделяется как особый язык от других языков. Эту свойственную каждому языку и диалекту форму проявления общей для родственных языков звуковой материи мы называем характерными звуковыми законами данного языка. Ниже будет показано, что языки находятся в беспрерывном изменении и что эти изменения не равномерны для всей области языка. Посредством подобного неравномерного изменения в различных областях языка из языка-основы с течением времени возникает несколько языков, которые позднее развиваются еще в некоторое количество языков или диалектов и т. д. Все возникшие таким образом языки, которые хотя и через множество поколений, но в конечном счете можно свести к единому языку-основе, образуют языковой род, или, как обычно говорят, единое языковое дерево; относящиеся к нему языки являются родственными. В пределах подобных языковых родов мы часто можем выделить языковые семейства, а в этих последних — отдельные языки, распадающиеся затем на диалекты, говоры и т. д.

В действительности, конечно, развитие происходит не так регулярно; отдельные языки, развиваются по-разному. Одни имеют более многочисленные и частые деления, чем другие, и т. д.

Несомненно, далее, что не каждое языковое дерево состоит из обильно членящегося рода; члены этого последнего могут в процессе исторического развития исчезать, что в большинстве случаев происходит в результате того, что народы принимают другие языки. Так, например, в настоящее время от баскского языкового дерева сохранилась только одна ветвь, распадающаяся, правда, на несколько диалектов, и мы не знаем ни одного другого языка, который обнаруживал бы родственные связи с ним. Языковой род, таким образом, может быть представлен одним индивидуумом в силу того, что другие вымерли, или же потому, что они еще не были обнаружены нами.

Нет ни одного случая, чтобы все ранние ступени развития языкового организма, образующего языковой род, оставили после себя письменные памятники; часто оказывается, следовательно, необходимым восстанавливать на основе доступных нам более поздних форм существовавшие в прошлом формы языка-основы семейства или же праязыка всего рода. Метод восстановления подсказывается нам жизнью языка и, в частности, жизнью звуков. Мы познаем законы, по которым происходит изменение языка, на основе наблюдений над языками, развитие которых мы можем проследить в исторический период на протяжении столетий и даже тысячелетий. Применяя установленные таким путем законы изменения языков, мы,, продлеваем историю языков в доисторические времена.

Если два или несколько членов языкового дерева обнаружи-

вают значительные сходства, мы делаем логический вывод, что они уже как самостоятельные члены недавно отделились друг от друга. Это дает нам даже критерий, с помощью которого можно установить последовательность происходивших в доисторические времена языковых делений.

Языковые роды находятся в процессе постоянного становления, своим происхождением они обязаны закону развития, проявляющемуся в жизни языков. Это приводит нас к новому аспекту, который языки предоставляют наблюдению, именно к рассмотрению их жизни, их становления, расцвета и исчезновения, — короче говоря, к рассмотрению истории их развития.

Все языки, которые мы прослеживаем на протяжении длительного времени, дают основания для заключения, что они находятся в постоянном и беспрерывном изменении. Языки, эти образованные из звуковой материи природные организмы, притом самые высшие из всех, проявляют свои свойства природного организма не только в том, что все они классифицируются на роды, виды, подвиды и т. д., но и в том, что их рост происходит по определенным законам.

Но какого же рода этот рост языкового организма и как протекает жизнь языка?

Возникновение и становление языка мы никогда не можем наблюдать непосредственно; историю развития языка можно установить только посредством разложения образовавшегося языкового организма.

Этот вывод мы могли бы, несомненно, сделать и в связи с тем обстоятельством, что историческое существование народа без языка невозможно, что историческая жизнь предполагает существование языка, что человек, когда его разум связывается со звуком, целью своей бессознательной духовной деятельности имеет язык, а будучи духовно свободным и желая самоутвердиться, может использовать язык только как средство выражения своей духовной деятельности. Образование языка и история — чередующиеся деятельности человека, два способа проявления его сущности, которые никогда не осуществляются одновременно и из которых первое всегда предшествует второй.

Можно даже объективно доказать, что история и развитие языка находятся в обратных отношениях друг к другу. Чем богаче и сложнее история, тем скорее происходит распад языка, и чем беднее, медленнее и устойчивее первая, тем более верным себе остается язык.

Как только народ вступает в историю, образование языка прекращается. Язык застывает на той ступени, на какой его застает этот процесс, но с течением времени язык все более теряет свою звуковую целостность. Некоторые народы развивают свои языки

в доисторический период до высоких форм, другие ограничиваются более простыми языковыми образованиями. В образовании языка и в истории (охватывающих всю совокупность духовного развития) проявляется сущность человека, и каждой народности в частности. Этот особый в каждом отдельном случае способ проявления называют национальностью. Тот же разум, который в своей связанности со звуком образует язык, в своей свободной деятельности обусловливает историческое развитие. Поэтому между языком и историей народа наблюдается непременная связь...

Жизнь языка распадается прежде всего, следовательно, на два совершенно отдельных периода: история развития языка (доисторический период) и история распада языковых форм (исторический период).

Тем самым жизнь языка не отличается существенно от жизни всех других живых организмов — растений и животных. Как и эти последние, он имеет период роста от простейших структур к более сложным формам и период старения, в который языки все более и более отдаляются от достигнутой наивысшей степени развития и их формы терпят ущерб. Естествоиспытатели называют это обратной метаморфозой.

Где развиваются люди, там возникает и язык; первоначально, очевидно, это были только звуковые рефлексы полученных от внешнего мира впечатлений, т. е. отражение внешнего мира в мышлении, так как мышление и язык столь же тождественны, как содержание и форма. Существа, которые не мыслят, не люди; становление человека начинается, следовательно, с возникновения языка, и обратно — с человеком возникает язык. Звуки языка, т. е. звуковые образы представлений, полученных мыслительным органом посредством чувств и понятий, образованных в этом органе, у различных людей были различны, но, по-видимому, в основном однородны, а у людей, живущих в одинаковых условиях, тождественны. И в позднейшей жизни языка обнаруживается аналогичное явление: в основном одинаковые и живущие в одних и тех же условиях люди изменяют свой язык тождественным образом, следуя внутреннему неосознанному стимулу. Поэтому в высшей степени возможно, что как позднее у целых народов изменения языка происходили в основном однородным образом, так и в доисторическое время образование простейших звуков, наделенных значением, осуществлялось среди общавшихся друг с другом индивидуумов идентичными путями.

Почему у разных людей проявляются различия, почему не все люди развивают в своей среде один и тот же язык — на эти вопросы должна нам дать ответ антропология. Относительно различия языков мы знаем только то, что уже в звуках первых языков обнаруживаются большие различия. Эти различия проявляются, однако, не только в звуках, но основываются прежде всего на том, что с

самого начала в языках существуют различные потенции развития; одни языки обладают большей способностью к более высокому развитию, чем другие, хотя первоначально форма всех языков должна быть одинаковой. Подобным образом происходит развитие органической жизни вообще. Первичные клеточки, например, различных животных в семени совершенно одинаковы по форме и материи; точно так же и лучший ботаник не сможет отличить семена простейшей астры от семян роскошной гигантской астры, и тем не менее в этих, казалось бы, абсолютно одинаковых объектах содержится все будущее и особое развитие. Это же имеет место и в царстве языков.

Так же как развитие языков, их распад происходит по определенным законам, которые мы устанавливаем на основе наблюдения над языками, прослеживаемыми на протяжении столетий и тысячелетий. Таких языков, конечно, немного, так как приниматься во внимание могут только языки народов, вошедших в качестве культурных в историю в очень раннее время. Впрочем, полученный из немногих примеров историко-языковедческий материал настолько богат, что его вполне достает, чтобы получить отчетливое представление о процессе языковых изменений во второй период жизни языка. На основе этих данных мы в состоянии делать историко-языковедческие предположения и относительно тех языков, жизненное развитие которых мы не имели возможности наблюдать в течение длительного времени. Часто в их формах мы усматриваем более поздние стадии развития и посредством известных нам законов с уверенностью восстанавливаем формы, предшествующие фиксированным. Мы реконструируем более или менее ранние жизненные эпохи языков, возводя фактически известную нам позднюю форму к более древней. Говоря образно, достаточно знать нижнее течение потока, чтобы не только установить, что он имеет верхнее течение или источник, но и выявить характер этого источника.

Ясно, что в результате отпадения конечных звуков, т. е. той части слова, где большинство языков сосредоточивает словообразующие органы, или, что то же, элементы, выражающие грамматические отношения, форма языков значительно изменяется.

Впрочем, уже в более древние языковые периоды, в то время, когда звуки еще устойчивы, ощущается действие силы, которая враждебно воздействует на многообразие форм и ограничивает ее все более и более самым необходимым. Это — выравнивание хотя и обоснованных в своем своеобразии, но менее употребительных в языке форм применительно к более употребительным и потому находящим в языковом чувстве более сильную опору, иными словами, аналогия. Стремление к удобной унификации, к трактовке возможно большего количества слов единообразным способом и все более затухающее чувство значения и первичности свое-

образных явлений — все это привело к тому, что позднейшие языки обладают меньшим количеством форм, чем более ранние, и строение языков с течением времени все больше упрощается. Старое богатство форм отбрасывается, как ненужный балласт. Следовательно, в то время как в поздние периоды жизни языков многообразие звуков увеличивается, языки теряют древнее обилие грамматических форм.

Но почему ранее богатство форм не было балластом?.. В более ранние периоды жизни от распада языки удерживало чувство функций отдельных элементов слова; как только это чувство ослабевает, выветриваются и сглаживаются четко отграниченные формы слова и утверждается стремление освободиться от того, что уже не воспринимается как нечто значимое...

Чувство функций слова и его частей мы назовем языковым чувством. Языковое чувство, таким образом, — добрый дух языковых форм; в такой же степени, в какой он затухает с тем, чтобы затем исчезнуть, происходит звуковая порча слова. Языковое чувство и целостность звуковой формы стоят, следовательно, в прямых отношениях друг к другу, а языковое чувство и звуковые законы, аналогия, упрощение языковых форм — в обратных отношениях.

По отсутствию фонетических законов, действующих без исключения, вполне ясно заметно, что наш письменный язык не есть наречие, живущее в устах народа, или спокойное, беспрепятственное дальнейшее развитие более древней формы языка. Наши народные говоры обычно представляются научному наблюдению как выше стоящие по развитию языка, более закономерные организмы, чем письменный язык.

III. НАТУРАЛИСТИЧЕСКОЕ НАПРАВЛЕНИЕ В ЯЗЫКОЗНАНИИ (А. ШЛЕЙХЕР)

ТЕОРИЯ ДАРВИНА В ПРИМЕНЕНИИ К НАУКЕ О ЯЗЫКЕ публичное послание доктору Эрнсту Геккелю, э. о. профессору зоологии и директору зоологического музея при иенском университете¹(ИЗВЛЕЧЕНИЯ)

...Законы, установленные Дарвином для видов животных и растений, применимы, по крайней мере в главных чертах своих, и к организмам языков. Изложение этого применения составляет прямую задачу этих строк, и мы приступим к нему теперь, показав вообще, что все наблюдательные науки настоящего времени, к которым принадлежит и наука о языке, имеют одну общую черту, обусловленную известным философским воззрением.

Обратимся к книге Дарвина и посмотрим, что в языкознании аналогично со взглядами, изложенными Дарвином.

¹ Спб., 1864. Переводчик не указан. Оригинал опубликован в 1863 г.

Прежде всего вспомним, что разделения и подразделения в области языков в сущности того же рода, как и вообще в царстве естественных организмов, но что выражения, употребляемые лингвистами для обозначения этой классификации, отличны от тех, которые встречаются у натуралистов. Прошу иметь это постоянно в виду, так как это принимается во всем следующем. То, что естествоиспытатели назвали бы родом, у глоттиков именуется... племенем; роды, более сродственные между собою, называются иногда семействами одного племени языков. Сознаюсь, впрочем, что при определении родов исследователи языка столь же не согласны между собою, как зоологи и ботаники; к этому характеристическому обстоятельству, повторяющемуся во всех степенях специфицирования, я еще возвращусь впоследствии. Виды одного рода у нас называются языками какого-либо племени; подвиды — у нас диалекты или наречия известного языка; разновидностям соответствуют местные говоры или второстепенные наречия; наконец, отдельным особям — образ выражения отдельных людей, говорящих на известных языках. Известно, что отдельные особи одного вида не бывают совершенно сходны между собою, и это относится в равной степени и к особям языка; даже образ выражения отдельных людей, говорящих на одном и том же языке, всегда имеет более или менее резкий индивидуальный оттенок.

Что же касается установленной Дарвином изменчивости видов, которая если только она не однородна неравномерна у всех особей содействует возникновению из одной формы многих новых (процесс, разумеется, беспрерывно повторяющийся), то в отношении к организмам языка эта способность уже давно признана. Те языки, которые, по выражению ботаников и зоологов, следовало бы обозначить видами одного рода, мы считаем за детей одного общего основного языка, из которого они произошли путем постепенного изменения. Из племен языков, нам хорошо известных, мы точно так же составляем родословные, как это старался сделать Дарвин для видов растений и животных. Уже никто более не сомневается в том, что все племя индоевропейских языков: индийский, иранский (персидский, армянский и др.), греческий, италийский (латинский, оскский, умбрийский, со всеми детьми первого), кельтский, славянский, литовский, германский, или немецкий, языки, т. е. племя, состоящее из множества видов, подвидов и разновидностей, получило свое начало из одной отдельной основной формы — индогерманского первобытного языка; то же самое прилагается к языкам семитического племени, к которому, как известно, принадлежат еврейский, сирийский и халдейский, арабский и др., как вообще ко всем племенам языков.

Относительно происхождения новых форм из прежних в области языка можно делать наблюдения легче и в большем размере, чем в области организмов растений и животных. Дело в том, что мы, лингвисты, на этот раз имеем преимущество перед прочими естествоиспытателями. Мы действительно в состоянии доказать, что

многие языки разветвились на различные языки, наречия и т. д. Некоторые языки и семейства языков можно проследить более чем в течение двух тысячелетий, так как до нас дошла через письмена в сущности верная картина их прежних форм. Это можно сказать, например, о латинском. Нам известны как древнелатинский, так и романские языки, происшедшие из него посредством разрознения и постороннего влияния, вы сказали бы — путем скрещивания; нам известен древнейший индийский, известны происшедшие прямо из него языки и, далее, происходящие от этих языки новоиндийские. Таким образом, мы имеем твердую и верную основу для наблюдения. То, что нам положительно известно о языках, сделавшихся доступными нашим наблюдениям в течение столь долгих периодов времени потому, что народы, ими говорившие, к счастью, оставили письменные памятники из сравнительно раннего времени, мы имеем право распространять и на другие племена языков, у которых недостает подобных памятников их прежних форм. Таким образом, мы знаем из прямых наблюдений, что языки изменяются, пока они живут, и данными для этих наблюдений мы обязаны только письменности.

Если бы письменность не была изобретена доныне, то языкоиспытателям, вероятно, никогда бы не пришло в голову, что языки, как, например, русский, немецкий и французский, происходят от одного и того же языка; они, может быть, не догадались бы предположить общее происхождение для каких-либо языков, хотя и находящихся в самом близком сродстве, и вообще допустить, что язык изменяется. Без письменности наше положение было бы еще более затруднительным, чем положение ботаников и зоологов, которые имеют по крайней мере образчики прежних образований и научные объекты которых вообще легче наблюдаемы, нежели языки. Но теперь у нас более материала для наблюдения, чем у других естествоиспытателей, и оттого мы раньше пришли к той мысли, что виды не первозданны. Кроме того, изменения в языках, может быть, совершились быстрее, чем в царствах животных и растительном, так что зоологи и ботаники находились бы с нами в равно благоприятных условиях разве только в том случае, если бы дошли до нас целые ряды так называемых допотопных форм, хотя бы лишь некоторых родов, в совершенно уцелевших экземплярах, т. е. с кожею и волосами или с листьями, цветком и плодом. Впрочем, различие относительно материала для наблюдений между царством языка и царством животных и растений, как уже сказано, только количественное, а не качественное, ибо, как известно, некоторая степень изменчивости животных и растений есть также дознанный факт.

Все более организованные языки, как, например, праотец индогерманского племени, нам совершенно известный, очевидно, показывают своим строением, что они произошли посредством постепенного развития из более простых форм. Строение всех языков ука-

зывает на то, что их древнейшая форма в сущности была та же, которая сохранилась в некоторых языках простейшего строения (например, в китайском). Одним словом, то, из чего все языки ведут свое начало, были осмысленные звуки, простые звуковые обозначения впечатлений, представлений, понятий, которые могли быть употребляемы различным образом, т. е. играть роль той или другой грамматической формы, без существования особых звуковых форм, так сказать, органов для этих различных отправлений. В этом наидревнейшем периоде жизни языков в звуковом отношении нет ни глаголов, ни имен, ни спряжений, ни склонений и т. д.

Употребляя форму уподобления, я могу назвать корни простыми клеточками языка, у которых для грамматических функций, каковы имя, глагол и т. д., нет еще особых органов и у которых самые эти функции (грамматические отношения) столь же мало различны, как, например, у одноклеточных организмов или в зародышевом пузырьке высших живых существ дыхание и пищеварение.

⇐ Предыдущая 1 234 5 6 7 8 9 10 Следующая ⇒